Текст книги "Из тьмы"
Автор книги: Николай Золотарёв-Якутский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Глава третья
В Вилюйске. «Где это видано, чтобы твоего сына учили, кормили и одевали, а ты не платил ни гроша?»
– Уосук, смотри, вот он – город, – протянул руку Никифор.
Уосук протер глаза. Впереди, среди редких приземистых сосен, белело множество крыш. Так вот что такое город! Оказывается, это такое место, где сразу много юрт. Только они совсем не похожи на его родную юрту: большие-большие, из толстых бревен, с высокими окнами.
Остановились на окраине, у дальних родственников капрала. Почти с порога рыбак стал сетовать на горькую судьбину, отнимающую у него «почти взрослого» сына.
– Как! Твоего парня определили в училище? – с изумлением спросил хозяин дома.
– На сходке так порешили, – отозвался капрал, переливая чай из чашки в блюдце.
– Правда, правда! – подтвердил Токур. – Сговорились! Меня-то на сходке не было. Эх, если б знал я, что так случится! Не пожалел бы дня, пошел на сходку.
– Никто не хотел своих детей отдавать. Я вот тоже побоялся, – добавил капрал. – Что за радость навсегда с дитем распроститься.
– То есть как навсегда? Ну и чудаки в этом Салбане! – рассмеялся хозяин. – Да кому он нужен навсегда? Поучат маленько, чтоб читать-писать умел, да и назад. Из других улусов дети богачей прибыли, я слыхал. Удивительно, как ваши не скумекали.
– Так ты говоришь, вреда не будет? – с сомнением спросил Токур.
– Даже не представляешь, как тебе повезло! Такие случаи бывают раз в сто лет. Да ты подумай: где это видано, чтобы твоего сына учили, кормили и одевали, а ты не платил ни гроша? Тебе царь подарок сделал – скоро триста лет, как Романовы на троне сидят, вот он и хочет, чтоб ты тоже радовался.
– А какая ему польза?
– Кому?
– Царю. Какая ему выгода, если сын Токура станет грамотным?
– Назначат писарем в ваш наслег – царские указы читать…
Токур озадаченно чесал затылок. Вот тебе и раз. Обскакал князя Иону! Небось рад, что взамен своего Анисима послал сына бедняка. Хорошо же! Пожалеет, да поздно будет.
И в самом деле, почему бы не отдать сына, если это всего на шесть лет? Вырастет на казенных харчах, грамоте научится. Дома-то едва ли и жив останется…
Назавтра Никифор повел мальчика в училище. Уосук с любопытством оглядывался вокруг. Он никогда не видел сразу столько людей и домов, да еще таких больших. Училище показалось ему и вовсе громадным. Перед высокой, обитой войлоком дверью ему стало не по себе, и он сделал отчаянную попытку остаться на улице, но отец молча дернул его за руку и втащил в помещение.
Директором Вилюйского высшего начального училища был Петр Никодимович Попов, местный русский. Он вырос среди якутов и прекрасно владел якутским языком.
Токур согнулся в три погибели и протянул важному тойону протокол наслежного собрания. Попов прочел бумагу и недоверчиво воззрился на мальчика:
– Как тебя зовут, малый?
Уосук переступил с ноги на ногу и поднял на отца повлажневший взгляд: выручай!
– Говори, – ткнул сына в бок Никифор, – имя то у тебя есть, слава богу.
– У… осук… – еле слышно произнес мальчик.
– Значит, Осип. Или Иосиф. Как лучше? А?
Уосук потупился.
– Ладно. Пусть будет Иосиф – благозвучнее, – улыбнулся директор. – А фамилия?
«Фамилия? Что это могло бы быть?» – ломал голову Никифор, не зная, как помочь сыну.
– Смелей! Как зовут твоего отца?
– Никифор…
– А еще как его зовут? Как его фамилия?
– Токур! – выпалил Уосук.
– Гм… Значит, ты – Иосиф Никифоров Токуров. Запомни это хорошенько. Договорились?
Так прозвище отца стало фамилией Уосука. Пришлось привыкать и к новому имени.
– Ну что ж, милейший, – повернулся директор к Никифору, – раз наслег посылает твоего сына, будем учить. С богом!
Токур поклонился и, бормоча слова благодарности, попятился к выходу. Он даже забыл проститься с сыном. Когда за отцом закрылась дверь, Уосук разревелся.
– Э-э, приятель, не хныкать! – похлопал его по плечу директор, – Ты теперь ученик, ученикам плакать не полагается. Ну-с, пошли провожу. Тебя вымоют, оденут, укажут, где будешь спать. А завтра – занятия. Понял?
К вечеру Уосук преобразился: его пропарили в бане, остригли и одели в новенькую ученическую форму. Затем он оказался в спальне, где, кроме него, жили уже пятеро якутят из разных улусов Вилюйского округа. Один подскочил к Уосуку:
– Меня зовут Филипп Давыдов! А тебя?
– Уос… Иосиф, – вспомнив наставления директора, поправился Уосук.
– Буквы знаешь?
– А что это такое?
– Неужели не знаешь? Плохо твое дело. Вот слушай: аз, буки, веди… – затараторил Филипп.
Уосук встревожился. Ночью он долго ворочался на непривычно мягкой постели. «Да, плохо мое дело, – думал он. – Ох, плохо!» Уснул он только под утро. Вдруг задребезжал звонок. Уосук с испугом поднял голову. Все его товарищи уже одевались. Уосук вскочил и, путаясь в рукавах, натянул рубашку.
В спальню, на ходу осеняя школьников размашистым крестом, вошел дородный поп.
– Новый ученик… Откуда ты? – ткнул он пальцем в Уосука.
Уосук, потупившись, молчал.
– Он из наслега! Вчера приехал! – выскочил Филипп.
– Я спрашиваю его, а не тебя, – внушительно осадил Филиппа священник.
– Из дому, – выдавил из себя Уосук.
С этого дня он начал учиться.
Глава четвертая
Спустя шесть лет. «Как хочется учиться дальше!»
– В первые дни учебы Токуров не знал ни одного русского слова. А теперь он владеет речью лучше всех вас, русских. Я уж не говорю о письме! Тут каждому из вас далеко до него. Этого он добился в первую очередь благодаря прилежанию. Учитесь у Токурова, лентяи! Экзамены на носу! – громогласно закончил Петр Никодимович и, еще раз сурово оглядев подростков, вышел из класса.
Школьники вскочили с мест, загалдели – уроки окончились. Через несколько минут в классе никого не было. Только Уосук остался на месте, механически перелистывая учебник.
Не в первый раз слышал он похвалу из уст директора, да и не только его. Старательнее Уосука в училище мальчика не было.
Не удивительно. Все другие школьники были детьми обеспеченных родителей – купцов, чиновников, русских и якутских богатеев. Бедняцкое происхождение и застенчивый характер мешали Уосуку сойтись с одноклассниками. Единственными друзьями его были книги.
Летом он уезжал домой. Мать каждый раз встречала и провожала его со слезами. Хотя она давно убедилась, что ничего плохого с сыном в городе не происходит, сердце матери не могло успокоиться.
Она по-прежнему была уверена, что, окончив училище, Уосук не вернется домой. Летом 1913 года Уосук не приехал на каникулы. Близилось трехсотлетие дома Романовых, и Токурову, как лучшему ученику, поручили читать на празднестве торжественные стихи. Не зная, в чем дело, Елена чуть не извелась от горя. Пришлось Никифору даже ехать в город узнавать, что случилось.
Следующим летом Уосук опять остался в Вилюйске. На этот раз батюшка Алексей заставил его петь в церковном хоре. Глядя с клироса на золоченое великолепие церкви, Уосук со стыдом ловил себя на мысли, что ему и не хотелось домой, в грязную, вонючую юрту.
В начале августа отслужили торжественный молебен по случаю вступления России в войну.
Начался новый учебный год – последний для Уосука. И вот он близился к концу. Шесть лет в Вилюйске пролетели как одно мгновение. Уосук даже опомниться не успел. Одноклассники его ликовали: скоро они свободны! Один Уосук не разделял общей радости. После занятий неслышной походкой ходил он по пустым классам, грустно оглядывая их.
«Хорошо им, сынкам богачей, – думал он. – Хочешь – учись, хочешь – в лавке отца сиди, хочешь – вообще ничего не делай. О куске хлеба думать не надо. А я? Куда я? Одна дорога – в наслежные писаря. Через год забуду все, что знаю, и стану таким же мужиком, как мой отец, как все в наслеге. Как хочется учиться дальше!»
С некоторых пор Уосук все чаше стал встречать во время этих прогулок батюшку. Законоучитель ласково заговаривал с учеником, расспрашивая его об отце и матери, о планах на будущее. Уосук не раз бывал свидетелем, как сатанел поп, наказывая не выучивших урока, и мягкое обхождение батюшки настораживало его. «Что надо этому волосатому?» – в недоумении спрашивал он себя.
А священник давно присматривался к прилежному, способному мальчику. Закон божий Уосук изучал с таким же тщанием, как и все остальные предметы. Это льстило попу, и он стал подумывать о том, чтобы направить мальчика на стезю священнослужителя. Чтобы получше узнать раба божия Иосифа, батюшка определил его в церковный хор, благо Уосук обладал хорошим голосом. Наконец однажды он прямо заговорил об этом.
– Я тебя хорошо узнал, сын мой, – чуть ли не мурлыча, начал он, – и хочу подвигнуть тебя на большое дело. Ведомо мне, что ты мечтаешь продолжить учение. Благие порывы надо поддерживать, и я готов оказать тебе помощь. Что, если ты посвятишь себя служению господу?
Уосук опешил. Он никогда не представлял себя в поповской рясе. Более того, он был убежден, что бога нет – так учил его преподаватель естествознания Петр Хрисанфович Староватов, а закон божий учил прилежно, опасаясь батюшкиной линейки.
– Ты удивлен и растерян. Понимаю, – продолжал отец Алексей. – Я тебя не тороплю. Подумай! Для начала послужишь в нашей церкви псаломщиком. Потом определим тебя в семинарию. Преуспеешь в науках – пошлем в духовную академию. А там как тебе будет угодно: можешь паству наставлять на путь истинный в сане священника, можешь стать ученым, теологом.
– Не знаю, – тихо сказал Уосук. – Так долго учиться! Я хотел бы помогать своим родителям…
– Умно и похвально. Бог вселяет в тебя такое желание. Однако поимей в виду, что волею небесной служители божьи не бедствуют…
Разговор со священником не выходил у Уосука из головы. Стать попом? Ни за что! Но так не хотелось в наслежные писаря! Он мечтал о путешествиях, мечтал открывать новые земли, находить полезные руды. Он прочел все, что имелось в библиотеке училища по географии и геологии. Староватов давно заметил эту увлеченность ученика. Сам он был страстным краеведом и весь свой досуг посвящал походам в окрестностях Вилюйска, разыскивая редкие камни и растения. Иногда он брал с собой Уосука.
Как-то на рыбалке у них зашел разговор о будущем Уосука.
– Хотел бы я, Иосиф, чтоб вы стали геологом! – мечтательно сказал Петр Хрисанфович. – Мне вот не удалось… А как здорово было бы покопаться в этой землице! Наши места ученые люди стороной обходят, считают, что ничего ценного в них не найдешь. Ошибаются они, ох как ошибаются! В Якутии есть и золото, и серебро, и платина. В это я глубоко уверовал. А когда я учительствовал в Эльгяйской школе, один из моих учеников на берегу ручья нашел рубин. Есть в Сунтарском улусе гора Керистёх. Там я обнаружил сердолик, изумруд, топаз, александрит… А знаете ли вы минералы ахтарандит и вилюит?
– Впервые слышу… Ни в одной книге не встречал… Разве есть такие? – удивленно воскликнул Уосук.
Староватов улыбнулся:
– Я сам их открыл и дал им имена. Ахтарандит – прозрачный зеленый камень, вилюит – черный, кубической формы. Ахтарандит я нашел в устье реки Ахтаранды. а вилюит, как вы сами догадываетесь, в Вилюе. Дома у меня хранятся образцы. Да… Якутия геологически совершенно не изучена. Никто не знает, что таится в недрах Верхоянского и Яблонового хребтов… А наш Вилюй? Я думаю, – понизил голос Петр Хрисанфович, – что в здешних местах могут быть и алмазы…
– Петр Хрисанфович, а почему вы не стали геологом?
– Долго рассказывать.
Староватов раздул костер, насадил на рожон несколько пойманных рыбешек.
– Мечтал, мой друг, мечтал! Да не все мечты сбываются. Я ведь тоже не княжеский сын. Мой отец был простым казаком, да к тому же пьяницей и картежником. Сначала проиграл все наши, потом казенные деньги и угодил за решетку. Тяжеленько досталось нам с матерью, пока он в тюрьме сидел! А вернулся – опять не легче: за старое взялся… Каждый день пьяный приходит, мать и меня побоями донимает… У чужих ночевать приходилось, вот как! Слава богу, пригрели меня политические ссыльные. Грамоте обучили, добились, чтоб я школу кончил, в учительскую семинарию поступил. Получаю удостоверение об окончании. А назавтра – казачий есаул. «Ты, говорит, казак, изволь нести казачью службу!»
– Ну и дела, – вздохнул Уосук.
Учитель улыбнулся.
– Написал я прошение вице-губернатору, чтоб освободил меня от службы. Ну, тот сразу смекнул: столько средств на меня затрачено, и на тебе… Назначили меня учителем географии в Якутскую прогимназию. Все бы хорошо, да схлестнулся я с законоучителем. Он говорит – бог есть, а я – нет. Да еще при гимназистах… Турнули меня в Сунтарский улус, в церковноприходскую. Потом уж сюда… Как видите, не до геологии было.
– Как же вы так неосторожно, – рассудительно сказал Уосук, – ведь знали, чем это грозит!
– Ваш бы мне ум в те годы, – рассмеялся Староватов. – Видно, бунтарский дух у меня в крови. Дед-то мой по матери ссыльным был! Да и у политических поднабрался я непокорства… А вообще-то, Иосиф, – притянул он к себе мальчика, – никогда не кривите душой. Ни в большом, ни в малом. Это, друг мой, последнее дело. И простой народ, соплеменников своих, не обижайте. Вы теперь грамотный, тойон вроде…
– Что вы! – воскликнул Уосук. – Больше всего на свете я хочу помогать беднякам. Только как? Мне и самому без чужой помощи не обойтись. Хотел бы учиться, но… Нет, писарем я не буду! Не буду царским слугой!
Староватов вздрогнул от резких слов мальчика, оглянулся. Но вокруг никого не было. Мерно плескался у ног могучий Вилюй. Дым от костра стлался по воде…
Давно затих в училище стук башмаков, переметнулись во двор звонкие голоса школьников, игравших в салочки. Уосук подошел к висевшей на стене огромной карте мира. Как ярок, как многообразен мир! Малой песчинкой затерялся в нем крохотный городишко Вилюйск. Вот он, едва заметный кружок, прилепившийся к синей плети Вилюя… Вилюй – большая река, это чувствуется и по карте. А есть еще Лена, Енисей, Волга, Нил, Амазонка… Побывать бы на них, подышать воздухом дальних дорог!
Чья-то легкая рука легла на плечо Уосука. Он оглянулся. Рядом стоял Петр Хрисанфович.
– Где витаете мыслью, великий мореплаватель? – шутливо промолвил он.
– Отец Алексей в духовную семинарию заманивает, – неожиданно для себя сказал Уосук. Он совсем не думал о священнике в эту минуту.
Староватов помрачнел.
– И что же? Вы согласились?
– Нет-нет! В попы я не хочу! А если правду сказать, – Уосук опустил голову, – то и не отказал еще.
– Вам надо учиться, – задумчиво произнес Петр Хрисанфович. – Двенадцать лет служу я в школах, учил многих детей, но столь одаренных не встречал. Вам обязательно надо учиться! Конечно, не в духовной семинарии. Поповские «науки» сушат ум и душу.
– Видно, не судьба мне, – вздохнул Уосук. – Не я первый, не я последний! Сколько таких же, как я, погибло в невежестве, не узнав даже одной буквы!
– Ну-ну, не раскисайте! Это верно, в России бедному человеку нелегко. Да еще инородцу. Но ведь получили же вы начальное образование! Дело случая, говорите? Надейтесь на случай и дальше! Многое зависит и от вас. Сдайте все экзамены на «пять». Что-нибудь придумаем. Ну, скажем… я поговорю с директором училища, чтобы он обратился с прошением к вице-губернатору об определении вас в какое-нибудь учебное заведение за счет казны. Вот вам пример для подражания. Давно это было. Сын бедного якута был так же одарен и так же хорошо учился, как вы. Его послали в Иркутскую гимназию. Он и ее окончил на «отлично». Тогда его направили в Санкт-Петербургский университет. И оттуда он вышел отличником. Действительно, почему бы местным властям не взять на себя хлопоты о вашем образовании? Ей-богу, поговорю! – загорелся Петр Хрисанфович.
– Кем он стал? Где он сейчас?
– Увы, мой друг. Университет он окончил в 1881 году, а в 1883-м его расстреляли во дворе иркутской пересылочной тюрьмы.
– За что?
– За что же в нашем отечестве расстреливают, вешают, ссылают в Сибирь…
– Как его звали?
– Неустроев, Константин Гаврилович. Умнейший был человек… Однако мы с вами отвлеклись. Запомните: сейчас для вас самое главное – сдать на «пять». Может, счастье и улыбнется вам!
Глава пятая
Торжественный день. «Мне самому такие люди надобны»
И вот наконец настал торжественный день. Экзамены сданы, училище окончено. Учителя одеты в парадные мундиры. Сегодня выпускникам училища будут вручать аттестаты.
Из-за стола, покрытого зеленым сукном, поднялся директор.
– Господа! Позвольте мне с превеликим удовольствием сообщить вам: наше торжество почтил своим присутствием всеми нами уважаемый Николай Алексеевич Разбогатеев, попечитель Вилюйского городского высшего начального училища, почетный гражданин нашего города. От вашего имени, господа, – Петр Никодимович величественно поклонился вправо и влево, – покорнейше прошу любезного Николая Алексеевича возглавить наше торжество.
В зале раздались дружные аплодисменты.
Уосук не раз видел этого купца: его сыновья учились вместе с Токуровым. Учились они более чем посредственно. Старший, Никола, должен был окончить училище еще в прошлом году, но провалился на экзаменах и остался на второй год. Тут-то его и догнал младший, Капитон, который, впрочем, занимался не лучше. Оба не заслуживали и тех невысоких оценок, которые им выставлялись, однако за братьями незримо стояла тень их влиятельного отца, вынуждавшая учителей делать поблажки. Самому же Разбогатееву нужны были не оценки сыновей, а знания. В последние годы его торговля значительно расширилась. Требовались умелые, расторопные помощники. Увы, на сыновей в этом смысле рассчитывать не приходилось.
Последний раз Уосук видел Разбогатеева на экзамене по математике. Как раз перед Уосуком отвечал Капитоша. Он что-то мямлил, бубнил и в конце концов получил свое привычное «три». Разбогатеев сидел рядом с учителем полузакрыв глаза, словно происходящее его совершенно не интересовало. Зато как он оживился, когда вызвали Уосука! Он даже задал несколько вопросов, поздравил выпускника с успешной сдачей экзамена и на прощание подарил пятирублевую «синенькую» на конфеты.
Купец прошел на председательское место, взял в руку медный колокольчик. Воцарилась тишина.
– Господа! Приступим к тому главному, ради чего мы сегодня собрались, – провозгласил Разбогатеев. – Петр Никодимович, прошу вас!
Директор с достоинством кивнул и с папкой под мышкой двинулся к кафедре. Достигнув ее, он достал из нагрудного кармана пенсне, тщательно протер его и нацепил на нос. Затем он раскрыл папку и извлек лежащий сверху аттестат.
– Аттестат с отличием и похвальный лист – награда за отличные успехи и примерное поведение – вручаются воспитаннику Вилюйского высшего начального училища…
Директор сделал паузу, чтобы передохнуть. Грянули преждевременные аплодисменты.
– …инородцу Иосифу Токурову!
Собравшиеся сконфуженно притихли. Похвальный лист вручается замухрышке-якуту, сыну бедняка! Все устремили взгляды на Уосука. А он совсем растерялся и не знал, что делать.
– Иосиф Токуров, иди сюда, получи свой аттестат и награду! – воззвал директор.
Он и сам куда с большей радостью вручил бы то и другое одному из сыновей Разбогатеева. «Ну какая польза этому Токурову от его способностей, – думал он. – Все равно учиться дальше не сможет. Затеряет эти красивые бумажки, забудет все, чему учили, и никто не будет знать, что был такой замечательный ученик в Вилюйском высшем начальном училище».
Уосук робко подошел к директору, принял аттестат и похвальный лист и под жидкие хлопки пошел назад.
– Этот инородец, – прогудел священник на ухо Разбогатееву, – зело способен к наукам. Я намерен взять его во храм. Сперва поможет дьячку, а потом и сам его место займет. Думаю направить в семинарию – отменный миссионер, должно быть, выйдет!
«Ишь ты, – подумал Разбогатеев, – хитер поп! Ясное дело, паренек-то нищий. Пойдет, куда поманят… Нет, не хотелось бы его батюшке уступать. Мне самому такие люди надобны».
Между тем директор вызвал для вручения аттестата Николу Разбогатеева. Длинный вертлявый парень подошел к директору и протянул руку за аттестатом, но Петр Никодимович не торопился. Оказалось, он решил сопроводить акт вручения маленькой речью.
– Николай Николаевич Разбогатеев! Счастлив поздравить вас с окончанием училища. Вы далеко пойдете по стезе науки и коммерции. Счастлив отец, имеющий такого сына!
Последние слова потонули в грохоте аплодисментов. На этот раз чиновники, богачи, учителя ладоней не жалели. Николай Алексеевич втянул голову в плечи и побагровел.
«Смеется он, что ли? – У Разбогатеева даже зубы от гнева заломило. – «Счастлив отец, имеющий такого сына»! Это отчего же я должен быть счастлив? Оттого, что этот болван по два года в одном классе сидел?»
Вдруг в голове его мелькнула неожиданная мысль.
– Скажите, святой отец, – наклонился он к законоучителю, – а вы уже говорили с этим Токуровым?
Священник заулыбался:
– Сей инородец, хотя и отрок еще, рассудителен не по годам. Сказал, что подумает. Но я не сомневаюсь в его согласии. Очень хочет учиться! А средств нет. И зачем только бог награждает умом детей бедняков?
«Черта с два увидишь ты, батюшка, этого мальчишку в своем храме».
Разбогатеев, успокоенный, улыбнулся.
Раздав аттестаты, директор сошел с кафедры.
– Быть может, кто-либо пожелает сказать выпускникам напутственное слово? – приподнялся Разбогатеев.
– Разрешите, господин попечитель!
– Пожалуйста, Петр Хрисанфович!
Староватов неторопливо вышел к кафедре, зачем-то расстегнул верхнюю пуговицу мундира, вновь застегнул. Было видно, что он волновался.
– Иосиф Токуров, встаньте! – неожиданно сказал он.
Все недоуменно загудели. Уосук встал, настороженно оглядываясь.
– Господа! Перед вами лучший ученик нашего училища. Вы видели, как ему – единственному вручался похвальный лист. Это очень способный юноша! Из него выйдет большой ученый. Но он нуждается в помощи, господа. Помочь ему – наш долг!
– Извините, господин Староватов, – перебил Разбогатеев. – Я не пойму, о чем вы говорите? Какой помощи просите?
– Я хочу сказать, что Иосифу Токурову, как лучшему ученику училища, следует назначить окружную стипендию и направить его в Якутск, в учительскую семинарию или реальное училище.
– Вот оно что! – протянул купец. – Однако вы, господин Староватов, в неведении относительно как средств округа, так и его прав. Конечно, было бы весьма хорошо поспособствовать одаренному юноше, но… – Он пожал плечами.
– В таком случае, – не сдавался Староватов, – вы, господин попечитель, совместно с Петром Никодимовичем могли бы написать прошение вице-губернатору о выдаче Токурову губернской стипендии.
– Господа, я хочу ответить Петру Хрисанфовичу. Ваш порыв вполне понятен, но совершенно неуместен. Подумайте сами: как мы можем обратиться с подобным прошением в час, когда идет самая кровопролитная война в истории нашего отечества, когда каждая копейка на счету?
Уосук молча глотал слезы. В этот миг ему казалось, что для него все кончено.
