Текст книги "Янтарное море"

Автор книги: Николай Асанов

Соавторы: Юрий Стуритис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

10

Наконец долгожданная елка, на которую ученики школы внесли так много денег, была готова. Готов был и рождественский ужин.

На этот раз миссис Флауэр не пожалела ни, расходов, ни усилий. Традиционный английский праздник не мог быть отпразднован кое-как!

В сочельник ученики школы разбрелись по городу: одни, чтобы «встряхнуться», как это делал постоянно Джек, другие – в карточный клуб, как поступал в свободное время Ребане, третьи – наиболее сентиментальные – поискать традиционные подарки и подарить их самим себе, если уж шпионская жизнь лишила их права на семью, родину и близких.

Лидумс остался дома. Он вызвался помогать миссис Флауэр в украшении елки, да и не хотелось бродить по промозглым от тумана лондонским улицам или сидеть в каком-нибудь кабаке.

Он только что укрепил вифлеемскую звезду на вершине елки, как послышался звонок в передней, и в зал вошли впущенные прислугой две девочки лет восьми-девяти. Остановившись у притолоки и глядя влажными от испуга глазенками на пышную елку, на накрытый стол, на яркие лампы, они робко запели рождественский гимн.

Еще днем Лидумс увидел первые стайки этих христославов. В дни рождества чуть ли не все школьники из пригородов Лондона и трущобных районов выходят на улицы. Они осаждают троллейбусы, автобусы, метро, заходят во все дома на богатых улицах, где им откроют дверь, собирая нехитрую дань с праздничного стола. Вот и эти две девчушки, увидев через окна ярко освещенный зал, пришли сюда попытать счастья.

Столько трогательного испуга и надежды было в их лицах, так застенчиво и плохо они пели своими смущенными голосками, что Лидумсу вдруг захотелось обнять их, прижать к себе, утешить хоть чем-нибудь, сказку, что ли, рассказать им о их сверстниках в далекой Советской стране, для которых каждый день является праздником, так как они не знают этой унизительной нищеты…

Миссис Флауэр, поморщившись, сказала:

– Довольно, дети, довольно!

Взяв со стола два крохотных кусочка кекса, она подала девочкам, грубо выпроваживая их за дверь. Лидумс оглядел стол. Перед каждым прибором лежал сверток: разведывательная служба тоже позаботилась о подарках для воспитанников своего пансионата – выдала к празднику двухмесячный паек шоколада. Лидумс взял положенный у его прибора довольно внушительный сверток, развязал его, разделил пополам и отдал девочкам. Потрясенные этой царской щедростью, они прижали к груди дары, чуть шепча свое «сенк ю!» и «сенк ю вери мач!» – и медленно отступили за дверь.

Миссис Флауэр стояла, вытаращив глаза на Лидумса. Когда хлопнула дверь в передней, она сердито процедила сквозь зубы:

– Боже мой, за этот шоколад я сама пела бы вам целый вечер! И кому вы все это отдали? Уличной дряни! Разве это нищее простонародье умеет ценить добро? Все это будущий материал для тюрьмы!

Никогда еще Лидумс не видел жену коменданта в таком гневе. У этой христолюбивой и верноподданной женщины перекосился рот, все хилое, плоскогрудое тело дергалось. Лидумсу пришлось срочно подыскивать достойный громоотвод, чтобы эти молнии не испепелили и его самого. Он смиренно произнес:

– Ах, миссис Флауэр, я так счастлив, оказавшись в «свободном мире», что готов доставить радость любому человеку! Тем более, это относится к детям, которые даже и не представляют себе настоящей жизни своих сверстников там, за «железным занавесом!» Подумайте, ведь там где-то находятся и мои собственные дети!

Это было сказано так проникновенно, так ясно увидел Лидумс всю разницу между жизнями этих нищих детей и тех, ради которых он жил здесь, в чужой стране, что даже у жестокосердной миссис Флауэр что-то дрогнуло в груди. Могла ли она понять, о чем думал Лидумс, когда глядел на истощенные постоянным недоеданием личики этих двух английских девчушек? Поистине, и здесь слова скрыли то, что лежало в душе!

Благорасположение домоправительницы было полностью восстановлено. Больше того, миссис Флауэр за общим ужином весьма трогательно рассказала о доброте мистера Казимира, вызвав довольно бурные насмешки со стороны более практичных соучеников Лидумса. Впрочем, Лидумсу это было на руку: лучше казаться непрактичным и неопытным, меньше вызываешь зависти и недоброжелательства. А эти чувства весьма опасны и слишком культивируются в цивилизованном мире Запада.

Елка у миссис Флауэр повлекла за собой и другие приглашения. Сначала об одиноком госте позаботился Силайс, что и само по себе было весьма почетно, а двадцать шестого декабря в честь мистера Казимира устроил елку сам «президент»…

Силайс, передавший это приглашение Лидумсу, намекнул, что наконец-то пора ковать железо… Из этого довольно смутного намека Лидумс вывел заключение, что его хозяева поторапливают Зариньша. Очевидно, наступило время совещаний, соглашений к договоров, которого так ждал Лидумс, хотя и не торопил событий.

Лидумс осторожно спросил, будут ли на елке другие гости? Силайс торжественно сообщил:

– Прибудет директор департамента министерства финансов господин Скуевиц. Он привлечен к нашему делу и принимает участие в разработке программы нашей деятельности на будущее. Господин президент прочит Скуевица на пост министра финансов в будущем правительстве Латвии.

От такого знакомства отказываться не следовало, и Лидумс изъявил живейший интерес к будущему министру.

Сам Лидумс подготовился к этому «елочному» рауту вполне добросовестно. Из портфеля, врученного ему Будрисом при прощании, был извлечен знаменитый «доклад», над которым Будрис, Лидумс и еще десятки людей проработали не одну ночь. Теперь этому докладу суждено было начать официальную жизнь. Лидумс знал, что «секретный» этот документ, предназначенный только для господина президента, уже давно переведен на английский и размножен, пожалуй, типографским способом, над ним все это время сидели сотни заинтересованных лиц, всякие советники, департаментские чиновники, начальники разведывательных служб, и только теперь экземпляр этого доклада попадает настоящему адресату. Но все-таки чувствовал себя так, словно нес бомбу замедленного действия: он знал, на какой час назначен взрыв, сам ставил стрелки часов, но предугадать радиус взрыва не мог.

На площади Слоун Лидумс встретил Силайса с женой, молоденькой женщиной, дочерью одного из латышских эмигрантов. Жена не то чтобы робела при муже, а как-то опасалась проявлять себя. Да и на Лидумса она посматривала с опаской. По-видимому, политическая деятельность мужа пугала ее. Лидумс понимал, что молодая женщина побаивается, как бы замыслы Силайса нечаянно не осуществились, – ведь у ее мужа в Латвии находится настоящая, законная жена, к которой он должен будет вернуться. А что тогда делать ей? Поэтому появление Лидумса из страны, которую сама она помнила только смутно и лишь раздавленной немецким сапогом, волновало и мучило ее тяжелыми предчувствиями. Конечно, Лидумс мог бы утешить ее: не волнуйтесь, миссис Силайс, ничто не изменится в вашей жизни, вы навек осуждены нести свой крест и жить на чужбине! – но лучше было не вмешиваться в чужие размышления…

На этот раз дом посольства горел от множества огней, освещены были все этажи.

В гостиной Лидумса встретили Зариньш со своей супругой, еще молодящейся дамой лет пятидесяти пяти, француженкой, с грубым некрасивым лицом, дочь Зариньша – сухопарая, костлявая девица, лет тридцати, нервная, издерганная, с недовольным выражением лица, и Скуевиц – очень важный, очень представительный господин лет шестидесяти. Выглядел он, пожалуй, более важно, чем сам президент, может быть, потому, что, будучи на родине директором департамента в министерстве финансов и в тоже время председателем акционерного общества «Огле», занимавшегося покупкой и сбытом каменного угля, успел перед войной правильно разместить свои капиталы, тогда как Зариньш целиком зависел от своего посольского поста. Во всяком случае, Скуевиц играл среди эмигрантов далеко не последнюю роль, даже и жил в доме латышской националистической организации «Даугавас Ванаги», в которой тоже занимал командное положение. Это по секрету сообщил Силайс.

Кроме официальных лиц и семьи Зариньша, были приглашены и англичане, по-видимому, все разведчики. Из них Лидумс знал только Большого Джона. Остальные были представлены так небрежно, что все фамилии оказались проглоченными, Лидумс ни одной как следует не расслышал, но понял, что это офицеры из прибалтийского отдела разведки, так как Силайс здоровался с ними чрезвычайно почтительно.

На этот раз Лидумса ожидали с нетерпением. Он понял это по беглым взглядам, по восхищенному выражению на бледном лице дочери Зариньша, по тому, чуть ли не дружескому, объятию, каким встретил его Скуевиц. Зариньш пригласил гостей в музыкальный салон, его дочь села за рояль и сыграла две латышские песни, все это прозвучало как гимн в честь гостя.

Затем Зариньш попросил дочь поставить пластинку с его речью, переданной через радиостанции «Би-би-си» и «Голос Америки» перед «днем освобождения» Латвии. Среди всяческих резких выпадов против Советов, в речи прозвучали и умилительные слова «президента» о том, что близится время возвращения в Латвию законных властей и что их ожидают там с цветами «национально мыслящие» латыши… По-видимому, речь писалась уже после появления Лидумса на Западе…

Во время исполнения речи Зариньш, как бы случайно, встал, Лидумс последовал его примеру, поднялись и Силайс и Скуевиц. Встали и англичане. Все это выглядело немного смешно, но благодарный взгляд Зариньша, брошенный Лидумсу, показывал, как этот седой, уже изношенный жизнью маленький человечек печется о почтении к себе.

Проследовали в столовую.

Стол был накрыт очень парадно. Хозяйничала за столом молодая сотрудница посольства – итальянка, обслуживали гостей две женщины, одна из Австрии, другая – англичанка. Так что этот дом, так называемая «частица Латвии», оказался всего навсего космополитическим приютом, куда из латышей допускались лишь избранные.

Присутствие дам несколько стесняло, деловых разговоров никто не заводил. Только Зариньш как бы случайно рассказал, что встречался в Лондоне с личным посланником Эйзенхауэра и обсуждал с ним ряд вопросов, связанных с освобождением Прибалтийских республик… Это мог быть и маневр, чтобы несколько возвысить себя перед представителем «национально мыслящих» латышей, а может быть, и желание выдать мечту за действительность. Слушатели молчали, возможно, не желая огорчать «господина президента» своим неверием…

По окончании ужина мужчины удалились в кабинет Зариньша, куда уже были поданы кофе и коньяк. Начиналась деловая часть вечера.

Силайс предусмотрительно пронес портфель Лидумса в кабинет еще до ужина. Теперь он торжественно передал этот портфель Лидумсу, как бы призывая всех к вниманию. Лидумс достал доклад Будриса и вручил его президенту.

Зариньш присел к столу, водрузил очки и принялся читать. Заметив, с каким, жадным любопытством следит за чтением Скуевиц, он поощрительно улыбнулся и стал передавать ему прочитанные листы один за другим. Сам Зариньш читал молча, но Скуевиц, увидав первые же данные о промышленности, о количестве колхозных и совхозных земель, об урожаях, о новых заводах и фабриках, принялся восклицать:

– Это же неимоверно! Провести такую работу в нелегальных условиях. Будрис – гениальный руководитель! Какая острота мысли!

Силайс, заметив, что президент закончил чтение, поспешил похвалиться:

– О, мы способны еще и не на такие дела! Будрис – человек, который предан нашей идее до последнего вздоха и до последней капли крови!

– Но как вы могли создать такой документ, с таким исчерпывающим знанием материала, с такой блестящей эрудицией, находясь в подполье. Ведь это же настоящий научный труд! – воскликнул Скуевиц, тоже закончивший чтение.

– Наша группа опирается на определенных людей, согласных с нами. Когда нам требуются данные, пусть и секретные, мы их получаем. И конечно, не надо думать, что все это мог сделать один Будрис! Ему принадлежит руководящая роль, но каждый из нас по его слову готов на любую жертву. И если бы мне не удалось проникнуть за «железный занавес», к вам пришел бы другой с тем же стремлением и с той же верой в своего руководителя.

– Феноменально! А еще говорят о всесилии пресловутого советского чека! – воскликнул Скуевиц.

– Сбрасывать чекистов со счета не следует. Вот почему мы вынуждены заботиться о полной конспирации. И даже здесь я прошу вас, господин президент, и вас, господин Скуевиц, скрыть в тайне мое имя и даже присутствие!

– Что вы, что вы! Мы понимаем ваше положение!

– Да, мы ценим вашу самоотверженность и ваш подвиг! – внушительно поддержал Скуевица и президент.

Да, они испытывали некоторую неловкость в присутствии этого человека, проникшего к ним по «подземной железной дороге» для того, чтобы выразить свое доверие и доверие тех, кто поручил ему это сложное и опасное путешествие. Скуевиц вдруг заговорил о том, что он уже несколько лет подбирает документы по немецким долгам, которые не были своевременно возвращены Латвии. Как ни трудна эта работа, но сейчас картина вполне ясна, и как только Латвия будет освобождена, Германии предъявят счет.

– У группы Будриса тоже есть несколько нерешенных финансовых вопросов, – напомнил Лидумс. – Будрис просил узнать, нет ли возможности получить часть находящихся за границей банковских и государственных сумм?

Зариньш только уныло вздохнул, а Скуевиц принялся длинно объяснять, как трудно с этими средствами. Англия и Америка блокировали латвийские расчеты и депозиты, получить их в настоящее время пока невозможно. Осталась лишь маленькая лазейка: проценты с этих сумм перечисляются на содержание посольских и консульских служб в странах западного мира. Но проценты эти столь мизерны, что Америка и Англия вынуждены дополнять их специальными ассигнованиями за счет секретных фондов своих разведок… Если бы не эта любезность, пришлось бы закрывать часть дипломатических представительств…

– Да, да, – с досадой подхватил Зариньш. – Вот посудите сами: в прошлом году мне удалось установить контакт с испанским правительством. Испания разрешила нам пользование своей мощнейшей радиостанцией в Кадиксе для передач на латышском языке в течение пятнадцати минут в сутки. А мы все не можем начать передачи, нечем оплачивать людей!

Он говорил все это, поглядывая на Большого Джона, словно жаловался ему. Зариньш, как видно, отлично знал, от кого зависит его будущее! Но англичане как будто не собирались утешать его. Наоборот, Большой Джон вдруг сказал:

– Не находите ли вы, ваше превосходительство, что теперь, когда вам удалось установить тесные связи с патриотической группой господина Будриса, вам следовало бы по некоторым вопросам деятельности вашего правительства консультироваться с господином Будрисом и его представителем – господином Казимиром?

Лидумс насторожился. Это было что-то новое! То ли англичане швыряли подачку Будрису и «его представителю», то ли им и на самом деле надоела эта бессмысленная и дорого стоящая игра Зариньша в политику. Лидумс неприметно взглянул на Зариньша, на Скуевица. У того и у другого было довольно кислое выражение. Меж тем остальные англичане со вниманием поглядывали на Большого Джона, так и казалось, что они вот-вот начнут покрикивать по парламентскому обычаю: «Слушайте! Слушайте!», одобряя новый поворот разговора.

Скуевиц, кажется, готов был подсказать Зариньшу ответ, но не успел. Старец, пожевав губами, милостиво согласился:

– Да, я думаю, расширение связей и поля деятельности группы господина Будриса пойдет только на пользу. Полагаю, что в ходе дальнейших совещаний мы обсудим и этот вопрос…

Лидумс чуть не присвистнул от удивления. «Вот тебе и на!»

Да эти хитрецы из разведки, должно быть, давно уже все согласовали с «президентом»! И даже Скуевица не посвятили в свои планы! Как же нужен им Будрис, если они заставили Зариньша потесниться! И как правы Силайс и Вилкс, когда утверждают, что англичане все пытаются делать за чужой счет! От себя они же ничего не предлагают! Они только «подсказывают» Зариньшу, что следует делать!

А Большой Джон с полной серьезностью продолжал свои инструкции в тоне дружеского совета:

– И конечно, следовало бы предоставить группе господина Будриса право на равное участие при составлении нового правительства Латвии, которое должно начать действия, как только возникнет война. И несомненно также, что группа господина Будриса должна участвовать не только в обсуждении кандидатур, но и в представлении таковых…

«Отлично! – думал про себя Лидумс. – Англичане подумали обо всем! Отныне они сами становятся помощниками Будриса! Мне нет надобности даже требовать что бы то ни было! Мы с Будрисом только думали о том, что надо как-то установить влияние на «правительство» Зариньша, а англичане прямо говорят, что портфели в правительстве должен распределять Будрис! Они готовы не только заигрывать с Будрисом, но и платить какую угодно цену за его сотрудничество, правда, по своему обычаю, из чужого кармана!»

Он только поддакивал беззастенчивым требованиям Большого Джона, а сам наблюдал за действующими лицами. Скуевиц опять покривился, а Силайс возбужденно задвигался в кресле. Еще бы, он-то был уверен, что Будрис и Лидумс не обойдут его при распределении этих министерских портфелей. Лидумсу показалось даже, что рука Силайса сама собой потянулась к тому портфелю, что лежал на столе.

– Да, эти вопросы необходимо обсудить в ближайшее время! – оживленно воскликнул Силайс.

– Хорошо! – довольно вяло ответил Зариньш. – Мы обсудим и этот вопрос.

Англичане любезно улыбались. Первое совещание правительства с участием посла группы Будриса прошло по их плану и закончилось полной победой посла, на которого они отныне ставили крупную ставку.

11

Перед самым Новым годом, тридцать первого декабря, Лидумс получил новую весть с Родины.

Вечером к нему пришел Силайс. Лидумс только что принялся за вечернее бритье. Здесь он усвоил английскую привычку бритья и утром и вечером. Силайс упал в кресло, уронил на мгновение голову чуть не на колени, потом с усилием выпрямился и, не глядя на Лидумса, хмуро сказал:

– Собирайтесь. Вам надо немедленно переехать в гостиницу.

– Почему? – изумился Лидумс.

– По многим причинам…

– Объясните мне хоть одну из них! Глядя на вас, можно подумать, что Советы высадили на территорию Англии свои танковые дивизии…

– Перестаньте шутить, Казимир!

– Хорошо, перестану. Но побриться-то я могу? Неужели я должен сломя голову выскочить небритым, как пожарник по звуку сирены? Я всегда был лучшего мнения о ваших нервах…

Лидумс обиженно замолчал, продолжая в то же время возиться с электробритвой, какими-то флакончиками, всем видом показывая, что не намерен никуда идти, не закончив туалета.

Силайс вскочил с кресла и, взбешенный, закричал:

– Вы понимаете, что я отвечаю за вашу сохранность?

Бритва зажужжала, Лидумс, добривая подбородок, внимательно разглядывал в зеркале свое отражение, не теряя из виду побагровевшего Силайса. Но вот он выдернул шнур из штепселя, обернулся к Силайсу, холодно спросил:

– Что, собственно, произошло?

– Вчера кончился контрольный срок выхода в эфир Тома и Адольфа…

– Том и Адольф? А, это те, что шли с Петерсоном, а потом отделились от него? Но при чем тут я?

– Вчера состоялось специальное заседание у Маккибина. Так как от Тома и Адольфа не поступало никаких сообщений, передатчик их в эфире не появлялся, тайнописных сообщений нет, англичане считают, что эти люди провалились. А если это так, то они могут навести чекистов на группу Будриса…

– Позвольте! – неприятно удивленный Лидумс выпрямился, пристально глядя на Силайса. – Они же шли по другой линии!

– Все это так. Но они обучались в одной школе с погибшим Густавом и с Петерсоном, их перебрасывали на одном катере, они могли знать, что Петерсон и Густав направлялись на хутор, предоставленный кем-то для английской разведки. Им, вероятно, известен и район расположения хутора. Маккибин допускает даже мысль, что Петерсон и Густав могли рассказать своим попутчикам, куда и к кому они идут… Поэтому решено немедленно эвакуировать школу, и особенно вас.

– А не слишком ли поздно? – иронически спросил Лидумс. – Ведь этих господ могли схватить и в первый день пребывания в Латвии? Тогда они могли сообщить адрес школы на второй день… – Он убрал бритву и принялся протирать лицо одеколоном. Вдруг он строго спросил: – Вы известили Будриса об этом предполагаемом провале?

– Об этом как-то никто не подумал… – растерянно сказал Силайс.

– Ах, вот как выглядит ваше руководство! – зло засмеялся Лидумс. – Вы оберегаете каких-то недоучившихся шпионов в Лондоне, а о тех, кто участвует в настоящей битве, молчите! Вы же сами сказали, что англичане боятся, не провалят ли группу Будриса схваченные шпионы? Я требую, слышите, требую, чтобы англичане немедленно сообщили Будрису все возможное о Томе и Адольфе, сообщили бы адреса, куда они направлялись, чтобы Будрис мог проверить и выяснить их судьбу по своим каналам…

– Да, да, вы правы, Казимир! Я немедленно сообщу англичанам ваше требование. Но сейчас поторопитесь! Машина внизу, я помогу вам вынести вещи.

Лидумс принялся молча укладывать свое имущество: мольберт, ящики с красками, пачки кистей, альбомы и папки с эскизами. Затем раскрыл чемодан и стал бережно убирать белье и костюмы. Силайс долго разглядывал его внимательным взглядом, потом с досадой сказал:

– Никак не могу понять, что вы за человек, Казимир! Откуда у вас это хладнокровие? А вы знаете, что в эту минуту у ворот школы, может быть, уже стоит человек, которому поручено сфотографировать вас, а то и застрелить?

– Я спрячусь за вас, – машинально пошутил Лидумс, размышляя, как уложить в чемодан парадный костюм, чтобы не измялся. Потом спросил: – Там, куда вы меня повезете, найдется утюг и гладильная доска? Из-за вас я скомкал вечерний костюм.

– Мы едем в отличную гостиницу! – с досадой сказал Силайс.

– О, тогда можно укладывать как угодно! – Лидумс швырнул пиджак и защелкнул замок чемодана. – Ну вот, я готов, ведите, шеф!

Силайс медленно передохнул, покачал головой, сказал чуть ли не с восхищением:

– Хотел бы я иметь такие нервы!

– Это просто сделать! Поживите годик-два в лесу, действует лучше любой психолечебницы. Вода в виде дождя и снега, росы и болотной жижи, воздух с дымком и пороховой гарью, вечно пустой желудок, и вот вы теряете лишний вес, лишнюю суетливость, становитесь похожим на настоящего индейца. В самом деле, попробуйте?

Но, продолжая болтать, Лидумс не терял времени: все было собрано, уложено, в комнате не осталось ни бумажки, ни какой-либо мелочи, даже пустой флакон из-под одеколона Лидумс опустил в карман, пробормотав:

– На улице выброшу…

Оглядел комнату еще раз, выдвинул и задвинул ящики письменного стола, открыл и закрыл гардероб, сказал:

– Пошли!

– Подождем, пока совсем стемнеет!

Вышли из дома в полной темноте. Но, к сожалению, улица перед праздником была освещена особенно ярко.

Внизу ждала машина. Силайс и на самом деле попытался заслонить собой Лидумса, словно был убежден, что шпион чека уже стоит где-нибудь в подъезде, чтобы зафиксировать на пленку всех жильцов тайной школы. Но при своем довольно среднем росте и сухощавости заслонить такого великана, как Лидумс, он, конечно, не мог, только сердито пробурчал:

– Садитесь скорее!

Как видно, инструкции, полученные им от англичан, были довольно серьезны.

Подъехали к гостинице «Ройял отель» недалеко от станции метро. Лидумс поинтересовался:

– А почему вы считаете, что в гостинице мне безопаснее жить?

– Это огромный отель, в нем тысяча или больше постояльцев. Затеряться среди них проще всего.

– Да, пожалуй, вы правы. Прятаться проще всего или в лесу или в толпе.

Номер был заказан и подготовлен заранее. Силайс и Лидумс прошли в сопровождении боя в лифт, швейцар взял чемоданы, и переселение состоялось.

Наконец-то Силайс вздохнул с некоторым облегчением. На радостях он даже позвонил горничной, чтобы принесли лед и бутылку виски.

– Сейчас я приготовлю вам коктейль «Белая лошадь»!

Положил в бокалы по кубику льда, налил доверху виски.

Лидумс взял из его рук продукт английского творчества, спросил:

– Может быть, вы расскажете теперь подробнее, что случилось?

– А! – Силайс махнул рукой, отхлебнул замороженного пойла. – Вот что получается, когда действуют наобум! Я предупреждал, что надо всех четверых ввести в ваш отряд. Но Маккибин не пожелал слушать! Он, видите ли, имел для Тома и Адольфа другой маршрут. А к чему это привело? Густав утонул в Венте, хорошо еще, что при нем ничего не нашли. Адольф и Том провалились в Риге. И оказалось, что только Петерсон, сразу направившийся под покровительство Будриса, счастливо продолжает работать. Но кто знает, что там происходит сейчас.

– Ну, Будрис – предусмотрительный человек…

– А если эти двое расскажут, что с ними шли еще люди? Сейчас можно ждать, что уже идет тревога. Начнут искать группу Будриса, прочесывать леса, арестовывать сочувствующих нашей борьбе. И самое главное, чекисты уже успели узнать о наших морских операциях. Они тоже не дураки и вытянут из Тома и Адольфа все, что они знают… Теперь придется думать о том, как обновить наши связи с Прибалтикой…

Да, у английской разведки прибавилось хлопот!

Лидумс осторожно спросил:

– Состоится ли теперь мое новое свидание с Маккибином?

После первой встречи с Маккибином Лидумс попросил Силайса передать работникам «Сикрет Интеллидженс Сервис» его просьбу: Лидумс хотел услышать в их изложении рассказ о подвигах Движения Сопротивления в странах Западной Европы, проведенных под руководством англичан во время Второй мировой войны и о планах подрывной работы в будущей войне на территории СССР. Он хотел бы, – сказал Лидумс, – передать этот опыт группе Будриса…

Идея эта Маккибину понравилась, вопрос лишь в том, своевременно ли напоминать об этом теперь, после такого печального провала?

– А, что англичанам до каких-то Тома и Адольфа? Они катапультируют на такие дела нас или немцев, а сами получают наградные, если дело удалось, или кричат о нашей неспособности, если мы провалились! – горько ответил Силайс. – Завтра я напомню Маккибину о вашей просьбе. Я думаю, что этот провал должен скорее подтолкнуть их на инструктаж. Будь Том и Адольф более обученными, они, может быть, и не попали бы в ловушку! Не будь этого дурацкого провала, вы встречали бы сегодня Новый год вместе с коллегами по школе! А теперь и их пришлось срочно перебрасывать в другое место! – искренне пожалел он.

– Ничего, я с удовольствием побуду один, – утешил его Лидумс.

– Да, я знаю у вас эту способность – быть всегда самим собой! – польстил ему Силайс.

Но, видно, мысль о бедном соотечественнике, принужденном провести в полном одиночестве такой шумный и веселый праздник, крепко грызла Силайса. Не прошло и получаса после его ухода, как в номер постучал бой. Он вошел, выставив на вытянутых руках огромный, но легкий пакет.

– Мистер Казимир, это вам от мистера Силайса! – торжественно провозгласил бой.

Получив чаевые, бой исчез. Лидумс принялся изучать содержимое пакета.

Там были небольшая, искусственная елка, свечи, печенье, шоколад, бутылка вина, набор маленьких игрушек и украшений. Похоже было, что пора прохладного отчуждения со стороны Силайса кончилась.

Лидумс принялся украшать елку. Ему и на самом деле не хотелось никого видеть в этом многомиллионном городе. Новый год хорош в родной семье, среди друзей, когда каждое пожелание звучит от сердца, когда хочется счастья для окружающих. А здесь он мог говорить со своими близкими и друзьями только мысленно.

Ровно в двенадцать ночи он зажег свечи, включил радиоприемник. Говорила Рига.

Лидумс поднял бокал, мысленно обращаясь к отсутствующим. Жест был словно бы мальчишеским, можно ли взрослому человеку стоять в одиночестве перед елкой из пластмассы, протягивая бокал куда-то в пустое пространство, но вот странно, Лидумс вдруг почувствовал себя на мгновение окруженным дружескими лицами, шумными товарищами, ярким праздничным светом. И он с удовольствием выпил этот одинокий бокал.