Текст книги "Из тьмы"
Автор книги: Николай Золотарёв-Якутский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Глава семнадцатая
В отряде Красной Армии. «Красные близко! Пора бежать! Прощайте, господин командующий!»
– Товарищ Рыдзинский, хочу представить вам члена подпольной большевистской организации из Якутска. Он специально бежал из города, чтобы встретиться с нами, – сказал Платон.
– Проводи его ко мне, – распорядился Рыдзинский.
Уосук вошел в каюту. За узким длинным столом сидело с десяток вооруженных людей – командиры. Уосук невольно подтянулся. Во главе стола он увидел коренастого, плотного мужчину с пышными усами.
Это и был Рыдзинский.
– Товарищ Токуров, – сказал Рыдзинский, – обрисуйте нам, насколько можете, обстановку в Якутске. Прежде всего, велика ли ваша организация? Сумеет ли она оказать нам помощь?
– Большинство якутских большевиков арестовано еще 29 марта. Оставшихся на свободе очень мало.
– Понятно, – отозвался Рыдзинский. – Долгонько сидят ваши товарищи… Значит, поддержки из вражьего тыла нам оказано не будет. А что представляют собой укрепления вокруг Якутска?
Уосук подробно рассказал о засадах на Покровском тракте, окопах на Зеленом лугу и вокруг пристаней.
– А нет ли в Якутске еще удобных для высадки мест, кроме пристаней?
– В черте города – нет.
– Можно высадиться в устье Мархинки, ниже Якутска. Там иногда останавливаются пароходы. Капитаны должны знать это место, – вмешался Платон.
– Карту!
На стол легла испещренная разноцветными линиями карта. Платон склонился над ней.
– Не могу разобраться, – признался он. – Хорошо бы позвать капитана.
Через несколько минут в каюту, негромко постучав в дверь, вошел капитан парохода.
– Да, – ответил он, выслушав вопрос, – в устье Мархинки высадиться можно. Вот здесь.
Командиры потянулись к карте.
– А можно ли высадиться, не доходя до Якутска? – спросил Рыдзинский.
– Пристать к берегу выше по течению мешают острова и мели. Ближайший участок реки, подходящий для этой цели, – у Табаги, в тридцати верстах от Якутска.
– Далековато. Потребуется почти однодневный марш-бросок, – потирая лоб, сказал Рыдзинский.
– Дорогу можно сократить, если идти через Багарах, – заметил Платон.
Уосука захватила атмосфера военного совещания. Его участники были немногословны, а фразы, которыми они обменивались, точны и кратки. Уосук во все глаза глядел на Платона, восхищаясь тем, как запросто он держится здесь. Сам же он испытывал немалое смущение, находясь среди этих серьезных, мужественных людей. Платон почувствовал его состояние и по-мальчишески подмигнул: не робей, мол!
– Товарищи, – встал из-за стола Рыдзинский, завтра утром все три парохода бросают якорь под Табагой. На берег высадятся две роты и интернациональный отряд товарища Стояновича. Их задача: незаметно выйти на Покровский тракт, продвинуться в направлении города и ровно в шесть вечера начать атаку с юга Пароходы отходит от Табаги в двенадцать дня. «Громов» и «Соболь» с остальной частью наших сил идут в устье Мархинки, откуда высадившиеся красноармейцы, также в шесть часов, начнут наступление с севера. «Генерал Синельников», без красноармейцев на борту, сделав ложный маневр, ровно в шесть встанет на якорь в виду пристани Гольминка. Всем ясно, товарищи?
– Ясно, – заговорили вперебой командиры.
– В таком случае все свободны. А вас, товарищ Токуров, я попрошу на минутку остаться.
Он крепко пожал руку Уосуку:
– Очень признателен вам! Сердечно благодарю от лица Красной Армии. Что намерены делать дальше?
– Если позволите – наступать вместе с вами, – твердо ответил Уосук.
– Иного от вас я и не ждал. Ну что ж, отправляйтесь в третью роту. Пойдете в тыл врага в устье Мархинки.
О прибытии в Покровск трех пароходов с красными Бондалетову сообщили с телеграфа. Был срочно созван Областной совет, который принял решение сопротивляться. С этого момента вся власть в городе перешла в руки Бондалетова.
В середине дня 1 июля из наблюдательного пункта, расположенного на колокольне церкви Преображения, Бондалетову дали знать, что над островом Улуу стелется пароходный дым.
Бондалетов известил начальников оборонительных участков, что подходят красные, и приказал привести солдат в боевую готовность.
Через некоторое время наблюдатели доложили, что три парохода приближаются к Бестяху пристани на правом берегу напротив Якутска. Бондалетов потер руки, одернул портупею и повернулся к начальнику штаба:
– Нет никаких сомнений, красные движутся к Гольминке. Перебросьте туда дополнительный отряд.
– А где его взять? – неодобрительно отозвался начальник штаба.
– Из резерва.
– Резерв трогать не следует.
– Тогда снимите заслон с Осенней.
Желая видеть маневры пароходов самолично, Бондалетов направился к церкви Преображения. Он взобрался на колокольню как раз в тот момент, когда окутанные черным дымом суда подходили к острову Хатыстах.
«Пусть подойдут поближе. Я устрою им бойню», – думал довольный Бондалетов. Пароходы плыли в том направлении, которое предсказал он: к Гольминке. Послышались далекие гудки.
– Ха-ха-ха! Еще и сигналят! Прибыли, мол, приготовьтесь к встрече. Готовы мы, давно готовы! – Бондалетов схватился за телефонную трубку: – Полковник! Половину резерва на Гольминку! Немедленно!
Однако к пристани повернул только один пароход, а два других пошли дальше по течению. Это озадачило Бондалетова.
«Высадившись в устье Мархинки, красные навалятся на нас с севера», – мелькнуло у него в голове. Он вновь рванул телефонную трубку.
– Штаб! Два парохода движутся в направлении к устью Мархинки. Единственный взвод на Мархинском тракте не сдержит красных. Немедленно двинуть туда остатки резерва!
– Господин командующий! Оставить штаб без прикрытия невозможно, – прошелестел в трубке испуганный голос начальника штаба.
– В таком случае оставьте на Покровском тракте два отделения. Остальные – на Мархинку.
– Совершенно откроем город с юга!
– Ну и что? Красные-то пойдут с севера! Делайте, как, я говорю. Установите связь с Гольминкой. Я скачу туда.
Он сошел с колокольни, вскочил на коня и пустил его галопом к Гольминке, бормоча: «Теперь мне ясен маневр красных. Теперь я устрою им бойню!» Вот и пристань.
– Без приказа не стрелять! – торопливо крикнул Бондалетов, спешиваясь.
Впрочем, солдаты и не собирались этого делать. Они с удивлением разглядывали из окопов пароход. Бондалетов присмотрелся тоже, и у него екнуло сердце: во-первых, судно не двигалось – по-видимому, бросило якорь; во-вторых, на борту не было видно ни одного человека.
«Что за чертовщина! – протер глаза Бондалетов и навел на пароход бинокль. – В самом деле: никого… Значит, они бросили все силы на Мархинку? Хорошо, что я укрепил там позиции…»
В это время Бондалетова позвали к телефону.
– Слушаю… Что? Красные на Покровском тракте? Откуда они там взялись? И много?
– Много! Остановить невозможно! Пора отступать. Сопротивление бесполезно! – Чувствовалось, что докладывавший офицер уже не владел собой от страха.
– Я приказываю: держаться! Слышите?
– Красные близко! Пора бежать! Прощайте, господин командующий!
– Я приказываю! Вы слышите меня? Сейчас прибудут резервы!
Бондалетов уже забыл, что все резервы отправил на Мархинку. Ему никто не ответил. А пароход лениво покачивался на рейде. Тут только понял Бондалетов, как его провели.
– За мной! На Покровский тракт! – скомандовал он.
Солдаты выскочили из окопов и без охоты засеменили за Бондалетовым. В центре города отряд остановился: навстречу ему бежали люди. Сзади них слышалась частая винтовочная пальба.
– Красные в городе! – вопили бегущие. Это были солдаты из заслона на Покровском тракте.
– Куда? Стой! Расстреляю! – вскричал Бондалетов.
– Господин командующий, нас преследует уйма красных. Их не остановить! – крикнул офицер с перекосившимся потным лицом.
Бондалетов поскакал в штаб.
Штаб располагался в здании судебной палаты.
Во дворе, напуганные перестрелкой, вздрагивали ездовые кони, запряженные в коляски и телеги-долгуши. Между ними суетились офицеры с вещами в руках и члены Областного совета.
– Господа, без паники! Здесь наш укрепрайон. Сюда мы не допустим красных! – крикнул Бондалетов.
– Господин Бондалетов, говорят, Вилюйский тракт еще свободен. Единственная возможность проскочить. Не задерживайтесь!
Экипажи, нагруженные мешками, чемоданами и людьми, тяжело тронулись с места. Видя, что все кончено, Бондалетов пришпорил лошадь и помчался впереди всех.
Через несколько часов после начала атаки город полностью перешел в руки красноармейского отряда. Лишь белогвардейцы, засевшие в женской гимназии и церкви Преображения, продолжали отстреливаться. Они не знали о бегстве Бондалетова и Областного совета. Красноармейцами, оцепившими эти здания, командовал сам Рыдзинский. Он внимательно изучал укрепления белых, прикидывая, как к ним лучше подобраться.
– Товарищ Рыдзинский, – подбежал к нему Платон Слепцов, – дайте в мое распоряжение десять красноармейцев.
– Ты же видишь, у меня каждый человек на счету… А зачем тебе?
– Хочу освободить из тюрьмы наших товарищей.
Рыдзинский мгновение поколебался.
– Ладно. Бери отделение Буянова и шпарь. Да поживее!
– Есть!
…Между тем освободить заключенных надумали и члены организации «Сын революции». Но тюрьму голыми руками не возьмешь, а у подпольщиков было только два револьвера. Все же, пользуясь тем, что силы белых были отвлечены, Жилин и его товарищи прокрались к тюрьме. Жилин оглянулся. На улице никого не было. Он громко постучал в ворота.
– Кто там? – послышался голос караульного.
– Красные. Открывай!
– Без разрешения начальника тюрьмы не открою.
Жилин выругался.
– Где твой начальник?
– В доме напротив, с зеленым крыльцом.
Подпольщики быстро нашли дом начальника тюрьмы. Постучали.
– Кого бог послал?
На этот раз Жилин решил действовать хитростью.
– Из штаба!
Дверь распахнулась. Увидев наведенные на него револьверы, дебелый мужчина с обвислыми усами поднял руки.
– Ты начальник тюрьмы?
– Я.
– Собирайся!
– К-куда?
– В тюрьму.
– Хорошо, слушаюсь… Но учтите, г-господа, я всего лишь начальник тюрьмы. Я только караульный… Арестовывали, сажали другие…
– Разглагольствовать будешь потом. Пошли!
Когда упиравшегося начальника подвели к тюрьме, там уже было два отделения красноармейцев. Одно привел Платон, другое, с Мархинского тракта, – Уосук. Они с удивлением глядели друг на друга: мысль освободить товарищей пришла к ним одновременно.
– Прикажи караульному открыть ворота! – строго сказал Жилин начальнику тюрьмы.
Через мгновение красноармейцы ворвались во двор. Они обезоружили часовых, сбили засовы с камер.
– Выходите, товарищи!
Уосук с волнением всматривался в похудевшие лица друзей. Но где же Максим? А вот и он. Его глаза по-прежнему лучисты и веселы. Вдруг он узнал среди красноармейцев Платона и Уосука.
– Товарищи! Смотрите. Да ведь это наши парни!
Максим со всех ног бросился навстречу Платону и Уосуку.
Глава восемнадцатая
Снова в Вилюйске. «Золото нужно не мне, а народной власти»
Подхватила, закружила Уосука высокая волна Революции. То вместе с отрядом Стояновича он преследовал остатки бондалеговских войск в окрестностях Якутска, то выступал на митингах, то реквизировал оружие и ценности у богачей. День мчался за днем с быстротой молнии.
По бездорожной, забитой Якутии Советская власть распространялась трудно. То и дело вспыхивали мятежи, гибли лучшие люди.
Вместе с Исидором Ивановым и Степаном Гоголевым Уосука направили в Вилюйский округ устанавливать Советскую власть.
Когда Максим и Платон, члены Якутского совдепа, предложили Уосуку ехать в Вилюйск, его сначала охватили сомнения: справится ли? Как-то неловко было думать о предстоящей встрече с Разбогатеевым. Но он не заставил уговаривать себя. Собирался недолго. Марии Ильиничне сказал, что едет на каникулы в Вилюйск. Старушка, привязавшаяся за три года к нему, как к родному, всплакнула над его небогатыми пожитками и попросила «держаться подальше от этих страшных красных». Она и не подозревала, чем занимался Уосук последние месяцы.
«Чем не конспиратор!» – весело подумал о себе Уосук, обнимая хозяйку на прощание…
В распоряжение вилюйским комиссарам ревком дал отряд под командованием Буянова и пароход «Громов». И вот по улицам Вилюйска чеканят шаг красноармейские шеренги, а обыватели с любопытством и испугом выглядывают из-за заборов.
– Впереди, гляди-ка, якуты!
– Наши, местные.
– Кто?
– Разве не видишь – Иванов Исидор, Гоголев Степашка…
– А третий?
– Кажись, сын салбанского Токура.
– Этот-то как туда попал?
– Разбогатеев его усыновил. Выучился на купцовы деньги, а теперь, поди, потрошить его пойдет. Большевики сплошь грабители, говорят.
– Да ну?
– У кого две шубы – одну отбирают, говорят.
– Опасные люди!..
Долго гудели разговоры в вилюйских избах в тот вечер. Не утихали они и потом. Особенно много толковали о разбогатеевском приемыше. То передавали друг другу, что он разместил в обширном доме своего благодетеля солдат, то натянуто смеялись:
– Разбогатеевский-то учителишку Васильева инспектором народного образования назначил. Наказал в наслегах школы открывать.
– В наслегах? Для кого же?
– Для бедняцких детей. А еще… смешно вспомнить…
– Ну-ну…
– Взрослых, сказал, учить будем!
– Вот уж загнул так загнул!
– Будем, сказал, народ из тьмы выводить…
Все эти слухи имели почву. Уосук Токуров энергично проводил в жизнь декреты Советской власти. То же самое делал Исидор Иванов в верхневилюйских, а Степан Гоголев – в средневилюйских улусах.
Неожиданно из Якутска пришла телеграмма:
СЕГОДНЯ ПРЕРВАНА СВЯЗЬ С ИРКУТСКОМ ТЧК ОТ СИМБИРСКА ДО ВЛАДИВОСТОКА НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ ВОССТАЛ ПРИ ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВЕ И ПОМОЩИ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ ЧЕХОСЛОВАЦКИЙ КОРПУС ТЧК ГОРОДАХ СИМБИРСКЕ САМАРЕ ЕКАТЕРИНБУРГЕ ЧЕЛЯБИНСКЕ ЗЛАТОУСТЕ ТОМСКЕ ОМСКЕ КУРГАНЕ ОРГАНЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ УНИЧТОЖЕНЫ ТЧК ВЕРХОЛЕНСКЕ ПОЛКОВНИК КРАСИЛЬНИКОВ ОРГАНИЗУЕТ БЕЛОГВАРДЕЙСКИЙ ОТРЯД ТЧК НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ С ОТРЯДОМ БУЯНОВА
МАКСИМ АММОСОВ
ПЛАТОН СЛЕПЦОВ
Уосук немедленно пошел на телеграф.
Необходимо было срочно объединить распыленные по округу силы, вызвать из улусов Иванова и Гоголева и сопровождавшие их отряды.
Застучал ключ. Потянулись томительные минуты ожидания. Вскоре из аппарата побежала серая бумажная лента. Телеграфист подхватил ее и но слогам, как первоклассник, прочел:
– «Из Нюрбы. У ап-па-ра-та И-си-дор И-ва-нов. Что случи-лось?»
– Стучи: «Возвращайся как можно быстрее. Подробности на месте».
«Буду завтра в Вилюйске», – ответила Нюрба.
Степана отыскать не удалось.
Прошло три, четыре дня. Уосук нервничал. Исидор не появлялся, от Степана не было никаких вестей. А из Якутска одна за другой летели срочные телеграммы:
«Верхоленск и Жигалово заняты белогвардейцами».
«Прервана связь с Олекминском».
«Немедленно выезжайте в Якутск для соединения с основными силами».
«Не допускайте попадания материальных ценностей в руки белых».
Было ясно, что у Якутского совдепа нет уверенности в благополучном исходе дела. С юга плыл крупный, хорошо вооруженный белогвардейский отряд. Еще несколько недель и Советская власть, едва пустившая в Якутии первые ростки, падет. Чем можно помочь ей? Людьми, оружием, деньгами… «Не допускайте попадания материальных ценностей в руки белых».
Никакого добра вилюйские комиссары скопить не успели. Беречь было нечего. А ценности, которые прячет местная буржуазия? Врагам Советской власти она их уступит с радостью.
Уосук вспомнил о том, что Бодайбинские прииски расплачивались с Разбогатеевым золотом. Он взял двух красноармейцев и пошел к купцу.
– Добро пожаловать, сынок! – ласково пропел Разбогатеев, но глаза его смотрели неприязненно и холодно. – Что ж ты не заходишь? Лишь солдат на постой устроил. А от них, сам понимаешь, радость маленькая… Варвара! Накрывай на стол!
– Гражданин Разбогатеев, мы пришли не в гости.
– Зачем же? Скажите! Сделайте милость! – насмешливо поклонился Разбогатеев.
– Решено реквизировать у вас три пуда золота.
Купец побледнел.
– Ты что, Иосиф! Очнись! Какое золото? – воскликнул он. Откуда у меня золото?
– Николай Алексеевич, не лгите. Мне известно, что золото у вас есть.
– Да хотя бы и было… Зачем оно тебе?
– Золото нужно не мне, а народной власти.
– Ах, власти? А о том, что меня под корень рубишь, ты подумал?
– Советская власть не забудет вашей услуги.
– Да что ты твердишь мне о своей власти! Вся Сибирь под чехословаками, а ты – Советская власть! Лучше подумай о своей шкуре!
Уосук вздрогнул.
– Откуда вам известно о мятеже?
– Да уж известно…
Варвара с подносом, на котором стояла бутылка вина и разные закуски, подошла к столу и вопросительно взглянула на Разбогатеева. Тот с яростью махнул рукой:
– Убирайся!
– О себе я позабочусь сам. А золото вам все равно придется отдать, – твердо сказал Уосук.
– Да ты сын мне или не сын? Или уже забыл хлеб-соль мою?
– Нынче повсюду сыновья против отцов идут. Если отцы не идут за сыновьями.
– Не дам золота!
Уосук подал знак красноармейцам:
– Арестуйте его.
Разбогатеев рванулся, но дюжие руки бойцов крепко схватили его за локти. По пути к дому купца Уосук заприметил бесхозный ледник – заброшенный, но с крепкой дверью. Уосук приказал посадить Разбогатеева туда. Через два часа купец поднял крик:
– Освободите меня! Освободите! Я отдам золото!
Уосук молча распахнул дверь. Разбогатеев, шатаясь, вышел и упал.
– Ладно, сынок, – посиневшими от холода губами произнес он, – я тебе еще это припомню…
Отогревшись, он поднялся с травы.
– За мной не ходите. Сам принесу.
В тот же день на пароходе прибыл Исидор.
– Выходит, положение наше критическое? – сказал он, выслушав Уосука.
– Наше с тобой – да. А Советскую власть им не одолеть.
Помолчали.
– Что будем делать?
– Рассуждать некогда. Надо подчиняться приказу: плыть в Якутск.
– Боюсь, Иосиф, что уже поздно. Белые со дня на день будут в Якутске. Я считаю: мы должны двигаться на юг. На Лену выйдем в тылу у белых. А там – или в лес, партизанить, или в Сибирь. В больших городах затеряться легко.
– Конечно, если думать о себе, твой план подходит больше. А я думаю о товарищах, оставшихся в Якутске. Можем ли мы им помочь? Да. Во-первых, у нас немалый отряд. Во-вторых, золото. Оно и в подполье пригодится.
– Какое золото?
– Три пуда реквизировал у Разбогатеева, – сказал Уосук, глядя в сторону.
– А мести его не боишься?
– Семь бед – один ответ, – махнул рукой Уосук.
Пришли командиры рот – Буянов и Котенко. Разгорелся спор: как быть дальше? В конце концов решили разделиться: Иванову и Котенко с одной ротой идти на юг, Токурову и Буянову со второй – на пароходе в Якутск. На рассвете рога Буянова погрузилась на «Громов». Уосук взошел на пароход последним. Он оглянулся на Вилюйск. Город, распахнувший перед ним дверь в широкий тревожный мир, полный неожиданностей и превратностей, спокойно спал. А что его ждет завтра?..
Пароход шел медленно: не хватало топлива. Бойцы время от времени сходили на берег: для ненасытной топки нужны были дрова.
На четвертый день из-за поворота навстречу «Громову» вышли два парохода. На синей глади воды и неба ясно обозначились белогвардейские флаги.
– В ружье! – скомандовал Буянов.
Одно из вражеских судов, угрожающе загудев, прошло мимо вверх по течению и, замедлив ход, остановилось. Другое медленно приближалось к «Громову» снизу.
– Сдавайтесь! Все равно не уйти! – донеслось оттуда.
– Огонь! – крикнул Буянов.
Щелканье винтовочных выстрелов, неумолчная пулеметная дробь… По обшивке застучали пули. Вражеские суда неумолимо приближались – они шли на абордаж.
«Долго, пожалуй, не продержаться. Да и помочь некому», – с тоской подумал Уосук. Он бросился в каюту. Там находились три пуда золота, взятых у Разбогатеева. Уосук открыл иллюминатор и вышвырнул тяжелые мешочки в воду.
Между тем на палубу ворвались белогвардейцы. Смертельно раненный Буянов, не желая сдаваться живым, выстрелил себе в рот и рухнул в Вилюй. Несколько белых ворвалось в каюту Уосука.
– Ага! Комиссар!
Уосуку скрутили руки и повели. По палубе неторопливо похаживал франтоватый офицер со стеком в руке.
– Сюда его! Сюда!
Солдаты толкнули Уосука к офицеру.
– Смерти боишься? – поинтересовался офицер, больно ткнув стеком в живот.
– Нет.
– Смотри-ка, экие мы бесстрашные. Хвалю. А ну-ка, братцы!
Солдаты щелкнули затворами.
Уосук прислонился спиной к теплому железу. Страха он не чувствовал. Смерть наступит мгновенно… Ударит в голову или грудь – и все. Главное – себя упрекать не за что.
– Вашбродь, просипел казак, – я этого малого знаю! Он купца Разбогатеева приемный сынок.
Офицер уставился на Уосука.
– Верно говорит?
– Верно.
– Что же вы делали на красном пароходе?
Уосук не ответил.
– Хорошо. В Вилюйске разберемся.
