Текст книги "1812. Великий год России (Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года)"

Автор книги: Николай Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Жозеф де Местр заметил по этому поводу: «Кутузов находился в трех верстах от поля битвы. Конечно, главнокомандующий – это не простой гренадер, но все-таки надобно знать меру»: 23. С. 237 (вспомним, откуда руководил битвой и что мог видеть Наполеон!).

Разумеется, Кутузов, как и Наполеон, чуть ли не ежеминутно получал информацию от адъютантов – своих и чужих, а кроме того, полагался на инициативу Барклая де Толли и Багратиона. Сидя на деревянной скамейке, которую возил за ним конвойный казак, Михаил Илларионович в простом сюртуке без эполет (a la Наполеон), в фуражке без козырька, с неизменной казачьей нагайкой в руках или на плече, окруженный множеством офицеров и генералов, выслушивал донесения и отдавал приказы. «Он спокоен, совершенно спокоен, видит одним глазом, а глядит в оба, хозяйственно распоряжается битвою», – так описывал его при Бородине Федор Глинка (11. С. 57).

Примеров мастерства Кутузова как «хозяина битвы» даже самые ортодоксальные его почитатели найти до сих пор не могут, кроме одного-двух. Б.С. Абалихин, за неимением лучшего, приводил даже такой пример: Кутузов «не побоялся» заменить только что назначенного командующим войсками левого фланга генерал-майора принца Евгения Вюртембергского (племянника императрицы Марии Федоровны) Дохтуровым. На этом основании Абалихин здесь заключил, что Кутузов вообще не был царедворцем[636]636
  Абалихин Б.С. Указ. соч. С. 60.


[Закрыть]. В действительности Михаил Илларионович послал на левый фланг не Евгения, который в чине генерал-майора не мог командовать всем флангом, а его дядю, брата Марии Федоровны, генерала от кавалерии герцога Александра Вюртембергского. Заменив же его по необходимости Дохтуровым, Кутузов объяснился с герцогом вполне царедворчески: «Начал в самых учтивых выражениях просить его, чтобы он от него во время сражения не отъезжал, потому что советы Его Высочества были для него необходимы»[637]637
  Фельдмаршал Кутузов. Документы, дневники, воспоминания. М., 1995. С. 373.


[Закрыть].

Единственный, действительно серьезный пример личного вмешательства Кутузова в руководство битвой – это рейд русской конницы во фланг Наполеону Было примерно 11 часов. Наполеон только что взял флеши, отбросил за Семеновскую левое крыло русской армии и нацеливал основные силы на Курганную высоту, чтобы прорвать русский центр. Момент для Кутузова был критический. Ему грозил второй Аустерлиц. И в этот момент Кутузов направил в обход левого крыла французов кавалерийский резерв Ф.П. Уварова и казаков М.И. Платова.

Советские историки большей частью оценивали рейд Уварова и Платова восторженно, как «гениально задуманную и блестяще выполненную» операцию, «особенно важный» эпизод всей Бородинской битвы, ее «решающее мероприятие» (16. С. 390; 32. Т. 12. С. 443)[638]638
  Гарнич Н.Ф. Указ, соч., С. 167; Прунцов В.В. Бородинское сражение. М., 1947. С. 58; Пунин Л.Н. Фельдмаршал Кутузов. М., 1957. С. 154; Бескровный Л.Г. Бородинское сражение. М., 1971. С. 64–65; Герои 1812 г. СПб. – М., 1987. С. 94; Сироткин В.Г. Указ. соч. С. 115; Рязанов Н.И. Указ. соч. С. 551 и мн. др.


[Закрыть]. В постсоветской историографии высоко, хотя и с меньшим восторгом, оценили рейд Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев, А.В. Шишов и Б.П. Фролов (12. С. 312)[639]639
  Шишов А.В. Указ. соч. С. 267; Фролов Б.П. «Да, были люди в наше время…» М., 2005. С. 286.


[Закрыть]. Самый факт рейда так восхитил их, что они не только не анализировали его результаты, но и закрывали глаза на критические мнения о нем К.Ф. Толя, А.П. Ермолова, М.Б. Барклая де Толли (1. С. 32; 15. С. 200)[640]640
  Генерал-квартирмейстер К.Ф. Толь в Отечественную войну. СПб., 1912. С. 215–217.


[Закрыть] и самого Кутузова, который очень холодно встретил вернувшегося из рейда Уварова («Я все знаю – Бог тебя простит»), а после сражения не представил к награде из всех своих генералов только Уварова и Платова, прямо объяснив в ответ на запрос Царя, что они не заслужили награду (10. С. 68; 20. Ч. 1 С. 197–206).

Рейд Уварова и Платова был предпринят малыми силами (4,5 тыс. сабель), а главное, без должной энергии. У д. Беззубово русская конница была остановлена войсками генерала Ф.-А. Орнано[641]641
  Орнано Филипп-Антуан (1784–1863 гг.) – кузен Наполеона, с 1816 г. муж Марии Валевской, при Наполеоне III – маршал Франции.


[Закрыть] и вернулась назад. Обходный маневр и удар по левому флангу Наполеона, на что рассчитывал Кутузов в надежде перехватить инициативу боя, не удались. Поэтому исследователи, желающие прославить Кутузова, ставят его (и себя) в неловкое положение, ибо превозносят как «гениальный» и «решающий» тот его маневр, который он сам признал неудавшимся[642]642
  Нельзя поверить тому, что Кутузов рейдом Уварова – Платова вырвал инициативу у Наполеона (Бескровный Л.Г. Бородинское сражение. С. 64), после чего… уступил врагу главную опору своей позиции.


[Закрыть].

Разумеется, неудача «диверсии» Уварова и Платова была относительной. По меткому определению А.И. Попова, «диверсия принесла больше пользы русской армии, чем нанесла вреда французской»[643]643
  Попов А.И. Указ. соч. С. 98. Здесь дан пока самый подробный и точный анализ рейда Уварова – Платова. О том же: Безотосный В.М. Донской генералитет и атаман Платов в 1812 г. М., 1999. С. 78 и (с меньшей объективностью) Лесин В.И. Указ, соч. Гл. 7.


[Закрыть]. Она отвлекла внимание Наполеона (император сам помчался к д. Беззубово узнать, в чем дело) и заставила его на два часа приостановить штурм Курганной высоты (17. С. 345). Хотя высота после этого все равно пала, тем временем Барклай де Толли заменил в центре остатки корпуса Раевского последним свежим корпусом Остермана-Толстого (6. С. 174), а Дохтуров привел в относительный порядок расстроенное левое крыло.

Только к 14 часам французы начали общий штурм Курганной высоты, которую с утра они уже занимали, но были выбиты оттуда. Вот как это произошло[644]644
  Наиболее подробное описание боя за Курганную высоту («Большой редут») с батареей Н.Н. Раевского см. в указ. соч. B.Н. Земцова (Гл. 3. § 5).


[Закрыть]. Около 9 или 10 часов вице-король Италии Е. Богарне атаковал высоту силами приданной ему дивизии генерала Ш.-А. Морана из корпуса маршала Даву. Впереди этой дивизии шла бригада генерала Ш.-О. Бонами, которая и ворвалась на батарею Раевского. Но не успели французы закрепиться на высоте, как генерал-майор А.П. Ермолов неожиданно и для Наполеона, и для Кутузова организовал блестящую контратаку. Он проезжал мимо с поручением от Кутузова во 2-ю армию и увидел беспорядочный отход русских от Курганной высоты, только что занятой французами. Ермолов обнажил саблю, остановил бегущих, взял из резерва четыре полка и лично, на коне, повел их в штыковую атаку, причем, по его рассказу, «имел в руке пук Георгиевских лент со знаками отличия военного ордена, бросал вперед по нескольку из них, и множество стремились за ними» (15. С. 192). Рядом с Ермоловым в этой атаке участвовали его адъютант поручик П.Х. Граббе (будущий декабрист, граф, «полный» генерал) и начальник русской артиллерии 28-летний генерал-майор граф А.И. Кутайсов, который здесь погиб (лошадь его вернулась назад с окровавленным седлом, тело Кутайсова не могли разыскать): 11. С. 126–127; 15. С. 194–195)[645]645
  Граббе П.Х. Указ. соч. Ч. 2. С. 77–78.


[Закрыть]. Сам Ермолов был ранен.

В «Записках» Ермолова лишь упомянуто, а в исследовании В.Н. Земцова, по данным разных источников, сказано о том, что одновременно с Ермоловым атаковали французов и отбили у них Курганную высоту пехотные полки генерал-майоров И.Ф. Паскевича (будущего фельдмаршала, светлейшего князя) и кн. И.В. Васильчикова из 7-го корпуса Раевского, а также два кавалерийских полка генерал-майора барона Ф.К. Корфа, которых прислал Барклай де Толли (15. С. 192–193)[646]646
  Земцов В.Н. Указ. соч. С. 126–127.


[Закрыть].

Генерал Бонами, отчаянно дравшийся врукопашную, был взят в плен. Полуживой от более чем 20 ран, едва не поднятый на штыки, он, чтобы спастись, назвал себя Мюратом, и русские солдаты, «изумленные такою храбростью» удальца в генеральском мундире, поверили ему (11. С. 59–60). Кутузов, которому доложили о «пленении Мюрата» раньше, чем принесли на носилках пленного, усомнился, так ли это, но, чтобы поднять дух войск, использовал доложенное. Хорошо представлена эта сцена в пьесе К. А. Тренева «Полководец»: «Кутузов: Ну какой там Мюрат… Мюраты в плен не сдаются. (Кайсарову)[647]647
  Кайсаров Паисий Сергеевич (1783–1844) – при Бородине полковник, адъютант Кутузова, с 1833 г. – генерал от инфантерии.


[Закрыть]. Объявить по фронту, что маршал Мюрат взят в плен»[648]648
  Тренев К.А. Пьесы. Статьи. Речи. М., 1980. С. 464. Гренадера, пленившего Бонами, Кутузов тут же произвел в унтер-офицеры и наградил Георгиевским крестом (29. С. 145).


[Закрыть].

Итак, к 14 часам французы начали решающий штурм Курганной высоты. Наполеон рассчитывал не просто взять высоту но и прорвать здесь, в центре, русский боевой порядок. Ураганный огонь по высоте открыли 200 французских орудий – не только с фронта, но и с обоих флангов, т. е. со стороны Бородина и Семеновской, буквально засыпая ядрами стоявшие на высоте и вокруг нее полки 4-го корпуса, дивизий П.Г. Лихачева и П.М. Капцевича из 6-го корпуса, 2-го (Ф.К. Корфа) и 3-го (К.А. Крейца) кавалерийских корпусов, конногвардейцев, кавалергардов, преображенцев, семеновцев. Все они под опустошительным перекрестным огнем врага несли тяжелейшие потери. «Казалось, – вспоминал Барклай де Толли, – что Наполеон решился уничтожить нас артиллериею» (1. С. 30). «Самое пылкое воображение не в состоянии представить сокрушительного действия происходившей здесь канонады», – читаем у А.И. Михайловского-Данилевского, однако «чугун дробил, но не колебал груди русских!» (24. Т. 2. С. 260). Защитники Курганной высоты были движимы одной мыслью: выстоять, сознавая, что здесь – «ключ всей нашей позиции» (Барклай де Толли – Кутузову 8 октября 1812 г.: 4. С. 174).

Под прикрытием столь мощной канонады Богарне повел на штурм высоты три пехотные дивизии – Брусье, Морана и М.-Э. Жерара (будущего маршала Франции). В этот момент Наполеон приказал генералу О. Коленкуру, который только что заменил сраженного русским ядром командующего 2-м кавалерийским корпусом «Великой армии» Л.-П. Монбрена, немедленно атаковать высоту с правого фланга. Коленкур обещал: «Я буду там сей же час – живой или мертвый!» (44. T. 1. С. 374). Он встал во главе дивизии своих кирасир – «gens de fer» («железных людей»), как называл их Наполеон, – помчался вправо от высоты, как бы с намерением атаковать там русскую кавалерию, но затем, внезапно повернув влево, галопом устремился на высоту, к батарее Раевского. В сверкающих кирасах и латах, словно железный смерч, «gens de fer» Коленкура через ров и бруствер ворвались на батарею по трупам своих товарищей и были встречены здесь в штыки. «Казалось, что вся возвышенность… обратилась в движущуюся железную гору, – вспоминал участник битвы Е. Лабом. – Блеск оружия, касок и панцирей, освещенных солнечными лучами, смешивался с огнем орудий, которые, неся смерть со всех сторон, делали редут похожим на вулкан в центре армии» (35. T. 1. С. 131; ср.: 11. С. 105–106).

Одновременно с фланговой атакой Коленкура атаковали батарею Раевского в лоб и прорвались к ней пехотные батальоны Жерара. Ценой невообразимых усилий и потерь французы овладели батареей, причем генерал Коленкур был убит. Он сдержал слово, данное Наполеону: живым ворвался на батарею, взял ее и остался на ней мертвым. Никто из защитников батареи не бежал от врага. Они разили французов штыками, прикладами, тесаками, дрались банниками, рычагами. Их генерал П.Г. Лихачев, весь израненный, ободрял солдат: «Помните, ребята, деремся за Москву!», а когда почти все они погибли, «расстегнул грудь догола» и пошел на вражеские штыки (11. С. 106). Еле живой от ран, он был взят в плен.

Курганная высота к 15 часам, когда ее заняли французы, представляла собой «зрелище, превосходившее по ужасу все, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений – все это исчезло под искусственным холмом из мертвых и умирающих, средняя высота которого равнялась 6–8 человекам, наваленным друг на друга» (35. T. 1. С. 152–153). «Погибшая тут почти целиком дивизия Лихачева, казалось, и мертвая охраняла свой редут»[649]649
  Ложье Ц. Дневник офицера «Великой армии» в 1812 г. М., 1912. C. 151.


[Закрыть].

Атака «gens de fer» Огюста Коленкура, безусловно, самый блестящий маневр и самый большой успех французов в Бородинском бою, более эффектный внешне, чем даже «фантастическая» атака Л.-П. Монбрена при Сомо-Сиерра в 1808 г. Можно понять тот восторг, с которым сами французы относят атаку Коленкура к замечательнейшим подвигам «в военных летописях народов» (35. T. 1. С. 135). Понятна и выспренность их слов о гибели Коленкура. Виктор Гюго называл эту потерю в ряду самых тяжких потерь Наполеона («И Коленкур сражен в редуте под Москвой»)[650]650
  Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. Т. 12. М., 1956. С. 175.


[Закрыть].

Все это можно понять. Но нельзя забывать другое. Что выиграл Наполеон ценой гибели таких людей, как Монбрен и Коленкур, ценой крови тысяч и тысяч своих «gens de fer», чего он добился, овладев Курганной высотой? Да, он захватил ключ, главный опорный пункт русской позиции. А что дальше? Ничего. Прорвать центр боевого порядка русских, обратить их в бегство Наполеон, как ни старался, не смог. Один из его лучших офицеров, получивший из рук императора два почетных креста, друг Стендаля граф Андреа Корнер около 16 часов воскликнул в простодушном недоумении: «Будет ли, черт возьми, конец этой битве?»[651]651
  Стендаль Ф. Собр. соч. Т. 6. Л., 1933. С. 354.


[Закрыть].

Оставив Курганную высоту, русская пехота отходила за Горецкий овраг (в 800 м от высоты). Барклай де Толли приводил ее в порядок. Два кавалерийских корпуса французов – Латур-Мобура и Груши – пытались развить успех и прорвать столь, казалось бы, истощенную русскую оборону. Русские пехотинцы держались, а тем временем Барклай стянул к Горецкому оврагу свою кавалерию – корпуса Ф.К. Корфа и К.А. Крейца. Началась ожесточенная кавалерийская сеча, в ходе которой обе стороны попеременно опрокидывали друг друга (4. С. 335). Французы потеряли здесь (ранеными) и Груши, и Латур-Мобура, но не смогли взять верх над русскими. Барклай лично участвовал в этом бою, а главное, умело руководил им. Обороняясь и контратакуя, его полки отвратили угрозу прорыва от русского центра. Тем самым Барклай оправдал надежды Багратиона, который, будучи уже раненым, просил: «Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него»[652]652
  Левенштерн В.И. Записки // Русская старина. 1900. № 12. С. 547.


[Закрыть].

Около 17 часов Наполеон прибыл на Курганную высоту и оттуда обозрел центр русской позиции. Отступив к высотам у д. Горки, русские дивизии стояли хотя и поредевшие, но не сломленные, готовые отражать новые атаки. Наполеон знал, что и левое крыло русских, оттесненное за Семеновскую, уже приведено в боевой порядок. Понятовский не сумел его обойти; он занял д. Утицу и Утицкий курган, но здесь и остался, не имея сил для новых атак. Что касается русского правого фланга, то он был надежно прикрыт высоким берегом Колочи и огнем с батарей на Горецких высотах.

Наполеон был мрачнее тучи, глядя на грозную стену русской армии. После стольких побед, одержанных им на своем веку чуть ли не над всеми армиями Европы, после того, как он страстно жаждал этого сражения, дождался его и твердо верил в победу, – после всего этого невесело было ему видеть, что на этот раз желанной победы он не одержал. Не могло быть и речи не только о бегстве русской армии, но даже о ее отступлении: в конце сражения она стояла так же непоколебимо, как и в начале.

О чем в те минуты думал Наполеон? Вероятно, о том, что у него осталось нетронутым ударное ядро его армии – гвардия, 19 тыс. лучших солдат. Маршалы Даву, Ней и Мюрат умоляли императора двинуть гвардию в бой и таким образом «довершить разгром русских» (40. С. 78; 44. T. 1 С. 369)[653]653
  Тюлар Ж. Мюрат, или Пробуждение нации. М., 1993. С. 281.


[Закрыть]. Некоторые историки – например, классик марксизма Ф. Энгельс и постсоветский исследователь В.В. Бешанов – полагают, что, если бы Наполеон ввел в сражение гвардию, русская армия «была бы наверняка уничтожена»[654]654
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 14. С. 260; Бешанов В.В. 60 сражений Наполеона. Минск, 2000. С. 346.


[Закрыть]. Сам Наполеон не был в этом уверен. «Успех дня достигнут, – заявил он в ответ на просьбы маршалов, – но я должен заботиться об успехе всей кампании и для этого берегу мои резервы»[655]655
  Dumas М. Souvenirs. Р., 1839. V. 3. Р. 440.


[Закрыть]. Такие авторитеты, как А. Жомини и К. Клаузевиц, оправдывали это решение императора. «Победа была в его руках, – читаем у Клаузевица, – Москву он рассчитывал и так занять; выдвигать более крупную цель, поставив на карту последние силы, по его мнению, не вызывалось требованиями ни необходимости, ни разума» (18. С. 100. Ср.: 17. С. 348, 354).

Русские ждали атаку наполеоновской гвардии и готовились к ней. Но противник больше не атаковал. Только в отдельных местах происходили стычки конницы да гремела с обеих сторон до 20 часов артиллерийская канонада. Начинало темнеть. «Что русские?» – спросил Наполеон. «Стоят на месте, ваше величество!» – ответили ему. «Им, значит, еще хочется, всыпьте им еще!» – в таких выражениях Наполеон приказывал усилить огонь[656]656
  Thiers A. Op. cit. V. 14. Р. 347.


[Закрыть].

Постепенно бой затихал. Слишком велико было взаимное напряжение и истощение сил борющихся сторон. Лев Толстой так написал об этом: «Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибли. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало»[657]657
  Толстой Л.Н. Собр. соч. Т. 6. С. 269. Точность этой картины – не в деталях ее («зады» французов представляла свежая гвардия), а в смысле.


[Закрыть].

Кутузов в эти вечерние часы 7 сентября выглядел удовлетворенным. Он видел, что русские уже выстояли; интуитивно, благодаря своему полувековому опыту, ощущал их силу духа и готовность противостоять новым атакам врага – хотя бы и самой гвардии Наполеона. Правда, Кутузов отовсюду получал сведения о громадных потерях русской армии, но ему думалось, что французы потеряли не меньше, что их наступательный порыв иссяк и что едва ли они теперь, на исходе такого дня, возобновят атаки.

Больше всего беспокоил Кутузова вопрос о резервах. Он не хуже Наполеона умел ценить и беречь резервы и особо подчеркнул в диспозиции перед битвой: «Резервы должны быть сберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден»: (4. С. 83). (Наполеон-то свои резервы сберег!). Битва, однако, сложилась так, что Кутузову (а в ряде случаев и Багратиону, и Барклаю де Толли по их собственной инициативе) пришлось ввести в дело все резервные части. Утверждения ряда историков о том, что Кутузов сохранил к концу битвы какой-то (иногда называют даже 20-тысячный: больше, чем было у Наполеона!)[658]658
  Гарнич Н.Ф. Указ. соч. С. 183; Жилин П.А., Ярославцев А.В. Бородинское сражение. М., 1952. С. 71.


[Закрыть] резерв, противоречат авторитетнейшим свидетельствам Барклая и самого Кутузова: «Все резервы были уже в деле» (1. С. 28).

Кутузов прямо называл в ряду причин, побудивших его отступать от Бородина к Москве, «то, что вся Наполеонова гвардия была сбережена и в дело не употребилась», а русские ввели в бой всё «до последнего резерва, даже к вечеру и гвардию» (4. С. 144–145; 20. Ч. 1. С. 243)[659]659
  Попытки Б.С. Абалихина и В.А. Дунаевского опровергнуть Кутузова и доказать, что он, Кутузов (не ведая о том?), сохранил в резерве свою гвардию (Отечественная история. 1992. № 6. С. 190; Абалихин Б.С. Указ. соч. С. 36–37), несостоятельны. Давно опубликован рапорт командующего гвардейским корпусом Н.И. Лаврова об участии в битве всей русской гвардии (4. С. 144–146).


[Закрыть]. Но в самый вечер битвы, сообразуясь с патриотическим воодушевлением своих войск, он «сгоряча»[660]660
  Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 660.


[Закрыть] решился было возобновить ее утром, даже без резервов. Когда флигель-адъютант Л.А. Вольцоген, присланный к нему от Барклая за распоряжениями, стал говорить, что «сражение проиграно» (только что пала Курганная высота), Кутузов резко возразил: «Что касается до сражения, то ход его известен мне самому как нельзя лучше. Неприятель отражен на всех пунктах, завтра погоним его из священной земли русской» (3. Т.2. С. 220).

М.И. Богданович еще 150 лет назад установил, что Вольцоген при этом «увлекся пылкостью воображения и донес главнокомандующему совершенно противное тому, что поручено было ему Барклаем» (3. Т. 2. С. 547–548). Действительно, все поведение Барклая в день битвы доказывает, как далек он был от пораженческих настроений. Когда, уже к полуночи, он получил от Кутузова записку с приказом отступать, то вспылил и «в пылу негодования» даже «изорвал бумагу»[661]661
  Граббе П.Х. Указ. соч. Ч. 2. С. 88; Глинка С.Н. Записки о 1812 г. СПб., 1836. С. 52.


[Закрыть]. Тем не менее наши историки и писатели продолжают уверять нас, что Барклай де Толли еще до окончания битвы счел ее проигранной («воля его сдала») и поручил Вольцогену убедить в этом Кутузова (12. С. 313; 16. С. 168)[662]662
  Прунцов В.В. Указ. соч. С. 68; Рубинштейн Л.В. Дорога победы. М.-Л., 1954. С. 444; Брагин М.Г. Кутузов. М., 1975. С. 163, 164; Михайлов О.Н. Генерал Ермолов. М., 1983. С. 232.


[Закрыть].

Вскоре после сцены с Вольцогеном Кутузов послал Барклаю де Толли и Дохтурову записки одинакового содержания: «Я из всех движений неприятельских вижу, что он не менее нас ослабел в сем сражении, и потому, завязавши уже дело с ним, решился я сегодняшнюю ночь устроить все войско в порядок, снабдить артиллерию новыми зарядами и завтра возобновить сражение с неприятелем <…>» (4. С. 95, 96).

«Сгоряча» ли отдавал Кутузов к ночи 7 сентября такие распоряжения или же (по мнению его ординарца князя А.Б. Голицына) «из одной политики», а сам «никогда не полагал дать сражение на другой день»[663]663
  Фельдмаршал Кутузов. Документы… С. 377. Ординарец Кутузова кн. Александр Борисович Голицин (1792–1865) стал впоследствии саратовским губернатором и Владимирским губернским предводителем дворянства.


[Закрыть], но русские воины встретили весть о том, что завтра они атакуют, «с восторгом» (15. С. 196)[664]664
  Фельдмаршал Кутузов. Документы… С. 376.


[Закрыть].

 
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
 

Тем временем Наполеон отвел часть своих войск с батареи Раевского и Багратионовых флешей на исходные позиции. Ряд наших историков повторяет давнюю версию А.И. Михайловского-Данилевского, будто французы отступили за Колочу (24. Т. 2. С. 283. О том же: 16. С. 169; 21. С. 25)[665]665
  Гарнич Н.Ф. Указ. соч. С. 179–180; Лесин В.И. Указ. соч. С. 323; Бескровный Л.Г. Бородинское сражение С. 70.


[Закрыть]. Все французские источники свидетельствуют, что «Великая армия» ночевала на поле сражения (35. T. 1. С. 133, 136, 150, 163; 39. V. 2. Р. 82; 40. Р 80; 44. V. 1. P. 382)[666]666
  Пеле Ж. Указ. соч. С. 88; Larrey D. Mémoires… R, 1817. V. 4. P., 46.


[Закрыть]. Поэтому такие общепризнанные авторитеты российской военной историографии, как генерал от инфантерии А.Н. Скугаревский и профессор Академии Генерального штаба генерал-майор А.Н. Витмер, заключили, что ночной отход французов от главных пунктов кровопролития означал всего лишь намерение отдохнуть не на трупах, густо усеявших эти пункты, а в стороне от них[667]667
  Скугаревский А.П. Бородино. СПб., 1912. С. 77; Витмер А.Н. Бородинский бой // Военно-историч. сб. 1912. № 3. С. 167.


[Закрыть]. Во всяком случае Наполеон располагался на ночлег, не мешая Кутузову сделать то же самое.

Кутузов, однако, узнал, что русские потери гораздо больше, чем предполагалось, и около полуночи дал приказ отступать. Еще до рассвета 8 сентября русская армия оставила поле Бородина и выступила к Москве. «…Когда дело идет не о славах выигранных только баталий, – писал Кутузов Царю перед отходом с Бородинской позиции, – но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить…» (4. С. 102; 20. Ч. 1. С. 154).