Текст книги "Из тьмы"
Автор книги: Николай Золотарёв-Якутский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Глава восьмая
Новая семья. «А Николай Алексеевич хороший человек. Душевный»
Новая семья приняла Уосука враждебно. Жена Разбогатеева, казалось, его не замечала. Когда же он случайно оказывался у нее на пути, она брезгливо обходила приемыша, не глядя в его сторону. Не проявляли дружелюбия и сыновья купца, с которыми Уосук учился и которые не раз списывали у него домашние задания. Если хозяина не было в доме, Уосуку приходилось обедать в одиночестве. Хорошо еще, что по приказу Разбогатеева о питании Уосука заботилась не хозяйка, а служанка Варвара.
Уосук ел досыта и спал на пуховиках. Ему предоставили прекрасную просторную комнату – кабинет Разбогатеева. У него появилась добротная одежда. И все-таки ему было плохо. Он был одинок в этом доме.
Поначалу его единственным собеседником был купец. Разбогатеев старался уделять приемному сыну каждую свободную минуту. Ему не терпелось выяснить, что представляет собой его новое приобретение. Он нарочно поселил Уосука в своем кабинете, чтобы почаще видеть его.
Уосук не выходил из комнаты целыми днями. Он тоскливо смотрел в окно, не зная, чем заняться. Во дворе стоял небольшой мезонин. Уосук обратил внимание, что дверь его постоянно заперта. «Что там может быть? – думал он. – На склад не похоже». Однажды он спросил об этом Разбогатеева.
– Ах да! – спохватился тот. – Совсем забыл тебе показать. Пошли!
По пути он подозвал Варвару и отделил от ее огромной связки ключ с замысловатой бородкой. В мезонине оказалась библиотека. Вдоль стен от пола до потолка высились полки, уставленные книгами. Уосук с жадностью кинулся к ним. Книги были подобраны беспорядочно, можно сказать, они не подбирались вовсе. Тем не менее среди них было немало ценных изданий. Отсвечивали золотом тиснения тома «Энциклопедического словаря», теснилось на верхних полках Собрание сочинений графа Толстого. Среди имен, значившихся на корешках, было много таких, о которых Уосук даже не слыхал.
– Для сынов своих собирал, – вздохнул Разбогатеев. – Думал, образованными людьми будут, как без книг? А они страницы вырывают, дорогие издания портят. Пришлось запереть.
– А вы сами, Николай Алексеевич, читаете эти книги?
– Рад бы, да некогда. Ну как, выбрал?
– Ага.
Разбогатеев с удивлением уставился на высокую стопку книг.
– Когда ж ты их одолеешь?
– Не знаю. Хотелось бы побыстрее!
Он тут же засел за «Анну Каренину». Разбогатеев, несколько раз заглядывавший в свой кабинет, был поражен его сосредоточенностью: Уосук даже не поднимал головы на шаги купца. Утром, перед тем как уйти по делам, Николай Алексеевич еще раз зашел к Уосуку. Тот сладко спал. Разбогатеев поднял со стола книгу, она была заложена почти на середине.
– Ты что, всю ночь читал? – спросил он днем.
Уосук потупился.
– Ночью читать вредно, – наставительно произнес Разбогатеев.
Он поколебался мгновение и вынул из кармана ключ от библиотеки.
– Держи! Можешь брать сколько захочешь. Только зрение не слишком насилуй! Ты мне нужен зорким.
Уосук был на седьмом небе от счастья.
С этой минуты у него нашлись новые собеседники – книги. Он читал запоем. Один купец был куда богаче книгами, чем все Вилюйское высшее начальное училище. Перед глазами Уосука проплывали города и страны, народы и века. Вместе с Карамзиным, автором «Записок русского путешественника», он побывал в Западной Европе, историк Ключевский познакомил его с жизнью Древней Руси. Он плакал над трагедиями Шекспира и хохотал взахлеб, читая «Сорочинскую ярмарку»… Особенно запомнился ему роман Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». Он понял, как сколачивали свои состояния люди, подобные его приемному отцу…
Однажды Разбогатеев принес две книги: «Капитал» Маркса и «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита.
– Прочти-ка вот эти штуки. Кажется, очень полезные книги для каждого, кто хочет стать коммерсантом. Говорят, – Разбогатеев понизил голос, – полиция охотится за этой книгой. – Он поднял «Капитал». – А почему – непонятно. По-моему, сугубо коммерческое сочинение. Да и цензурой разрешено – видишь. Разберись, если сможешь.
Уосук добросовестно прочел несколько глав «Капитала», но ничего не понял. Так он и сказал Разбогатееву.
– До меня тоже не дошло, – признался купец. – Ну, ничего. Подучишься – постигнешь. Да, Иосиф, пора тебе это чтение кончать. Готовься к дальнейшей учебе. Первым же пароходом тебя, Николу и Капитона отправлю в Якутск. Давай-ка поговорим: в какое учебное заведение хотел бы ты поступить?
Уосук не знал, что ответить.
– Куда велите, туда и пойду, – тихо ответил он. – Вам виднее.
Разбогатеев довольно улыбнулся.
– Хорошо. Я хотел узнать твое желание, но раз ты полагаешься на меня… В Якутске ты мог бы учиться в учительской семинарии или реальном училище. Что выберешь не мое дело. Для меня важно, чтобы ты получил среднее образование, чтобы имел право по окончании поступить в Московский коммерческий институт. Мне кажется, что из тебя может получиться коммерсант, Иосиф!
Он возбужденно прошелся по комнате.
– Ты вот, наверно, думаешь: зачем торгашу институт? Ошибаешься! Коммерция – дело тонкое. Дуболом в ней ничего не добьется. Так и будет дрожать над копейкой. А ведь коммерция – не стяжательство, не нажива. Она, если хочешь, двигатель прогресса! Вот вы историю учили, кажется. Маленько? Пусть так! Но вам должны были сказать, что человеческая жизнь лишь тогда стала осмысленной, когда люди стали обмениваться товаром. Сначала меняли товар на овцу… Об этом и Маркс пишет, это-то я усвоил, а потом выделился из прочего люда наш брат, купец, выдумал деньги и стал брать за них товар, а после товар опять же за деньги отдавать. И пошла, брат, писать губерния! До сих пор пишет. Из города в город, из страны в страну товар идет. А сопровождает его купец. А товар-то разный: и чай, и табак, и книга… Продал я кусок мыла в Салбанском наслеге – глядишь, целая семья чище стала. Эх, не смог я сам постичь великую грамоту коммерции. Вроде могуч, а другие дорогу перебегают. В Якутске лавку держу. Пользы от нее на грош: Кушнарев да Коковин с Басовым покупателя отбивают…
Уосук слушал купца как зачарованный. Он никогда не смотрел на торговлю с такой стороны. «Неужели когда-нибудь попаду в Москву?» – замер он от восторга.
– Ну, так куда же? В семинарию? Гм… Конечно, для института лучше реальное. Но… Пожалуй, что ты и прав. Будь ты моим родным сыном – другое дело. А так… Случись что со мной – все под богом ходим! – что с тобой станется? Удостоверение же учителя – это, можно сказать, кусок хлеба в кармане. Ладно. Никола и Капитон в реальное пойдут. Надеюсь, ты поможешь им поступить и учиться. В Якутске для вас приготовлена квартира. Обеспечивать продуктами и прочим буду вас я. Только учитесь, не бейте баклуши. За тебя я, впрочем, не беспокоюсь, а вот мои… Ты следи за ними. Город полон соблазнов. Почаще пиши мне об их учебе и поведении, – закончил Разбогатеев.
С этого дня начались приготовления к отъезду. Шились рубахи, штаны, куртки. Единственный портной Вилюйска, казалось, переселился в дом Разбогатеева вместе со всеми подмастерьями. Заготавливалось впрок мясо, коптилась рыба.
И вот из Якутска пришел пароход «Соболь», зафрахтованный Разбогатеевым. В ночь перед отплытием Уосук не мог сомкнуть глаз. Он думал о матери. Пока он был в Вилюйске, ему казалось, что она где-то рядом, что он в любую минуту может вернуться к ней. Теперь же он уезжал за сотни верст, неизвестно, на сколько лет. Уосук смахнул слезы со щек.
Осторожно скрипнула дверь. Уосук вздрогнул. В комнату бочком протиснулась Варвара.
– Уосук, не спишь?
– Нет.
Варвара на цыпочках подошла к нему.
– Ты завтра уезжаешь… Хочу спросить тебя: это правда, что отец продал тебя купцу?
– Правда.
– Ох, господи! Купчиха-то каждый день тойона пилит: зачем усыновил якутенка! А мне не верится. Неужто бывают на свете такие люди, как твой отец?
Уосук удивился многословию служанки. Обычно она изъяснялась жестами и нечленораздельными звуками.
– Варвара, почему ты никогда ни с кем не разговариваешь?
– Поговоришь тут… С утра до вечера: подай, принеси… Сготовь, убери… Человеческого слова не услышишь. Эх, давно бы ушла куда глаза глядят, да некуда.
– А Николай Алексеевич хороший человек. Душевный.
– Ну да, добрый. Когда ему выгодно.
– Что ты хочешь этим сказать? – Уосук приподнялся на локте.
– А ничего. Поживешь – сам увидишь. Не слишком верь доброте богачей.
– Николай Алексеевич сам из бедняков вышел.
– Да ведь богатство человека меняет. Ох, как меняет…
И Варвара так же бесшумно, как и появилась, исчезла.
Глава девятая
Литературный кружок. «Если хочешь быть настоящим человеком, стань учителем»
Прошло много месяцев… Почти год прошел. Уосук заканчивал первый курс учительской семинарии. С утра до вечера просиживал он над учебниками то в семинарии, то в публичной библиотеке, то у себя дома.
Разместились Разбогатеевы у вдовы коллежского асессора Марии Ильиничны Просвириной. После смерти мужа, чиновника из канцелярии вице-губернатора, Мария Ильинична жила бедно, на маленькую пенсию. Приезд сыновей Разбогатеева обрадовал ее: во-первых, купец не поскупился на обещания и задаток, во-вторых, у старухи наконец-то нашлось дело. От зари до зари хлопотала она теперь по хозяйству.
Уосук нравился асессорше тихим нравом и усидчивостью. Не таковы были родные сыновья Разбогатеева…
Для постояльцев Мария Ильинична отвела две комнаты: просторную, светлую, где помещались две кровати, и совсем маленькую, с единственным окном, выходящим во двор. Никола и Капитон расположились, естественно, в большей. Уосука обрадовало, что у него отдельная комната. Помня о вступительных экзаменах, он сразу засел за книги. Сыновья Разбогатеева в первый же вечер куда-то исчезли и вернулись пьяными. Уосук был поражен. Сам он никогда не брал в рот вина и даже думать не мог, что в их возрасте можно пить. Он попытался вразумить братьев, но Никола грубо оборвал его:
– Ты еще будешь нас учить! Заткнись!
– Вы провалитесь на экзаменах, – сдержанно сказал Уосук.
– Не твое дело!
Уосук пожал плечами. Назавтра Разбогатеевы снова ушли на гулянку. Больше Уосук к ним не подходил.
Как и следовало ожидать, в реальное училище сыновья купца не попали. Чтобы не возвращаться домой, они отнесли документы в прогимназию – учебное заведение рангом ниже.
Так и пошло: Уосук усердно занимался, а его «братья» лодырничали. Пили они обычно в других местах и свою компанию домой не приводили. Они опасались, что Уосук или Мария Ильинична напишут об их поведении отцу. У семинариста рука тянулась к перу, но его сдерживало то, что бездельники не были его родными братьями. «Еще подумает купчиха, что я их оговариваю. Ну их! Лучше не связываться».
Он знал, что в конце концов ему придется держать ответ за братьев перед Николаем Алексеевичем, но больше этого он боялся, что за сотни верст от Якутска кто-то назовет его интриганом и клеветником.
«Ну, теперь ты убедился, кого взял в свой дом? Видишь, как он втирается к тебе в доверие, как клевещет на наших мальчиков? О, Николя, Николя!» – звенел в его ушах надрывный фальцет купчихи…
В редкие свободные часы Уосук любил гулять по Якутску. Якутск по сравнению с Вилюйском был настоящим городом. Здесь жило более семи тысяч жителей. Над серым массивом деревянных зданий сверкали золотом купола девяти церквей. В центре возвышался четырехугольный Гостиный двор, похожий на крепость. В его каменном чреве размещалось множество лавчонок. На окраине, возле церкви Преображения, гудела деревянная «Кружала» – сооружение, напоминавшее Гостиный двор, только деревянное. Находились в нем в основном лавки мелких торгашей. Уосук любил заглядывать в эти шумные, суетливые места. Здесь можно было встретить приезжих со всей Якутской области, в том числе и вилюйчан; здесь кипели страсти, разыгрывались комические и трагические сценки; здесь Уосук пытался постигать азбуку коммерции, о которой некогда говорил Разбогатеев. Однако вскоре он заметил за собой, что его больше интересует не дух наживы, который витал над Гостиным двором и «Кружалой», а сама жизнь, осколком которой они были. Он видел, как неграмотного бедняка якута бессовестно обвешивал и обсчитывал приказчик, и готов был броситься на него с кулаками. Крестьянин в лохмотьях продавал несколько фунтов масла и Уосук понимал, какая большая нужда выгнала этого голодного на базар. На память приходили родители…
Друзей в семинарии у него не было. Парни победнее сторонились его, оттого что он считался сыном купца-миллионера, а сынков богачей Уосук сторонился сам. Главным другом, утешавшим его в тяжелые минуты, была публичная библиотека.
Однажды незадолго до летних каникул Уосук, как обычно, шел в библиотеку. Вдруг на его плечо легла чья-то рука.
Уосук удивленно оглянулся. Перед ним стоял улыбающийся юноша в форме семинариста. Уосук знал этого невысокого студента с тонким, одухотворенным лицом. Платон Слепцов заметно выделялся среди прочих учащихся семинарии умом и бьющей изнутри энергией, и Уосук давно заприметил его, но разговаривать им еще не приходилось.
– Послушай, – сказал Платон по-якутски, беря Уосука под руку, – давно хочу задать тебе вопрос: почему у тебя двойная фамилия? Почему ты не просто Разбогатеев, а Токуров-Разбогатеев?
– Потому что… – начал Уосук и осекся. Потом совладал с собой: – Видишь ли, моя настоящая фамилия – Токуров.
– А каким образом прилипла к ней фамилия вилюйского купца?
– Мои родители отдали меня купцу, а он усыновил.
– Как это отдали? В батраки, что ли?
– Нет. В сыновья.
– Ничего не понимаю, – признался Платон.
– Что ж тут понимать, хмуро сказал Уосук. Отдали, и все. За деньги и скот.
– А ты сам как к этому относишься?
– А как мне относиться? Я получил возможность учиться в семинарии. Если б не Разбогатеев, околевать бы мне в наслежных писарях!
Уосук вкратце рассказал свою историю.
– И все-таки не понимаю, – задумчиво произнес Платон, – откуда выискался этот добряк купец? Что ему от тебя надо?
– Он хочет, чтобы я стал коммерсантом.
– Вот оно что! Так, значит, в учителя не пойдешь?
– Нет, наверно.
– Обидно… Наш народ так темен. Так мало у нас учителей… А ты, оказывается, в семинарии – пустое место.
– А что я могу поделать? Я собой не распоряжаюсь.
– Надо самому выбирать свою судьбу.
– Значит, обмануть человека, который вытащил из грязи, протянул руку помощи, когда я особенно нуждался в ней?
– Эх, и каша у тебя в голове! Слушай, мы на старших курсах организовали литературный кружок. Мы его так называем, но занимаемся вообще-то не только литературой. Пойдешь к нам?
Уосуку сразу представились сыновья Разбогатеева, возвращающиеся с «дружеской» выпивки.
– Извини, я непьющий, – сухо сказал он.
– Ну и чудак! – засмеялся Платон. – Да с чего ты взял, что я тебя пьянствовать зову? Мы если и пьем, так только чай. На большее у нас и денег-то нет. Собираются сплошь такие, как я, – ни кола ни двора. Впрочем, ты сын миллионера…
– Я сын бедняка Токура.
– Ну вот и хорошо. Так придешь?
Уосук помедлил с ответом.
– Когда и куда?
– В восемь подойдешь к лавке «Коковин и Басов».
Вечером Уосук тщательно отгладил брюки, почистил сапоги. Когда он натягивал крахмальную рубашку, в комнату заглянула Мария Ильинична.
– Ты куда это в такой поздний час выряжаешься? – удивилась она: Уосук ни разу еще не покидал вечерами своей каморки.
– Помочь просил один приятель. Не понимает что-то в алгебре, – соврал Уосук и густо покраснел.
– Ты ж смотри не задерживайся! Говорят, пошаливают!
– Ничего! – засмеялся Уосук. – Никола с Капитошей каждый раз в полночь приходят, и то их никто еще не раздел!
– Ты по их дороге не иди, – вздохнула старушка. Они, если и набедокурят, – родные дети, своя кровь! Поворчит, поворчит отец и простит. А тебя…
– Не беспокойтесь, Мария Ильинична! У меня своя голова на плечах!
«Литературный кружок… – думал он по дороге. – Чем же они занимаются в этом кружке? Более подробно изучают словесность? Никандр Константинович, преподаватель словесности, как-то рассказывал, что в лицее тоже был кружок, который называли литературным. Пушкин, ясно, в том кружке читал друзьям стихи… Неужели и Платон с друзьями занимаются этим? Что же я буду делать в кружке? У меня совершенно нет тяги к сочинительству. Впрочем, – махнул он рукой, – послушать тоже интересно… А то сидишь как пень целыми днями над учебниками. Поговорить не с кем».
В назначенном месте Платона не оказалось.
«Что же это он: сам зовет и не приходит!»
Он достал из кармана часы – подарок Разбогатеева, щелкнул крышкой.
«Ругал Платона, а оказывается, он ни при чем. Еще полчаса!»
В лавку Коковина и Басова Уосук заходить не стал. Ему не нравился тамошний приказчик – внешне угодливый, слащавый, а на самом деле хитрый и нечестный. Уосука он давно заприметил и, сколько бы ни было народу в лавке, кричал:
– Вы, господин семинарист, пожалуйста, покиньте помещение! Ничего-с не покупаете, только разглядываете, торговле мешаете. Не люблю-с наблюдателей!
Уосук пошел в Гостиный двор, стоявший неподалеку. Тут торговля шла полным ходом. В углу стояли три якута, осматривавшие только что купленную вещь – косу-литовку с серебряной полоской поперек. Сначала косу взял в руки старик с черным морщинистым лицом. Он приложил ее к уху, прислушиваясь к чему-то, затем достал из-под полы булатный якутский нож и провел по лезвию косы закаленным острием, высекая искры.
– Хороша, – заключил он.
Покупка перешла в руки неряшливо одетого парня. Из продравшихся торбасов его сыпалась сенная труха. Уперев косу концом в каменный пол, он резко надавил на нее. Коса со звоном распрямилась.
– Замечательная коса! Она сделана не из простого железа. В нее подмешан мягкий, тягучий сплав!
Третий якут, купивший косу, по виду тоже бедняк, сиял от счастья.
Уосук подивился связной, умной речи неряшливо одетого молодого якута. «Видно, где-то учился», – подумал он. Но его внимание отвлекла другая сценка: стоявший у прилавка улусник собирался купить отрез, но не знал, как называлась материя. Русский приказчик, по-видимому, не понимал по-якутски, и продавец и покупатель не могли объясниться.
– Маны показуй! Сох, этот! Хас стоит? Наса дорогой. Ол? Тожа наса дорогой. Табак барый? Хас стоит? Э, тожа наса дорогой! [12]12
Вот это покажи! Нет, это! Сколько стоит? Слишком дорого. Это? Тоже слишком дорого. Табак есть? Сколько стоит? Э, тоже слишком дорого!
[Закрыть]
Уосук от души смеялся. Вдруг кто-то толкнул его в бок. Уосук, не успев рассердиться, понял – Платон.
– Ты прямо не приемный, а родной сын купца. С таким увлечением смотришь на все это. – Платон обвел рукой лавку.
Уосук не обиделся.
– Интересно же!
– Интересно? А мне всегда становится не по себе, когда вижу, как обманывают неграмотных бедняков.
– Так уж и обманывают! Торговля – двигатель прогресса, – припомнил Уосук слова Разбогатеева.
– Ладно, об этом мы еще поговорим. Пошли!
Уосук едва поспевал за стремительным Платоном. Они быстро пересекли город и вышли на северную окраину. В путанице улочек и переулков Платон ориентировался так же легко, как в коридорах семинарии. Через двадцать минут юноши оказались в довольно просторном дворе, посреди которого стояла низенькая юрта с едва заметными окошками. Она живо напомнила Уосуку юрту его родителей.
Платон рванул дверь. Уосук последовал за ним. В юрте сидели пять-шесть молодых якутов в форме семинаристов. Почти всех их Уосук знал: крепыш с улыбчивыми и в то же время строгими глазами – это Максим Аммосов, высокий юноша в очках – Исидор Иванов, родом из Верхневилюйска, можно сказать, земляк Уосука, поближе к столу – словоохотливый Миша Ксенофонтов… На столе – ни книги, ни тетради, ни вообще листка бумаги. «Как же они занимаются литературой?» – удивился Уосук.
Хозяев юрты не было, но чувствовалось по всему, что они бедняки.
Максим подвинул табуретку:
– Садись, Иосиф! Так ведь тебя зовут?
– Так.
– Мы давно к тебе присматриваемся. Кажется, ты парень неглупый и честный. Учишься хорошо, на товарищей не фискалишь, даже помогаешь, если тебя попросят… А держишься особняком.
– Я не привык в друзья набиваться, сухо ответил Уосук.
– Еще бы: сын миллионера! – воскликнул Ксенофонтов.
Уосук неприязненно покосился на него.
– Постой, Миша, – предостерегающе поднял руку Максим. – Зачем зря человека дразнить? Это правда, Иосиф, что родители продали тебя купцу Разбогатееву?
– Правда.
В юрте поднялся шум.
– Это позор! – перекрыл прочие голоса звонкий голос Платона. – В наши дни торгуют людьми, как скотом! А ведь крепостное право отменено еще в 1861 году!
– Родители родителями, а сам-то ты как к этому относишься, Иосиф? Тебя же не грудным младенцем продали!
– Как отношусь? Да, в общем-то, мало думаю об этом.
По юрте прокатился гул возмущения.
– Тихо, парни, тихо! – надрывался Максим. – Пусть объяснит свои слова.
Наконец стало тише.
– А что объяснять? – сказал Уосук. – Николай Алексеевич предложил мне учиться. Я об этом только и мечтал. Но Разбогатеев заявил, что у него нет средств учить чужого ребенка, что он выучит меня, если я соглашусь на усыновление. Что было делать? Я согласился. Николай Алексеевич справедливо считал, что, усыновляя меня, лишает моих родителей поддержки сына. Поэтому он дал за меня отцу компенсацию.
– Послушайте только, как он рассуждает! Да неужели ты, чудак, не понимаешь, что вся эта купля-продажа унижает твое человеческое достоинство? «Компенсацию»!
– Как бы там ни было, родители мои ничего не потеряли: я их помню и люблю, – упрямо твердил свое Уосук. – Сам я тоже оказался в выигрыше – учусь. А единственный человек, который от этого ничего не получил, Николай Алексеевич. Я чувствую, вы его осуждаете, а я уважаю.
– Стой, братцы, не шуми! А в самом деле, какая выгода купцу? Ну-ка, разберемся! – сверкнул глазами Платон.
– Для чего он тебя учит?
– Он готовит меня в коммерческий институт.
– Все ясно! Он намерен эксплуатировать твой мозг.
– Проще простого! Эксплуататор ничего не делает бескорыстно.
– Вот так, Уосук! – заключил Аммосов. – Купцу, как видишь, двойная выгода: во-первых, ты со своими знаниями будешь служить ему, во-вторых, ты не будешь служить трудовому народу, который он обирает.
– То есть как обирает? – возмутился Уосук. Он купец, а не помещик! Коммерция же, если хотите…
– Двигатель прогресса? – насмешливо отозвался Платон. – Это мы уже слышали. Не только от тебя. Ну что ж, разберемся, чем занимается твой «двигатель прогресса». Итак, он покупает чай в Китае и ситец в России – то есть там, где и то и другое дешево, – и везет в Якутию, где продает в десять раз дороже. Разницу он кладет в карман. Вот и вся его роль в прогрессе, – подвел итог Максим.
– А дорожные расходы? – не сдавался Уосук.
– Эх, друг, темный ты, как я вижу. Подумай сам: да зачем купец стал бы вообще заниматься торговлей, если бы постоянно оказывался без барыша? Конечно, какие-то деньги идут и на провоз товара. Но торговец стремится уменьшить и эти расходы: нанимать более дешевый транспорт, поменьше платить возчикам… В общем, как это делается, ты лучше расспроси своего приемного папу. А в коммерческий институт он отправит тебя, чтобы ты научился обирать бедноту с еще большим успехом, чем сам.
Уосук опустил голову. Он чувствовал, что в словах Максима было много правды.
– Так что же, по-вашему, – тихо сказал он, – я должен был отказаться и тем самым погубить себя?
– Ну, так мы не говорим. Мы, собственно, тебя и не осуждаем. Не ты виноват, а вся обстановка в стране, вынуждающая бедняков продавать богатым и себя, и своих детей.
– Главное, – добавил Платон, – чтобы ты никогда не забывал, чей ты родом. И перестань, ради бога, ошиваться у этих лавок! Если хочешь быть настоящим человеком, стань учителем. Просвещай народ, зови его к лучшей доле!
– Ребята, чайку страсть как хочется! Кончай дискуссию! – заныл Миша.
Все рассмеялись.
– Хорошо. Чайку – и по домам. Расходиться по одному, – сказал Максим. Очевидно, он был старшим в этом кружке. – Приходи к нам, Иосиф, и в другой раз! Правда, собираемся мы не часто… Если хочешь, мы тебя позовем.
