Текст книги "Листы дневника. Том 3"

Автор книги: Николай Рерих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 64 страниц)

Театр

К участию в театре потянул Дягилев. «Половецкий Стан» в 1906 году в Париже дал отличные отзывы. Помню, как сильно написал Жак Бенар. Затем произошел «Шатер Грозного» для «Псковитянки» и «Сеча при Керженце» – для симфонической картины «Китеж»; одновременно Бакст делал «Шехеразаду». Помню, как изумился Дягилев, увидав, что мы оба, сами того не зная, сочиняли в красных и зеленых тонах. Тогда же Серов писал тоже для Дягилева занавес – неизвестно, где сейчас остались оба эти панно. Съели ли их мыши или же они подмокли где-нибудь и их разрезали на тряпки – всяко бывает. В Лондоне в 1919 году я видел «Половецкий Стан» в таком потертом виде, что с трудом мог узнать первоначальный колорит. На небе зияла огромная заплата. Когда же я спросил, что такое случилось, мне спокойно ответили. «В Мадриде прорвали, там сцена была меньше».

Потом пошло: "Снегурочка", "Валькирия", "Три Волхва", "Фуэнте Овехуна", "Игорь", "Салтан", "Садко", "Весна Священная", "Сестра Беатриса". В Художественном театре "Пер Гюнт". Для Свободного театра были готовы эскизы для "Принцессы Мален". Марджанов очень мечтал об этой постановке. Бенуа хвалил эскизы, но в театре начались какие-то местные передряги, и предстояло закрытие антрепризы. Марджанов шепнул: "Лучше заберите эскизы, как бы не пропали". На том и кончилось. Сейчас серия "Принцессы Мален" разбежалась широко. Кроме русских собраний, отдельные части имеются в Атенеуме (Гельсингфорс), в Риксмузее (в Стокгольме), в Париже и в Америке. Так же широко разбросало и серию "Пер Гюнта". Особенно помню эту постановку, ибо тогда впервые пришлось встретиться со Станиславским и Немировичем-Данченко, и эти встречи остались среди лучших воспоминаний. А сегодня читаем о смерти Станиславского – еще одна большая страница перевернута.

"Нунст унд Декорацион" назвал мои вагнеровские эскизы лучшими среди интерпретаций Вагнера. Не забудется и скандал, происшедший в Париже в 1913 году при первой постановке "Весны Священной". С самого поднятия занавеса какие-то "джентльмены" вынимали свистки и завывали так, что даже музыка была слышна с трудом. Бросалось в глаза, что свистки были принесены заблаговременно, и свист и гам начинались с увертюры, – значит, все было припасено заранее.

Публикуется впервые

Битва

Многие битвы гремели. Были старания остановить, а то и просто стереть, уничтожить. Б. старался так расположить голоса при выборах, чтобы устроить вражеский перевес, но хотя бы одним голосом победа оставалась за нами.

После выставки в С. Луи в 1906 году 800 русских картин, весь русский отдел был продан таможнею с аукциона. Пропали моих 75 вещей. Разве ладно?

В Гельсингфорсе в день открытия выставки потухло электричество, и снег завалил верхний свет. Разве хорошо?

В Стокгольме в день открытия выставки 8 Ноября 1918 года отрекся Вильгельм. Шведы были потрясены. Неладно!

В 1920 году в Лондоне при открытии моей выставки чиновник из министерства иностранных дел уверял, что картины не мои, а сам я убит в Сибири. Вот какие дела!

В 1930 году в Лондоне Коренчевский мне лично сказал, что я не Рерих, а Адашев. И такие нелепицы бывали.

У Кингора во время открытия лопнуло электричество. Произошла паника. Неприятно!

В Музее в день открытия с трудом был предотвращен пожар. Только по случайности успели принять меры. А было 10.000 посетителей.

Храм в Талашкине в 1914 из-за войны остался неконченным.

Уничтожены "Сеча при Керженце" и "Казань". Пропали: "Ункрада", "Зовущий", "Крик змея" и многие. Испорчены "Песнь о викинге", "Древняя жизнь", "Поход", "Поморяне", "Волокут волоком", "Три волхва" и многие.

С трудом нашли в Лувре "Замки Майтрейи". Кто хотел их присвоить? А где "Ростов Великий"? А где "И открываем" из Пекинского Музея? А как назвать проделки Кашанина? А где Пакт после подписи 21 страной?

Сгорел "Гроссман и Кнебель" в 1915 году со всеми клише и манускриптом "Монографии". Пропали вещи у Белого. Хоронили в Англии.

Назвали антихристом в Харбине. Поносили в Париже за оборону Родины.

Происходит хоршевский вандализм. Вот какие темные дела!

Можно припомнить битвы без числа. Повсюду темная рука пыталась разгромить. Но "говорят, что мы мертвы, а мы живы". Не только живы, но преуспели. Теряли, но находили. Видали предателей и учились распознавать лики.

Битва да будет благословенна!

Публикуется впервые

«А вор так ни в чем и не виноват?»

О ходже Наср-Эддине рассказывают:

"У ходжи украли осла. На следующий день ходжа, плачась, рассказал об этом друзьям и просил их помочь. Выслушав его, они начали подавать ему советы. Один сказал: "Нужно на дверях конюшни повесить замок". – "Ну, что там вешать замок на обыкновенную дверь? Какой из этого толк? – заметил другой. – Толкнешь дверь – и она рассыплется".

– "А что ты скажешь о стене вокруг дома? Отчего ее не сделать несколько выше?"

– "Да ты живой был или мертвый? Ведь не за пазуху себе сунул вор здоровенного осла? Где ты был, когда он выводил осла из конюшни через двор от дверей, ведущих на улицу?"

– "Послушай, я ночью двери запираю изнутри, а ключ кладу себе под голову. И вор не может никак сорвать замок и увести у меня коровенку ли, осла ли". Словом, они засыпали ходжу бесполезными речами, упреками и попреками. Потеряв терпение, ходжа сказал: "Дорогие друзья, вы рассуждаете правильно. Но только все это относится к прошлому, а на сегодня от ваших слов пользы нет никакой. Ну, посудите сами: вся вина, стало быть, на мне? А вор так ни в чем и не виноват?"

Многие сказы о ходже части припомнятся. Воры отлично обделывают делишки, и совсем немного судей правильно решающих. Шемякин суд – будто бы сказка, но это было. Видали мы и судью Франкенштейна – имя почти такое же, только о монете напоминание добавлено.

Иудины серебренники так и бренчат. Где уж тут Культура? Где уж тут цивилизация?!

Некоторые понимают всякие происходящие ужасы и открыто возмущаются. Другие, хотя и понимают, но трусливо помалкивают. Во все трудные времена бывали так называемые "перелеты". Бесстыдно они перелетали туда, где им казалось выгоднее.

Преступность растет. Похищаются дети. Процветают невольничьи рынки. Пятна на солнце или, вернее, на совести человеческой!

Публикуется впервые

Служители

В столетней истории Общества Поощрения Художеств, кроме покровителей, деятелей, профессоров и учащихся, должны быть помянуты и служители. Они принимали и прямое и косвенное участие в деятельности Общества. Они знали все и не раз даже оказывали свое воздействие. Славные работники были Петр Мартынов и Петр Захарычев. Много трогательного можно о них сказать. Мартынов помер. Жив ли Захарычев? Крепкий служака был Андрей Одноглазый – на войне глаз потерял. Маститный Максим был, как ходячий архив Общества. Знавал Брюллова, Бруни, Островского, Григоровича. На «вы» не говорил. К телефону не мог привыкнуть. Бывало, стучит кулаком в будке… «Чего шумишь?» – «Да барышня, видно, заснула – не отвечает». И про турецкую войну умел рассказать и про выставку Куинджи и важно курил благовония перед высочайшими приездами. А медалей – некуда и повесить.

Антон Усаленко не желал носить форму и называл себя императорским секретарем. Возил доклады в Царское Село для подписи. Спросит: "Спешно"? И через четыре часа привозит подпись. "Как же ты это достал?" – "А мой двоюродный брат камердинером. Я ему сказал, что спешно, а Император в саду гулял – он и поднес к подписи". Всего бывало!

Самый тихий был Семен. Он-то оказался разрушителем искусства. Была у нас выставка экстремистов. "Картины" были составлены из различных предметов. Были тут и листы газет, и карандаши, и всякие обиходные вещи. На грех – на одной картине висел молоток. А Семену понадобилось гвоздик вколотить – он и совершил неслыханный вандализм: снял молоток, приколотил гвоздь и обратно повесил. Устроители выставки прибежали в ярости: "Глумление над художественным произведением! Поругание! Насмешка"! – и всякие угрожающие выкрики. Семен никак не мог признать свое преступление: "Да ведь я же молоток обратно повесил. Ничего от него не убыло!" Автор картины наскакивал на Семена с самыми свирепыми эпитетами, а тот невозмутимо твердил: "Вашему молотку я убытка не причинил и на место его повесил". Пришлось извиниться за "несознательного" Семена за его покушение на художественное произведение. Всего бывало!

Добром помянем и Павла, и Дмитрия, и Ивана – погиб он на войне. Только высадился с поезда на позицию, а пуля в самый лоб. Он предчувствовал, когда уезжал.

Публикуется впервые

Народная Академия

Во второй половине 1917-го года к нам в Финляндию начали приезжать друзья и сотрудники. Приезжала Добычина за картинами, ибо все время на них увеличивался спрос по очень крупным ценам. И Арбенин тоже просил картин, – жаль, что он скоропостижно умер, и расчеты с ним все обрушились. Приехал и Химона от Совета и учащихся Школы. Были настойчивые приглашения и даже требования как можно скорее вернуться, ибо все сочувствовали моему проекту преобразовать Школу в Народную Академию. Передавали также о моей кандидатуре в министры изящных искусств. Но нездоровье – несноснейшая ползучая пневмония – даже и в прекрасном климате Карелии все еще давало себя чувствовать. Хорошо, что после 50 лет всякие легочные невзгоды потом прошли. Говорят, что это обычное явление. Но во второй половине Ноября я все же поехал для обсуждения Народной Академии, которая уже с давних времен была мне близка.

Вспоминаю сердечную встречу с товарищами преподавателями и учащимися. Помню прекрасную беседу с Вольтером – было полное единение и понимание. Впоследствии, в 1926 году, Вольтер пришел к нам в Москве и написал под псевдонимом Солин глубокую статью под названием: "Как свежи заветы Учителя". Хотелось бы встретиться с этою группою наших бывших учащихся, в которых прочно остались заветы, им переданные. Из нашей Школы Общества Поощрения Художеств, которая в сущности всегда и была истинно народной школой, было весьма легко развернуть Народную Академию. Следовало прибавить лишь несколько мастерских, дать мастерские для оканчивающих Академию и наладить академические экскурсии для усовершенствования как за границу, так и по всем окраинам нашей обширнейшей Родины.

Наша Школа и без того была всегда внеклассовой, внерасовой и внепредрассудочной. Каждый мог учиться в любой отрасли искусства и совершенствоваться по своему свободному выбору. Не было требования о пребывании в каждом классе определенного времени, а кроме того, даже окончившие Школу (совершенно, как бывает во французских свободных мастерских) могли опять записаться и набивать руку в любой избранной ими отрасли. Особенно ценно было, что наряду с живописью, скульптурой и архитектурным сочинением каждый мог работать и в прикладных мастерских, которых уже и тогда было очень много. На фабриках, куда многие поступали после окончания мастерских, очень ценились наши ученики, вносившие в технику и принципы настоящего искусства. Тогда здоровье не позволило мне заняться идеей Народной Академии. Так легко была исполнима эта неотложно полезная мысль.

Публикуется впервые

Жуть

Америка осенью 1929 года явила страшное зрелище. После ряда лет благополучия, когда цены возросли и толпы потянулись к Молоху-бирже, грянул развал, падение, разрушение.

Люди в день теряли миллионы. Святослав потерял семьсот тысяч. Шаляпин много потерял. Изуродовался весь план наших учреждений. Программа была на нормальную жизнь, а тут все встало верх дном. Начались самоубийства и от потери денег и вообще от отчаяния, – все обезумели. Наше учреждение должно было получить миллионное пожертвование. После бедствия приходит расстроенная жертвовательница: "От всего моего состояния осталось лишь сто пятьдесят тысяч…". Где уж тут говорить об обещанных жертвах.

Исчисляют, что такие беды бывают в Америке периодически, примерно через шесть-семь лет. Но как они должны влиять на характер всего народа? Странно, что такие примеры не предостерегают игроков. Не успеет танец смерти утихнуть, как уже готовятся новые жертвы Молоху.

Пришлось расстаться с собранием старинных мастеров. А ведь оно предназначалось для музея. Были отличные примитивы; один ушел в Чикагский Музей. Был и Рубенс, и Ван-Дейк и Брейгель-старший. Много чего было. Всегда жаль видеть распад.

Испытатели жизни должны пройти перед жутким зрелищем краха всей страны, перед народным безумием, перед волчьими аппетитами, которые ощеряются на чужих бедствиях. Где тут Культура? Даже где тут цивилизация? Вспыхивает произвол. Восстание подчеловеков! Следует пройти и через переоценку ценностей, чтобы судить о планетарной относительности.

Жаль, сердечно жаль тех невинных, которые за свои ли давние прегрешения бывают ввержены в огненную геенну развала. Можно представить, как гремит Армагеддон, как работают агрессоры. Много жутких зрелищ, но тридцать серебренников – самое страшное.

Сейчас читали, что Рокфеллер, когда его благодарили за пожертвование, ответил, что "так как эта лепта была денежная, то тем она малозначительна". Немногие придут к такой формуле. Немногие догадаются, что не доллар – король, а есть и другая ценность истинная.

Публикуется впервые

Финляндия

Замечательны сны Елены Ивановны. Много их. Бехтерев записал часть. В начале Декабря 1916-го был такой сон: Е.И. ходит по дворцам, пустынным и заброшенным. Видит группу художников «Мира Искусства» – они переписывают картины и обстановку. Затем вдали появляется отец Е.И. и манит ее поспешить за ним. Идут по каким-то холмам, приходят к небольшому домику, окруженному оградой из шиповника. Синее небо и много цветов.

Тогда же для "Русского Слова" пишу, по обычаю, к рождественскому номеру сказ "Страхи". Спрашивают, отчего такой сумрачный?

Подошло Рождество, прошли школьные экзамены, Е.И. решила на праздники ехать в Финляндию. Все гостиницы оказались заняты, хорошо что Ауэр надоумил ехать в незнакомый нам Сердоболь (Сортавала) на севере Ладоги. Решили, поехали. Конечно, бабушки и тетушки считали такую морозную поездку сумасшествием. Было 25° мороза по Реомюру. Вагон оказался нетопленным – испортились трубы. Все же доехали отлично. "Сейрахуоне", гостиница в Сортавале, оказалась совсем пустой. Ладога с бесчисленными скалистыми островами – очаровательна.

Финны были к нам очень дружественны. Знали и любили мое искусство. Моя дружба с Галленом Каллела тоже была известна. Семья Солнцевых – славные люди. Мы сняли дом Ихинлахти, имение Реландера. Поездка на праздники превратилась в житье. Для моей ползучей пневмонии климат Финляндии был превосходен. Ихинлахти была тем самым домом с оградой из шиповника, который Е.И. видела во сне.

Тогда же укрепилась мысль достать мои картины из Швеции, где они оставались с 1914 года после выставки в Мальме. Лето 1917 года – Ихинлахти. Зима 1917-1918-го: Сортавала, Иенецен Талу. Лето 1918-го – на острове Тулола среди разнообразных шхер ладожских. Поездка на Валаам. "Святой остров" (кажется, он теперь в Русском Музее). Россияне мало знали Ладогу!

Зима 1918 года – Выборг. Выставка в Стокгольме. Бьерк и Мансон помогли – оба знакомы еще с Мальме. Затем выставка в Гельсингфорсе у Стриндберга. Атенеум купил "Принцессу Мален". Исторический Музей тоже хотел купить "Каменный век", но у них имелась лишь малая сумма в 5000 марок.

Вспомнили мы с Е.И. наши прежние поездки по Суоми – Нислот, Турку, Лохья, конечно, Иматра и каналы. Впереди были Швеция и Англия. Дягилев помог с визой и с выставкой.

Публикуется впервые

Югославия

Спасибо Петару Перуну за песню, за привет.

Прекрасное пожелание! Крепки устои народа, где слагаются такие светлые песни.

Поистине, какие бы горы и моря ни сложились между славянскими сердцами, но в глубине сердец этих все же будет гореть обоюдное братское стремление. Выразится оно в песнях, которыми живет и возвышается славянская природа. Недаром Пушкин так потянулся к песням южных славян. И правильно однажды сказал епископ Николай Велимирович про славянскую поэзию: "Эта поэзия хранит в себе многое. Она хранит в себе дух, она хранит веру и надежду и любовь. Она для народа, как страницы Библии".

Действительно, славяне понимают, почему в сагах о Косове король Лазарь заключает свою речь высоким словом, что "лишь Царство Господне останется навеки". И если мы возьмем дух сказаний, былин и сказок всех славянских народов, мы ясно почувствуем в нем то же осознание вышнего великого царства, которому несут славу и честь герои славянские. Через многие тяжкие затруднения протекала история славянства. Но не являются ли эти трудности именно пробными камнями для закалки клинка вечного духа?

Приветствую сердечный зов баяна и все дорогие мне встречи с югославами; в самом этом слове включено понятие славы, славы труда и подвига. Вспоминаю наши встречи с Пашичем, славным патриотом и сердечным славянином. Вспоминаю великого художника Югославии Местровича, ваятеля славы славянской. Вспоминаю государственный ум Мажуранича. Вспоминаю и Спалайковича, и Янковича, и Петковича, и Мелетича, и всех, всегда отзывчивых, сердечных. Радуюсь великому воспитателю Радославлевичу о всех его призывах к свету. Не забуду всех трогательных писем Манойловича, неустанного носителя Культуры. Помню слова короля Александра, который сочетал в себе и воинскую доблесть за Родину и сердечное почитание искусств и науки. Такой водитель устремляет сердца народа к самому драгоценному и прекрасному.

Несторовская летопись, говоря о заложении Киева, трогательно подчеркивает любовь князя Ярослава к книжной мудрости. Водитель да любит искусство и знание.

Публикуется впервые

Мир всему живущему

"Whoever thinks evil of it in his heart —

Let his heart rot!

Whoever stretches his hand toward it —

Let his hand be cut off!

Whoever harms it with his eye —

May his eye become blind!

Whoever does any harm to the bridge —

May that creature be born in Hell!" [171]171
  "Кто замышляет злое в своем сердце —
  Пусть его сердце истлеет!
  Кто протягивает к нему свою руку —
  Пусть его руку отсекут!
  Кто смотрит на него со злостью —
  Пусть его глаз ослепнет!
  Кто причинит вред мосту —
  Пусть родится в Аду!"


[Закрыть]

Так начертал на первом мосту через Инд буддийский правитель Ладака – Naglug. Он позаботился внушить окрестным жителям уважение к строительству. Также знаем, как заботился о строительстве благом царь Ашока. Наконец, в словах самого Благословенного всегда звучит доброе построение, и незадолго до отхода своего он еще восклицал: "Как прекрасна Весали!". Широко по миру несли буддийские наставники благие заветы. Никто не назовет разрушений, причиненных буддистами. Панацея доброго просвещения и строения легла в основу всех заветов.

Время ли сейчас говорить о мире, когда гремят войны? Но именно в такие дни и нужно соборно твердить о мире, о просвещении и о доброжелательстве. Мир не может быть дан только приказами правительств. Истинный мир может зародиться лишь в сердцах всех народов, когда они восчувствуют тщету розни и взаимоуничтожения. Не мир бесчестия и рабства, но мир неустанного строительного труда и просвещения даст народам благо. Некоторые думают, что если еще не гремят пушки, то это значит, что существует мир. Но вовсе не гром пушек, а рычание сердец является признаком войны.

Опять и опять скажут, можно ли именно сейчас, когда в Китае приносятся гекатомбы кровожадности и жестокости, говорить о мире? Не будет ли это увещевание пустым словопрением и отвлеченным препровождением времени? Скажем: убийцы и разрушители всегда были на долготерпеливой земле и, увы, еще будут надолго, – будем надеяться, не навсегда. Тем не менее уголовные законы и заповеди не только пишутся, но и по мере сил проводятся в жизнь. Также стоит дело и с миром. Пусть это благословенное слово "мир" для множеств людей еще является отвлеченностью несбыточною. Но мы знаем, что завет дан: "Мир всему живущему". Дан этот завет не среди отвлеченности, но среди самых насущных действенных наставлений. Значит, Тот, Кто давал этот завет, отлично знал, что в нем заключается истинный путь человечества.

Знаем, что к великому восприятию мира можно подготовиться лишь деятельным просвещением. "Мир через Культуру" – мы не устанем повторять эту истину. Ведь она не сделалась труизмом, ибо вовсе не все прониклись осознанием этого единственного пути к Благу. Чтобы восприять мир во всей его подлинности, нужно осознать и все подлинные сокровища человечества. Тот же, кто поймет и осознает эти ценности, научится и хранить их.

Мало того, что существуют музеи и университеты, где читаются история и археология. Это опять-таки лишь формальная сторона достижений. Мы же говорим не о формальностях, не о мертвых декретах, но стремимся посеять живое сознание в сердцах народов. Нам приходилось много раз воочию убеждаться, сколько бессмысленных развалин устыжают человеческое невежество. Мы видели прекраснейшие памятники Культуры расхищенными и разрушенными. В осколках лежат превосходнейшие изваяния, и мы знаем, что глубокое невежество совершило эти несмываемые преступления против мировых достояний. Каждое такое свидетельство о разрушительных наклонностях невежд должно напомнить, как бережно нужно хранить неповторяемые ценности гения человеческого.

Кто-то предлагал завалить все старинные чудесные памятники мешками с песком. Помимо физической неисполнимости таких предложений, нужно помнить, что никакие мешки с песком не охранят ценностей – но лишь истинная Культура может служить достойным покровом всему прекрасному. Поспешим же совместно еще раз утвердить МИР ЧЕРЕЗ КУЛЬТУРУ.

Почему же я говорю об охранении ценностей гения человеческого именно к этому памятному дню? Делаю это не случайно, не только для того, чтобы иметь еще один случай сказать слово о неотложном. Имею еще и другую причину. В памятные дни люди вспоминают о самых лучших основах. Пусть же и теперь, произнося великий завет: "Мир всему живущему", все наши друзья еще раз действенно помыслят о путях к этому миру. Пусть еще раз все вспомнят, как бережно нужно охранить все культурные ценности, ибо лишь этот путь приведет к будущим вратам мира. "Мир всему живущему".

Публикуется впервые