Текст книги "Вне рутины"

Автор книги: Николай Лейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

XXIII

– Прежде всего, я не могу жить безъ свободы, – сказала Іерихонскому Соняша. – Если вы хотите жениться на мнѣ, то обѣщайтесь сохранить мою свободу.

– Зачѣмъ-же я буду стѣснять вашу свободу, Софія Николаевна!.. – отвѣчалъ онъ.

– Нѣтъ вы не такъ меня понимаете. Я сейчасъ выражусь точнѣе. Выходя за васъ замужъ, я вѣдь васъ очень мало знаю. Не знаю ни вашихъ обычаевъ, ни вашихъ привычекъ.

– Совсѣмъ, совсѣмъ семейный человѣкъ, домосѣдъ, характера я самаго уживчиваго, спокойнаго.

– Позвольте, позвольте… Вѣдь это только вы говорите, – перебила его Соняша. – А я вамъ должна вѣрить. Но если мы не сойдемся характерами? И вотъ если мы не сойдемся характерами, то зачѣмъ намъ мучиться?

– Никогда, Софія Николаевна, я не буду мучиться… Я буду боготворить васъ, – твердо говорилъ Іерихонскій.

– Ахъ вы все про себя! Но я-то могу мучиться.

– Вы будете, какъ сыръ въ маслѣ кататься. Каждое ваше желаніе…

– Погодите, Антіохъ Захарычъ… Дайте мнѣ сказать… – остановила она его. – Это все съ вашей точки зрѣнія. Съ вашей точки зрѣнія и будетъ казаться, что я какъ сыръ въ маслѣ катаюсь, но я-то буду мучиться, что мы не сошлись. Ну, однимъ словомъ, если мнѣ будетъ тяжко съ вами жить, я сейчасъ-же, ничего не утаивая, скажу вамъ объ этомъ. Скажу вамъ прямо: «мы не сошлись, намъ нужно разъѣхаться» – и вотъ тогда вы мнѣ безпрекословно должны выдать отдѣльный видъ на жительство. Обѣщаете-ли вы мнѣ это?

Соняша въ упоръ глядѣла на Іерихонскаго. Тотъ пожалъ плечами и произнесъ:

– Но увѣряю васъ, что этого не случится, я буду всячески угождать вамъ, улавливать всѣ ваши малѣйшія желанія… Я… я… Боже мой, да я-й не знаю что сдѣлаю, чтобы успокоить васъ… Все, все сдѣлаю!

– Ну, вотъ и отлично. И покажите сейчасъ примѣръ. Дайте мнѣ обѣщаніе, что вы при первомъ моемъ требованіи дадите мнѣ отдѣльный видъ на жительство.

Іерихонскій молчалъ. Онъ соображалъ.

– Но какъ-же это? Позвольте, – началъ онъ наконецъ. – А вдругъ вы на другой день послѣ свадьбы потребуете отдѣльный видъ на жительство?

– Зачѣмъ-же на другой день послѣ свадьбы? Тогда ужъ лучше не выходить за васъ замужъ, спокойно отвѣчала Соняша. – А я выхожу. Но вѣдь можетъ-же случиться, что впослѣдствіи совмѣстная жизнь будетъ намъ въ тягость.

– Не думаю, чтобы это случилось при моемъ къ вамъ расположеніи и готовности уловить всѣ ваши желанія.

– Не говорите такъ книжно, Антіохъ Захарычъ, не будемъ витать въ облакахъ. Спустимся на землю. Въ жизни все можетъ случиться. Вы хорошій человѣкъ и я не дурной… Но вдругъ не сойдемся характерами и жизнь будетъ мнѣ въ тягость? Зачѣмъ губить жизнь! И вотъ я ставлю непремѣннымъ условіемъ, чтобъ безъ ссоры, не доводя до суда… отдѣльный видъ. Согласны вы?

Іерихонскій тяжело дышалъ, вытащилъ изъ кармана платокъ и сталъ утираться.

– Можетъ быть, ничего этого не случится, можетъ быть, мы можемъ прожить до гробовой доски въ полномъ согласіи, – утѣшала Соняша Іерихонскаго, – но все-таки я выговариваю себѣ право на отдѣльный видъ на жительство и если вы хотите, чтобы я вышла за васъ замужъ, должны безпрекословно на это согласиться. Согласиться и дать мнѣ слово, что исполните.

Іерихонскій тяжело вздохнулъ, сидѣлъ весь красный и отвѣчалъ:

– Согласенъ, Софія Николаевна.

– И даете мнѣ слово?

– Даю.

– Тогда протянемте другъ другу руку.

Іерихонскій, у котораго выступилъ крупный потъ на лбу, протянулъ руку. Соняша вложила въ нее свою руку и онъ поцѣловалъ ея руку.

– Больше ничего съ вашей стороны? – спросилъ онъ.

– Есть детали, но объ этомъ мы, я думаю, можемъ послѣ уговориться. Вотъ, напримѣръ, вы сейчасъ назвали себя домосѣдомъ и приписали это себѣ, какъ достоинство, а я домосѣдкой вовсе быть не хочу. Я только потому и замужъ за васъ выхожу, Антіохъ Захарычъ, что я жить хочу, жить желаю… Но объ этомъ послѣ, послѣ…

Іерихонскій спохватился.

– Я, добрѣйшая Софія Николаевна, это только такъ сказалъ… – проговорилъ онъ. – Сказалъ, чтобы пояснить вамъ, что я свой домъ люблю, а конечно, съ молодой женой и выѣхать пріятно, и все эдакое… Мы поѣдемъ и въ театры, и весной въ Павловскъ на музыку… Все, все… Вы не безпокойтесь…

– Послѣ, послѣ… Съ меня довольно, – махнула рукой Соняша.

– Можетъ быть, хотите относительно жительства вашей мамаши что-нибудь сказать, относительно «многоуважаемой?..

– Послѣ, послѣ!.. Да что вы все то многоуважаемая, то добрѣйшая… Бросьте вы эти вставки! Будемъ говорить проще… – оборвала Іерихонскаго Соняша.

– Слушаю-съ, – поклонился онъ, привсталъ и спросилъ:– Могу я считать, что мое сегодняшнее предложеніе вамъ руки и сердца оффиціально вами принято?

– Зачѣмъ-же опять оффиціально-то? Вы здѣсь не на службѣ. Я согласна и принимаю ваше предложеніе. Вотъ моя рука.

Послѣднія слова Соняша произнесла стоя, улыбнулась и протянула Іерихонскому руку.

Онъ приникъ къ ней, цѣловалъ долго и наконецъ сказалъ:

– Надо объявить мамашѣ. Гдѣ-же она? Многоуважаемая Манефа Мартыновна!

– Опять многоуважаемая! – одернула его Соняша.

– Я здѣсь! Иду, иду! – послышалось изъ-за двери.

Дверь отворилась и показалась Манефа Мартыновна. Она была ужъ въ слезахъ, держала въ рукахъ икону, вынутую изъ кіота и обернутую снизу чистой бѣлой салфеткой.

– Кажется, кончили, сладились, сговорились? Можно поздравить и благословить? – бормотала она» приблизясь къ Соняшѣ и Іерихонскому. – Ну, поздравляю… Ну, дай Богъ счастливо. Душевно рада. Соняша дѣвушка хорошая, но у ней есть въ характерѣ противорѣчіе, и за это ужъ вы ее, Антіохъ Захарычъ, извините. Она часто говоритъ то, чего и не чувствуетъ, изъ-за своей рѣзкости… Право…

Послѣдовали объятія. Манефа Мартыновна цѣловала и дочь, и будущаго зятя.

– А теперь позвольте благословить васъ по православному обычаю иконой, – сказала она.

– Да надо-ли это? Кажется, при принятіи предложенія этого не дѣлается, – возразила Соняша.

– Крѣпче, крѣпче такъ… – сказалъ Іерихонскій и сталъ передъ Манефой Мартыновной, склонивъ голову.

Подошла и Соняша, но рядомъ съ Іерихонскимъ не встала, а какъ-то поодаль.

Манефа Мартыновна благословила ихъ. Опять объятія и поцѣлуи.

Іерихонскій стоялъ, заискивающе смотрѣлъ на Соняшу и проговорилъ:

– Могу я и отъ васъ теперь удостоиться поцѣлуя, Софія Николаевна?

– Цѣлуйте… – произнесла Соняша.

Онъ обтерся платкомъ и поцѣловалъ ее. Она вздрогнула, почувствовавъ прикосновеніе его губъ, и тотчасъ-же отвернулась отъ него и сморщилась. Іерихонскій, впрочемъ, не замѣтилъ этого.

XXIV

Въ этотъ вечеръ Іерихонскій сидѣлъ у Заборовыхъ довольно долго, все время помѣщаясь около Соняніи, и любезничалъ съ ней. Онъ былъ очень комиченъ съ своими масляными улыбками гладкобритаго лица, то и дѣло наклонялся къ ней цѣловать ея руки и послѣ совершенія поцѣлуя долго шамкалъ своими синевато-красными губами, какъ-бы смакуя какое-нибудь очень вкусное блюдо. Требованіе Соняніи о выдачѣ ей отдѣльнаго вида на жительство, если она почему-либо не сойдется съ мужемъ характеромъ, въ первое время облило его какъ холодной водой, но потомъ онъ успокоилъ себя, что это было ничто иное какъ игра въ либерализмъ бывшей курсистки. «Навѣяное… Начиталась… Вѣдь среди дѣвицъ, нахватавшихся науки, только и разговора, что о яко-бы гнетѣ мужей – вотъ она въ модную дудку и играетъ. Опять-же, очевидно, и молодежь наговорила, студенты-квартиранты, которые у нихъ столуются. А потомъ все это пройдетъ, забудется, вывѣтрится, – разсуждалъ онъ. – Ну, зачѣмъ ей отдѣльный видъ понадобится, если я окружу ее полнымъ довольствомъ и во всемъ буду угождать ей»?

Соняша-же, принимавшая въ началѣ вечера всѣ его масляные взгляды равнодушно и отвертываясь, мало-по-малу привыкла къ нимъ и въ концѣ концовъ стала даже слегка кокетничать съ нимъ.

Весь вечеръ разговоръ происходилъ о предстоящей свадьбѣ. Разсуждали даже о малѣйшихъ деталяхъ жизненной обстановки. Манефа Мартыновна не отходила отъ дочери и Іерихонскаго и вела общій разговоръ, сдерживая черезчуръ большія требованія, предъявляемыя дочерью.

Прежде всего было съ обѣихъ сторонъ рѣшено, чтобы свадьба была какъ можно скорѣе. Соняша особенно поддерживала это.

– Да, да… Пожалуйста скорѣе, – сказала она. – Никакого особеннаго парада не надо, а только скорѣе. Скромно, тихо, безъ гостей, но только не тянуть. Эти тревожныя ожиданія могутъ только аневризмъ развить. Долго я за васъ не соглашалась замужъ выходить, все думала, а теперь, когда ужъ надумала и рѣшилась, то хочу сразу въ воду спрыгнуть, прямо съ головой. Знаете, какъ при купаньи въ холодную воду…

Мать слегка покачала головой на послѣднія слова дочери, а Іерихонскій немного покосился и отвѣчалъ:

– Зачѣмъ-же въ холодную-то, добрѣйшая?.. Завѣряю васъ, что замужество вамъ не будетъ казаться холодной водой.

– Ахъ, Антіохъ Захарычъ, да вѣдь я васъ почти не знаю! Ну, велико-ли наше знакомство? Вы пожалуйста не обижайтесь, но я говорю, что чувствую, и потому прошу, чтобы все это скорѣе…

– Стало быть, квартиру вы не желаете увеличивать? На моей нынѣшней квартирѣ мы останемся? – спросилъ Іерихонскій, уставившись на Соняшу.

Она задумалась.

– Я полагаю, не надо, – сказала она, взглянувъ на мать. – Перемѣнить квартиру можно потомъ, осенью. Теперь дѣло къ веснѣ идетъ. Наймите лучше хорошенькую дачку на лѣто. Какъ вы думаете, мамаша?

– Да конечно-же, – согласилась Манефа Мартыновна.

– Только не въ томъ прелестномъ уголкѣ, гдѣ рай земной, – подхватила Соняша. – Помните, вы мнѣ о вашей завѣтной мечтѣ разсказывали, о раѣ-то земномъ? Гдѣ это? На рѣкѣ Мстѣ, что-ли? Ну, такъ не тамъ, а въ такомъ мѣстѣ, гдѣ можно съ людьми встрѣчаться, публику видѣть.

– Какъ вамъ будетъ угодно. Ваше желаніе для меня законъ, – поклонился Іерихонскій. – Гдѣ прикажете?

– Ну, въ Павловскѣ, въ Ораніенбаумѣ. Изъ Ораніенбаума мнѣ далеко на службу будетъ каждый день ѣздить.

– Боже мой, да ужъ въ первые-то мѣсяцы женитьбы службой можно, я думаю, немного и пренебречь.

Іерихонскій улыбнулся.

– Служба прежде всего-съ, – проговорилъ онъ. – Она хлѣбъ даетъ, дачу даетъ.

– Ну, отпускъ взять. Вѣдь можно отпускъ взять.

– Отдаляется пенсія-съ. Я шестнадцать лѣтъ не бралъ ни на недѣлю отпуска въ этомъ разсчетѣ.

– Ахъ, какой вы несносный служака!

– За то и почтенъ. Изъ ничтожества вышелъ. Исполнительность и аккуратность всегда были моими отличительными качествами. За нихъ и взысканъ.

– Ну, въ Павловскѣ, а не въ Павловскѣ, такъ въ Озеркахъ, въ Шуваловѣ, въ Парголовѣ. Это недалеко.

– Извольте. Всенепремѣнно.

– А потомъ къ осени и будемъ искать квартиру побольше, – продолжала Соняша. – Къ тому времени и обстановку прикупите, и освѣжите, что плохо. А теперь только будуарчикъ для меня…

– Осмѣлюсь замѣтить, что обстановка моей квартиры, кажется, въ надлежащемъ порядкѣ, – возразилъ Іерихонскій. – Конечно, сами вы еще не изволили видѣть, но вотъ ваша мамаша…

– Нѣтъ, нѣтъ, мамаша-то мнѣ и сказала кое-что, – перебила его Соняша.

Мать вспыхнула.

– Да когда-же это я, Соняша! Ну, что ты врешь! – воскликнула она.

– Нѣтъ, нѣтъ. Ужъ обновляться, такъ обновляться. Вы обновляете вашу жизнь, такъ какъ-же не обновить квартиры! А новый будуаръ себѣ такъ я прямо требую.

– Будетъ исполнено-съ… – опять поклонился Іерихонскій, любовно взглянувъ на Соняшу и улыбаясь.

– И еще я вамъ хочу кое-что сказать… – начала Соняша. – Я считаю, что это лучше заранѣе выговорить. Если я рѣшила выйти замужъ, то рѣшила выйти… какъ-бы это вамъ сказать… въ лучшую обстановку, то-есть, чтобъ жить лучше, чѣмъ теперь. Понимаете? Ну, такъ вотъ вы заведите для меня и лошадей съ экипажемъ, чтобы я могла. кататься. Ужъ кутить, такъ кутить!

Соняша хотѣла сказать: «ужъ продаваться, такъ продаваться», фраза эта такъ и вертѣлась на ея языкѣ, но она не сказала.

Іерихонскій не сразу отвѣтилъ. Онъ пошевелилъ губами, сдѣлалъ серьезное лицо и проговорилъ:

– Трудновато для меня будетъ, Софія Николаевна. Бюджетъ не будетъ сходиться. Нельзя-ли въ этомъ случаѣ меня пощадить?

Мать качала дочери укоризненно головой, но та не слушала и воскликнула:

– Какіе пустяки! Сами-же вы хвастались, что у васъ есть прикопленный капиталъ.

– Есть, не отрицаю. Скопилъ кое-что умѣренностью и аккуратностью, но надо, Софія Николаевна, кое-что и на черный день приберечь. Благоразуміе говоритъ.

– Нѣтъ, нѣтъ. Къ лѣту ужъ вы мнѣ хоть одну лошадку съ шарабаномъ купите, а тамъ видно будетъ. Этого я требую. Понимаете-ли, требую, – подчеркнула Соняша.

Іерихонскій тяжело вздохнулъ, поклонился и отвѣчалъ:

– Хорошо-съ. Лошадка и шарабанъ у васъ будутъ. Видите, я на все согласенъ. Со мной ладить можно.

Соняша улыбнулась.

– Спасибо. За это будете и награждены. Вотъ моя рука. Цѣлуйте, – протянула она Іерихонскому руку, который сейчасъ-же ее три раза взасосъ чмокмулъ.

Стали подавать ужинъ. Зашелъ разговоръ о «жительствѣ мамаши». Вопросъ этотъ поднялъ самъ Іерихонскій. Манефа Мартыновна вся отдалась вниманію и ждала, что скажетъ дочь.

– Хозяйка я плохая, то-есть лучше сказать, никакая, – начала Соняша. – Да не думаю, чтобы и могла быть хорошей хозяйкой, поэтому считаю, что съ маменькой намъ лучше жить.

– Ваше слово законъ-съ… – снова наклонилъ свою голову въ знакъ согласія Іерихонскій.

Манефа Мартыновна вся просіяла, а Соняша продолжала:

– А характеръ у мамаши спокойный, и вы не увидите въ ней водевильной строптивой тещи.

– Богъ мой, да мнѣ только-бы радоваться на васъ и угождать вамъ, – подхватила Манефа Мартыновна.

– Ну, вотъ мамаша и будетъ хозяйничать. Содержаніе ея не Богъ знаетъ чего будетъ стоить.

– Даже вамъ изъ моей пенсіи могу предложить за комнату и столъ… ну, хоть двадцать пять рублей въ мѣсяцъ, – сказала Манефа Мартыновма въ припадкѣ восторга и взглянула на Іерихонскаго, ожидая, что тотъ любезно откажется отъ платы.

Но тотъ поправилъ очки и произнесъ:

– Двадцать пять рублей въ мѣсяцъ хорошее подспорье въ хозяйствѣ. Могу быть только признателенъ.

Соняша продолжала развивать устройство предстоящей жизни.

– А переѣхать мамаша можетъ къ намъ прямо на дачу, такъ какъ до іюня у насъ срокъ квартиры и жильцы-студенты все-таки до двадцатыхъ чиселъ мая, до каникулъ, проживутъ, говорила она. – Согласны, мамаша?

– Да какъ Антіохъ Захарычъ и ты, а то я могла-бы и раньше.

– Совершенно согласенъ, – подтверждалъ Іерихонскій.

– Ваша Дарья останется у насъ кухаркой, а наша Ненила кухарка на первыхъ порахъ можетъ у насъ горничной быть, – говорила Соняша. – Согласны?

– Согласенъ, согласенъ, – повторилъ Іерихонскій. – Но долженъ вамъ сказать, что я безъ Семена не могу быть.

– Семенъ при васъ останется, – закончила Соняша.

Въ это время Манефа Мартыновна поднесла Іерихонскому блюдо рыбы и стала угощать его.

XXV

Хоть и много было Іерихонскому поставлено Соняшей разныхъ условій, но все-таки отъ Заборовыхъ онъ уходилъ торжествующимъ. Лицо его сіяло, носъ покраснѣлъ отъ выпитаго вина и самъ онъ былъ очень развязенъ и даже шутилъ.

– Надѣюсь, что вы теперь позволите мнѣ вашъ домъ и мой домъ считать принадлежащими къ одному вѣдомству и ужъ посѣщать васъ безъ оффиціальной переписки, – сказалъ онъ.

– Ахъ, пожалуйста! Милости просимъ, когда вздумаете, – отвѣчала Манефа Мартыновна.

– Стало быть, смѣю думать, что директоръ департамента Софія Николаевна не будетъ имѣть для меня строго опредѣленныхъ пріемныхъ часовъ. Васъ спрашиваю, добрѣйшая? – обратился онъ къ Соняшѣ.

– Приходите, приходите. Но ужъ прошу васъ не титуловать меня больше ни добрѣйшей, ни милѣйшей, ни многоуважаемой, – проговорила та.

– Тѣмъ пріятнѣе-съ…

Іерихонскій поклонился и шутливо шаркнулъ ногами по военному, подмигнулъ и прибавилъ:

– Тѣмъ болѣе, что ужъ теперь скоро получите титулъ ея превосходительства. Такъ я къ вамъ безъ всякой переписки заглядывать буду, какъ только явится желаніе или необходимость, при чемъ прошу и васъ воздержаться по отношенію ко мнѣ отъ исходящихъ бумагъ. Безъ всякихъ формальностей прошу ко мнѣ во всякое время, внѣ служебное. Буду очень радъ, – закончилъ онъ и ушелъ.

По уходѣ Іерихонскаго Манефа Мартыновна начала восторгаться имъ.

– Какой прекраснѣйшій человѣкъ! Какой сговорчивый характеръ! А ты, Соняша, еще такъ долго не соглашалась на его предложеніе! – проговорила она. – Сообрази, ни на іоту онъ тебѣ не поперечилъ, а ужъ какія ты ему требованія предъявляла.

– Оттого и не поперечилъ, что я не сразу его съ распростертыми объятіями встрѣтила, – дала отвѣтъ Соняша и сейчасъ-же прибавила:– Ну, да я еще надъ нимъ поломаюсь!

Глаза ея вспыхнули злорадствомъ.

– Зачѣмъ, Соняша, зачѣмъ? Онъ такой добрый по отношенію къ намъ, – кротко сказала Манефа Мартыновна.

– А затѣмъ, чтобъ на будущее время хорошенько выдрессироватъ его. Теперь онъ добрый, сговорчивый, потому что женихъ и влюбленъ, какъ котъ въ мартѣ мѣсяцѣ, а вѣдь потомъ можетъ показать и когти, Нѣтъ, сразу построже, такъ лучше… Я съумѣю покорить его.

– Да вѣдь ужъ покорила.

– Я говорю о будущемъ. Вѣдь вотъ по отношенію найма дачи въ Ораніенбаумѣ онъ мнѣ давеча немного поперечилъ. «Служба прежде всего, далеко ѣздить на службу, я шестнадцать лѣтъ не бралъ отпуска, чтобы ускорить пенсію», – припоминала она слова Іерихопскаго. – А я такъ его выдрессирую, что онъ каждый годъ будетъ брать отпускъ для сопровожденія меня за границу. Хотите пари держать, что ужъ будущій февраль мы будемъ проводить съ нимъ въ Ниццѣ или въ Италіи?

Соняша все это говорила быстро, скороговоркой, съ какимъ-то нервнымъ подергиваніемъ лица, кусая себѣ губы и стоя съ блещущими глазами.

– Не слѣдуетъ, Соняша, тебѣ его такъ притѣснять, право, не слѣдуетъ, – заступалась Манефа Мартыновна за Іерихонскаго.

– Нѣтъ, слѣдуетъ! – воскликнула Соняша, хватаясь за сердце, и поблѣднѣла въ лицѣ. – Если я выхожу за него замужъ, то потому только, что жить хочу, хорошо жить хочу! Понимаете-ли вы это? Хорошо. Ужъ продаваться, такъ продаваться хорошо.

Она засмѣялась, потомъ захохотала, быстро опустясь въ кресло и держась за бока. Смѣхъ ея вскорѣ перешелъ въ плачъ, плачъ въ рыданія, и съ ней сдѣлалась истерика.

Манефа Мартыновна испугалась, бросилась къ дочери со стаканомъ воды.

– Что съ тобой, Соняша? Что ты это? Выпей скорѣе воды… – тревожно говорила она. – Это все оттого, что ты нервничаешь и злишься… А ты будь, милушка, спокойнѣе.

Но истерика прекратилась не скоро. Была вызвана кухарка Ненила. Появились валерьяновыя капли. У Соняши начали разстегивать корсажъ, сняли съ нея корсетъ, перевели ее въ спальню и уложили въ постель. Руки у Манефы Мартыновны тряслись, глаза слезливо моргали. Ненила, раздѣвая Соняшу, недоумѣвала.

– Что такое, барыня, съ барышней-то нашей стряслось? – тихо спрашивала она Манефу Марты новну.

– Нервы… – отвѣчала та коротко.

– Съ чего неврамъ-то быть, помилуйте. Кажется, все вокругъ пріятное… Женихъ генералъ… и все эдакое… Браслетку-то вѣдь я видѣла, какую имъ генералъ подарили. Да и кольцо… Съ нареченными-то, матушка-барыня, Манефа Мартыновна, я васъ еще к не поздравила… Поздравляю, барыня…

– Спасибо. Откуда ты это только все знаешь?.. – сухо сказала Манефа Мартыновна,

– О, Господи! Да у насъ вся лѣстница объ этомъ говоритъ! Во всѣхъ квартирахъ разговоры! – возвысила голосъ Ненила.

– Тише… Чего ты орешь-то! Надо дать Софьѣ Николаевнѣ покой. Уходи.

– Молчу, молчу, барыня…

И Ненила отправилась въ столовую убирать посуду послѣ ужина. Манефа Мартыновна переодѣлась въ блузу и пошла помогать ей.

Когда Манефа Мартыновна вернулась въ спальню, Соняша, уже успокоившаяся, лежала совсѣмъ раздѣтая въ постели подъ одѣяломъ, съ напудреннымъ лицомъ и при свѣтѣ свѣчки читала книгу. Она поцѣловала дочь и тихо спросила:

– Съ чего это ты? Что такое съ тобой стряслось, дурочка?

– Ахъ, мамаша, мамаша! И вы еще спрашиваете! – спокойно уже отвѣчала Соняша. – Думаете, легко мнѣ? Весь вечеръ нервы-то были какъ струны натянуты, натянуты до послѣдней степени – ну, и лопнуло. Развѣ я о такомъ мужѣ мечтала? Развѣ такимъ я себѣ будущаго мужа представляла?!.

Голосъ Соняши опять дрогнулъ. Мать тоже слезливо заморгала глазами и ужъ не сочла нужнымъ противорѣчить дочери, а только сказала:

– Ну, оставь, оставь… Ужъ не разговаривай…. Не тревожь себя…

Она стала раздѣваться, легла спать, полежала немножко и проговорила:

– Хочешь слушать меня, такъ совѣтую тебѣ завтра въ церковь сходить и свѣчку поставить. Это успокоитъ тебя.

– Не поможетъ!

Соняша сдѣлала глубокій вздохъ и погасила свѣчку.

На слѣдующее утро, часу въ девятомъ, когда Манефа Мартыновна еще~только кофе пила, явился Іерихонскій. Онъ былъ въ вицмундирѣ, съ портфелемъ и весь сіялъ улыбкой.

– Простите великодушно, но, отправляясь на службу, не утерпѣлъ, чтобы не забѣжать къ вамъ, – сказалъ онъ. – Ахъ, Манефа Мартыновна, какъ я счастливъ въ настоящее время! Безгранично счастливъ! – началъ онъ, когда та пригласила его въ столовую выпить чашку кофе. – Всю ночь провелъ я въ самыхъ радостныхъ кудрявыхъ сновидѣніяхъ и теперь прилетѣлъ, какъ мотылекъ къ розѣ. Простите, къ моимъ годамъ можетъ быть и не идутъ такія сравненія, но я сердцемъ молодъ еще, Maнефа Мартыновна. А гдѣ-же Софія Николаевна? Могу я ее видѣть?

Онъ несказанно удивился, когда ему было сказано, что Соняша еще спитъ.

– Занездоровилось что-нибудь Софіи Николаевнѣ или это она такъ? – задалъ онъ вопросъ.

– Баловница. Избалована она у меня, Антіохъ Захарычъ, – отвѣчала Манефа Мартыновна. – Избалована и теперь такую привычку взяла, что никогда раньше одиннадцати часовъ не поднимается съ постели. Она долго читаетъ ночью въ постели. Очень долго.

– Очень жаль, что не имѣю возможности дождаться, когда она встанетъ. Обязанъ ѣхать на службу… Служба прежде всего, – говорилъ Іерихонскій. – Но кромѣ желанія лицезрѣть Софію Николаевну, я хотѣлъ передать ей маленькій подарокъ на покупку нарядовъ, необходимыхъ даже при самомъ скромномъ парадѣ бракосочетанія, и если она и вы не побрезгуете, то вотъ-съ… передайте ей…

Іерихонскій полѣзъ въ карманъ, вынулъ оттуда конвертъ, извлекъ изъ него три новыя сотенныя бумажки и положилъ ихъ на столъ передъ Манефой Мартыновной.

– Ахъ, Антіохъ Захарычъ, какъ вы меня утѣшили! – заговорила та. – Какой вы предупредительный мужчина! А я такъ безпокоилась, что до полученія пенсіи еще далеко, жильцы тоже плохо платятъ. Прикопленнаго у меня пустяки, а между тѣмъ рѣшили торопиться со свадьбой. Зачѣмъ-же брезговать… Очень благодарны вамъ. Я передамъ Соняшѣ – сейчасъ-же передамъ ей, какъ только она встанетъ. Это такъ кстати, такъ кстати намъ… А она при первомъ-же свиданіи сама отблагодаритъ васъ за вашу любезность. Еще разъ спасибо, большое спасибо.

И Манефа Мартыновна крѣпко пожала руку Іерихоискаго.

– Вечеромъ не премину быть у васъ, – сказалъ Іерихонскій и, схвативъ портфель, тотчасъ-же сталъ уходить.