355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Некрасов » Стихотворения. Поэмы » Текст книги (страница 18)
Стихотворения. Поэмы
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 02:31

Текст книги "Стихотворения. Поэмы"


Автор книги: Николай Некрасов


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 96 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Карп Пантелеич и Степанида Кондратьевна*
(Поэма в индийском вкусе)

1

 
Жил-был красавец, по имени Карп, Пантелея
Старого сын, обладатель деревни Сопелок
(Турово тож), трехаршинного роста детина,
Толстый и красный, как грозды калины созрелой —
Ягоды сочной, но горькой, – имел исполинскую силу,
Так что в Сопелках героя, подобного Карпу,
Не было, нет и не будет, – между мужиками
Он сиял, как сияет солнце между звездами.
Раз на рогатину принял медведя, а волка,
Жива и здрава, однажды в село притащил
За полено;
Храбро смотрел на широкое горло ведерной бутыли,
Кашей набитый бурдюк поглощал как мельчайшую
Птичку,
Крепкий мышцею, емкий гортанью, прекрасного пола
Первый в Сопелках прельститель…
…Таков-то
Карп Пантелеевич был. Но, к несчастью, и слабость
Также имел он великую: в карты играть был
Безмерно
Страстен. – В это же время владел Вахрушовым
Обширным
Пенкин, Кондратий Степаныч, весьма благодушный
И плотный мужчина.
Долго бездетен он был и обет произнес пред
Судьбою
. . . . .
Только б судьбы всеблагие его наградили
Сладким родительским счастьем, – и небо ему
Даровало
Трех сыновей и дочь. Сыновья назывались: первый
Сидор, Федор другой и Венедикт третий; а имя
Дочери было дано Степанида. Мальчики были
Тощи и желты; звездой красоты расцвела
Степанида.
Прелесть ее прошла по губернии чудной молвою.
Горничных девок и баб окруженная роем, как будто
Свежим венком, сияла меж них Степанида, сияла,
Будто малина в крапиве. Не только в уезде,
Даже в губернии самой, где лучшие жены
Очи чаруют, подобной красы не видали:
Прелесть ее могла привлечь и губернских
Надменных,
Гордых чиновников в город уездный и даже
В скромный приют деревенский.
 

2

 
Однажды, под вечер,
Проса пригоршню похитив тихонько в амбаре
(С доброю целью не грех иногда и похитить!),
Дева идет к ручейку, где встречать уж издавна
Гуси-любимцы привыкли кормилицу-деву…
Весело корм шелушат с алебастровых ручек
Добрые птицы дворные и вздор благодарный возводят
К деве прекрасной, как будто любуяся ею.
Только один и не ест и приветливой ласки не ищет.
Тщетно к нему простирая обильную кормом
Длань, подзывает его изумленная дева:
Он не подходит. Вот она ближе к нему, а он
Дальше;
Дева за ним – он всё дальше… и странно
Ей показалось, что сделалось с гусем? «Постой же! —
Думает, – я тебя так не оставлю, проказник; поймаю
И за побег накажу – накормлю хорошенько!»
Просо за пазуху всыпав и платьице к верху поднявши
(Был уже вечер, и небо обильно росилось),
Ручки к нему простирает и ловит, как серна
Вслед беглецу устремляясь и алые губки кусая,
Полные милых упреков, в досаде. И вот уж накрыла;
Вот уж готова схватить, но опять непокорный
Вырвался, снова отшибся далеко – и снова,
Стан распрямив серновидный, бежит утомленная
Дева.
С версту и более так пробежала; но тщетны
Были усилья красавицы, силы уж ей изменяют,
Дух занимается – хочет бежать и не может…
Стала, кругом оглянулася. Вправо окраина леса,
Дальше пространная нива, покрытая рожью;
Налево…
«Боже! какая картина!..» И скромно потупила очи
Робкая дева и в страхе дыханье удерживать стала…
 

3

 
Влево была небольшая поляна, и кусты
Шли от нее далеко и с самим горизонтом сливались.
С края же кустов (и вот что стыдливую деву смутило)
Кто-то лежал, устремившись очами на небо
И выпуская дымок из коротенькой трубки с оправой.
Был он красив: в голубую венгерку с кистями
Затянут, обут в сапоги до колен и украшен
Желтой ермолкой с зеленою кистью; лежала
Пара легавых собак близ него, и смотрело
Смерть наносящее дуло ружья из куста. Удалиться
Силы собравшая дева хотела, но снова
Силы ей вдруг изменили – осталась и долго,
Долго смотрела, забыв и стыдливость, и гуся,
И всё, что ни есть на земле. В упоеньи,
С сердцевластительным взором, с улыбкой, чарующей душу,
Молча стояла, молча глядела и таяла тайным
Пламенем… Вот бы идти – победила влеченье
Страстное… Вдруг встрепенулся – подходит
Прямо к охотнику гусь, распустив златоперые
Крылья,
Дерзко крича и длинной главой помавая.
Бросились псы, оглянулся охотник и видит:
Сладкоприветная дева пред ним; как с неба
Слетевший
Ангел, она прекрасна была, и прелесть любви
Окружала
Нежные члены ее, жажду любви пробуждая.
Муку любви почувствовал Карп при виде
Волшебном
Стройного стана ее; приподнялся и рухнулся
Снова
Он на колени пред нею, и речь полилася потоком,
Словно с горы сладкозвучные волны, словно
Из бочки
Мед искрометный на дно ендовы позлащенной.
 

4

 
Грусть и тоска воцарились в селе Вахрушове.
Печальна,
Бродит одна Степанида и тайную думает думу:
После того, что сказал ей охотник, влюбленная
Дева,
Словно как будто с собою расставшись, была
Беспрестанно
С Карпом прекрасным. Ни вкусный крыжовник,
Ни вишни,
Ниже галушки ее не прельщают; то в землю
Взоры потупит, то к милым Сопелкам (Турово тож)
Их поднимет
С темной надеждой и с полной тяжкими вздохами
Грудью;
Временем щеки – как жар, временем бледные; очи
Полные слез, засохшие губы, и все в беспорядке
Мысли, как волосы… День и ночь Степанида
Вздыхала,
Слабая, томная; не было ей ни сна на постели,
Ниже покоя на месте ином, и Кондратий Степаныч,
Нежный родитель ее, услыхавши, что дочь
Степанида
(Свой покой потеряла), обедать не мог, и простыли
Даром ленивые щи, и вареники так простояли…
К счастью, недолго тоска вострозубая грызла
Жителей добрых села Вахрушова. Однажды,
Только что сели за стол и разрезали чудный
Кашей набитый пирог, и главою семьи на тарелку
Было уж взято три доли, и он, уж схвативши
Мощной рукою одну, обдававшую паром, разинул
Пасть и как тигр показал серо-желтые зубы, —
Вдруг подлетела к крыльцу таратайка, и сваха
В комнату шасть. Изменилась в лице Степанида,
Вон убежала в испуге. Сваха за ней быстро, как
За робкой
Ланию пес разъяренный, и вот Степанида
С нею одной осталась одна, и тут, приосанясь,
Сваха сказала почтительным голосом ей:
«Степанида,
Свет мой Кондратьевна! в Турове Карп Пантелеич,
Барин добрейший, живет-поживает, и нет
И не будет
В свете красавца такого, – верь чести, не лгу я,
Лопни глаза, расступись мать сыра земля, выгний
Зубы во рту до единого. Если б его ты женою
Стала, какой бы родился у вас постреленок…
О, чудо!
Выдь за него, осчастливь и его и себя ты навеки —
Ты, тихонравная, сладкоприветная, добрая девка!
Много на жизни людей повенчала я, много
Всяких даров и побой приняла за услуги,
Много наделала жен и мужей, но доныне
Встретить красавца такого, как он, не случалось.
Краля червонная ты, а твой Карп Пантелеич
Просто козырный король – выбирай, какой
Любишь ты масти!»
Так говорила злохитрая сваха. Меж тем Степанида,
Слушая, радостно рдела; потом в ответ
Прошептала,
Вся побледнев от любви: «Скажи ты то же
И Карпу».
Быстро оделася сваха, уселась опять в таратайку,
Ехать в Сопелки велела и там, за графином
Настойки,
Карпу влюбленному всё рассказала.
Слушая жадно, почтенный сын Пантелея, рюмку
За рюмкой глотая,
Радостно рдел… Благодарного полный восторга,
Обнял старуху, сладко рыдая, и целую сотню
Собственной травли заячьих шкур подарил ей
На шубу…
 
Ода «Чай»*
(Подражание Василию Кирилловичу Тредьяковскому)
 
Смертных ты поишь, настоян горячей водой,
Тем, чтоб согренье желудка дать той —
Прекрасный, как оных древних сказок нектар,
С ромом мешаясь, внутри ты производишь пожар,
Что крутит в голове, входя в ту чрез брюхо,
От чего красен нос и зело горит ухо —
Палке подобно брошенной вверх, тогда воспарит
Сила та, что в пиите вирши творит.
По дороге ль зимой ехавши, зябнет купец,
Перву беседу с то(бо)й в ночлеге творит молодец;
Полевой, за отчизну дерясь, офицер
Привязан к тебе на такой же манер;
Ловчий, под осень крутясь на полях,
Без тебя прозябая, готов кричать – ах!
Мудрости пускаясь умом в глубину,
С теми ж профессор имеет привычку одну;
Мы же, пииты, пиющие тя,
Одами да чтим повседневно двумя.
 
1846Ревность*
 
Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих – опасных как чума —
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!..
 
 
Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя, —
Все вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч – разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!
 
 
Ад сей… В ком из земнородных,
От степей и нив бесплодных,
Сих отчаянных краев,
Полных хлада и снегов —
От Камчатки льдянореброй
До брегов отчизны доброй, —
В ком он бурно не кипел?
Кто его – страстей изъятый,
Бессердечием богатый —
Не восчествовать посмел?..
 
 
Ад сей… ревностью он кинут
В душу смертного. Раздвинут
Для него широкий путь
В человеческую грудь…
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Все иным, кровавым блеском
Обольет – и превратит
Мир – в темницу, радость – в муку,
Счастье – в скорбь, веселье – в скуку,
Жизнь – в кладбище, слезы – в кровь,
В яд и ненависть – любовь!
 
 
Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек
В страшный миг тот целый век!
Венчан тернием, не миртом,
Молит смерти – смерть бы рай!
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Рай душе его смятенной —
Разрушать и проклинать,
И кинжалов всей вселенной
Мало ярость напитать!!
 
Стихотворение, заимствованное из Шиллера и Гете*
 
Я герой!..
Припеваючи жить
И шампанское пить,
Завираться!
 
 
Жребий мой:
Вечеринки давать,
И себя восхвалять,
И стишки издавать,
 
 
И собой
Восхищаться!
Верить одному
Вкусу своему,
Всех блаженней в мире,
Всех несчастней быть;
Но какое счастье
Так себя любить!..
 
Женщина, каких много*
 
Она росла среди перин, подушек,
Дворовых девок, мамок и старушек,
Подобострастных, битых и босых…
Ее поддерживали с уваженьем,
Ей ножки целовали с восхищеньем —
В избытке чувств почтительно-немых.
 
 
И вот подрос ребенок несравненный.
Ее родитель, человек степенный,
В деревне прожил ровно двадцать лет.
Сложилась барышня; потом созрела…
И стала на свободе жить без дела,
Невыразимо презирая свет.
 
 
Она слыла девицей идеальной:
Имела взгляд, глубокий и печальный,
Сидела под окошком по ночам,
И на луну глядела неотвязно,
Болтала лихорадочно, несвязно…
Торжественно молчала по часам.
 
 
Въедалася в немецкие книжонки,
Влюблялася в прекрасные душонки —
И тотчас отрекалась… навсегда…
Благословляла, плакала, вздыхала,
Пророчила, страдала… всё страдала!!!
И пела так фальшиво, что беда.
 
 
И вдруг пошла за барина простого,
За русака дебелого, степного —
. . . . . . . . . . . . . . .
На мужа негодуя благородно,
Ему детей рожала ежегодно
И двойней разрешилась наконец.
 
 
Печальная, чувствительная Текла
Своих людей не без отрады секла,
Играла в карточки до петухов,
Гусями занималась да скотиной —
И было в ней перед ее кончиной
Без малого – четырнадцать пудов.
 
Русская песня*
 
«Что не весел, Ваня?
В хоровод не встанешь?
Шапки не заломишь?
Песни не затянешь?
Аль не снес, не добыл
Барину оброку?
Подати казенной
Не преставил к сроку?
Аль набор рекрутский
Молодца кручинит —
Угодить боишься
Под красную шапку?
Аль душа-девица,
Что прежде любила,
С недругом спозналась?
Ваньке изменила?»
– «Оброк и с гостинцем
Барину преставил;
Подати казенной
За мной ни алтына;
Не боюсь рекрутства —
Брат пошел охотой;
А душа-девица
Мне не изменяла —
Да ее-то, братцы,
Сроду не бывало!..»
 
1850<Из «сантиментального путешествия Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам»>*

<1>

 
Ферапонт овчину дубил
И руку себе зашибил.
Он стал овчину бранить,
Когда руку стало сводить;
А я скажу ему на то,
Что он бранил ее ни за что!
Так знай же ты, детина,
Что может ушибить и овчина,
Когда ты дурак
И делаешь не так.
 

<2>

 
О, если б мог я шар земной
Схватить озлобленной рукой, —
Схватить… измять и бросить в ад!..
Я был бы счастлив… был бы рад!..
 

<3>

 
Злодею выбиты все зубы,
Порок достойно награжден.
 

<4> Другу Копернаумову

 
Люблю твой пламенный азарт,
Когда, с небритой бородою,
Накрывшись шляпою кривою,
Идешь сражаться ты в бильярд,
 
 
Когда ты с чашей пуншевой
Кружок друзей своих обходишь
И вензеля ногами водишь
Пред хладно-чинною толпой,
 
 
Когда, вооружась бутылкой,
На драку радостно спешишь
Иль стулом франта по затылку
Как бы перуном ты разишь!
 
 
Так, удаль мне мила твоя,
Твоим я видом восторгаюсь,
И сам кием вооружаюсь,
И в драку смело лезу я!
 

<5>

 
Была прекрасная погода —
С злодеем ты гулять пошла,
И все дивились на урода,
С которым ты нежна была;
И канареечного цвету
Его безвкуснейший жилет
Являл осьмое чудо свету.
Он был, казалось, средних лет,
В его наружности холодной
Не замечалось и примет
Ни той осанки благородной,
Ни энергии юных лет,
Которые к твоим услугам —
Твои покорные рабы —
Мы предлагаем друг за другом
По воле сердца и судьбы…
Скажи: ужель сей зверь небритый
Твоей душою овладел?
Быть может, что вчера побитый
В харчевне грязной он сидел?
А нынче вдруг такой наградой
Он наслаждается, глупец,
Которая была б отрадой
Для наших пламенных сердец.
Каким достоинством сокрытым
Тебя сей зверь очаровал?
Скажи, не глазом ли подбитым?
Иль ядом лести и похвал?
Иль против воли ты, Мария,
Под гнетом роковой тоски,
Небритого и злого змия
Себе избрала в женихи?
Но ты, быть может, непослушна
Веленьям матери своей
И, к злому зверю равнодушна,
По сердцу жаждешь ты связей?..
О, если так… узнай, что ныне
Три сердца, полные тобой,
Блуждают в мире, как в пустыне,
Под гнетом страсти роковой.
Внемли же страстные моленья
Влюбленных пламенных сердец!
Но если ты без сожаленья
Идешь с злодеем под венец —
О! Гнев наш будет дик и страшен!
Где ты гуляешь с ним теперь,
Лежать там будет бездыханен,
Безгласен, мертв сей лютый зверь…
А сами мы, сплетясь руками,
Низринемся в пучину вод…
И трупы хладные волнами
К ногам жестокой принесет!
 

<6>

 
Несчастный день! позорный день!
День срама и стыда!
Я вел себя как глупый пень,
Да, да, да, да! да, да, да, да!
 
 
Смотрите, рощи и поля,
Меж вас идет колпак…
Я был глупее журавля…
Так, так, так, так! так, так, так, так!
 
 
«Ты жалкий трус! ты жалкий трус!» —
Она кричит вослед.
К ней никогда не возвращусь…
Нет, нет, нет, нет! нет, нет, нет, нет!
 

<7>

 
Нет, мало места здесь возвышенной натуре;
Пойду я в дикий лес прислушиваться к буре!
 
1854«Кто видит жизнь с одной карманной точки…»*
 
Кто видит жизнь с одной карманной точки,
Кто туп и зол, и холоден, как лед,
Кто норовит с печатной каждой строчки
Взимать такой или такой доход, —
Тому горшок, в котором преет каша,
Покажется полезней «Ералаша».
 
 
Но кто не скрыл под маскою притворства
Веселых глаз и честного лица,
Кто признает, что гений смехотворства
Нисходит лишь на добрые сердца, —
Тот, может быть, того и не осудит,
Что в этом «Ералаше» есть и будет.
 
«Взирает он на жизнь сурово, строго…»*
 
. . . . . . . . . . . . . . .
Взирает он на жизнь сурово, строго,
И, глядя на него, подумать можно:
(У! у него здесь) (надо указать на лоб)
(много! много!)
Солидный вид и страшный мрак во взоре,
И на челе какой-то думы след,
Отрывистость и сухость в разговоре…
Да! Мудрецом его признает свет!
Такая внешность – мудрости залогом,
Без всякого сомненья, быть должна…
Она ему способствует во многом,
И уважение внушает всем она!..
 
1855На Майкова (1855 года)*
 
Давно ли воспевал он прелести свободы?
А вот уж цензором… начальством одобрен,
Стал академиком и сочиняет оды,
А наставительный всё не кидает тон.
Неистово браня несчастную Европу,
Дойдет он до того в развитии своем,
Что станет лобызать он Дубельтову <->
И гордо миру сам поведает о том.
 
Стихотворения 1838–1855, включавшиеся ошибочно
Стихотворения 1838–1855 гг., включавшиеся в собрания сочинений Некрасова ошибочно или без достаточной аргументации

ОБЛАКА («ИЗ-ЗА ГОР ИЗДАЛЕКА…»)

Впервые опубликовано: ЛПРИ, 1839, ч. 1, 22 апр., Љ 16, с. 337, с подписью: «У».

Включалось в ПССт 1927 и ПССт 1931, раздел «Стихотворения, приписываемые Некрасову».

Автор стихотворения не известен.

<ИЗ РЕЦЕНЗИИ НА КНИГУ И. МЯТЛЕВА «КАРТИНКИ РУССКИХ НРАВОВ… КНИЖКА ТРЕТЬЯ. ПЕТЕРГОФСКИЙ ПРАЗДНИК. ТРИ ПЬЕСКИ». СПб., 1842>:

<1> «МОН АМИ, ТЫ ПРИМИ…»,

<2> «ВОТ АВТОР КУРДЮКОВОЙ…»

Впервые опубликованы: ЛГ, 1842, 4 окт., № 39, в составе названной рецензии, с. 800, без подписи.

Включались в ПССт 1931, раздел «Стихотворения, приписываемые Некрасову».

В примечаниях к ПССт 1931 К. И. Чуковский писал: «Рецензия несомненно написана Некрасовым, но мы не решаемся с должной уверенностью приписать ему стихотворную пародию на Мятлева, так как он слишком слабо знал французский язык» (с. 641). Однако вопрос об атрибуции рецензии неясен; в ПСС она не вошла. Автор стихотворений не известен.

ТРУЖЕНИК («Я СЛУШАЛ, О МОЙ ДРУГ, ИХ ПОШЛЫЕ РАССКАЗЫ…»)

Впервые опубликовано: СвС, т. И (ценз, разр, – 5 июня 1843 г.), в составе поэмы «Жизнь и люди», с. 20–22, без подписи. Вторично опубликовано С. А. Рейсером по приписанной Некрасову копии в Экз. Лазаревского: Звезда, 1938, № 1, с. 168.

Включалось в основной свод произведений поэта в ПСС, т. I и ПССт 1967, т. I.

Авторство Некрасова считалось бесспорным.

На первую публикацию в СвС указал А. Ф. Крошкин в статье «Об участии Н. А. Некрасова в создании поэмы „Жизнь и люди“» (Доклады восьмой научно-теоретической конференции. Таганрогский пед. ин-т. Сер. филол. наук, т. II. Ростов-на-Дону, 1966, с. 61–69), выдвинув при этом предположение, что в названной поэме Некрасову принадлежат многие фрагменты. Однако из мемуаров В. Р. Зотова доподлинно известно, что поэма «Жизнь и люди» написана им (ИВ, 1890, № 2, с. 339–340). Автор стихотворения – В. Р. Зотов.

«ОТЕЦ ТВОЙ, ПОП-БЕЗДЕЛЬНИК…»

Впервые опубликовано по копии А. А. Буткевич (ИРЛИ): Евгеньев-Максимов В. Предсмертные думы Н. А. Некрасова. – Заветы, 1913, № 6, с. 35.

Включалось в основной свод стихотворений Некрасова в Ст 1920, ПССт 1927, Собр. соч. 1930, т. I.

Принадлежность стихотворения Некрасову считалась несомненной. Однако, как выяснилось, это эпиграмма И. С. Тургенева на М. В. Белинскую, датируемая концом 1843 г. (см.: Базилеская Е. В. Мнимая эпиграмма Некрасова. (К вопросу об отношениях Некрасова и Тургенева). – Звенья, I. M.-Л., 1932, с. 185–194).

Автор стихотворения – И. С. Тургенев.

«БРАВО! БРАВО! БРАВО! БОЖЕСТВЕННО!.. ЧУДНО!..»

Впервые опубликовано: ЛГ, 1844, 23 ноября, № 46, в составе фельетона «Петербургская хроника», с. 788, без подписи.

Включалось в ПССт 1927 и ПССт 1931, раздел «Стихотворения, приписываемые Некрасову».

Автор стихотворения не известен.

«ПОЮ, ПОЮ Я ПОДВИГ ОНЫЙ…»

Впервые опубликовано: ЛГ, 1845, 4 окт., № 38, в составе фельетона «Петербургская хроника», с. 630, без подписи.

Включалось без каких-либо оговорок в ПССт 1931 и ПССт 1934–1937, т. I.

Некрасов перестал сотрудничать в ЛГ с апреля 1845 г. (см.: ПСС, т. XII, с. 33).

Автор стихотворения не известен.

«С ЦВЕТКОМ В РУКЕ, БЛЕДНА И ОДИНОКА…»

Впервые опубликовано: ПА (ценз. разр. – 5 марта 1846 г.), с. 34, без подписи.

Включалось, как появившееся в ПА, в ПССт 1967, т. I, раздел «Стихотворения, приписываемые Некрасову».

Известно указание П. А. Ефремова, что автором стихотворения был И. И. Панаев (см. пометку в Экз. Ефремова ПА),

«Я В БУРНОЙ ЮНОСТИ МОЕЙ…»

Впервые опубликовано: С, 1850, № 8 (ценз, разр. – 4 авг. 1850 г.), «Смесь», в составе шуточной повести «Сантиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам», с. 192, без подписи.

Включалось в ПССт 1927 и ПССт 1931, раздел «Стихотворения, приписываемые Некрасову».

В примечаниях к ПССт 1931 К. И. Чуковский писал: «Мы не думаем, чтобы этот „Опыт“ принадлежал Некрасову, так как то словесное виртуозничанье, которое заключается в нем, было Некрасову чуждо» (с. 642). В ПСС, т. I стихотворение не вошло.

Ср. также комментарий к циклу «<Из „Сантиментального путешествия Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам“>» (с. 702). Автор стихотворения не известен; вероятно, им был А. В. Дружинин.

Комментарии

В первом томе академического издания собрания сочинений Некрасова помещены стихотворения 1838–1855 гг., т. е. большого промежутка времени от начала творческого пути поэта и вплоть до той поры, когда в его стихах (в частности, в «Поэте и гражданине», 1855–1856) явственно прозвучали призывы к революционной борьбе. Произведения, представленные в настоящем томе, принадлежат к ценнейшим художественным документам той эпохи. Вместе с тем они характеризуют становление Некрасова как поэта, зарождение и развитие революционно-демократических мотивов в его творчестве.

В соответствии с жанровым принципом, принятым в композиции всего издания, в первом томе сосредоточены собственно стихотворения. Некоторые некрасовские произведения тех лет вошли в другие тома: поэмы «В. Г. Белинский» и «Саша» – в том, отведенный для поэм (т. IV); ранняя «драматическая фантазия в стихах» «Юность Лермонтова» – в том драматических произведений (т. VI).

Из стихотворений Некрасова, содержащихся в его пьесах, романах, фельетонах, рецензиях, письмах, автобиографических заметках (см. т. VI–IX, XI–XIII, XV наст, изд.), в первом томе перепечатываются лишь те, которым он придавал самостоятельное значение, публикуя их (или предполагая публиковать) в виде отдельных произведений.

Стихотворения, составляющие первый том, относятся к двум периодам творческого пути Некрасова – периоду литературного ученичества (1838–1844 гг.) и периоду зрелого мастерства (с 1845 г.). Середина 1840-х гг. была важнейшим рубежом в эволюции поэта. Именно тогда Некрасов получил признание как выдающийся поэт, – об этом говорили и писали и читатели, и литераторы; первым критиком, «открывшим» Некрасова, был В. Г. Белинский (см. комментарий к стихотворению «В дороге», 1845). Позже Н. Г. Чернышевский отнес становление Некрасова как великого поэта также к середине 1840-х гг.[1]1
  См.: Чернышевский, г. I, T44-749.


[Закрыть]
Это мнение принято и в научной литературе. К. И. Чуковский охарактеризовал годы 1838–1844 как «период литературной работы Некрасова, в течение которого он так трудно и медленно формировал свой писательский стиль».[2]2
  Чуковский Корней. Мастерство Некрасова. М., 1971, с. 73.


[Закрыть]
В статье, специально посвященной вопросу периодизации творческого пути Некрасова, М. М. Гин пишет: «Ни в коем случае мы не имеем права упускать из вида один важнейший рубеж в творческом пути Некрасова – середину 40-х годов, начало его зрелого поэтического творчества».[3]3
  Гин М. М. О периодизации творчества Некрасова. – Изв. АН СССР. 1971. Сер. лит-ры и яз., т. XXX, вып. 5, с. 433.


[Закрыть]

Сам Некрасов неизменно браковал свои ранние стихи. В первые три прижизненные издания своих «Стихотворений» (1856, 1861, 1863) он включил произведения, написанные не ранее 1845 г. В последних трех изданиях (1864, 1869, 1873–1874) он поместил и несколько более ранних юмористических стихотворений, по лишь в приложении и с особым примечанием, в котором давал своим ранним стихам весьма строгую критическую оценку (см. комментарий к стихотворению «Говорун», с. 679 наст. тома).[4]4
  В комментариях ко многим стихотворениям приводятся сведения об их перепечатках в прижизненных изданиях «Стихотворений» – здесь имелись в виду перечисленные выше авторизованные издания, неизменно появлявшиеся под заглавием «Стихотворения Н. Некрасова». Прижизненные заграничные контрафакции, выходившие отдельными книгами под тем же заглавием, учитывались лишь в особых случаях (что каждый раз оговаривалось). Таких контрафакций было четыре: «Стихотворения Н. Некрасова». Лейпциг, 1859; «Стихотворения Н. Некрасова». Берлин, 1862; «Стихотворения Н. Некрасова. Изд. 2-е». Лейпциг, 1869 (перепечатка «Стихотворений» 1859 г.); «Стихотворения Н. Некрасова. Изд. 2-е». Берлин, 1874 (перепечатка «Стихотворений» 1862 г. с присоединением стихотворений «Утро» и «Три элегии»).


[Закрыть]

Прижизненные издания своих «Стихотворений» (начиная со второго) Некрасов открывал стихотворением «В дороге» (1845) – произведением, которое знаменовало собою начало нового этапа в его творчестве, было восторженно встречено В. Г. Белинским, высоко оценено А. И. Герценом и А. А. Григорьевым. Первое издание «Стихотворений» (1856) открывалось программным стихотворением «Поэт и гражданин» (которое входит во второй том настоящего издания), но сразу вслед за ним стояло стихотворение «В дороге».

В связи с вышесказанным в настоящем томе в качестве первого отдела помещены стихотворения 1845–1855 гг., причем этот отдел (и весь том) открывается стихотворением «В дороге». Стихотворения 1838–1844 гг. составляют второй отдел. Затем следуют небольшие отделы «Коллективное» (стихотворения, написанные Некрасовым в соавторстве) и «Dubia». В отдел «Dubia» вошли лишь такие стихотворения, принадлежность которых Некрасову (вызывает мало сомнений. Стихотворения 1838–1855 гг., включавшиеся в издания Некрасова ошибочно или без достаточных оснований, в настоящем томе не перепечатаны, – им посвящена особая заметка, непосредственно связанная с комментарием к отделу «Dubia» (на с. 706–708 наст. тома).

Внутри каждого отдела стихотворения расположены в хронологическом порядке. При этом все они распределены по годовым рубрикам. Такое распределение является в известной мере условным (так как над некоторыми стихотворениями Некрасов работал в течение нескольких лет, да и не всегда год написания стихотворения может быть точно определен), но оно удобно для читателя и опирается на многолетнюю традицию издания стихотворений Некрасова. Стихотворения, над которыми поэт работал в течение нескольких лет, отнесены к тому году, на который приходится основная часть работы. Более точные сведения о датировке стихотворений сообщаются в комментариях.

Основанием для датировки многих стихотворений Некрасова является дата цензурного разрешения той книжки журнала, в которой они были впервые опубликованы: журнал обычно проходил через цензуру в уже отпечатанном виде и в ближайшие дни после этого выпускался в свет. Поэтому сведения о цензурном разрешении журналов приводятся в комментариях.[5]5
  Сведения о цензурных разрешениях изданий «Стихотворений» Некрасова в аналогичных случаях, как правило, не приводятся. Они не показательны, так как после цензурного разрешения книга могла еще долго печататься, и Некрасов вносил изменения в ее состав. Например, в «Стихотворения» 1858 г. он после цензурного разрешения (14 мая 1856 г.) включил стихотворение «Поэт и гражданин» и другие; вышла же книга лишь 19 октября 1856 г.


[Закрыть]

Важным основанием для датировки большой группы стихотворений 1855 г. является их наличие в датированных тетрадях автографов: в Зап. тетр. № 1 и Зап. тетр. № 2, на которых имеются дарственные надписи А. Я. Панаевой с датой «21 мая 1855» (стихотворения, черновые автографы которых содержатся в этих тетрадях, были написаны, очевидно, не ранее этого дня), а также в тетради, которую Некрасов передал московскому книгоиздателю К. Т. Солдатенкову 7 июня 1855 г.[6]6
  1 июня 1855 г. Некрасов заключил с К. Т. Солдатенковым условие об издании своих стихотворений (Москва, 1963, № 12, с. 165; Собр. соч. 1965–1967, т. VIII, с. 159, 161).


[Закрыть]
(по-видимому, стихотворения, беловые автографы которых находятся в этой тетради, были написаны до этого дня).[7]7
  См. также: Гаркави А. М. Состояние и задачи некрасовской текстологии. – Некр. сб., V, с. 170–173.


[Закрыть]

В комментариях к настоящему тому использовано большое количество материалов, проясняющих творческую историю стихотворений. Составители учли все заметки Некрасова о своих стихотворениях (приведенные С. И. Пономаревым в Ст 1879), а также многие фактические данные, сообщенные К. И. Чуковским в советских изданиях стихотворений Некрасова. Составители данного тома опирались также на свои комментарии в ПССт 1967.

Стремясь более полно осветить общественное значение стихотворений Некрасова, составители внесли в комментарий сведения о литературной борьбе вокруг некрасовских стихотворений, о хождении стихотворений Некрасова в рукописном виде и т. д.

Широкое распространение стихотворений Некрасова в рукописях – характернейшее явление русской общественной жизни середины прошлого века. Оно не только свидетельствовало о большом интересе читателей к творчеству поэта, но и зачастую было связано с вольнолюбивыми настроениями. Так, после того как первое издание «Стнхотрорений» Некрасова в конце 1856 г. подверглось цензурным репрессиям (подробно об этом см. т. II наст. изд., комментарий к стихотворению «Поэт и гражданин»), особенно усилилась нелегальная циркуляция текстов Некрасова. Имели хождение экземпляры запрещенной книги «Стихотворений» с рукописными вставками (некоторые из них учтены в комментариях к настоящему тому, а обнаруженные в них разночтения текстов приведены в разделе «Другие редакции и варианты»);[8]8
  Экземпляры первого издания некрасовских «Стихотворений» с рукописными вставками читателей прошлого века до сих пор обнаруживаются в разных городах. См.: Воробьев В. Судьба книги. – Книжное обозрение, 1975, 28 марта, с. 16.


[Закрыть]
книгу переписывали от руки и целиком. Без ведома Некрасова его стихотворения печатались и перепечатывались за границей (Ст 1859, Ст 1862, ряд публикаций в сборниках и периодической печати).[9]9
  Подробно об этом см.: Гаркави А. М. Произведения Н. А. Некрасова в вольной русской поэзии XIX в. – Учен. зап. Калинингр. пед. ин-та, 1957, вып. 3, с. 207–249.


[Закрыть]

В архивах сохранились многочисленные копии стихотворений Некрасова, сделанные разными лицами, часто неизвестными. Много стихотворений переписал в свою тетрадь П. Л. Лавров (ЦГАОР, ф. 1762, оп. 2, ед. хр. 340). Большой интерес представляют и конфискованные полицией или III Отделением тетради разных лиц со списками стихотворений Некрасова: тетрадь М. А. Куколь-Яснопольского (ЦГАОР, ф. 109, оп. 214, ед. хр. 380), тетрадь Н. Латкиной (ЦГАОР, ф. 95, оп. 2, ед. хр. 112) и др. Подобные материалы могли быть учтены в данном издании лишь частично, ибо количество их огромно; к тому же очевидно, что очень многие из них еще не выявлены.

Комментарий к первому тому содержит сведения о музыкальных переложениях некрасовских текстов (в данном случае использован указатель: Н. А. Некрасов в музыке. Сост. Г. К. Иванов. М., 1972).[10]10
  В соответствующих примечаниях сообщены лишь инициалы и фамилия композитора и год публикации нот с некрасовским текстом; библиографические описания этих публикаций см. в названном указателе Г. К. Иванова.


[Закрыть]

Подготовка текстов стихотворений 1838–1839 гг., вариантов и комментариев к ним осуществлена В. Э. Вацуро; подготовка текстов стихотворений 1840–1855 г., вариантов и комментариев к ним – А. М. Гаркави.

1845

В дороге*

Печатается по Ст 1873, т. I, ч. 1, с. 7–9.

Впервые опубликовано: ПСб (ценз. разр. – 12 янв. 1846 г.), с. 505–507, с подписью: «Николай Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1856. Перепечатывалосъ в 1-й части всех последующих прижизненных изданий «Стихотворений».

Автограф не найден. Авторизованная копия (рукой А. Я. Панаевой) – ГБЛ (Солд. тетр., л. 50–53) – представляет собою список с текста ПСб.

В Ст 1879 датировано: «1846», без ссылки на указание автора. Поскольку в середине января 1846 г. «Петербургский сборник» уже вышел в свет, правильнее относить это стихотворение к 1845 г. К тому же еще 3 января 1846 г. Некрасов переслал цензору А. В. Никитенко какие-то стихотворения, назначаемые для «Петербургского сборника» (см.: ПСС, т. X, с. 51), среди которых, вероятно, было и «В дороге».

При перепечатке в Ст 1861 цензура не пропустила упоминание о том, что крестьянку Грушу погубили «господа», и Некрасов вынужден был переделать ст. 62.

Композиционная схема стихотворения (разговор путника с ямщиком, рассказ ямщика о своей жизни) восходит к русским народным ямщицким песням. Но эта схема наполнена иным содержанием: здесь речь идет не «про рекрутский набор и разлуку», а о тяжелой доле русской крестьянки. «В дороге» – первое из стихотворений Некрасова, посвященных женской крестьянской доле, и вместе с тем первое резкое выступление Некрасова против крепостного права.

Прототипом Груши, возможно, была крепостная девушка Наталья Андреева из имения Некрасовых Грешнево (см.: Тарасов А. Ф. Новые архивные материалы о семье Некрасовых. – РЛ, 1967, № 3, с. 145; Гин М. Последняя страница «золотого» детства поэта. – В кн.: Н. А. Некрасов и русская литература. Кострома, 1974, с. 133–137).

Стихотворение «В дороге» принесло Некрасову признание в литературе. Белинский пришел в восторг, когда Некрасов впервые прочитал его в кругу друзей: «…у Белинского засверкали глаза, он бросился к Некрасову, обнял его и сказал чуть не со слезами на главах: „Да знаете ли вы, что вы поэт – и поэт истинный?“» (Панаев, с. 249). Согласно другой версии, Белинский, находясь под впечатлением от стихотворения «В дороге», сказал И. И. Панаеву: «А каков Некрасов-то!.. Ведь он начинает обнаруживать глубокий поэтический талант. Сколько скорби и желчи в его стихе!..» (там же, с. 417). В рецензии на «Петербургский сборник» Белинский писал о помещенных там стихотворениях Некрасова: «Они проникнуты мыслию; это – не стишки к деве и луне; в них много умного, дельного и современного. Вот лучшее из них – „В дороге“» (Белинский, т. IX, с. 573). Герцен также в 1846 г. назвал это стихотворение «превосходным» (Белинский, т. XII, с. 264); ср. слова Некрасова (в письме к И. С. Тургеневу от 26 мая/7 июня 1857 г.) о том, что Герцен «был первый, после Белинского, приветствовавший добрым словом мои стихи».

В 1883 г. стихотворения Некрасова «В дороге», «Забытая деревня», «Вино» и «Огородник» были включены в пропагандистский «Сборник рассказов в прозе и стихах», тираж которого был конфискован властями и сожжен.

Варган – народный музыкальный инструмент (см.: Даль, т. I, с. 165). Слова «на варгане играть» в данном контексте означают: играть на музыкальных инструментах.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю