355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Ивушкин » Место твое впереди » Текст книги (страница 3)
Место твое впереди
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:09

Текст книги "Место твое впереди"


Автор книги: Николай Ивушкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Уничтожить вражескую группировку войск в этих боях не удалось. Но урон она понесла значительный.

* * *

В конце сентября политотдел 22-й армии собрал секретарей партийных организаций полков для обмена опытом работы. Нас немало удивил вызов на семинар в столь сложной боевой обстановке.

Начальник политотдела армии бригадный комиссар И. П. Шевченко словно предугадал наши вопросы и, открывая семинар, начал свою речь так:

– Именно сложность обстановки заставила нас вызвать вас сюда, чтобы договориться о том, как повысить действенность партийно-политической работы в войсках.

Разговор на семинаре состоялся всесторонне интересный. Особое внимание было обращено на ротные партийные организации.

После решения Центрального Комитета о новых условиях приема в партию особо отличившихся в боях открылась возможность укрепить партийные организации подразделений. Теперь во всех ротах были созданы партийные организации или кандидатские группы. И все же бои были настолько жестокими, что потери нельзя было предусмотреть. Бывало, в течение часа или двух рота теряла и парторга и того, кто способен был его заменить. Парторганизация оставалась без руководства. Дело исправляли обычно с большим опозданием – в дни затишья, когда подразделение отводилось на отдых во второй эшелон. И это было ошибкой!

Начальник политотдела армии говорил о том, что, так же как командир во время боя не имеет права терять управление войсками, секретарь партбюро полка обязан не терять руководства партийными организациями, быстро принимать необходимые решения.

Конечно, глубоко был прав бригадный комиссар Шевченко.

Партийное бюро полка не всегда справлялось в полной мере со своими обязанностями. Тут были и объективные причины. Мы вынуждены были почти все свои заседания посвящать приему в партию. К тому же секретарь парторганизации должен был подготовить к заседанию бюро все документы. Никаких скидок на военное время в оформлении документов не допускалось. Структура партийных организаций полков была явно несовершенна. (Несколько позже ее изменили. Первичные партийные организации были образованы в батальонах.)

И все же мы обязаны были помнить, что сохранение силы и активности ротных парторганизаций при любых условиях – задача главнейшая.

10 октября дивизия заняла оборону в укрепленном районе озер Волго, Селижарово, Будайково. Здесь были отрыты окопы, сооружены доты, пролегли противотанковые рвы, установлены надолбы. Построили их под руководством военных инженеров трудящиеся Калининской области.

Представитель облисполкома рассказал нам, в каких условиях создавались эти оборонительные рубежи. Вражеская авиация каждый день бомбила и обстреливала из пулеметов людей. Вперемежку с бомбами фашисты разбрасывали с самолетов клеветнические листовки. Бомбежки и обстрелы не запугали, листовки вызвали лишь презрение. Работа продолжалась.

Это был и трудовой и боевой подвиг калининцев.

Нашему полку, к сожалению, на хорошо подготовленном рубеже воевать не пришлось. Дивизия получила новую боевую задачу.

Чтобы облегчить читателю понимание обстановки, в которой оказался полк, коротко напомню о предшествующих событиях, развернувшихся на Западном фронте. О них, этих событиях, нам, командирам и политработникам полкового звена, стало известно позже.

После провала летнего наступления на Москву гитлеровское командование подготовило новую операцию с целью овладеть столицей нашей Родины.

Почти половину солдат и боевой техники, имевшихся на советско-германском фронте, гитлеровское командование перебросило на московское направление. Ударами мощных группировок оно замышляло из районов Духовщины, Рославля и Шосткй в восточном и северо-восточном направлениях расчленить фронт обороны советских войск, окружить и уничтожить войска Западного и Брянского фронтов, а затем охватить Москву с севера и юга и овладеть ею.

Намечалось также из района Вязьмы вести наступление на Калинин и Вышний Волочек с последующим выходом на рубеж Рыбинск, Ярославль.

30 сентября войска противника перешли в генеральное наступление, 2-я танковая группа наносила удар по левому крылу Брянского фронта в районе Шосткй. 2 октября на позиции войск Западного и Резервного фронтов обрушились основные силы группы армий «Центр». Началось грандиозное сражение.

Советские войска повсеместно вели упорные бои, отбивая непрерывные атаки. Однако превосходство врага в живой силе и боевой технике на участках прорыва позволило фашистским войскам вклиниться в расположение наших войск, а затем окружить значительные силы Западного и Резервного фронтов, а южнее и часть сил Брянского фронта.

3 октября немецкие механизированные соединения ворвались в Орел и двинулись дальше вдоль шоссе Орел – Тула. 6 октября пали Карачев и Брянск.

10 октября из района Сычевки в направлении Зубцов, Старица, Калинин перешел в наступление 41-й немецкий моторизованный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизий. Непосредственно за подвижными соединениями выдвигались пехотные дивизии 6-го и 27-го армейских корпусов 9-й армии.

Через два дня из района юго-восточнее Ржева они пробились вдоль Волги на северо-восток и вышли к Калинину.

Тем временем войска Красной Армии, оказавшиеся в окружении под Вязьмой, вели упорные бои. В течение недели они сковывали 28 дивизий врага.

Упорное сопротивление войск позволило советскому командованию осуществить широкий маневр.

На ближних и дальних подступах к Москве развернулась работа по созданию оборонительных рубежей.

Такова была в кратких чертах общая обстановка на фронте.

Утром 13 октября начался комбинированный марш дивизии. Два стрелковых батальона нашего полка перебрасывались автотранспортом. Третий батальон, артиллерия и другие подразделения двинулись своим ходом.

Маршрут проходил через Кувшиново, Торжок, Калинин. Полк должен был сосредоточиться в районах населенных пунктов Калошино, Ефремово, Пушкино с последующей задачей занять оборону на рубеже Старица, Волжское водохранилище. Перед дивизией была поставлена задача оборонять Калинин с юга.

К Торжку подъехали вечером. Легко понять мое волнение. Несколько лет тому назад я работал здесь секретарем райкома партии. Любил я этот город – древний, исконно русский, словно дышащий историей моего народа. Удивительный по красоте кремль и загадка российского зодчества – деревянный храм Вознесения, построенный без единого гвоздя...

Торжок и в XX веке славился мастерством народной художественной вышивки, необыкновенными изделиями из кожи.

Город предстал перед нами совсем не таким, каким я его знал. Незадолго до нашего появления вражеская авиация подвергла его бомбардировке и зажгла. Машины шли по улицам, объятым пламенем. Сердце мое сжималось от боли.

Ночью на Ленинградском шоссе колонну машин остановил представитель командования 22-й армии. От него мы узнали, что противник днем 12 октября занял Погорелое Городище и Зубцов, а к вечеру захватил Лотошино и Старицу. Не исключалось появление его передовых частей у Калинина. Боевая задача дивизии изменилась. Предстояли бои на ближних подступах к городу или непосредственно в Калинине.

За каждый дом!

Светало. Колонна машин подошла к Калинину и остановилась у Горбатого моста, перекинутого через железнодорожный путь. Вместе с командиром и комиссаром полка мы вышли на мост. Неподалеку горел вагоностроительный завод. Очаги пожаров были видны и в других частях города. Я смотрел на огонь, а память не давала покоя. Все здесь так или иначе было связано с моей жизнью, все было дорого и свято.

...Январь 1935 года. На заседании бюро Калининского обкома партии меня рекомендовали вторым секретарем Великолукского окружкома. Потом со мной беседовал секретарь обкома товарищ Михаил (так все звали Михаила Ефимовича Михайлова). Мы говорили о повседневном – важном и все же будничном. Потом, помню, он подошел к окну кабинета, подышал на заиндевевшее стекло, вдруг обернулся ко мне и сказал:

– Слушай, а ведь опасность в мире... Ты едешь в приграничный округ. Учти, может, нам с тобой не только строить, а и воевать доведется.

С товарищем Михаилом мне случалось встречаться и раньше, в Московской партийной организации. В юношеские годы каждый вольно или невольно ищет образец для подражания. Наверное, не один я из комсомольских работников Московской области хотел быть похожим на Михаила и испытал на себе влияние его незаурядной личности. Коммунистом он стал в 1919 году шестнадцатилетним пареньком. В двадцать он уже был секретарем Коломенского уездного комитета. Затем работал в партийных организациях Узбекистана, в аппарате Центрального Комитета ВКП (б). В 1932 году стал секретарем Московского комитета партии.

Отличительными чертами его были сердечность и деловитость. Он не верил в силу бумаги. Не любил бесплодных разговоров и длинных речей. Был прост и доступен для всех. Когда на предприятиях или в колхозах дело не ладилось, Михаил выезжал на место, докапывался до причин неполадок, помогал устранить их.

В 1935 году Михаила избрали секретарем Калининского обкома партии. Ведущей сельскохозяйственной культурой новой области был лен. Товарищ Михаил сумел так поставить дело, что все партийные работники области стали одержимы льноводством. Вскоре Калининская область заняла по производству льноволокна первое место в стране.

В Михаиле меня всегда поражали бойцовские качества, страстность, особый интерес ко всему новому. Свои знания он щедро передавал молодым партийным работникам.

Сколько лет прошло с тех пор... И сейчас снова в ушах слова Михаила: «Учти, может быть, воевать придется...»

Шли годы. После Великих Лук я находился на партийной работе в Торжке, а затем в Ржеве. В них все напоминало об истории нашей славной Родины. Я полюбил эти старые русские города и оставил в них частицу своей души.

Размышления прервал комиссар полка Чекмарев:

– Смотрите, кто-то бежит из города.

Действительно, к нам приближался человек.

– Я директор распределительного холодильника, – откашливаясь, заговорил он. – В холодильнике хранится много мяса. Боюсь, как бы оно не попало к гитлеровцам. Заберите его, пожалуйста.

– Где немцы? – почти одновременно спросили мы.

– В Калинине их нет. Но они близко. Вчера вечером была слышна канонада и город бомбили.

Командир полка выслал вперед разведку, и вслед за нею колонна автомашин двинулась в город.

Ехали медленно. На Первомайской набережной было пусто. Дома закрыты, окна завешены. По Волжскому мосту выехали на Советскую улицу и остановились у театра. Часть автотранспорта была сразу же отправлена за 3-м батальоном и другими подразделениями полка, находившимися на марше.

Командир и комиссар пытались в местных органах власти выяснить обстановку. Но это им не удалось. Все учреждения накануне были эвакуированы из города. Тогда было принято решение прикрыть город с юга и севера, оседлав шоссе Москва – Ленинград. Командир дивизии, прибывший в полк, утвердил это решение.

Вместе с 1-м батальоном командир полка выехал на шоссе и на месте поставил боевую задачу командиру батальона лейтенанту Пшеничному.

Однако все, что было намечено, пришлось отменить. В Калинине появился представитель штаба 30-й армии и проинформировал командование полка об изменившейся обстановке. Юго-западнее города, на ближайших подступах к нему, вели бои с превосходящими силами врага части 5-й стрелковой дивизии, отряд слушателей Высшего военно-педагогического института имени М. И. Калинина и несколько рабочих батальонов. Атаки противника нарастали, отбивать их становилось все трудней.

Командир дивизии приказал майору Хрюкину снять батальон, занявший оборону на шоссе южнее города, и направить его в район боевых действий 5-й стрелковой дивизии, а двумя батальонами закрепиться у вагоностроительного завода.

Командир полка сразу же выехал выполнять приказание комдива. Но обстановка снова изменилась. Свежие части противника неожиданно ворвались в Калинин по Горбатому мосту, по которому несколько часов назад проследовал наш полк. 2-й и 3-й батальоны должны были их остановить.

Опыта уличных боев никто из наших командиров не имел. Пришлось на ходу учиться действиям в городе, овладевать тактикой, требующей быстрых решений. С улиц, простреливаемых противником, людей переместили в переулки. Использовали окна и чердаки домов для огневых точек. Продвигались вперед, прижимаясь к стенам. Минут через тридцать вырвались на Первомайскую набережную. Завязался встречный бой, в результате которого гитлеровцы были отброшены.

Наши бойцы откуда-то со дворов катили на улицу бочки, тащили бревна, снимали ворота, ломали заборы. Вскоре улица была перекрыта баррикадами.

Так на Первомайской нам удалось остановить противника. Но вражеские автоматчики появились на параллельной Верховской улице (ныне улица Горького). Старший политрук Чекмарев направил туда две роты 2-го батальона. Мне было приказано находиться в этих ротах. Роты заняли угловые дома на одном из перекрестков Верховской. И здесь продвижение противника было остановлено пулеметным огнем.

Тем временем немецкие части при поддержке авиации прорвали оборону 5-й стрелковой дивизии и устремились в город, к фабрике «Пролетарка».

В книге «Неман – Волга – Дунай» бывший комиссар 5-й стрелковой дивизии генерал-майор Петр Васильевич Севастьянов рассказывает о том, как героически сражались воины дивизии с фашистами. Но соотношение сил было примерно один к десяти в пользу противника. К тому же дивизия не имела поддержки авиации и танков. Дальше держаться, пишет Севастьянов, было невозможно.

1-й батальон нашего полка прибыл на юго-западную окраину города, когда 5-я стрелковая дивизия под натиском врага отходила. Вначале батальон прикрывал отход дивизии, а затем дрался с врагом на Московском шоссе.

Захватив центр и большую часть города Калинин, немцы бросили несколько танков с десантом автоматчиков через Волжский мост на Первомайскую набережную. Они шли навстречу своим частям, двигавшимся со стороны вагоностроительного завода.

Положение нашего полка сразу осложнилось. Немецкие танки и автоматчики ударили с тыла. Пришлось отходить в северо-восточную часть города к реке Тверца. Лишь у Затверецкого моста заняли оборону. 3-й батальон закрепился на правом берегу Тверцы, 2-й – на левом, по Затверецкой набережной. Пивоваренный завод, жилые дома, больница были превращены в опорные пункты обороны.

К концу дня полк установил связь с тылами дивизии. Сразу стало легче: появились машины с боеприпасами. Началась эвакуация раненых. В продовольствии мы не испытывали недостатка – в городе его было много.

15 октября гитлеровцы с утра возобновили наступление. Теперь они имели возможность бросить против нашего полка гораздо больше сил. Танками и артиллерией они блокировали дома, превращенные в опорные пункты. К вечеру батальон, занимавший оборону на правом берегу Тверцы, вынужден был отойти. Гитлеровцы пытались на его плечах переправиться через мост на левый берег реки. Но выручили артиллеристы.

Когда наши люди заняли оборону на Затверецкой набережной, туда подошла батарея, которой командовал коммунист лейтенант Александр Илларионович Кацитадзе. Этот двадцатичетырехлетний командир батареи, незадолго до войны окончивший Тбилисское артиллерийское училище, был известен в дивизии как человек находчивый, мыслящий смело и оригинально. Он и на сей раз проявил находчивость при выборе огневой позиции. Все три 76-мм орудия Кацитадзе установил в одном из дворов. Двор был закрыт воротами. Естественно, снаружи никто не мог разглядеть, что делается внутри. Артиллеристы приладили к воротам веревку и каждый раз, когда орудия должны были стрелять, дергали за нее. Ворота открывались. Пушки по очереди били прямой наводкой. В первый же день наводчики Епончи и Поляков подбили четыре танка противника. Батарея оставалась невредимой.

16 октября гитлеровцы пытались форсировать реку на плотах, но это им не удалось. Все плоты мы потопили. И вновь отличилась батарея Кацитадзе.

17 октября под прикрытием мощного артиллерийского огня, в том числе большого количества орудий прямой наводки, двинулась лавина немецких танков и пехоты.

Настало время взорвать заминированный мост через Тверцу. Однако взрыва не последовало. Саперы впоследствии оправдывались тем, что осколками были перебиты шнуры, соединенные со взрывателями мин...

Враг форсировал Тверцу сразу в нескольких местах.

Мы дрались за каждую улицу, переулок, за каждый перекресток. Угловые дома превращали в опорные пункты. Из окон и чердаков бросали гранаты в гитлеровцев. Но преимущество врага в силах и огневых средствах было слишком велико. Да и город был к обороне не подготовлен – ни завалов на улицах, ни окопов, ни баррикад... Удержаться мы не сумели. Противник полностью овладел городом. Лишь несколько домов, стоявших на северо-восточной окраине Калинина, остались в наших руках. Отсюда начиналось Бежецкое шоссе.

Для меня этот день был едва ли не самый тяжелый за все истекшие месяцы войны.

* * *

Калинин окутали сумерки. На окраине города гитлеровцы подожгли несколько домов. Таким варварским способом они освещали подходы к своему переднему краю. На фоне зарева мы хорошо видели фигуры солдат противника, перебегавших по пустым разрушенным улицам.

Когда совсем стемнело, на КП полка вызвали комбатов, политработников, офицеров штаба. Майор Хрюкин успел побывать в штабе дивизии и теперь познакомил собравшихся с обстановкой.

Ясно было, что немецко-фашистское командование попытается развить успех наступления в северо-восточном направлении и захватить Бежецк. Задача полка – не пропустить врага на Бежецкое шоссе. Необходимо было немедленно приступить к созданию надежного оборонительного рубежа.

Сколько времени у нас для этого оставалось? Вероятно, считанные часы. Люди смертельно устали. Горечь неудач, казалось, надломила многих.

Мне думалось о том, что нельзя комбатам и политработникам расходиться с таким настроением. Когда поддаешься тоске, успеха в бою не достигнешь.

Я еще размышлял, как поступить, и вдруг заговорил Чекмарев. Не помню сейчас дословно его речи. Но навсегда врезались в память ее убедительность, большевистская страстность. Будто и обычные были слова, но каждое из них обрело в ту ночь особый смысл.

Чекмарев не утешал нас. Глядя на огненное зарево, метавшееся над Калинином, он заговорил о Москве:

– Да ведь нельзя, никак нельзя пропустить врага к Москве. Ведь русские мы! Советские мы! Коммунисты! Так не было же на свете, нет и не будет силы, чтобы смогла нас сломить!..

Я шел во 2-й батальон, а у меня в ушах еще звучали слова комиссара: «Не было... Нет... И не будет!..»

Всю ночь наши подразделения строили оборону. На фанерных листах появились призывы, звучавшие как клятва: «Не пропустим врага на Москву!», «Стоять насмерть!».

Утром гитлеровцы пошли в наступление. Атаки следовали одна за другой. Иногда казалось, что наши силы уже исчерпаны. Но нет – никто не отступал ни на шаг, и раз за разом откатывались враги.

В середине дня фашисты решили сломить нашу оборону танками. Что греха таить, в сорок первом еще существовала болезнь, именуемая танкобоязнью. Однако танковую атаку пресекли артиллеристы. Командир батареи Скоторенко и командир орудия Фомичев открыли огонь прямой наводкой и сразу подбили несколько немецких танков.

Надо ли говорить о том, как поднялся дух бойцов. Два танка, прорвавшиеся к траншее, были уничтожены бутылками с горючим и связками гранат.

Наступила короткая передышка.

19 октября на участке нашего полка противник возобновил атаки.

Идея глубокого маневра в обход Москвы с северо-востока, очевидно, опьяняла гитлеровское командование. Не считаясь с потерями, оно бросало войска на Бежецкое шоссе. А потери у них были огромные – едва успевали за ночь уносить с поля боя убитых. Иногда казалось, что фашисты имеют перевес и потому не прекращают атак. В один из опасных для нас моментов артиллеристы выкатили на прямую наводку 45-мм пушку и открыли огонь по врагу. Я видел, как самоотверженно действовали артиллеристы. Когда атака была отбита, я пошел к ним и поблагодарил за помощь, оказанную пехоте. На огневой позиции находился военком батареи Иван Васильевич Киселев. Он представил мне командира орудия старшего сержанта Владимира Леонова. Разговорились. До войны он жил в Курской области. Работал в колхозе, потом – на сахарном заводе. Служил в армии. Комсомолец. Отец коммунист, воспитал шесть сыновей, и все они на фронте. Вот откуда идет закваска нашей молодежи, героическая сущность ее деяний, подумал я. Под стать командиру орудия Леонову был и весь его расчет. Молодые, энергичные, мужественные люди.

Да, героизм советских людей, проявленный на фронте, – не порождение трагических обстоятельств, а результат патриотического воспитания и преемственности революционных поколений. Сыновья верны заветам отцов, и они это доказали на деле, в жестоких схватках с фашистами.

В этот день у меня было много бесед. Расскажу еще об одной из них.

Я находился во 2-м батальоне, когда на его левом фланге гитлеровцы начали продвигаться вперед, приближаясь к нашим траншеям. Вместе с комбатом мы направились к окопам 6-й роты. Но пока шли, фашисты были отброшены, перестрелка прекратилась. К нам подбежал коренастый лет тридцати сержант Таран и доложил обстановку. Он сообщил, что вражеская пуля ранила командира взвода. В отделениях на некоторое время произошло замешательство. Огонь ослаб. Противник, воспользовавшись этим, устремился вперед.

– Взяв на себя командование взводом, – сказал сержант, – я незамедлительно поднял бойцов в контратаку. Фашисты не выдержали штыкового удара и откатились назад.

Григорий Федорович Таран – с Украины. Рядовой армии рабочего класса. Войну начал солдатом. Потом стал командиром отделения. В беседе с нами держался спокойно, с чувством достоинства. Нас он заверил:

– Держимся в обороне стойко, гитлеровцы не пройдут!

Меня всегда охватывало чувство радости при знакомстве с новым человеком, близким тебе своими помыслами и делами. Так было и при встрече с Григорием Тараном. Человек удивительной скромности, он не выпячивал своих заслуг, а рассказывал о подвигах товарищей.

Возвратившись с переднего края в штаб полка, я застал там командира и комиссара дивизии. Комдив С. Г. Горячев был относительно новый человек, и я увидел его впервые. Комиссар дивизии Григорий Васильевич Рябухин часто посещал полк, и его знали многие. Как и комиссар нашего полка Чекмарев, он в прошлом пограничник и тоже носил зеленую фуражку. Все люди в фуражках пограничников пользовались в полку большим уважением. Красноармейцы и командиры знали, что пограничники – люди особого склада, особой закалки, особой выдержки и самого высокого мужества.

После короткой беседы в штабе полка комдив и комиссар направились на передовую. Положение там осложнялось с каждым часом. То в одном, то в другом районе немцы предпринимали попытки вырваться на Бежицкое шоссе. Появление командира и комиссара действовало на красноармейцев успокаивающе, поднимало их дух. Когда все атаки противника были отражены, они обошли роты, батареи, побеседовали с людьми. Командир дивизии Сергей Георгиевич Горячев рассказал бойцам, что воюет он в родных местах. Здесь, в Калининской области, он родился и вырос.

Перед отъездом комдив развернул карту и познакомил нас с обстановкой, сложившейся под Калинином. Овладев этим городом, гитлеровцы пытались с ходу выйти на Ленинградское шоссе и развить наступление в сторону Торжка. Но это им не удалось. Совершив двухсоткилометровый марш-бросок с Северо-Западного фронта, навстречу гитлеровцам вышли 8-я танковая бригада полковника П. А. Ротмистрова и 46-й мотоциклетный полк майора В. М. Федорченко. Вместе с пограничниками и 934-м полком нашей дивизии они преградили путь врагу.

Комдив сообщил, что противник не имел успеха и южнее Калинина. 5-я стрелковая дивизия и 21-я танковая бригада отбили все его атаки.

Подтянув резервы, противник возобновил наступление против нашего полка. На помощь пехоте и танкам он бросил авиацию. Бомбовые удары потрясали передний край. Множество воронок от разрывов бомб и снарядов зияло на шоссейной дороге, справа и слева от нее. Тошнотворный запах тротила точил горло. Иногда в голову приходила мысль: наверное, не только человеку, но и земле под огнем больно и страшно.

Зенитных средств в то время на нашем участке фронта не хватало. Было маловато и самолетов. Несколько истребителей, появлявшихся в небе, ничего не могли сделать с армадой вражеских самолетов. Здесь, пожалуй, мы впервые по-настоящему почувствовали, что превосходство врага в авиации позволяет ему сильно воздействовать на нервы наших воинов и наносить подразделениям полка немалый урон. Но, противопоставив гитлеровцам железную стойкость, нам удалось удержать позиции.

Бои шли за Калинином, но и в городе еще несколько дней оставались очаги сопротивления. До нас доносились взрывы, пулеметные очереди. Перед рассветом 20 октября, словно вынырнув из ночи, недалеко от командного пункта полка построились тринадцать бойцов и командиров. Вид у них был страшный: черные, закопченные лица, рваное, обгоревшее обмундирование. Но все-таки красноармейцы и командиры не теряли самообладания, смотрели на нас гордо, как смотрят люди, исполненные сознания честно выполненного долга.

Один из них шагнул вперед, приложил руку к пилотке, доложил командиру полка:

– Товарищ майор! За три дня, проведенные в оккупированном Калинине, наша группа уничтожила более пятидесяти гитлеровцев. Все пятнадцать человек, находившиеся со мной в городе, возвратились в родной полк. Двоих раненых отправили в медсанбат. Докладывает командир четвертой роты лейтенант Букшенко.

А дальше было вовсе не по уставу. Майор Хрюкин обнял Букшенко, расцеловал его.

Позже мы узнали подробности боевых действий 4-й роты в Калинине. Она занимала оборону на левом берегу Тверцы, неподалеку от ее впадения в Волгу. Позиция роты – несколько домов, в одном из них ранее находилась швейная мастерская. Все здания красноармейцы превратили в опорные пункты. Фашистам все же удалось захватить мост через Тверцу, выйти на Пожарную площадь и окружить пятнадцать бойцов роты Букшенко. Гитлеровцы пытались захватить опорные пункты с ходу. Трижды они атаковали горстку красноармейцев, но безуспешно. Букшенко и его солдаты выстояли! А когда сгустились сумерки, лейтенант собрал красноармейцев в одном из домов, объявил свое решение:

– Будем держаться до последнего патрона и последней гранаты!

Ночь прошла спокойно. Утром 18 октября гитлеровцы не возобновили атак. Видимо, предполагали, что отрезанная от своих горстка русских бойцов сдастся в плен.

Но враг просчитался. Как только на улице появлялась пригнувшаяся, перебегающая фигура гитлеровца, из дома гремел выстрел. Красноармейцы стреляли точно, наверняка – патронов было мало.

Наступил вечер. В сумерках наши люди увидели, как гитлеровцы выкатили пушку. Скрываясь за щитом, поставили ее против дома и открыли огонь прямой наводкой. В доме рушились стены, но бойцы держались. Тогда фашисты решили поджечь здание зажигательными снарядами. Вспыхнул пожар. Люди задыхались в дыму, обмундирование тлело. Лейтенант Букшенко приказал: взять двух раненых и прорваться сквозь пламя в соседний пустой дом. К счастью, гитлеровцы не заметили перебегавших красноармейцев. Видимо, они предполагали, что наши солдаты сгорели заживо.

Лишь через сутки Букшенко решил, что пора выходить к своим. Выползли бойцы из дома ночью. Однако не миновали и одной улицы, как немцы бросили против них танкетки и мотоциклистов. Пришлось укрываться в развалинах.

Нашим бойцам помогла ночь. Передний край они прошли благополучно.

А теперь назовем всех тех, кто мужественно сражался в доме, который был охвачен пламенем. Это – командир роты Букшенко, политрук Комков, заместитель командира роты Бакшатов, командир пулеметного взвода Фомин, красноармейцы Барышев, Белкин, Лобан, Ванюхин, Трибунский, Мищенко, Максимов, Тамаришин, Писанник, Зайцев, Пунков. Командир полка объявил им благодарность за доблесть. И пожалуй, только теперь, через много лет, полностью осознаешь, что именно из таких подвигов складывалась будущая победа над врагом.

Героическим действиям воинов 4-й роты мы посвятили листки-молнии, беседы во всех подразделениях.

20 октября на нашем участке бои приняли еще более напряженный характер. В этот день был ранен командир полка М. Т. Хрюкин. Это уже второй осколок снаряда угодил ему в ногу. Несколько недель назад Михаилу Трофимовичу повезло: металлическая ложка, засунутая в голенище сапога, прогнулась, но отразила удар. Кстати говоря, не меньше повезло в тот день и комиссару полка Чекмареву – осколок сбил с него каску, но головы не задел. Михаила Трофимовича унесли в санитарную роту, Мы с грустью провожали его. Рядом не стало отличного командира и доброго товарища.

* * *

Сводки Совинформбюро не радовали нас. Газеты «Правда» и «Красная звезда» призывали защитников Москвы на можайском, мало-ярославском, волоколамском и калининском направлениях выдержать новый напор гитлеровских дивизий и похоронить их в подмосковных землях. Еще 19 октября радио донесло до нас Постановление Государственного Комитета Обороны о введении в Москве осадного положения.

Известно, что в критические моменты истории народ с наибольшей силой проявляет свои дарования и энергию. Так было и в те тяжелые дни. Советские люди, воины Красной Армии чувствовали всю меру ответственности за судьбу Родины. Еще ближе они стали к партии, теснее сплотились вокруг ее ленинского знамени.

В партийное бюро полка каждый день поступали заявления от бойцов и командиров с просьбой принять их в ряды партии коммунистов.

Записи тех дней позволили мне восстановить в памяти один из вечеров, когда проходило заседание бюро, на котором рассматривались заявления отличившихся в боях товарищей. В землянке кроме меня и членов бюро Степана Михайловича Левченко и Сергея Николаевича Соснина сидел уже известный читателю скромный до застенчивости командир 4-й роты Николай Максимович Букшенко. Он из рабочего поселка Красная Яруга Курской области. Комсомолец. Со школьной скамьи увлекался рассказами дяди – командира гражданской войны. Увлечение становится мечтой, мечта – делом. В 1939 году Николай Букшенко поступает в Орловское пехотное училище. В девятнадцать лет он уже командует стрелковой ротой, является членом бюро комсомольской организации полка.

В своем заявлении с просьбой о приеме в партию Букшенко писал: «Я буду с еще большим рвением громить нашего заклятого врага – немецкий фашизм».

Потом разбирали заявление комсомольца командира орудия Владимира Ивановича Леонова. Ему 26 лет. Он земляк Николая Букшенко. В бою Леонов был ранен и пришел на заседание бюро с перевязанной рукой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю