Текст книги "Место твое впереди"

Автор книги: Николай Ивушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Я слушал Челидзе и чувствовал: он на ветер слов не бросает.

Подмога не заставила себя ждать. «Сыграли» гвардейские минометы, появились «яки» и «лавочкины».

Атака возобновилась. Вместе с политработниками полка мы поспешили на передний край. Призывный клич «Коммунисты и комсомольцы, вперед!» разносился во всех батальонах и ротах. Политработники полка – заместитель командира по политчасти майор Г. А. Прохоров, парторг старший лейтенант Д. И. Власов – в цепи наступающих, комсорг Николай Бобровский первым врывается в траншею противника...

Гитлеровцы применили свой излюбленный ход. На стыке частей они протолкнули группу автоматчиков, которые должны были посеять панику среди наступающих. Однако этот шаблонный прием не имел успеха. Высланный навстречу взвод младшего лейтенанта К. В. Евсеенко полностью уничтожил вражеских автоматчиков.

В районе Березового Лога произошла серьезная заминка. Гитлеровцы ураганным огнем прижали к земле нашу пехоту. Челидзе немедленно послал туда своего заместителя по строевой части майора Полякова.

Поляков был замечательным человеком. Порывистый, словно переполненный бьющей через край жизнерадостностью, веселой энергией, он умел вести за собой людей легко, без принуждения. Он сам верил в свою счастливую звезду, и другие всегда верили, что с ним не пропадешь. Поэтому, наверно, ему давалось то, что порой казалось невозможным.

Все эти замечательные качества Полякова раскрылись во время боев в окружении под Левошкино на Северо-Западном фронте. Как помнит читатель, Борис Алексеевич командовал тогда батальоном и первый в дивизии был награжден двумя орденами Красного Знамени. И хотя, конечно, отлично знал и грязь и труд войны, сохранил романтическое отношение к подвигам. Известная пушкинская строка «есть упоение в бою» могла бы выразить обычное душевное состояние Полякова. Недаром с этой строкой перекликалась песня о Полякове, сложенная его солдатами:

 
Два ордена Краснознаменных —
Его боевой аттестат.
Он битвою был упоенный,
Как истинный русский солдат.
 

Песня была не ахти какой грамотной, но пели ее долго и увлеченно.

В двадцать лет он уже в звании капитана командовал батальоном, затем стал майором и заместителем командира полка по строевой части.

Челидзе, как и все мы, безгранично доверял Полякову. Едва тот ушел, как командир полка сказал:

– Ну, теперь все будет в порядке...

Центром вражеской обороны, ее ключевым пунктом на участке, где продвижение задержалось, стал вкопанный в землю тяжелый танк. Он едва возвышался над полем боя и был плохой мишенью для нашей артиллерии. Мощная лобовая броня надежно охраняла его от осколков и выстрелов из ПТР. И орудие танка, оставаясь неуязвимым, било непрерывно и точно.

Поляков сразу нашел единственное верное решение: создать штурмовую группу. Эти штурмовые группы были удивительным тактическим нововведением, родившимся в ходе войны. Они создавались из самых смелых, находчивых и опытных солдат. Штурмовые группы неприметно обтекали неприступные доты, дзоты, вкопанные танки, забрасывали в амбразуры дотов гранаты, подкладывали взрывчатку под танки. Челидзе и я ждали сообщений от Полякова. Прошла минута... другая... пятая... И вот вдруг – взрыв. И уже вкопанный танк – не крепость, а могила. Наши бойцы во главе с Поляковым бегут, поднявшись в полный рост, и с разгона прыгают во вражескую траншею.

Вдруг 1-й батальон остановился – его прижал артогонь. Вперед пошел командир полка, сопровождал его солдат Юшков. Внезапный артиллерийский налет настиг Челидзе и Юшкова в пути. Челидзе бросился на землю, Юшков, вместо того чтобы залечь рядом, упал на командира – прикрыл его своим телом. И тут же новый разрыв. Осколок вражеского снаряда тяжело ранил солдата.

Жизнь любого человека дорога. Но в бою от командира зависят тысячи жизней. Я думаю, осознание этой истины – один из главных источников солдатской самоотверженности. Ведь так же, как Юшков спас Челидзе, в другом, 228-м, полку солдат Александр Алексеевич Карташев спас комбата Федора Максимовича Ерового... Каждый из воевавших вспомнит множество подобных солдатских подвигов...

После ранения Юшкова командир полка Челидзе при посещении подразделений в ходе боя не брал с собой сопровождающих. Мотивировал он это желанием не подвергать их жизнь опасности. Такое решение нельзя было признать правильным. И мне пришлось поговорить с командиром полка. В дальнейшем Челидзе появлялся в подразделениях переднего края в сопровождении ординарца или связного.

Вой продолжался.

К исходу первого дня наступления 111-й полк выполнил поставленную перед ним задачу, овладев дорогой Поныри – Карпуньевка.

228-й полк в первый день наступления овладел северной окраиной Поныри-2.

* * *

До сих пор я рассказывал только о том, что видел в этом бою своими глазами (но поле зрения человеческого глаза ограниченно). Перебирая полуистлевшие рукописные бюллетени, выпускавшиеся в ходе сражения, вспоминая рассказы друзей, я хочу подробнее рассказать о подвигах наших бойцов, обессмертивших свои имена в наступлении на Курской дуге.

...Пулеметный огонь противника не давал возможности бойцам стрелкового взвода продвигаться вперед. Командир отделения Монаков по собственной инициативе, с тремя смельчаками, незаметно подполз к окопам врага и забросал пулемет гранатами. Взвод немедленно поднялся в атаку и захватил траншею противника. Несколько фашистов были уничтожены. Трех из них убил младший сержант Андрусенко. Сержант Шухлин и рядовой Сероштан взяли в плен двух немецких офицеров.

Командир 120-мм миномета старший сержант Николай Бычков со своим расчетом, отбивая вместе с пехотой контратаки врага, уничтожил десять фашистов.

У командира батареи Гаранина кончились снаряды. Между тем противник продолжал контратаковать наши подразделения. В момент, когда казалось, что чаша весов склонится в пользу врага, наши артиллеристы открыли огонь. Атака противника была отбита.

Откуда же вдруг у наших артиллеристов появились снаряды? Оказалось, что старшина батареи коммунист Школьный обнаружил в овраге боекомплекты, зарытые при отступлении частей Красной Армии в 1941 году.

В помощь 228-му полку, завязавшему бой за Поныри-2, командир дивизии бросил свой резерв – учебную роту. Ее продвижение было остановлено огнем вражеского дзота. Командир роты капитан Иван Никанорович Сухобоков создал блокировочную группу для подавления огня противника. Во главе группы он поставил младшего лейтенанта Степана Акимовича Бондарева. Бойцы, передвигаясь по-пластунски, стали обтекать дзот. Минометчики прикрывали их своим огнем. Гитлеровцы обнаружили группу Бондарева, когда до дзота оставалось лишь несколько метров. Поздно! Красноармейцы успели забросать амбразуры гранатами.

Капитан Сухобоков немедленно воспользовался этим – поднял роту в атаку и ворвался в деревню.

В этом бою комсомолец Андрей Лещиков захватил вражеский пулемет, открыл из него огонь и уничтожил более десяти фашистов. Ночью он ходил в разведку и приволок «языка». А когда командир взвода вышел из строя, Лещиков взял на себя командование взводом.

Командир отделения Иван Надеин захватил у противника три рации и два ручных пулемета. Сержант Николай Романов уничтожил двух фашистов и одного взял в плен.

Враг не хотел примириться с потерей важного укрепленного пункта. Он бросил в контратаку танки. Прорвавшись через заградительный огонь артиллерии, танки приближались к траншеям нашей учебной роты.

Во что бы то ни стало надо было их остановить. Командир отделения младший сержант Иван Попович вооружился противотанковой гранатой.

– Ну что ж, была не была, схвачусь один на один, – сказал он.

– Я с вами, – хрипло вырвалось у бойца Родина.

– Всем оставаться в траншее, – приказал Попович.

Мелким кустарником полз Попович, держа в руке гранату, а танк шел ему навстречу. Гремели гусеницы, стреляли орудие и пулеметы. Бойцы не спускали глаз с Поповича.

Вот он приблизился к танку, встал во весь рост и бросил под гусеницу гранату. Через две-три секунды, которые казались вечностью бойцам, наблюдавшим за поединком танка и их командира, раздался взрыв. Гусеница сорвана. Машина остановилась. Из верхнего люка один за другим выпрыгнули все пять человек – экипаж танка. Но тут же были сражены нашими автоматчиками.

Сила взрыва была так велика, что Поповича, находившегося в нескольких метрах от танка, подбросило вверх.

Когда бойцы отделения подбежали к своему командиру, он был еще жив и приказал:

– Держитесь!

Через несколько минут он скончался. Поповичу было тогда 19 лет.

Попович первым подбил «тигра» противотанковой гранатой.

Об этом событии мы сообщили всем по «траншейному телеграфу». Потом о нем подробно рассказала наша дивизионная газета «Победа».

Первая охота на «тигра» с противотанковым ружьем была удачной у комсомольца-пулеметчика младшего сержанта Ивана Петровича Кукушкина. К нам в дивизию он прибыл незадолго до начала Курской битвы из Свердловска с командой курсантов Черкасского пехотного училища. До поступления в училище он работал в Москве на заводе имени Владимира Ильича. Бойцом оказался настоящим. Бой шел за господствующую высоту на подступах к населен кому пункту Поныри-2. Противник оказывал сильное огневое сопротивление. Тогда Кукушкин, а также бойцы Кулешов, Пилюгин и Недобитко скрытно поползли к окопам противника и забросали вражеские пулеметы гранатами.

Высота была захвачена без потерь.

Однако противник решил во что бы то ни стало вернуть высоту и перешел в контратаку. Вперед устремились танки, за ними – подразделения автоматчиков. Расчет противотанкового ружья был уничтожен снарядом врага. Кукушкин взялся за бронебойку. Выждал, когда танк подставил борт. Выстрел на пробу, второй, третий... И «тигр» уже дымится, полыхает огнем. Контратака врага отбита. Вслед за Кукушкиным из противотанкового ружья подбил немецкий танк комсомолец роты ПТР 228-го полка Николай Дмитриевич Головня.

Мы продолжали наступать, настойчиво продвигаясь вперед. Однако гитлеровцы еще не были сломлены. Они то и дело предпринимали бешеные контратаки.

16 июля, на второй день наступления, нам была придана танковая бригада. И сразу дела пошли веселее. Дивизия продвинулась вперед на 3,5 километра. 228-й полк вместе с учебной ротой овладели Понырями-2, 111-й полк занял Поныри-1. Вечером КП дивизии переместился в деревню Карпуньевка.

Успешно наступали и наши соседи – 4-я и 6-я гвардейские стрелковые дивизии.

Всю ночь на 17 июля велась разведка, а утром возобновились наступательные бои. Вскоре 107-й полк ворвался в Дружевецкий хутор, 111-й полк освободил деревню Ржавец. В тот же день 107-й полк и 1-й батальон 228-го полка завязали бой за деревню Александровка. Противник имел превосходство в силах. Начальник штаба артиллерии дивизии подполковник Пимен Семенович Щербина подтянул на помощь пехоте 4-ю батарею 2-го дивизиона и две противотанковые батареи. Заместитель командира 2-го дивизиона Петр Николаевич Кудинов вспоминает:

«Из лощины выползли несколько «тигров». Они медленно шли на нас.

– Огонь! – скомандовал я.

Батарея открыла стрельбу. Резко щелкали выстрелы. Навстречу вражеским машинам устремились бронебойно-трассирующие снаряды. Некоторые не попадали в цель, ударялись о землю, подпрыгивали, взмывали вверх, оставляя красного цвета трассы. Снаряды, задевавшие броню «тигров» под острым углом, отлетали в стороны и вверх.

Но вот один танк остановился. Удобный момент. Расчет нашего правофлангового орудия перекатил пушку на новое место и открыл огонь. Первый снаряд не долетел до цели. Наводчик старший сержант Курило вытер со лба пот. Сейчас судьбу боя решали секунды. Если танк не подбить, он повернет хобот и первым же выстрелом подобьет пушку, уничтожит расчет.

– Наводить выше, подкалиберным! – приказывает командир орудия сержант Сергунин.

Разрыв снаряда заглушает его голос, но Курило слышит командира. Он тщательно наводит перекрестие в башню. Выстрел. Перелет. В это время немцы, видимо, заметили орудие и начали медленно поворачивать ствол. Поздно! Третий снаряд попал в бок танка. Расчет стал смелее.

Четвертый и пятый подкалиберные попали в моторную часть. «Тигр» задымил.

Солдаты перекатили орудие на новое место. Они понимали, что выдали свое местонахождение и, если не сменить позицию, их накроют минометным или артиллерийским огнем.

Сменил позицию и расчет второго орудия. Натянули маскировочную сеть. Передышка длилась недолго. Опять появилось несколько танков... Мы с флангов открыли огонь по ним. «Тигры» попали в огневую ловушку.

Еще удача! Загорелся второй «тигр». Он окутался черным дымом и замер на месте. Другие машины попятились и скрылись за холмом».

На прямую наводку выкатил свои орудия командир батареи Владимир Негров. С первого выстрела Василий Грабован подбил средний танк противника. К сожалению, в этот же день Василий был сражен осколком вражеского снаряда.

Командир 3-го батальона 107-го полка капитан Яков Востриков создал группу истребителей танков, снабдил их противотанковыми гранатами. Сам он показал пример подчиненным, подбив немецкий танк. Мастером огня показал себя и командир 45-мм орудия старшина Павлов. Он подбил самоходное орудие «фердинанд» и три средних танка.

Агитатор 228-го полка капитан Борис Куксин ползком пробрался в 1-й батальон, который вел также бой под Александровной, чтобы передать его командиру приказ «Ни шагу назад!» и помочь довести это требование до сознания красноармейцев.

– Но первое, что я увидел в траншее, – рассказывал он потом, – был лозунг, написанный чернильным карандашом на крышке ящика: «Умрем, но не отступим!»

Батальон решительно отбивал контратаку. Об отходе никто и не помышлял. Мне ничего не оставалось делать, как взять автомат и вместе со всеми вести огонь по контратакующим гитлеровцам.

Потери врага были столь велики, что он прекратил контратаки и не сумел удержать Александровку.

В те дни газета «Победа» обратилась с призывом к бойцам:

«Воин-бронебойщик! Вспомни Сталинград – нашу гордость и славу, символ непоколебимого мужества и стойкости. В твоих руках замечательное оружие – противотанковое ружье. И если ты научишься владеть им, как Иван Кукушкин, – ты будешь грозой для фашистов. Кукушкин вел огонь по танку противника с расстояния, не превышающего 200 метров, соблюдая хладнокровие и выдержку, выбирая уязвимые места в фашистском танке.

Так дерись же с фашистами по-сталинградски. Уничтожай их танки бронебойкой, гранатой, зажигательной смесью. Артиллерия поможет тебе... Родина ждет от тебя подвигов!»

Иван Кукушкин и Николай Головня рассказали в под-: разделениях полка, как они из противотанковых ружей подбили вражеские танки.

Сержанты Сергунин и Курило побывали в других батареях своего дивизиона и поведали о том, как они уничтожали «тигров», куда наводили орудия, с какого расстояния открывали огонь.

Артиллерийский мастер сержант Сунько тщательно осмотрел подбитый «тигр» и подготовил наглядное пособие: на фанерном листе нарисовал танк, уязвимые места «тигра» закрасил черной краской. Этот «танк» обошел все батареи.

В 107-м полку выступил командир 45-мм орудия коммунист Владимир Павлов. «Я со своим орудием, – говорил он, – находился в боевых порядках пехоты. Достигнув окраины деревни Александровка, мы окопались и замаскировались на опушке леса. Пехота противника при поддержке самоходного орудия «фердинанд» пошла в контратаку. Я решил не выдавать места своего расположения, не стрелять в лоб, а терпеливо ждать, когда самоходка поставит под наш выстрел свою наиболее уязвимую часть. Скоро такая возможность представилась, и я первым выстрелом поджег самоходку врага. После этого мы немедленно сменили огневую позицию и вновь тщательно замаскировались. В этот день мы таким же образом подбили три танка противника».

Я уже писал о том, что многие солдаты, сражавшиеся в лесах и болотах, психологически не были полностью готовы к отражению массированных танковых атак. И вот теперь произошел перелом. Танкобоязнь преодолена.

Конечно, оценивая поведение людей в бою, следует помнить о важности психологического фактора. Опыт показал, что резкой грани между морально-политической и психологической подготовкой людей к бою не было. Именно воспитание необходимых морально-политических качеств обеспечивает и выдержку и отвагу в бою. Тем не менее и чисто психологический эффект боевой удачи имеет немалое значение.

После овладения деревней Александровна нас повернули на северо-запад в направлении населенного пункта Новый Хутор. За ночь надо было подготовиться к возобновлению наступления.

Что стало самым главным и решающим для нашей дивизии в наступлении? Борьба с танками? Конечно и она. Но, может быть, еще более – траншейные бои, требующие особого личного мужества и мастерства.

Прыгнуть с разгона во вражескую траншею, свалиться в ход сообщения, оказаться на пороге блиндажа – это порой только полдела. Далеко не всегда враг растерян, испуган, помышляет о бегстве. Чаще и он ожесточен до крайности. В узкой (какие-нибудь полметра) канаве противники сталкиваются лицом к лицу. Рвутся гранаты, поражая осколками и своих и чужих, автоматы стреляют в упор, руки врага тянутся к горлу. Десятки, сотни схваток, которыми, кажется, не в силах управлять никакой начальник. Здесь каждый боец сам себе командир. И жизнь зависит от собственной смелости, смекалки, ловкости, силы.

В минувший день особо отличились парторги батальонов Клименко и Штейнгарт.

Клименко обладал редким хладнокровием, рассудительностью и отвагой. Вчера он появился в одной из рот перед атакой, когда артиллерия уже обрабатывала немецкие траншеи. Артподготовка еще не кончилась, а наша авиация уже нанесла бомбовый удар.

Расстояние между нами и гитлеровцами – всего несколько десятков метров. Бомбы рвались совсем рядом. И наши бойцы лежали, уткнувшись лицом в землю.

Была опасность, что они, оглушенные бомбежкой, прозевают тот единственный, лучший для атаки момент, когда огонь уже перенесли в глубину обороны противника, а враг на переднем крае еще не опомнился, не пришел в себя.

– Передайте по траншее: быть готовыми к атаке, – сказал Клименко командиру роты. – И пусть каждое отделение разобьется на группы по три-четыре человека. И чтоб они там, в траншеях, держались друг друга.

Еще не отзвучало эхо последнего взрыва бомбы, ударившей между нами и фашистами, а Клименко уже вскочил и крикнул:

– Вперед, друзья!

И никто не задержался, никто не замешкался. Рота свалилась на голову врага, почти не понеся потерь.

Да, во вражеской траншее трудно управлять взводом, даже отделением. Но и группы в три-четыре человека представляли организованные подразделения, со своими старшими. Они помнили советы Клименко: простреливали из автоматов прямой коридор траншеи, а прежде чем свернуть на ее изгибах, швыряли за угол гранаты и, прижавшись к стенке, ждали, пока они взорвутся.

Клименко доказал, что и траншейный бой можно вести с высокой степенью организованности, при относительно малых потерях.

Новое рождалось не только в атакующих подразделениях. Появилось оно и у тех, кто действовал не штыком и гранатой, а скальпелем и тампонами, кто не уничтожал, а спасал человеческие жизни, – у медицинских работников. Помню, вечером после боя я увидел метрах в трехстах от переднего края, в овраге, палатку полкового медицинского пункта, а рядом с ней раненых. Я спустился в овраг, заглянул в палатку – там шла операция, видно, далеко не первая сегодня. На полковом медпункте полагалось оказывать самую неотложную медицинскую помощь и отправлять раненых в медсанбат. И это было разумно. Невозможно было создать нормальные условия для хирургов в зоне минометного и пулеметного огня. Да и как оперировать, если за твоей спиной вот-вот вспыхнет рукопашная схватка.

Однако правила правилами, а необходимость необходимостью. Днем вынести раненых из оврага значило подставить их под пули. И вот командир санитарной роты Надежда Матвеевна Оцеп стала оперировать сама на месте. Я дождался, пока операция закончилась.

– Ну что ж, раз оперируете на переднем крае, постарайтесь делать это не хуже, чем в медсанбате, – сказал я Надежде Матвеевне.

Не много знаю людей другой профессии, у которых было бы так высоко развито чувство долга, как у медиков. Даже в минуты, когда самые отважные бойцы не могли поднять головы под огнем, коренастый санинструктор сержант Илья Николаевич Салтысек выносил с поля боя раненых. Привычно он взваливал на спину обессилевшего от потери крови солдата, брал в руки его оружие и осторожно передвигался к медпункту. В дни Курской битвы Салтысек вынес с поля боя 85 тяжелораненых. Он по праву заслужил орден Ленина.

Редкий по своему драматизму эпизод произошел в медсанбате. Туда доставили раненого, которому в мышцы бедра врезалась неразорвавшаяся мина 50-мм миномета. Она вздрагивала при каждом движении, в любую секунду мог произойти взрыв. Раненого принес на руках его друг солдат и положил на операционный стол.

Главный хирург медсанбата Георгий Петрович Петров приказал всем из палатки уйти, кроме операционной сестры Марии Кот, девушки с простодушно-голубыми глазами и ямочками на щеках. Другие врачи и сестры на безопасном расстоянии могли наблюдать за операцией через откинутый полог палатки. Петров был сосредоточен, Мария улыбалась раненому. И солдат на операционном столе, превозмогая боль, пошутил:

– Операция по разминированию участка организма...

Минуты казались часами. Ножницы разрезали штанину, серое солдатское белье... Маленькая рука Марии придерживала мину. Скальпель хирурга вошел в тело...

И вот наконец Петров крикнул:

– Возьмите раненого!

Тут только прибежал сержант, вызванный из саперного подразделения, и забрал мину.

– В общем, операция-то была пустяковой! – заметил Петров. – Давайте следующего...

– Ну и натерпелась я страха, – призналась Мария...

* * *

О многом можно вспомнить в ночь затишья перед новым боем. Но, как ни странно, скупее всего воспоминания о самых близких мне – работниках политотдела дивизии. Может быть потому, что их ратный труд растворен, как соль в морской воде, во всех делах и подвигах, совершенных другими. Может быть, и потому, что к самым близким относишься требовательнее, их подвиг приравниваешь к простому исполнению долга, малейшую слабость считаешь непростительной ошибкой.

Беседую с помощником по комсомольской работе Василием Степановым, но слышу рассказ не о его делах, а о том, как комсорг 107-го полка Евгений Третьяков возглавил атаку роты, комсорг Василий Градусов – атаку взвода, а комсорг батальона Семен Босалыга проводил в паузе между боями заседание бюро в траншее. И возникает перед моим мысленным взором приземистый лейтенант с широким лицом, спокойно и деловито обсуждающий под огнем достоинства и недостатки вступающих в комсомол солдат. И вижу отчаянного, веселого пулеметчика Евсея Горбунова и ворчливого, неутомимого связиста Михаила Гопоненко, которых более всего волнует, что скажет о них комсорг.

Разговариваю с инструктором по оргпартработе, могучим – косая сажень в плечах, – храбрейшим майором Василием Степановичем Бенем. Узнаю новое не о нем, а о командире взвода Сергее Низовце, отметившем вступление в партию внезапным, поразительным по смелости ударом по вражеским пехотинцам, следовавшим за танками. И, кажется, вижу, как переваливают «тигры» через наши траншеи, идут еще вперед и тут попадают под перекрестный огонь замаскированных орудий. А солдаты взвода Низовца, едва лишь гусеницы прогремели над их головами, вскакивают и бьют фашистских автоматчиков, оставшихся без прикрытия брони. И как-то не думается о том, что инструктор Бень был рядом с Низовцом.

Докладывает о пропаганде героизма на поле боя агитатор политотдела Николай Степанович Федулов, а я думаю о душевной силе агитатора подразделения 107-го полка, кандидата партии, командира отделения Петра Михайловича Панкратова, следовавшего за огневым валом артиллерии и первым ворвавшегося в Александровку. А, то, что Федулов находился в том же отделении и так же в числе первых ворвался в Александровку, подразумевалось само собой.

...Сидит передо мной редактор дивизионной газеты «Победа» Николай Степанович Пономарев. Его сотрудники и он сам провели весь день на переднем крае. Но не только их переживания интересуют меня. Интересуют прежде всего газетные полосы, где описаны подвиги других героев.

Позже я понял, что в чем-то, наверное, я виноват перед самыми близкими друзьями. Редко представлял их к наградам, часто ругал за недостатки.

Повторяю, может быть, я в чем-то виноват перед друзьями подчиненными. Но я любил их, они были как бы частью меня самого. Горжусь тем, что никто из них никогда не получал ни партийного, ни служебного выговора, ни один не ушел из дивизии с плохой характеристикой. Горжусь тем, что и теперь, через четыре с лишним десятка лет, между всеми нами, кто остался жив, не прервались нити дружеской связи.

* * *

Продолжая с боями продвигаться вперед, 228-й полк 18 июля овладел населенными пунктами Бутырки, Степная, Ясная Поляна; 111-й полк занял Подлесную, Озерки; 107-й полк – Новый Хутор. К исходу дня дивизия, как и другие соединения, вышла в район зимней обороны противника.

В этот день мы вместе с войсками фронта отмечали радостное событие – гитлеровские войска были отброшены на исходные рубежи, с которых они начали летнее наступление. Верховный Главнокомандующий объявил благодарность всем воинам Центрального фронта. Это вдохновило личный состав, еще более укрепило его веру в свои силы.

В тот же день нас переподчинили командиру 18-го гвардейского стрелкового корпуса. Вечером был получен боевой приказ. Предстояло наступать севернее населенных пунктов Озерки, Новый Хутор и прорвать сильно укрепленную оборону врага на правом берегу реки Ока. Как раз здесь ее истоки. Два небольших ручья Ока и Очка сливались, и начиналась река Ока. Она была узкая, с возвышенными берегами.

На помощь дивизии подошли артиллерийские части. Во всех стрелковых полках были созданы штурмовые группы.

19 июля после мощной тридцатиминутной артиллерийской подготовки началось наступление. Во второй половине дня дивизии удалось захватить плацдарм на северном берегу реки. Ночью наши саперы навели переправу через Оку. На плацдарм переправились танки. Однако дальше наступать на этом участке нам не довелось. 21 июля дивизию вывели во второй эшелон.

За пять дней боев наши части освободили 15 населенных пунктов, нанесли врагу большой урон в живой силе, уничтожили много боевой техники, в том числе 34 танка.

Таковы были первые итоги наступления дивизии.