Текст книги "Янтарное море"

Автор книги: Николай Асанов

Соавторы: Юрий Стуритис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

14

Будрис известие о неудаче «рандеву» встретил бесстрастно. Но сам Вилкс не желал быть таким твердокаменным. В разговорах с Делиньшем и Лидумсом он постоянно возвращался к мысли об обмане со стороны англичан, и тогда на него страшно было смотреть: не человек, а клокочущий вулкан!

Между тем он действительно выздоровел! То есть ноги еще были не в порядке, мускулы ослабли за время долгой болезни, но уже ничего не болело, не ныло. Пока он еще носил себя, как стеклянный сосуд, шагал и усаживался осторожно, прислушиваясь во время каждого движения, что происходит в нем, – но постепенно забывал о прошлых мучениях.

И когда Будрис, выслушав печальный отчет, задумчиво спросил – не у них, конечно, а скорее у самого себя, – как отправить неудачливых путешественников обратно в лагерь, Вилкс довольно браво ответил:

– Мы можем добраться и пешком! Водополье кончилось, луга сухие…

Будрис усмехнулся, сказал:

– Ну, зачем же такое отречение? Мы что-нибудь придумаем. К тому же вы забыли о своих больных ногах!

– Именно забыл! Забыл! – с восторгом закричал Вилкс. – Во время этого проклятого ожидания я был так напряжен, что всякая боль кончилась!

– Да, я знавал подобные случаи…

Будрис обратился к Лидумсу:

– Я попытаюсь сговориться с шофером рыболовецкого колхоза и переправить вас на машине с рыбой. Вещи заберите с собой, выходите на шоссе – точка тебе известна – к полуночи. В случае, если машину остановит патруль, скажите, что вы, грузчики рыбозавода, ездили за «свежаком». Имейте в виду, в лагере большие затруднения с продуктами. Так что, когда будете уходить с машины, возьмите с собой рыбы, я потом расплачусь с шофером…

Вояж совершили благополучно. Набрав несколько мешков рыбы, вылезли из машины. В условном месте, в тайнике, отыскали письмо Графа, в котором было сказано, куда Делиньш должен явиться, отправив путешественников на Запад.

Каково же было удивление Петерсона и Эгле, когда они увидели не только Делиньша, которого ожидали с огромным нетерпением, но и самих путешественников! Весь день в бункере то и дело вспыхивали отголоски той грозы, которую уже обрушил на головы своих хозяев Вилкс.

– Это предательство! – вопил Эгле.

Петерсон пытался остановить его, но через минуту сам разражался бранью:

– Что же, они считают, что мы недостойны их забот?

«Братья» помалкивали. Они понимали, что их подопечные побаиваются и за себя. Если англичане не пожелали рисковать ради Вилкса, то где гарантия, что они помогут остальным?

Настроение в отряде было хмурым и оттого, что чувствовалось приближение голодовки. Лес был еще пуст, он не мог прокормить человека. Птица села на гнездовье, звери скрылись, ни следа, ни лежки нельзя было усмотреть на подсушенной земле. А уходившие на добычу продуктов «братья» все чаще возвращались с таким мизерным «подаянием», что старый Кох только морщился.

Лидумс опять принял руководство отрядом. Петерсон все чаще поговаривал о том, что ему пора бы отделиться с Делиньшем, а Вилксу оставить для работы на рации Графа. И Делиньш почти совсем согласился покинуть своего бывшего учителя.

В это время Вилкс надумал передать англичанам радиограмму о морском флоте, базирующемся в Лиепае.

Этой радиограммой он собирался и напомнить о себе и в то же время слегка отомстить англичанам. Пусть потом раздумывают, какие неоценимые сведения получили бы они, если бы вывезли Вилкса к себе. Вот, мол, вам, я и не то еще знаю, а захочу – скажу, не захочу – промолчу!

Когда он показал свою «достоверную» информацию, полученную от того самого рыбака, что вывозил их на рандеву, Лидумс дружески посоветовал не передавать ее. Слишком она была сомнительна.

Но Вилкс заупрямился, и Лидумс отступил.

В эти дни работала только новая рация Петерсона, на которой тренировался Граф. Дальше перебранки с Лондоном по вопросу о том, почему англичане не встретили Вилкса, дело не шло. Все очень внимательно следили, как передает свою радиограмму Вилкс.

К вечеру двое из «братьев» отправились за продуктами. Вилкс сидел за столом в бункере и упрямо шифровал свою радиограмму. Лидумс лежал на нарах, недовольно наблюдая за ним. Эгле, Петерсон и Граф играли в карты. Кох, по обыкновению чертыхаясь, готовил весьма скромный ужин. Юрка стоял на посту, лениво поглядывая окрест и наблюдая, как постепенно уходит свет. Вот уже на самых вершинах сосен медленно тает золотой отблеск солнца.

Вдруг оба «брата» промчались с пустыми мешками мимо Юрки и, крикнув в один голос: «Синие»! – нырнули в бункер. Юрка прислушался.

В лесу потрескивали сучья, где-то далеко взвизгнула собака, как взвизгивает всегда, напав на след. Юрка опрометью бросился за «братьями» в бункер.

Там творилось что-то невообразимое. «Братья» хватали оружие. Эгле, совершенно потерянный, почему-то совал в свой рюкзак миски и ложки. Вилкс, разорвав шифровку, пытался проглотить ее, но перепутал сорта бумаги, эта была быстро воспламеняющаяся. Потом он догадался, наконец, вытащил ее изо рта, поднес к сигарете, бумага вспыхнула и растаяла, и Вилкс бросился к выходу. Лидумс ухватил его сильной рукой за полу пиджака и удержал.

– Стоять! – крикнул он.

Петерсон вытащил пистолет, но руки у него так дрожали, что он никак не мог снять пистолет с предохранителя. Граф, уже вооруженный автоматом, помог ему. Лидумс, выждав, чтобы все привели оружие в порядок, приказал:

– Без моей команды не стрелять! Собрать личные вещи и оставить лагерь! Отходим на юго-восток, в направлении Энгурского массива. Прикрывать отступление остается Граф. В случае появления собак, стрелять сначала в собак, потом в проводников! Делиньш, возьми радиостанцию. Пошли!

Они едва успели покинуть бункер, как из лесу донеслась громкая команда:

– Левый фланг, подтянись!

Эта русская команда, смешанная с латышской речью, прозвучала так близко, что Эгле сразу выронил свой сверток, – он нес две шубы – свою и Вилкса. Петерсон, побелев от страха, рванулся было в сторону, но Кох взял его под руку, зло шепнув:

– Слушай не их команду, а Лидумса! Он выведет!

Прикрываясь кустарником, бежали, что есть сил, стараясь в то же время, чтобы под ногой не треснул сучок. «Синие» шли медленно. Они, как видно, еще не подозревали, как близко от лагеря находятся, вероятно, прочесывали лес вслепую.

Лидумс отводил свою группу по широкой дуге, стремясь зайти в тыл чекистам. Пробежав с километр, услышали стрельбу. По-видимому, чекисты наткнулись на покинутый лагерь и теперь обстреливали его, не решаясь атаковать.

Граф молчал. Беспорядочная стрельба советских автоматов продолжалась довольно долго. И вдруг заговорил «штурмовик» Графа. И сразу усталые, запыхавшиеся люди ускорили бег: голос «штурмовика» мог означать одно: чекисты нащупали след отступающих.

«Штурмовик» Графа то замолкал, и тогда Вилкс шептал побелевшими губами молитву, то вдруг начинал бить где-то в другом месте, все удаляясь и от лагеря и от отступающей группы, и Вилкс напряженно желал здоровья и счастья храбрецу, отводившему на себя беду. Вилкс чувствовал себя все хуже и хуже, снова заныли ноги, с трудом сгибалась поясница, а он все не осмеливался бежать во весь рост, как делали это другие. Правда, Делиньш, догнав его и поняв, что Вилкс бежит из последних сил, взял мешок и автомат учителя. Когда, наконец, Лидумс тихо сказал. «Привал!» – Вилкс был едва жив от усталости и боли.

После короткого привала Лидумс повел группу дальше, оставив Делиньша на условном месте ожидать Графа, если тому удастся уйти от облавы.

Вот они идут уже два часа, три часа, а за ними такое же безмолвие, как и впереди. И наконец, Лидумс отдает приказ:

– Отдых!

Они бежали, шли и чуть ли под конец ни ползли, и оторвались от чекистов километров на двадцать. И сейчас Лидумс деловито распределял посты, разрешил Коху развести небольшой огонь, благо лес был так густ, что, казалось, тут и руку не просунуть. Все были голодны, все устали, но больше всех, пожалуй, изнемогли Вилкс, Эгле и Петерсон.

Петерсон лежал в кустах, полумертвый от усталости. Но едва он услышал чьи-то шаги, как выхватил пистолет и чуть с испуга не застрелил Делиньша, приведшего с собой Графа. Граф, которому пришлось пробежать чуть ли не вдвое большее расстояние, рассвирепел и отобрал у него оружие.

Кох, вздыхая об оставленном в лагере готовом ужине, собирал захваченные второпях продукты. По расписанию тревоги «братья» были заранее предупреждены, кто и за что отвечает. Но продуктов было мало, да и собрать их не успели, и теперь оставленный в лагере ужин казался «царским». И неизвестно было, что ожидает их дальше.

Скромный ужин еще не был готов, когда над лесом в ночной тишине вдруг зарокотал «кукурузник» И Вилкс, и Петерсон помнили эти легкомоторные русские самолеты еще со времени войны. Петерсон, решив, что «кукурузник» разыскивает их, схватил плащ Делиньша и накрыл им огонь. Но «кукурузник», видимо, не заметил среди мохнатых елей маленького костра и улетел. Остался только сожженный плащ.

Наконец кое-как поужинали, можно было ложиться спать. Правда, ночевка в лесу была менее удобна, нежели в теплом бункере, тут ни нар, ни постелей для них никто не приготовил. Зато можно было послушать Графа.

Граф, устроившись в засаде, скоро увидел чекистов. С ними оказалась, как и предполагал Лидумс, розыскная собака, которая взяла след Графа. Граф подпустил собаку на десять метров и с первой очереди уложил ее.

Проводник открыл стрельбу по Графу. На помощь проводнику бросился второй солдат. Граф переполз на другое место, – там залег в ямку – и дал по ним вторую очередь…

– Один подпрыгнул и рухнул, считаю, что убил, другой покатился, и мне его уже не видать. Но Лидумс приказал: «Отвести!» – и я пополз на северо-запад. Тут они все пошли цепью в мою сторону, я тогда ходу, а сам остановлюсь да по ним – р-раз! – чтобы не очень увлекались. Теперь они меня будут искать там всю ночь да еще и завтра целый день!

Уже засыпая, Граф вдруг проворчал:

– Оставили антенну на сосне! Я слышал, как они обрадовались, когда ее заметили. И были среди них солдаты с маленькими чемоданами за спиной, наверно, с портативными радиопеленгаторами…

Он повернулся на бок и заснул, а Делиньш, Вилкс и Петерсон начали упрекать друг друга в забывчивости и решать, чья же рация была запеленгована, как будто это имело теперь какое-то значение. Лидумс приказал спать, а сам остался на посту.

Отдохнув часа два, с рассветом двинулись все таким же беглым шагом дальше, в сторону Талсинских лесов. На следующую ночь они были километрах в пятидесяти от лагеря.

Четыре дня вся группа голодала. Собирали заячью капусту, ели молодые стебли сосняка, дудки камыша, ростки хвоща. «Братья» отлично знали, чем можно набить желудок во время голодовки, но от такой пищи воротило душу. На пятый день Лидумс с Юркой пошли на разведку.

Вернулись они с полными рюкзаками еды и с запасом новостей. Местные жители рассказывали, что войска ЧК наткнулись в Энгурских лесах на группу «лесных братьев» численностью приблизительно в пятнадцать человек. Бой шел всю ночь. Несколько «лесных братьев» было убито, но и войска ЧК потеряли часть солдат, трупы их были вывезены на санитарной машине в Тукумс. А уцелевшие «братья» отступили в Талсинские леса.

После возвращения Лидумса с продуктами прошлые испытания стали забываться.. Однако нападение войск ЧК как-то отрезвило приезжих. Никто из них не выказывал желания выйти снова в эфир и передать англичанам какое-либо сообщение о себе. Лишь четырнадцатого июня Вилкс передал Лидумсу тайнописное послание английской разведке, адресованное: Швеция, Стокгольм, Лидингс, Хересрудсваген, 4, К. Усма.

В своем послании Вилкс сообщал:

«В конце мая, вблизи района, где расположена группа, показались войска ЧК, мы называем их «синими». Наша группа акций не проводила, поэтому считаю, что один из передатчиков был запеленгован. Я прекратил передачи и спрятал «сэт» в двухстах метрах от лагеря.

«Синие» стали прочесывать лес в противоположном от нас направлении. Из этого заключаю, что пеленгация была не очень точной. Второго июня в 20.00 постовой заметил «синих» на расстоянии восьмисот метров от лагеря на лесной тропе. Покинули лагерь, а один из нас остался прикрывать отход. Были на расстоянии одного километра от лагеря, когда «синие» обнаружили пустой бункер и открыли по нему огонь из автоматов и пулеметов.

Прикрывавший наш отход отступил немного от лагеря и, когда «синие» были на расстоянии тридцати-сорока метров, открыл по ним огонь из штурмового автомата. По словам прикрывавшего, двое «синих» упали. Еще не знаем, убиты ли они или только ранены. Сам прикрывавший остался невредим и впоследствии присоединился к нам. Сейчас находимся в безопасности и не потеряли ни одного человека.

Эти события затянули переход Петерсона на другое место. Начать работу на «сэте» смогу разве что в конце июня. Убежден, что «синие» оставили в старом лагере и поблизости от него засады и поэтому не могу посылать сейчас за спрятанным имуществом. «Сэт» спрятан очень хорошо, и за его сохранность я спокоен. Кварцы, коды и расписание находятся при мне. Вблизи лагеря, в котором мы сейчас находимся, «синие» в настоящее время не обнаружены, и я надеюсь, что подобных «маневров» больше не будет.

Для прикрытия командир назначил опытного человека с задачей застрелить собаку. Между прочим, прикрывавшим является недавно представленный мною новый радист.

Командир умело руководил отходом и перебазированием. Шлю вам и Силайсу сердечный привет и надеюсь осенью встретиться.

P. S. Пожалуйста, сообщите, с какого числа можете выехать встречать нас, ибо надеюсь, что неудавшуюся встречу можно повторить с лучшим исходом».

Увы, теперь жизнь была поневоле тихой. Хотя рация Петерсона была в лагере, но ее пока что превратили только в приемник для прослушивания «слепых» передач и обычных сообщений радио. Слушали еще музыку, особенно сентиментальную, – всякие любовные песенки и тягучие танцевальные мелодии – и однажды услышали в «слепой» передаче обращение к себе:

«Дорогой Вилкс и все друзья! Мы потрясены случившимся, но рады благополучному исходу дела. Определенно исключаю, что причиной вашей, правда, благополучно закончившейся, трагедии является только пеленгация, но все-таки прекратите свою работу на рации примерно на два месяца, обращайтесь к нам по радио только в случае крайней необходимости, хотя мы и будем слушать все время по расписанию связи. Вызывайте нас в течение трех минут, не больше. На вызов мы отвечать не станем, это запутает чекистов, ожидающих двусторонней связи…»

После этого подолгу сочиняли тайнописные послания. Надо же было сообщить хозяевам, что ты все еще жив.

Много играли в карты, рассказывали старые анекдоты. Делиньш, числившийся теперь помощником Петерсона, с интересом расспрашивал своего шефа о прошлой жизни. Эти рассказы были не хуже сказок. Только сказки почему-то кончались печально.

Соблюдая законы конспирации, Петерсон, конечно, не называл своей настоящей фамилии. Но он не мог удержаться, чтобы не похвалиться своими блестящими связями в прошлом. И кем он только не был! Учился в офицерской школе; служил во многих воинских частях; стал инструктором осоавиахима в Риге перед войной; полицейским чиновником после начала оккупации; офицером латышского легиона «СС»…

Эта тоска по прошлому непрерывно тянула его в Ригу. Он все еще не верил, что вся жизнь в Риге переменилась. Впрочем, без Риги он не мог выполнить ни одного поручения англичан. Чем могли помочь ему лесные люди, когда от него требовали сведений о радиолокационных установках, новых типах самолетов, вооружении морских кораблей?..

Вскоре он начал просить Лидумса о новой встрече с Будрисом.

В конце июля эта встреча состоялась.

На этот раз они разговаривали с глазу на глаз, в теплом и пахучем, похожем на памятный Петерсону Межапарк, лесу. Если бы не комары, которые висели плотным темным облаком над собеседниками, если бы под ними была скамейка, а перед ними столик с пенистыми кружками пива, Петерсон, вероятно, и не пожелал бы лучшего. Но пока что о Межапарке можно было только мечтать. Сидя на поваленном ветром дереве, отмахиваясь от комаров, Петерсон убеждал собеседника:

– Поймите, у меня есть и старые друзья, есть и новые люди, адреса которых мне дали англичане, там я смогу развернуть настоящую сеть, которая поможет мне собрать нужные сведения. Мне нужно подыскать одну-две безопасные квартиры для наших друзей, которых англичане в ближайшее время забросят в Латвию, подобрать места, где можно устроить тайники. В эти тайники английские агенты из числа иностранных моряков будут закладывать для нас и деньги, и разведывательное снаряжение, а мы станем оставлять для них наши отчеты для доставки в Лондон…

– Но мы отвечаем за вашу безопасность! – холодно прервал Будрис. – До получения железных документов мы не можем отправить вас в город.

– Я могу пока действовать конспиративно…

Будрис, казалось, и не смотрел на собеседника, но волнение Петерсона было так велико, что невольно подумалось: он может ринуться в город очертя голову, не замечая опасности. Будрис устало сказал:

– Хорошо, мы переведем вас в Ригу, но рисковать вашей рацией и радистом я не могу. Делиньш останется в отряде вместе с передатчиком. Все ваши сообщения мы будем пересылать ему, так же, как и ответы радиоцентра, полученные Делиньшем, отсюда будут переправлять вам. На этом условии, я могу отправить вас в город…

– Согласен! – горячо воскликнул Петерсон.

– Ну что же, готовьтесь к переезду. – Будрис вздохнул. – Но постарайтесь забыть дорогу в наш лагерь, людей, которых вы здесь видели, обстоятельства, при которых попали сюда. Как видите, с моей стороны тоже есть условия…

– Яволь! Мы умираем, но не сдаемся! – воскликнул Петерсон возбужденно. Он вскочил на ноги и вытянулся во фронт, как перед присягой. Будрис равнодушно сказал:

– Мы с вами взрослые люди и понимаем, как происходят провалы. Я прошу о немногом, – вести себя так, словно вы жили и действовали в одиночку.

Весь пыл Петерсона пропал. Он заговорил более миролюбиво:

– Да, мне тоже больше подходит версия одиночного проникновения через границу. Верьте мне, я ни словом не обмолвлюсь ни о ком, если даже на меня и обрушится несчастье.

– Пусть его лучше не будет! – улыбнулся Будрис.

Через две недели Петерсон ушел из лагеря. Его провожали горячими напутствиями одни коллеги. Для «братьев» он был и остался эпизодической личностью. «Так, хвастун, крикун. Пошумел и исчез. Хорошо еще, что хоть деньги группе передал. Он нам ни брат, ни сват. Вот прижмут его в городе, опять к нам прикатит…» – вот какие слова слышали Вилкс и Эгле о своем ушедшем коллеге. И, кажется, сами думали так же.

15

После ухода Петерсона Лидумс приказал:

– Имущество собрать, распределить на вьюки, каждому взять мешок с личными вещами и один вьюк с хозяйственными, выступаем через два часа. Мы не можем рисковать, а в случае провала нашего гостя риск неизбежен!

Вот когда в адрес Петерсона посыпались проклятия!

Все, конечно, понимали, что Лидумс напрасно слова не бросит. Но как же жалко было оставлять обжитой лагерь! В последнее время с питанием стало неплохо, а на новом месте начинай сначала. Хорошо еще, если Лидумс поведет к одному из покинутых бункеров. А если прикажет ради безопасности устраиваться на новом месте?

Вскоре все были готовы к походу. Петерсона проводили ночью, а сами вышли с рассветом.

Шли плотной группой, впереди командир, сзади – его заместитель Граф, Вилкс и Эгле находились в центре. Так как Вилкс опять мучился с ногами, причитающийся на его долю груз распределили между собой, а рацию, ручной генератор и прочие принадлежности шпионского ремесла нес Делиньш.

Ранним утром вышли из леса и оказались перед лугами. Луга были скошены, стояли стога, но влажная земля выгнала отаву, хоть снова начинай сенокос. Лидумс приказал рассредоточиться и пересекать луг поодиночке, цепью.

Вилкс удивленно спросил Делиньша:

– А разве не лучше пройти шаг в шаг, как ходили когда-то индейцы?

– Писатели так ходили, а не индейцы! – с сердцем ответил Делиньш. Он наступил на гнездо шершней, и здоровенный шершень, чуть не с воробья величиной, ужалил его прямо в бровь. Половина лица сразу опухла, как после здоровой затрещины. – Надо понимать, если мы все пройдем след в след, так тут шоссе останется после нас! И чему только в ваших шпионских школах учат! – презрительно заключил он.

Луг перебегали рысью. К счастью, на новом месте бункер был почти не поврежден. Пришлось лишь немного почистить его, нарубить свежих сосновых лап для постелей. Делиньш отыскал подходящее дерево, накинул на него антенну. Лагерь был снова готов к жизни.

В этот день Граф принял адресованную Вилксу радиограмму разведцентра. Англичане сообщали:

«Для будущей операции пошлем наш катер к берегу Курляндии. С него будут высажены на берег три человека: радист для твоей группы и два эстонца, которых просим принять и укрыть на некоторое время. Все трое высадятся на берег при помощи весельной лодки, на которой будут два наших гребца-латыша. Они сразу примут тебя и твоих друзей и увезут их на катер.

Желательно, чтобы, кроме тебя, вышли Эгле и представитель вышестоящего руководства. О месте и времени операции сообщим позже, но до этого передай нам сам лично, не спрашивая совета у других, какие места предлагаешь ты.

Твоя связь с нами должна быть организована так, чтобы ты, находясь на берегу, мог принимать и расшифровывать наши радиограммы, в течение не более получаса и сумел информировать нас, если у тебя возникнет такая необходимость, немедленно. Это значит, что одна рация, твоя или Петерсона, должна находиться вблизи от берега. Для этого необходим ручной генератор. Можешь ли ты это организовать и сделать все необходимое перед самой операцией?..»

С этого дня опять пошла волна двухсторонней связи. Нападение чекистов было словно забыто.

Три человека ежедневно сидели в отдельном углу: Граф, Делиньш и Вилкс, шифруя и расшифровывая радиограммы. Надо было условиться о сигналах, о расположении постов на берегу, о самом месте высадки, о количестве людей, которые будут принимать участие в операции. Когда большинство деталей было обусловлено, Вилкс отправил послание Будрису, прося о встрече.

Встреча была назначена на одном из ближних хуторов. Вилкса сопровождали Лидумс и Граф.

Будрис ознакомился с радиограммами сторон и дал свое согласие. Сопровождать Вилкса будет опять Лидумс. Место высадки он посоветовал избрать недалеко от Ужавского майка, свет которого будет хорошим ориентиром для катера.

Лидумс и Граф вышли из дома, оставив Будриса и Вилкса одних.

Будрис осторожно спросил:

– Англичане просят прислать им и Эгле. Не лучше ли было бы оставить его в группе для поддержания морального духа наших бойцов? Присутствие среди них представителя Запада будет воодушевлять их, они почувствуют себя не такими одинокими. А сейчас создается сложное положение: Петерсон ушел в Ригу, вы вместе с Эгле возвращаетесь в Англию, в группе никого не остается…

Вилкс подумал немного, сказал:

– Я согласен с вами, но Эгле знает о вызове. Видели бы вы, как он плясал, когда прочитал радиограмму!

– Он забыл о своих угрозах? – усмехнулся Будрис.

Вилкс внимательно поглядел в смеющиеся глаза Будриса, чуть помрачнел. Он думал, что никто из его друзей, кроме Лидумса, не знает об этих идиотских угрозах. А если и знают, то не придают им значения. Однако от этого всевидящего ока никуда не денешься. Правду говорят «братья», что с Будрисом можно разговаривать только как на исповеди. Солги, и он никогда уже больше не одарит тебя доверием!

– Это ведь касается только меня. – Вилкс пожал плечами. – Не думаю, чтобы ему очень поверили там. Но, конечно, каши с ним не сваришь, и он может помешать нашему делу, когда окажется в Лондоне.

– Ну, я этого не думаю, – Будрис был невозмутим. – Лидумс объяснит, что Эгле не прав. Хотя при желании он действительно может доставить нам неприятности. Помните, он как-то бросил, что еще «скажет свое громкое слово»! Это было, кажется, после того, как вы попугали его за трусость.

– Он и есть трус! – с внезапной ненавистью воскликнул Вилкс. – И ему ничего не стоит оклеветать своего же товарища! Я помню его еще по школе, он и там наушничал, как мог. До сих пор жалею, что пришлось взять его в свою группу. Если бы не его приставания и нервозность, Лаува никогда бы не пошел на легализацию. Он виноват в том, что бедняга Лаува не выдержал той проклятой зимы взаперти…

– Вы, кажется, чересчур усложняете дело, Вилкс. Лаува просто устал от неустроенности своей жизни, к тому же у него тут жена. Эгле, пожалуй, ни при чем. Правда, он постарается обвинить вас в неосмотрительном доверии к Лауве. Вы, вероятно, могли не выпускать этого Лауву из-под своего контроля. Но это уж ваш личный, так сказать, спор…

– Да, мы с Лидумсом могли бы больше сделать для нашего дела без этого неврастеника, – Вилкс механически крутил в пальцах сигарету, не замечая, как из нее сыплется табак. – Он, конечно, просто со злости на то, что вы мне больше доверяли, постарается принизить нашу роль, когда окажется в Англии… – Он говорил вяло, приглушенно, но видно было, что ум его напряжен. Вдруг он выпрямился, как будто на него снизошло божье благоволение, громко сказал: – А вы знаете, мы можем его оставить здесь на некоторое время.. Только сказать об этом ему надо в день отъезда. И лучше будет, если это скажете вы. Вас он не посмеет ослушаться.

Больше он не мог сдерживаться, вся его ненависть к этому трусу, подонку, ублюдку вырвалась наружу, и было ясно, что он согласен не только с тем, что Эгле лучше оставить здесь, он был бы только рад, если бы эта серая тень человека вообще никогда не вернулась в жизнь.

– Ну что же, мы еще подумаем об этом, – спокойно сказал Будрис, поднимаясь.

Возвращаясь в лагерь, Вилкс нет-нет да и улыбался со злорадным удовольствием. Да, этот Будрис – молодец! Как он точно продумал, что Эгле постарается умалить роль Вилкса, Лидумса, да и всей группы, когда вырвется в Англию! Хотя бы для того, чтобы лишить Вилкса заслуженной награды! Так вот пусть же посидит здесь еще с годик, может, поумнеет, наконец, поймет, какое маленькое место он занимает в жизни!

В начале сентября Будрис еще раз порадовал Вилкса: устроил совещание «лесных братьев» с участием четырех легально проживающих его единомышленников.

Вот когда Вилкс увидел, наконец, тех, на кого будет опираться Англия!

В темном лесу, пронизанном багровым светом костра, тесным кружком сидели четверо незнакомцев. Хозяевами импровизированного ночного приема были Лидумс и Будрис. Между сидящими была расстелена скатерть, на которой стояли бутылки армянского коньяка, русской водки, жбаны и кувшины домашнего пива, разложена всевозможная снедь, какой давно уже не приходилось отведывать «лесным братьям» из группы Лидумса. Оказалось, что каждый из участников совещания постарался для этой дружеской встречи.

Вилкса и Эгле представили сидящим как эмиссаров английской секретной службы, прибывших нелегально в Латвию для установления контакта.

Все поднялись и стоя исполнили гимн буржуазной Латвии и гимн лесных братьев. Голоса были хриплые, мало музыкальные, но воодушевления хватило бы на целую капеллу.

Эгле, обрадовавшись развлечению, пристроился к делегату из Латгалии. У того за спиной стоял еще неразвязанный рюкзак, из которого аппетитно высовывались горлышки бутылок дорогого вина.

– Где это вы раздобыли? – поинтересовался Эгле.

Делегат, рыжий, с нечесаной бородой детина, выдернул бутылку розового муската, гулким ударом ладони под донышко выбил пробку – Эгле еще никогда не приходилось видеть, чтобы таким способом открывали вино, – водку-то он и сам мог бы открыть точно так же, – вино забурлило, становясь похожим на живую кровь, и полилось в стаканы. Делегат усмехнулся, сказал:

– Государство выдало!

Эгле восхитился этим «острым» каламбуром. Именно, именно, государство выдало! Вот как надо жить! А этот преснятина Лидумс боится потревожить государственную торговлю. После прошлогоднего налета на кассира ни одной акции! Да разве так должны действовать «лесные братья»? Они должны шуметь, греметь, воевать!

Прикончив третью или четвертую бутылку розового вина, Эгле как-то и не заметил, что большинство делегатов окружили Вилкса. Ах да, дают поручения! Ну черт с ними! Он все пытался выспросить у латгальца, а много ли в Латгалии аэродромов и воинских частей, а где они расположены, а может ли латгалец принять представителей из-за границы и обеспечить их убежищем?

Вдруг латгалец, по-видимому, окончательно опьяневший, заорал во все горло:

– Держите его, это шпион!

Кто-то попытался утихомирить его, но латгалец уже вытащил пистолет. Эгле вспомнил, как весной его чуть не пристрелил Вилкс, и рухнул на землю, попав в костер. Пока у латгальца отнимали оружие, пока гасили загоревшийся плащ Эгле, вся торжественность обстановки была нарушена.

Впрочем, Эгле быстро протрезвел. Пьяного латгальца оттащили в сторону и уложили под присмотром охранявших встречу «братьев». Эгле виновато бормотал, что давно не пил вина, что не представлял, какое оно может быть крепкое, но и Лидумс и Вилкс взирали на него с презрением. Совещание продолжалось своим чередом, но Эгле уже больше не задавал вопросов и не лез ни к кому с дружескими излияниями. А когда протрезвевший на холодке латгальский делегат попытался извиниться перед ним при прощании, Эгле так стремительно ретировался, что Делиньш, приставленный к нему для охраны, еле отыскал его в мохнатых елях.

На Вилкса это совещание произвело неизгладимое впечатление. Что бы потом ни говорили его коллеги Петерсон и Эгле, но именно он, Вилкс, проделал самую главную работу по сколачиванию, правда, небольшой, но такой необходимой для английской разведки группы национально мыслящих латышей. И теперь-то ясно, как могуществен Будрис, если он за короткий срок, по одному намеку Вилкса, мог собрать людей из всех трех краев Латвии: из Курземе, из Видземе и из Латгалии…

Ночной разговор у костра, суровые лица делегатов, их краткие, пусть и жестокие, пусть порой и обидные высказывания о роли центров латышской эмиграции, их мужественные слова о собственной борьбе, – все это теперь не только в памяти Вилкса, это записано в протокол совещания, внесено в коллективный доклад. Вилксу становится все более ясным, что претензии делегатов законны, более того, он сам сторонник той точки зрения, что если и будет формироваться за границей правительство Латвии, то его надо организовывать в основном из местных людей, оставив представителям заграничных центров эмиграции лишь незначительные портфели, что-нибудь вроде министра вероисповеданий и культов или, на лучший случай, министра народного здоровья, министра культуры да, может, еще с десяток вакансий начальников различных министерских департаментов. Вождями Латвии должны быть те, кто находится здесь!