Текст книги "Повести. Первая навигация. Следы ветра"

Автор книги: Николай Омельченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

12. Свет в окне

Нет, наверное, такой темноты, к которой не привыкли бы глаза человека. Она была густа, как деготь, эта темнота, густа и мокра от все еще непрекращающегося дождя.

Они шли, наталкиваясь на кусты и деревья, до крови исцарапывая лицо, проваливаясь в какие-то ямки, которых вовсе не замечали вчера ни днем, ни вечером. Но вот они все же стали различать отдельные деревья, вернее их контуры, и заросли кустов, те были темнее самой темноты.

– Туда ли идем? – засомневался Борис.

– По-моему, туда, – неуверенно ответил Генка, продираясь сквозь густой кустарник.

Они остановились, прислушиваясь, и по усилившемуся шуму дождя (тут казалось, будто он лил на асфальт, даже раздавалось легкое потрескивание) ребята поняли, что перед ними река. Несмотря на стрекот дождя и журчанье, они ее различали, а потом, всмотревшись, увидели, а может, скорее почувствовали ее шуршащее движение. Осторожно подошли. На той, невидимой стороне реки было всегда полно рыболовов, туристов, горели костры. Сегодня дождь прогнал всех. Вдруг, чуть-чуть слева, где-то далеко-далеко ребята заметили крохотный, как далекая звезда, огонек. Он то мигал, пропадая, то появлялся снова.

– Это в селе, – сказал Генка, – значит, кто-то не спит еще, хорошим ориентиром нам будет…

– А мы там ни в какой овраг не свалимся?

– Нет, там луг, а потом поле, оно ровное. Мы с братеником как-то ходили туда. И аптеку я видел…

– А кто же ночью в ней?

– Найдем, домой сходим.

– А ты знаешь, где он живет?

– Кто он?

– Аптекарь…

– А может, это не он, а она, – засмеялся Генка.

– Может.

– Увидим. Раздевайся.

Они сняли с себя одежду, свернули ее в узелки. Дождь сразу же холодными струями набросился на них.

– Ух, вот это душ, – бочком, как бы боясь свалиться с обрыва, стал продвигаться к реке первым Генка. Борис шел следом. Генка чувствовал на своем плече его горячее дыхание. Ступили в воду. Какой теплой она показалась! Они даже постояли в ней некоторое время, согреваясь, наслаждаясь этим нежданным теплом.

А потом, держа в одной руке узелки, поплыли на боку, меняли руки – странно, уставала не та рука, которой они гребли, а та, в которой держали одежду.

– Что-то долго нет берега, – тяжело дыша, говорил Борис, – вроде бы и не широко здесь…

– Может, мы уже к городу подплываем, нич-ч-ч-чего не видно, – сказал Генка.

– Я плохо плаваю, – хриплым от усталости голосом выговорил Борис.

– Ничего, ничего, уже скоро, держись, Борька!

Борька и сам знал, что надо держаться, но уставала уже не только та рука, в которой он держал одежду, но, самое страшное, и та, которой он греб. Он переложил в нее одежду, но тут же почувствовал, что уже обе руки занемели, словно отнялись.

– Не могу больше, Ге-е-нка! – с отчаянием выдохнул он.

– Бери одежду в зубы! – выкрикнул Генка, подплыл к нему, они столкнулись. – Переворачивайся на спину.

– Не умею на спине…

Генка, барахтаясь, он тоже сильно устал, схватил Борькину одежду зубами и вновь, уже сквозь стиснутые зубы, промычал:

– Нырни, под водой будет легче.

Борька послушался, слегка притонул, руки его расслабились, и тут же почувствовал, что под водой и действительно стало вроде бы легче, этот короткий миг отдыха, когда он не греб, а просто расслабился, придал как бы новых сил. Он резко толкнулся о воду ногами, вытянув вперед руки, и снова поплыл. И тут же ощутил дно первым: у него ноги были длиннее Генкиных. Вслед за ним стал на дно и Генка. Пошатываясь, они вышли из воды, взобрались на берег и, не сговариваясь, трусцой побежали на огонек. Дождь уже не казался таким холодным, хотя они и не надевали рубашек, бежали, держа узелки с одеждой под мышкой. Луг был ровен, и ступням было приятно ощущение бархатистой мягкости травы, а от холодящей дождевой воды, напитавшей землю, ноги вовсе не мерзли, лишь казались более легкими и совсем не ощущали колючек.

Но лишь только началось поле, ребята сразу же почувствовали под ногами что-то жгуче колючее и решили надеть кеды.

– Это стерня, – сказал Генка. – Когда мы с братеником сюда приходили, тут росла пшеница. И тропинка была в ней через все поле к селу. Все время вправо и вправо, почти к самой аптеке.

– Найдешь ты сейчас эту твою тропинку, – сердито сказал Борис. – Давай уж лучше не вправо, а влево, вон на тот огонек…

Шуршал по земле дождь, шуршала под ногами, сминаемая кедами, стерня, она теперь уже не казалась колючей, а мягкой, податливо ломкой, по ней, так же, как и по лугу, сейчас идти было очень приятно. Залаяли собаки, откуда-то сладко потянуло запахом сена, коровьим молочным душком, и стало вдруг как-то сразу же уютно, словно ребята уже пришли домой и не будут никого и ничего в этой кромешной тьме разыскивать, идти назад под дождем, переплывать снова реку.

Они наткнулись на плетень, пошли вдоль него.

Так они шли до тех пор, пока не почувствовали, что плетень кончился и под руками образовалась пустота. Вошли осторожно в нее. Под ногами вязко зачавкало.

– Грязь! – обрадованно воскликнул Генка. – Значит – дорога!

– По этим дорогам тут можно бродить до утра. Куда тут сунешься, когда во всех хатах темно.

– На огонек! – дурашливо засмеялся Генка. – Мы бы могли, конечно, в любую хату постучаться и спросить, где аптека, но зачем же будить людей. Еще кто-нибудь по шее даст, как говорит мой братеник.

А огонек по-прежнему мигал слева, звал к себе. Единственный огонек на все село.

Ребята прошли одну улицу, другую, и огонек все увеличивался, приближался.

Наконец они уже ясно увидели, что свет этот в окне небольшого кирпичного дома. Торопливо двинувшись к нему, они чуть было не уткнулись лбами в забор, поискали калитку, она не была заперта.

Прислушались, нет ли собак. Генка даже подразнил их, полаяв:

– Гав, гав, гав!

Со двора ему не ответили, лишь в соседнем затявкала собачонка да где-то в невидимом курятнике закудахтала потревоженная Генкиным гавканьем курица.

– Ну что, проверено? Мин нет? Пошли, – почему-то шепотом сказал Генка.

Когда они подходили к дому, увидели, что в окне скользнула женская тень.

– Еще не спят, – тоже шепотом говорил Борис, – может, тут тоже кто-нибудь заболел или даже умер?

– А может, наоборот – родился! – засмеялся Генка.

Дверь дома оказалась с другой стороны, они обошли и увидели застекленную веранду, дверь ее была открыта, а над входом горела небольшая лампочка.

– Как будто нас ждали, – подмигнув Борису, уже не шепотом, а громко, наверное, для смелости, сказал Генка и шагнул на ступеньку крыльца. Остановился, покашлял.

– Ты что, уже вернулся? Чего сегодня так рано? – донесся из комнаты женский голос.

Генка и Борис переглянулись, не зная, что ответить и как начать разговор. Их тут явно не ждали. Потом Борис, догадавшись первым, показал жестом, что надо мол вначале одеться, неудобно представать перед хозяйкой дома в таком виде. Но не успели они натянуть и по штанине, как в дверях, ведущих на веранду, появилась женщина, ойкнула от неожиданности, и на лице ее на миг промелькнул то ли страх, то ли недоумение.

Затем она, видимо, овладела собой, поправила на голове платочек и выпалила скороговоркой:

– Вы чьи же это такие будете, а?

– Мы с острова, – поспешно натянув и другую штанину, смущенно ответил Генка.

– С какого еще острова?

– Что напротив села.

– А чего голые, как сюда попали?

– Сначала плыли, а потом пешком, – уже надев брюки, заговорил Борис. – Один огонек на все село, вот мы на него и пришли…

– Ничего не пойму… Зачем пришли? И чего вы ночью, в такую погоду, когда хороший хозяин и собаку во двор не выгонит, шастаете по дворам?

– Мы не по дворам, мы только к вам, – сказал Генка.

– Да кто же все-таки вы, и как вас сюда занесло? – продолжала удивляться женщина, уже подступая к ним ближе.

– Аптеку ищем, нам нужны лекарства…

– У нас заболела Зоя, девочка, которая с нами в походе, – вставил Борис.

– И вот мы… – Генка, видимо, вспомнил что-то смешное, прыснул, но под строгим взглядом все еще недоумевающей женщины тут же осекся, посмотрел на Бориса, как бы ища у него помощи.

Тот уже было приготовился подробно все объяснять, но женщина остановила его сердитым повелительным жестом и попыталась все досказать за них сама:

– Значит, вы из города? Пошли в поход, у вас заболела Зоя, и вы ищете аптеку, чтобы купить лекарства?

При слове «купить» ребята уныло переглянулись, вспомнив, что у них даже не было денег.

– Правильно я все поняла? – спросила женщина.

– Правильно, – в один голос сказали Генка и Борис.

Женщина сокрушенно и сердито покачала головой.

– Ох, не я ваша мать, и носит же вас…

– Она очень больна, у нее высокая температура, и мы очень торопимся, – сказал Генка. – Покажите нам, где живет кто-нибудь из аптеки, пожалуйста…

– А где ваша Зоя?

– На острове.

– Одну под дождем оставили?

– Не одну и не под дождем, – ответил Борис. – Она в домике…

– А как же вы перебрались сюда?

– Вплавь, – сказал Генка.

– Ну, за это вы молодцы. А аптекарша живет очень далеко, в соседнем селе…

– Так что же нам делать? – как-то просяще посмотрел на женщину Генка. – Она очень больна, и мы боимся…

– Все поняла, – прервала его женщина. – Я тоже очень спешу, у меня в полчетвертого утра дойка начинается, а до стана три километра, а то б пошла с вами. Там лодка у Кияшкиной ямы… – Женщина задумалась, хмуро глядя на них. – Да вы все равно ее не найдете, и ключи у мужа, а он на тракторе, только на рассвете придет… – Она снова с пристальной задумчивостью смотрела на них, видимо, раздумывая, что же предпринять. У женщины было усталое, все в мелких и, как теперь казалось, лучащихся добрым светом морщинах лицо.

Генке и Борису даже немножко неловко стало от этих ее жалеющих глаз, от того, что, вздыхая и покачивая головой, она думала и ничего не могла придумать.

– Ну, добре, – наконец сказала она. – Если сюда добрались вплавь, значит, и обратно сумеете?

– Запросто, – облегченно вздохнул Генка.

– Ну, проходите в хату…

Не дожидаясь, пока они последуют за ней, она поспешно ушла в комнату. Некоторое время там что-то шуршало, звенели какие-то склянки.

– У вас есть там хоть на чем согреть воду и есть в чем? – донесся из комнаты ее голос.

– Есть, есть, – ответили Генка и Борис.

Она вернулась с целлофановым кульком, высыпала его содержимое на столик в углу веранды и стала объяснять:

– Это вот аспирин, то анальгин, дадите сразу же две полных таблетки, потом через три часа еще, а это… – Она подняла над столиком пузырек с какой-то желтоватой жидкостью, – настой из спирта и трав. Им надо будет растереть ноги, грудь и спину, среди вас там девочки, кроме нее, есть?

Ребята кивнули.

– Так вот, пусть они ее и разотрут. Хорошенько, и укроют ее потеплее.

Женщина снова бросила все это в кулек, потом достала из шкафчика над столиком банку с вареньем.

– А это малина. Заставьте ее съесть с горячим чаем не меньше, чем полбанки, понятно?

Генка снова прыснул своим противным смехом.

– Да она и банку запросто уничтожит!

– Ну, банку-то она не одолеет, – улыбнувшись, засомневалась женщина. – Остальное можете доесть вы, вам тоже надо будет согреться, да и за труд вам полагается. А вообще, вы молодцы!..

Ребятам даже показалось, что женщина на миг посмотрела на них ласково, хотя в глазах все еще стыла та же жалостливость, с которой она их встретила.

– А теперь бегом, чтоб дома лазарет вам не устроили. Бегом, дождь перестал. Мне тоже придется бежать!

13. Банка малинового варенья

Назад на остров они добрались благополучно и, как им показалось, гораздо быстрее, чем добирались до села.

Дождь уже перестал, и лишь изредка поднявшийся предутренний ветерок словно наскребал где-то в невидимых облаках остатки мелких, но ледяно холодных капель и бросал ими в ребят, заставляя их поеживаться, поглядывать на невидимое небо и ускорять шаг, а то и переходить на бег.

Еще в селе, выходя из гостеприимной хаты, они увидели огонек своего домика на острове, он был хорошим ориентиром: ребята все время, не сворачивая, так и шли на него.

Переплыли реку.

Теперь, когда ребята хорошо согрелись, переходя и перебегая поле и луг, вода в реке показалась им гораздо холоднее, чем в прошлый раз.

Но кусты царапались и стегали своими ветвями и колючками точно так же, как и час тому назад, и ямки на пути попадались те же самые.

Роман, Наташа и Зойка так крепко спали, что не слышали, как Генка и Борис вошли в домик.

Роман спал, натянув рубашку на голову, видно, здорово замерз; Наташа и Зойка лежали рядышком, матрац сполз с Зойки и валялся на полу. Обе девочки лежали, свернувшись калачиком.

– Эй вы, сонные тетери, открывайте брату двери! – громко продекламировал Генка.

Роман быстро соскочил со скамьи, Наташа села на кровать, подняла с полу матрац и стала укрывать им Зойку, та открыла глаза.

– Вот, – протянул Наташе кулек Генка и стал торопливо рассказывать о том, как они добирались до села, о доброй женщине и о том, как пользоваться всем, что они принесли. Борис тут же поставил на тумбочку рядом с телефоном банку с малиновым вареньем, он бережно нес ее сам, не доверял Генке.

– Вы просто герои! Шесть лет учусь вместе с вами и не знала, что вы способны на такое, – улыбалась Наташа. – Надо греть воду…

Генка смутился от таких похвал, хмыкнул и почему-то сердито посмотрел на Романа:

– А ну, капитан, бегом за водой и банки у костра нашего подбери, чаевничать будем!

Роман не обиделся, лишь слегка нахмурился, взял банку и вышел из домика.

Зойка тихонько засмеялась, внимательно глядя на Генку и Бориса.

– Ты чего это? – весело насторожился Генка. – Оживаешь, да?

– Нет, смешные вы… Исцарапанные все. Что вы ответите, если завтра учителя в школе спросят, кто это вас так разукрасил?

– Мы ответим, что Зойка не давалась лечить себя, – ответил Генка.

Наташа дала Зойке таблетки, та, давясь, запила их водой и сказала, утирая выступившие на глазах слезы:

– Всю жизнь я ненавижу разные лекарства и пилюли, а эти даже вкусными показались.

– Ладно, хватит тебе поддабриваться, – проворчала Наташа, – сейчас растирать тебя буду. – И к ребятам: – Идите на кухню, растапливайте плиту.

И снова в печке захрустел, затрещал уютный костерик и запахло горьковатым дымком.

Генка и Борис сидели перед печкой на корточках и, наслаждаясь исходившим от печки теплом, прислушивались к постаныванию Зойки и ворчливым словам Наташи:

– Терпи, терпи, чтоб знала, как болеть, вытру из тебя всю хворь, вытру. Да терпи же! Так мне всегда мама говорит…

А Борис спросил у Генки:

– А чего ты, Генка, такой?

– Какой?

– Ну, артист?

– Я? Артист? – прыснул своим смехом Генка.

– Ну, не совсем, конечно, артист, а так, притворяешься артистом…

– Никем я не притворяюсь, – сердито ответил Генка.

– Притворяешься, – настойчиво твердил Борис.

– А чего ты такой жирный? – хитровато покосился на него Генка.

– Я? Жирный? – У Бориса даже глаза расширились от изумления.

– Да, ты – жирный!

– Во даешь! Да худее меня во всей нашей школе мет! – сказал Борис и расхохотался. – Ну, ты мастер выдумывать!

– А ты?

– Что – я?

– Не мастер? Ты выдумываешь, и я выдумываю.

Зойка уже застонала громче.

– Терпи, терпи, – ласковее уговаривала ее Наташа.

– У тебя руки, как клещи, – ныла Зойка.

– А ты потренируйся столько, и у тебя они сильными станут.

– Ой, хватит. Ой Наташенька, ой родная!..

– Наташка, не издевайся над полуживым человеком! – крикнул из кухни Генка.

– А ты там молчи, а то и тебя сейчас начну растирать, – пригрозила Наташа.

Вернулся Роман. К груди он прижимал несколько банок – большую с водой и маленькие, консервные. Ребята сразу же заметили, что все банки были чище, не такие закопченные, и поняли: Роман хоть и торопился, по все же отдраил их песком и водой, чтобы не так перепачкаться. Аккуратность его почему-то рассмешила не только Генку, но и Бориса. Он сказал:

– Роман… когда станет командиром, то даже во время боя будет бриться или еще хуже – зубы чистить!

– Бреются и чистят зубы перед боем, – поучающе сказал Роман.

– Сдаюсь! – поднял одну руку Борис, другой он засовывал в печку хворост.

Роман подал ему банку с водой, Борис пристроил ее в печке. Генка сказал Роману:

– Открой банку с вареньем, ты ведь мастер все открывать без ключа.

Роман повозился с банкой и снова попросил у Бориса ложку. Перевернув банку вниз крышкой и прижав к скамейке, стал орудовать ложкой, как ножом. И как нее, он и это делал с основательностью, сосредоточенно хмурясь и очень серьезно, будто от того, что он делает, зависела жизнь его товарищей.

Открывал он банку долго, до тех пор, пока не закипела вода.

Борис вынул банку из печки, поставил на плиту и сказал со вздохом:

– Эх, не догадалась нам тетенька еще и щепотку чая дать для заварки…

– Ишь, чего захотел… – хмыкнул Генка. – Может, тебе и по кусочку тортика?

– Тортика-то ни к чему, а вот по сухарику бы… не мешало.

– Сказал бы мне, я бы попросил у нее, – произнес Генка.

– Что с того…

– Думаешь, не дала бы?

– Я о другом, я о том, что после драки кулаками не машут.

Генка налил в консервную банку кипятку, положил в нее целых три ложки варенья и понес Зойке.

– Пей, – сказал он. – Малиновое варенье – самое лучшее лекарство от простуды.

– А мне такое лекарство больше всего и нравится, – ответила, поднимаясь, Зойка.

Банка была горячей, Зойка поставила ее к себе на колени, наклонилась, отхлебывала из нее и затем, закидывая голову, глотала, как курица.

Потом ей еще налили и снова положили целых три ложки малинового, оказалось, что эти шесть ложек и составили целых полбанки варенья.

И тут Генка понял, что был не прав, говоря той женщине о слишком большом Зойкином пристрастии к варенью. Больше она не захотела, взмолилась.

– Ой, уже в животе печет, больше не могу. – Она держалась одной рукой за живот, а другой вытирала мокрый лоб.

Наташа тут же уложила ее и снова накрыла матрацом.

– Теперь, Зойка, спать!

– Ой, какой тяжелый матрац, ой, мне жарко!.. – хныкала Зойка.

– Зато выздоровеешь.

Но как больной ни было жарко, как она ни ворочалась, пытаясь хоть немножко сдвинуть с себя матрац, все же скоро заснула. А когда все убедились в этом, выключили в комнате свет, уселись на кухне за столом и стали чаевничать. Варенье делил Борька, накладывая каждому в банку, и один раз даже не выдержал и облизал ложку. Согревшись и не меньше Зойки вспотев, они сидели, отдуваясь, с раскрасневшимися лицами, сонно и осоловело глядя на пустую банку, в которой только что было варенье.

Возможно, они уснули бы, сидя за столом, но Роман, вспомнив, что он капитан, приказал:

– А теперь всем спать!

И они легли. Наташа с Зойкой, Генка и Борис на кровати напротив, а Роман на скамейке в кухне. Легли и мгновенно заснули.

14. Утром

Первым из домика вышел Борис. Он всегда просыпался раньше других и говорил, что и это передалось ему от дедушки.

Потягиваясь и щурясь на всходившее, казалось, совсем близко, на краю острова, между деревьями, солнце, он смотрел и не узнавал ничего вокруг. Деревья, кусты, трава – все сияло ярко лучащимся светом; каждая капля, повисшая на ветке, листочке, травинках, вобрала в себя по целому огромному солнцу. И полоска реки, видневшаяся отсюда, сверкала, как начищенная, и небо переливалось голубым поблескивающим шелком, а воздух был таким чистым, осязаемо свежим, что Борис вдруг чихнул, а затем начал часто и глубоко зевать. Зевал и никак не мог остановиться, зевал до боли в челюстях. Звонко, казалось, на весь мир, тинькали синицы, их тут собралось великое множество, со всех уголков земли, наверное, послетались сюда, чтобы полюбоваться таким прекрасным утром.

За шиворот заполз приятный холодок. Перестав, наконец, зевать, Борис вновь сладко потянулся, поежился и пошел по слегка поскрипывающей росной траве к реке, удивленно поглядывая на все вокруг, так изменившееся после долгой, темной, дождливой ночи.

На том берегу притаились у кустов молчаливые рыболовы, они почти не двигались, лишь иногда перезабрасывали удочки да как бы испуганно поднимали головы, когда посреди реки, далеко от них, вскидывалась, хлестко плеснув по воде, крупная рыба. Вода в реке была такой тихой и гладкой, что от всплеска рыбы до самого берега катились волночки, и от них едва слышно шелестела прибрежная осока.

Но вот волночки покатились покрупнее и как-то не от середины к берегу, а по диагонали реки. Осока закачалась сильнее, и Борис увидел выплывшую из-за поворота реки лодку. В ней было двое – один постарше, парень лет шестнадцати, – на веслах, а второй, видимо, однолеток Бориса, белоголовый, давно не стриженый, чем-то внешне похожий на Генку, сидел на корме.

Лодка резко повернула в сторону острова и пошла к той самой косе, где вечером ребята ловили рыбу.

Сзади послышался шорох кустов, Борис обернулся, к нему подходили Роман и Генка.

– Не за нами ли эта посудинка? – спросил, поеживаясь от утренней прохлады, Генка.

– Вряд ли, но можем попросить, чтобы перевезли, – сказал Роман, – Зойка же больна, она вплавь не может. – Роман помолчал, покосившись на ребят, и выдавил со вздохом: – Да и у меня что-то горло немного… Никогда не болело, а тут…

– Как же так, – хитровато усмехнулся Генка, – плавали через реку и мокли под дождем мы, а горло болит у тебя…

– Я тоже мок, – мрачно сказал Роман и сердито посмотрел на Генку.

– Да будет вам, хоть утром не ссорьтесь, – примиряюще произнес Борис, – такое утро чудесное…

– Ты, может, еще и стихи сочинять начнешь? – покривившись, спросил Генка. – Я помню чудное мгновенье!

В это время лодка пристала к косе.

– Пошли, ребята, – сказал Роман и двинулся вдоль берега.

Ребята молча последовали за ним.

Когда они подошли к косе, половина лодки уже была вытащена на песок, чтобы ее не смыло течением, а те двое возились с чем-то у обрыва.

– Да они же браконьеры!.. – всхлипнув, разразился своим смехом Генка.

Теперь уже и Роман и Борис рассмотрели то, что делали эти двое. Они вытряхивали из сети в ведро рыбу. Заслышав шаги, настороженно обернулись. Старший, круглолицый и, видимо, очень сильный парень, – под расстегнутой нейлоновой курткой угадывались широкие плечи и выпуклая грудь, – неприветливо оглядел ребят, вскинул на плечо мокрую сеть с застрявшими в ней водорослями, взял ведро, пошел к лодке, бросил в нее сеть, поставил ведро и, закурив, молча смотрел то на воду, то на ребят.

И тут они заметили, что кисть руки у него перевязана. А когда ребята увидели в лодке бредень с двумя держаками из березки, даже переглянулись, поняв, кто срубил деревца и чья это кровь была на листьях папоротника.

Младший подошел к ним и спросил:

– Ну, что уставились, что надо?

– Лодку, – почти таинственно прошептал Генка.

Паренек вынул что-то из кармана и, слегка размахнувшись, ударил им о ствол дерева. Раздался уже знакомый ребятам выстрел, запахло серой.

– Так вот оно что… – усмехнулся Роман, всматриваясь в то, что держал в руках паренек. Это был обычный ключ от замка с гвоздем и веревочкой. В ствол ключа набивалась сера от спичек, потом засовывался в него гвоздь, и, когда им ударяли о что-нибудь твердое, спичечная сера взрывалась. – Детские игрушки, мы уже вышли из этого возраста, – продолжал снисходительно усмехаться Роман. – Этим нас не напугаешь.

– Откуда такие храбрые? Как сюда попали?

– Мы из города, – сказал Роман.

– Тоже мне ответ… все из города. Я спрашиваю, как пода без лодки попали?

– На лодке, а лодка развалилась.

Паренек поглядел на Романа, усмехнулся.

– Как это развалилась?

– Очень просто, развалилась и все, – ответил Борис.

– А зачем вы сюда прибыли?

– Просто так, путешествуем, – сказал Генка.

– Ну, так путешествуйте дальше, – угрожающе выдавил белоголовый.

– А зачем же так невежливо? – усмехнулся Роман.

– А что, может, научишь по-другому?

– Мог бы и научить, – спокойно и со своей обычной серьезностью сказал Роман. – Да ссориться нам не к чему…

– Вот еще что, ты, может, командовать вздумаешь, то мигом искупаю…

– Не искупаешь, он боксер, да и мы кое-что умеем, – кривляясь, выступил вперед Генка.

– Смотри, как бы махалки вам не обламали. Витек, ты слыхал? – все же отступив немного назад, обратился белоголовый к старшему.

– Да хватит тебе с ними, – брезгливо, ломающимся баском ответил старший. – Пошли дальше.

– Погодите, – сказал Борис и подошел к лодке. – У нас девчонка заболела, понимаете, очень заболела… Мы и так переплывем, а она не сможет.

Зойка, словно чувствуя, что ребята говорят о ней, появилась вдруг из-за кустов. Ее торопливо догоняла Наташа.

– Так кто из них больная? – спросил Витек.

– Вот она, – взяв Зойку за руку, сказала Наташа.

Зойка улыбнулась, она вовсе не была похожа на больную.

– Вот эта, толстая? – усмехнулся белоголовый. – Да ее и обухом не перешибешь.

– Ну ты, потише, – бросил ему Генка.

– Не надо, ребята, их просить, не надо перед ними унижаться, – сказала Зойка. – Я себя уже хорошо чувствую…

– Зойка врет, – почти выкрикнула Наташа. – У нее еще температура.

– Одну ее перевезите, – просяще повторил Борис, обращаясь к старшему.

– Да ладно уж, можем и всех, – вдруг согласился Витек. – По полтиннику с носа. Идет?

– У нас нет таких денег, – сказал Роман, – у нас только на автобус.

Витек прищурился и, глядя на своего белоголового напарника, протянул жалобно:

– Ты по-о-онял, а? Понял что-нибудь?

– Нет, – покачал тот головой.

– А я понял… у них нет таких денег. Так что же это, дорогие граждане, получается? На автобус у них деньги есть, а на лодку – нет. Значит, там, где колеса крутит мотор, вы деньги платите, а там, где трудится в поте лица человек, работает своими натруженными руками, вы не платите. Отсюда вывод – вы не уважаете людей. Пошли, – кивнул он белоголовому.

– Да какие вы люди? – вдруг не выдержал Роман.

– А вы люди? – обернулся белоголовый. – Человек отличается от ишака тем, что кумекает, думает, – белоголовый постучал себя кулаком по лбу. – Все понятно?

– Увидим, кто еще кумекает! – сказал им вслед Роман.

А Генка вдруг прыснул своим отвратительным смехом, хлопнул Романа по плечу.

– Наконец-то я услыхал слова настоящего капитана! – воскликнул сквозь смех Генка.

– Не кривляйся, ты! – прикрикнула на него Наташа.

Роман сердито уставился на Генку, ища в его словах подвоха. Но Генка вдруг перестал смеяться, обнял ребят и, подталкивая их в спины, повел в кустарник, заговорщицки оглядываясь на хозяев лодки.

Наташа и Зойка поспешили за ними, им тоже очень хотелось услышать, что же такое придумал этот шалопутный Генка, почему он вдруг решил это поведать только мальчишкам, почему секретничал. Но, как оказалось, секретов никаких не было. Генка даже подождал, пока подошли Наташа и Зойка, и заговорил:

– А ларчик-то просто открывался!.. Если мы без позволения хозяев попользовались гостеприимным домиком, почему нам не сделать то же самое с лодкой?

– Правильно, ты, Генка, гений! – сжала кулак Наташа.

– Но, может, это нечестно, в домике не было хозяев, а тут есть, – робко попыталась запротестовать Зойка. – Может, в этом какая-то подлость?

– Противника иногда следует бить его же оружием, – изрек Роман. – Я поддерживаю Генку.

Генка вытянулся в струнку, руки по швам, потом отдал по-военному честь и сказал полушепотом:

– В таком случае, капитан, отдавай команды!

Но прежде, чем командовать, Роман спросил у Наташи и Зойки:

– Свет в домике погасили? Банки вынесли и своего ничего не забыли?

– Даже дверь захлопнули, – ответила Наташа.

– А удочки?

– Вон у кустов лежат, – сказал Генка.

Роман вышел из кустарника, поглядел на берег. Те двое ставили сеть в затоне, метрах в пятидесяти от лодки.

– Кто сядет за весла? – спросил Роман.

– Я, – ответил Борис.

– Первыми в лодку прыгнут девочки. За ними Борис, мы с Генкой столкнем ее в воду. Вопросы есть?

Все молчали, переминались с ноги на ногу, это от волнения. Роман в последний раз посмотрел в сторону Витька и белоголового, которые, все еще ни о чем не подозревая, спокойно ставили сеть, и скомандовал:

– К захвату пиратского судна приготовились! Внимание! Марш!

Наташа и Зойка, пригибаясь у кустов, как и было приказано, бросились к лодке первыми, за ними Борис, а затем Роман и Генка. Они столкнули с косы лодку, и она, слегка осев в воде и качнувшись, вначале поплыла вниз по течению, а потом, когда Борис опустил весла в воду и начал грести, развернулась и пошла к противоположному берегу.

Витек и белоголовый заметили ее, когда та была уже на середине.

– Ах, гады, паразиты! – кричали те, бегая по берегу.

– Так чем отличается человек от ишака? – кривляясь, смеялся Генка.

– Ну, погодите, я вас сейчас догоню! – крикнул Витек и стал снимать свои длинные резиновые сапоги.

– Только подплыви, – крикнул Роман, – соленый вкус весла попробуешь!

– Да он вплавь нас не догонит, куда ему! – нажимая на весла, говорил Борис. – Меня дедушка научил грести…

– Витек, – сказал Генка, – поплывешь за нами, мы тебе маленькую казнь устроим: пойдем по реке, вниз по течению, до самого Черного моря гнаться будешь.

– А, леший с ними, – сказал Витек, натягивая сапоги снова, и ребята услышали, как он добавил тихо и злобно: – За лодкой поплывешь ты, ты же ее прогавил!

Тот что-то непонятное пробурчал в ответ, помахал ребятам кулаком и стал нехотя раздеваться.

Лодка, сминая камыши, упруго ткнулась в берег. Ребята вышли из нее и, не сговариваясь, помахали и тому, что на острове, и тому, который уже плыл к этому берегу. Плыл он неуклюже и тяжеловато: все тело его было в воде, и над ней виднелась лишь белая голова, которая сейчас похожа была на клок желтоватой пены.

– Тяжело паренек плывет, дожил до наших лет, а не научился как следует плавать, – посочувствовала Наташа и поглядела на Романа. Роман покраснел и вдруг, когда они уже пошли по лугу, совершенно неожиданно для себя, чувствуя на себе пристальный взгляд Наташи, сказал тихо, чтобы не слышали ребята:

– Я, Наташа, и так не умею…

И внезапно, оттого что сознался, почувствовал какое-то трудно объяснимое облегчение и уже прямо посмотрел Наташе в глаза, ожидая увидеть на ее лице удивление. Но удивления он не увидел. Она так же тихо ответила ему:

– А я это сразу поняла. Вернее, поняла в тот миг, когда ты вместо рюкзака ухватился за борт.

– Я бы не хотел, чтобы знали об этом ребята. Как ты думаешь, они не подозревают?

– Думаю, что нет. Приходи в бассейн, я тебя научу, к лету ты будешь плавать не хуже других…

– Спасибо, – кивнул, слегка вздохнув, Роман.