Текст книги "Повести. Первая навигация. Следы ветра"
Автор книги: Николай Омельченко
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
3. Желтая поляна
Они двинулись вдоль берега в сторону рощицы. Здесь трава была гуще и серебрилась тонкими сеточками паутины; она вместе с мелкими листьями и травинками приставала к ногам, как-то липко и едва слышно потрескивая.
– Там и дров будет больше, и червей сможем накопать, – кивая на рощицу, обнадеживающе говорил Роман.
– А может, и грибы найдутся, – произнес Борис.
– Может, и грибы…
– Ух, как сладко пахнут эти желтые листья, прямо ел бы их, – подобрав горстку узких, опавших с верб листьев, говорил Борис.
– Между прочим, я читал, что опавшие листья даже ни одно животное не ест, – хмыкнул Генка.
– Ты на что намекаешь? – стал угрожающе подступать к нему Борис.
– Сам знаешь на что, – отступая от него в сторону, почти беззвучно захихикал Генка.
– Не трогай его, Боря, – сказала примиряюще Зойка. – Он сказал правду и вовсе не хотел тебя обидеть. Опавшие листья действительно ни одно животное не ест. Дело в том, что перед тем, как лист опадет, из него перекачиваются в дерево все полезные вещества. А остаются лишь вредные. Хлорофилл в нем разрушается, и поэтому мы видим, как проступают красные и желтые красители…
– Ну, это всем известно, – снисходительно сказал Роман.
– А я и не делаю никаких открытий, – смутилась Зойка, – просто говорю то, что есть и что всем известно.
Рощица, оказывается, стояла на островной горушке, и уже на взлобке ее подножья песок исчез, под ногами захрустел ломкий бурьян, а вскоре идти стало и совсем легко – густо опавшая листва хоть и покрывала тут землю плотным ковром, но была твердой. Деревья – большие, с грубыми шишковатыми наростами, а маленькие, тонкостволые, с нежной, зеленовато-пепельной корой, стояли плотно друг к другу, и здесь речной сыростью почему-то пахло сильнее, чем на берегу. А паутина не серебрилась, а казалась грубой и даже какой-то пыльной; неприятно щекоча, она липла к лицу и шее, и Роман, выйдя вперед, сбивал ее палкой.
– Чего мы лезем в эти дебри? – не вытерпел Генка, брезгливо вытирая лицо.
Но лишь только он это сказал, перед ними открылась поляна – вся желтая от солнечного света. И тут же все увидели небольшой дощатый домик, выкрашенный зеленой краской, под цвет листьев пышных плакучих ив, листья которых здесь почему-то еще не опали и почти не пожелтели. Домик прятался между ними, сливаясь с листвой, отчего ребята сразу и не заметили его.
– Жилье! – обрадованно вскричали все вместе.
И тут же увидели и следы когда-то стоявших здесь палаток: небольшие колышки, забитые в землю, а также два потемневших столба и вытоптанный квадрат – волейбольную площадку; на ней, по всей видимости, еще совсем недавно играли.
– Ну вот, робинзонов из нас не вышло, остров обитаем! – как бы с разочарованием сказал Роман и направился к домику.
– Смотри, чтобы там какой-нибудь Шарик-Бобик на тебя не выскочил, – предупредил его Генка.
– Да какой там! – усмехнулась Наташа. – Разве вы не видите, что дом давно покинут?
Теперь это поняли и остальные: окна были накрест забиты досками.
Они подходили к домику. Тут сразу же наткнулись на небольшую ямку, набитую пустыми консервными банками, кульками от молока и пустыми бутылками из-под ситро. Над ямкой сердито гудели тощие осы.
– Тут пировали разбойники! – широко раскрывая глаза и делая страшным лицо, сказал Генка.
– Все пожрали! – с досадой произнес Борис.
– Хотел бы я увидеть хоть одного разбойника, который на пиру пьет ситро, – скептически заметил Роман.
– Да это же, ребята, для нас целое богатство! – воскликнула Наташа. – В консервных банках можно варить и уху, и грибы!
– А пачек от соли тут случайно не видно? – всматриваясь в ямку, говорил Борис. – В них может остаться хоть по несколько солинок…
– Соль может быть в доме, все порядочные люди оставляют соль, – сказал Роман.
– И конечно же рядом с замком вешают ключ для таких неудачных капитанов, как ты, – покосился на Романа Генка.
– Такие капитаны, как я, входят в дом без ключа, – загадочно ответил Роман.
– Без ключа в дом входят воры и взломщики, – с удивлением глядя на Романа, спокойно заметила Наташа.
– Ворами, кажется, называются те, кто что-нибудь похищает, ворует, – хмурясь, сказал Роман, – а мы ничего трогать не будем, все оставим, как было, лишь временно попользуемся жилплощадью и то лишь в случае необходимости, а так зачем нам этот дом?
– Нам соль нужна, – сказал Борис.
– А что солить будешь? – спросила Зойка.
– А может, в доме найдется и что посолить, – даже всхохотнул с надеждой Борис.
Они уже обошли домик и приблизились к его маленькому, будто игрушечному крылечку. Рядом с ним было узкое, небольшое окно, косо забитое лишь одной доской.
Роман приблизил лицо к окошку и сказал:
– Забраться сюда пара пустяков: доска на двух небольших гвоздях, по шляпкам вижу, а рама на одном шпингалете, поддастся легко…
– А что там внутри? – спросила Зойка.
– Разве не видишь? Занавеска, – усмехнувшись, кивнул на окно Роман.
– И здесь окна тоже занавешены, – донесся голос Бориса с противоположной стороны дома.
– И был тот дом набит истерзанными Фантомасом трупами, – пугающе-тихо произнес Генка.
Стоявшая рядом с ним Зойка поежилась и покачала головой:
– Ох и любишь же ты, Гена, пугать людей, ну и артист ты, Генка!
– Так что будем делать, решаем коллективно? – оглядев всех, спросил Роман.
– Наш капитан уже даже боится принимать решения самостоятельно, – всхлипнув, негромко засмеялся Генка.
Роман, как бы в ответ на его слова, решительно ухватился за доску и рванул на себя. Она оторвалась легко и беззвучно. Роман быстро, коротко постучал кулаком по раме, затем без всяких усилий, как и доску, рывком потянул на себя. Окно распахнулось. Роман влез на подоконник, спрыгнул в комнату, и почти в тот же миг коротко, будто раздавливаемый орех, щелкнул замок и, чуть скрипнув, открылась дверь.
– Прошу, – сделав широкий приглашающий жест рукой и победно глядя на Генку, сказал Роман.
Все, как бы нехотя, заглянули в дверь.
– Кухня, – разочарованно произнесла Зойка.
– Серьезно? – оживился Борис, протолкнулся вперед и решительно переступил порог, разглядывая крохотное помещеньице, где добрую треть занимала плита с вставленными в нее огромными котлами. В углу стоял грубо сколоченный стол с посеченной ножами столешницей, а вдоль стены, у окна, старая длинная скамейка.
– Чтобы наловить в нашей реке для таких котлов рыбы, жизни не хватит, – проговорил Генка.
– А тут еще одна дверь, – подойдя к ней и взявшись за ручку, сказал Борис. Но дверь не поддалась, она тоже была на замке.
– Не надо, Боря, – строго сказала Наташа, – на случай дождя крыша есть, и довольно с нас.
– На случай дождя крыша есть, – весело повторил Борис, оглядывая полки и полочки на стене у плиты, – а на случай ухи есть, ребятки, соль. Ура!
Он достал с полки стеклянную поллитровую банку, на четверть наполненную солью.
– А может, это борная кислота? Ею тараканов травят, – усомнилась Зойка.
– Нет, – тряся банку и заглядывая в нее, весело говорил Борис, – самая настоящая соль, причем не какая-нибудь серая, кухонная, а предназначенная для солонок – «экстра»!
Роман щелкнул выключателем у двери, и под дощатым в ошметках паутины потолком вспыхнула электрическая лампочка.
– Этого нам еще не хватало! – закричал Генка. – Даже на необитаемом острове не укроешься от цивилизации.
– А что же здесь плохого, – возразила Зойка, – ты думаешь, нам бы сейчас телефон помешал?
– Может, тебе еще телетайп и цветной телевизор? – скривился Генка.
– Да ну тебя! – отмахнулась от него Зойка.
– Я где-то читал, что люди, попавшие в кораблекрушение, становятся злы и раздражительны, – заметила Наташа.
– Это бывает от голода, – вздохнул Борис.
– Ну а если так, ребята, то давайте думать об ужине в подготовке к ночлегу, – сказала Наташа. – Выходите. Замок защелкивается сам, доску мы пока прибивать не станем, может, этот камбуз нам еще понадобится…
– Соль, надеюсь, можно взять? – спросил Борис.
– Бери, как же нам без соли, – ответила Наташа и ободряюще улыбнулась Роману. – Капитан, улыбнитесь! Звания вас никто не лишал, а команд мы не слышим!
Роман усмехнулся, затем, сделав строгим лицо, выкрикнул:
– Слушай мою команду! Женский персонал, марш к яме, отобрать пригодные для варки еды консервные банки, помыть, выдраить, чтоб к нашему приходу все была готово. А мы – ловить рыбу!
– А черви? Тут же вокруг почти везде песок, – оглядываясь, сказал Генка.
– Не найдем червей, будем ловить на ракушку, – ответил Борис.
Девочки пошли к яме, и тут же донесся восторженный голос Зойки:
– Ребята, здесь кусты шиповника, и ягод полным-полно. Ой, и малины немного еще осталось!
– Значит, и компот будет! – весело воскликнул Борис. – Зря, конечно, мы другую дверь не открыли, может, там и сахар есть?
– Обойдешься без сахара, – сказала Наташа.
Она прошла в глубь кустов, заглядывая под них, вороша палкой листья.
– Вот если бы хоть пяток грибков найти…
4. Ловись, рыбка…
Уж такая, наверное, натура у всех рыболовов – от мала до велика: лишь только возьмут они удочки в руки, хоть и далеко еще до водоема, их тут же охватывает волнение, убыстряется сам собой шаг, одни становятся серьезным: и сосредоточенными, словно уже сидят на берегу реки и зорко следят за поплавками, других предвкушение рыбацкой удачи делает болтливыми, и начинаются воспоминания, похвальба, в какую рыболов, если даже и сильна преувеличил, и сам верит.
– В прошлом году, – забегая вперед и кося на ребят поблескивающими от восторга глазами, скороговорке говорил Генка, – мы с братеником наловили живцов, закинули по две удочки, сидим, и вдруг – раз! Один поплавок чуть-чуть в сторону, другой тоже, а потом оба резко вниз. Хватаем, вытаскиваем – вот такие окуняры! – Он вытянул перед собой руки, округлил глаза, как бы с удивлением рассматривая этих окуней, и продолжал:
– Не успели снять с крючков, глядь – и тех поплавков нету!
– Стая подошла, окуни всегда стаей! – быстро, понимающе вставил Борис.
– Конечно, стаей, – согласился Генка. – И так, знаете, минут сорок, пришлось две удочки убрать. А потом – как отрезало. День просидели, и всего с полдесятка сопливых ершишек.
– А мы с дедушкой на дорожку щук этой весной, ох и красотища! Как долбанет, лодка вздрагивает. Ты ловил, Роман, когда-нибудь на дорожку? – заговорил Борис и, боясь, что тот перебьет его, стал торопливо рассказывать, как они ловили с дедом, какое это великое наслаждение.
Роман слушал молча, хмурясь. Он никогда не ловил ни окуней, ни щук, негде было.
Там, где он жил, рек не было.
Но когда Борис закончил свой торопливый рассказ, все же заметил солидно:
– Я больше любил ловить на море бычков. Однажды камбала попалась, тоже здоровая, как сковородка, думал, что мина…
Роман замолчал: и на море он не ловил, но видел, как это делали другие.
– А здесь могут быть и черви, – сказал Генка, остановившись у небольшой ложбинки; на ее некрутых склонах приткнулись кусты плакучих ив с оголившимися наполовину ветвями. Даже сквозь опавшие лимонно-желтые узкие листочки было видно, что земля тут жирно черная, влажная, она попахивала застоявшимся болотцем. Ребята отыскали палки, спустились в ложбинку и, разгребая листья, стали копать. Вязкая, прошитая корнями почва тихо похрустывала, в ней попадались панцирики старых ракушек, нанесенных сюда половодьем, потемневшие прошлогодние листья, уже перегнившие жгутки водорослей, но червей не было. Первому повезло Роману. Он выворотил небольшой плоский камень, под ним густо хлюпнула влага, и Роман увидел несколько вялых, лениво извивающихся червей.
– Давайте банку, берите их, – брезгливо сказал Роман, но тут же, боясь, что ребята заметят на его лице брезгливость, сгреб червей вместе с землей в ладонь и бросил в подставленную Генкой ржавую консервную банку.
Потом Борис, отвернув трухлявое бревнышко, нашел еще несколько, эти были более живые, извивались, не давались в руки.
– Пока хватит, а там попробуем на ракушку, – сказал Генка.
Пройдя по острову еще с полсотни метров, они увидели впереди меж поредевших деревьев белую песчаную косу, которую туго смывали темноватые струи реки.
Косу от островной земли отделяли жесткие стебли высокого бурьяна, и когда ребята продрались сквозь него, их джинсы, рубашки и даже кеды густо обросли мелкими сухими колючками.
– Ха-ха-ха, мы на ежей похожи, – то приседая, то разгибаясь и подпрыгивая, хохотал Генка.
– Да тише ты, баламут, рыбу распугаешь! – прикрикнул на него Борис, обрывая с себя колючки. – Рыба на вечерней зорьке как раз к берегу подходит, а ты орешь…
– Мо-о-олчать! – скомандовал Роман. – Разматывай удочки.
– Тут бы уж можно и без команды, – сказал Борис.
– Да я ведь уже просто шучу, – почему-то шепотом, как бы извиняясь, ответил Роман и, косясь на Бориса, наблюдал за тем, как тот разматывал удочку, ведь Роман впервые в жизни имел с ней дело.
Однако то, как Борис и Генка нанизывали на крючки червей, он не рассмотрел, те это проделали ловко и как-то мгновенно. Роман стал разматывать свою удочку нарочно неторопливо, чтобы ко всему присмотреться.
Борис и Генка с какой-то, как показалось Роману, хвастливой лихостью взмахнули удилищами, и вот уже по воде торчком, как две красные перчины, поплыли поплавки, слегка покачиваясь на волнах.
Роман взял банку, вытряхнул из нее червя побольше, преодолевая брезгливость, подержал его на ладони, в то же время раздумывая, как его насадить; а потом решил, что все делается, вероятно, очень просто, лишь бы тот крепче на крючке держался, и поэтому быстро и пугливо проколол червя прямо посредине и тут же отдернул руку, словно прикоснулся к оголенному электрическому проводу. Червяк изогнулся, извиваясь какие-то мгновенья, а затем вяло обвис на крючке обоими концами, как кусочек шпагата.
– Да кто же так наживляет? – всхлипнув, прыснул своим смехом, сразу же все заметив, Генка. – Ты только посмотри на него, Борька!
Но Борис лишь слегка покосился на Романа и, будто не подозревая того в неумении, серьезно ответил:
– А тебе какое дело? Может, он экспериментирует, пора уже привыкнуть к его экспериментам. Ты лучше смотри за своим поплавком, его уже совсем к берегу прибило, течение прямо на косу несет.
– Конечно экспериментирую! – облегченно вздохнул Роман.
– Ну, если так, то отойди со своей удочкой подальше, вон к тому водовороту, а то рыбу распугаешь своей гадюкой, да и тесно нам здесь втроем, еще запутаемся.
Роман даже обрадовался, что будет подальше от ребят, поучится и забрасывать, и наживлять. А этот омуток, куда его посылал Борис, был совсем рядом, сразу же за косой, под небольшим обрывом, который подмывало почти невидимое здесь течение. Наверное, как раз перед тем, как Роман подошел сюда, с обрыва откололся ком земли – по омуту плавали крохотные пузырьки пены, несколько желтых листочков и еще не намокшая легкая ветка. В ее края сторожко и пугливо толкались маленькие рыбешки, они то появлялись у поверхности, то мгновенно скрывались под водой. Роман, стараясь подражать товарищам, пружинисто, из-за плеча, так, что даже раздался легкий свистящий звук, взмахнул удилищем; шлепнулись почти одновременно на воду поплавок и червь, отчего вместе с брызгами, блеснув на солнце, разлетелась в стороны рыбья мелюзга. Вытянув руку, поглядывая то на поплавок, то на товарищей, он стал ждать поклевки. Поплавок тихо кружился в омутке, подплывая к обрыву, натыкаясь на веточку, потом попал в небольшую воронку, стал тонуть. Роман с силой дернул, ощутив на конце лески что-то тяжелое, даже удилище изогнулось.
– Есть! – закричал он, поперхнувшись от охватившего его волнения.
Ребята, побросав свои удочки, кинулись к нему.
– Выводи, выводи ее, – громким шепотом говорил Генка, – на мель выводи.
– А, – разочарованно махнул рукой Борис, – цепа не видно, что-ли?
Это поняли и Генка, и Роман, когда увидели появившуюся из воды набухшую, облепленную мелкими ракушками ветку. Генка тоже пренебрежительно махнул рукой и вернулся на свое место. Роман отцепил ветку, червь еще был цел, и капитан снова забросил. И вновь поплавок проделал почти тот же путь, покружил по омутку, ткнулся о веточку, попал в воронку, но тут же кружливая вода упруго вытолкнула его, и он поплыл под обрыв. Роман хотел было перезабросить удочку, потянул ее на себя и снова ощутил что-то тяжелое, и опять у него совершенно невольно вырвалось громкое и взволнованное: «Есть!»
Как и в тот раз, видя, что товарищ с согнувшимся удилищем в руках отступал назад, бросились к нему Генка и Борис. Из воды вылетело что-то темное и бесформенное.
– Тьфу, – с досадой плюнул Генка, – ракушки. Ты так всю реку очистишь.
Борис отнесся к «улову» более спокойно, сказал по-хозяйски:
– И это хорошо, давай сюда, сейчас попробуем на ракушку…
Он снял с крючка темно-серый колючий комок, затем оглядел половинку оставшегося червя и с привычной быстротой, словно машинально, одним движением натянул эту половинку на крючок, теперь червь держался прочно. Роман с благодарным удивлением и слегка смутясь взглянул на товарища и даже едва не сказал «спасибо», но почему-то удержался, а Борис, подхватив комок ракушек, торопливо пошел на косу. Уже оттуда крикнул:
– Опусти сантиметров на десять ниже поплавок!
Роман кивнул, соображая, что будет, если он послушается совета товарища, и тут же понял: если опустить ниже поплавок, значит, крючок будет находиться чуть выше от дна и не будет цепляться… Эту несложную операцию он проделал быстро и тут же забросил удочку снова. Поплавок то стоял на месте, то, когда в омуток попадало течение, почти незаметно шел к обрыву. Так продолжалось долго, рука устала держать удилище, становилось скучно, тем более, что он видел, как Борис одну за одной уже вытащил три крупных рыбы. Они, жестяно блестя, бились, подрыгивая на песке. Генка ворчал:
– Ну ты и везун, ну и везуха тебе, а ну дай и я на ракушку.
– При чем тут везуха, – со спокойной деловитостью отвечал Борис, – уметь надо!
Роман тоже уже хотел было попросить ракушку, даже удилище воткнул, чтобы не унесло течением, пока он пойдет на косу, но в это время поплавок слегка наклонился, медленно пошел в сторону, потом быстро, юрко нырнул раз, другой и исчез в зеленоватой толще воды. Роман даже растерялся, даже забыл крикнуть ребятам, но все же мгновенно, будто на ринге, ушел от удара соперника, наклонился, схватил удилище, потянул вверх и ощутил на конце лески что-то живое, тяжело и упруго сопротивляющееся, тянул и тянул его к берегу, боясь, чтобы оно не оторвалось, не ушло снова в глубину омута. У самого берега, на мели, рыба сильно всплеснула в последнем отчаянии, и Роман рывком выдернул ее из воды. И тут только она оборвалась, но была уже на берегу. Роман ногой отфутболил ее дальше, мелькнули чьи-то руки, схватили ее. Радостный и взволнованный, он поднял голову.
– Вот это окуняра! – хохотал Генка. – Как петух!
А Борис держал окуня в руках и, любуясь им, с уважением глядя на Романа, говорил:
– Молодец, капитан! А ты, Генка, говорил, что я везун. Вот кто везун!
– Уметь надо! – съязвил Генка. – Килограмма на полтора.
– Полтора нет, а грамм пятьсот – шестьсот есть, – Взвешивая рыбину на руке, ответил Борис.
Роман молчал, глядел, любуясь уловом, его била легкая приятная дрожь.
Окунь был красавцем с зеленовато-красными полосами и темно-голубой горбатой спиной.
– А вообще-то, сколько бы он ни весил, грамм по сто рыбки на каждого из нас – это уже неплохо в нашем положении! – сказал Борис. Он выкопал в песке ямку, нарвал сочной осоки, выстелил ею дно и бока ямки, положил туда окуня, принес и своих рыбешек. Они показались совсем крохотными рядом с таким красавцем.
– А эти как называются? – несмело спросил Роман. – У нас там таких нет.
– Густера, она, наверное, везде есть, только по-разному называется, – ответил Борис, все еще любуясь окунем.
– Я тоже тут стану, – сказал Генка, – не возражаешь? – Он испытывающе посмотрел на Романа. – Окуни стаей ходят.
– Такие красавцы охотятся в одиночку, – сказал Борис.
– Все равно я стану тут.
– Становись, – великодушно согласился Роман.
И теперь в омутке уже красовалось два поплавка, совсем незаметно они двигались по воде, как на часовом циферблате, слева направо, невидимо для глаза, и, наконец, подплывали к берегу. Ребята снова взмахивали удилищами, и вновь поплавки шли рядом в незаметном своем движении. Иногда ребята поглядывали на Бориса, но и тот сидел неподвижно, хмуро уставившись на воду.
Первым зевнул Генка, затем рот как-то сам собой невольно открылся и у Романа. Сдерживая зевоту, он слегка отвернулся в сторону и поглядел вверх на ярко чистое, освещенное теперь уже вечерним красноватым солнцем небо; там беззвучно плыл, сверкая, как далекое, крохотное зеркальце, реактивный самолет, таща за собой неправдоподобно огромный, опадающий к земле белый хвост.
Генка тоже посмотрел на небо.
– Как ты думаешь, капитан, ему не скучно там одному?
– А откуда ты; знаешь, что он там один?
– Вижу ведь – истребитель… Не скучно, а?
– Думаю, что нет.
– Знаешь, то какой-то случайный у тебя окунь попался, да и у Бориса на ракушку, вижу, тоже не ловится, последи за моей удочкой, а я пойду короеда поищу, жучок есть такой, на него и подъязик, и все что угодно клюнуть может…
– Давай, – согласился Роман.
– Хочу короеда поискать, – проходя по косе мимо Бориса, сказал ему Генка.
– Терпения не хватило? – Борис оглянулся на него насмешливо.
– Терпения сколько угодно, побольше, чем у тебя, – огрызнулся Генка.
– Ну давай, давай, – отмахнулся Борис.
Уже отойдя к ощетинившимся зарослям бурьяна, Генка вдруг обернулся и спросил:
– Борька, а тебе не надоело еще, только честно?
– А чего это мне должно надоесть?
– Ну, когда плохо ловится…
– Чудак ты, – усмехнулся Борис, – да разве дело в том, ловится или не ловится… Конечно, лучше, когда ловится, но мне и так вот просто сидеть приятно, тоже, наверное, по генам от дедушки передалось. Он в концлагере мечтал вот так посидеть над рекой и чтоб никто никуда не гнал, не приказывал, не бил по голове дубинкой…
И Генке в этот момент показалось, что Борис вовсе даже и не следил за поплавком, а смотрел перед собой куда-то на зеленоватую воду реки, с тихим, едва слышным шипением трущуюся о песчаную косу, на узкий прибрежный луг, по которому к воде неторопливо шла красная от заходящего солнца лошадь, на уже почти рассеявшуюся, так и не достигшую земли инверсионную полосу, оставленную самолетом. Легонько вздохнув, Генка продрался сквозь цепкий щетинистый бурьян, подобрал первую попавшуюся палку и, переходя от дерева к дереву, стал постукивать по стволам, выискивая под корой пустоту, там должен быть короед. «Словно дятел», – подумал про себя Генка и хотел было уже по своему обыкновению рассмеяться, но вспомнив, что никого нет рядом, перехотел. Попалась небольшая, но, видно, уже старая, искривленная, с корявыми, сухими внизу, будто кем-то изломанными сучьями, сосенка. Генка постучал по ней палкой и, почувствовав, что в одном месте кора как бы несколько поотстала от ствола, отковырнул ее, содрал тонкую высохшую оболонь: оголился ствол, побитый крохотными дырочками, но ни на коре, ни в стволе жучков-короедов не было. Генка пошел дальше, наступил на что-то мягкое, нагнулся, вгляделся. Это была старая рваная покрышка от волейбольного мяча. И тут Генка уже дал свободу своему смеху. Хохотал, подпрыгивал, визжал от радости. Вот это находка! Конечно же, в городе он бы и внимания не обратил на нее, а сейчас она показалась ему драгоценнейшим подарком, ведь их мяч вместе с охотничьим ножом, палаткой и рюкзаками тоже покоился на речном дне. Генка поднял покрышку, размял ее, вытряхнул из нее песок и какой-то мусор и побежал к ложбинке, где они копали червей.
На склонах ложбинки и на дне ее росла уже несколько потемневшая, длиннолистая осока. Генка стал набивать ею покрышку. Вскоре она округлилась и хотя тугой, как накачанная воздухом камера, не стала, но форму мяча все же обрела. Генка подбросил, ударил ногой, мяч взлетел вверх, не пружиня, подбитой птицей шлепнулся о землю. Генка теперь уже буцнул его перед собой, потом, обрадованный, схватил под мышку и помчался к косе.
– Ловись, рыбка! – выскочив из бурьяна, закричал он, кривляясь и хохоча.
Роман обернулся и увидел, что к нему летит мяч. Оставив удочку, Роман, падая, в броске схватил мяч и засмеялся почти так же дурашливо, как Генка.
– Ставь ворота! – привычно, командным голосом сказал Роман Генке. И крикнул Борису: – Ну ее, эту рыбу, на уху хватит, давай в футбол! Мяч, правда, не экстра-класс, но в нашем положении сойдет и такой.
Борис поглядел на товарищей с мрачноватой насмешливостью и проворчал:
– Я привык одно что-нибудь…
И отвернулся. Но ребята, увлеченные новым делом, тут же позабыли о рыбалке, о том, что их ждали Зойка и Наташа, что уже наступал вечер, казалось, и вообще обо всем на свете забыли. Воткнули в песок две палки, вначале между ними стал Генка, а Роман бил ему одиннадцатиметровые, потом поменялись, а затем вздумали играть в одни ворота – вел мяч Генка, защищал их Роман, но лишь Роман отбирал мяч, Генка уже тут же становился нападающим. Они затеяли такую возню, играли с таким азартом, что даже Борис не удержался и вдруг включился в игру и сам.