Текст книги "Заклинатель"
Автор книги: Николас Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
13
Как только Грейс, забравшись в «Шевроле», оказалась рядом с Томом, она сразу поняла: ее ждет какой-то сюрприз. Тома выдавала улыбка: точь-в-точь малыш, который припрятал коробочку с леденцами. Грейс захлопнула дверцу, и они, отъехав от речного домика, покатили к загонам. Грейс только что вернулась от Терри и наспех доедала сандвич.
– Что случилось? – спросила она.
– Ты о чем?
Она пристально на него взглянула, но Том изобразил полную невозмутимость.
– Ну, во-первых, вы приехали раньше обычного.
– Правда? – Том потряс рукой с часами. – Вот ведь как подводят.
Поняв, что от Тома ничего не добьешься, Грейс снова принялась за сандвич. На лице ее попутчика снова промелькнула та же довольная улыбка.
Второй неожиданностью было и то, что, направляясь к стойлу Пилигрима, Том захватил с собой веревку. Она была уже и короче той, что он использовал как лассо, и была сплетена из ярких шнуров – алого и зеленого.
– Что это?
– Обыкновенная веревка. Красивая, правда?
– Да. Но зачем она?
– Знаешь, Грейс, такая веревка может пригодиться для уймы всяких вещей.
– Например, ее можно привязать к дереву, чтобы раскачиваться…
– Вот-вот, и для этого тоже.
Когда они подошли к загону, Грейс, как всегда, устроилась на ограде, а Том вошел внутрь, держа веревку в руке. Пилигрим занимал свое обычное положение – в самом дальнем углу, а завидев Тома, стал фыркать и наконец решил использовать последнее, довольно ненадежное средство защиты: нервно забегал вперед-назад, весь напрягшись, точно струна. Чутко прядая ушами, он следил за каждым шагом Тома.
А Том не смотрел на него. Идя к коню, он совершал какие-то манипуляции с веревкой, но Грейс, к которой Том находился спиной, не видела, что именно он делал. Вскоре Том остановился, но продолжал возиться с веревкой, не поднимая на коня глаз.
Грейс видела, что Пилигрим заинтригован не меньше ее. Он перестал метаться и остановился, приглядываясь к движениям человека. И хотя конь часто вскидывал голову и рыл копытами землю, внимание его было приковано к Тому. Грейс медленно двинулась вдоль ограды – ее тоже одолевало любопытство – что же там делает Том. Но ей не пришлось далеко отходить: Том сам повернулся к ней лицом, закрыв спиной веревку от Пилигрима. Теперь Грейс видела, что он завязывает на веревке узлы, но зачем? На мгновение Том поднял глаза и улыбнулся ей из-под полей шляпы.
– А он любопытный малый.
Грейс взглянула на Пилигрима. Тот просто сгорал от любопытства. И как только перестал видеть руки Тома, поступил так же, как Грейс, – немного прошел вперед, надеясь отыскать лучший угол обозрения. Том, услышав топот, тоже подвинулся вперед, по-прежнему не поворачиваясь. Пилигрим немного постоял, как бы обдумывая дальнейшие действия, посмотрел на Тома и сделал еще несколько осторожных шагов. И снова Том, услышав его, отодвинулся – расстояние между ними сокращалось, но крайне медленно.
Грейс видела, что Том перестал завязывать узлы, теперь он натягивал их и перераспределял – и тут девочка вдруг поняла, что это такое. Уздечка! Она не верила своим глазам.
– Вы ее наденете?
Том хитро улыбнулся и произнес театральным шепотом:
– Только если он попросит.
Грейс была так захвачена происходящим, что потеряла представление о времени. Сколько это длилось? Десять, пятнадцать минут? Вряд ли многим больше. Как только Пилигрим приближался, Том отступал, не выдавая свой секрет и тем самым все больше разжигая его любопытство. Но каждый раз расстояние между конем и человеком сокращалось. После того как они дважды обошли по кругу манеж, Том направился к центру: теперь их разделяло не больше дюжины шагов.
Том улыбнулся Грейс – он стоял теперь вполоборота к ней, а на Пилигрима внимания не обращал. Уязвленный тем, что им пренебрегают, конь фыркнул и замотал головой. Потом сделал еще два-три шага к Тому. Грейс понимала: он ждет, что человек опять отодвинется, но на этот раз Том остался на месте. Такая перемена удивила коня – он замер, оглядываясь и словно ища, кто бы – может, Грейс? – подскажет ему, в чем тут дело. Не найдя ответа, он сделал еще шаг вперед. Затем еще – пофыркивая, вытягивая шею и стараясь понять, какая опасность может исходить от человека, и, однако же, не в силах преодолеть свое любопытство: что там у него в руках?
И наконец он почти коснулся мордой шляпы Тома – тот ощутил на шее его горячее дыхание.
Теперь Том отступил шага на два, и, хотя движение не было неожиданным, Пилигрим отпрыгнул – резво, как испуганная кошка, – и заржал. Но прочь не бросился. А увидев, что Том смотрит на него, успокоился. Теперь он мог видеть веревку. Чтобы коню было понятнее, Том держал веревку в обеих руках. Но Грейс понимала: только видеть – Пилигриму недостаточно, ему нужно еще понюхать.
Том смотрел на коня и что-то говорил. Но что – Грейс не могла разобрать: расстояние было слишком велико. Она даже закусила от напряжения губу, мысленно умоляя Пилигрима подойти ближе. Ну иди же, он не сделает тебе ничего плохого. Но коня и так подстегивало любопытство. Нерешительно, но все же увереннее, чем раньше, Пилигрим приближался к Тому и наконец уткнулся носом в веревку. А понюхав веревку, стал таким же образом исследовать руки мужчины. Том замер, предоставив Пилигриму возможность хорошенько его обнюхать.
И в этот самый момент, когда возник этот совсем еще слабый и робкий телесный контакт коня с человеком, случилась очень важная вещь. Грейс сразу это почувствовала, хотя, в чем тут дело, не сумела бы объяснить даже себе. Она вдруг поняла, что подо всем, что произошло в последние дни, подведена какая-то черта. То, что она вновь обрела мать и стала опять ездить верхом, что так свободно и уверенно чувствовала себя на празднике, – все это было прекрасно, но как-то зыбко – будто она могла в любой момент лишиться всего этого. А в этом робком доверии человеку со стороны Пилигрима было обещание надежды и света, и девочка почувствовала, как что-то сдвинулось и раскрылось в ней, и теперь уже не сомневалась – это навсегда.
Получив молчаливое разрешение, Том медленно поднес руку к шее коня. Тот вздрогнул и, казалось, оцепенел. Но это было лишь проявлением осторожности, и, убедившись, что рука, легшая ему на холку, не причинит никакой боли, Пилигрим успокоился и позволил себя гладить.
Это длилось долго. Том медленно, дюйм за дюймом, продвигался вперед и наконец ласкал уже всю шею коня. Потом то же самое проделал с другого бока, и Пилигрим разрешил ему даже коснуться гривы. Она так свалялась, что некоторые слипшиеся пряди были твердыми на ощупь, как гвозди. Затем, осторожно и неторопливо, Том надел на коня уздечку. И Пилигрим не заартачился – доверившись человеку.
…Том опасался, что Грейс подумает, что это полная и окончательная победа. На самом деле завоевания были еще очень ненадежны, а в случае с этим конем – особенно. Одна маленькая оплошность – и все снова разлетится вдребезги. По глазам Пилигрима и по нервному подергиванию его боков Том видел, как близок конь к тому, чтобы отвергнуть инициативу человека. А случись так, в следующий раз – если он будет, этот следующий раз, – работать станет еще труднее.
В течение многих дней Том готовил сегодняшний успех, занимаясь с конем по утрам, когда Грейс еще не приезжала. При ней он делал другие вещи – работал с флажком, приучал коня к броскам веревки. Но подготовка коня к узде проводилась Томом без свидетелей. Вплоть до сегодняшнего утра он не знал, добьется ли своего, есть ли на самом деле та искорка надежды, о которой он говорил Энни. А увидев, что она все-таки теплится, попытаться раздуть ее он решил в присутствии Грейс.
Тому не надо было даже глядеть на девочку, чтобы понять, какое впечатление произвела на нее эта сцена. Но она не знала, что на их пути еще будут тернии – не все пойдет гладко, без сучка и задоринки. Предстоит тяжелая работа, и у Пилигрима могут быть срывы. Но все же пока лучше помолчать, разыгрывая из себя фокусника. Не стоит портить такое прекрасное мгновение.
Том подозвал девочку, понимая, что сейчас больше всего на свете она хочет оказаться рядом с ними. Прислонив палку к ограде, Грейс пошла к ним, слегка похрамывая. Когда Грейс была почти рядом, Том попросил ее остановиться. Лучше, чтобы конь сам подошел к ней, а не она к нему: ослабив узду, Том еле заметным движением направил Пилигрима.
Грейс закусила губу, чтобы та не дрожала, и осторожно протянула к Пилигриму руки. И конь, и девочка явно испытывали сильный страх, и эта их встреча даже отдаленно не напоминала былые пылкие приветствия. Но в том, как конь обнюхал руки Грейс, а затем – лицо и волосы, Том увидел слабый отблеск того, кем они были когда-то друг для друга и, Бог даст, еще будут.
– Энни, это Люси. Ты дома?
Энни не отвечала. Она сочиняла важное письмо всем своим ведущим сотрудникам, наставляя, каким именно способом реагировать на вмешательства Кроуфорда Гейтса в их работу. Суть заключалась в том, чтобы решительно посылать его к такой-то матери. Она включила автоответчик, чтобы получше сосредоточиться и найти самый прозрачный эвфемизм для обозначения этих слов.
– Черт! Ты, наверное, пошла обрубать яйца коровам – или чем там еще занимаются на этих ранчо? Послушай, меня… Нет, лучше позвони сама, когда вернешься.
В голосе Люси звучало неподдельное волнение, и Энни подняла трубку.
– У коров нет яиц.
– Это твое мнение. Значит, скрываешься?
– Просто прячусь. Пребываю в тени – так говорят. Что стряслось?
– Он меня уволил.
– Что?
– Этот сукин сын уволил меня.
Энни давно предвидела, что такое случится. Люси была ее ближайшим союзником, она сама пригласила ее в журнал. Увольняя Люси, Гейтс дает ей понять, что намерен предпринять дальше. Энни слушала с тупой болью в груди подробный рассказ Люси о случившемся.
Поводом послужила статья о женщинах – водителях грузовиков. Энни видела ее и нашла забавной, хотя несколько изобилующей сексуальными эпизодами. Фотографии были вообще изумительны. Люси хотела предварить статью большим заголовком: А ПОШЛИ ВЫ ВСЕ… НА ГРУЗОВИКИ! Гейтс не утвердил материал, обвинив Люси в том, что ее все время тянет на дешевые сенсации. Объяснение было бурным и происходило на глазах у всей редакции, и тогда Люси в открытую послала Гейтса именно туда, чему Энни в настоящий момент тщетно искала более приличное название.
– Я этого не допущу, – решительно произнесла Энни.
– Детка, поезд ушел. Я уволена.
– Нет, он не мог так поступить.
– Мог, Энни. И ты сама это знаешь. Черт, я сама уже сыта по горло. Надоело.
Обе некоторое время молчали. Энни глубоко вздохнула.
– Энни?
– Да?
– Тебе лучше приехать. И побыстрее.
Грейс вернулась домой поздно – ее всю переполняли эмоции, и ей не терпелось поделиться ими с матерью. Она помогла Энни накрыть на стол, а за ужином рассказала ей, что испытала, вновь прикоснувшись к Пилигриму, и как он дрожал и вздрагивал. Конь не позволил ей того, что позволил Тому, – погладить себя, и недолго терпел ее рядом. Но Том сказал: всему свое время, не надо торопить события.
– Пилигрим не захотел смотреть на меня. Держал себя странно. Как будто стыдился чего-то.
– Того, что случилось?
– Нет. Не знаю. Может, того, каким он стал.
Грейс рассказала, как они с Томом отвели коня в конюшню и там помыли его. Пилигрим позволил Тому вычистить из его копыт застарелый навоз и почистить шкуру, не дал только расчесать гриву и хвост. Неожиданно Грейс умолкла и всмотрелась в лицо матери.
– У тебя все хорошо?
– Да. А что?
– Не знаю. Мне показалось – ты чем-то встревожена.
– Наверное, просто устала.
К концу ужина позвонил Роберт, трубку сняла Грейс и еще раз пересказала события прошедшего дня. Энни в это время мыла посуду.
Стоя у раковины, она слышала, как скребется в лампе дневного света попавший в западню жук – ползая меж трупами своих сородичей, он, возможно, находил знакомых. Да, звонок Люси нагнал на нее мрачное настроение – даже невероятное сообщение Грейс не развеяло его полностью.
Услышав шуршание шин «Шевроле» Тома, доставившего Грейс домой, Энни радостно встрепенулась. Она не разговаривала с ним с самого праздника. Надеясь, что он заглянет к ним, она бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркальной дверце плиты, но Том только приветливо помахал ей рукой и, высадив Грейс, тут же уехал.
Звонок Люси вернул Энни в реальную жизнь, то же самое сейчас, звонок Роберта – то же, только несколько по-другому. Впрочем, Энни уже не знала, какую жизнь считать реальной. Что могло быть подлиннее того, что она увидела здесь? И в чем заключается разница между ее существованиями дома и здесь?
Первое, казалось Энни, сплошь состояло из обязанностей, в то время как другое – из возможностей. Вот где, наверное, и следует искать понятие реальности. Обязанности – вещь вполне осязаемая, конкретная, а возможности… по существу, это химеры – хрупкие, бессмысленные, а подчас и опасные. Становясь старше и мудрее, вы осознаете это и отказываетесь от них. Так лучше. И спокойнее.
Жучок в плафоне избрал теперь иную тактику: он надолго затихал, а потом опять возобновлял возню с новой силой. Грейс рассказывала Роберту, как послезавтра отправится вместе с другими перегонять скот на летние пастбища, и как все они будут там спать под открытым небом. Да, верхом, а как же иначе?! – услышала Энни.
– Не волнуйся, папочка. Гонзо – замечательный конь!
Энни закончила дела на кухне и выключила там свет, тем самым дав жучку передышку. Незаметно пройдя в гостиную, она остановилась у стула, на котором сидела дочь, машинально перебирая ее распущенные волосы.
– Нет, она не едет, – сказала Грейс. – Говорит, у нее много работы. Она стоит рядом, хочешь с ней поговорить? Хорошо. Я тоже люблю тебя, папочка.
Грейс освободила стул для Энни, а сама пошла наверх набирать ванну. Роберт все еще находился в Женеве, а в Нью-Йорке собирался быть в следующий понедельник. Два дня назад Роберт рассказал ей о разговоре с Фредди Кейном, а теперь она усталым голосом объявила, что Гейтс уволил Люси. Выслушав ее, Роберт спросил, что она собирается делать. Энни тяжело вздохнула.
– Ума не приложу. А что, по-твоему, я должна делать?
Роберт молчал. Энни понимала, что он серьезно обдумывает свой ответ.
– Не думаю, что, находясь в Монтане, ты сможешь что-либо изменить.
– Ты хочешь сказать, что нам надо возвращаться?..
– Этого я не говорил.
– …Хотя у Грейс и Пилигрима дела пошли на поправку?
– Энни, я ничего подобного не говорил.
– Но подразумевал.
Услышав вздох мужа, она почувствовала угрызения совести из-за того, что передернула его слова и сама многое недоговаривала, скрывая истинные мотивы, по которым ей хотелось остаться здесь. Когда муж заговорил снова, голос его звучал сдержанно:
– Извини, если мои слова так прозвучали. Я очень рад за Грейс и Пилигрима. Вам надо обязательно оставаться там – сколько нужно.
– Ты хочешь сказать, это важнее моей работы?
– Энни! Господь с тобой! Что ты говоришь?
Они стали обсуждать другие, не столь щекотливые темы, и к концу разговора между ними вновь воцарился мир, хотя в этот раз муж не сказал на прощанье, что любит ее. Энни повесила трубку и села. Она совсем не хотела нападать на Роберта. Может, она таким образом на самом деле наказала себя? За то, что не в состоянии разобраться в своих подсознательных желаниях и душевной смуте.
Грейс захватила с собой в ванную приемник. В эфире была программа «Старые записи». Только что отзвучала песня «Мечтатель» и началась – «Последний поезд на Кларксвилль». Грейс что, заснула, или у нее залило уши водой?
Неожиданно с пугающей ясностью Энни поняла, что ей надо делать. Если Гейтс не восстановит на работе Люси, она уволится. Завтра же пошлет ему по факсу ультиматум. И если Букеры не станут возражать, она отправится с ними перегонять этот чертов скот на летние пастбища. А когда вернется, будет ясно – есть ли у нее работа, или нет.
14
Стадо тянулось вверх – прямо к Тому; огибая гору, оно напоминало черную реку, текущую вспять. Животных не приходилось направлять – сам ландшафт вел их куда надо – у них не было иного выбора, кроме как брести по прохладной тропе. Тому нравилось, приехав сюда раньше всех, стоять на краю обрыва и смотреть, как движется стадо. Постепенно приближались и другие всадники, распределившиеся по всей длине колонны для лучшего присмотра за стадом. Джо и Грейс ехали с правой стороны, Фрэнк и Энни – с левой, а замыкала шествие Дайана с близнецами. Оставшееся позади плоскогорье представляло собой сплошное море цветов с темно-зеленой тропой посредине, которую проложили они. В полдень на равнине устроили привал, дав возможность животным вволю напиться.
С того места, где Том остановил коня, он мог видеть лишь легкое поблескивание озерка вдали – долина же с ее лугами и речушки с поросшими тополем берегами были вовсе не видны. Плоскогорье, казалось, сразу переходило в небо, сливаясь с ним.
Телята были резвые и упитанные, спины их лоснились – любо-дорого посмотреть. Том улыбнулся, вспомнив, каких заморышей пригнали они сюда тридцать лет назад, когда отец привез в этот край семью. У некоторых можно было ребра пересчитать.
На старом месте, в Кларк-Форк, Дэниел Букер пережил несколько суровых зим, но таких лютых морозов, как здесь, там все же не было. В первую же зиму он потерял почти всех телят. Холод и тревоги проложили новые морщины на его лице, уже и так навсегда потухшем после продажи родного дома. Но, поднявшись на ту высоту, где сейчас находился Том, отец радостно улыбнулся, потому что, оглядевшись, понял: здесь семья не пропадет и, напротив, добьется благоденствия.
Когда они пересекали плато, Том рассказал все это Энни. Раньше – утром и даже на привале – было много суеты, и им не удалось перекинуться даже словечком. Теперь же, когда все пошло отлаженным порядком, скот спокойно продвигался вперед, и у них появилось время поговорить. Они ехали рядом, и Энни спрашивала у Тома названия цветов. Он показал ей, как выглядит лен, лапчатка, бальзамин, а также цветок, которые местные называют петушиной головой. Энни слушала в своей обычной манере – очень серьезно и сосредоточенно, – откладывая эти знания в голове, как будто наступит день, когда ее проэкзаменуют и потребуют точного ответа.
Эта весна была одной из самых погожих на памяти Тома. Роскошная зеленая трава словно истекала соком под копытами лошадей. Указывая на горную цепь впереди, Том сказал, что когда-то они с отцом забирались на самую вершину, чтобы проверить, правильно ли выбраны пастбища.
Сегодня Том ехал на молодой и очень красивой кобыле – чалой с рыжиной. Энни – на Римроке. Том любовался ее осанкой. На ней и Грейс были шляпы и ботинки, которые он сам помог им купить вчера, когда стало известно, что Энни тоже едет. Ох и веселились же они, увидев себя в зеркале примерочной. Энни спросила, не придется ли им и ружья с собой носить, на что Том ответил: все зависит от того, кого им хочется убить. Единственный претендент – ее босс, ответила тогда Энни, но для него сойдет и томагавк.
Поездка по плоскогорью была сплошным удовольствием. Но, оказавшись у подножия горы, животные, видимо, поняли, что теперь им предстоит долгое карабканье наверх – они убыстрили шаг и замычали, словно сговариваясь, как действовать дальше. Том звал Энни ехать с ним вперед, но та с улыбкой отказалась, сказав, что лучше задержится и узнает, не нужна ли помощь Дайане. И он поехал один.
Стадо почти поравнялось с Томом. Повернув лошадь, он поехал по гребню горы, спугнув несколько оленей. Отбежав на безопасное расстояние, те остановились, разглядывая всадника. Беременные самки навострили уши, прикидывая, чего можно ждать от этого человека, но вожак быстро увел их прочь. Том видел за их подпрыгивающими спинами первый из узких перевалов, поросший сосной. Через эти перевалы им предстояло выйти к высокогорным пастбищам, огороженным снежными вершинами самых высоких гор, разделяющих две реки.
Том мечтал, чтобы сейчас рядом оказалась Энни: ему хотелось видеть ее лицо в тот момент, когда перед ней откроется вся эта красота. Он очень огорчился, когда она отказалась составить ему компанию и вернулась к Дайане. Может, почувствовала в его настойчивости желание побыть с ней наедине? Но он не думал об этом, то есть, конечно же, думал и очень к этому стремился, но не сейчас.
Когда они подъехали к перевалу, его уже окутала густая тень. И она быстро расплывалась, словно чернильное пятно, только самые отдаленные равнины были еще освещены солнцем. За сумрачными деревьями с обеих сторон высились серые скалистые стены – крики детей и мычание скота отзывались в этом каменном коридоре гулким эхом.
Фрэнк подбросил в огонь дров, и тут же сноп искр взметнулся в ночное небо. На пути им попалось очень подходящее сухое дерево – казалось, оно только их и ждало. И огонь, жадно охвативший изрубленный ствол и сучья, взвился ровным высоким пламенем в безветренном воздухе.
Отблески огня мерцали на лицах детей. Когда они смеялись, их глаза и зубы так и сверкали. Они по очереди загадывали загадки, и Грейс заставила всех поломать головы над любимой загадкой Роберта. Она залихватски надвинула на лоб новую шляпу, падающие на плечи локоны сейчас, в отсвете пламени, были золотисто-рыжими. Никогда еще она не выглядела такой хорошенькой, думала Энни.
Приготовленный на костре незатейливый ужин – бобы, бифштекс, ветчина и испеченный в золе картофель – был таким вкусным!
Фрэнк был у них за кострового, а Том отправился к источнику за водой для кофе. Дайана вместе с детьми пыталась разгадать загадку. Все думали, что Энни знает ответ, и, хотя на самом деле она его забыла, ей было приятно, что ее оставили в покое и она может просто посидеть, привалившись к седлу и думая о своем.
Они достигли этого места около девяти часов, когда уже почти стемнело. Этот и последний переход были тяжелыми – перевал очень крутой, а по бокам – словно стены собора. Наконец вслед за коровами они вышли к раскинувшемуся перед ними пастбищу.
Сочная густая трава в полумраке казалась совсем черной; весна сюда пришла позже, чем на равнины, и, наверное, поэтому цветов было меньше. Теперь над ними высилась одна, самая высокая гора, на западном склоне ее слабо розовело серебро снега, до которого все же доходили слабо теплившиеся лучи солнца.
Пастбище было окружено лесом, на более высоком его краю стояла хижина с небольшим загончиком для коней. По другую сторону меж деревьями петляла речушка – к ней они все сразу и устремились – и коровы, и люди, и лошади. Том предупреждал, что ночи здесь холодные и нужно захватить теплые одеяла, но пока вечер был теплый и благоухал ароматами.
– Ну как ты там, Энни? – Фрэнк подбросил в костер еще дров и подсел к ней. Из тьмы – где слышалось мычание невидимого скота, – возник вдруг Том.
– Замечательно, только вот чертовски ноет зад.
Фрэнк засмеялся. Но у Энни болел не только зад. Ныли икры, а внутреннюю часть бедер она так натерла, что морщилась при каждом движении. Грейс в последнее время ездила еще меньше, чем она, но когда Энни спросила ее, не болит ли нога, уверила, что нет, ничего не болит, все просто прекрасно. Врала, конечно, но Энни не стала допытываться правды.
– Помнишь тех швейцарцев, что мы повстречали в прошлом году, а, Том?
Том, наливавший воду в кофейник, засмеялся и сказал «еще бы!». Поставив кофейник на огонь, он сел рядом с Дайаной и стал слушать Фрэнка, который рассказывал, как они с Томом ехали на машине через Прайор-Маунтин и как им перекрыло дорогу стадо. А позади коров плелись эти ковбои, разодетые в пух и прах.
– На одном были кожаные брюки ручной работы – такие стоят не меньше тысячи. И что самое смешное – они не ехали верхом, а вели лошадей за собой, у этих бедолаг был жутко нсчастный вид. Мы с Томом опустили стекла и спросили – не надо ли чем помочь, но они не поняли ни слова из того, что мы сказали.
Энни тайком следила за Томом. Слушая рассказ брата, он улыбался своей милой улыбкой. Он, видно, почувствовал ее взгляд, потому что посмотрел в ее сторону, и в глазах его не было удивления: он знал, что она на него смотрит, и хотел этого – у нее дрогнуло сердце. Она не сразу отвела взгляд, но потом, смутившись, улыбнулась и повернулась к Фрэнку.
– Мы тоже не понимали, что они там лопочут, поэтому просто помахали им и поехали дальше. А немного выше по дороге, видим, стоит новенький «Виннебаго», а за рулем дремлет наш старый знакомец. Мы его сразу узнали: это был Лонни Харпер, у него здесь много земли – только он управиться с ней толком не умеет. Ну, мы, конечно, тут же спрашиваем, не на его ли стадо только что наткнулись, а он говорит: «Да, мое, а ковбои – из Швейцарии, отдыхают здесь на каникулах».
Вот, говорит, построил тут показательное ранчо-пансионат. В общем, эти ребята платят ему по нескольку тысяч, чтобы он разрешил им делать то, для чего обычно нанимают помощников. А почему, спрашиваем, они ходят пешком? Он засмеялся и говорит: им так нравится – потому что они в первый же день натерли себе зады до крови и больше в седло не садятся. И коням тоже неплохо – отдыхают.
– Действительно, неплохо, – сказала Дайана.
– Ага. Эти бедолаги швейцарцы спали на голой земле и ели пустые бобы, приготовленные на костре, а их хозяин спал в «винни», смотрел телик и жрал деликатесы.
Вода закипела, и Том приготовил кофе. Близнецам надоели загадки, и Крэг попросил Фрэнка показать Грейс фокус со спичками.
– О, нет, – взмолилась Дайана.
Фрэнк вынул коробок, вытащил оттуда две спички и положил одну себе на ладонь, а другую с важным видом потер о волосы Грейс. Она несколько искусственно засмеялась.
– Ты физику учила?
– Да-а.
– Ну тогда знаешь, что такое статическое электричество. Все построено на этом. Вот я заряжаю спичку.
– Угу, – саркастически произнес Скотт, но Джо цыкнул на него. Держа заряженную спичку в левой руке, Фрэнк медленно поднес ее к ладони правой так, что головки спичек соприкоснулись. Как только это произошло, раздался громкий треск, и первая спичка «выпрыгнула» с ладони. Грейс от неожиданности вскрикнула – все расхохотались.
Грейс заставила Фрэнка повторить фокус несколько раз, а потом попробовала сделать сама, но у нее ничего не вышло. Фрэнк сочувственно качал головой, делая вид, что не понимает, почему у нее не получается. Дети были в восторге. Дайана, видевшая этот фокус сотни раз, устало и снисходительно улыбалась.
Как ни странно, она и Энни вполне ладили. А ведь только вчера Дайана очень холодно приняла известие о том, что Энни тоже решила ехать на пастбища. Но сегодня, когда они трусили бок о бок позади стада, им легко говорилось на самые разные темы. Энни только диву давалась. И все же за внешним дружелюбием Дайаны она чувствовала – ну не то чтобы недоброжелательность, но и нечто большее, чем просто недоверие. Особенно когда Энни общалась с Томом. Собственно, поэтому Энни и отказалась ехать с Томом на вершину, хотя ей очень этого хотелось.
– А что ты думаешь, Том? Может, попробовать с водой?
– Пожалуй. – Подыгрывая брату, Том передал ему бидон с водой, и Фрэнк велел Грейс закатать рукава и сунуть руки. Грейс так хихикала, что половину содержимого бидона вылила на рубашку.
– Помогает лучше зарядиться, понимаешь?
Спустя десять минут Грейс, вся промокшая, но так и не достигшая результата, сдалась. За это время фокус успешно проделали Том и Джо. У Энни ничего не получилось, у близнецов – тоже. Дайана призналась Энни, что, когда Фрэнк обучал этому фокусу ее, заставил сидеть в кормушке для скота – тоже для «подзарядки».
Скотт приставал к Тому, чтобы тот показал фокус с веревкой.
– Это не фокус, – возразил Джо.
– Нет, фокус.
– Нет, не фокус, правда, Том?
– Смотря что вы называете фокусом, – улыбнулся Том.
Он вытащил из кармана обычную бечевку около двух футов длиной. Связал концы – получилась петля.
– Ладно, – сказал он. – Теперь помощницей будет Энни.
– Только если мне не грозит гибель, – шутливо предупредила Энни.
– Ну что вы, мэм, как можно! Вы ничего не почувствуете.
Встав перед Энни на колени, Том попросил ее поднять вверх большой палец правой руки. Она подчинилась, и он набросил на него петлю, попросив ее внимательно следить за происходящим. Натянув другой конец петли левой рукой, он средним пальцем правой руки закинул одну сторону петли на другую. Затем перевернул руку, и она оказалась под петлей; после того как он повторил это движение еще раз, его палец оказался вплотную прижат к пальцу Энни.
Теперь их пальцы были соединены накрепко, и непонятно, как можно было распутать все эти узлы. Том ничего не предпринимал, и Энни подняла на него удивленные глаза. Он лишь улыбнулся в ответ, и близость этих лучистых голубых глаз так ее волновала…
– Теперь смотрите, – мягко произнес он. Энни перевела взгляд на их соприкасающиеся руки: Том осторожно потянул бечевку, а она легко соскользнула с пальцев – причем ни один узел не нарушился.
Он показал фокус еще несколько раз, его попробовали повторить Энни, Грейс и близнецы, но ни у кого больше он не получился, только у Джо, но по хитрой ухмылке Фрэнка Энни поняла, что и он знает секрет. Знала ли этот секрет Дайана – было трудно сказать: она с рассеянным видом сидела в сторонке и потягивала кофе.
Когда все попробовали свои силы, Том смотал бечевку в аккуратное кольцо и вручил ее Энни.
– Это что, подарок? – спросила она.
– Нет, – ответил Том. – Держите у себя, пока не поймете, в чем тут дело.
Проснувшись, Энни не сразу сообразила, где она. Потом вспомнила и поняла, что круглое светящееся пятно – это луна. Она висела так близко, что казалось, будто можно потрогать рукой ее кратеры. Повернув голову, она увидела рядом личико спящей Грейс. Фрэнк предложил им переночевать в хижине – там обычно располагались, если шел дождь. Энни уже почти согласилась, но Грейс уговорила ее остаться вместе со всеми под открытым небом. Сейчас все уже видели не первый сон, лежа в спальных мешках вокруг догорающего костра.
Энни чувствовала себя такой бодрой и выспавшейся, что поняла: больше ей не уснуть. К тому же она страшно хотела пить. Энни села и огляделась. Бидона с водой поблизости не было, а искать она не хотела, боясь потревожить спящих. Темные силуэты коров отбрасывали на залитую серебристым светом траву еще более темные тени. Осторожно выбравшись из спального мешка, Энни опять почувствовала боль в мышцах. Все легли спать в одежде, сняв только ботинки и носки. На Энни были джинсы и футболка. Она босиком направилась к ручью.
Роса обожгла холодом ее ноги. Энни внимательно смотрела на землю, боясь наступить на нечто, не очень романтическое, но неизбежное там, где пасется скот. Высоко над деревьями ухала сова. Может, этот крик и разбудил ее? А может, свет луны, или она просто проснулась по привычке. Коровы поднимали головы, когда она проходила мимо, а Энни приветливо с ними здоровалась, чувствуя себя последней идиоткой.
