Текст книги "Женя и Дженни, или Вампир из 1Б"

Автор книги: Николай Климонтович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Осенняя выставка

В субботу, как обычно, дедушка собрался на рынок. Далеко ходить было не надо, выездной рынок по выходным теперь сам прибывал на площадь. Когда дедушка возвращался с полным рюкзаком и двумя пакетами в руках, и бабушка принималась разбирать добычу, квартира наполнялась особыми, субботними, волшебными запахами. Заманчиво пахло квашеной капустой, малосольными огурцами и мочеными яблоками, острыми специями и самой разной зеленью, пахло пряно и празднично.

Женя часто бывала с дедом на рынке, и любила, когда он покупал яблоки, груши и виноград. Особенно Женя нравилось, когда продавец-кавказец замечал ее у прилавка, вернее сказать, замечал ее шапочку под прилавком.

– Дэвочка, – говорил, – попробуй груш.

И он отрезал маленькую ароматную сочную дольку. И протягивал Жене на узком лезвии перочинного ножа.

Женя осторожно брала дольку и отправляла в рот. Отчего-то здесь, на рынке груши казались много вкуснее, чем оказывались потом дома.

– Сладкий груш? – спрашивал продавец.

– Вкусный груш, – соглашалась Женя, и дедушка просил взвесить ему килограмм.

– Только бабушке не говори, что ты пробовала груши на базаре, – шептал дедушка заговорщицки, – она скажет, что это – антисанитария.

И вот в эту субботу Женя взмолилась:

– Деда, возьми на рынок нас с Дженни.

– С собаками на базар не ходят, – сказала бабушка. – Это антисанитария.

Бабушка никогда не говорила рынок, но всегда базар. Например, сегодня у нас на обед будут кислые щи с базарной свининой.

– Это наша чистейшая Дженни – антисанитария? – возмутилась Женя. – Да она сама ходячая санитария.

– Ты посмотрела бы, Таня, сколько на рынке шатается беспризорных шелудивых псов, – заметил дедушка.

– И ты туда же. Ты что же, Сережа, не понимаешь, что брать Дженни туда нельзя. Там ей не место. Подцепит еще от этих бродячих псов какую-нибудь заразу.

– Наша Дженни с бродячими не общается, – сказала Женя.

А дедушка лишь развел руками:

– Не позволяют, маленькая, – обратился дедушка к Дженни.

– Ну, сказать о Дженни, что она маленькая – это все-таки некоторое преувеличение, – заметила Женя.

– А тебя возьму, почему нет, – сказал дедушка.

– Нет уж, – сказала Женя, – если так, то иди один. А мы с Дженни посмотрим по культуре передачу про американских бульдогов.

И тут из своей комнаты вышла заспанная мама в одном халате – в субботний день она позволяла себе поспать подольше.

– Женя, а знаешь, кто звонил мне вчера на работу? Хозяйка Дженни. И пригласила завтра, в воскресенье, на выставку молодняка.

– Ура! – закричала Женя. – Дженни, ты слышала? Ты получишь медаль, если будешь меня слушаться.

– Хозяйка спросила, знает ли Дженни команду к ноге. И иди рядом.

– И что же ты сказалась?

– Сказала, что не очень-то.

– Но ты сказала, надеюсь, что Дженни умеет разговаривать?

– Боюсь, это не входит в необходимую дрессуру, – сказала мама и ушла в ванную. – И за это медаль не дадут.

– Вот что, бабушка, приготовь нам, пожалуйста, много-много кусочков черного хлеба, и мы пойдем во двор дрессироваться. Дженни, ко мне.

Дженни подошла к хозяйке, села перед ней и сказала ав.

– Вот видите, ко мне она знает. Осталось, Дженни, научиться к завтра команде иди рядом. Ты меня поняла?

Дженни наклонила голову на бок, подняла уши и пошевелила хвостом. Это означало, что она озадачена и не очень понимает, что такое от нее требуется.

– Не забудь родословную Дженни и свой паспорт, – прокричала мама из ванной. – Ах, у тебя же еще нет паспорта.

– Значит, ты должна взять свой, – прокричала в дверь ванной Женя, – собака записана на тебя…

И с этими словами Женя и Дженни пошли гулять во двор. Вампир был тут как тут: он готовился кататься на роликах.

– Ну что, чмо, привела свою толстуху, – заорал он и надул из жвачки, которую он вечно жевал, большой серый пузырь.

Женя не умела надувать пузыри из жвачки. Она тоже хотела бы этому научиться, конечно, но виду не подала. Сейчас она гордо отвернулась и сделала вид, что Вампира не замечает. Действительно, что обращать внимание на хулиганов, много чести.

– Иди в свой гугль, – только и сказала она.

– Что, прочитала про пиратов? – заорал Вампир и оттолкнулся ногой. И покатил по двору с шипом и с шиком. Ах, как хотела Женя тоже иметь роликовые коньки.

– Иди в гугль и читай про попугаев, – сказала Женя, но Вампир ее уже не слышал…

А на следующее утро они втроем – мама, Женя и Дженни – уселись в автомобиль и поехали на собачью выставку.

Выставка молодняка Общества служебного собаководства проходила на заброшенном стадионе, на футбольном поле. Трибуны здесь давно заросли травой, а кое-где между переломанных пластмассовых кресел показывались пожелтелые кустики.

Это была комбинированная выставка, и табличка лабрадоры была воткнута на палке справа от покосившихся футбольных ворот. Неподалеку располагались ризен-шнауцеры, которые лаяли и порывались подраться. Дальше шли шелти, уменьшенные копии овчарок колли – по легенде, они получились такими маленькими, потому что однажды колли стали разводить на маленьком шотландском острове. Им негде было бегать и они не смогли вырасти до нормальных размеров.

На футбольном поле стоял лай, вой и визг, но смирная домашняя Дженни молчала и не обращала никакого внимания на эту какофонию. Она даже не залаяла, когда на нее сзади запрыгнул кудрявый палевый лабрадор, похожий на Афоню, а только негромко зарычала. И оскалила зубы. И Женя подумала, что ее Дженни в отличие от нее самой отлично умеет обращаться с посторонними нахальными мальчишками, где только научилась. Может и ей самой стоит натренироваться рычать и показывать зубы.

Они подошли к табличке. За раскладным столиком с разложенными на нем бумагами на раскладном стульчике сидела большая женщина с усами в красной китайской дутой куртке. То есть, у нее были не такие большие усы, как у Афониного хозяина, но заметные темные усики под носом, над верней губой. Женщина и сама была похожа на упитанного лабрадора, потому что щеки у нее свисали, как брылья у Дженни. Она покрутила в руках мамин паспорт, внимательно просмотрела родословную и спросила:

– Вы хозяйка?

– Хозяйка она, – указала мама на Женю. – Но собака записана на меня.

– Сука? – спросила женщина-лабрадор.

– Сука, – согласилась мама.

– Вот, получите талончик с номером. Вы – девятнадцатая. Когда я вас вызову, вы должны будете пройти перед судьями. От того, как вы пройдете, зависит очередность вязки.

Вот как, подумала Женя, оказывается, вязка зависит даже не от внешнего вида, но от походки. Она уже знала, что такое вязка.

Они ждали, пока восемнадцать собачьих недорослей-лабрадоров проделают свое дефиле. Почти все довольно покорно шли у ног хозяев, хотя некоторые вдруг взбрыкивали и рвались вбок, в сторону секции ризен-шнауцеров. Один лабрадор, которого вел красивый чистенький мальчик в очках, чуть постарше Жени, был особенно хорош – снежно-белый красавец. Вот этого бы нам в женихи, подумала Женя, но постеснялась при маме произнести это вслух. Еще подумает, что ей понравился мальчишка.

Дошла очередь и до них. И Женя, обмирая, как будто опять шла в первый класс, повела Дженни перед тремя судьями, сидевшими на пластмассовых дачных стульях с краю бывшего футбольного поля. И вдруг случилось непредвиденное: Дженни, дойдя до судей, неожиданно остановилась и села. Трудно сказать, почему она это сделала. Она сидела и ни за что не хотела подниматься. К тому же она разинула пасть и высунула свой розовый язык.

– Девочка, – обратилась одна из судей к Жене, – так не пойдет. Вернитесь с собакой на исходную позицию и пройдите с начала.

Женя потянула Дженни за поводок, и та с неохотой поднялась. Они заняли позицию на старте и снова пошли. И опять, едва они дошли до судей, Дженни села на том же месте.

– Ладно, – сказал другой судья, мужчина с бородой и в тюбетейке, – жюри все ясно. Следующий.

Женя и Дженни отошли в сторонку, к маме, причем теперь Дженни сделалась очень покладистой. А Женя чуть не плакала от досады.

– У нее, кажется, портится характер, – разражено сказала мама.

– У любого испортится, если его на поводке выводить к судьям, – вступилась за Дженни Женя, шмыгая носом. – У меня бы у самой тоже испортился.

А Дженни на сей раз ничего не сказала. Она села у Жениной ноги и опять высунула язык. И, кажется, ей ни капельки не было стыдно.

– Она хочет пить, – сказала мама.

– Ничего она не хочет, – сказала расстроенная Женя, – она прохлаждается. Ты же должна знать, ты же не…

Женя хотела сказать, что ее мама не чмо. Но осеклась. С мамой нельзя разговаривать, как с Вампиром.

Но почетную грамоту и медаль Дженни все-таки получила. Впрочем, грамоту получила скорее бабушка: за отлично выращенного щенка. А медаль дали Дженни за экстерьер. Жене сразу же захотелось примерить медаль на себя, но было бы нечестно присваивать другими честно заслуженные награды. А этот самый Вампир теперь увидит Дженни с медалью и пусть заткнется. А то: толстая, толстая…

Собачья душа

В тот год бабье лето выдалось коротким, и к концу сентября похолодало. А первый снег выпал уже в середине октября. Но радовалась раннему снегу, пожалуй, одна Дженни. Она успела, пока снег не растаял, отлично в нем поваляться, и потом шла домой сушиться, и ее дивная шелковая шоколадная шубка потом долго пахла будто сухими грибами.

Женя уже обвыклась в школе. В первые дни она так волновалась, и у нее было столько новых впечатлений – один Витька-Вампир чего стоил, – что она даже не то чтобы забыла о Дженни, но не слишком переживала ежедневную вынужденную разлуку. Но отчего-то, когда выпал первый снег, Женя опять стала очень скучать по своей хвостатой подруге.

Однажды – была пятница – Женя вышла из школы на крыльцо, и ей почудилось, что ее Дженни пробежала по школьному двору. Может быть, она пришла ее встречать? Как-нибудь выскользнула, когда бабушка выносила мусорное ведро, и взяла след. У нее же есть нижний нюх, как у каждой служебной собаки, тогда как у охотничьих – один верхний. Дженни умная, пошла встречать хозяйку. Она сама хоть и не училась в собачьей школе, Женина выучка – вот были ее университеты. И не может же она не понимать, какое это мученье сидеть пять уроков в душном классе, когда Вампир то и дело толкается. А потом на переменах видеть, как эти несносные мальчишки носятся по коридору как угорелые, и норовят друг другу поставить ножку, Да еще зубрить таблицу умножения и писать в тетрадке аккуратным почерком всякие глупости. Вот скажите, отчего мама мыла раму, а не начала со стекол, ведь стекла обычно больше пачкаются?

Женя, было, побежала за Дженни и даже догнала беглянку. Но это оказалась всего лишь кошка. Причем не коричневая, а серая. Женя в волнении бегом отправилась домой – а вдруг Дженни и впрямь сбежала. Или ее украли. Мало ли что может стрястись с такой милой доверчивой собакой. И как же Женя была рада, когда ее Дженни прыгнула ей передними лапами на плечи и стала целоваться.

– Фу, как ты меня напугала, – сказала Женя, освобождаясь от ранца и пальто.

Но Дженни здесь была ни при чем. Не виновата же она, что ее хозяйка такая мнительная, что приняла за нее какую-то постороннюю кошку. Да еще и перепугалась до полусмерти.

– Скажи маме здравствуйте, – попросила Женя. Она теперь называла себя Дженниной мамой.

– А ты, бабушка, получаешься Дженниной прабабушкой, – говорила Женя бабушке.

– Вот еще, буду я собачьей прабабушкой. Мне и одной тебя по горло хватает, – отвечала бабушка в этих случаях.

– Зря ты это. У Дженни большая собачья душа. Огромная.

– У собак не бывает душ, – отрезала бабушка. – Марш мыть руки.

– Я и забыла, бабушка, что ты у нас атеистка. Ты, может быть, думаешь, что и у меня нет души. И у мамы, и у дедушки. Что все твои близкие люди – бездушные. А мы – душные.

– Я, конечно, так не думаю, что все вы бездушные, – сказала бабушка. – Но иногда некоторая черствость наблюдается.

– И у тебя тоже есть душа, – утешила Женя бабушку, – просто ты не всегда об этом знаешь. Вот дедушка, например, говорит, когда ты его пилишь…

– Кто? Я его пилю?

– Еще как. Вот если бы он был иллюзионист…

– Кто?

– Твой дедушка. То есть мой дедушка. А твой муж. И если бы он был иллюзионист, тогда бы не ты, а он тебя пилил. Два раза в день.

– Почему же два? – изумилась бабушка.

– На репетиции и на спектакле.

Женя была недавно в цирке с дедушкой, и теперь все о цирке знала. Она потом даже попыталась засунуть Дженни голову в пасть, но голова не пролезла, а покладистая, послушная и добродушная, Дженни на этот раз не была довольна, но казалась испуганной: поджала хвост и спряталась за диван. И Женя вздохнула: ну что ж, видно, ей досталась не цирковая собака. Не Каштанка, нет, не Каштанка.

– А что касается души Дженни – спроси у дедушки, – повторила Женя, садясь за стол. И взяла ложку, чтобы есть кислые щи…

Вечером, после ужина, Женя подсела к дедушке на диван и сказала:

– Дед, пожалуйста, отложи свою скучную газету и поговори с человеком. Точнее с людьми. Я сейчас позову бабушку, и ты ей расскажешь при мне и при Дженни, что у собаки есть душа.

– Ну, – сказал дед, послушно откладывая газету, еще кося в нее глазом, – я, конечно, могу. Но боюсь…

– Не бойся дед, я ее подготовила. Ты начни, пожалуйста, с того, какая у нее хорошая душа. Она потеряет бдительность, и тогда…

– Но она, знаешь ли, не верит ни в существование души, ни в жизнь после смерти… Так что, может, не стоит ее звать. Поговорим с тобой. У Дженни, конечно же, есть душа.

– Ну да, она даже лает во сне. А если бы у нее не было души, она разве лаяла бы.

– Вот видишь, у всех животных есть душа.

– И у Рыжего кота с наших дач?

– И у него, – кивнул дедушка. – Душа бывает даже у кукол, если с ними долго разговаривать и не мучить.

– И у моего плюшевого зайца?

– Конечно. Ведь в детстве ты его так любила.

– Понятно. То-то, когда Дженни нашла его под диваном всего в пыли, он смотрел на меня так выразительно.

– Душа бывает у деревьев и цветов. И даже у некоторых вещей. Вот, например, когда вещи куда-то вдруг деваются, то это они от нас прячутся. Что зачастую очень разумно.

– И что, у маминого автомобиля тоже есть душа? – спросила Женя.

– Ну, как раз в этом я сильно сомневаюсь, – сказал дедушка и снова взялся за газету.

Первый лед

А потом замерз пруд. Во вторник.

Это произошло уже в конце ноября, и взрослые говорили, что в этом году рано наступили морозы. Женю всегда интересовало, почему про мороз говорят во множественном числе. Быть может потому, что в первый день – это один мороз, а если холодно и красный столбик ртути в уличном градуснике, прибитом дедушкой к раме за окном гостиной, уходит ниже нуля и на второй день, то это уже два мороза. И вместе получаются морозы.

Пруд замерз, но ходить по тонкому льду было еще нельзя – не то, что на коньках кататься. Об этом предупреждал плакат, укрепленный на двух вбитых в землю кривых трубах. Наверное, этот транспарант использовался не один год, потому что краска на нем расплылась, и от надписи тянулись вниз ржавые подтеки. Женя видела этот плакат и в прошлом году, но тогда она еще плохо читала. А теперь к концу подходила уже вторая четверть, и Женя уже пыталась даже читать Щелкунчика без всякой посторонней помощи. Она любила эту сказку, во-первых, потому, что она страшная, один Мышиный Король чего стоит, а во-вторых, потому, что все кончалось хорошо, и герои оказывались в городе, где все было построено из сластей. Даже балконы домов были из марципана.

Пока лед не принялся, с Дженни гуляли только во дворе. Потому что за зиму она очень окрепла, и осенью, стоило зазеваться, тут же норовила залезть в этот пруд и вдоволь наплаваться. Что ж, это неудивительно, она же водоплавающая собака, и лабрадор – младший брат ньюфаундленда с далекого северного датского острова. Говорят, ньюфаундленды даже помогают ловить рыбу тамошним рыбакам. А Дженни тоже была собака охотничья, подружейная, как объяснил маме хозяин Афонии, и могла доставать из пруда или там болота подстреленную дичь.

Женя и Дженни, как и все окрестные ребятишки, и все соседские собаки, теперь ждали морозов, когда лед окрепнет, и на пруду откроют каток. Тогда ранними зимними вечерами на пруду будет зажигаться веселая иллюминация, подмигивающая прохожим цветными огоньками. И будет греметь жизнерадостная музыка и звучать популярные песни, которые что ни день передают по телевизору. А Дженни будет играть с мальчишками в футбол, весело прыгая и пытаясь отнять у них мячик. А дедушка будет за нее болеть: сам он давно уже не играет в футбол, но смотрит его по телевизору. И все вместе это будет означать, что уже скоро, совсем скоро – Новый год, подарки под разукрашенной нарядной, пахнувшей лесной хвоей, елкой с алой звездой с обгрызенным краем на макушке, запах мандаринов и зимние каникулы. И тогда не надо будет ходить в школу, и с Дженни можно будет гулять с самого утра.

Пока дело не дошло до катка, Женя гуляла с Дженни во дворе в белых с опушкой сапожках, в шубке и цветных варежках на резинках, что б не потерялись. Ведь и варежки, если верить дедушке, вещь одушевленная: они то и дело норовят куда-то спрятаться, шмыгнуть и затаиться…

И вот в первый же день, когда на лед стало можно выходить, Женя с дедушкой под вечер повстречали, наконец, на пруду Нину Николаевну с Мартой. Марта с Дженни так обрадовались друг другу, как могут радоваться только старые приятельницы, никогда ничего дурного друг дружке не сделавшие.

– Что-то давно вас не было видно, – учтиво сказал дедушка.

– Не говорите. Мы такое пережили, – сказала Нина Николаевна, – вспомнить страшно. Наша Марта все лето тяжело болела.

– Но, кажется, она поправилась, – сказал дедушка, ласково улыбаясь. – Выглядит очень бодро. Я бы даже сказал, Нина Николаевна, Марта выглядит весело.

– Уж и не говорите, – повторила Нина Николаевна. Наверное, она много натерпелась, и лето на даче было для нее испорчено.

Дома Женя рассказывала, уминая телячьи котлеты с картофельным пюре и соленым огурцом:

– Представляешь, бабушка, оказывается, все лето Марта проболела.

– Да что ты! – всплеснула руками бабушка.

– Она так болела, что думали – она умрет, – подтвердила Женя, несколько дополняя и изменяя слова Нины Николаевны. Наверное, для убедительности и пущего эффекта.

– Бедная Ниночка, – сказала бабушка.

– Ну, ничего, Марта выздоровела, – утешила бабушку Женя. И добавила: – Что ж, неплохой выход из положения…

С Вампиром Женя не разговаривала. И не смотрела в его сторону. Она даже попросила Константина Сергеевича пересадить ее за другую парту. Но тот отказал. И потом объяснил маме Жени после родительского собрания, что по его наблюдениям ваша девочка производит на своего соседа положительное педагогическое воздействие. По неосторожности, мама громким шепотом пересказала эти слова бабушке за ужином, но Женя из своей комнаты все слышала.

– Еще б не производит, – пробормотала она, гордясь собой. – Уж если я воспитала собаку-медалистку, то перевоспитать какого-то мальчишку мне раз плюнуть.

Но это она хорохорилась, конечно. Потому что ее начинало волновать, что Витька-Вампир на нее тоже – ноль внимания. Даже на уроках он больше не толкался локтем, не списывал у Жени, а плевал жеваными бумажными шариками из трубки, скрученной из тетрадного листа, совсем в другую девочку-отличницу, сидевшую от них через проход. Это он нарочно притворяется, с тревогой думала подчас Женя, или и вправду я его больше не волную? Но всегда приходила к утешительному выводу, что Вампир притворяется. Потому что он хитрый. К тому же, не может же даже очень равнодушный человек, каждый день сидящий рядом, совсем не обращать внимания на соседку. Нет, так может делать только неравнодушный человек, и делать напоказ и Жене назло.

Женя окончила прошлую первую четверть с одной только четверкой – нет, не по поведению, а по рисованию. Потому что упорно не выполняла заданий Константина Сергеевича: было задано рисовать корову, а Женя рисовала Дженни, было сказано нарисовать лошадь, а у Жени опять получалась Дженни, коричневая с желтыми глазами, ведь шоколадного и орехового в ее наборе фломастеров не было. И Вампир не выдержал обещания, данного самому себе, не замечать заносчивую соседку. Он заглянул в Женин рисунок и сказал:

– Твоя корова – вылитая собака Баскервилей. Фиолетово!

Вполне возможно, это был скрытый комплимент, но Женя его не расслышала.

– Сам ты фиолетовый Баскервиль, – остроумно парировала она. – И, вообще, я с тобой не разговариваю.

– Это я с тобой не разговариваю, – нашелся Вампир. – Чувырло.

– Сам чепушило, – ответила Женя. Ведь помимо других талантов, скажем – к рисованию, обладала еще и способностями к языкам. Хоть к английскому, хоть к вампирскому.

Но все равно, несмотря на четверку по рисованию, мама сдержала слово и подарила Жене в конце четверти, на ноябрьские каникулы, очаровательные маленькие, с белыми ботиночками фигурки. Ботинки имели высокую шнуровку, почти до колен. Раньше-то Женя ходила на катание с такими же фигурками, но, во-первых, они стали малы, а во-вторых, те не были такими красивыми. И шнуровка на них была самая обыкновенная.

– Суперские, – сказала Женя, примерив обновку. – На таких можно и мастером стать, – сказала Женя. – Нет, инструктором.

И вот, когда они с дедом и Дженни выходили из дому, чтобы идти на каток и испробовать мамин подарок, им во дворе попался Витька-Вампир. Женя щегольски связала свои коньки и перекинула через плечо: один конек сзади, другой спереди. Как настоящая спортсменка, так, во всяком случае, она считала. И Вампир, глядя ей вслед, так и замер: сам-то он катался на старых гагах своего брата Вовы-поэта и очень досадовал, что тому достались новые. А ему – старые за братом донашивать.

Вот из-за этих самых ослепительно белых новых фигурок Витька-Вампир и заговорил с Женей первым.

Дело было так. В субботу Женя с дедом и с Дженни собралась на каток. Это был первый сбор группы, которую набрала их тренер Елена Михайловна еще прошлой зимой. Впрочем, она хоть и называла себя не тренером, а инструктором, но была совсем не строгая. И Женя думала: нет, с таким добрым инструктором чемпионкой не станешь. Впрочем, как мы уже говорили, Женя и не хотела становиться чемпионкой. Она тоже хотела быть инструктором, как Елена Михайловна. Та ведь тоже никогда не была чемпионкой. Так, мастер спорта.

Женя вприпрыжку выбежала с Дженни из подъезда, чтобы Дженни еще до катка успела сделать свои дела во дворе, пока дед копается. И они сразу же столкнулись с Вампиром, который ковылял на своих старых гагах прямо по асфальту, потому что на катке ему было лень переобуваться. На плече он нес хоккейную клюшку.

Он увидел Женю в ее спортивном розовом комбинезоне, в спортивной шапочке и в белых сапожках с новыми блестящими фигурками через плечо, и что-то его как будто дернуло. Будто он прежде не замечал, какой красивой и взрослой стала его соседка по двору и по парте.

– Слышь, того, дай помогу, – сказал он, нетвердо стоя на своих коньках.

– Чего помогу?

– Ну, это, коньки понести.

– Да как-нибудь обойдемся, – сказала Женя. – И, вообще, ты сам едва на ногах держишься.

И, как ни странно, Вампир не обиделся.

Они пришли на каток, и тут оказалось, что Вампир стоит на коньках даже лучше Жени. Женина группа собралась вокруг Елены Михайловны, когда та, поздоровавшись со всеми, с шестью такими же девочками, как Женя, сказала, что они уже прилично научились кататься прошлой зимой, но вот не забыли ли они прошлые уроки?

– Нет, нет, – стали хором уверять ученицы.

– Вот сейчас и посмотрим, – сказала Елена Михайловна.

Тем временем Вампир выписывал вокруг них круги, потом вынул из кармана шайбу и стал репетировать обводку. Он так ловко орудовал своей клюшкой, что все девочки из Жениной группы так и уставились на него.

Что это они так пялятся, подумала Женя, еще чего.

– Это ж Вампир., – громко сказала она. – Я с ним в школе за одной партой сижу.

– Врешь, – сказала одна, самая маленькая, но уже второклассница, не из их школы, из соседней. Сказала в восхищении, а не то, чтобы первоклассницу Женю обидеть.

– Вот и не вру. Витька! – громко позвала она.

– Чего тебе, – прокричал Вампир, лихо объехав группу и щегольски остановившись, затормозив правым коньком и подняв сноп ледяной пыли.

– Они не верят, что ты – вампир.

– А кто ж еще, – прокричал Витька, – конечно, вампир.

И, оттолкнувшись левой ногой, пошел хоккейным бегом, ловко двигая плечами. И сделал лихую дугу, демонстрируя обводку.

– Класс, – прошептала другая, напротив, самая высокая в группе. – Познакомь, а?

– Как-нибудь, – сказала Женя. – Как-нибудь в другой раз.