Текст книги "Цербер"

Автор книги: Николай Полунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Глава 35

Каждый день Гоши начинался с того, что он чувствовал себя очень нехорошо. Его тело дрожало, глаза слезились, а мысли путались. Всего пятьдесят граммчиков, мелочь, могли поправить его здоровье, но эти граммчики надо было еще добыть.

Гоша теперь ночевал у своей бывшей соседки, на первом этаже, тети Нели. Тете Неле было шестьдесят семь лет, и она жалела Гошу. Она помнила, как во времена, когда Гоша жил в этом же подъезде тремя этажами выше, он всегда здоровался с ней, одинокой пенсионеркой, и поздравлял с праздниками.

Она даже прописала безвредного Гошу у себя, главным образом потому, что боялась квартирных аферистов, которые заставляют старых и одиноких продавать квартиры за бесценок, а потом убивают. Как защитник, Гоша, конечно, никуда не годился, но наличие еще одного лица затрудняло дело мошенникам. Так полагала тетя Неля. Гошу она предусмотрительно прописала лишь временно, а паспорт спрятала, чтоб не пропил.

Добывать пятьдесят граммчиков нужно идти к ларькам, а как туда доберешься, если ноги не ходят и сердце отказывается работать. В доме ничего нет. «Розовую воду» тети Нели, полфлакона, хранившуюся с доисторических времен, он еще когда выпил. Водой из-под крана отпиваться пробовать лучше и не надо – все обратно выйдет. Ах, какая тоска! Какая тоска, люди!

Он снова завалился на свой тюфячок в простенке. Воспоминания полезли непрошеные. Разве таким он был когда-то? Добрая женушка целовала его утром с пожеланием счастливого дня, он ехал на двух троллейбусах и трамвае – не любил метро – на работу. В редакции их незначительного, но государственного журнальчика все было так светло, радостно. Он сам – свежий, выбритый, выкупавшийся, чистый. Трезвый и молодой. Как он теперь выглядит? Опустившимся стариком? Ему нет и сорока.

Эх, разве такой была жизнь…

Не надо растравлять себя. Лучше представить спасительные пятьдесят граммчиков. Два раза по пятьдесят. Сто.

Вот он заключает пари и, конечно, его выигрывает. Попадает с первого раза. Вот ему протягивают заклеенный пластиковый стаканчик, он берет цепко и осторожно. Пальцы еще помнят тяжесть монеты. Внутренний неведомый мускул, которым он без ошибки доставляет монету в цель, еще подрагивает. Он осторожно сдирает фольгу…

Гоша даже видит место, где все это будет происходить. Немного в глубине, подальше от пересечения проспекта с улицей. Он теперь часто приходит сюда, хоть это и далеко от дома. Тянет отчего-то, да и люди здесь неплохие, есть возможность пообщаться на разные темы.

Почему бы граммчикам не оказаться рядом с ним вот сейчас? Он не попрошайничает, он заключает пари и честно выигрывает. И получает свое. Бросил, попал – граммчики твои.

Монета – толчок – неведомый мускул сократился – граммчики. Вот так вот. Ну? Почему нет?!

Застонав, Гоша на мгновение разодрал красные залипающие веки.

На полу рядом стоял пластиковый стаканчик с этикеткой «Московская». Его закрывал кружок блестящей фольги. Водка в стаканчике покачивалась, как будто его поставили здесь мгновение назад.

Глава 36

Окружали с двух сторон, по суше и с воды. По дороге шли те, кто прибыл на машинах; моторка подкрадывалась, прячась в изгибах берега.

Ответственный за операцию находился в лодке. Последний километр он заставил пройти на веслах. Они были неудобные, металлические, гребец шепотом матерился.

На нажим кнопки вызова на рации отозвались три коротких отрывистых сигнала.

– Все на местах, – сообщил старший остальным в лодке. – Теперь забирай левее. Видишь, большой костер догорает?

В причал ткнулись почти бесшумно, их ждали.

– Порядок, – прошептал силуэт. – Свечи в катере из движка вывинтил, в баках заместо горючки вода теперь. Коктейль. Никуда не денутся. Машину тоже сделали на всякий случай, но она далеко, у ворот.

– Ну, ты муфлон…

– Чего?

– Козел, говорю.

В воздухе резко пахло разлившимся по воде бензином.

– Смотри не закури здесь раньше времени. Остальные?

– Подходы заняты, муха не пролетит, таракан не пробежит.

– Не выяснили, в каком он доме?

– Когда ж было? И как?

– Народу другого много?

– Народу много. И чего спехом таким надо было…

– Не нашего ума. Смотрите тут – только белый. Двое других мне не нужны.

– Мы их закопаем, – охотно отозвался силуэт.

– С белобрысого пылинки чтоб не упало. Начнем на рассвете, на самой зорьке. Все?

– Все.

– Хоронись пока. – И лодка, чуть всплескивая, отошла.

Глава 37

Павлу не спалось. Зудели новые пальцы, но к такому он уже привык, это было ожидаемое, а потому с ним можно справиться. Труднее совладать с ворохом мыслей, что закопошились, ненужные, с появлением Братки Миньки.

Братка не принес с собой объяснений, но кое-какие соображения наклевывались. Отчего действительно не поискать следующих? Быть может, и они хранят в себе странное, и это странное сможет им всем пригодиться. Поодиночке – нет, а вместе что-нибудь придумаем.

«Предположим, все происходит не случайно, имеется некая цель… Какая? Почему Сила, или что там снится и приказывает Миньке, так хочет нас отсюда убрать? Потому что мы можем принести вред? Ненужную пользу, которая тоже будет вред? Или просто – наш час настал? Кто это – мы? Откуда это в нас и как нам с этим живется, об этом ТЫ подумала?» – Павел поймал себя, что невольно будто бы обратился прямо к НЕЙ.

Он послушал дыхание Михаила и тезки-Мишки. Пьяный Мишка прихрапывал, а Михаил спал бесшумно. Интересно, разговаривает ОНА сейчас с ним и если да, то что сообщает? Чтобы поторопился, пристукнул Батю поскорей, не тянул резину?

Впервые Павел задумался о том, как это – если это на самом деле случится – может выглядеть.

«Механически меня уничтожить трудно. Размолотить в дробилке? Где дробилку взять? Отравление? Сжечь, а пепел развеять? Или просто сердечно – пук! – и все? Только ведь это мне все больно, я живой и теплый, я сильно против. И если у ТЕБЯ есть своя цель, то почему бы своей цели не быть и у меня, а? Я давно ждал случая, чтоб кто-нибудь мне помог, так почему ж не ТЫ?

Сначала неплохо будет поглядеть на остальных, – подумал он. – Сколько их там на сегодняшний день, двое. Команда обреченных – неплохой код. Эта девочка. Серьезная охрана. Серьезные интересы. Это может быть шанс. Еще посмотрим, таких ли уж обреченных…»

В чуть косоватом окне, обращенном на восток, Павлу была видна разгорающаяся полоска неба над озером. Ее стискивала кромка берега и низкие тучи, которые за пару ночных часов натащил ветер. Он шумел соснами, гнал невидимую волну по озеру, раскачивал на привязи лодки у причала.

Может быть, сегодня пройдет наконец дождь. Леса высушены до звона, кинь спичку – беды не оберешься.

Повинуясь внутреннему позыву, он передвинулся к изножью, открыл фанерную дверцу, врубил рацию. Весело побежали в окошке цифирки поиска по диапазонам.

Михаил перевернулся, застонал во сне.

«Тоже тебе несладко, Братка. Всегда был чересчур впечатлительным, даже война из тебя это не выбила. Девочек-афганочек вспомнил, ишь. Я и думать позабыл, а он… Как мы на них тогда наткнулись? Прятались девочки от нашего брата…»

На девятиметровой «милицейской» волне приемник вдруг сказал: «…времени. Пора, что ли?» – «Через пять минут. Все внимание на причал, они должны бежать туда. Назар готов?» – «Готов, готов. Три минуты – и я даю». – «Еще раз напоминаю: только он один, больше никто». – «А эти, посторонние?» – «Загонять обратно в дома. Паники не допускать, в панике он может уйти. Не зацепите его. Отбой».

Павел уже выдергивал из-под топчана сумку. «Кто – я или Братка?» – прыгала мысль, когда забивал рожок.

– Вставайте, вы!

Михаил сразу сел на разложенном на полу надувном матрасе, тезка-Мишка замычал спросонок.

– Обложили нас все-таки. Привели вы, ребятки, гостей на свою и мою голову.

– Подожди. – Михаил говорил замедленно. – Подожди, не мельтеши. С чего ты взял?

Приемник, оставленный на той волне, сказал: «Минутная готовность. По сигналу пошли все сразу». – «Ясно, минута».

– Понял теперь? Свет не зажигай. Тезка-Мишка в темноте завозился со своим «стечкиным».

– Уйду я от тебя, шеф. Как пить дать уйду. Вот дай только из этой собачьей свадьбы выбраться…

– Они за кем-то одним, – сказал Павел на улице, на крыльце. – За тобой или за мной. Живой нужен. С остальными церемониться не будут, так и сказали. – Остальные – это я, выходит? – обозлился тезка-Мишка за их спинами.

– Дурак. Три базы. Сотня домиков. Две с половиной сотни отдыхающих, половина – дети. Вторая половина – женщины и пенсионеры. Смекай.

– Да мне какое дело! Они мне не родные. Я…

– Заткнись, – коротко сказал Михаил, и Мишка заткнулся. – Выход, Батя?

– Сейчас увидим. Главное, и с воды, и с дороги они, вот какая…

Озарился светом причал с приткнувшимися к его длинному настилу лодками и водными велосипедами. Гулко ахнул взрыв. Пламя просело и затрещало, сделавшись рыжим.

– Катер, – сказал Павел. – «Амур». Баки полные заливал, должно было сильнее рвануть, по воде спустили, гады. Сейчас туда наши дурачки сбегутся, а эти из темноты…

– Выход, Батя?

За два часа мертвого, без «информашек», «рассказок», «визий» и обычных сновидений сна в Михаиле поселилась прочная уверенность, что ничего с ним случиться не может. До тех пор, пока он не выполнит необходимое, а до этого, по всему, еще далеко.

– Так что делаем? Отстреливаемся? Ведь должен быть выход, ты уже придумал, так?

– Чего вы думаете, вы?! – сиплым шепотом заорал тезка-Мишка. – Рвем когти к машине и по газам!

– Они тебя там и ждут, у твоей машины. С объятиями дожидаются.

Где-то на территории позади послышались голоса, вскрик. Пока не стреляли.

– Да и зачем им стрелять? – произнес Павел, все еще глядя в сторону полыхавшего катера. Вокруг расползалось пятно огня. – Стрелять они не будут. Вот что, парень, дуй вниз, на ту тропку, которую я тебе вчера показывал, и жди нас там, у самой воды. Твоя задача, чтоб дорога была чистой, появится кто – уберешь. Но без шума, огонь открывать только в крайнем случае, ясно? Справишься?

Тезка-Мишка, которого Павел подтащил чугунной пятерней к себе, испуганно кивнул, уставясь в близкое лицо со шрамами.

– Не дай Господь тебе по-тихому утечь, парень. Дожидайся, что бы ни услышал.

– Он не уйдет, – сказал Михаил. Отпущенный тезка-Мишка провалился вниз по склону берега со слабым треском растревоженных веток.

– Нам надо показаться. Братка. Они должны нас увидеть, чтобы все кинулись сюда, а домики с людьми не тронули. Они нас ищут сейчас, понимаешь? Кого-то одного из нас. А потом уйдем, есть ход.

– Если ищут, то меня, – пробормотал Михаил, а ноги уже сами несли его к причалу, освещенному огнем гигантского костра. Занялись доски настила. Пока ни одной живой души тут не появилось. Домики стояли дальше в глубь берега.

– Я тоже так думаю. Братка, но для гарантии… Работаем?

Павел, казалось, ухмылялся, будто все это страшно забавно.

– Спина к спине, вкруговую. Работаем! Они ссыпались по лестнице к пылающим доскам, ни на миг не отрываясь друг от друга. Внизу, прижавшись спинами, побежали по-крабьи, боком, все время вертясь вокруг общей оси, сбивая прицел тем, кто в эту минуту смотрел на них из темноты. Нельзя было стрелять в одного, не рискуя задеть другого.

– В берег не сади, своего зацепишь! – крикнул Павел и выпустил широкую длинную очередь, оказавшись лицом к озеру. Туда же, после оборота, трижды жахнул из «ПМ» Михаил. У него звенело в ушах от лающего боя автомата.

В свете пробивающейся сквозь облака зари ему почудилось, что он видит черное крупное тело на воде под тем берегом заливчика. До него было с сотню метров.

– Паша, они там! Вон они!

Остаток рожка Павел отдал черному предмету. Он, должно быть, не промазал, потому что там не выдержали и ответили. Пули вспороли доски и ушли в сторону.

– Видишь? Живыми хотят взять! Ну?! – закричал он. – Где вы там?! Поди сюда, возьми Пашу, козел!

С вытянутых рук он выстрелил весь новый рожок в ту сторону. Ему пришлось стоять на месте целых четыре секунды, держа плюющийся «шмайсер», и его выцелили.

По счастью, обе пули пришлись в плечо, но автомат он уронил. Тот ударился о настил и слетел в воду.

Зажимая рану, Павел спрыгнул, увлекаемый Михаилом, побежал по мелководью, к кустам, спускающимся к самой воде. Позади взревела моторка, которой уже не надо было скрываться.

– Ну вот, – прошептал он, – и выяснили, кто здесь главный…

– Что ты? Идти можешь?

– За тобой, Братка, пришли. Я в гостях на вашем празднике жизни. А идти могу вполне. Даже бежать.

Они задержались на секунду, чтобы оглянуться. Моторка с нападающими как раз причаливала, черные на фоне пламени фигуры прыгали из нее. Пятеро или шестеро, все с оружием.

– Ого, – сказал Павел. – Дивизия. Поспешим. Сперва на их пути попадались мелкие колючие елочки, но подлесок быстро очистился, встали огромные зонты орешников. Уже многое было различимо в свете неба, а под ними еще синели тени.

Сучок с пистолетным треском лопнул под ногой, и Михаил наткнулся на лежащее поперек тропинки тело.

– Мишка, где ты? – позвал, удостоверившись, что лежащий – не тезка.

– Я уж думал, вас хлопнули, наконец-то, – отвечал тезка-Мишка, выходя из-за ствола чудовищной ели. – Такой звон устроили. Шухер до небес. С ним что, зацепило?

– Потом, – отмахнулся Павел. Его правая рука еще не действовала. – Эта тропка прямо на «Зарю» приведет, к их причалу.

– И что там? Катер?

– Катер, катер. – Павел говорил как-то невпопад. Он прислушивался. – Или катер, или еще что, там увидите.

– Что значит – увидите? А ты?

– И я, и я тоже с вами, куда ж я денусь. Как думаешь, Братка, пошли они за нами или потеряли?

– Не знаю. Вроде должны пойти.

– Да вы что, охерели, мужички? – едва не завопил тезка-Мишка. – Уходить же надо! Нет, вы как хотите…

– Ну-ка, парень, дай мне сюда эту твою штуку. Одним касанием Павел вышиб «стечкин» из Мишкиной руки.

– Иди за своим шефом, делай, что велят. А ты, Братка, поднимай паруса и дуй прямо на ост. У «Зари» на причале «голландец» стоит в такелаже, они вчера до ночи катались, еле пришли, когда ветер под закат упал, я видел, так и бросили. Строго на ост, на солнце, понял? При таком ветре пойдешь хорошим бакштагом. До той стороны кратчайшее расстояние, и эти сучьи коты не смогут не заметить.

– Моторка-то догонит? – Михаил немного растерялся, за годы он подзабыл Батю.

– Не догонит. А догонит – пожалеет. Сейчас нужно, чтобы они все отсюда убрались, неужели ты не понимаешь?

– Ты-то как?

– Я присоединюсь… попозже. Делай. Поднимай парус и иди, меня не жди.

Не говоря больше ни слова, он скрылся в направлении, откуда они только что прибежали.

Яхта класса ЛГ, «Летучий голландец», большая широкая лодка, только с парусом. Михаил вздернул на мачту кое-как спущенный и даже не прикрученный к гику грот. Тезка-Мишка распутывал конец с привязной утки.

– Толкни подальше!

Белая скорлупа бортов медленно прошла между остальными лодками, выплыла на чистое пространство. Парус подхватил ветер, незакрепленный гик перекинуло, им досталось по уху тезке-Мишке, пробиравшемуся с носа. – Ух, е!..

На берегу, где проходила тропка от «Наутилуса» и «Заре», раздались две короткие очереди. Им ответили.

– Мой, – сказал тезка-Мишка, потирая ухо. – Как же он нас собирается догонять, а, шеф?

Михаил промолчал. Он направил нос яхты туда, где сквозь почти полностью закрывшие небо тучи виднелся бледный просвет. Там же был и ближайший берег.

Гика-шкот закрепил в шкерте на борту, длинный румпель взял под мышку. «Голландец» побежал ходко, через корпус отдавались удары волн, которые он нагонял. Ветер засвистел, загудел такелаж.

Через плечо Михаил смотрел на пылающий причал «Наутилуса». Пламя перекинулось на берег, трещали сухие заросли, занялся ствол прибрежной ели, язычки резво бежали вверх по натекам смолы. Пожар раздувался ветром.

– Может, второй парус поставим? Все поскачем побыстрей. Как его подымают?

– Я сам, руль придержи.

Михаил поднял и кливер, косой парус впереди мачты. Получив еще ветра, яхта накренилась. Если бы был, можно выпустить и спинакер, но это все равно бы ничего не дало.

– Вот они.

Под порядком удалившимся берегом Ляшской стрелки захлопал, взревел мотор. Лодка вывернула от горящего причала, погналась за уходящей яхтой.

– Ну, и чего теперь? – спросил тезка-Мишка. – За борт мне прыгать, авось не заметят? Ты им нужен, не я. Я им на фиг не нужен. Скажи что-нибудь, шеф, не молчи, они нас через две минуты догонят.

– Раньше, – сказал Михаил, вглядываясь и вслушиваясь. – Гораздо раньше.

К реву моторки прибавился еще один, тоже от двигателя, звук. Но этот был тоньше, выше, надрывней. Как тон грузного шмеля перебивается визгом овода, отвратительным, колючим.

От причала «Зари», не от того места, где они взяли яхту, а из заливчика, от полукруглого ангара с аппарелью по волнам запрыгала блоха. За ней оставался белый вспененный след.

– Поворот! – крикнул Михаил и переложил руль.

«Голландец» крутнулся, как на пятке, гик перекинуло на другой борт, и тезка-Мишка, не успевший убрать голову, получил по макушке. Он плашмя лежал на фанере, застилающей кокпит, и крыл шефа Михаила.

Яхта шла почти навстречу блохе, но между ними должна была вклиниться моторка. С нее засверкали вспышки, застучали выстрелы. Михаил не стал пригибаться, видя, что все они предназначаются юркой блохе.

«Батя, что же ты молчишь?» – подумал он и вдруг понял: Павел боится попасть в него, они почти на одной прямой все трое.

– Поворот! – не своим голосом заорал Михаил, и тезка-Мишка, едва успев приподняться, ничком рухнул в кокпите, прикрываясь руками.

«Голландец» опять развернулся и побежал в сторону, но было уже поздно. Яхта, моторка и водный мотоцикл-блоха встретились.

Сначала был удар в борт моторки, от него Михаила кинуло вперед. Он только успел отметить звук переломившегося румпеля.

Один из лодки очутился у него на спине, хотел по-глупому заломать руку, Михаил наотмашь назад врезал ему в пах, тот ойкнул и отвалился. Тезка-Мишка тоже времени не терял.

Михаил смог добраться до «ПМ», который выскочил у него от удара, навскидку снял того, кто сидел на корме моторки и уже прицелился в Мишку. В следующий миг пистолет у него выбили. А в следующий их перевернуло.

Лишенная управления яхта с закрепленными парусами встала лагом к ветру и опрокинулась.

Михаил очутился в воде первым. Его ноги запутались в кольцах гика-шкота. Наверху раздался еще один удар, плохо слышный сквозь воду, – это в сцепившиеся суда врезался на всем ходу мотоцикл Павла.

Послышалась глухая дробь выстрелов – из «стечкина», кажется, и ответных. Все это длилось не более нескольких секунд. Потом еще застучали – частые, истерические какие-то.

Он пытался освободиться от шкота, но это было нелегко. По инерции яхта двигалась и его тянуло за ней, не давая снять петли. Михаил дернул ногами раз, другой, десятый и понял, что ему не хватает воздуха. Как ни странно, это успокоило. Расстегнув, он скинул брюки и вместе с ними стянувшую ноги веревку.

«Теперь выбраться из-под паруса. Черт, какой он огромный. Там наверху все стихло, ни звука. Поубивали, что ль, всех? Куда плыть, где край? Воздуха! Глотнуть…»

С пылающими легкими он нащупал кромку погрузившегося в воду кливера. Оказалось, он добрался под водой до самого топа – верхнего кончика мачты.

Борт «голландца», плывущий стоймя, загораживал половину моторки и мотоцикл. На двигателе лодки, поперек кожуха обвисло тело. Еще одно плавало в парусе, как в ванне.

Михаил на всякий случай поднырнул и, очутившись по ту сторону лодки, сперва из-под воды прислушался, а затем поднялся под самым бортом лишь до глаз. Прямо на него свешивалась рука в знакомых шрамах. Темные капли падали в воду перед самым носом, расплывались кляксами в воде.

В лодке, кроме Павла, он нашел еще троих, все мертвы, с переломанными шейными позвонками. Валялось оружие и стреляные гильзы.

– Кончается, дружок-то? – сказал голос тезки-Мишки. Мишка закинул ногу, перелез через противоположный борт.

– Он когда последнего делал, тот ему всю обойму в живот высадил, из спины клочья летели. Вон, гляди. Михаил видел и сам.

– Ты-то где был?

– Купался на пару с одним незнакомым гражданином. Я, вишь, назад выплыл, а гражданин не захотел, там остался. На память мне с собой дал. – Мишка повернулся спиной, из широкого пореза лило ручьем.

– Перевязать надо.

– То так, вскользь. С ним-то что делать? До берега не довезем.

– Не надо его трогать… пока, – через силу сказал Михаил.

Он огляделся. Похоже, вот-вот их заметят, если уже не заметили. Спасателей только не хватало.

– Где его драндулет, на чем он…

– Вон болтается, сейчас потонет. Они в него на подходе из всех стволов лупили.

Овальный, похожий на огромную мыльницу, водный мотоцикл доживал последние минуты. Он уже погрузился до подножки, яркий, малиновый. Тяжело булькнув, завалился на спину и затонул.

– Помоги очистить лодку.

Вдвоем с тезкой-Мишкой они брали тела под ноги и плечи, переваливали через борт. Мишка, прежде чем свалить, проходился быстрой рукой по карманам мертвецов.

– Не морщитесь, шеф, меня не ихние бабки интересуют.

– А что?

– А вам не интересно, откуда они? Чьи? Может, хоть документ какой.

– Ну и как?

– Чисто. Как в разведку за линию фронта шли – все сдали.

Залитого кровью Павла положили на решетчатый пол, накрыли куском сыскавшегося брезента. – Ишь, здоровый мужик какой, – сказал тезка-Мишка, садясь к мотору. – Дышит еще. Может, и довезем, а, шеф? Куда править?

Мишка перебил сам себя и присвистнул:

– Гляньте-ка!

Далекий берег уже достаточно осветился из просвета в тучах встающим солнцем, а на восточном, куда они с самого начала держали курс, мало что было различимо. В одном месте замигала-засемафорила двойная звезда. Она загоралась и вспыхивала чуть выше уровня воды, источник находился не на самом срезе.

Две расположенные рядом ослепительные точки гасли и загорались. Лучи от них были узкие, они лежали на воде, видимые даже при свете, и добивали до сцепившихся моторки и опрокинутого «голландца».

– Я знаю, кто это, – сказал Михаил. Мишка тоже догадался:

– Точно! Это те, наши «хвосты». Фарами своими светят, помните, какие у них? Это нам, шеф, двигаем! Он дернул заводной шнур, мотор рявкнул, заревел. Едва моторка отвалила от опрокинутой яхты, направилась в сторону двух огней, те сейчас же погасли.

– Ориентир держи какой-нибудь, – велел Михаил. Он встал на колени рядом с Павлом, омыл ему лицо пригоршней воды. Веки дрогнули, сложилась та улыбка

Павла, которая чуть-чуть пугала.

– Погоди чуток, Братка, – прошептали губы. – Дай минуток несколько. Досталось мне все же до воли.

– Ничего, Батя, ты лежи, время у нас есть еще.

– Вы, шеф, чего? Вы с ним разговариваете? – заспрашивал со своего места тезка-Мишка. – Он чего, он в сознание пришел? Да?

– Курс держи, не виляй, – отозвался Михаил.

– То-то Соколову сегодня будет дел, – шепнул Павел, – то-то повертится.

– Кто это?

– Над этой стороной озера мент главный. Сволочь, понятно. Меня мурыжил, как хотел, пока я ему последними баксами пасть не заткнул. Все они…

– Ты бы помолчал лучше, быстрее в норму придешь. А то нас опять ждут.

– Те же?

– Да нет, эти вроде пока за нас. Лучше, чтоб они не знали… о твоих талантах. Спокойней, когда лишнего не спрашивают.

– Вон ты что. Опасаешься за Батю своего. А паренек твой, он как, не засмущаю я его?

Михаил посмотрел. Тезка-Мишка и не думал смущаться. Он изо всех сил вытягивал шею, чтобы увидеть, как шеф разговаривает с заведомым покойником.

Метров за триста стали видны две фигурки на светлой полосе песка под невысоким обрывчиком.

– Прямо на них переть незачем. Вдоль иди. И вот что. Мишка, ты того, ты не удивляйся громко, ладно?

– Чему не удивляться?

– Тут такое дело…

– А ничему, паренек, не удивляйся, – сказал поднявшийся в лодке Павел. Откинув брезент, он сел. – От сильного удивления знаешь чего бывает? В меня вот стрелять стреляли, да не попали, чего тут удивительного?

Лодка вильнула. Михаил дернулся к мотору перехватить управление, если что.

– Спокойней, Братка. Миша наш крепкий паренек. Обознался в горячке, чуть задело меня только. А заживает на мне быстро, вон хоть у шефа своего спроси. Понял, Миша? Обознался ты.

Тезка-Мишка молчал, его потрясывало. Неуверенно кивнул.

– Ты смотри, куда правишь, Миша, делом займись, оно отвлекает. Где нас там ждут-то которые?

Берег совсем приблизился, двое махали руками, подзывая. Моторка сделала круг, другой. Ей что-то кричали с берега. Вспыхнули и погасли еще раз ослепительные фары. «Жигуль» стоял в двух десятках метров выше, в березовой рощице.

Тогда Михаил дал сигнал причаливать. Их ждали Жук и Блондин.

– У вас кутерьма была? – первым делом спросил Жук. – Михаил, вы в порядке, ваши в порядке?

– Уже и знаете меня, – процедил Михаил, выпрыгивая на песок.

– Не только знаем, но и готовы доставить, куда скажете, а лучше – домой. Вас там ждут.

– Догадываюсь.

Он посмотрел, идут ли сзади Павел и тезка-Мишка. Они стояли у воды и смотрели через озеро на Ляшскую стрелку, с которой поднимались клубы дыма. Клубы почти доставали до туч, растянутые ветром.

– Вы? – спросил Жук, указывая туда.

– Скорее – нас, – отозвался Михаил. Надо было подумать о ближайшем будущем. – Нам переодеться надо всем. Я вообще без штанов, как видите. В машине как поместимся?

– Что-нибудь придумаем.

Жук с нескрываемым любопытством разглядывал издырявленную, залитую кровью тельняшку Павла. Тот ухмылялся, как ни в чем не бывало. С Блондином они затопали к «Жигулям», а тезка-Мишка не хотел уходить от лодки, жестами подзывая Михаила.

– Ну что тебе еще?

– Не обознался я, – сказал он тихим отчаянным голосом.

– Чего-чего?

– Не обознался, – повторил упрямо. – Глядите, шеф. Сюда глядите.

В пазах решетки лодочного полика раскатилось с десяток матовых поблескивающих кругляшей. Присмотревшись, Михаил без труда узнал в них пули.

– Он здесь и лежал, – вполголоса сказал Мишка. – А сколько еще навылет прошло. Я же не слепой был, видел.

Михаил невольно бросил взгляд на Жука. Тот стоял поблизости, делал вид, что не прислушивается.

– Ну, и что ты хочешь? Объяснений? Тебе их уже дали. Других не будет. За «Чероки» расплачусь, когда приедем. Устроит?

– Устроит. А объяснения мне ваши липовые на фиг не уперлись. Вот, значит, в какие игры играешь, шеф? Этот… – тезка-Мишка все-таки сглотнул посреди своих разоблачений, пробрало его, – он вроде робот твой, да? Вот ты, значит, откуда? А он – как Терминатор, да?

Тезка-Мишка лихорадочно облизывал пересохшие губы.»

– Фильмов ты нагляделся ненужных. Какой тебе Паша на… робот, я его сто лет знаю, мы с ним… да он говорил. Где ты видел, чтоб из роботов кровь шла, чтоб на них шрамы оставались?

– Всякие бывают, знаем, читали.

– С ума можно сойти, читал он. Как хочешь думай, дело твое, а Пашка – человек, никакой не робот.

«Как все было бы проще», – подумал Михаил. Он потянул тезку-Мишку за собой, а тот вдруг произнес слова, глубоко Михаила поразившие.

– А если он человек, – сказал Мишка, – то и того хуже. Всем хуже, и ему, и нам. Всем.

Михаил не нашелся, что ответить, но слова запомнились.