Текст книги "Женя и Дженни, или Вампир из 1Б"

Автор книги: Николай Климонтович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Кино и крыжовник

Еще одно событие, потрясшее поселок Нарядный, случилось в самых первых числах августа: на улице Гагарина, прямо напротив Жениного дома, у соседского забора снимали телевизионное кино.

Скорее всего, снимали какую-нибудь очередную серию про всяческие страсти, разгорающиеся в течение дачного сезона. Когда у отпускников и молодежи на каникулах к вечеру, после прополки и полива, оказывается много свободного времени: тогда приходит пора преферанса, петард, костров, прослушивания громкой музыки, шашлыков по субботам, танцев и мечтаний. В эту пору зачастую и завязываются самые нежные дружбы, некоторые из которых длятся потом всю жизнь. Почитайте на досуге анонсы телесериалов в программе передач. Там так и сказано: Петя рассказал Маше, что влюбился в Лиду, тогда как Сережа узнал о том, что его родная бабушка оставила ему в наследство старый дом. Так что нет ничего странного, что молодые телевизионщики решили правдиво и со вкусом отразить эту сторону жизни нашего населения дачного ее периода. И уж тем более ничего удивительного нет в том, что в качестве натуры они выбрали именно этот поселок и именно эту улицу, на которой жили Женя и Дженни. Ведь как уже было сказано, это была очень нарядная улица.

Дело было, как ни странно, под вечер, то есть съемки происходили на закате, в режиме, как говорят в кино. На их улицу въехал большой автобус с надписью крупными красивыми буквами на боку Российское телевидение. Тонваген, называется это не специальном телевизионном языке. Ведь вы знаете, конечно, что люди разных профессий говорят на разных специальных языках, и даже дети говорят на своем. Потому, быть может, что хотят, чтобы взрослые, когда подслушивают, не всегда понимали их секретные детские разговоры.

Едва подъехал этот самый автобус, из него посыпались молодые люди в шортах, майках и кроссовках. Одни из них были в бейсболках, другие в панамах, а один гражданин постарше, появился последним в шляпе, сандалиях и с мегафоном в руке. И зеваки, которых сразу же собралась небольшая толпа, дружно решили, что этот самый господин и есть здесь самый главный режиссер.

Но оказалось, это было не совсем так – это был помощник режиссера. А сам режиссер приехал отдельно и чуть позже на машине типа внедорожник явно заграничного производства. Чему тоже не приходится удивляться. Все, кто хоть раз смотрел наше телевидение в его художественной ипостаси, могут догадаться, в каких сложных условиях пересеченной местности приходиться подчас работать мастерам камеры и голубого экрана.

Молодые люди очень организованно и слаженно, будто были тимуровцы, потащили из сопровождавшей автобуса осветительные приборы и принялись их расставлять напротив зеленого досчатого забора. Тут же откуда-то взялась и камера, которую поставили на смешную маленькую тележку, такую маленькую, что на ней едва уместился толстый человек, усевшийся на табурет, чтобы в камеру глядеть. А когда подъехал внедорожник и из него вылез режиссер, за ним появилась и очень миловидная молодая женщина в белой изящно сидевшей у нее на голове панаме и в белых же брючках, кончавшихся чуть ниже колен, совсем как у молодой пенсионерки с соседнего участка. И ни один из обывателей дачного поселка, которых, как сказано, здесь сразу же скопилось множество, не позволил себе усомниться, что это – героиня фильма. Точнее исполнительница ее, героини, главной роли.

Первыми, конечно же, сбежались мальчишки с окрестных дач, но держались они сдержанно, можно сказать дисциплинировано, понимая, наверное, важность происходящего: еще бы, наверняка ни один из них еще вчера и мечтать не мог вот так, запросто побывать на съемочной площадке, где снимают взаправдашнее кино. И, разумеется, здесь же были Женя и Дженни, ведь дело происходило буквально напротив их калитки.

До этого дня Женя, конечно же, мечтала о будущем. Как всякий маленький человек она не могла не задумываться о своей будущей взрослой профессии. Тем более, что взрослые, будто сговорившись, любят задавать детям один и тот же стандартный вопрос: кем ты хочешь стать? Или чуть иначе: кем ты будешь, когда вырастешь? На самом же деле не то, что маленькому человеку без жизненного опыта, на такое трудно ответить. Сами взрослые подчас не знают, кем они уже стали.

Так вот, Женя в пять лет мечтала стать дворником. Когда она это объявила, мама схватилась за голову. А бабушка спросила строго:

– Это еще почему?

– А я тогда буду вставать первая, – объяснила Женя, – и первая находить все-все, что люди за день на улице потеряли.

И дедушка, помнится, заметил, что это вполне разумное и по-своему практическое намерение.

Но уже в шесть лет Женя передумала становиться дворником, потому что ее еще в пять отдали на фигурное катание. Но к удивлению взрослых, Женя не мечтала стать фигуристкой-чемпионкой, но объявила, что будет хозяйкой школы фигурного катания, чтобы этих самых чемпионов готовить. Согласитесь, это тоже не самое стандартное детское желание. Но этот августовский вечер чуть было не изменил ее планы, потому что Женя стала подумывать, не пойти ли ей в артистки кино. Впрочем, через час съемок она была уже не так уверена в правильности своего выбора. Потому что усомнилась, такая ли это приятная работа.

Дело в том, что Женя, очень внимательная девочка, обратила внимание, что съемка кино оказалось делом довольно занудным и требующим много терпения. А значит, не слишком привлекательным. Телевизионщики снимали такую сцену. К забору дачи подъезжала машина, та самая, на которой приехали на съемку режиссер и артистка. Из нее выскакивала героиня и, не оглядываясь, бежала к калитке. За ней выскакивал молодой человек с криком ну, погоди, Вера, гнался на героиней – совсем как волк за зайцем. Но девушка успевала заскочить в калитку и захлопнуть ее, а молодой человек с досады ударял по калитке кулаком. И это все.

И эту чушь, ни одного даже поцелуя, снимали раз пять, что Женю страшно удивило. Потому что раз за разом повторялось совершенно одно и то же: героине, у которой от жаркого света на лице расползался грим, заново пудрили нос, потом опять зажигали нестерпимо яркий свет, какая-то девушка хлопала перед носом камеры дощечкой с хлопушкой. И с криком эпизод двадцать восьмой, дубль второй или дубль третий. Опять подъезжала машина, опять из нее выскакивала героиня и бежала сломя голову к забору. А когда один раз героиня споткнулась, то режиссер страшным голосом закричал:

– Брак! Брак!

Наконец, наверное, все замучились, и режиссер объявил стоп, снято, перерыв пять минут. И сам уселся за камеру – что-то смотреть. А толомстый оператор слез со своей тележки, присел на пенек и достал из сумки завернутый в фольгу большой двойной бутерброд и намеревался его есть. И тут случился конфуз: Дженни подошла к нему и стала передними лапами оператору на колени.

– Это еще кто? – удивился оператор.

– Дженни, фу! – закричала Женя. – Как тебе не стыдно!

– Ты хочешь моего гамбургера? – спросил оператор. И сказал Жене: – Не волнуйся, девочка, у меня у самого есть собака.

– Какая ты невоспитанная, – сказала Женя.

Но оператор уже отломил кусочек вкусной котлеты, который Дженни тут же и проглотила.

– Миша, – представился оператор. – А твою собаку, девочка, как зовут?

– Ее зовут Дженни, – отвечала Женя. – А меня Женя.

– А меня Миша, – повторил оператор и дал Дженни еще кусочек.

И с чувством легкой обиды Женя подумала, что так бывает очень часто: на нее саму, как правило, посторонние люди обращают много меньше внимания, чем на ее собаку. И то сказать: Женя самая обыкновенная маленькая девочка, а Дженни умный шоколадный лабрадор с редкой красоты ореховыми глазами.

Но не успела Женя это подумать, как Дженни выкинула еще один фокус. Она взяла оператора Мишу за руку и потянула за собой.

– Куда ты меня ведешь? – поинтересовался оператор, но покорно поднялся с пенька и пошел за Дженни.

Она повела его в открытую калитку их дома, а там свернула направо, к кустам крыжовника у забора. Потом Дженни подвела оператора к кусту, подняла морду и сорвала ягоду. Так вот кто обобрал весь крыжовник, догадалась Женя, ведь бабушка подумала на нее.

– Господи, теперь мне на варенье не хватит, – взывала бабушка.

И Жене приходилось оправдываться и божиться, что она ничего не обрывала, и вообще крыжовник терпеть не может: он кислый и колется.

– Как вы думаете, Женя, ваша собака приглашает меня угоститься?

– Ну, конечно, – ответила Женя, – вы ведь ее угощали. Она очень воспитанная, – добавила Женя, хотя еще минуту назад совсем так не думала. Но кто ж будет возражать, когда дело идет о похвале своей любимой собаки.

– Чудеса, – сказал оператор и отщипнул ягоду. – Ну, перерыв окончился, мне пора. Увидимся!

И Женя подумала, что с помощью Дженни можно завести много-много хороших новых друзей.

Прятки и опята

Наше северное лето, как известно, проходит быстро. Пролетит – не успеешь оглянуться. Уже в начале августа ветер нет-нет да сорвет с осины пожелтелый лист. Потом темнеет листва на березах. И в саду начинает остро пахнуть, будто солеными огурцами, в которые бабушка кладет смородиновые листья, созревшая смородина. Краснеет крыжовник, вянут и падают на землю недобранные ягоды малины. И однажды Женя, которая вышла пройтись с Дженни по участку, увидела в небе стаю птиц, которые летели на юг.

Птицы летели стройно и уверенно в глубоком небе. Двигались они медленно, так казалось с земли. Будто по вате тихо плывущих бело-серых облаков рассыпали пригоршню семечек И это зрелище было, отчего-то, таким грустным, что хотелось улететь вместе с ними.

Рыжий и Дженни теперь, будто чувствуя, что скоро придется расставаться, то и дело ходили друг к другу в гости. И даже играли в прятки. Кот прятался в кустах, а Дженни его искала. А когда Дженни спала после обеда – совсем как дедушка – кот приходил, крадучись, пробирался на веранду и громко звал подругу: мя-я-я-у. Дженни тут же просыпалась, зевала, отряхивалась так сильно, что уши разлетались во все стороны и громко хлопали, и они опять принимались играть.

К ним часто пыталась присоединиться и Женя, но куда там, догнать их она, конечно, не могла. Они так и шмыгали туда-сюда по всему участку, причем кот бежал, низко прижимаясь к земле, а Дженни догоняла его большими смешными неуклюжими прыжками. Вот только что они были здесь, но не успеешь оглянуться – они уже на другом конце.

И вот как-то Женя, пытаясь поспеть за ними, когда кот и собака унеслись на другой конец, добежала до бревен. И остановилась пораженная. Все бревна были усыпаны грибами, и некоторые грибы были развесистые как уши слоненка. Так подумала Женя, потому что хорошо помнила картинки из книжки со сказкой Киплинга. А ведь еще пару дней назад никаких грибов здесь не было, Женя твердо помнила. И Женя побежала к бабушке.

– Бабушка, бабушка! – кричала она.

– Боже, что ж ты так вопишь, – откликнулась бабушка.

– Там грибов чертова туча! – Этому выражению Женя научилась у мамы, которая таким образом отзывалась о комарах.

– Твоей матери школа – научила ребенка ругаться.

Но тут же забыла про свои нотации, потому что весть о грибах ее, видно, заинтересовала.

– Значит, – сказала она, – опята пошли. А ведь в прошлом году не было. Раньше-то, в прежние годы, мы их здесь ведрами собирали. Что ж, значит, грибной нынче год.

– Опятный, – уточнила Жена.

– Ладно, вот тебе корзинка, пойти и набери опят, пожарю к обеду. Но аккуратно рви, не кроши шляпки.

И Женя, получив корзинку, радостно припрыгивая от такого интересного задания, позвала Дженни:

– Иди псюда.

– Почему псюда? – спросила бабушка. – Что такое псюда?

– Ах, это для краткости, мы же торопимся, – объяснила Женя, – ведь иначе пришлось бы говорить иди сюда, пса. А псюда – короче.

– Хорошо, отправляйтесь, – сказала бабушка и отвернулась, скрывая улыбку.

Женя и Дженни вместе забрались в самую сырую тень. Опята стелились по земле, огромные, как лопухи.

– Смотри, Дженни, у них такие же развесистые уши, как у тебя.

Опята сладко пахли, и когда Женя оторвала первый гриб, сладкий запах так и окутал ее.

Женя рвала и рвала опята, но любопытная Дженни тыкалась носом ей под руку.

– Ах, Дженни, ты же мне только мешаешь. А нет, чтобы помочь…

Уже через пять минут корзинка наполнилась до краев. А опят под кустами меньше не стало. Женя отнесла собранные грибы бабушке, и они ссыпали добычу в большую миску.

– Я еще пойду, – сказала Женя, потому что ей очень понравилось самостоятельно собирать грибы и обеспечивать тем самым семью пищей. Она уже придумала, как дед будет хвалить ее и ею гордиться. А мама скажет, будто с завистью:

– Ну, надо же.

Последняя похвала была бы особенно приятна – мама редко хвалила Женю. Но теперь другое дело. Еще бы: они с Дженни сами нашли грибы. И сами собрали. Как здесь не загордиться. Это каждый грибник понимает… И Женя принесла еще две полных корзинки опят, так что пришлось пересыпать их из миски в большой таз.

– Там еще много, – говорила Женя, запыхавшись.

Дженни сидела рядом, высунув розовый язык. Но Женя знала уже, ей объяснил дед, когда-то ходивший на охоту, что собаки высовывают язык не от того, что устали. Таким образом она охлаждаются. Ну, как люди, когда они обмахиваются веером. Или за неимением веера – газетой.

– Идем, Дженни, на грибную охоту, – сказала Женя, – что ты уселась. Про грибную охоту она тоже знала от дедушки. – Ты же теперь охотничья собака по грибам.

– Нет, все, хватит, – сказала бабушка. – Я и с этими-то не знаю что делать. Это ж на три сковородки. У меня и масла столько нет.

– Дадим им грибов с собой в дорогу, – тут же придумала Женя. Им это деду и маме. – А еще пошлем гостинец с дачи Нине Николаевне и Марте, – добавила она.

И бабушка так посмотрела на внучку, что Женя поняла – она тоже ею гордится.

Звездопад

До отъезда в город оставалось всего несколько дней, потому что август кончался. И мама в Москве приготовила новые разноцветные фломастеры. Ведь теперь Женя стала взрослой, и грызть фломастеры не пришло бы ей в голову: так она поступала с фломастерами, когда была не такой взрослой. Но, скажем прямо, маленькой.

Женя так долго хотела повзрослеть. Потому что у взрослых совсем другая жизнь. Ведь когда она повзрослеет, никто не будет ее днем укладывать спать. И дедушка, и мама после обеда укладываются спать сами, по доброй воле, они, наверное, сильно устают. А Женя – ни капельки. Отчего ей уставать. Она станет взрослой, днем после школы будет делать уроки с бабушкой, а потом сама гулять с Дженни во дворе. И этого ей тогда уж никто не запретит. Потому что она поставит вопрос ребром: или я взрослая и хожу в школу, или я не хожу в школу, и тогда гуляйте с собакой сами.

Так Жене представлялась ее будущее.

Но теперь, когда до школы оставалось всего ничего, ей отчего-то стало грустно. Она почувствовала, хоть и не сумела бы этого высказать, насколько беззаботной была ее жизнь – уроки английского и фигурного катания не в счет. А главное, главное, она же не расставалась с Дженни ни на минуту с того момента, как Дженни появилась у них в доме. А теперь, теперь придется не видеться по полдня. Ведь с собаками в школу не пускают. Это сколько же часов Дженни будет без нее. Женя попыталась подсчитать, сколько часов укладываются в половину дня, но у нее не получилось. Что ж, вздохнула Женя, хотя бы для этого нужно идти в школу: там научат, как подсчитывать часы…

Как-то вечером Женя вышла на крыльцо под вечер, когда уже стемнело, ведь дни в августе становятся все короче. И ахнула. С черного, как бархат старой маминой юбки, августовского неба то в одном месте, то в другом падали звезды.

– Бабушка, бабушка, смотри, смотри!

Бабушка вышла на крыльцо, посмотрела на падающие звезды, проводила одну глазами и сказала:

– Что ж, как увидишь, что звездочка падает, загадай желание.

– А ты уж загадала?

– Ах, – сказала бабушка, – все мои желания уже давно сбылись. А у тебя жизнь впереди.

Бабушка часто говорила внучке, что у нее впереди жизнь. Довольно странное выражение, согласитесь. Что значит – впереди? А сейчас, когда Женя теплым августовским вечером стоит на крыльце и смотрит на падающие звезды – это что, разве не жизнь?

– Загадала! – воскликнула Женя.

– Ну, вот и хорошо, – сказала бабушка.

– А тебе разве не интересно, что я загадала? – спросила Женя, огорчившись, что ее бабушка такая не любопытная. Что это с ней сегодня? Ведь бабушка всегда все хочет знать: и не болит ли у внучки живот, и почему она и не спит, и вообще…

– Желания лучше держать при себе, – грустно отвечала бабушка, – потому что так они лучше сбываются…

– А я скажу, – настаивала Женя, – потому что ты мне родная бабушка, а родным бабушкам сказать можно.

– Ну, хорошо, что же ты загадала?

– Я загадала, – сказала Женя мечтательно, – что я уже закончила первый класс. На отлично. И что мы с мамой и Дженни едем, наконец, к теплому морю.

– Ну, что ж, это хорошее желание. Вот только ты непоседа. И будешь ли ты учиться на одни пятерки. Ведь пятерку надо заслужить и по поведению тоже. Иначе остальные успехи не считаются.

И бабушка с сомнением покачала головой.

Фу, как нечестно, подумала Женя. Как это не считаются. Скажем, если девочка знает все-все на пять, а потом, скажем, залезла на забор, то уж и не считаются. Странные порядки у них там в этой самой школе. Это как если бы дедушка весь месяц работал, а потом выпил бы бутылку коньяка, то ему что же – не надо давать зарплату? Но все это Женя подумала про себя. А вслух сказала:

– Ох, – сказала Женя, – как вы мне надоели с этим вашим хорошо учиться. Да я буду учиться не то что на одни пятерки, но на шестерки. И даже на семерки. Только бы нас с Дженни взяли на море. Правда, Дженни, мы будем с тобой учиться…

– Ав, – сказала Дженни.

– И вообще – тебе пора собираться в постель, – сказала бабушка. – Посмотри свою программу Спокойной ночи и – марш в кровать.

– Бабушка, – сказала Женя очень серьезно, настолько, как только могла, – сколько раз тебе мама говорила, что не надо ребенка заставлять есть. Так вот, то же самое относится и ко сну. Можно я подсмотрю еще хоть одну звездочку. Потому что я еще не все желания загадала.

– Ну, что с тобой делать, – вздохнула бабушка. – Но только одну.

И она ушла в дом.

– Дженни, – сказала Женя, – смотри внимательно. И как увидишь падающую звездочку, загадывай желание.

Дженни лизнула хозяйку в щеку.

– Ох, какая ты у меня глупышка. Смотри не на меня, а на небо. Вот, вот, видишь, еще одна упала.

И Дженни действительно посмотрела на небо.

– Ну что, загадала? Тогда скажи мне по секрету – какое желание? Или нет, не говори, а то не сбудется.

И они еще долго сидели на крыльце под августовским небом, девочка и собака, и смотрели, как падают звезды. И, честно сказать, ни у одной из них не было никаких особых желаний. У них было одно желание – как можно дольше, нет – всегда, быть вместе. И любить друг друга.

Прощай, дача

Нет ничего грустнее, чем уезжать с дачи поздним августом.

Вещи покидают свои места, к которым за долгое лето они так привыкли. Скажем, сковорода, так уютно висевшая на кухне на гвозде вниз головой, исчезла со стены, и гвоздь осиротел. Исчез мамин плед с кушетки под лестницей. Опустела тумбочка из-под телевизора. Неуютной казалась и веранда с голым круглым столом. И голая лампочка без абажура, который заперли в чулан. Только на подоконнике оставался забытый подсвечник с оплывшей свечой. Да ненужное теперь средство от комаров в фиолетовом пластмассовом флаконе. Да расчерченный лист бумаги, на который капнул свечной воск – пулька от преферанса, в который так уютно вечерами играли здесь взрослые.

Пока грузили вещи в машину, Женя еще и еще раз обошла комнаты – бабушка велела взглянуть, не забыла ли она чего. На тумбочке у бабушкиной кровати оставались несколько пузырьков от лекарств, Женя проверила – все почти пустые. В комнате у мамы были кое-как запихнутые в шкаф летние дачные вещи. Да сломанный пластмассовый гребень, который мама забыла, наверное, выбросить. Нет, ничего нужного Женя в доме не нашла. Дача осиротела.

Она вышла на крыльцо, огляделась. Висит большой навесной замок на сарае, в котором на зиму заточен мамин велосипед. Опустела площадка перед домом, откуда исчез красивый надувной бассейн с веселыми дельфинами на боках. И, кажется, осиротел сад. С кустов все ягоды были собраны, и кусты смородины и кусты крыжовника, казалось, тоже грустили. На большой старой яблоне уже не было яблок, и те, что не пошли в компот, покрывали землю под ней, и у этой падалицы были коричневые бока. Падали, кружась, мелкие листочки со старой березы – с той, на которой еще недавно сидел белый попугай.

Что ж, Женя вздохнула и накинула за спину рюкзак, в который были собраны ее вещи. И взяла пакет с двумя мисками Дженни. Вот уж кто совсем не грустит. Дженни весело скакала, мешая грузить вещи, носилась от машины к Жене и обратно, вовсю размахивая хвостом. Быть может, она думала, что ее хозяева сейчас играют в какую-то веселую игру? Наверное, не понимает, что уж не носиться ей за рыжим котом до следующего лета. А до лета еще осень, потом зима, потом хлипкая городская весна с холодными лужами на бульваре и с бурыми, с каждым днем оседающими сугробами. Целая вечность.

Пришел дедушка. Он деловито стал надевать на окна щиты из досок, извлеченные из сарая и приготовленные им у каждого окна.

– Что, школьница, – сказал дед очень бодро, – соскучилась, наверное, по дому?

Потом он нагнулся к Дженни, которая вертелась у него под ногами, в веселом ожидании, когда ее позовут садиться в машину. Потрепал ее за ухо и сказал:

– Что ж, пойдем сегодня с тобой на бульвар. Если, конечно, ты будешь себя прилично вести.

И вдруг, как это случается не только с маленькими девочками, но и с девочками взрослыми, настроение у Жени как по волшебству переменилось. Женя вспомнила, что дома, в Москве, ждет ее новенький сине-желтый ранец со всякими отделениями и кармашками, и тетрадки со смешными обложками, и учебники с яркими красивыми картинками. И трамваи с их веселым городским громыханием, и Дженнины собачьи друзья на бульваре, и Наташка. Они хоть и ссорятся иногда, но прошлым летом, когда Женя вернулась с дачи, а Наташку привезли из Крыма, они мигом забыли все ссоры и долго-долго играли – до самого сна.

Но главное, главное в Москве ее ждет красивое новое коричневое платье с белым вышитым отложным воротником, которое она еще ни разу не померила. Ведь совсем скоро, всего-то через три дня, она пойдет в школу.

Женя мигом перестала чувствовать себя так, будто она сирота. Сирота, как оставленная дача. Не то, чтобы Женя очень хотела идти в школу. Нет, ей, конечно, было и любопытно, и немного страшновато. Но, как сказано, ее беспокоило, как же теперь по полдня будет оставаться без нее Дженни. Ведь с тех пор, как Дженни щенком появилась в доме, они не расставались ни на миг. Ни на секундочку.

– Ну, вот, – сказал несколько запыхавшийся дедушка, – все, девочки, пойдемте в машину. А то ваша мама уже ругается, что мы долго раскачиваемся.

– А мы и не раскачиваемся. Правда, Дженни. – Женя обернулась к дому и помахала ему рукой. – Прощай, домишко. Не грусти, мы еще приедем. И будем гостить у тебя все следующее лето…

И вот, когда все уселись, и машина уже выехала из ворот, и дед их запирал на большой замок, Женя крикнула:

– Подожди, подожди, мама. Смотри, смотри.

На их заборе неподвижно сидел Рыжий и смотрел на них грустными глазами.

– Это он пришел нас проводить, – сказала бабушка.

– Рыжий, – крикнула тогда Женя, – Дженни любит тебя. И она еще вернется, не грусти, Рыжий. Милый, милый кот.

Дедушка сел на переднее сидение рядом с мамой. И они тронулись, А Женя и Дженни смотрели сквозь заднее стекло, пока и сама дача, и забор не остались за поворотом. А с ними и весь дачный поселок Нарядный.