Текст книги "1812. Великий год России (Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года)"

Автор книги: Николай Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Богатейшие склады, которые Наполеон приготовил к началу войны, не успевали за «Великой армией» в ее небывало больших переходах по невиданно плохим дорогам. Но ведь Наполеон и рассчитывал не столько на подвоз собственных, сколько на реквизицию местных ресурсов, следуя своему правилу: «Война должна кормить войну»[424]424
  Palluel A. Op. cit. Р. 553.


[Закрыть]. Пример Испании показывал, что на чужой земле добиться этого нелегко, но все же легче, чем возить за собой все свое. «Каковы бы ни были потери и бедствия, которые терпела французская армия, благодаря этой системе, – отмечал А. Веллингтон, – мертвые не жаловались, а переживавшие их утешались победами»[425]425
  РНБ РО. ф. 859, к. 38, д. 31, л. 8 об.-9.


[Закрыть]. В России с ее пространствами и бездорожьем такая система представлялась тем более необходимой. Однако правило русского командования, а вскоре (от Смоленска) и всего народа России – «Не доставайся злодею!»)[426]426
  Об этом «русском правиле» Ф.В. Ростопчин в августе 1812 г. писал П.И. Багратиону (26. Т. 16. С. 60).


[Закрыть] – подрывало ее под корень.

Все, о чем здесь сказано, приводило к росту болезней, которые косили ряды «Великой армии» сильнее, чем все виды неприятельского оружия. А.Н. Попов подсчитал, что от Немана до Витебска Наполеон потерял больше 150 тыс. человек. «Число убитых и раненых и взятых в плен в сражениях составляло самую незначительную долю этой огромной потери: до 15 тыс. Куда же девались остальные 135 тыс.?» По мнению А.Н. Попова, дезертировали[427]427
  Попов А.Н. От Смоленска до приезда Кутузова в армию // Русская старина. 1893. № 11. С. 369.


[Закрыть]. П.О. Смоленский более резонно (с цифрами в руках) доказывал, что большей частью эти 135 тыс. отстали по болезни[428]428
  Смоленский П.О. Предмет и задачи военной гигиены // Военный вестник. 1903. № 11. С. 177.


[Закрыть].

Как бы то ни было, боеспособность «Великой армии» с каждым новым переходом в глубь «страны, которой нет конца» (С.М. Соловьев потом назовет ее «океаном земли»), снижалась. Под Островно генерал Э.-М. Нансути так ответил И. Мюрату на упрек в недостаточной мощи кавалерийских атак: «Люди могут идти без хлеба, но лошади без овса – не в состоянии. Их не поддерживает в этом любовь к отечеству»[429]429
  Wilson R. Narrative of Events during the Invasion of Russia by Napoleon Bonaparte… L., 1860. P. 133.


[Закрыть]. В Витебске Наполеон недосчитался уже половины лошадей, с которыми он начал войну (19. С. 99).

Страдая от голода и жажды, досадуя на непокорность местного населения, солдаты «Великой армии» (надо признать, главным образом не французских частей, в первую очередь немецких: вестфальских, баварских и пр.) чинили грабежи и насилия, мародерствовали. 14 июля генерал А. Дюронель, который вскоре будет назначен военным комендантом Москвы, почтительно доносил Наполеону, что весь район от Воронцова до Лиды «разграблен войсками его величества короля Вестфальского», т. е. Жерома Бонапарта (41. Т. 5. С. 76). О бесчинствах вестфальских солдат говорят и русские документы. Так, 28 июля отряд вестфальцев с 11 часов вечера почти до самого утра грабил м. Щучин, убив при этом троих, ранив двоих, избив или даже изувечив множество жителей[430]430
  РИО. T. 128. C. 442.


[Закрыть]. В целом по «Великой армии» масштабы мародерства в 1812 г. были неслыханными для наполеоновских войн. Даже такой поклонник Наполеона, как гр. Р. Солтык, признавал, что еще до Смоленска в «Великой армии» было 50 тыс. мародеров, которые «грабили и разоряли все вокруг»[431]431
  Soltyk R. Napoleon en 1812. P., 1836. P. 52.


[Закрыть].

Наполеон сразу понял, сколь губительно отражается на моральном духе войск мародерство, и пытался искоренить его суровыми мерами. Уже 3 июля в Вильно он приказал судить военным судом всех уличенных в мародерстве, которые тем самым «позорят имя француза», и казнить их в 24 часа (39. T. 1. С. 374–375). Архив СПб ИРИ РАН хранит подлинные экземпляры приказов Наполеона и смертных приговоров военного суда от 8, 9, 11 июля, согласно которым расстреливались порознь и партиями солдаты и чиновники за грабежи и «грубое обращение» с местными жителями[432]432
  СПб. ИРИ РАН. Ф. 226, оп. 1, д. 365, л. 1, 3; д. 366, л. 1, 2.


[Закрыть]. Однако даже такие крайние меры не давали желаемого эффекта, ибо применялись не везде и не всегда. Гвардия не грабила, потому что ни в чем не нуждалась. Из армейских же корпусов только 1-й корпус Даву сохранял примерную дисциплину: «беспощадный маршал не допускал мародерства, и его расправа была коротка»[433]433
  Колачковский К. Записки // Военский К.А. Ист. очерки и статьи, относящиеся к 1812 г. СПб., 1912. С. 221, см. также: Арнольди К.К. Французы в Могилеве в 1812 г. // Русская старина. 1873. № 8. С. 236.


[Закрыть]. Другие корпуса – одни в меньшей, другие в большей степени – мародерствовали.

Нуждам войны и «Великой армии» Наполеон подчинял все, включая и тот режим, который он устанавливал на занятой территории. В Литве местная (особенно польская) шляхта приветствовала его, надеясь восстановить его руками Речь Посполитую. («И повторяют все с восторгом умиленным: «С Наполеоном Бог, и мы с Наполеоном!»» – так писал о настроениях польско-литовского дворянства в 1812 г. Адам Мицкевич)[434]434
  Мицкевич А. Стихотворения. Поэмы. М., 1968. С. 649.


[Закрыть]. Наполеон подогревал эти настроения, поскольку нуждался в польско-литовском «пушечном мясе», но не спешил ни с восстановлением Польши, ни с присоединением к ней Литвы, стремясь соблюсти декорум перед союзными Австрией и Пруссией (участниками разделов Польши) и, главное, сохранить возможность мирного соглашения с царизмом (22. С. 665; 32. Т. 7. С. 507).

Достигнув Витебска, Наполеон еще мог быть спокойным за свой тыл, хотя и полагал, что все сфабрикованные им на местах (в Литве, Латвии, Белоруссии) «правительства» и «правления» могли бы дать ему больше людей, хлеба и денег (19. С. 121). Двойственное впечатление (относительной надежности, но малой активности) оставляли действия флангов «Великой армии».

Левый фланг сначала обеспечивал 32-тысячный 10-й корпус маршала Ж.-Э. Макдональда. Старый противник А.В. Суворова по Итальянской кампании 1799 г., уступивший «русскому Марсу» в трехдневной битве на р. Треббия, Макдональд в 1812 г. был срочно вызван для похода в Россию из Испании, где он страдал тогда от приступа подагры и ходил на костылях. С готовностью откликнулся он на зов Наполеона, «покинул свое кресло в крепости Фигьер, оставил один костыль в Париже, а другой в Берлине»[435]435
  Macdonald J. Souvenirs. Р., 1892. Р. 180.


[Закрыть] и 24 июня, в числе первых, перешел со своим корпусом Неман. Дальше, однако, все его действия как бы застопорились. Правда, 1 августа Макдональд взял Динабург, но потом застрял между Динабургом и Ригой, которую должен был и мог бы взять с ходу, но даже не попытался этого сделать[436]436
  См.: Жамов В.Е. Отечественная война 1812 г. Операции в направлении Тильзит – Митава – Рига. Рига, 1912. С. 138–140.


[Закрыть]. Отныне и до конца войны он пребывал в бездействии, потому что не верил войскам собственного корпуса, половину которых составляли пруссаки, а другую половину – поляки, баварцы и вестфальцы; французским был только штаб[437]437
  Macdonald J. Op. cit. Р. 180.


[Закрыть].

Когда Барклай де Толли выдвинул на Петербургское направление 25-тысячный корпус П.Х. Витгенштейна, Наполеон сразу отделил от «Великой армии» корпус Н.-Ш. Удино – маршала более решительного, чем Макдональд, и с более надежными войсками в 28 тыс. человек. Удино должен был взаимодействовать с Макдональдом, вместе с ним разбить Витгенштейна и наступать на Петербург (Наполеон – Удино 23 июля 1812 г.: 43. Т. 24. С. 97). Но Макдональд медлил, хотя и бранил за медлительность подчиненного ему прусского генерала Ю. Граверта: «Ползет, как гусеница»[438]438
  Жамов В.Е. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть]. Пока он подбирался к Динабургу, Удино и Витгенштейн 30–31 июля и 1 августа обменялись ударами.

30 июля под Клястицами арьергард Витгенштейна под командованием одного из лучших кавалерийских военачальников России генерала Я.П. Кульнева атаковал и разбил выдвинувшуюся вперед часть войск Удино, захватил даже личный обоз маршала и 900 пленных (32. Т. 7. С. 504). Но на следующий день Кульнев, устремившийся с 12 тыс. штыков и сабель в погоню за разбитым противником, натолкнулся у Боярщины на превосходящие силы Удино, который успел подтянуть к себе подкрепления. Кульнев был разбит и сам, первым из русских генералов 1812 г., пал в бою. По традиционной версии, французское ядро оторвало ему обе ноги, когда он отступал в последних рядах отряда[439]439
  Костин Б. «Для чести и славы отечества…» // Прометей. 1983. Т. 13. С. 57.


[Закрыть]. Есть и другая версия, исходящая от французского очевидца Ж. Марбо: Кульнев был сражен сабельным ударом в грудь[440]440
  Marbot J.-B. Memoires. V. 3. Р., 1892. Р. 97.


[Закрыть]. Теперь уже маршал Удино попытался было развить свой успех, но у с. Головщина был отбит и отошел к Полоцку.

Наполеон, следивший из Витебска за ходом дел на своем левом фланге, оценил по достоинству и пассивность Макдональда, и активность Витгенштейна, которого к тому же в любой момент могли поддержать корпуса И.Н. Эссена и Ф.Ф. Штейнгейля. Поэтому Наполеон подкрепил силы Удино 6-м корпусом генерала Л.-Г. Сен-Сира. Тем самым он, хотя и обезопасил свой левый фланг, еще больше ослабил центр «Великой армии».

Не добился Наполеон решающего успеха и на своем правом фланге. Здесь 27 июля под Кобрином две русские дивизии (К.О. Ламберта и Е.И. Чаплица) из 3-й армии окружили бригаду генерала Кленгеля из 7-го, саксонского, корпуса и заставили ее сложить оружие. Больше 1000 саксонцев были убиты, а сам Кленгель, 2320 его солдат и офицеров, 8 орудий и 4 знамени стали трофеями этой первой в 1812 г. русской победы (26. Т. 16. С. 32).

Наполеон был раздосадован и встревожен. 2 августа, узнав о Кобрине, он приказал К.Ф. Шварценбергу, чтобы тот «с двумя корпусами (австрийским и саксонским. – H.T.) пошел на Тормасова и Каменского[441]441
  С.М. Каменский (генерал от инфантерии, как и А.П. Тормасов) командовал корпусом в армии Тормасова.


[Закрыть], дал им сражение и преследовал бы их повсюду до тех пор, пока не разобьет их» (43. Т. 24. С. 116). Под впечатлением Кобрина Наполеон изменил свое намерение (согласованное с императором Австрии) включить корпус Шварценберга в центральную группу войск и оставил австрийцев вместе с саксонцами против 3-й армии (Там же. С. 117–118). Таким образом, Наполеон признал, что он ошибся в расчете нейтрализовать армию А.П. Тормасова силами одного корпуса Ж.-Л. Ренье. Теперь, исправляя эту ошибку, он обрекал себя на то, что позднее, при Бородине, недосчитается «тех 30-ти (по крайней мере) тысяч солдат, которых мог привести к нему еще в Витебске князь Шварценберг» (32. Т. 7. С. 525). Более того, часть сил Шварценберга и целую дивизию польского генерала Я.Г. Домбровского Наполеон вынужден был отрядить против русского 2-го резервного корпуса Ф.Ф. Эртеля, который 8 августа формально был подчинен Тормасову, но фактически действовал самостоятельно, закрепившись в районе Мозыря (30. Т. 10. С. 282–293)[442]442
  РГВИА. Ф. 49, он. 211, св. 15, д. 216, л. 119, д. 217, л. 28, 35. Что касается 1-го резервного корпуса (Е.И. Меллера-Закомельского), о котором даже в специальной литературе нет никаких данных, то он по высочайшему повелению от 9 августа 1812 г. был расформирован: часть его вошла в резервный корпус М.А. Милорадовича, а другая часть пополнила Нарвский корпус обороны Петербурга, находившийся с 24 июля под командованием М.И. Кутузова (РГАДА. Ф. 1261, оп. 4, д. 148, л. 28).


[Закрыть].

Уходя из Витебска 12 августа, Наполеон не знал, что именно в тот день Шварценберг и Ренье выполнили его приказ и стабилизировали правый фланг «Великой армии». У м. Городечна их корпуса (38 тыс. человек: 41. Т. 4. С. 101) атаковали Тормасова, который опрометчиво разослал в наступательные рейды больше половины своей армии и остался с 18 тыс. человек (3. T. 1. С. 327–333; 41. Т. 4. С. 76 – 124). Атаки вел главным образом 13-тысячный корпус Ренье. Шварценберг, располагавший 25 тыс., помогал своему союзнику нехотя, главным образом артиллерийской канонадой. Тормасов отразил все атаки, но тяжелые потери (от 3 до 4 тыс. человек: 6. Ч. 1. С. 407; 41. Т. 4. С. 104)[443]443
  Потери союзников составили по г. Фабри 2131 человек (41. Т. 4. С. 89), а по Д.П. Бутурлину – 5 тыс. (6. Ч. 1. С. 407).


[Закрыть] и видимое превосходство неприятеля в силах заставили его ночью после боя отступить за р. Стырь и далее к Луцку, где он закрепился.

Бой у Городечны нельзя признать решительной победой Шварценберга и Ренье. Но инициативу они здесь у Тормасова, безусловно, перехватили, и Наполеон был так доволен этим, что исходатайствовал у австрийского императора Франца I фельдмаршальский жезл для Шварценберга (43. Т. 24. С. 178). Впрочем, Наполеон не обольщался ни успехом у Городечны, ни самим Шварценбергом, сказав о нем позднее: «Я сделал его фельдмаршалом, но не мог сделать из него генерала»[444]444
  Дживелегов А.К. Александр I и Наполеон. Исторические очерки. М., 1915. С. 187.


[Закрыть].

Итак, в Витебске Наполеон подвел неутешительные для себя итоги первых пяти недель войны: разгромить Барклая де Толли и Багратиона ему не удалось, положение на флангах и в тылу «Великой армии» оставляло желать лучшего, а снабжение войск повсюду было хуже всяких ожиданий, и как следствие боеспособность их падала. Мало того, именно в Витебске Наполеон узнал о ратификации мирного договора между Турцией и Россией и получил копию с договора о союзе России и Швеции. Он понял, что теперь Россия высвободила для борьбы с ним еще две армии – Дунайскую и Финляндскую. Все это так озаботило Наполеона, что он впервые после битвы при Кастильоне (1796 г.) созвал военный совет (17. С. 300–301).

Вечером 28 июля Наполеон пригласил к себе трех самых титулованных и близких соратников: неаполитанского короля И. Мюрата (своего зятя), вице-короля Италии Е. Богарне (своего пасынка) и начальника Главного штаба Л.-А. Бертье. Он поделился с ними тревогой по поводу того, что русские, видимо, унаследовали от скифов, которые когда-то здесь жили, не только территорию, но и военную тактику – заманивание врага в глубь бескрайних и пустынных земель, и объявил о своем намерении остановиться в Витебске, закрепиться здесь и ждать, когда Александр I запросит мира. «Кампания 1812 г. окончена!» – провозгласил император (44. T. 1. С. 194).

Соратники не возражали. Но сам Наполеон с каждым днем пребывания в Витебске все больше задумывался над принятым решением и все меньше удовлетворялся им. Он понимал, как опасно затягивать войну в России, имея в тылу непокоренную, борющуюся Испанию. Между тем, если Барклай и Багратион соединятся у Смоленска, уже в пределах исконной, «святой Руси», они могут и должны, наконец, по логике событий дать ему сражение! Оно бы и кончило войну (19. С. 105).

Новое решение – идти на Смоленск – Наполеон объявил в присутствии Бертье, Мюрата, государственного секретаря П. Дарю, обер-гофмаршала М.-Ж. Дюрока, генерал-адъютантов А. Коленкура и Ж. Мутона. Мюрат был «за», но все остальные высказались против наступления, приводя те же доводы, которые недавно выдвигал сам Наполеон. Наиболее решительно возражал Дарю. Восемь часов подряд он убеждал императора остановиться, подчеркивая, что дальше, за Витебском, начнется уже коренная Россия, где «Великая армия» встретит еще более враждебную среду и гораздо большее сопротивление (44. T. 1. С. 206–212).

Наполеон выслушал все возражения, разумность которых он не мог отрицать, прекратил спор и отпустил Дарю. Несколько дней он медлил, не отдавая приказа ни об окончании, ни о продолжении кампании. Наконец, еще раз взвесив все «за» и «против», Наполеон, по своему обыкновению, выбрал самый радикальный вариант: настигнуть русских и втянуть их в сражение под Смоленском, где, как он думал, должно же было взыграть их национальное самолюбие. «Отдавая мне Смоленск, один из своих священных городов, русские генералы обесчестят свое оружие в глазах своих солдат», – говорил он с уверенностью в том, что русские не пойдут на бесчестье (19. С. 113). Жребий был брошен. 12 августа «Великая армия» покинула Витебск и опять двинулась на восток – к Смоленску.

Смоленск

Наполеон не ошибся, рассудив, что русские сочтут защиту Смоленска делом своей чести. «Солдаты наши желали, просили боя! – вспоминал Ф.Н. Глинка. – Подходя к Смоленску, они кричали: «Мы видим бороды наших отцов. Пора драться!» (11. С. 28). 1 августа М.Б. Барклай де Толли обратился к ним с приказом, в котором приветствовал их «единодушное желание» сражаться за Смоленск: «Нам надлежит встать на защиту его и пути в столицу»[445]445
  См.: Кочетков А.Н. М.Б. Барклай де Толли. С. 32.


[Закрыть]. В тот же день 1-я армия пришла в Смоленск.

2 августа, на сутки опередив свою армию, в Смоленск, к дому военного губернатора, где остановился Барклай, прибыл во главе блестящей кавалькады П.И. Багратион. С ним были корпусные начальники 2-й армии Н.Н. Раевский и М.М. Бороздин, командиры дивизий М.С. Воронцов, И.Ф. Паскевич, И.В. Васильчиков. Барклай де Толли в парадной форме, при шпаге, сняв шляпу, «поспешил встретить Багратиона в дверях залы, выходивших на лестницу, со словами, что он сам отправлялся к нему навстречу»[446]446
  Харкевич В.И. Барклай де Толли в Отечественную войну после соединения армий под Смоленском. Спб., 1904. С. 2.


[Закрыть]. Очевидец этой сцены Н.М. Коншин (ординарец Барклая) вспоминал, что Барклай даже «заключил его (Багратиона. – H. T.) в объятия»[447]447
  РНБ РО. ф. 369, оп. 1, д. 11, л. 29 об.


[Закрыть]. На следующий день Барклай написал Царю: «Отношения мои с князем Багратионом наилучшие… Я объяснился с ним относительно положения дел, и мы пришли к полному соглашению в отношении мер, которые надлежит принять» (36. 1903. № 11. С. 250).

Меры в тот момент могли быть только наступательными. 3 августа в Смоленске две главные русские армии наконец соединились (26. Т. 15. С. 14) вопреки всем стараниям Наполеона разбить их порознь. Это был выдающийся успех русского оружия. Александр I, к тому времени потерявший было надежду на такой успех, позднее напишет Барклаю, что соединение армий в Смоленске произошло «противно всякому вероятию» (20. Ч. 1. С. 475). Боевой дух обеих армий был теперь выше «всякого вероятия». В таком положении отступать за Смоленск без боя было политически немыслимо, какова бы ни была стратегическая обстановка.

Между тем русские войска получили теперь и небывалые с начала войны стратегические выгоды. Соединенные армии насчитывали 130 тыс. человек (90,5 тыс. – в 1-й, около 40 тыс. – во 2-й)[448]448
  Шведов С.В. Комплектование, численность и потери русской армии в 1812 г. // История СССР. 1987. № 4. С. 131–132.


[Закрыть]. От своей разведки Барклай де Толли узнал, что Наполеон ведет на Смоленск не более 150 тыс. человек (3. T. 1. С. 221), причем силы его рассредоточены: 3 августа Наполеон с гвардией был еще в Витебске, кавалерия И. Мюрата и корпус М. Нея – около Рудни, корпус Е. Богарне – у Велижа, корпуса Л.-Н. Даву и Ж.-А. Жюно[449]449
  Генерал Ж.-А. Жюно, герцог д'Абрантес, 28 июля вступил в командование 8 м корпусом «Великой армии» вместо Д. Вандама.


[Закрыть] – в Орше, корпус Ю. Понятовского – в Могилеве. Генерал-квартирмейстер 1-й армии К.Ф. Толь спланировал наступательную операцию соединенных армий: ударить на Рудню – Витебск, прорвать центральную группировку Наполеона и, не давая разбросанным корпусам сосредоточиться, бить их по частям[450]450
  Харкевич В.И. Барклай де Толли в Отечественную войну после соединения армий под Смоленском. С. 7–8.


[Закрыть].

Барклай де Толли воспринял этот план скептически, понимая, что Наполеон хотя и действительно разбросал свои силы, но, как обычно, на расстояния, позволяющие в кратчайший срок стянуть их все (может быть, кроме войск Понятовского) в центр или к одному из флангов. Поскольку же Багратион и вел. кн. Константин Павлович поддержали план Толя, Барклай 6 августа созвал военный совет.

На совет были приглашены П.И. Багратион, начальники штабов 1-й и 2-й армий А.П. Ермолов и Э.Ф. Сен-При, генерал-квартирмейстеры К.Ф. Толь и М.С. Вистицкий, вел. кн. Константин и флигель-адъютант Л.А. Вольцоген. Все они, кроме Вольцогена, высказались за безотлагательное наступление по плану Толя. Барклай принял мнение совета, но «с условием отнюдь не отходить от Смоленска более трех переходов» (1. С. 13) на случай, если Наполеон попытается отрезать русские войска от Смоленска.

7 августа обе русские армии пошли в наступление. «Отдохнувшие солдаты бодро и весело, с песнями, в первый раз шли воевать не на восток, а на запад»[451]451
  Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 36.


[Закрыть]. Но едва армии сделали один переход, как Барклай получил разведывательные данные о сосредоточении войск Наполеона у Поречья и решил, что Наполеон готовится обойти его справа. Поэтому Барклай выдвинул 1-ю армию к Поречью, а Багратиону предложил занять место 1-й армии на Руднинской дороге у д. Приказ-Выдра. Таким образом, русские армии фактически перешли к обороне, заняв две основные дороги от Витебска на Смоленск – через Поречье и через Рудню. На третью, окольную дорогу – через Красный – решением военного совета от 6 августа, по инициативе Барклая, был выслан наблюдательный отряд – 27-я дивизия Д.П. Неверовского (1. С. 13; 26. Т. 17. С. 158, 159)[452]452
  Вяликов В.И. Первая Смоленская операция русских войск в 1812 г. Дис. канд. ист. наук. М., 1947. С. 465–466.


[Закрыть].

Три дня, с 10 по 12 августа, русские армии простояли в ожидании противника на Пореченской и Руднинской дорогах (26. Т. 15. С. 15). Тем временем штаб Барклая установил, что сведения о концентрации французов у Поречья ошибочны и что в действительности Наполеон собирает силы у Бабиновичей. Под угрозой оказывался не правый, а левый фланг русских. Барклай решил соединить обе армии в один мощный кулак у д. Волокова на Руднинской дороге. 13 августа полки 1-й армии потянулись назад. Теперь солдаты шли уже без песен, понуро и ворчливо, не видя смысла в маневрах Барклая. По названию д. Шеломец, часто встречавшемуся в диспозиции, они прозвали эти маневры «ошеломелыми»[453]453
  Жиркевич И.С. Записки // Русская старина. 1874. № 8. С. 648.


[Закрыть].

Недовольны были и офицеры, и генералы обеих русских армий. В те дни большое впечатление и на русских, и на французов произвела лихая атака казачьих полков атамана М.И. Платова 8 августа у д. Молево Болото против кавалерийской дивизии генерала О. Себастиани, когда казаки смяли противника, захватили 310 пленных и портфель Себастиани с важными бумагами (3. T. 1. С. 233–234). Этот частный успех горячие головы восприняли как сигнал к решительным атакующим действиям против Наполеона всеми силами обеих русских армий. Против Барклая де Толли вновь подняла голову оппозиция, группировавшаяся по-прежнему вокруг вел. кн. Константина Павловича.

Руднинские маневры Барклая не нашли понимания ни у современников, ни у историков. «Я первый раз в жизни не одобрял его образа действий», – признавался адъютант Барклая В.И. Левенштерн[454]454
  Левенштерн В.И. Указ. соч. С. 358.


[Закрыть]. «13-го и 14-го (августа. – H. Т.) его армия, – писал о Барклае Е.В. Тарле, – бесполезно «дергалась» то в Рудню, то из Рудни» (32. Т. 7. С. 533). Л.Г. Бескровный и П.А. Жилин сочли, что вообще с 8 по 14 августа по вине Барклая «войска совершали бесплодные передвижения и теряли драгоценное время» (2. С. 308; 16. С. 149–120).

Между тем все эти «передвижения» оказались не бесполезными. Барклай, один из всех русских генералов, заподозрил скрытый смысл в продвижении Наполеона от Витебска к Смоленску. Правда, он не сразу понял, какой именно смысл. «Движение неприятеля к Днепру и на левый берег оного, коим оставляет он почти все пространство между Двиною и Днепром, – озадаченно писал он Царю 15 августа, – дает большой повод к удивлению» (30. Т. 14. Ч. 1. С. 33). Но стратегическая интуиция и осмотрительность Барклая, побудившие его не удаляться от Смоленска больше чем на три перехода, и выставить наблюдательный отряд к Красному, оказали на последующий ход событий важное и выгодное для России влияние.

Дело в том, что Наполеон задумал осуществить маневр, подобный тому «гениальнейшему из всех наполеоновских маневров»[455]455
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 504.


[Закрыть], который блестяще удался ему в 1809 г. у Абенсберга и Экмюля[456]456
  Сам Наполеон считал эти два маневра одинаково «прекрасными» (Montholon Ch. Mémoires pour servir a l'histoire de France sous Napoléon. V. 2. P., 1823. P. 92).


[Закрыть], а именно стремительным броском через Днепр у Расасны и далее по Красненской дороге к Смоленску выйти в тыл русским, взять Смоленск, отрезать Барклаю и Багратиону путь отступления в глубь России, навстречу резервам и подкреплениям, и принудить их к решительному сражению с перевернутым фронтом. Пока 1-я русская армия сосредоточивалась у Волоковой, а 2-я (без корпуса Н.Н. Раевского, который задержался в Смоленске и должен был подойти сутками позже) – у Надвы, Наполеон к утру 14 августа моментально соединил всю, казавшуюся разбросанной, центральную группировку «Великой армии» (182 608 человек)[457]457
  Роспись «Великой армии» на 14 августа см.: 39. T. 1. С. 297–298.


[Закрыть], с фантастической быстротой переправил ее у Расасны на левый берег Днепра и бросил на Смоленск. Впереди шел И. Мюрат с тремя кавалерийскими корпусами (Э.-М. Нансути, Л.-П. Монбрена и Э. Груши) в 15 тыс. сабель. Он и наткнулся у Красного на отряд Д.П. Неверовского, имевшего 7,2 тыс. человек и 14 орудий (2. С. 309).

Мюрат первой же атакой с ходу ворвался в Красный, выбил оттуда русских на Смоленский тракт и захватил 9 из 14 их орудий. Неверовский остался фактически без артиллерии. К Мюрату же присоединились пехотные полки из корпусов М. Нея и Е. Богарне. Неверовский построил свою дивизию в два каре и стал отходить к Смоленску, атакованный, как он вспоминал об этом, «40 полками кавалерии и 7-ю – пехоты под предводительством двух королей»[458]458
  Неверовский Д.П. Указ. соч. С. 78.


[Закрыть].

Самоуверенный Мюрат, опьяненный первым успехом, пренебрег советом Нея использовать подоспевшие в Красный 60 французских орудий и пытался разгромить пехоту Неверовского в конном строю, предприняв за полдня 14 августа 40 атак. Русские солдаты встречали атакующих прицельным огнем и штыками, а на предложение сдаться отвечали: «Умрем, а не сдадимся!»[459]459
  Жизнь и подвиги генерал-лейтенанта Д.П. Неверовского. М.,1912. С. 18.


[Закрыть]. Отразив все атаки и устлав Красненскую дорогу телами 1,5 тыс. своих героев, павших в этом бою[460]460
  Неверовский Д.П. Указ. соч. С. 78.


[Закрыть], Неверовский задержал французов почти на сутки.

Подвиг дивизии Неверовского под Красным – один из самых героических эпизодов войны 1812 г. «Неверовский отступал, как лев», – уважительно засвидетельствовал Ф.-П. Сегюр (44. T. 1. С. 234). Сам Мюрат заявил окружающим: «Никогда не видел большего мужества со стороны неприятеля» (41. Т. 4. С. 281). Все русские воины были воодушевлены подвигом 27-й дивизии. «Я помню, какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, – восхищался Денис Давыдов. – Каждый штык ее горел лучом бессмертия!»[461]461
  Давыдов Д.В. Соч. Т. 3. СПб., 1893. С. 124.


[Закрыть]. «Примера такой храбрости, – писал в те дни П.И. Багратион Александру I, – ни в какой армии показать нельзя» (30. Т. 14. Ч. 1. С. 62).

«День 2-го (14-го по н. ст. – Н. Т.) августа принадлежит Неверовскому. Он внес его в историю» – это заключение П. X. Граббе[462]462
  Граббе П.Х. Из памятных записок. Ч. 2. М., 1873. С. 46.


[Закрыть] справедливо. Дивизия Неверовского не позволила армии Наполеона пройти к Смоленску и взять его с ходу, без боя. Барклай и Багратион, узнав в тот же день о появлении французов под Красным, оба поспешили к Смоленску Багратион послал нарочного к Н.Н. Раевскому (корпус которого шел от Смоленска к Надве) с приказом вернуться в Смоленск и поддержать Неверовского[463]463
  Вороновский В.М. Отечественная война 1812 г. в пределах Смоленской губ. СПб., 1912. С. 100.


[Закрыть].

По счастливой случайности Раевский успел отойти от Смоленска всего на 12 км. Впереди его корпуса должна была идти 2-я гренадерская дивизия, но она задержалась сама и задержала весь корпус на 3 часа, потому что ее начальник принц К. Мекленбургский после кутежа в ночь на 14 августа «был пьян, проспался на другой день поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении дивизии». Этот проступок, за который принца следовало бы расстрелять (если бы он не был родственником царя), неожиданно обернулся для русского оружия «важнейшею пользою» (15. С. 163). К полудню 15 августа в 6 км западнее Смоленска корпус Раевского соединился с обескровленной дивизией Неверовского.

Теперь у Раевского стало 15 тыс. бойцов и 76 орудий. Он отступил в Смоленск под защиту его каменных стен и решил защищать город до подхода главных сил Багратиона любой ценой, хотя бы против всей «Великой армии»[464]464
  Н.Н. Раевский – М.И. Кутузову 21 декабря 1812 г. (РГВИА. Ф. 103, оп. 208-а, св. 0, д. 1, л. 296–296 об.).


[Закрыть].

Тем временем в 17 часов 15 августа Мюрат и Ней подступили к Смоленску. Узнав, что город уже занят какими– то силами русских войск, они не рискнули атаковать его, а расположились перед ним на ночь лагерем в ожидании поддержки. Пока к французам подходили новые и новые силы, Раевский перед рассветом 16 августа получил от Багратиона записку: «Друг мой, я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы соединиться с тобою. Держись, Бог тебе помощник!»[465]465
  Архив Раевских. T. 1. С. 170.


[Закрыть].

Смоленск тогда был плохо подготовлен к обороне. Правда, его опоясывала каменная стена XVI–XVII вв. длиной 6,5 км, высотой до 19 м и толщиной более 5 м, с 17 башнями[466]466
  Смирнов И.А. Смоленск – город русской славы. Смоленск, 1982. С. 38–49.


[Закрыть]. Но сам город за этими мощными стенами был почти сплошь деревянный, а потому уязвимый для артиллерийского огня и пожаров. Местные власти не приняли никаких мер для защиты города. «В Смоленске было величайшее смятение, – вспоминал А.П. Ермолов. – Губернатор барон Аш уехал первый, не сделав ни о чем распоряжения… Все побежало! Исчезли власти, не стало порядка!»[467]467
  Погодин М.Л. А.П. Ермолов: Материалы для его биографии. М., 1864. С. 95.


[Закрыть].

Раевскому, прежде чем оборонять город, пришлось наводить в нем порядок. Помогали ему простые жители. Они кормили и поили солдат, укрепляли стены, а главное, шли и шли в ополчение: не менее 6 тыс. ратников приняли участие в обороне Смоленска вместе с воинами Раевского[468]468
  Народное ополчение в Отечественной воине 1812 г.: Сб. док. М., 1962. С. 178, 199.


[Закрыть].

Сражение под Смоленском началось в 6 часов утра 16 августа. Маршал Ней под прикрытием артиллерийского огня повел на приступ свою пехоту. Русские отбили первую, а затем и вторую его атаку.

К 9 часам на место сражения прибыл Наполеон. Он отложил генеральный штурм Смоленска до подхода главных сил «Великой армии», которые собрались к вечеру. Однако вечером третья (вновь неудачная) попытка овладеть городом была предпринята опять-таки силами одного корпуса Нея.

Защитники Смоленска удивлялись тому, что 16 августа, когда в городе был только корпус Раевского, Наполеон «не напирал сильно». «Несомненно, – считал И.П. Липранди, – что если бы Наполеон сделал для завладения Смоленском 4 августа (16-го по н. ст. – H. T.) то же усилие, которое он употребил 5-го (17-го), то город был бы взят» (37. Вып. 2. С. 8). Такого же мнения был и сам Раевский[469]469
  Раевский Н.Н. Записки // Давыдов Д.В. Замечания на некрологию Н.Н. Раевского… М., 1832. С. 61.


[Закрыть]. Но, как это объяснили историки от М.И. Богдановича (3. T. 1. С. 257) до Л.Г. Бескровного (2. С. 314), Наполеону было нужно не столько взять Смоленск, сколько втянуть из-за него русские армии в решительное сражение. Именно поэтому он, увидев с холма под Смоленском уже к концу дня 16 августа «в облаке пыли длинные черные колонны и сверкающие массы оружия» обеих русских армий, которые спешили к городу, не огорчился, а обрадовался, воскликнув: «Наконец-то, теперь они в моих руках!» (44. T. 1. С. 240).

С рассветом 17 августа Наполеон начал губительную бомбардировку Смоленска, как бы вызывая русские армии выйти для генерального сражения под стены города. Но Барклай де Толли именно этого хотел избежать, полагая, что теперь, когда войска Наполеона сосредоточены, их численный перевес сулит им успех. Ему было важно удержать Смоленск до тех пор, пока не будет обеспечена безопасность Московской дороги для отхода русских армий к Дорогобужу[470]470
  Рапорт М.Б. Барклая де Толли Царю от 21 августа 1812 г. (РГИА. Ф. 1409, оп. 1, д. 698, ч. 1, л. 35).


[Закрыть]. Поэтому он договорился с Багратионом, что 2-я армия выйдет на Московскую дорогу и прикроет ее от возможного маневра Наполеона в обход русского левого фланга[471]471
  Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 43.


[Закрыть], а тем временем Барклай сменил поредевший корпус Раевского корпусом Д.С. Дохтурова и дивизией П.П. Коновницына, оставил в городе дивизию Д.П. Неверовского, затем прислал еще дивизию принца Е. Вюртембергского и следил за ходом боя, удерживая в стороне, на северной (заднепровской) окраине Смоленска, главные силы 1-й армии. Багратион же, как явствует из его донесения Царю от 17 августа, считал, что Барклай вообще «удержит Смоленск»; «а я, – писал он здесь о себе, – в случае покушения неприятеля пройти далее на Московскую дорогу, буду отражать его» (цит. по: 3. T. 1. С. 259).

Весь день 17 августа войска Дохтурова и Неверовского, Коновницына и принца Вюртембергского защищали Смоленск от такого огня и таких атак, каких его древние стены еще не знали. В середине дня Наполеон получил донесение, что 2-я армия уходит от Смоленска. Он понял, что русские и на этот раз уклонились от генерального сражения, но чтобы вновь не упустить их, надо взять Смоленск как можно скорее. С 3 часов пополудни он дал знак к общему штурму города. Ней ворвался в Красненское предместье, Понятовский – в Никольское, Даву штурмовал Молохов– ские ворота. К 6 часам вечера французы овладели всеми предместьями города, кроме Петербургского (29. С. 111). Казалось, Смоленск падет в считанные минуты. Но в этот день он устоял.

Все защитники города, от генералов до рядовых, были живым олицетворением воинской доблести. «Оба дня в Смоленске ходил я сам на штыки, – вспоминал генерал Д.П. Неверовский. – Бог меня спас: только тремя пулями сюртук мой расстрелян»[472]472
  Неверовский Д.П. Указ. соч. С. 79.


[Закрыть]! Героически сражались за Смоленск молодые офицеры – будущие декабристы: М.С. Лунин, М.Ф. Орлов, Ф.Н. Глинка, М.А. Фонвизин, П.Х. Граббе, А.В. Ентальцев, И.С. Повало-Швейковский[473]473
  См.: Павлова А.Я. Декабристы – участники войн 1805–1814 гг. М., 1979. С. 31–33.


[Закрыть]. Но главным героем смоленской обороны был русский солдат. Офицеры и генералы, по их собственному признанию, были «не в силах удержать порыва» своих солдат, которые бросались в штыки «без всякой команды» (37. Вып. 2. С. 11), понимая, что они «заслоняли тут собой порог Москвы – в Россию двери» (11. С. 287).