355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Александров » Севастопольский бронепоезд » Текст книги (страница 14)
Севастопольский бронепоезд
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 15:27

Текст книги "Севастопольский бронепоезд"


Автор книги: Николай Александров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава XXIV. Последний рейс

Уже дважды в результате вражеских бомбежек обрушивались выходы из Троицкого тоннеля. На расчистке завалов и ремонте путей вместе с саперами и моряками бронепоезда трудятся рабочие, работницы, подростки. Люди, как муравьи, облепили гору земли и камня, руками растаскивают ее. Работы идут под огнем.

С площадки у Килен-балки «Железняков» несколько раз обстреливал врага, поддерживая 79-ю бригаду морской пехоты. Она сражается уже на окраине города.

По данным разведки, немцы собираются форсировать Северную бухту, чтобы высадиться на Корабельной стороне. На берегу бухты, у площадки ГРЭС, залегли милицейская рота, команда черноморского флотского экипажа и другие части.

Вечером 25 июня мы с Дроздовым, Козаковым и Фисуном отправились в разведку. Своими глазами видели, сколько войск сосредоточил противник на той стороне бухты.

Перед бронепоездом поставлена задача во что бы то ни стало сорвать высадку десанта, удержать плацдарм.

Ночью бронепоезд трижды выходил в бой. Далеко продвинуться мы не можем, да и незачем. Открываем огонь, отойдя всего на полтораста-двести метров. Стреляем, пока не начинает гореть краска на стволах – по 150–200 снарядов. В тоннель заглядываем ненадолго, лишь для того, чтобы взять новый запас снарядов и мин.

«Железняков» крепко досаждает врагу, и, прежде чем форсировать Северную бухту, гитлеровцы решают расправиться с ним.

26 июня, когда мы вели огонь по противнику, на нас напало полсотни самолетов. Бронепоезд, не теряя времени, укрылся в тоннеле. И только под сводами скрылась последняя платформа, как раздался страшный взрыв; загрохотала, ходуном заходила земля.

В каземате погас свет. Поезд резко дернулся и остановился. Наступила полная тьма. В зловещей тишине послышался какой-то лязг, и снова все затихло.

В темноте пытаюсь открыть дверь. Не поддается. Откидываем люк в полу, лезем под платформу. В тоннеле кромешная тьма. Из-за дыма и пыли невозможно дышать.

Когда пыль осела, все увидели отверстие в потолке тоннеля. Через него виднелся клочок голубого неба.

Тысячи тонн грунта обрушились на вторую бронеплощадку. А ведь там наши товарищи. Неужели так и останутся заживо похороненными в железном склепе?

Необходимо было срочно принимать меры. Командир распорядился отцепить уцелевшие бронеплощадки и отвести в глубь тоннеля. А как спасти людей, погребенных взрывом? Откопать засыпанную платформу немыслимо. Единственный выход: пробить под колесами бронеплощадки проход к запасному люку.

А враг все бомбит и бомбит. Видно, решил навсегда покончить с бронепоездом, закупорить его в тоннеле и похоронить под скалами.

Камни и земля сыплются из пролома, сводя на нет все наши усилия. И снова приходится начинать сначала. Работают все – от командира до малышей, скрывавшихся в тоннеле от бомбежки вместе со своими матерями.

Лопатами, ломами, голыми руками наконец прорыли небольшую пещеру между колесами платформы. Кто полезет в нее? Комиссар окинул всех испытующим взглядом.

– Кто пойдет?

Наступила тишина. Люди смотрят на бронеплощадку. Под напором огромной тяжести рельсы и шпалы под ней все больше уходят в землю. Кажется, еще миг – и рельсы не выдержат, лопнут. И тогда – конец. Конец и тем, кто сейчас задыхается в каземате без воздуха и света, и тому смельчаку, который полезет в люк спасать боевых друзей.

Молчание длилось, наверное, несколько секунд. Может быть, через минуту все решились бы на огромный риск, но сейчас раздумывать было некогда: шпалы под площадкой предательски трещали.

И тогда парторг Головенко сделал шаг, вперед, молча снял китель, фуражку и скрылся в отверстии.

Все с замиранием сердца ждали и прислушивались.

– Принимайте, – послышался, наконец, приглушенный голос парторга.

Из люка показываются чьи-то ноги. Подхватываем, вытаскиваем человека из страшной норы. Это пулеметчик Гордиенко. Затем извлекаем задохнувшегося старшину 2-й статьи Паршина, командира пулеметной установки.

Наконец, в отверстии люка показался Головенко и тут же потерял сознание. Комиссар снова спрашивает:

– Кто еще пойдет?

Я смотрю на площадку. Она зловеще скрипит от тяжести, рельсы и шпалы все больше прогибаются, Нельзя медлить! Может быть, это длилось одну-две секунды. А в следующую я уже стоял перед комиссаром:

– Я пойду.

Разделся, отдал партийный и комсомольский билеты комиссару, повернулся, хотел лезть в проход. Но Петр Агафонович остановил меня. Подал фонарь.

И вдруг крепко обнял:

– Спасибо, сынок!

Ползу между колесами. Люк в каземат оказался закрытым: видно, он захлопнулся за Головенко. Руками открыть его невозможно. Нажимаю крышку головой – не поддается. Жму из всех сил. Показалось будто череп затрещал. Слышу, что-то скатилось с крышки люка, и она поддалась. Наверное, кто-то из товарищей лежал на ней.

Каземат встретил меня сплошной темнотой и удушливым угаром. Удивляясь собственному голосу, спрашиваю:

– А ну, ребята, кто тут живой?

В ответ – мертвая тишина. Слышно, как в мозгу пульсирует кровь, будто молоточком стучит: тук-тук.

Включаю фонарик. На полу распластались матросы. У многих из ушей и носа сочится кровь. Не мешкая, приступаю к делу. Фонарь мешает – бросаю его в сторону. Подтаскиваю одного моряка к люку, спускаю ногами вниз. Зацепился за что-то, обо что-то сильно ударился. Но боли не чувствую. Подгоняемый духотой и страхом, шарю по каземату, ищу людей, спешу как можно быстрее спустить их в люк.

Мутится сознание, руки и ноги наливаются свинцом, лицо заливается потом. Но мысль не устает стучать: «Скорее, скорее!».

Вот, кажется, и последнего моряка спустил в люк, больше никого нет в каземате. Сам стал вылезать, спустил ноги и вдруг почувствовал, что засыпаю.

Сознание на мгновение вернулось: «Только не спать!» Сон может стоить жизни.

Но силы оставили меня, все расплылось, как в мираже, и я снова впал в забытье.

Проснулся от далеких криков и стука. «Это меня зовут», – мелькнуло в сознании. Но вместо того, чтобы спуститься в люк, поднимаю из него ноги и начинаю ползать по настилу бронеплощадки. Затем проваливаюсь куда-то и окончательно теряю сознание.

Оказалось, что в конце концов я провалился в люк, и меня бесчувственного вытащили за ноги из-под платформы.

Рельсы к тому времени прогнулись еще больше, шпалы раскрошились так, словно их пожевали. Между броней и полотном дороги осталась совсем узкая щель. Когда меня тащили, изрядно содрали кожу на спине о край броневого листа. Лицо, руки, ноги были в ссадинах.

Огромная гора, свалившаяся на бронеплощадку, как будто ждала, когда я выберусь. Только меня отнесли в сторону, раздался оглушительный треск. Рельсы лопнули, и бронеплощадка почти наполовину ушла в землю.

Очнувшись, я прежде всего спросил: все ли спасены. Оказалось, что мы с Головенко вытащили всего пятерых. Остальные двенадцать остались навеки погребенными в бронированном склепе. В числе погибших были командир бронеплощадки старший лейтенант Буценко и другие, бесконечно дорогие наши товарищи, находившиеся в артиллерийской башне, в которую невозможно было пройти из каземата.

Но раскопки не прекращались. Люди не теряли надежды на спасение остальных.

Второй выход из тоннеля был свободен. Одна бронеплощадка вместе с паровозом оставалась невредимой.

Осмотрев ее, командир приказал:

– Приготовиться к бою. Лейтенанту Молчанову с корректировщиками отправиться на наблюдательный пункт.

Взяв нескольких разведчиков, лейтенант поднялся на гору. Обнаружить огневые средства врага не составляло большого труда. Уже через двадцать-тридцать минут на бронепоезд поступили необходимые данные для ведения огня.

«Железняков» вышел из тоннеля. И снова заработали его орудия и минометы.

Это было неожиданным для врага. Фашисты считали бронепоезд навсегда похороненным в тоннеле.

Но «Железняков» жил. В тот день мы произвели еще три огневых налета, выпустив более четырехсот снарядов и мин. Страшной была наша месть врагу за погибших товарищей! «Зеленый призрак» оправдывал свое прозвище. Его засыпали землей, раздавили, разбомбили, а он по-прежнему живет, действует, наносит удары…

Снова и снова посылают гитлеровцы десятки самолетов, снова заваливают бомбами железнодорожный путь, входы в тоннель. В своем укрытии мы пережидаем налет. Пока восстанавливается путь, моряки выносят минометы в Килен-балку. Стреляем остервенело, вкладывая в каждый выстрел всю свою боль и гнев.

Бойцы железнодорожной роты продолжают расчищать завалы. Им помогают многие члены нашего экипажа. Долго работать немцы не дают – то и дело налетают их самолеты. Над Севастополем стоит непрерывный гул. «Юнкерсы» рыскают, выискивая среди руин маленькие признаки жизни. Они летают почти безнаказанно: редко когда взмоет вверх краснозвездный истребитель или захлопают орудия зенитной батареи. Над городом вздымаются черные облака разрывов. Они долго висят в горячем пыльном воздухе, создавая сплошную завесу дыма.

Фашисты сбрасывают бомбы у тоннеля. Наши бойцы, не оставляя лопат, укрываются в подземелье. Но чуть притихнет – и снова выходят, копаются, растаскивают огромные каменные глыбы, расчищают выход.

Но не всегда успевают они укрыться от бомб. Осколками смертельно ранило нашего радиста Тимофея Тимошенко. Веселый, никогда не унывающий был моряк. Любила его вся команда: своим весельем, жизнерадостностью он заражал всех. И вот его нет.

Хороним его здесь же, в тоннеле: выходить опасно.

Не успели опомниться от потрясения, как в тоннель внесли на носилках окровавленного Василия Терещенко. Фельдшер оказал ему первую помощь. Придя в себя, Терещенко смог при поддержке двух бойцов дойти до госпитальной штольни. Там ему вынули два осколка, сделали перевязку. Хотели оставить в госпитале. Василий не согласился, вернулся на бронепоезд. Впрочем, его там и не удерживали, раненых было слишком много.

Тяжело переживают железняковцы гибель боевых товарищей. У Белостоцкого и раньше была седая голова – теперь он совсем белый как лунь.

Под вечер в тоннель внесли тяжелораненого Головенко. Бесстрашный офицер, секретарь партийной организации бронепоезда, он до конца оставался на боевом посту, руководил расчисткой завалов. Осколок снаряда засел у него в спине под правой лопаткой.

Врач Ткаченко и военфельдшер оказали Василию Андреевичу первую помощь. Кочетов аккуратно завернул его партийный билет и другие документы, фотографии, письма, вложил под бинты и закрепил булавкой.

Вместе с другими ранеными уложили старшего лейтенанта на полуторку, и шофер Гончаров повел свою машину под огнем в город. Ночью раненых удалось погрузить на катер и отправить на Большую землю. До самого отплытия Головенко так и не пришел в сознание. Выживет ли?

К утру путь починили. Никто не спал. Одни ремонтировали дорогу, другие провели ночь на берегу Северной бухты: вместе с пехотинцами и милицейской ротой препятствовали переправе гитлеровцев через бухту. Утром все вернулись на бронепоезд. Группу краснофлотцев командир послал в тоннель под флотским экипажем на перегрузку боезапаса. Ушли комендоры Мячин, Суржан, Киселев, Баклан, еще несколько товарищей. Готовимся к очередному рейсу. Никто еще не знал, что этот рейс будет последним.

Машинисты разводили пары, когда послышался все нарастающий рев. Фашистские самолеты тучей налетели на тоннель, сбрасывая тысячекилограммовые бомбы и торпеды. Сыплется со сводов земля.

Чуть налет стих, бронепоезд выскочил на открытое место. Произвели десятка три выстрелов. Больше не успели: со стороны ГРЭС снова появилась стая бомбардировщиков. Пришлось спешно укрываться в тоннеле.

И только втянулся хвост, грохнул оглушительный взрыв. Всех, кто находился на открытых площадках, сильной взрывной волной сбило с ног.

Оглохшие, ослепленные, ждем, пока развеется дым и гарь. И видим вдруг, что выхода из тоннеля больше нет. Исполинская гора битого камня и земли похоронила под собой десятки укрывавшихся здесь людей.

Теперь тоннель закупорен с обеих сторон. Выхода нет.

До утра мы и наши добровольные помощники копались в этой горе. И убедились, что труд напрасен: путь для бронепоезда не расчистить. Чтобы убрать такую массу грунта, понадобились бы месяцы.

Снаружи доносятся хлопки винтовочной перестрелки. Враг рядом. Он наседает еще яростнее.

Командир отдает приказание: снять с бронепоезда все уцелевшее вооружение и занять оборону у площадки Севастопольской ГРЭС. Нет «Железнякова», но еще есть железняковцы.

И снова мы в бою. Я командую минометом. Своими глазами видим: наши мины за два часа уничтожили четыре автомашины, три мотоцикла. Дважды мы очень удачно накрывали огнем пехоту противника.

Снаряд прямым попаданием разбил наш миномет. Два моих товарища погибли. Мне задело осколком спину и ногу. Пустое, царапины. На такое мы сейчас и внимания не обращаем.

Тяжело железняковцам. Тяжело всем защитникам Севастополя. Неужели придется оставить город?

Нет! Будем вгрызаться в землю, будем цепляться за каждый камень, за каждую стену, но не уйдем из города, ставшего навеки родным, близким.

Комиссар собрал всех в тоннеле. Обстановка исключительно трудная. Но страна не забывает севастопольцев. Только позавчера в сражающийся город на лидере «Ташкент» и эсминце «Безупречный» доставлено около полутора тысяч бойцов пополнения. Вчера самолетами доставлено около 28 тысяч килограммов боеприпасов, вывезено около 300 раненых.

Прошел еще один день обороны. Мы в тоннеле. Город сражается. Мы тоже не сидим сложа руки. Бронепоезд закупорен, но наши минометы и пулеметы не молчат. Людей становится все меньше. Каждая смерть острой болью отзывается в сердце. Восемь месяцев жили мы одной, семьей, стали друг для друга дороже родных братьев. И вот теперь теряем одного за другим.

А с Большой земли продолжают поступать грузы для фронта. 28 июня 15 самолетов доставили около 30, тонн боеприпасов, вывезли 326 раненых. 29 июня доставлено 25 тонн бензина.

Севастополь продолжает сражаться!

Глава XXV. До конца!

Бронепоезд «Железняков» заперт в тоннеле. Но он по-прежнему считается боевой единицей.

30 июня гарнизону Севастополя приказано оставить город.

Части во главе с командиром первого сектора генералом Новиковым остаются прикрывать эвакуацию войск. В числе подразделений, которые должны сражаться до последнего, и экипаж нашего бронепоезда.

В ночь на 1 июля фашисты форсировали Северную бухту. Теперь они вплотную подошли к тоннелю. Заговорили их пулеметы – нельзя высунуть голову. Пули свистят одновременно с выстрелами: немцы совсем близко.

Командир вызвал Бориса Вареника:

– Возьмите двух бойцов и спуститесь скрытно в заводские развалины. Выследите, откуда бьют пулеметчики, и уничтожьте их.

У Бориса и его товарищей Гришко и Фисуна – снайперские винтовки. Не зря обучал их искусству стрельбы лейтенант Кочетов: вот и пригодилось.

Во второй половине дня пулеметы замолчали. А вскоре вернулись наши снайперы. Борис Вареник доложил командиру о выполненном задании. Появилась возможность выхода из тоннеля.

Команда бронепоезда разделилась на две группы. Железнодорожники, комендоры и пулеметчики под командой полкового комиссара Порозова получают задачу уничтожить просочившихся к тоннелю автоматчиков. Вторую группу, состоящую из остальных железняковцев и саперов, командир вывел в Килен-балку, ставшую для нас рубежом обороны.

В лощине, возле засыпанного выхода из тоннеля, много народу. Кроме нас, здесь остатки отступающих подразделений. Стоит дикая пальба. Не разобрать, кто по кому стреляет.

Присматриваюсь: из-за куста солдат в плащ-палатке строчит из автомата по толпе. Что-то неладное! Прицеливаюсь ему в голову. Он падает. Подбегаю к нему, сдираю плащ-палатку. Под ней эсэсовский мундир. Показываю убитого комиссару. Порозов приказывает:

– Всем снять плащ-палатки!

Бойцы выполняют команду. Все сняли, кроме нескольких солдат, которые, отстреливаясь на ходу, бегут к кустарнику. С ними быстро расправились. Они оказались переодетыми гитлеровцами.

Когда порядок был наведен, в лощине оставили милицейскую роту, а железнодорожный взвод с одним полковым минометом комиссар послал в Килен-балку. Миномет установили под насыпью. Притащили из тоннеля сюда мины.

Всю ночь мы били по Северной стороне, по переправе. На рассвете нас окружили вражеские автоматчики, пробравшиеся в Килен-балку уже со стороны города.

Наши ряды тают. Видя безвыходность положения, комиссар приказывает отойти к тоннелю. Здесь нам легче будет сражаться: и укрытие надежное, и боеприпасы под рукой. Отряд занял новый рубеж. Установили минометы. Корректировщики на своих местах. Снова ведем огонь.

Запыхавшись, прибежал связной. Сообщил, что командование разрешило отступать к Херсонесскому мысу, а оттуда в Казачью бухту для эвакуации. Но командир приказал: прежде, чем покидать тоннель, взорвать бронепоезд.

– А где командир? – спросил комиссар.

Связной снимает бескозырку. На черных от копоти и пыли щеках слезы оставляют светлые полосы.

– Погиб наш командир. Снарядом его… Молчанову оторвало ногу…

Матросы обнажают головы. С минуту стоим в скорбном молчании.

Оказывается, группа железняковцев, возглавляемая Харченко, после Килен-балки держала оборону в районе вокзала. Железняковцев осталось совсем мало…

Тяжелая утрата постигла нас. Не верилось, что погиб наш легендарный командир бронепоезда. Каждый в душе клялся, что отомстит за его смерть.

Первым заговорил комиссар:

– Мы обязаны выполнить приказ командира…

Бойцы залегают на рубеже. Машинисты с комиссаром уходят в тоннель. Слышим взрывы противотанковых гранат. Нет больше бронепоезда. Приказ командира выполнен.

Теперь можно отходить к причалу.

Но уже поздно. Оба выхода из тоннеля под огнем. Гитлеровцы сжимают кольцо. Железняковцы залегли за грудами камней. Решили драться до последнего патрона, до последней капли крови.

На выходах из тоннеля установили пулеметы и минометы. В сторону Килен-балки навели пушку-сотку и стали ожидать.

В тоннеле собралось много беженцев. Они очень мешают нам. Пришлось переместить их в глубину тоннеля. Поделились с ними последним куском хлеба, последним глотком воды.

Я дежурил у пулемета, когда со стороны Килен-балки появились гитлеровцы. Посылаю бойца доложить комиссару.

Немцы считают, что тоннель пуст. Переговариваясь, карабкаются на каменистый холм завала.

Вот они уже на вершине. Их человек двадцать. Остановились, вглядываются в темноту тоннеля. Мы все выжидаем. Кругом тишина.

Фашисты спустились с завала, сошлись в кучу, что-то лопочут.

Волнения нет. Спокойно, как на учении, нажимаю на спуск пулемета.

Сразу падает человек пять. Остальные, как ошпаренные тараканы, карабкаются на кручу завала, но один за другим скатываются вниз. Уйти удалось немногим.

Через несколько минут гитлеровцы уже более крупными силами бросаются в атаку. Через завал летят гранаты, потом сразу с полсотни солдат, строча из автоматов, взбираются на холм.

Огнем трех пулеметов мы отбрасываем их назад.

И снова тишина. Она нарушается стуком камней. Фашисты решили наглухо замуровать выходы из тоннелей.

Мы сидим в темноте, не выпуская из рук оружия. И в это время послышался истошный крик. Какой-то сукин сын взывал к «гражданскому населению»:

– Зачем нам погибать? Обезоруживай матросов и выходи на волю! Немцы нас не тронут!

Несколько моряков бросаются на голос. Не так-то просто в темноте найти мерзавца. Наконец слышится:

– Вот он, гад!

Комиссар включает фонарь. Два раненых краснофлотца держат верзилу с перекошенным от страха лицом. Допрашиваем его. Ясно: предатель, подосланный фашистами.

– Смерть собаке! – гремит под сводами тоннеля.

Провокатор стоит, прижавшись боком к стене. Четыре моряка поднимают автоматы, смотрят вопросительно на комиссара.

Порозов брезгливо морщится и кивает головой.

Коротко треснули очереди, словно горсть гороха кинули на жесть. Предатель упал.

Все вернулись на свои места. Люди спокойны. Хотя положение катастрофическое. В тоннеле около четырехсот безоружных рабочих женщин, стариков, детей. Много раненых. Нет продовольствия, воды, света.

Можем ли мы рисковать жизнью мирных людей?

Пытаемся завязать переговоры с немцами. Вначале они стреляли по каждому, кто показывался в проеме. Но вот из-за насыпи появляется белый флаг. Вслед за ним боязливо выглядывает голова в каске. Парламентер!

На ломаном русском языке он предлагает сдаться. Комиссар приближается к завалу и говорит громко, чтобы все слышали:

– Передайте своему командованию: советские матросы и солдаты ни при каких обстоятельствах не сдадутся. Но мы просим пощадить мирное население. Пусть женщинам, старикам и детям разрешат выйти из тоннеля и гарантируют им безопасность.

Парламентер скрылся. Спустя полчаса показался снова. Заявил:

– Первыми выходят женщины и дети. За ними – безоружные мужчины.

Опасаясь провокации, во все глаза следим за выходом: как бы фашисты не воспользовались моментом и не бросились в атаку. Пулеметчики держат под прицелом проем.

Прощаемся с нашими друзьями, к которым успели всем сердцем привязаться за последние дни.

Вместе с женщинами комиссар приказывает выйти из тоннеля нашим медсестрам Ксении Карениной и Оле Загоруйко. Рядом с Олей мальчишки – восьмилетний Олег и пятилетний Саша. Дети моряка-офицера, погибшего под Одессой.

– Оля, – говорит комиссар девушке. – Ты была для них, как мать. Возьми ребят с собой. Останетесь живы – замени им мать навсегда. Эта наша общая просьба.

Обнимаемся с рабочими-железнодорожниками Они не хотят оставлять нас. Комиссар положил конец разговорам:

– Идите. Спасибо вам за все. Здесь вы уже ничем нам не поможете.

Вереницей, один за другим, люди исчезают в проеме. Уходят, убитые горем. Оборачиваются, скорбно смотрят на нас. Они нас жалеют. А мы с тревогой думаем о них: что их ждет в фашистской неволе?

Последним покидает тоннель пожилой рабочий. Прихрамывая, взбирается на груду камней и скрывается за ней…

Мы остаемся одни. На круче показываются гитлеровцы. Хотят посмотреть: может, все ушли? Чтобы разубедить их в этом, встречаем непрошеных гостей пулеметными очередями. Прячутся фашисты, кричат:

– Выдайте командиров и коммунистов, и мы вас всех выпустим!

В ответ из мрака несутся такие комбинации слов, которые могут придумать только матросы. Немцы грозят:

– Удушим газами!

В ответ – заливистый свист. Но на всякий случай запасаемся противогазами. Фашисты на все способны.

Вскоре с завала действительно покатились бочки со слезоточивым газом.

Кое-кто замешкался, надевая противогаз, и сейчас никак не откашляется.

Фашисты предпринимают очередную попытку пройти в тоннель. Снова отбрасываем их огнем пулеметов и винтовок.

Осада длилась весь день. Противник не жалеет газа. Мы сложили на склоне завала преграду из камней. Бочки натыкаются на нее, и часть газа утекает в проем.

2 июля немцы сидели тихо. Газ рассеялся. Снимаем маски. Враг, видимо, решил взять нас измором. Мы в темноте. Аккумуляторы фонарей разрядились. Томит голод, а еще больше жажда. Остатки воды из тендера паровоза вчера мы роздали женщинам и детям.

Многие отравились газом и чувствуют себя плохо. Особенно тяжело комиссару. Он старше нас всех, и у него больные легкие.

Что делать дальше? 3 июля в тоннеле состоялось открытое партийное собрание. Оно проходит по всем правилам. Только протокол не ведется. Избраны председатель и секретарь. Председательствовать довелось мне.

Комиссар, еле держась на ногах, беспрерывно кашляя, разъяснил бойцам создавшуюся обстановку. Попросил высказаться. Один за другим просят слова товарищи. У всех настроение драться, пока жив хоть один из нас. Высказывается мысль: взорвать тоннель – в нем еще около двухсот тонн боеприпасов – и самим погибнуть с честью. Другие предлагают попытаться пробиться – лучше пасть в бою, чем от голода и жажды. Третьи призывают прорыть пещеру и через нее ночью выскользнуть незамеченными. Это уже почти фантастика: обессилевшим людям долбить толщу камня…

Я вспомнил: у входа в тоннель торчит из земли конец толстой трубы, по которой раньше спускались в овраг сточные воды с морского завода. Что если выбраться к этой трубе и по ней попытаться уйти в город?

Постановили: попробовать этот вариант. Взорвать боеприпасы никогда не поздно: система минирования известна только нам, и это можно сделать даже снаружи.

И еще раз договорились: драться до конца, лучше смерть, чем позор плена.

Собрание объявляю закрытым. Комиссар приказывает сдать партийные и комсомольские документы.

Развели небольшой костер. При его мерцающем свете в последний раз перелистываем заветные книжечки, которые всегда хранили у сердца и которыми дорожили больше жизни. Целуем и отдаем комиссару.

Он кладет их в огонь. Дрожат от волнения руки старого большевика.

Тяжело, но иначе не можем. Нельзя допустить, чтобы партийные и комсомольские билеты достались врагу, если мы погибнем.

Глаза моряков прикованы к костру. У многих текут слезы.

Догорает костер. Полковой комиссар поднимается с колен, говорит нам:

– Помните, звания коммунистов и комсомольцев нас никто не лишал и лишить не может. Мы останемся ленинцами. И вести себя должны, как подобает ленинцам. До конца!

Готовимся к решительному бою. Запасаемся гранатами и патронами, проверяем оружие. Старшим группы комиссар назначил меня. На всякий случай прощаемся друг с другом.

Южный вход в тоннель немцы замуровали наглухо. Может, они и не охраняют его? Именно потому мы и избрали это место для вылазки.

Разыскали лопаты. Начинаем копать. Измученные люди быстро устают. Поработав немного, матрос растягивается на земле, отдышится – и снова за лопату.

Сквозь щели в камнях начал пробиваться свет. Теперь разгребаем руками как можно тише, чтобы не услышал враг. Во тьму тоннеля, словно кинжал, вонзается солнечный луч. Он так ярок, что мы зажмуриваем глаза. Оказывается, сейчас день.

Останавливаю ребят. Может, отложить вылазку до вечера?

– Уж лучше сейчас, – шепчут матросы. – Ночью немцы осторожнее. А сейчас, если они и сунутся, так мы их издали увидим.

Смотрю на комиссара. Он соглашается с матросами. Люди полны решимости. Будь, что будет!

Расширяем отверстие. Лицо ласкает свежий ветер. Как свободно дышится! Даже в груди закололо, и голова кружится.

Выход готов. На минуту присаживаемся, чтобы набраться сил. Я выбираюсь первым. Стою на железнодорожном полотне, стиснув в руках автомат. Выползают из пещеры другие бойцы. Осматриваюсь. Поджидаю, пока выйдут все.

По обеим сторонам насыпи – густые заросли кустарника. Оглядываю их.

И вдруг прямо перед собой вижу, как из листвы высовывается ствол крупнокалиберного пулемета.

Я не успел выстрелить, не успел крикнуть. Все потонуло в треске и грохоте. С горы над тоннелем летят в нас гранаты.

Взрывом меня бросило под откос.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю