Текст книги "Листы дневника. Том 3"

Автор книги: Николай Рерих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 64 страниц)

Сотруднику

Дорогой наш А.П.

Спешу ответить на вопросы Ваши от 25-10-46. Идея Ваша дать крепкий рассказ как "пробный камень" очень хороша. Вы природный писатель, а сейчас особенно это нужно для молодежи, для строителей новой жизни. Пишите бодро, призывно. Непременно прочтите доклад Жданова в "Известиях" от 21 Сентября с.г. Из него Вы почуете, что сейчас неотложно нужно. Надо ободрить строительную молодежь. Надо сказать об "орлином глазе" в будущее. О сокровищах тайги, сужденных будущим поколениям. О празднике труда, о глазе добром – дальнозорком. Вы умеете сказать не длинно и убедительно и красиво.

Теперь о диалектике. В конце концов, все мы живем диалектично – в постоянном развитии, в неусыпном познании, в движении добротворчества и сотрудничества – тем-то и можно жить радостно. Вечен спор о духе и материи. Хотите – все дух, хотите – все материя. Величие надземной беспредельности ведет к постоянному познаванию, к науке свободной, прекрасной. При Вашем широком взгляде легко посмотреть далеко, без отрицаний, без ненужного груза, сгибающего спину. Опять-таки вперед, в светлое всенародное будущее.

О лжегордыне хочется Вам сказать далекий эпизод из начала моей общественной деятельности. По окончании Академии Стасов устроил меня писать фельетоны в журнале Общества Поощрения Художеств "Искусство". Прихожу как-то в контору – редактор был занят – вижу, одна бедняжка возится с литографскими чернилами, вся измазалась, и ничего у ней не выходит. Говорю: "Дайте-ка помогу вам". Сел и начал писать адреса. Вдруг раздается хохот. Редактор Собко и Балашов веселятся, как фельетонист адреса пишет. Однако тут же пригласили меня помощником редактора. И другой эпизод. Пришла наша университетская делегация к Марксу, издателю "Нивы". Огромное помещение, а у самых дверей за маленьким столиком ютится старичок. Деловито спрашиваем: "Можем видеть издателя Маркса?" Старичок скромно встает: "Я Маркс". Всякую лжегордыню гоните, она русским не пристала. "Не знаешь, где найдешь, где потеряешь". А терять-то вообще не следует.

В Австралии у нас сейчас никого нет. А для Америки прилагаю адрес АРКА – можно писать по-русски. И книги там имеются. О каких именно книгах спрашиваете? Кое-что у нас здесь есть.

Значит, злобный Щеголев прощеголял себя. Таким щеголям туда и дорога. Вы поминаете Виктора – видно, он теперь преобразился. Сей архипастырь строчил на меня доносы харбинским фашистам, вредительствовал. Когда же я его обличил в Пекине, он сказал: "Не донос, а для осведомления". Прямо чеховский рассказ. Сообщайте газетную голгофу – любопытно. ВОКС сообщает, что они дают мой лист в бюллетенях, когда именно, не знаю. Из Центра очень хвалят нашу АРКА. Из Риги – ни звука. Тревожимся. Грабарь сообщает о многих кончинах: Лансере, Богаевский, Билибин, Самокиш, Лукомский, Яремич, Замирайло – жаль, хорошие мастера.

От всех нас Вам и друзьям привет сердечный. Да будет у Вас все ладно и бодро. Смело вперед за Родину, за всенародное преуспеяние.

Радоваться Вам!

П.С. Пошлем пароходом несколько параграфов из новой книги.

5 ноября 1946 г.

Публикуется впервые

Булгакову

Дорогой друг В.Ф.

Сердечно порадовались Вашему бодрому письму от 16-10-46. Через Ваши дружеские руки прошло и письмо секретаря Президента – Юрий очень признателен Вам. Радовались и неожиданно открытому Вашему свойству с Весниным. Только в нынешних особых обстоятельствах так находятся двоюродные сестры – теперь все необычно. Привет Вашей дочери к ее браку. Будем знать ее фамилию – кто ведает, как теперь люди встречаются. Лишь бы встречались, а не сталкивались. Веснин – крупнейший зодчий, пристально слежу за его достижениями. Авось встретимся. Зовут, зовут! Поредел строй наших сверстников. Грабарь сообщает о кончине Лансере, Богаевского (голову ядром оторвало в Крыму), Билибина, Лукомского, Самокиша, Яремича и других.

Пусть молодежь крепнет. Русь живет творчеством, искусством, наукою. Народы поют, а где песня, там и радость. Слушали вчера доклад Жданова – хорошо сказал. Сейчас слушали парад. Величественно. У Вас, конечно, ясно Москву слышно. У нас, если атмосфера не мешает, хорошо доносится. Но электричества у нас, в Гималаях, нет, и приходится пользоваться сухими батарейками, все-таки слышно – и на том спасибо. Говорят, скоро здесь будет сов[етский] посол – пока лишь американский, тибетский, китайский. Ждем нашего.

Интересно, как решится вопрос Русского Музея в Праге. Вы помните мое давнишнее желание, чтобы везде гремело творчество народов Союза. Мы убеждаемся, как ждут в Индии сов[етское] искусство. Видим это по нашим картинам, которые в здешних музеях – любят их. Конечно, для выставки сейчас время трудное. Наверно, Вы читаете о событиях в Индии. В горах-то еще спокойно, а в долинах творится зверство. Удивительно, как род людской склонен к жестокости. Дикие звери и те бывают добродушнее.

Удивляемся, почему Вы не имели вестей от В. Л. Дутко. Впрочем, кажется, она живет за городом и, может быть, ей не с кем оставлять малыша? А может быть, Вы с ней уже встретились? Тревожимся, не получая вестей из Риги. В чем дело? Лукин был в добрых отношениях с Кирхенштейном, именно эта группа способствовала сближению, и вдруг из Латвии, из Литвы – ни звука. А вот нехорошо, что директор нашего Музея в Брюгге Тюльпинк скончался. Во время войны все охранил, а теперь и ушел. Именно он был там двигателем.

Наша АРКА получила высокое одобрение из Центра. С ВОКСом установились постоянные сношения – все это радостно. ВОКС печатает что-то мое, но когда, не знаю. Конечно, нашим сотрудникам в Америке сейчас нелегко, ибо реакция и наветы на СССР велики. Вчера Жданов хорошо сказал: "Во время войны восхищались нашим мужеством, патриотизмом и моральными качествами, а теперь вдруг у нас оказался подозрительный характер и мы сделались угрозою миру". Да, изменчиво людское суждение. Но ведь давно сказано: "И это пройдет". Не помню, посылал ли я Вам перед войною мой записной лист "Не замай!" Он оказался пророческим: меч, поднятый на Русь, опустился на захватчиков. Из Москвы тогда писали, что там он произвел впечатление. Да, да, "не замай" нашу любимую, великую Родину.

Не забывайте нас весточками, мы все так любим Ваши письма. Дорого чуять единодушие, устремление ко всенародному благу. Привет Вам всем от Гималаев, от снегов и вершин. Привет всем друзьям, коли такие в Праге имеются.

Сердечно…

Сейчас здесь печатаются четыре моих книги: "Химават", "Героика", "Алтай", "Обитель Света". Из пятой – "Прекрасное единение" – уже вышедшей, прилагаю страничку.

7 ноября 1946 г.

Публикуется впервые

Дружно

Доброе Ваше письмо от 18-10-46. Радовались Вашим хорошим сношениям с Ермолаевым. Поистине, «терпение и труд все перетрут». Совет его о Кеменеве неплох. При таких свиданиях поминайте также о Юрии, о необходимости его знаний и трудов на Родине, о надобности ему в библиотеках ознакомиться с новейшими работами советских ученых. Без этих данных ему не закончить несколько больших работ, доведенных до последнего времени. Вероятно, Ермолаев очень удивлялся молчанию Сысоева, прямо неслыханно. Цена «Прекрасного единения» имеется на обложке – две с половиной рупии. Ободрите кружок молодежи за их стремление к искусству, к культуре. Адрес их имеется среди посланных мной адресов. Ведь и «Знамя Мира» они получат. А вот как быть с Мясиным, лишь бы эскизы не пропали. Вам они нужны для выставки.

Полезно знакомство с директором Музея во Флориде. Поддерживайте такие связи, они могут нежданно-негаданно пригодиться. Таким лицам и "Знамя Мира" полезно получить.

Присланная Вами заметка о композиторах характерна. В основе вечный поход бездарностей против талантов. Во все времена у всех народов можно встретить то же самое. Причины как бы различны, но в основе все та же нетерпимость ко всему выдающемуся. А общественное мнение по своему обычаю помалкивает. Вот и здесь происходит тот же извечный поход против Культуры в виде убийств, грабежей и подлогов. Голоса лучших деятелей тонут среди постыдного укрывательства. Доходит до того, что правители Калькутты лгут о полном спокойствии, а тут же сообщаются неофициальные данные о десятках убитых, раненых, искалеченных кислотою, о грабежах и поджогах. Эти противоречия в одном радио, на одном газетном листе – много терпения требуется. Много воспоминаний встает.

Недавно один здешний писатель спрашивал, где он мог бы найти подробности нашей жизни, не вошедшие в другие писания. Хотелось указать ему три любопытных источника. Во-первых, толстенное многотомное дело о нас в Лондоне в Министерстве Иностранных Дел. Мы сами видели, как его возили на тачке. Затем – другое таинственное дело хранится в Политическом Департаменте в Дели и третье, меньшее по объему, сохраняется в архиве округа в Наггаре. Любопытно бы прочитать эти человеческие вредительства. Судя по отрывкам, сообщенным дружественными чиновниками, все эти тома полны смехотворной лжи. Конечно, такая смехотворность уже из Гранд Гиньоля и граничит с трагедией. Так, Елена Ивановна называется самой опасной женщиной во всей Азии. Мы все, конечно, великие политические советские агенты. Один чиновник написал на деле: "Все это чепуха". Увы, не чепуха, а прискорбная страница современности. Клевета поощряемая. Не знаю, долго ли хранят архивы подобные "документы". В Лондоне мы видели тачку с нашим делом в 1930 году. В Дели и в Наггаре эти дела были целы до последнего времени. Один наш приятель утверждал, что наше дело в Дели напечатано в 50 экземплярах и разослано по всем областям. Вот бы достать такой экземплярчик! Вероятно, и в Лагоре он имеется. При нынешних сменах правительства как бы ни начали уничтожать секретные архивы.

Неповторяема такая страница жизни. И никто не мог подозревать, что где-то сидят сикофанты [140]140
  Доносчики, клеветники, шантажисты.


[Закрыть]и плетут свою мерзкую ткань. Иногда приемы клеветников совершенно примитивны. Например, повадился к нам молоденький офицерик Геринг (фамилия-то какая!), якобы приехавший на рыбную ловлю. Приходил, пил чай и квас, много болтал, так что нам и говорить не приходилось. Потом мы случайно узнали, что он для выдвижения по службе строчил на нас доносы и такие нелепые, что из Дели предложили ему прекратить такое волонтерное клеветничество. Всего бывало. Довольно скоро докатывалось до нас, и мы улыбались таким гнусным попыткам с негодными средствами. Но надо признать, что без этих мерзких червей многое слагалось бы лучше. Сколько энергии затрачивалось на отражение ядовитых стрел! По счастью, и эта затрата энергии не пропадает и несет преуспеяние.

Грабарь пишет, что получил "Индологию", и очень хвалит эту работу Юрия. Дали ли Вы ее Ермолаеву, а может, и Молотову? Не надо ли еще прислать? Конечно, "Индология" помянется в отчете АРКА среди новых поступлений.

Из Австрии немецкое письмо некоей Елены Отт. Письмо очень душевное с исканием переписки. Может быть, они прекрасные люди, но как дать им понять, не обижая их, что отсюда нам невозможно переписываться. Очевидно, они не понимают, да и не могут понять всякие особые условия. Их письма идут через цензуру и они не придают этому никакого значения. Напишите Ал. Ренцу, чтобы они занимались А.Й. и "Знам. Мира". Вы-то чуете, почему нам невозможно переписываться, а другие не могут понять, да и винить их нельзя. Из Хустона (Тексас) [141]141
  Из Хьюстона (Техас).


[Закрыть]писала одна особа – я дал ей Ваш адрес, по-видимому, она хочет иметь Книги. Если действительно хочет, то и напишет Вам, а может быть – пустоцвет. Из Швейцарии незнакомец просил о Книгах – Е.И. послала ему «А.Й.» и «Сердце». Давно не слышно от Шауб-Коха, жив ли? Теперь так много уходов. Валентина писала, что и ей он не ответил. А Булгаков жалуется, что Валентина его забыла. Он хотел познакомить ее с очень интеллигентными людьми. В Прагу приезжал знаменитый зодчий Веснин с женою. Оказалось, что жены Булгакова и Веснина – двоюродные сестры. Вот где нашлись! Дочь Булгакова вышла замуж за лейтенанта Романюка и уезжает в Каменец-Подольск. Дочь Грабаря за инженером Епифановым, и уже появился внук Грабаря. Наши друзья в Тяньцзине усыновили новорожденного и назвали его Юрием. У Чайки дочка, и она назвала ее Индра. Видите, сколько новостей.

Инге прислала маленький список международного комитета. Не понимаем, откуда взялся этот отдельный комитет? Кроме вреда, такое деление ничего не принесет. Мы телеграфировали: "Не надо отдельного международного комитета, все – члены одного комитета. Фонтес – корреспондинг секретарь". И без того сил немного, а тут еще разбить их. Ни в каком случае недопустимо деление. Все вместе! Нельзя вносить смущение умов – вредители сейчас же используют эту ошибку. Единение, а не разделение нужно. Вредители не дремлют, и постарались бы воспользоваться кажущимся разделением. Для разрушителей каждый намек на разделение уже есть признак распада. Всякий распад – праздник для разрушителей. Именно теперь единение, терпимость, терпение так необходимы. Психология, образ мышления различны в разных странах. Даже простые вещи люди воспринимают различно. Сделают свой кривой вывод, а там, поди, выпрямляй его! А около вопросов Культуры все особенно напряженно. Потом можно бы включить в Комитет Валентину, Сомервелла, Мориса, Хейдока (адрес его у Вас теперь имеется), чем больше деятелей будет в курсе дела, тем лучше. Если бы только подошли добровольцы-пособники, они Вам так нужны. Жизнь сейчас особенная. В Бомбее некоторые лавки вывесили объявление: "Не ходите туда, где режут, идите к нам, у нас безопасно".

Д-р Лонг прислал письмо из Голливуда – копию прилагаю, также и копию моего письма к нему. Конечно, сейчас начинать о Музее, о Русском Музее невозможно. Кроме того, и сам Лонг нам неизвестен. Сохраните в архиве копии писем. В Сентябрьском номере "Дон оф Индия" – полезная статья Санджива Дева о вандализме. Сохраните в архиве "Знамени Мира". Стоят чудные солнечные дни. Безоблачно, горы синеют сапфирно, листва расцветилась в осенний убор. Горестно знать, что где-то режут людей, грабят и жгут селения. Сердечные письма от Крафт-Ватсона, от Коринны Хелин и привет от Еарл Шрака – все добрые друзья. Но и они не спросят у грабителя – где же картины? Не то, чтобы они не хотели, а просто в голову не приходит. Пошлите Ватсону отпечаток письма Жина из газеты в Либерти. Помнится, Дюи посылал к Вам своих людей справляться о делах Музея – теперь он губернатор Нью-Йорка, кандидат в президенты. Посоветуйтесь с Катрин и Инге, как лучше быть с Франсис по местным условиям. Относительно клише в Риге – никто не знает их судьбы, война – акт оф Год! Из Латвии, Литвы вообще ни звука! Катрин предлагает не помещать в брошюре состав Комитета в виду возможности его увеличения или изменения, а Комитет весь поместить на почтовой бумаге. Мы телеграфировали наше согласие, ибо действительно состав Комитета может обогатиться. Валентина переслала страничку странного письма, полученного ею из Лондона. Некая особа спрашивает, состою ли вице-черменом Всемирного Духовного Союза, как был в 1927 году. Что за чепуха, тот год мы были в Тибете. А вот еще чепуха. Редактор Лондонского журнала пишет, что встреча со мной в Палестине произвела на него такое глубокое впечатление, что он высылает мне журнал. Но в Палестине мы никогда не были. Помните и Спенсер Люис в своей книге писал о встрече со мной в Палестине. Что за заморока! Много сложного и у Вас и всюду. Тем более "дружно гребите во имя Прекрасного против течения". Духом с Вами.

15 ноября 1946 г.

Публикуется впервые

Дорогой друг Валентин Федорович [142]142
  Булгаков.


[Закрыть]

Гималайский привет к Вашему шестидесятилетию. Вы что-то помянули о старости. Ну какая же это старость! Это почтенный, умудренный возраст. Дух, мозг разве старятся, если человек не хочет впадать в старость? Мой дед Федор Иванович жил сто пять лет. Очки не носил, да еще курил беспрестанно так, что его называли «рекламой для табачной фабрики». Да и Бернард Шоу перевалил за девяносто, а голова полна светлой мудрости. Вам еще нужно столько сделать, столько запечатлеть в пользу будущим поколениям. Вы были участником и свидетелем многих мировых дел. Ваш широкий кругозор даст молодежи новые надежды, поможет среди трудовых преуспеяний. Вы полны доброжелательства, дружелюбия, а такие качества особенно нужны при нынешнем Армагеддоне Культуры. Сложное время. Малодушные не видят творческого пути.

Спасибо за добрую весточку – мы все так рады Вашим письмам. Если бы в каждой вести было что-то радостное, тогда, поистине, можно бы кончать древним приветствием: "Радоваться Вам!"

Радовались Вашим встречам на приеме в Сов[етском] Посольстве. Мы часто слышим имя Горкина в радиопередаче, когда он скрепляет Указы Правительства. Не были ли Дутко на этом приеме? Бедная, она все не может найти прислугу, а малыша тоже не с кем оставить.

В журнале "Эксцельсиор" была Ваша фотография с Толстым и при ней статья – в Сов[етской] России спрос на "Войну и мир" все растет, и автор надеется, что многие заветы Толстого будут жить и вести человечество. Помню и я завет Л.Н. моему "Гонцу": "Пусть выше руль держит, тогда доплывет".

8-го Декабря в Белграде Всеславянский Съезд. Хотел было послать приветствие, но куда? Теперь все адреса растерялись. Иногда прямо "Мертвые души". Вот в Загребе была Югославская Академия Науки и Искусства. Был я там почетным членом, а с 1939-го – ни слуху, ни духу. Так же и во Франции многое замерло. Ни мне, ни нашим друзьям в Америке не нащупать, кто жив или переменил местожительство. А ведь время-то бежит. Нашей АРКА тоже несладко. Столько злобных наветов на СССР, что некоторые малодушные забоялись и примолкли.

Пора всем нашим согражданам разобраться и понять, где истинные друзья. Такие друзья, кто приобщились не ради русской победы, но по глубокому осознанию великого переустройства, ради светлого всенародного будущего. Пусть всем неподдельным друзьям будет хорошо! Пусть звучит Ваше доброе слово во славу Руси, во славу народа-труженика, строителя.

Радоваться Вам!

29 ноября 1946 г.

Публикуется впервые

Сложно

Печально письмо Ваше от 20-11-46. В каждой строке – печаль. Да и как иначе, когда и внешние и внутренние обстоятельства так тяжки. Из семьи Митусовых из семи человек в 1942-м осталось всего двое. А ведь не исключение такая гибель. Уже не увидеться здесь с нашим милым Степою. Сведения о Лукине неутешительны. Вообще, молчание Риги показательно. Неужели все и все пропало? Молчание Парижа тоже мрачно. Все, что пишете об ужасах инфляции – повсеместное бедствие. Всюду цены растут, доходы уменьшаются, и конца не видно. В деле с Франсис Зина совершенно права. Нелепо выбрасывать за грош ценный неповторимый материал, который расходится по полной цене. Увы, Франсис много вредительствовала, очевидно, и теперь она собирается на ком-то вымещать свои ошибки. Будем надеяться, что брошюра вышла прилично. Адреса после рассылки по ним Катрин сохраните у себя – могут понадобиться. То, что пишете о ВОКС, прямо поразительно! Как же мог пропасть весь материал за целый год, Вами посланный, только из-за перемены заведующего – непонятно!? Может быть, Вы правы и эпизод с телеграммою следует объяснить отставкой Сысоева. С кем же теперь переписывается Гусев? Знает ли Гусев о телеграмме? Как же Вы обернетесь с возросшей сметою по АРКА? Даже страшно подумать о таких нерешимых задачах. Конечно, прежде всего надо исключить оплаченные лекции. Бывало, в деревне говорили: «податься-то некуда». Но Зина права, добавляя: «как-нибудь выкрутимся». Ох, закрутилось человечество – облака пыли. В тумане суматохи решения являются негаданно, и люди объявляются нежданные. Сообщайте, как удается выкручиваться. Продать бы что-нибудь. Молчание Роквел Кента странно, не в отъезде ли он?

Среди печалей, что бы такое Вам рассказать веселое? Хотя бы смех и горе, хоть бы улыбнуться чему-то житейскому, хоть бы Гранд Гиньоль показался. В вечерние часы сумерничаем (керосина мало) – вспоминаем встречи и добрые и недобрые. Нередко поминаем сердечно нашего друга Тагора. Милая Девика, племянница поэта, от детства часто бывала с ним. Поэт любил детей, и около него всегда их бывало немало. Бывали и курьезы. В Корнуэле летом принимали важную делегацию шведских ученых. Тут же вертелась маленькая местная девочка. Среди высоких суждений она подбежала к поэту и громко воскликнула, указывая на бороду: "Дяденька – вошка!" В бороде была крошка хлеба. Все притихли в ужасе, а поэт откинулся со словами: "Шорбонаш!" ("Конец всему – рушение небес!") и снял крошку: "Это просто хлеб". Вспомнили мы, как во время лекции Тагора в Нью-Йорке американский импресарио, сидевший на эстраде рядом с лектором, откинулся на спинку, широко разинул пасть и захрапел на всю залу. С каким огорчением взглянул на него поэт. Не в коня корм. И высокое и малое – все в одном котле.

Из Мадраса, Дели, Траванкора неотступно просят клише картин, а у нас ни одного. Где-то они имеются, но журналы не дают своим конкурентам. А сколько клише пропадало при всяких несчастиях! Вот в Риге была готова вторая часть монографии – и клише, и текст, и бумага – война все разметала. В Нью-Йорке Брентано уже объявил второй том, но редактор куда-то уехал, и все провалилось. В 1914 году в Москве толпы разгромили печатню Гроссмана и Кнебеля, приняв их за немцев, а они были евреи. В серии Грабаря был готов к печати мой том с отличным текстом Александра Иванова, со всеми клише, и все пропало. Иванов имел только один список текста! Также пропала в 1918 году моя книга, а копии текста не было – была спешка. Е.И. до сих пор не может забыть – она хотела сама переписать. А где картины, данные Добычиной в Сердоболе? А картины, оставленные в Москве в 1926-м? Вот сейчас картины есть, а ни клише ни фото – люди обижаются, воображают, что именно им не хотят дать. В ходу, в печати пять книг: "Химават" (Китаби-стан), Аллахабад; "Героика" (Китаб Махал) Аллахабад; "Алтай" (Калькутта); "Обитель Света" Шаланда – Бомбей); "Прекрасное единение" (Бомбей – Кружок Молодежи) – только эта, самая маленькая, уже увидела свет.

Условия всей жизни ненормальны. Книга Тампи "Гуру-дев" вся распродана – нужно третье издание – спрашивают. Посылаю Вам письмо некоего Уайта из Вашингтона – совершенно сумасшедший. Вести с таким типом переписку невозможно. По некоторым фразам его письма можно судить, что Зина его знает. Какие типы живут! Пришел Ваш пакет с письмами и бумагами Ал. Ренца. Когда же они поймут причину нашего молчания?! Да и как им понять! Юрий получил книгу о Синьцзяне и очень ей рад. Бернард Шоу заявляет, что он подает голос за Уоллеса. Вот и мудрый человек впал в ошибку и не знает, о каком злостном притворщике он испортил газетный лист. Вы поминаете Мюриель Дрепер, неужели она еще жива? Никогда не мог понять ее истинного направления. Выставка в этом сезоне не устроится – не такие настроения. Кстати, сделайте на машинке перечень моих картин, находящихся у Вас на выставке, а то я не знаю, что именно имеется. Не пришлось ли Вам повидаться с сестрою Неру – Шримати Пандит, главою делегации Индии? Светик письмо Уида получил. Посылаю Вам пакет в пять Конлана – Вы писали, чтобы не превышало пяти книг. Также пароходом послано "Надземное" от 614 до 772. Калькуттское общество "Искусство" просило привет к своему десятилетию. Послал бы на бланке нашей Академии. Поминаю об этом, ибо, может быть, они захотят ответить в Нью-Йорк. Было письмо Мориса – хочет устроить в С. Луи выставку моих и московских воспроизведений от АРКА. Вероятно, он писал Вам об этом. Опять поминает Франсис и печалится ее непримиримости. Злоба до добра не доведет. Свои ошибки она знать не желает. Тяжкий характер. Сын Клода Брэгдона Генри Брэгдон прислал из Экветера письмо о смерти отца. Сообщает, что Брэгдон завещал кольцо, мною данное, Вальтеру Хемпдену. С кольцом на руке Брэгдон скончался – никогда не снимал его.

Только подумать, что это письмо дойдет к Вам уже в половине сезона, а может быть, к Новому Году. Каков-то будет Новый Год? В Париже конференция по образованию. О многом толкуют, но о вандализме не поминают. О защите самого ценного не говорят. А народы в таком состоянии, что, казалось бы, им необходимо твердить о позоре вандализма. Получаете ли "Дон оф Индия"? На всякий случай, посылаю копию статьи Санджива Дева. Можете прочесть Комитету "Знамени Мира". Вот так мир! Была такая картина Венецианова – мальчик сидит над разбитым горшком, название: "Вот те и батькин обед". Пишу Шауб-Коху – у него жена померла, и сам он был болен – понятно, что писем от него долго не получалось. Не имеете ли ответа от муниципалитета в Брюгге – надо же знать положение Музея. Меня они не извещали. Все ли благополучно с Мадахилом? Фонтес очень удивлен его молчанием. Де Лара прислал книги для отзыва, но они по-испански, и вряд ли здешние журналы осилят их. Может быть, Фонтес в Гоа на них отзовется. Здешние наши друзья еще не получили от Комитета извещения о поч[етном] избрании. Верно, оно в пути.

Да, что несет Новый Год, неужели всякие юнески? Чему свидетелями будем? Чего только ни пересмотрели за всю жизнь! Сколько войн и каких свирепых! Сколько рушений империй! Сколько державных изгнанников; и сейчас в Египте целый королевский клуб. Сколько народоправств и коренных переустройств! Поразительно, что все эти сдвиги произошли за семьдесят лет. Помним все перевороты, куда же еще переворачиваться? Остается строиться, творить, преуспевать в великом сотрудничестве. Поэт Михаил Исаковский вдохновенно читал свои "Советская Россия" и "Русской женщине" – сильные зовы. Да, да, там творят, там любят Родину и служат ей. Вот почему Ваша культурная жертвенная пашня так неотложна. Уже слагаете новый отчет, и он опять полетит и близко и далеко. И сделает полезное дело, крепя АРКу великого свода. Может быть, не столько члены АРКА, но какие-то совсем другие порадуются и пошлют Вам мысленный привет. Много раз приходилось убеждаться, как своеобразно отзвучит зов. Мир все еще в каком-то кошмаре. Приходится говорить о женском равноправии, о равенстве рас и верований, даже о цвете кожи. Неужели нет стыда у "дикарей", еще твердящих об этих пережитках? Миллионы земных лет протекли, но еще мутна и грязна река жизни. Газета сообщает, что в Лагоре стоимость жизни возросла на четыреста процентов. Могли бы и не сообщать, и без того мы чувствуем сие "умиротворение". Да и Вы достаточно ощущаете такое "продвижение". Ох, биллионы и триллионы, прямо астрономия. Но ведь "и это пройдет". И скажем Новому Году: "Вот ты стращаешь, а мы не боимся".

Теперь всюду сложно и у Вас и у нас. Вот прилетело Ваше письмо от 8–9 Ноября. Сквозь добрые известия проглядывает напряжение – как же иначе! Хорошо, что Зина познакомилась с Молотовым. Хорошо, что имели ладную беседу с Ермолаевым. Для нас было новостью, что Посольство туда писало. Вполне понимаем напряженное положение АРКА. Теперь Вы видите, почему был совет Дедлею быть председателем "Знамени Мира". Если уже покушаются на украинских делегатов, то куда же дальше? Неужели среди бела дня улицы Нью-Йорка уже небезопасны? Вот тебе и "секюрити каунсел!" [143]143
  Совет безопасности.


[Закрыть]Уж не провокация ли? День ото дня все усложняется. Совершенно правильно Вы подчеркивали международность Комитета «Знамени Мира», но нельзя иметь два комитета. И я не могу быть покровителем в одном и председателем в другом – получится ерунда. Об единстве Комитета я уже писал. Не жалейте, если ВОКС не пришлет выставку, не до выставок сейчас – не такое положение. Видимо, и у Гус[ева] не шибко идет. Кто историк-экономист, встреченный Вами? Конечно, пусть Катрин и Инге пошлют брошюру по данным адресам, а Вы сохраните копию. Отчего Катрин не была на Комитете, здорова ли она? От Катрин телеграмма – просит подождать письмо Дедлея от 17 Ноября. Прилагаю выписку из письма Булгакова от 10 Ноября – Вам она интересна. Странно, он по-видимому, не видал на приеме Дутко – и ее и его. Как будто дипломаты бывают на таких приемах. Прилетело доброе письмо нашего милого Дедлея от 17 Ноября со всеми приложениями. Доброе письмо и в такой хороший день. Вы уже получили нашу ответную телеграмму: «Одобряем список Комитета согласно заседанию шестого Ноября. Сообщите Катрин, также спросите, когда назначена операция». Конечно, список можно помещать и в брошюре и на бумагах. Если Р.Кент молчит – оставьте его в покое. Синклер – не работник. Дедлей еще больше почует, почему он должен быть при «Знамени Мира». Многие дела изменчивы, но мир – во всех его значениях – велик, непоколебим. Ал. Ренцу скажите прямо, что никаких обществ в оккупированных местностях начинать теперь не следует. Если он лично интересуется «А.Й.» и «Знаменем Мира» – это его личное дело. Е.И. шлет Вам душевный привет. Она нездорова – сильные головные боли, зубы – общее воспламенение. Всеми силами держите единение – время-то какое сложное!

1 декабря 1946 г.

Публикуется впервые