Текст книги "Человеческий предел (СИ)"

Автор книги: Николай Грубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Опять ребра! Черт, они у меня железные что ли? Не успеваю лечить, постоянно ломают. – Вместе с болью мелькнуло в голове. Резкая боль достигла мозга и ударила рикошетом по всему телу. Как в тумане я увидел перед собой щерящееся в злой гримасе беззубое лицо противника и на исходе своего сознания влепил в эту рожу свой кулак. Удар достиг своей цели, но я это уже не видел. Боль заполнила все сознание и моментально выбила оставшиеся силы из тела. Я бы рухнул тут же, но, уцепившись за канат, смог достоять до сигнала рефери об окончании боя.

По правилам этих соревнований финальный бой идет сразу же после определения, кто достиг этой планки в этой безумной гонке. Лишь небольшой промежуток времени могут использовать бойцы для отдыха. Пока судьи определят победителей. Затем вызывают на ринг, если не вышел значит, проиграл. Меня буквально вытолкнули на татами. Я все еще был невменяем, канаты ринга мне никак не удавалось оставить в покое, все кружилось вокруг меня, то убыстряясь, то замедляясь. Меня вырвало прямо на татами, и это немного облегчило мою участь. Только тот факт, что и мой противник был в подобном состоянии, уравновешивало их силы.

Стоящий напротив меня противник чем-то отдаленно схожий со мной, только более смуглый и с короткими курчавыми волосами. Хорошо сложенный, с развитыми постоянными тренировками мышцами он производил впечатление, что предыдущий бой почти не коснулся его и лишь разбитое лицо и заплывшие глаза говорили о нелегком пути к победе.

Рефери объявил бой. Мы стояли друг против друга и наслаждались минуткой отдыха, который сами смогли позволить себе. Никто из нас не пытался форсировать события. Я просто был не в состоянии даже просто поднять руки и обозначить готовность к бою.

Наконец рев зрителей подтолкнул противника и тот ринулся на меня с неожиданной силой и безумным взглядом явно принявшего наркотик человека. Серия ударов проведенных им отбросила меня на канаты, которые спружинив вновь подставили под удары противника. Они хоть и были слабыми, но наносили сильную боль в сломанных ребрах и не давали возможность ответно нанести хоть какой-нибудь удар.

Мозг отключился, меня заполнила холодная ярость. Все мысли улетучились, все человеческое покинуло меня. Тело перешло все границы самоконтроля, и каким-то образом переключилось только на рефлексы и злобу. Злобу зверя загнанного в угол. Это состояние свойственное берсеркеру, которые были так популярны в далекие времена, и достигли наших дней только в легендах, заполнило меня всецело. Бесконтрольность мозга позволяло телу делать все, что ему хочется, вернее оно работало чисто на рефлексах, выработанных зверем, а впоследствии человеком на протяжении тысячелетий. Появилась необузданная сила, хранившаяся до этого в закоулках возможностей человека. Она в сочетании с возникшим желанием убивать, и делала меня диким зверем, нацеленным на убийство.

Остановить такое, можно только применив оружие, причем несколько раз, так как тело не реагировало на раны. Можно и контролировать подобное, но только в результате долгих тренировок, совместив с силой воли, научившись правильно использовать нервную энергию.

Я лишь смог почувствовать, что мое тело продолжает кромсать противника, а душа, которую он смог увидеть, вернее, почувствовать каким-то шестым чувством, вылетев из этого обезумевшего тела, как бы со стороны наблюдает за этими “подвигами” разъяренного существа. Она не хотела участвовать в этой вакханалии, но и уйти, бросив тело хозяина, не могла.

Она вдруг заметалась, как бы ища место, где можно обратно проникнуть в тело хозяина, торопясь и боясь не успеть. Не успеть защитить и сберечь свое гнездо, как птица, которая защищает от змеи своих птенцов, свой дом и семью. А моё тело и было её домом. Не дано нам, видеть, как может метаться наша душа в моменты, когда гибнет её дом, как она пытается вытащить нас из дыры, куда усердно тащит нас дама с косой. Как пойманная птичка в силки бьется она и пытается вырваться, одновременно пытаясь спасти свой дом, свой приют на этой грешной земле.

Не могут это видеть люди. Лишь только в момент наибольшего напряжения всех чувств некоторым удается. И тогда появляется жалость, и обида что не смог противостоять злому року, не смог уберечь себя и свою душу в борьбе за свое существование. Лишь сожаление, что другая сущность сильнее, и ты уже ничего не можешь поделать и не в состоянии ничем помочь своей бедной, испуганной душе.

Очнулся я как ни странно не на небесах, а в палатке, правда, связанным по рукам и ногам крепкими веревками. Голова болела как после обильного применения спиртных напитков. Такое было у меня только раз, после окончания школы. Мы тогда всем классом отправились на природу, чтобы отметить свое вхождение в долгожданную среду “взрослых людей”, ну и вошли, да так что наутро никто голову поднять не мог. С тех пор я остерегался пить что-то крепче пива. Вот и сейчас голова трещала, как говорится “по швам”, но не от “божественного нектара”. Это я помнил хорошо. Но вот как закончился бой, я точно не помнил. По связанным рукам догадывался, что доверия ко мне не прибавилось. В палатке никого не было, а пить хотелось страшно, еще по малому, тоже хотелось.

– Х-р-р-шы – попытался позвать хоть кого-нибудь, но звуки, издаваемые мной, мало походили на членораздельную речь, да и слабы они.

Я попробовал встать…. Нет, это явно мне сейчас не под силу. Ничего не оставалось, как ждать. Должен же кто-то придти.

– О-о-о черт, как все болит. – Все тело горело, как ошпаренное кипятком. Выделить наиболее болезненные участки невозможно по простой причине – все болело, все тело, а особенно голова. Я чтобы не потревожить голову даже думать перестал.

Пить хотелось все сильнее, я застонал и видимо кто-то услышал. Вошедшим оказался переводчик.

– Очнулся? Сын ишака и лошади. Лучше бы ты сдох. Одни неприятности от тебя. Не понимаю, почему хозяин тебя ещё не убил? Ну да ладно. Аллах знает, кого убить, кого помиловать. Давай-ка я тебя напою.

Он, приподняв голову, стал меня поить из фляжки. Казалось, что я попробовал нектар, так вожделенна была эта вода для моего многострадального тела.

– Какой раз я в таком разбитом состоянии? – подумал я, с упоением глотая воду – кажется, моя сегодняшняя жизнь вся состоит из череды постоянных лечебных процедур. Тело уже, наверное, устало от всего этого непотребства. Не успевает залечивать одни раны, как ему новые делают. Или привыкло уже, и решило что это его нормальное состояние. Ведь ни одного места на теле непобитого нет. Да…. Нет предела человеческого терпения.

Наконец вроде напился, теперь бы обратную процедуру сделать.

Так как говорить я не мог, то знаками показал, что хочет отлить.

– Я боюсь тебя развязывать, лучше я позову охранников, пусть они тебя отведут.

Появившиеся стражи тоже с опаской стали поднимать мое тело.

– Что-то я вчера натворил. Даже эти меня боятся. Подумал, но спрашивать ничего не стал, да и не получалось у меня. – Если нужно сами расскажут.

Хоть и стоял еле-еле, но все-таки смог сделать себе облегчение сам.

– Теперь бы еще съесть чего-нибудь. Осторожнее! Болит же все.

Но душманам были без разницы чужие желания, чужие болячки – это не свои, и они, положив меня опять на лежак, вновь связали мне руки.

Переводчик вместе с охранниками вышел из палатки, так и не объяснив ничего. Стражи тоже молчали.

– Да информации ноль…. Ну и шут с ними, жаль, что нет этого лекаря, он быстро лечил с помощью каких-то хитрых своих мазей. Записи так и остались у меня, и их не найдут, если только не станут потрошить мой вещмешок, но это вряд ли, я его сделал таким пахучим и грязным, что даже прикасаться не станут, да и амулет там же. Старик, что раньше посещал во снах, не появляется. Видимо амулет намоленный дервишем, был проводником его сущности, а иначе чем можно объяснить его появление в моих снах. А сейчас он стал уже моим и поэтому старик больше меня не посещает. Интересные конечно артефакты, жаль будет, если не удастся их сохранить. Это хорошо, что я ещё пока трепыхаюсь и не опускаю руки, даже про подобные безделушки не забываю. Надежда все устаканить и привести к хорошему концу, это такое дело, которое примеряет со всем нехорошим в жизни и, как правило, она нас покидает последней.

Зашедший опять переводчик кинул на меня оценивающий взгляд и выдал новую вводную:

– Хозяин дал команду возвращаться. Мы и так из-за тебя последние отсюда уезжаем. Двое суток без признаков жизни валялся. Поэтому больше тут находиться не стоит. Сейчас тебя немного покормят и поедем. Всё уже собрали.

Видимо его раздражал вопрошающий мой взгляд, и он зло добавил:

– Хозяин не доволен нашими результатами. Собаки проиграли, одну пришлось застрелить даже. Коней мы не брали. Бойцы, выставленные нами, результатов не дали, ты хоть и победил, но ее не засчитали. Да-да, ты повел себя неправильно. Мало того, что убил своего противника, так и рефери который кинулся тебя оттаскивать, выкинул за ограждение и тот сломал руку. Только накинув на тебя сеть, смогли остановить. Так что хозяин очень недоволен. Не знаю, что с нами будет по приезду домой.

Я, услышав про свои геройства, мысленно присвистнул.

– Да уж, такого раньше не наблюдал за собой. И ведь совсем без сил был. Ничего не помню про все эти “геройства”. Как будто не я это делал, а кто-то другой. Да уж, пути господни неисповедимы. Или это козни дьявола? Из неверующего можно стать и верующим при таких раскладках. А иначе как объяснить неведомое и странное. Вот так и появилась у человека вера в сверхъестественное и непонятное, да еще при желании найти себе более сильного заступника.

Можно конечно и объяснить с научной точки зрения. Для Советской науки ничего непонятного, а уж тем более сверхъестественного, не может быть. Потому что быть не может. Но я в сомнении….

– Так что будь готов к выезду – продолжал переводчик – а вот и еда для тебя.

С большим трудом я смог проглотить какую-то жидкую кашу. Жевать ему было бы очень трудно из-за разбитых губ и шатающихся зубов. Поэтому жидкая каша была то, что нужно. После еды меня моментально сморило, и я уже не чувствовал, и не видел, как, загрузив на машину его неподвижное тело, они тронулись в путь.

Сколько я проспал в таком положении? Неизвестно. Но проснулся от шума вокруг себя и выстрелов. Да, это была стрельба. Уж эти звуки для меня всегда узнаваемы. Что-то орали охранники. Я так и лежал на полу кузова машины, но только в углу, а рядом лежал переводчик и что-то быстро-быстро бормотал.

– Молится Аллаху, – понял я – видимо дело “швах”, кто-то напал. Надо же, даже не побоялись мести Мухаммед-хана. Или просто не знают, на чью собственность напали. Как бы мне хуже не стало. Ведь убьют, как не нужного свидетеля убьют. И ничего тут не попишешь. И руки все еще связаны. Лучше не дергаться, а то пуля…, моментом найдет. Вот ведь как получается, и не знаешь, что тебя за поворотом ждет. Так и станешь фаталистом, если еще в живых оставят. Даже если и оставят – лучше не будет. Мне “везет” на последнем отрезке жизни. Нет не последним, а крайним, так будет лучше. Впечатление такое, что попал в трясину, которая все больше и больше засасывает в свою пучину. И как бы я не трепыхался в ее гуще, как та лягушка в сметане, становиться только хуже и хуже. Может не стоит что-то предпринимать, а просто сложить руки, и пусть будет что будет. Как говорится “куда кривая вывезет”. Да… особенно при моем-то “везении”, точно буду на том свете.

Крики и стрельба прекратились. Кто-то осторожно подошел к машине и прокричал:

– Не стрелять! Если есть в машине живые, вылезайте, оружие выбросить.

Переводчик тонким от страха голосом прокричал в ответ:

– Тут все без оружия, нас только двое, не стреляйте, я вылезаю.

Он полез за борт, не удержался и свалился вниз. Видимо от страха руки совсем не держали.

– Так, второй, пошел. – Скомандовал тот же голос.

– Там больной шурави и он связанный лежит. Сам не сможет вылезти, и языка нашего не понимает. Я переводчик, к нему приставленный Мухаммед-ханом, командиром “Черных аистов”. Вы хоть представляете, что вас ждет за нападение на его людей? – успел сказать переводчик.

Он тут же как-то нехорошо крякнул и зашипел от боли.

– Молчи шакал! Нам все равно, чьи это люди были. Они уже никому ничего не расскажут, также как и ты, выродок шайтана.

Он видимо еще добавил чем-то тяжелым, так как переводчик тонко-тонко закричал. Так кричат когда очень больно.

– Карим, посмотри, что там в кузове….

Я мысленно перекрестился. В голове было пусто, мне было все равно. Я устал сопротивляться.

Полог брезента приподнялся и в кузов заглянул бородатый мужик. Он внимательно осмотрел внутренность закрытого кузова и доложил своему командиру:

– Да, все верно, тут тот, кто нам нужен, лежит связанный, ну и барахло всякое.

– Махмуд, посмотри в каком состоянии машина. А вы собирайте оружие и убирайте трупы. – Продолжал отдавать команды невидимый командир банды.– И поживее тут действуйте. Нам надо уходить.

Тем временем Карим залез в машину и, подойдя ко мне, стал внимательно осматривать, а затем пытаться поднимать. Я молчал и старательно делал вид, что находится в отключке. Перетянутый бинтами с побитым лицом я видимо не вызывал сомнения, что нахожусь в бессознательном состоянии.

– Командир! Он почти дохлый, можем не довезти.

– Если машина целая, то попробуем довезти до перевала, а там как Аллах распорядится. Мы его нашли, а уж жив или нет нам как-то все равно. Пусть пока там лежит. Не трогай его. Ну что там Махмуд? В каком состоянии машина?

– Нормально, ехать можно.

– Ну и оставайся там. А ты Карим, будешь смотреть за ними.

Вслед за этими словами в кузов затолкали вновь переводчика, только связанного, потом два мешка с трофейным оружием и машина тронулась. Лежащий рядом со мной переводчик тихо скулил и бормотал молитву. Новый охранник расположился рядом с задним бортом и никакого внимания на пленных не обращал.

– Ну и что ты на это скажешь – я сам себе задал вопрос – куда мы и к кому теперь угодили. Спросить разве у переводчика? Вряд ли он знает, да и состояние его не лучше моего. Кто-то здорово его “приласкал”, видимо прикладом. Кровь изо рта течет до сих пор. Да жизнь она такая штука. Не знаешь, каким боком повернется, и куда закинет. Мне-то все равно, был пленным и остался пленным, а вот переводчику явно не повезло.

Машину стало трясти сильнее, видимо съехали с наезженной дороги. Охранник периодически выглядывал за тент, но из-за пыли снова закрывал его. Таким образом, ехали часа два. Но вот, наконец, машина остановилась, послышались голоса, а затем кто-то скомандовал выгружать из машины груз и пленных.

Сергей прервал свой рассказ. Все внимательно его слушали и вместе с ним прожили часть его жизни, но тот факт, что все кто окружал Сергея при его рассказе, за прошедший день устали, и тоже как Сергей были на пределе своих сил, стало сказываться на людях. Олег, прислонившись к плечу сестры, откровенно спал, а сама сестра зевала, прикрываясь ладошкой. Да и другие чувствовалось, были не против идти отдыхать. Только Викшрайтис, несмотря на то, что больной, внимательно слушал. Он смотрел на рассказчика во все глаза, и ему явно не терпелось о чем-то спросить Сергея.

Конец первой книги.