Текст книги "Русская поэзия XVIII века"

Автор книги: Николай Карамзин

 
Поймали птичку голосисту
И ну сжимать ее рукой.
Пищит бедняжка вместо свисту,
А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»
 

1792 или 1793

 
Увы! Сей день с колен Милу́шка
И с трона Людвиг [1032]1032
  Людвиг– Людовик XVI, французский король, казненный 21 января 1793 года.


[Закрыть]пал. – Смотри,
О смертный! Не всё ль судеб игрушка —
Собачки и цари?
 

1793

 
Готов кумир, желанный мною,
Рашет его изобразил!
Он хитрою своей рукою
Меня и в камне оживил.
Готов кумир! – и будет чтиться
Искусство Пра́ксителя в нем,
Но мне какою честью льститься
В бессмертном истукане сем?
Без славных дел, гремящих в мире,
Ничто и царь в своем кумире.
 
 
Ничто! и не живет тот смертный,
О ком ни малой нет молвы,
Ни злом, ни благом не приметный,
Во гробе погребен живый.
Но ты, о зверских душ забава!
Убийство! – я не льщусь тобой,
Батыев и Маратов слава
Во ужас дух приводит мой;
Не лучше ли мне быть забвенну,
Чем узами сковать вселенну?
 
 
Злодейства малого мне мало,
Большого делать не хочу;
Мне скиптра небо не вручало,
И я на небо не ропчу.
Готов я управляться властью;
А если ею и стеснюсь
Чрез зло, моей я низкой частью [1034]1034
  …низкой частью… – незаметным положением.


[Закрыть]
С престолом света не сменюсь.
Та мысль всех казней мне страшнея:
Представить в вечности злодея!
 
 
Злодей, который самолюбью
И тайной гордости своей
Всем жертвует; его орудью
Преграды нет, алчбе – цепей;
Внутрь совестью своей размучен,
Вне с радостью губи́т других;
Пусть дерзостью, удачей звучен,
Но не велик в глазах моих.
Хотя бы богом был он злобным,
Быть не хочу ему подобным.
 
 
Легко злом мир греметь заставить,
До Герострата только шаг; [1035]1035
  До Герострата только шаг… – Герострат, желая прославиться, в 356 году до н. э. сжег храм Дианы в Эфесе.


[Закрыть]
Но трудно доблестью прославить
И воцарить себя в сердцах:
Век должно добрым быть нам тщиться,
И плод нам время даст одно;
На зло лишь только бы решиться,
И вмиг соделано оно.
Редка на свете добродетель,
И редок благ прямых содетель.
 
 
Он редок! Но какая разность
Меж славой доброй и худой?
Чтоб имя приобресть нам, знатность,
И той греметь или другой,
Не все ль равно? – Когда лишь будет
Потомство наши знать дела,
И злых и добрых не забудет.
Ах, нет! природа в нас влила
С душой и отвращенье к злобе,
Любовь к добру и сущим в гробе.
 
 
Мне добрая приятна слава,
Хочу я человеком быть,
Которого страстей отрава
Бессильна сердце развратить;
Кого ни мзда не ослепляет,
Ни сан, ни месть, ни блеск порфир;
Кого лишь правда научает,
Любя себя, любить весь мир
Любовью мудрой, просвещенной,
По добродетели священной.
 
 
По ней, котора составляет
Вождей любезных и царей;
По ней, котора извлекает
Сладчайши слезы из очей.
Эпаминонд [1036]1036
  Эпаминонд(ок. 420–362 до н. э.) – крупный полководец и политический деятель Древней Греции.


[Закрыть]ли защититель,
Или благотворитель Тит [1037]1037
  ТитФлавий Веспасиан (39–81 гг.) – «благодетель и император римский, который почитал тот день потерянным, когда не сделал какого-нибудь добра» (Об. Д., стр. 647).


[Закрыть],
Сократ ли, истины учитель,
Или правдивый Аристид, —
Мне все их имена почтенны
И истуканы их священны.
 
 
Священ мне паче зрак героев,
Моих любезных согражда́н,
Пред троном, на суде, средь боев
Душой великих россиян.
Священ! – Но если здесь я чести
Совре́менных не возвещу,
Бояся подозренья в лести,
То вас ли, вас ли умолчу,
О праотцы! делами славны,
Которых вижу истуканы?
 
 
А если древности покровом
Кто предо мной из вас и скрыт,
В венце оливном и лавровом
Великий Петр как жив стоит;
Монархи мудры, милосерды,
За ним отец его и дед;
Отечества подпоры тверды,
Пожарский, Минин, Филарет [1038]1038
  Филарет(в монашестве) – Федор Никитич Романов (род. в 50-х годах XVI в. – ум. в 1633 г.) – патриарх Московский и всея Руси, отец основателя династии Романовых Михаила Федоровича.


[Закрыть];
И ты, друг правды, Долгоруков [1039]1039
  ДолгоруковЯков Федорович (1659–1720) – сподвижник Петра I. Прославился смелостью и независимостью взглядов.


[Закрыть]!
Достойны вечной славы звуков.
 
 
Достойны вы! – Но мне ли права
Желать – быть с вами на ряду?
Что обо мне расскажет слава,
Коль я безвестну жизнь веду?
Не спас от гибели я царства,
Царей на трон не возводил,
Не стер терпением коварства,
Богатств моих не приносил
На жертву в подкрепленье трона
И защитить не мог закона.
 
 
Увы! Почто ж сему болвану [1040]1040
  …болвану– здесь: памятнику, скульптуре.


[Закрыть]
На свете место занимать,
Дурную, лысу обезьяну
На смех ли детям представлять,
Чтоб видели меня потомки
Под паутиною, в пыли,
Рабы ступали на обломки
Мои, лежащи на земли?
Нет! лучше быть от всех забвенным,
Чем брошенным и ввек презренным.
 
 
Разбей же, мой вторый создатель,
Разбей мой истукан, Рашет!
Румянцова лица ваятель
Себе мной чести не найдет;
Разбей! – Или постой немного;
Поищем, нет ли дел каких,
По коим бы, хотя нестрого
Судя о качествах моих,
Ты мог ответствовать вселенной
За труд, над мною понесенный.
 
 
Поищем! – Нет. Мои безделки
Безумно столько уважать,
Дела обыкновенны мелки,
Чтоб нас заставить обожать;
Хотя б я с пленных снял железы [1041]1041
  Хотя б я с пленных снял железы… – Во время Пугачевского восстания Державин, будучи поручиком Преображенского полка, освободил свыше 800 человек колонистов и русских, уведенных в плен киргизами (Об. Д., стр. 648). Далее перечисляются должности, которые занимал Державин: генерал-прокурор в Сенате, секретарь императрицы.


[Закрыть],
Закон и правду сохранил,
Отер сиротски, вдовьи слезы,
Невинных оправдатель был;
Орга́н монарших благ и мира —
Не стоил бы и тут кумира.
 
 
Не стоил бы: все знаки чести,
Дозволенны самим себе,
Плоды тщеславия и лести,
Монарх! постыдны и тебе.
Желает хвал, благодаренья
Лишь низкая себе душа,
Живущая из награжденья, —
По смерти слава хороша:
Заслуги в гробе созревают,
Герои в вечности сияют.
 
 
Но если дел и не имею,
За что б кумир мне посвятить,
В достоинство вменить я смею,
Что знал достоинствы я чтить;
Что мог изобразить Фелицу,
Небесну благость во плоти,
Что пел я россов ту царицу,
Какой другой нам не найти
Ни днесь, ни впредь в пространстве мира, —
Хвались моя, хвались тем, лира!
 
 
Хвались! – и образ мой скудельный
В храм славы возноси с собой;
Ты можешь быть столь дерзновенной,
Коль тихой некогда слезой
Ты, взор кропя Екатерины,
Могла приятною ей быть;
Взносись, и достигай вершины,
Чтобы на ней меня вместить,
Завистников моих к досаде,
В ее прекрасной колоннаде.
 
 
На твердом мраморном помосте,
На мшистых сводах меж столпов,
В меди, в величественном росте,
Под сенью райских вкруг дерев,
Поставь со славными мужами!
Я стану с важностью стоять;
Как от зарей, всяк день лучами
От светлых царских лиц блистать,
Не движим вихрями, ни громом,
Под их божественным покровом.
 
 
Прострется облак благовонный,
Коврами вкруг меня цветы…
Постой, пиит, восторга полный!
Высоко залетел уж ты, —
В пыли валялись и Омиры.
Потомство – грозный судия:
Оно рассматривает лиры,
Услышит глас и твоея,
И пальмы взвесит и перуны, [1042]1042
  И пальмы взвесит и перуны… – и похвалы взвесит и порицанья.


[Закрыть]
Кому твои гремели струны.
 
 
Увы! легко случиться может,
Поставят и тебя льстецом;
Кого днесь тайно злоба гложет,
Тот будет завтра въявь врагом;
Трясут и троны люди злые:
То, может быть, и твой кумир
Через решетки золотые
Слетит и рассмешит весь мир,
Стуча с крыльца ступень с ступени,
И скатится в древесны тени.
 
 
Почто ж позора ждать такого?
Разбей, Рашет, мои черты!
Разбей! – Нет, нет; еще полслова
Позволь сказать себе мне ты.
Пусть тот, кто с бо́льшим дарованьем
Мог добродетель прославлять,
С усерднейшим, чем я, стараньем
Желать добра и исполнять,
Пусть тот, не медля, и решится:
И мой кумир им сокрушится.
 
 
Я рад отечества блаженству:
Дай больше, небо, таковых,
Российской силы к совершенству,
Сынов ей верных и прямых!
Определения судьбины
Тогда исполнятся во всем;
Доступим мира мы средины,
С Гангеса [1043]1043
  …с Гангеса… – с Ганга.


[Закрыть]злато соберем;
Гордыню усмирим Китая,
Как кедр, наш корень утверждая.
 
 
Тогда, каменосечец хитрый!
Кумиры твоего резца
Живой струей испустят искры
И в вну́чатах возжгут сердца.
Смотря на образ Марафона, [1044]1044
  Смотря на образ Марафона… – Марафонской битве (490 до н. э.) греки, возглавляемые Мильтиадом, победили персов.


[Закрыть]
Зальется Фемистокл слезой, [1045]1045
  Зальется Фемистокл слезой… – «Фемистокл, тоже греческий вождь… когда увидел изображение Марафонской баталии, в честь Мильтиада написанное, то облился слезами, ревнуя его славе» (Об. Д., стр. 649).


[Закрыть]
Отдаст Арману Петр полтрона, [1046]1046
  Отдаст Арману Петр полтрона… – «Когда Петр I был в Париже и увидел бюст Армана Ришелье (первого министра Людовика XIII. – П. О.) то, обняв его, сказал: «Великий муж! ежели бы ты был у меня, то отдал бы тебе половину царства, чтобы ты научил бы меня править другой» (Об. Д., стр. 649).


[Закрыть]
Чтоб править научил другой;
В их урнах фениксы взродятся [1047]1047
  В их урнах фениксы взродятся… – Феникс – легендарная птица, возрождающаяся из собственного пепла. Здесь: слава великих предков возродится в их потомках.


[Закрыть]
И в след их славы воскрылятся.
 
 
А ты, любезная супруга! [1048]1048
  А ты, любезная супруга! – Первая жена Державина Екатерина Яковлевна, урожденная Бастидон.


[Закрыть]
Меж тем возьми сей истукан;
Спрячь для себя, родни и друга
Его в серпяный твой диван [1049]1049
  Твой диван… – диванная комната, где стояли бюсты Державина и Екатерины Яковлевны.


[Закрыть];
И с бюстом там своим, мне милым,
Пред зеркалом их в ряд поставь
Во знак, что с сердцем справедливым
Не скрыт наш всем и виден нрав.
Что слава? – Счастье нам прямое
Жить с нашей совестью в покое.
 

1794

 
Уж не ласточка сладкогласная,
Домовитая со застрехи,
Ах! моя милая, прекрасная
Прочь отлетела, – с ней утехи.
 
 
Не сияние луны бледное
Светит из облака в страшной тьме,
Ах! лежит ее тело мертвое,
Как ангел светлый во крепком сне.
 
 
Роют псы землю, вкруг завывают,
Воет и ветер, воет и дом;
Мою милую не пробуждают;
Сердце мое сокрушает гром!
 
 
О ты, ласточка сизокрылая!
Ты возвратишься в дом мой весной;
Но ты, моя супруга милая,
Не увидишься век уж со мной.
 
 
Уж нет моего друга верного,
Уж нет моей доброй жены,
Уж нет товарища бесценного,
Ах, все они с ней погребены.
 
 
Все опустело! Как жизнь мне снести?
Зельная меня съела тоска.
Сердца, души половина, прости,
Скрыла тебя гробова́ доска.
 

1794

 
О домовитая ласточка!
О милосизая птичка!
Грудь красно-бела, касаточка,
Летняя гостья, певичка!
Ты часто по кровлям щебечешь,
Над гнездышком сидя, поешь,
Крылышками движешь, трепещешь,
Колокольчиком в горлышке бьешь.
Ты часто по воздуху вьешься,
В нем смелые кру́ги даешь;
Иль стелешься долу, несешься,
Иль в небе простряся плывешь.
Ты часто во зеркале водном
Под рдяной играешь зарей,
На зыбком лазуре бездонном
Тенью мелькаешь твоей.
Ты часто, как молния, реешь
Мгновенно туды и сюды;
Сама за собой не успеешь
Невидимы видеть следы,
Но видишь там всю ты вселенну,
Как будто с высот на ковре:
Там башню, как жар позлащенну,
В чешуйчатом флот там сребре;
Там рощи в одежде зеленой,
Там нивы в венце золотом,
Там холм, синий лес отдаленный,
Там мошки толкутся столпом;
Там гнутся с утеса в понт воды,
Там ластятся струи к брегам.
Всю прелесть ты видишь природы,
Зришь лета роскошного храм,
Но видишь и бури ты черны,
И осени скучной приход;
И прячешься в бездны подземны,
Хладея зимою, как лед.
Во мраке лежишь бездыханна, —
Но только лишь при́дет весна
И роза вздохнет лишь румяна,
Встаешь ты от смертного сна;
Встанешь, откроешь зеницы
И новый луч жизни ты пьешь;
Сизы расправя косицы,
Ты новое солнце поешь.
 
 
Душа моя! гостья ты мира:
Не ты ли перната сия?
Воспой же бессмертие, лира!
Восстану, восстану и я, —
Восстану, – и в бездне эфира
Увижу ль тебя я, Пленира?
 

1792; 1794

 
Приди ко мне, Пленира,
В блистании луны,
В дыхании зефира,
Во мраке тишины!
Приди в подобьи тени,
В мечте иль легком сне,
И, седши на колени,
Прижмися к сердцу мне;
Движения исчисли,
Вздыхания измерь,
И все мои ты мысли
Проникни и поверь,
Хоть острый серп судьбины
Моих не косит дней,
Но нет уж половины
Во мне души моей.
 
 
Я вижу, ты в тумане
Течешь ко мне рекой!
Пленира на диване
Простерлась надо мной,
И легким осязаньем
Уст сладостных твоих,
Как ветерок дыханьем,
В объятиях своих
Меня ты утешаешь
И шепчешь нежно вслух:
«Почто так сокрушаешь
Себя, мой милый друг?
Нельзя смягчить судьбину,
Ты сколько слез ни лей;
Миленой [1051]1051
  Милена– так Державин называет свою вторую жену – Дарью Алексеевну, урожденную Дьякову.


[Закрыть]половину
Займи души твоей».
 

1794

 
Не украшение одежд
Моя днесь муза прославляет,
Которое в очах невежд
Шутов в вельможи наряжает;
Не пышности я песнь пою;
Не истуканы за кристаллом,
В кивотах [1052]1052
  В кивотах– в киотах.


[Закрыть]блещущи металлом,
Услышат похвалу мою.
 
 
Хочу достоинствы я чтить,
Которые собою сами
Умели титлы заслужить
Похвальными себе делами;
Кого ни знатный род, ни сан,
Ни счастие не украшали;
Но кои доблестью снискали
Себе почтенье от гражда́н.
 
 
Кумир, поставленный в позор [1053]1053
  Поставленный в позор– поставленный на обозрение.


[Закрыть],
Несмысленную чернь прельщает;
Но коль художников в нем взор
Прямых красот не ощущает, —
Се образ ложныя молвы,
Се глыба грязи позлащенной!
И вы, без благости душевной,
Не все ль, вельможи, таковы?
 
 
Не перлы перские на вас
И не бразильски звезды ясны [1054]1054
  Не перлы перские на вас // И не бразильски звезды ясны… – Жемчуга и бриллианты, которыми вельможи украшали «звезды своих орденов» (Об. Д., стр. 633).


[Закрыть], —
Для возлюбивших правду глаз
Лишь добродетели прекрасны,
Они суть смертных похвала.
Калигула! твой конь в Сенате
Не мог сиять, сияя в злате:
Сияют добрые дела.
 
 
Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами. [1055]1055
  Он только хлопает ушами… – «Автор, присутствуя тогда в Сенате, видел многих своих товарищей без всяких способностей, которые, слушая дело, подобно ослам, хлопали только ушами (Об. Д., стр. 633).


[Закрыть]
О! тщетно счастия рука,
Против естественного чина,
Безумца рядит в господина,
Или в шумиху [1056]1056
  Шумиха– сусальное золото, здесь: дорогие одежды.


[Закрыть]дурака.
 
 
Каких ни вымышляй пружин.
Чтоб мужу бую умудриться,
Не можно век носить личин,
И истина должна открыться.
Когда не сверг в боях, в судах,
В советах царских сопостатов, —
Всяк думает, что я Чупятов [1057]1057
  Чупятов– гжатский купец, современник Державина. Чтобы избежать расплаты с кредиторами, притворился сумасшедшим, украшал себя медалями и уверял, что получил их от мароккской принцессы.


[Закрыть]
В мароккских лентах и звездах.
 
 
Оставя скипетр, трон, чертог,
Быв странником, в пыли и в поте,
Великий Петр, как некий бог,
Блистал величеством в работе:
Почтен и в рубище герой!
Екатерина в низкой доле
И не на царском бы престоле
Была великою женой.
 
 
И впрямь, коль самолюбья лесть
Не обуяла б ум надменный, —
Что наше благородство, честь,
Как не изящности душевны?
Я князь – коль мой сияет дух;
Владелец – коль страстьми владею;
Болярин – коль за всех болею,
Царю, закону, церкви друг.
 
 
Вельможу до́лжны составлять
Ум здравый, сердце просвещенно;
Собой пример он должен дать,
Что звание его священно,
Что он орудье власти есть,
Подпора царственного зданья;
Вся мысль его, слова, деянья
Должны быть – польза, слава, честь.
 
 
А ты, вторый Сарданапал! [1058]1058
  А ты, второй Сарданапал! – Сарданапал – легендарный древнеассирийский царь, прославившийся своими пирами и сластолюбием. Эти именем Державин называет вельмож Екатерины II, в первую очередь Г. А. Потемкина.


[Закрыть]
К чему стремишь всех мыслей беги?
На то ль, чтоб век твой протекал
Средь игр, средь праздности и неги?
Чтоб пурпур, злато всюду взор
В твоих чертогах восхищали,
Картины в зеркалах дышали,
Мусия, мрамор и фарфор?
 
 
На то ль тебе пространный свет,
Простерши раболепны длани,
На прихотливый твой обед
Вкуснейших яств приносит дани,
Токай – густое льет вино,
Левант [1059]1059
  Левант– Турция.


[Закрыть]– с звездами кофе жирный, —
Чтоб не хотел за труд всемирный
Мгновенье бросить ты одно?
 
 
Там воды в просеках текут
И, с шумом вверх стремясь, сверкают;
Там розы средь зимы цветут
И в рощах нимфы воспевают
На то ль, чтобы на всё взирал
Ты оком мрачным, равнодушным,
Средь радостей казался скучным
И в пресыщении зевал?
 
 
Орел, по высоте паря,
Уж солнце зрит в лучах полдневных —
Но твой чертог едва заря
Румянит сквозь завес червленных;
Едва по зыблющим грудям
С тобой лежащия Цирцеи
Блистают розы и лилеи,
Ты с ней покойно спишь, – а там?
 
 
А там израненный герой,
Как лунь [1060]1060
  Лунь– «белая цветом птица, род ястреба» (Об. Д., стр. 635).


[Закрыть]во бранях поседевший,
Начальник прежде бывший твой,
В переднюю к тебе пришедший
Принять по службе твой приказ, —
Меж челядью твоей златою,
Поникнув ла́вровой главою,
Сидит и ждет тебя уж час!
 
 
А там – вдова стоит в сенях [1061]1061
  …вдова стоит в сенях… – жена полковника Костогорова. Костогоров был убит на дуэли, защищая честь Потемкина.


[Закрыть]
И горьки слезы проливает,
С грудным младенцем на руках,
Покрова твоего желает.
За выгоды твои, за честь
Она лишилася супруга;
В тебе его знав прежде друга,
Пришла мольбу свою принесть.
 
 
А там – на лестничный восход
Прибрел на костылях согбенный,
Бесстрашный, старый воин тот,
Тремя медальми украшенный,
Которого в бою рука
Избавила тебя от смерти, —
Он хочет руку ту простерти
Для хлеба от тебя куска.
 
 
А там, – где жирный пес лежит,
Гордится вратник галунами, —
Заимодавцев полк стоит,
К тебе пришедших за долгами.
Проснися, сибарит! – Ты спишь
Иль только в сладкой неге дремлешь,
Несчастных голосу не внемлешь
И в развращенном сердце мнишь:
 
 
«Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки;
Жить для себя лишь одного,
Лишь радостей уметь пить реки,
Лишь ветром плыть, гнесть чернь ярмом;
Стыд, совесть – слабых душ тревога!
Нет добродетели! нет бога!»
Злодей, увы! – И грянул гром!
 
 
Блажен народ, который полн
Благочестивой веры к богу,
Хранит царев всегда закон,
Чтит нравы, добродетель строгу
Наследным перлом жен, детей;
В единодушии – блаженство;
Во правосудии – раве́нство;
Свободу – во узде страстей!
 
 
Блажен народ! – где царь главой,
Вельможи – здравы члены тела,
Прилежно долг все правят свой,
Чужого не касаясь дела;
Глава не ждет от ног ума
И сил у рук не отнимает,
Ей взор и ухо предлагает,
Повелевает же сама.
 
 
Сим твердым у́злом естества
Коль царство лишь живет счастливым,
Вельможи! – славы, торжества
Иных вам нет, как быть правдивым;
Как блюсть народ, царя любить,
О благе общем их стараться;
Змеей пред троном не сгибаться,
Стоять – и правду говорить.
 
 
О росский бодрственный народ,
Отечески хранящий нравы!
Когда расслаб весь смертных род,
Какой ты не причастен славы?
Каких в тебе вельможей нет? —
Тот храбрым был средь бранных звуков;
Здесь дал бесстрашный Долгоруков
Монарху грозному ответ. [1062]1062
  Здесь дал бесстрашный Долгоруков // Монарху грозному ответ.– По преданию, будучи сенатором, Я. Ф. Долгоруков разорвал указ, подписанный самим Петром I. Указ этот предписывал отправить на работу по устройству Ладожского канала крестьян Петербургской и Новгородской губерний.


[Закрыть]
 
 
И в наши вижу времена
Того я славного Камила [1063]1063
  …славного Камила… – Камилл (ок. 447–365 до н. э.) – консул и диктатор римский. Отличался большой скромностью. Державин этим именем называет фельдмаршала П. А. Румянцева.


[Закрыть],
Которого труды, война
И старость дух не утомила.
От грома звучных он побед
Сошел в шалаш свой равнодушно,
И от сохи опять послушно
Он в поле Марсовом живет.
 
 
Тебе, герой! желаний муж!
Не роскошью вельможа славный;
Кумир сердец, пленитель душ,
Вождь, лавром, ма́слиной венчанный!
Я праведну здесь песнь воспел.
Ты ею славься, утешайся,
Борись вновь с бурями, мужайся,
Как юный возносись орел.
 
 
Пари, – и с высоты твоей
По мракам смутного эфира
Громовой пролети струей
И, опочив на лоне мира,
Возвесели еще царя.
Простри твой поздный блеск в народе,
Как отдает свой долг природе
Румяна вечера заря. [1064]1064
  Румяна вечера заря…– Намек на возраст и фамилию Румянцева.


[Закрыть]
 

1794

 
Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак [1065]1065
  Каймак– сливки, снятые с охлажденного кипяченого или топленого молока.


[Закрыть]и борщ уже стоят;
В крафинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовоньи льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая [1066]1066
  Хозяйка статная, младая… – «Автор говорит сие про вторую свою жену» (Д. А. Дьякову. – П. О.) (Об. Д., стр. 652).


[Закрыть]
Готова руку протянуть.
 
 
Приди, мой благодетель давный [1067]1067
  …благодетель давный… – В «Объяснениях» к одам Державин указывает, что он сначала имел в виду И. И. Шувалова, а позже графа А. А. Безбородко.


[Закрыть],
Творец чрез двадцать лет добра!
Приди – и дом, хоть не нарядный,
Без ре́зьбы, злата и сребра,
Мой посети; его богатство —
Приятный только вкус, опрятство
И твердый мой, нельстивый нрав;
Приди от дел попрохладиться,
Поесть, попить, повеселиться
Без вредных здравию приправ.
 
 
Не чин, не случай [1068]1068
  Случай– не заслуженные милость и почести при дворе.


[Закрыть]и не знатность —
На русский мой простой обед
Я звал одну благоприятность;
А тот, кто делает мне вред,
Пирушки сей не будет зритель.
Ты, ангел мой, благотворитель!
Приди – и насладися благ;
А вражий дух да отженется,
Моих порогов не коснется
Ничей недоброхотный шаг!
 
 
Друзьям моим я посвящаю,
Друзьям и красоте сей день;
Достоинствам я цену знаю
И знаю то, что век наш тень;
Что лишь младенчество проводим —
Уже ко старости приходим,
И смерть к нам смотрит чрез забор;
Увы! – то как не умудриться
Хоть раз цветами не увиться
И не оставить мрачный взор?
 
 
Слыхал, слыхал я тайну эту,
Что иногда грустит и царь;
Ни ночь, ни день покоя нету,
Хотя им вся покойна тварь.
Хотя он громкой славой знатен,
Но, ах! – и трон всегда ль приятен
Тому, кто век свой в хлопота́х?
Тут зрит обман, там зрит упадок:
Как бедный часовой тот, жалок,
Который вечно на часах!
 
 
Итак, доколь еще ненастье
Не помрачает красных дней,
И приголубливает счастье,
И гладит нас рукой своей;
Доколе не пришли морозы,
В саду благоухают розы,
Мы поспешим их обонять.
Так! будем жизнью наслаждаться
И тем, чем можем, утешаться,
По платью ноги протягать.
 
 
А если ты иль кто другие [1069]1069
  А если ты иль кто другие… – «Был зван между прочими любимец императрицы князь Зубов и обещал приехать, но пред обедом прислал сказать, что его государыня удержала» (Об. Д., стр. 652).


[Закрыть]
Из званых милых мне гостей,
Чертоги предпочтя златые
И яствы сахарны царей,
Ко мне не срядитесь откушать,
Извольте мой вы толк прослушать:
Блаженство не в лучах порфир,
Не в вкусе яств, не в неге слуха;
Но в здравья и спокойстве духа, —
Умеренность есть лучший пир.
 

1795

 
По северу, по югу
С Москвы орел парит;
Всему земному кругу
Полет его звучит.
 
 
О! исполать, ребяты,
Вам, русские солдаты!
Что вы неустрашимы,
Никем непобедимы:
За здравье ваше пьем.
 
 
Орел [1071]1071
  Орел– Россия.


[Закрыть]бросает взоры
На льва [1072]1072
  лев– Швеция.


[Закрыть]и на луну [1073]1073
  луна– Турция.


[Закрыть],
Стокгольмы и Босфоры
Все бьют челом ему.
 
 
О! исполать вам, вои,
Бессмертные герои,
Румянцев и Суворов!
За столько славных боев:
Мы в память вашу пьем.
 
 
Орел глядит очами
На солнце в высоты;
Герои под шлемами —
На женски красоты.
 
 
О! исполать, красотки,
Вам, росски амазонки!
Вы в мужестве почтенны,
Вы в нежности любезны:
Здоровье ваше пьем!
 

1795

 
Сядь, милый гость! здесь на пуховом
Диване мягком отдохни;
В сем тонком пологу перловом
И в зеркалах вокруг усни;
Вздремли после стола немножко,
Приятно часик похрапеть:
Златой кузнечик, сера мошка
Сюда не могут залететь.
 
 
Случится, что из снов прелестных
Приснится здесь тебе какой;
Хоть клад из облаков небесных
Златой посыплется рекой,
Хоть девушки мои домашни
Рукой тебе махнут, – я рад:
Любовные приятны шашни,
И поцелуй в сей жизни – клад.
 

1795(?)

 
Какое гордое творенье,
Хвост пышно расширяя свой,
Черно-зелены в искрах перья
Со рассыпною бахромой
Позадь чешуйной груди кажет,
Как некий круглый, дивный щит?
 
 
Лазурно-сизы-бирюзовы
На каждого конце пера,
Тенисты круги, волны новы
Струиста злата и сребра;
Наклонит – изумруды блещут!
Пове́рнет – яхонты горят!
 
 
Не то ли славный царь пернатый?
Не то ли райска птица Жар,
Которой столь убор богатый
Приводит в удивленье тварь?
Где ступит – радуги играют!
Где станет – там лучи вокруг!
 
 
Конечно, сила и паренье
Орлиные в ее крылах,
Глас трубный, лебедино пенье
В ее пресладостных устах;
А пеликана добродетель
В ее и сердце и душе!
 
 
Но что за чудное явленье?
Я слышу некий странный визг!
Сей Феникс опустил вдруг перья,
Увидя гнусность ног своих.
О пышность! как ты ослепляешь!
И барин без ума – павлин.
 

1795

 
Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
 
 
Так! – весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.
 
 
Слух про́йдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,
 
 
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.
 
 
О муза! возгордись заслугой справедливой,
И пре́зрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.
 

1795

 
Колумб здесь росский погребен:
Преплыл моря, открыл страны безвестны;
Но, зря, что всё на свете тлен,
Направил паруса во океан небесный.
 

Конец 1795 или начало 1796

 
Храповицкой! дружбы знаки
Вижу я к себе твои:
Ты ошибки, лесть и враки
Кажешь праведно мои:
Но с тобой не соглашуся
Я лишь в том, что я орел.
 
 
А по-твоему коль станет,
Ты мне путы развяжи;
Где свободно гром мой грянет,
Ты мне небо покажи;
Где я в поприще пущуся
И препон бы не имел?
 
 
Где чертог найду я правды?
Где увижу солнце в тьме?
Покажи мне те ограды
Хоть близ трона в вышине,
Чтоб где правду допущали
И любили бы ее.
 
 
Страха связанным цепями
И рожденным под жезлом,
Можно ль орлими крылами
К солнцу нам парить умом?
А хотя б и возлетали —
Чувствуем ярмо свое.
 
 
До́лжны мы всегда стараться,
Чтобы сильным угождать,
Их любимцам поклоняться,
Словом, взглядом их ласкать.
Раб и похвалить не может,
Он лишь может только льстить.
 
 
Извини ж, мой друг, коль лестно
Я кого где воспевал;
Днесь скрывать мне тех бесчестно,
Раз кого я похвалял.
За слова – меня пусть гложет,
За дела – сатирик чтит.
 

1797