Текст книги "На грани жизни и смерти"

Автор книги: Николай Паниев

Соавторы: Константин Фадин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Генерал нажал кнопку. Вошел адъютант.

– Организуйте наблюдение за... по этому адресу, – сказал генерал. – Кто приходит в дом, с кем встречаются. Особенно хозяйка. Нужны фото. Срочно. Мотивы, которые побуждают вернуться в Россию.

* * *

Христо Балев по поручению своей партии обосновался в Варне.

Он искал возможность оказать помощь арестованным морякам взбунтовавшегося крейсера. Был разработан план, для осуществления которого нужны надежные помощники. Необходимо было тщательно продумать все до мельчайших подробностей, чтобы обеспечить успех акции.

Балев и Чочо отправились в цирк шапито. Арену заменял большой потертый палас, клоун и его семья проделывали разные смешные трюки. Мальчик-подросток по имени Живко поистине вытворял чудеса на туго натянутой проволоке. После его выступления Балев многозначительно спросил у своего друга:

– Понял, какая находка?

– Может, не совсем, но понял. Но должен тебе сказать, что без согласия отца...

– Его отец – мой земляк, – обнадежил Балев, – тырновец. Вечером смеется, по ночам плачет. Бедный, обездоленный человек. Для коммунистов сделает все. Надо поговорить. Это тебе, брат, не капитан углевоза. С отцом маленького клоуна договоримся по-братски. Вот только туман... туман нужен... как молоко, чтобы мальчика не заметили. Понял, Чочо? Все должно делаться в тумане.

– Туман и два морских призрака: я и он.

– Без тебя нам не обойтись, – улыбнулся Балев.

После представления Балев и Чочо направились за кулисы.

* * *

Из здания Мариинки вышли Павел и Тимка. Павел в военной форме, на боку наган. Мальчик заметно повзрослел, был прилично одет и ухожен. От его «беспризорности» не осталось и следа.

– Не горюй, Тимофей Иванович, – бодрым голосом сказал Павел. – Вот разобьем Врангеля, и начнется, Тимоха, такая жизнь, что и вообразить трудно.

– Для тех, кто живым вернется, – тихо промолвил Тимка, явно удрученный предстоящим отъездом Павла.

– Ну а ты уже меня... того? – улыбнулся Павел. – Я вернусь, Тимка, обязательно вернусь! Дел-то еще сколько впереди! Хочу на твою премьеру попасть. А как же! Обязательно! Так что жди, Тимка. И носа не вешать. Негоже унывать такому большому парию.

– Все уезжают, одна Дина...

– Скоро возвратятся Гринины.

– Это когда еще будет!

– Ну, если я не пойду на фронт, Ваня Пчелинцев не пойдет, кто же будет воевать, добивать врагов революции?

В Петрограде была объявлена мобилизация: «Все на Южный фронт, на борьбу с Врангелем!»

Вдвоем шли по улице, где жили Гринины. Перед зданием бывшего общежития интернационалистов Павел остановился, долго смотрел на окна. Вспомнились первые послереволюционные дни и месяцы. Всплыло в памяти, как болгарин Балев будил Бланше утром семьдесят третьего дня революции, как потом все хором пели «Марсельезу». Тот день врезался в память многими событиями. Тогда был ранен сын балерины Анны Грининой. Да, Гринины что-то надолго задержались в Париже. Павел завидовал Бланше, который часто видится с Анной Орестовной. Жорж писал об этом Павлу. И еще писал, что они с Сюзан решили пожениться. «В перерыве между революциями, – добавлял Жорж, – между русской и французской». Павлу вспомнилось его пресловутое «пиф-паф»...

* * *

Жорж Бланше не расставался со своей привычкой и в Париже. Не успел он, поддерживая под руку все еще прихрамывающую Сюзан, подняться к Грининым, как до Анны Орестовны донеслось знакомое «пиф-паф».

– О, месье Жорж! – радостно встретила гостей Гринина. – Камарад Бланше.

– Товарищ Жорж, товарищ Бланше, – поправил ее гость.

В соседнем саду мужчина средних лет, делая вид, будто возится около газонов, тайно сфотографировал Гринину и ее гостей.

– Камрад Сюзан Легранж. Тоже из России, – представил Жорж свою невесту.

– Вы давно из России? Когда? – заинтересовалась Гринина.

– Совсем недавно, – ответила француженка.

– Поженились? – спросила Гринина.

– Мы хотели пожениться в Севастополе, но... были другие дела. Я пиф-паф и ее... пиф-паф, – весело произнес Жорж.

– Вы ранены? – участливо спросила Гринина.

– Как говорят в России, царапнуло, – пошутила Сюзан.

– Кто же это вас?.. Наши... русские?

– Нет, наши... французы. А русские спасли. Русская женщина спасла, – ответила Сюзан.

– Сюзан поправится, и мы вместе поедем в Россию, – сообщил Жорж. – А вы, мадам Гринина? Вас там очень ждут. Или у вас другие планы? В гостях хорошо, а дома лучше. Не так ли?

Вошел Леопольд, кивнув гостям, спросил у Бланше:

– Мы, по-моему, встречались с вами, месье? В Петрограде. Давно из наших краев?

– Из Советской России совсем недавно, месье Гринин.

– Чем же вы занимаетесь в несоветской Франции?

– Собираемся последовать вашему примеру.

– Чьему именно?

– Русских товарищей.

– Одним словом, собираетесь экспортировать анархию, произвол, голод...

Анна Орестовна осадила Леопольда:

– Кстати, им лучше знать о том, что делается сейчас у нас на родине. Вот наша гостья Сюзан... Бланше даже была ранена в Севастополе.

Леопольд, не обращая внимания на тон Анны Орестовны, зло произнес:

– Я уверен, что дни большевистской России сочтены. Если вы были ранены в Севастополе, то, должно быть, вам известно, что именно в Крыму готовится решительный удар.

– Кому? – с иронией спросил Жорж.

– К вашему сожалению, вашим друзьям, – высокомерно ответил Леопольд.

– Что ж, мы, господин Гринин, располагаем другой информацией. Да, смертельный удар действительно готовится. Но он будет нанесен по Крыму. Моими друзьями. Если в Крыму есть ваши друзья, то они, к сожалению, испытают очень неприятные минуты.

Анна Гринина забеспокоилась:

– Боже, как же так! А мы получили письмо... Нас зовут в Крым. Там мой кузен. Он уверен, что в Крыму нам будет спокойно, безопасно...

– Мадам, простите великодушно, но я в том не уверен, – сказал как можно мягче Жорж. – Армия барона Врангеля обречена. Сила и правда за теми, кто совершил революцию.

«Чего доброго, этот француз еще отговорит ее от поездки в Крым», – думал Леопольд. Он понял, что в Париже без денег, которыми мог бы сорить направо-налево, ему делать нечего. Париж поворачивался к нему спиной. А возможностей иметь деньги, много денег, он не находил. Анна отказывалась от зарубежных гастролей, да и в Париже танцевала очень редко. Ему прожужжали уши, что Ялта – это дореволюционный Петербург в миниатюре. Светское общество, приемы, выезды, даже балы. И еще ночная жизнь в уютных русских ресторанчиках и тавернах с цыганками, с душещипательными романсами, с черной икоркой и лососинкой... Да, в Крыму можно было жить, а не прозябать. Красным его не взять. Железный полуостров ощетинился французскими дальнобойными орудиями, английскими военными кораблями... Красные будут биты, проиграют гражданскую войну, и армия Врангеля вступит в Москву, в Петроград... Будущее представлялось возбужденному мозгу Леопольда в радужных красках. А тут какой-то французишка пытается отговорить жену брата от поездки... Леопольду хотелось сказать грубость, унизить этого «экспортера революции», но тут всеобщее внимание привлек появившийся на террасе Костик. Мальчик стал выше ростом, вытянулся. На правом глазу все еще белела повязка. Костик внимательно смотрел на гостей. Он почувствовал, что мать чем-то расстроена. Это его обеспокоило. Анна Орестовна улыбнулась уголками губ и сказала:

– Вот и наш Костик. А это, Костик, наши французские друзья. Они были в Питере. И в Одессе, и в Севастополе...

Мальчик поклонился гостям, подошел к матери и тихо сказал:

– Мамочка, если они были в России, то пусть послушают нашу песню.

Вскоре гости уже сидели в комнате, слушали, как Костик поет.

* * *

Павел и Тимка отправились в гости к Дине.

Они позвонили, дверь открыла Дина и тотчас с тревогой спросила у Павла:

– Ты уже в военной форме?

– А что? Разве она мне не идет? – уклоняясь от прямого ответа, пошутил Павел. – Иван не звонил?

– Жду...

Телефон не замедлил «подать голос».

– Он, – сказала Дина и сняла трубку. – Ваня, здравствуй. У нас Павел и Тимка. Что? У меня все хорошо. Только вот от наших... из Парижа пришло письмо. Собираются ехать в Крым. Что? Передаю.

Дина передала трубку Павлу.

– Привет, Ваня. Да, завтра буду в Москве. Обязательно встретимся. А ты? А-а-а, ты остаешься в Москве. В Крым? Не знаю, что им там делать. Хорошо, поговорю. Слушаюсь, товарищ начальство. До встречи. Передаю Дине. И еще учти, на очереди сам Тимофей Иванович.

– Ваня, что прислать с Павлом? – кричала в трубку Дина. – Себя? А кто с Тимофеем Ивановичем останется? Хорошо, передам ему твой большевистский привет. Непременно. Да, делает успехи. Вот он вырывает трубку.

Тимка сказал Пчелинцеву, словно выдохнул:

– Я тоже хочу на войну!

Он терпеливо слушал, что ему говорили с другого конца провода, потом положил трубку и недовольно произнес:

– Говорит, сейчас везде война. Везде, везде, а сам, знаю, едет на фронт.

– Куда? – удивилась Дина, подозрительно взглянув на Павла.

Тимка лукаво подмигнул Павлу, сказал:

– Мужской секрет.

Павел серьезно сказал Дине:

– Послушай, что мне сказал Иван. Советует сообщить Грининым, чтобы они не предпринимали попыток пробираться в Крым. Ты знаешь, какая там обстановка? В Крыму собралось все белогвардейское отребье. Вооружаются до зубов, готовятся нанести удар. Белые генералы оптом и в розницу запродались иностранному капиталу. Вся страна поднимается на Врангеля. И сей муж, который стоит перед тобой в воинских доспехах, как ты, наверно, уже догадалась, тоже получил назначение на Южный фронт. Ну, приедут твои в Крым, а дальше что?

– Они, видимо, получили приглашение от кузена Александра ...капитана Агапова. Ты ведь его, кажется, знаешь?

– Ваш Агапов для меня прежде всего дезертир из Красной Армии. Значит, он теперь служит Врангелю? Что в такой ситуации придется делать Грининым? О Леопольде я не говорю. А поэт, а балерина? Думаю, что им стоит хорошенько подумать, прежде чем решиться принять приглашение этого кузена.

– Может, Иван свяжется с Бланше, через него выяснит настроение наших?

– Бланше? Что ж, это идея! Да, надо сказать Ивану, чтобы он нашел возможность связаться с Бланше.

* * *

Агенты Покровского, действовавшие в Париже, приступили к выполнению задания, полученного из Крыма. Дом, в котором проживала семья русских эмигрантов Грининых, был взят под наблюдение. Самым подходящим «объектом» оказался Леопольд – скучающий светский лев, прожигатель жизни. К нему подослали опытного агента, который работал и на французскую разведку. Он «отвечал» за Бланше. Первое задание агент уже провел: француз-коммунист и его невеста были сфотографированы в доме Грининых. «Если не успели пожениться, то сделают это на том свете!» – мрачно пошутил агент.

Фотоснимки были проявлены. На всех Жорж Бланше в кругу семьи Грининых. Рядом фото Пикара в его бытность в Севастополе. Сличали внимательно.

– Он! – заключили коротко. – Бланше и Пикар – одно лицо. Срочно сообщите и просите дальнейших указаний.

Портативный телеграфный аппарат отстукал шифровку. Донесение из Парижа было спешно вручено лично генералу Покровскому. Что ж, его подозрения подтвердились.

Этот француз, который его перехитрил в Севастополе, готовит новый подвох в Крыму. Все очень просто. Француз-коммунист вербует в семье русских эмигрантов своих людей для работы в Крыму. Популярность балерины Грининой, ее авторитет в обществе будут использованы как нельзя лучше в борьбе с белой контрразведкой. Кто способствует проникновению красных агентов в Крым? Выходит, Агапов. По недомыслию или же по злому умыслу?

Было над чем задуматься генералу Покровскому. Он не замечал, что говорил сам с собой, мучительно размышляя о том, какую роль играет в этой скверной истории капитан Агапов. Неужели он ведет тонкую игру? Неужели этот капитан – мастер ловушек? Каких? Для кого? Кто же вы, капитан Агапов, после... бегства из Красной Армии? На кого работаете? Надо же, втерся в доверие к самому барону! Тут что-то не то... Однако почему же тогда сразу опознал того француза? Принес в жертву? Ради чего, ради кого? Нет, это непохоже на стиль разведчика. А кузина? На кого работает его кузина? Нет, надо к барону. Немедленно к барону. Немедленно к барону! Выложить все свои сомнения, подозрения. Чем скорее, тем лучше.

Покровский нажал кнопку, и перед ним тут же предстал подполковник Полищук.

– Птица, которую вы выпустили в Севастополе, – строго напомнил ему генерал, – села в Париже. За вами должок, господин подполковник. Имеете шанс рассчитаться с тем французом. Сообщите в Париж, чтоб дали более подробные сведения о связях этого Бланше-Пикара с семьей балерины Грининой, главным образом с нею самой. Что это – работа, подрывная работа против... нас или просто амурная история? А этого... Пикара...

Покровский сделал выразительное движение рукой, словно нажимая на курок.

– Только без шума, чтоб никаких материалов для щелкоперов, – предупредил он.

* * *

В ресторане к Леопольду, который сидел со скучающим видом за столиком, подсел мужчина – тот самый, что сличал фотографии и приказал сообщить в Крым, что Бланше и Пикар – одно лицо.

– Если не возражаете, месье, – сказал он любезно, – вместе по-соседски испробуем русскую водку. Божественный напиток для... мужчин. Да, кстати, мы с вами, месье, соседи, живем на одной улице, почти рядом. Жена моя то и дело твердит: ах, какая интеллигентная семья, какой воспитанный мальчик. В наше время это такая редкость – воспитанные дети. Его воспитывает гувернер-француз, месье? В России, я слышал, можно приглашать в гувернеры французов.

– Нынче нам, русским, приходится приезжать во Францию, – неохотно ответил Леопольд.

– Ах да, у вас там, говорят, неспокойно? Действительно, месье, власть отдали голодранцам?

– Отдали? Они сами взяли. Взять-то легко, а вот пусть попробуют удержать...

– Вот уже три года держатся. По-вашему, не удержатся, месье?

– Нужен хороший удар. Один. Но...

Леопольд с силой стукнул кулаком по столу.

– Пардон, – смущенно извинился он и оглянулся на соседние столики. – Да, надо собраться с силами а одним ударом покончить...

– Собраться, а как собраться? Вот вы, к примеру, здесь, много русских здесь. Кто-то должен собрать, вокруг кого-то должны собраться. Читал я о вашем генерале по фамилии... фамилия похожа на немецкую... Если не ошибаюсь, Врангель...

– Барон Врангель. Русский генерал.

– Боевой, говорят.

– На него вся надежда.

– Где он?

– В Крыму. Большая сила!

– А вы к нему не собираетесь?

– Задерживают... дела.

– Вы коммерсант, месье?

– Нет, другие дела. Личные.

– Если нужна помощь, прошу не стесняться, месье. Ну, за осуществление ваших желаний. Называйте меня Жюстен. Жюстен Симон. Всегда готов помочь хорошему русскому, месье...

– Леопольд Гринин.

– У вас, месье Гринин, кажется, нет недостатка в друзьях? Как-то встретил одного... парижанина, спрашивал, как найти дом, где живет семья русских Грининых... Еще называл женское имя... Мадам...

– Это жена моего брата. Вероятно, вы говорите о Бланше. Мы с ним встречались в России.

– О, мир тесен. Сегодня Россия, завтра Франция, послезавтра...

– Опять Россия.

– Домой? Друзья, родные стены... Или не желанные?

– Кто знает. Жена брата рвется обратно. Будет танцевать. Или учить других. Знаменитость.

– А-а, теперь догадываюсь, тот француз, как вы назвали его...

– Бланше.

– Бланше тоже танцует? Коллега?

– А черт его знает, что делает ваш Бланше. Знаю только одно: ему нравится то, что не нравится мне.

– О, разные вкусы. А у нас с вами одинаковые... любим водку. Месье, вы мне очень, очень симпатичны, и я буду рад пригласить вас к себе в гости. Моя жена так любит все русское! И водку тоже любит. А этот Бланше любит водку?

– Революцию он любит. Революцию в чужом доме. Там, у нас, торчал, лез, куда надо и не надо, теперь здесь пристает с советами: возвращайтесь, мол, домой.

– А ему-то что? Где кто хочет, там и живет.

– Пропади он пропадом. Слава богу, хоть болгарин от нас отстал. Его приятель. Тоже любитель революций.

– Бывает иногда, что эти любители просто-напросто... шпионы. Может, ему что-нибудь от вас надо? Он же красный. Вы подумайте: почему он так агитирует мадам Гринину возвращаться в Россию?

– Кузен невестки зовет нас туда, предлагает к нашим услугам свой дом.

– Где?

– В Крыму. Там собрался весь русский свет.

– А Бланше, конечно, поддерживает эту идею? Еще бы! Красному нужны свои люди в Крыму. Подумайте, месье Гринин, чем это попахивает.

Леопольд хотел возразить, что Бланше, наоборот, советует ехать не в Крым, а в Петроград, но промолчал. Какое ему дело, что думает этот француз Симон Жюстен, скучающий от безделья! Ну его! К черту всех этих Бланше и Симонов! Какое ему дело до французов! Все, все они ему осточертели. Надо решиться на последний шанс. Этим шансом, конечно же, был Крым.

* * *

Жорж Бланше и Сюзан готовились к свадьбе. Они решили, что свадьба будет скромной, пригласят только самых близких друзей, в том числе супругов Грининых, повеселятся, вспомнят незабываемые дни в России, помечтают...

А пока Жорж и Сюзан отправились в магазин для новобрачных: нужно было купить кое-какие вещи. Сюзан все еще хромала, ходила с палочкой.

У Жоржа было веселое настроение, которое передалось и Сюзан. Им обоим понравилась скромная на вид, улыбчивая продавщица, которая любезно вручила подвенечное платье.

– А еще один заказ, мадемуазель? – напомнил ей Жорж.

Продавщица показала коробку, в которой лежали два алых банта.

– Месье социалист? – спросила продавщица.

– Коммунист, – ответил Бланше, прикладывая бант к лацкану пиджака.

– А мадемуазель? – заинтересовалась продавщица.

– Тоже. И дети наши, мадемуазель, будут коммунистами, – убежденно сказал Бланше.

– Месье, а за это платят? – спросила молоденькая продавщица, с осторожностью приоткрывавшая для себя завесу в новый, неведомый ей мир.

– Да. Платят. Пулей, – ответил Бланше, показывая глазами на ногу Сюзан. – Чаще всего метят в самое сердце. Вот сюда. – И он ткнул пальцем себе в грудь.

– Зачем же тогда люди становятся коммунистами, месье? – удивилась продавщица.

– Если когда-нибудь вам случится побывать в России, мадемуазель, вы получите ответ на свой вопрос.

– Русских здесь много. Я видела, как танцует русская балерина Гринина. Прелесть. У нее лицо мадонны, в глазах грусть, – сказала продавщица.

– Вернется в Россию, и грусть исчезнет, – заметила Сюзан.

– Ой, каким непонятным стал этот мир! – сокрушалась продавщица, вручая молодоженам большой пакет. – Будьте счастливы! Я знаю только, что люди бывают хорошие, бывают плохие. А остальное не понимаю.

– Ясно, – улыбнулся Бланше. – Когда все начинают правильно понимать, получается революция. Как в России.

В магазин вошел человек, который назвался Леопольду Жюстеном Симоном. Он делал вид, будто разглядывает свадебные наряды на манекенах.

– Веселой свадьбы вам и счастья! – пожелала продавщица молодоженам.

Жорж и Сюзан вышли, помахав руками милой, простодушной девушке.

Жюстен Симон хмуро спросил у продавщицы:

– Эти счастливчики, конечно, не забыли заказать красные банты?

– Да, месье, они... так пожелали. Свадьба, а они решили красные банты...

– Пошлите по их адресу и пару черных бантов... на свадьбу. – Жюстен бросил на прилавок несколько скомканных ассигнаций и листочек с адресом.

Странный незнакомец ушел, а продавщице от слов незнакомца и этих брошенных денег стало жутко. Она быстро переоделась, на улице остановила свободное такси...

– Прошу вас, месье, поспешите, – попросила девушка шофера. – Вот по этому адресу. – Она протянула листочек, который оставил странный человек, так напугавший ее своими словами.

Жорж и Сюзан, выйдя из такси, подходили к калитке небольшого дома. Вдруг из проезжающего мимо автомобиля раздался выстрел. Подъехавшая на другой машине продавщица издалека увидела, как вздрогнул, словно от удара, Жорж Бланше, как он упал... Ее охватил ужас. Продавщица быстро вышла из такси, подбежала к лежащему на тротуаре Бланше. Сюзан в растерянности склонилась над ним. Бланше медленно открыл глаза и, увидев лицо девушки-продавщицы, сказал, словно продолжая начатый в магазине разговор:

– В самое сердце. Так платят коммунистам...

* * *

Леопольд вышел из дома и по привычке на углу купил газету. Сразу бросилось в глаза сообщение об убийстве Жоржа Бланше. Леопольд от удивления принялся нервно поглаживать подбородок... Интересно, знает ли об этом Жюстен, который, как он говорил, живет на той же улице, что и Гринины? По расчетам Леопольда, Жюстен Симон должен был проживать в одном из коттеджей в конце улицы. Увидев пожилого дворника, подметавшего улицу, Леопольд спросил у него:

– Простите, здесь живет месье Жюстен Симон?

– Нет, месье, такой тут не проживает.

– Может, в другом, соседнем, доме?

– Месье, я на этой улице родился, вырос и отсюда меня унесут... в общем, туда, куда уносят всех, но никакого Жюстена Симона здесь не было и нет. Возможно, вы ошиблись, месье?

Леопольд не ответил. Он медленно побрел по улице. Неужели между тем подозрительным французом и убийством есть прямая связь? А если это так, то и он, Леопольд, виноват... И все же надо еще проверить. Леопольд отправился в ресторан «Медведь». Ему сразу же попался на глаза официант, подававший вчера водку. Леопольд спросил:

– Вчера мы сидели с месье... Жюстеном Симоном. Помните? Изрядно выпили. Вы знаете этого господина?

Официант равнодушно, отсутствующим взглядом посмотрел на русского эмигранта, пожал плечами и отошел, ничего не ответив. Леопольд стоял в полнейшей растерянности, не зная, что делать, как быть. Поведение официанта его возмутило, захотелось подойти и дать пощечину этому ничтожеству... Кто-то сильно толкнул его в бок – это был толстенный мужчина, который шел напролом, толкая, отшвыривая всех, кто стоял на его пути... Леопольд не успел прореагировать. Что делать? Может, броситься вдогонку и дать пощечину этому толстому нахалу? Вдруг у самого его уха кто-то злым голосом произнес:

– Не путайтесь под ногами!

Леопольд увидел спину быстро удаляющегося официанта – того самого, что вчера обслуживал его, а сегодня вел себя так нагло. Эти два коротких эпизода в «Медведе» были столь унизительными, так сильно расстроили Леопольда, что он, пошатываясь как пьяный, вышел из ресторана и медленно побрел по улице... «Что произошло? – думал он. – Почему такое отношение?»

Он был вполне прилично одет, держался с достоинством. В «Медведе» его знали. Почему же его так демонстративно презирают, так игнорируют? Страшная догадка заставила его вздрогнуть. Деньги! У него не было денег! И официант, должно быть, знал это, Да, да, вот уже несколько дней он вынужден ограничиваться лишь рюмкой водки и скудной закуской. От его глаз не укрылось, что рядом за столиком едят икру, пьют шампанское, заказывают дорогие блюда. А он... О, этот официант – дока, он видит, словно через микроскоп, содержимое твоих карманов и точно определяет, есть ли у тебя счет в банке. Он, этот негодяй-официант, сразу учуял, что долговязый, скучающий русский эмигрант заходит в «Медведь» по привычке, но что он... Да, он банкрот, он неплатежеспособен в этом чужом городе... Он чужак, он не прижился в Париже.

Леопольду почудилось, что перед ним предстал Кирилл с тургеневским романом в руках, назидательно повторяя то, что его брат уже слышал: «Россия без каждого из нас обойтись может...»

Леопольд мотнул головой, и видение исчезло. Но продолжало звучать: «Россия без каждого из нас обойтись может...»

* * *

Густой белесый туман плотной завесой висел над морем. Словно привидение, словно призрак, возник около «англичанина» силуэт чумазого трудяги-углевоза. Люди на углевозе тоже напоминали призраки. Они быстро и ловко перекинули на борт английского корабля канат с крюком на конце. Вплотную приблизившись к борту «англичанина», мальчик из цирка, которого звали Живко, черной краской перечеркнул название корабля. А белой вывел крупными, неровными, словно пляшущими буквами: «Надежда». Потом он ловко, словно кошка, стал пробираться по канату. Христо Балев стоял на палубе углевоза и внимательно следил за каждым движением маленького смельчака. Живко скрылся в тумане. Прошло несколько томительных минут, и фигурка Живко замаячила на палубе корабля. Мальчик быстро взбирался на мачту, поднимаясь все выше и выше... Вдруг раздался выстрел. За ним еще и еще.

Капитан углевоза с испуганным лицом подскочил к Балеву, умоляюще сказал:

– Нас заметили. Ради бога, уйдем, уйдем от беды.

– Мы не бросим мальчика! – Балев был непреклонен.

– В него стреляют. Уйдем! У меня маленькие дети.

– Мальчик делает это и во имя твоих детей. Понял? А стреляет призрак.

– Какой призрак?

– Красный. Красный морской призрак.

– Я сойду с ума! Что еще за призрак? Зачем я только связался с вами?!

– Не скули. И не суетись. Мальчик вернется. Еще немного, и он будет здесь.

Мальчик и в самом деле появился: быстро скользнул по канату и прыгнул на руки Балева.

– Ну а теперь полный вперед! – скомандовал Балев. Углевоз скрылся в гуще тумана.

В порту поднялась тревога. Судовые сирены неистово ревели. Береговая охрана, заметив уходящее в открытое море небольшое судно, бросилась в погоню... А Чочо в это время спокойно наблюдал с берега за последствиями паники, вызванной им же самим с целью отвлечь внимание от английского корабля. Он видел, как охрана на быстрых лодках окружила подозреваемое судно, которое сильно дымило и... стреляло. «Красный призрак» весело смеялся. Да, его затея удалась. Судно, как говорится, без руля и ветрил, там нет ни одной живой души, однако же оно нагнало страху на преследователей... Попробуй подступись. К Чочо подбежали Балев и Живко.

– Ну и ловкач! Как в цирке! – сказал Балев изобретательному Чочо, показывая глазами на уходящее в море «стреляющее» судно. – Как тебе это удалось?

– Последние чудеса техники, – спокойно ответил Чочо. – Дымовые шашки и... ракеты. Русские мне подарили в Одессе. Думал приберечь для большого праздника.

– А чем сегодня не праздник? Смотрите, смотрите! – радостно воскликнул Балев.

Туман рассеивался, обнажая гавань, силуэты кораблей, пологий берег с глыбами зданий... На сизо-голубом фоне неба ярким пятном выделялось алое полотнище. Это было похоже на волшебство. В бухте все замерло: судовые сирены, голоса людей... С высокого берега, с причалов, с кораблей на красный флаг смотрели мужчины, женщины, дети. Сквозь тюремные решетки видели флаг арестованные моряки мятежного крейсера.

Балев обнял маленького героя Живко, с волнением произнес:

– За такую минуту можно сто раз умереть. Тысячу раз! Но мы будем жить! И побеждать! Будем, дорогие друзья. Точно така!

«Красный призрак» озорно сказал:

– Еще одна ракета осталась.

– На сегодня хватит. А теперь... кто куда. Встретимся у нашего героя, – сказал Балев, кивнув на Живко. – Сейчас начнется бо-оль-шой цирк.

И действительно, в порту опять началась пальба, заревели сирены, к причалу бежали солдаты...

Мальчик-акробат, оставшись один, пробрался к зданию тюрьмы. Он увидел в зарешеченных окнах арестованных моряков, которые громкими криками приветствовали красное знамя пролетарской революции.

Живко не мог видеть, как в камеры ворвались надзиратели и стали избивать заключенных... Но он видел, как на выглядывающих из окон мятежных матросов были направлены мощные струи воды. И еще от глаз мальчика не укрылось, как рота жандармов по приказу толстого офицера со свирепым лицом расстреливала алое полотнище, развевающееся на мачте... Знамя уже было в сплошных дырах, но держалось, победно реяло на высокой мачте. На место происшествия прибыло какое-то высокое начальство, и толстый офицер сам принялся неистово палить в ненавистное красное полотнище.

* * *

Первая волна русской эмиграции, докатившаяся до берегов Франции, еще не влилась в бурное море парижской жизни. Еще была сильной надежда на возвращение к русским берегам. Вторая волна накапливалась на берегах Крыма.

У Грининых пока ничего не прояснилось с отъездом. К тому, что из Франции надо уезжать, склонился и Кирилл Васильевич.

Уютный ресторанчик в Париже, где собирались русские эмигранты – писатели, художники, журналисты, – был местом словесных баталий. Но в описываемый вечер там было поспокойнее. В ресторане сидели литераторы и журналисты, участвовавшие в выпуске очередного номера эмигрантской газеты. Пришел и Гринин.

– Певцу России – нижайшее почтение! – Тщедушный человек с козлиной бородкой в пенсне поднял бокал.

– Добрый вечер, господа! – Поэт уселся за большой стол, занятый сотрудниками газеты.

– Сто строк ждут набора, господин Гринин! – предупредил редактор.

– Вот, прошу. – Поэт протянул листочки.

Обладатель бородки и пенсне быстро встал.

– Прикажете в типографию, господин редактор?

– Я жажду получить удовольствие от стихов Кирилла Васильевича раньше читателя. Ей-богу, я имею на то право! – игриво изрек редактор.

– Ну а мы пока пропустим по рюмочке за нашего неподкупного поэта, – предложил кто-то.

Редактор, держа в руке рюмку, принялся читать стихи. Выражение его лица с каждой минутой менялось. Наконец он с решительным видом поставил рюмку на стол.

– Это что же такое, милостивый государь? – с недоумением спросил редактор.

– Вы о чем? – спокойно поинтересовался поэт.

– Как о чем? О ваших... виршах. Это Гринин или... Маяковский?

За столом замерли. Ну и пассаж! А они собирались Сразу нести в типографию, в набор. Интересно, что он там насочинял, если это вывело из себя самого редактора?

Гринин сидел с опущенной головой, но, услышав последние слова редактора, быстро встал.

– Господин редактор, я пишу то, что диктует сердце. Сейчас я именно так думаю о родине. Не нравится – дело ваше. Попрошу вернуть!

Он взял свои листки, кивнул сидевшим за столом и направился к выходу.

– Еще один! – зло процедил редактор. – Еще одни отступник.

На крутой узкой лестнице поэт столкнулся с братом. Леопольд был явно навеселе.

– А, братец! – удивился Леопольд. – Почему так рано выпорхнули из этого уютного гнезда? Ужель иссякли...

Увидев суровое выражение лица брата, Леопольд умолк.

– Домой! – резко бросил Кирилл Васильевич.

Леопольд, казалось, протрезвел от звука его голоса.

– Домой! – повторил Кирилл Васильевич и, взяв брата за руку, насильно увел его из ресторана. На улице они долго молчали.

Потом Леопольд остановился, спросил:

– Домой!.. А где он, дом-то?

Кирилл Васильевич не ответил. Он энергично шагал по струящейся на плитах тротуара лунной дорожке.

* * *

В бедно обставленной комнате бродячих цирковых артистов сидели Балев и отец маленького храбреца. Живко лежал на тахте, закрыв лицо руками. Разговор шел о нем, о его поступке.

– Знамя расстреляли, – сказал Балев. – Как человека. Бывает хуже, Живко. Ведь когда убивают людей, их нельзя воскресить, они незаменимы... А знамя... сошьем новое, Живко, и поднимем еще выше.