Текст книги "Заклинатель"
Автор книги: Николас Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
11
Роберт смотрел из усеянного дождевыми каплями окна такси на рекламный щит, с которого ему последние десять минут зазывно махала красотка в ярко-розовом купальнике. Она призывала Роберта и еще несколько сотен таких же бедолаг-путешественников, застигнутых дождем, немедленно купить билет во Флориду, где они будут очень счастливы.
Спорное утверждение: в английских газетах писали, что как раз во Флориде туристов подстерегают разные неприятности– на них нападают, насилуют и даже убивают.
Роберт слишком поздно сообразил, что лучше бы воспользоваться метро. За последние несколько лет на пути к аэропорту появилась не одна новая станция, и в этот раз он не учел, что поедет в час пик. Самолет на Женеву вылетал через тридцать пять минут, а с такой скоростью такси приползет в Хитроу года через два, не раньше… Водитель бодро сообщил ему, что в районе аэропорта густой туман.
И он оказался прав. Роберт не пропустил свой рейс только потому, что тот отменили. Целых два часа он торчал в пассажирском зале бизнес-класса, в набитом усталыми и нервными ответственными работниками, каждому из которых рано или поздно был обеспечен инфаркт. Роберт пытался позвонить Энни, но ни ее, ни Грейс дома не было. Он оставил сообщение на автоответчике, гадая, где бы те могли быть. Впервые они встречали День Поминовения врозь, и он как-то забыл спросить жену и дочь об их планах.
Роберт даже пропел для Грейс несколько тактов из «Дворцов Монтезумы», как делал обычно в этот день за завтраком, – своего рода напоминание об ужасах войн. Затем еще раз просмотрел записи, сделанные на сегодняшней встрече (она прошла хорошо), и бумаги для завтрашней (там тоже не должно быть никаких накладок, если он, конечно, вообще на нее попадет), потом пошел погулять, чтобы хоть немного размяться.
Когда Роберт от нечего делать глазел на прилавок с кашемировыми свитерами для игры в гольф (он такого не купил бы даже своему злейшему врагу!), кто-то окликнул его. Подняв голову, Роберт понял, что этот враг легок на помине, причем действительно злейший.
Фредди Кейн был довольно мелкой сошкой в издательском мире, у таких людей всегда страшновато спрашивать, чем они сейчас занимаются, причем не потому, что боишься их смутить, а просто неловко будет самому. Свои профессиональные комплексы Фредди компенсировал тем, что к месту или не к месту намекал на то, что у него имеется солидное состояние, и еще тем, что знал всех, кто имел в Нью-Йорке вес. Имя Роберта он запомнить никак не мог, хотя они встречались раз пять, не меньше. Стало быть, не считал мужа Энни Грейвс такой уж важной птицей. Вот сама Энни – совсем другое дело.
– Привет! Сразу узнал тебя. Как поживаешь?
Он положил по-свойски руку Роберту на плечо, а другой яростно сжал его ладонь, но пожатие вышло довольно вялым. Роберт улыбнулся ему, обратив внимание на то, что Фредди обзавелся модными очками, такие носили сейчас все кинозвезды в надежде выглядеть интеллектуальнее. Имени его Фредди, естественно, не помнил.
Они немного поболтали о том о сем – о свитерах для гольфа, о летном расписании, о тумане и о том, кто куда едет. Роберт окутал тайной причину своего пребывания в Европе – не потому, что это действительно была секретная поездка, а просто чтобы позлить Фредди. И, возможно, следующая реплика Фредди была местью за это:
– Слышал, у Энни нелады с Гейтсом.
– Прости, не понял.
Фредди театральным жестом приложил руку ко рту, на лице появилось выражение напроказившего школьника.
– Ох… Может, это секрет.
– Нет, Фредди, просто ты осведомленнее меня.
– Мне вот тут сорока на хвосте принесла, что Кроуфорд Гейтс снова вышел на тропу войны. Может, все это пустой треп?
– Что ты имеешь в виду?
– Сам знаешь, как это бывает – обычная охота за скальпами. Говорят, он здорово цепляется к Энни – вот и все.
– Первый раз слышу…
– Не бери в голову. Пустые сплетни.
Фредди удовлетворенно улыбнулся, как человек, успешно справившийся с ответственным заданием, и сказал, что пойдет поскандалит из-за задержки самолета.
Вернувшись в зал ожидания, Роберт, потягивая из банки пиво, стал просматривать номер «Экономиста». Слова Фредди не шли у него из головы. На самом деле он совсем не в первый раз слышал о придирках шефа Энни. За последнюю неделю ему уже дважды говорили нечто подобное.
В прошлый вторник он был на приеме, который устроил один из самых уважаемых клиентов фирмы. Вообще-то Роберт не любил всех этих сборищ, но сейчас, когда Энни и Грейс отсутствовали, он даже ждал этого вечера. Прием проходил в роскошных залах офиса – неподалеку от Рокфеллеровского центра, икры подали целые горы, с них можно было запросто съезжать на лыжах.
Трудно сказать, как теперь называется столь представительное собрание юристов (названия часто меняются – и, как правило, становятся все более уничижительными), но это было именно такое сборище. Был там и Дон Фарлоу. Они встречались до этого только раз, но Роберт хорошо запомнил этого человека – очень симпатичный. Роберт знал, что Энни он тоже нравится и что она ценит его.
Фарлоу тепло приветствовал его, и Роберту было приятно, что его собеседник разделял с ним не только вполне объяснимый жадный интерес к икре, но и слегка презрительное отношение к тем, кто ее выставил на столы. Роберт рассказал Фарлоу, как развивается тяжба вокруг произошедшего с Грейс несчастного случая – все так запутанно, что конца пока не видно. Фарлоу спросил, как поживает Энни и как вообще обстоят дела на Западе.
– Энни – классный журналист, – сказал Фарлоу. – Высший пилотаж. И что самое удивительное – этот сукин сын Кроуфорд знает это.
Роберт поинтересовался, а в чем, собственно, дело. На лице Фарлоу тут же отразились удивление и легкое смущение. Он тут же заговорил о другом, добавив только, что Роберту следовало бы уговорить Энни поскорее вернуться. Придя домой, Роберт сразу же ей позвонил. Но Энни не придала новости никакого значения.
– Вы там все просто с ума посходили, – сказала жена. Гейтс очень докучал ей последнее время, но такое с ним и раньше бывало. – Старый осел знает, что я ему нужна больше, чем он мне.
Роберт не стал с ней спорить, хотя понимал, что этой бравадой Энни старается успокоить скорее себя, чем его. Но если уж и Фредди Кейн знал об этом, значит, в курсе почти весь Нью-Йорк. Или вот-вот будет. И хотя Роберт был далек от журналистики, он много чего успел насмотреться в этом мирке и знал, что сплетни там не менее важны, чем то, что есть на самом деле…
12
Хэнк и Дарлин обычно устраивали праздник с танцами на Четвертое июля. Но в этом году Хэнку в конце июня предстояла операция на варикозных венах; хромать, когда другие пляшут, ему не улыбалось, и потому праздник решили перенести на месяц вперед и приурочить ко Дню Поминовения.
Кое-какой риск здесь, конечно, был. Несколько лет назад как раз в эти дни выпало не меньше двух футов снегу. Да и кое-кто из приглашенных считал, что день, отведенный для поминовения павших за родину, не очень-то подходит для веселья, песен и танцев. Хэнк на это отвечал: когда люди женаты так давно, как они с Дарлин, можно поскучать и в День независимости. Ну а что касается Дня Поминовения… Хэнк твердил, что те из его друзей, кто погиб во Вьетнаме, любили повеселиться, так какого черта корчить из себя святош.
Но как назло в назначенный день полил дождь.
Ливень смыл все брезентовые навесы и с шипением залил гамбургеры, ребрышки и бифштексы, жарившиеся на свежем воздухе; в довершение всех бед случилось короткое замыкание, и все цветные гирлянды, украшавшие двор, тут же погасли. Однако никто особенно не переживал. Все перебрались в большую конюшню. Хэнку подарили футболку, на которой большими черными буквами было написано: Я ЖЕ ВАМ ГОВОРИЛ! – и он ее тут же радостно напялил на себя.
Том приехал позже всех: ветеринар уехал из «Двойняшек» только после шести, сделав молодой кобыле еще один укол, – по его мнению, последний.
Когда остальные обитатели ранчо уже отбывали к Хэнку, у Тома и ветеринара было еще полно дел. Через открытую дверь конюшни он видел, как дети забираются в «Лариат», где уже сидели Энни и Грейс. Энни приветливо махнула ему рукой, спрашивая, едет ли он с ними. Чуть позже, ответил Том, с удовольствием отметив, что на Энни – то самое платье, в котором она была на обеде.
О том, что произошло тем вечером, ни Энни, ни Грейс не проронили ни слова. В воскресенье Том, поднявшийся до рассвета, увидел, что шторы в комнате Энни не задернуты и свет продолжает гореть. Ему страшно хотелось убедиться, что в речном домике все в порядке, но он боялся показаться назойливым. Когда он, осмотрев лошадей, пришел завтракать, Дайана сказала, что звонила Энни и попросила разрешения поехать вместе с ними в церковь. – Наверное, хочет тиснуть статейку о нашем приходе в свой журнал, – предположила Дайана.
– Ты несправедлива, – заметил Том, – и вообще тебе пора от нее отцепиться.
Дайана надулась и до вечера с ним не разговаривала.
В церковь отправились на двух машинах. Том сразу понял, что между Энни и Грейс что-то произошло. Настало явное перемирие. Теперь, когда Энни говорила, Грейс смотрела ей прямо в глаза, а выйдя из машины, мать и дочь направились к церкви рука об руку.
Им не удалось устроиться всем рядом, и Энни и Грейс сели впереди – прямо на них из окна падал столб света с пляшущими пылинками. Прихожане – и женщины, и мужчины – с интересом разглядывали новеньких. Том и сам постоянно поглядывал на затылок Энни.
Когда вернулись на ранчо, Грейс снова села на Гонзо – только теперь она гарцевала на большом манеже, не таясь от посторонних глаз. Она пустила коня шагом, а потом, по совету Тома, перешла на рысь. Сначала девочка держалась напряженно, но потом вошла во вкус и расслабилась, и тогда Тому стало видно, какая она способная наездница. Он подсказал ей, как лучше держать ногу, и, убедившись, что все идет нормально, велел перейти на галоп.
– На галоп?
– А что тут такого?
Грейс послушалась, и опять все вышло очень хорошо; бедра девочки не были напряжены – она двигалась в одном ритме с конем, и лицо ее светилось улыбкой.
– Может, ей стоит надеть шлем? – тихо спросила Энни.
– Нет, не надо, – ответил Том, – она ведь не собирается падать. – Том понимал, что предложение Энни весьма разумно. Но она тут же замолчала, целиком ему доверившись.
Грейс постепенно снизила скорость и мягко остановила Гонзо – все радостно ей зааплодировали. Малыш Гонзо держался очень гордо, словно выиграл главные скачки в Кентукки. А Грейс сияла и светилась как солнышко. Это было так здорово…
Когда ветеринар наконец уехал, Том принял душ, надел чистую рубашку и поехал на ранчо Хэнка. Дождь лил как из ведра, «дворники» не справлялись с нагрузкой, и Тому приходилось чуть ли не вминаться лицом в ветровое стекло, чтобы разглядеть дорогу и не угодить в яму с водой. У дома Хэнка было уже полно автомобилей, и Тому пришлось оставить свою машину прямо на дороге. Не догадайся он захватить с собой плащ – вымок бы до нитки.
При входе в длинную конюшню его встретил сам хозяин уже с пивом в руках. Увидев надпись на футболке Хэнка, Том рассмеялся. Снимая плащ, искал глазами Энни. Просторная конюшня была все же тесновата для всех набившихся сюда. Звучала музыка, почти неслышная из-за смеха и гомона. Гости еще ели. Порывы ветра приносили со двора через открытые двери дым от загасшего костра. Ели стоя: принесенные с улицы столы были еще мокрыми.
Болтая с Хэнком и другими мужчинами, Том продолжал шарить глазами по сторонам. Пустое стойло в дальнем конце конюшни отвели под бар, там Том увидел Фрэнка, помогающего у стойки. Старшие дети, в том числе Грейс и Джо, столпились у музыкального центра, обсуждая, решатся ли взрослые выставить себя дураками и танцевать под музыку «Иглз» и «Флитвуд Мэк». Рядом стояла Дайана и отчитывала близнецов: если они будут разбрасывать еду, то немедленно отправятся домой. Том машинально отвечал на несущиеся со всех сторон приветствия, но, по правде говоря, ему был нужен тут лишь один человек… наконец Том увидел ее.
Энни стояла в стороне, держа в руке пустой бокал, и разговаривала со Смоки, только что приехавшим из Нью-Мексико – из последней клиники Тома. Говорил в основном Смоки. Время от времени Энни обводила взглядом помещение, и Том подумал: а что, если она ждет кого-нибудь? А что, если его? Не будь дураком, тут же одернул он себя и пошел взять чего-нибудь пожевать…
…Смоки сразу же понял, кто такая Энни.
– Это вы звонили нам в клинику Марин-Каунти, точно? – спросил он.
Энни улыбнулась.
– Да, я.
– Как же! Помню, он вернулся из Нью-Йорка и сказал, что ничегошеньки с конем сделать нельзя. И вот вы здесь.
– Он передумал.
– Значит, есть шанс. Том никогда не будет делать того, в чем не уверен.
Энни расспрашивала Смоки об их с Томом работе, о клиниках. Было очевидно, что Смоки боготворит своего шефа. Сейчас многие пытаются делать то же, что и Том, но они и в подметки не годятся его шефу. А у Тома божий дар: он спасает лошадей, на которых все давно поставили крест.
– Он кладет на них руки – и все их болезни словно улетучиваются куда-то.
Энни сказала, что с Пилигримом он такого не делал. Значит, конь еще не готов, отвечал Смоки.
– Если все так, как вы говорите, – это просто волшебство, – заметила Энни.
– Нет, мэм. Это больше чем волшебство.
Бог с ним, с названием… Энни и сама чувствовала эти чары. И когда Том работал с лошадьми, и когда они вдвоем совершали прогулки верхом. По правде говоря, она всегда их чувствовала – как только оказывалась с ним рядом.
Это было первое, о чем подумала Энни, проснувшись вчера утром рядом с Грейс, когда первые лучи солнца пробились сквозь выцветшие шторы. Долго лежала она неподвижно, и ровное дыхание дочери словно баюкало ее. Один раз Грейс что-то прошептала, но Энни так и не сумела расшифровать эту весть из далекой страны сна.
А потом… потом она заметила среди сваленных у кровати книг и журналов ту книжку, которую ей дали родственники Лиз Хэммонд: «Путь пилигрима». Сама она ее даже не раскрывала и не знала, что Грейс взяла ее себе. Энни тихонько выбралась из постели и, взяв книгу, уселась с ней у окна, где было посветлее.
Она вспомнила, с каким восхищением слушала в детстве историю героического путешествия в Святой град скромного христианина. Тогда она не замечала никаких аллегорий, теперь же они казались ей слишком назойливыми и неуклюжими. Однако одно место – ближе к концу книги – заставило ее задуматься.
И пригрезилось мне, что пилигримы, пройдя Волшебные Земли, вступили в страну Бюлах, где воздух сладок и приятен. Путь их лежал прямо через эту страну, и там они наконец успокоились и обрели равновесие духа, слыша дивное пение птиц и крики черепах и радуясь цветам, распускающимся каждое утро. В этой стране солнце светит днем и ночью, а лежит она за Долиной, и нет в нее доступа Великому Отчаянию, и Замок Сомнения нельзя видеть отсюда. Святой град – цель их паломничества – был совсем рядом, и они уже встречали обитателей Града сего на пути своем. Сияющие лики их можно часто видеть в этой земле, граничащей с Раем.
…Энни прочитала этот отрывок три раза. А потом позвонила Дайане и спросила, нельзя ли им с Грейс поехать с ними в церковь. Этот порыв был столь не характерен для Энни, что она едва над собой не рассмеялась. Впрочем, религия была тут почти ни при чем. Все опять упиралось в Тома Букера.
Энни понимала: к тому, что случилось сегодня ночью, Том имеет прямое отношение. Это он приоткрыл завесу, разделявшую Энни и Грейс, это он помог им заново обрести друг друга. «Не давайте ей оттолкнуть себя». – И она послушалась его. Своим посещением церкви она как бы поблагодарила Тома… Грейс подтрунивала над матерью, выясняя, сколько лет та не ступала в храм Божий, но делала это любя и с готовностью согласилась сопровождать Энни.
…Мысли Энни вернулись в настоящее. Смоки даже не заметил, что она отвлеклась, продолжая увлеченно рассказывать какую-то длинную и запутанную историю о владельце какого-то ранчо. Энни снова стала украдкой высматривать Тома. Может, он вовсе не придет.
Мужчины снова вынесли столы на улицу, прямо под дождь, и начались танцы. Загремела музыка – по-прежнему в стиле кантри, и дети, подзуживаемые самыми большими шалунами, снова захихикали, втайне радуясь, что не надо танцевать самим. Наконец-то можно было посмеяться над родителями – это куда приятнее, чем терпеть их вечные насмешки. Раза два девочки постарше, нарушая этот неписаный детский уговор – не танцевать, выходили в круг и танцевали друг с другом. Это заставило Энни насторожиться. И как же ей до сих пор не пришло в голову, что вид танцующих пар может расстроить Грейс. Извинившись перед Смоки, она отправилась на поиски дочери.
Грейс и Джо сидели в той части конюшни, где располагались стойла. Увидев Энни, Грейс что-то прошептала мальчику на ухо, и тот заулыбался. Когда Энни подошла, улыбка уже исчезла с его лица. Джо встал и поздоровался с ней.
– Мэм, не хотите ли потанцевать?
Грейс весело расхохоталась, и Энни посмотрела на нее с подозрением.
– Надеюсь, здесь обошлось без подсказок?
– Конечно, мэм.
– Или у вас пари?
– Фи, мама! Как ты груба, – сказала Грейс. – Как можно такое подумать!
– Нет, мэм, что вы! – с невозмутимым лицом стал уверять ее Джо.
Энни взглянула на Грейс, и та словно прочла ее мысли.
– Мама, если ты думаешь, что я стану танцевать с ним под эту допотопную музыку, то ты ошибаешься.
– Ну что ж, тогда спасибо, Джо. С удовольствием с тобой потанцую.
Джо танцевал очень неплохо, и его ничуть не смущали ехидные реплики ровесников. Тогда-то она и увидела стоявшего у бара Тома. Встретившись с Энни взглядом, он приветливо махнул рукой. Энни почувствовала такую острую радость, что даже испугалась – а вдруг это кто-то заметит?
Когда музыка смолкла, Джо вежливо поклонился и отвел Энни к Грейс, которая, глядя на них, покатывалась со смеху. Кто-то коснулся плеча Энни: обернувшись, она увидела Хэнка. Он приглашал ее на следующий танец, предупредив, что отказа не примет. Когда танец закончился, у Энни от смеха болел живот – так рассмешил ее этот великан. Следом подошел Фрэнк, потом – Смоки. Ей просто не давали передохнуть.
Грейс, Джо, близнецы и еще кое-кто из ребят затеяли шутливый общий танец – под видом забавы, и таким образом они вроде бы не теряли достоинства.
Том танцевал с Дарлин, с Дайаной, а потом – более интимно – с молодой хорошенькой женщиной – Энни ее не знала, да и знать не хотела. Возможно, у него есть подружка – а почему бы нет? И каждый раз, когда музыка смолкала, Энни оглядывалась, ища Тома взглядом и не понимая, почему он не хочет ее пригласить.
Оттанцевав со Смоки, Энни направилась к бару, и Том, вежливо поблагодарив свою партнершу, быстро последовал за ней. Уже третий раз он пробовал пробиться к Энни, но его постоянно опережали.
Протискиваясь сквозь толпу разгоряченных гостей, Том видел, как Энни провела рукой по увлажнившемуся лицу, потом по волосам – откидывая их назад тем же жестом, как в то утро, когда он встретил ее у брода. Легкая ткань платья слегка прилипла к стройной спине. Приблизившись, Том вдохнул запах ее духов, смешанный с тонким ароматом кожи.
Фрэнк, стоявший за стойкой, спросил у Энни, чего ей налить. Она попросила простой воды. Но Фрэнк мог предложить только «Доктор Пепперс». Энни взяла стакан и, обернувшись, увидела перед собой Тома. – Привет, – сказала она.
– Привет. Значит, Энни Грейвс любит танцевать.
– Да нет, совсем не люблю. Но здесь не отвертеться.
Том засмеялся и не стал приглашать ее на танец, хотя весь вечер только этого и ждал. На мгновение их оттеснили друг от друга, и сразу же грянула музыка. Им приходилось почти кричать, чтобы услышать хоть слово.
– А вот вы, сразу видно, любите, – сказала Энни.
– Что?
– Любите танцевать. Я видела, как вы танцуете.
– Ясно. Но я тоже вас видел. И думаю, вы лукавите, уверяя меня, что не любите танцы.
– Все зависит от настроения.
– Хотите воды?
– Просто умираю, как хочу.
Том попросил у Фрэнка чистый стакан, а «Доктора Пепперса» поставил на стойку. Легко придерживая Энни за спину, он повел ее мимо танцующих, остро ощущая тепло ее тела под влажным платьем.
– Идем.
Они прокладывали путь меж парами, и Энни не могла ни о чем думать, только о том, что чуть ниже плеча ее касается рука Тома.
Ну зачем она сказала, что не любит танцевать? Он пригласил бы ее, обязательно пригласил. А ведь она так об этом мечтала…
Двери конюшни были широко распахнуты, и мигающие огни праздника освещали струи дождя, сказочно преобразившегося в переливающийся бисером занавес. Ветер утих, но дождь сам дарил свежесть, и те, кто хотел немного проветриться, толклись в дверях. Прохладный воздух остудил пылающее лицо Энни.
Они остановились на самой границе дождя; ровный шум ливня заглушал музыку. Теперь Тому незачем было держать руку у нее на спине, и он убрал ее, хотя Энни этого мучительно не хотелось. Дом стоял на противоположной стороне двора и казался кораблем, затерявшимся в океане. Там светились окна, и Энни подумала, что именно туда они пойдут за водой.
– Мы утонем, – сказала она. – Можно подождать. Я еще не погибаю от жажды.
– Значит, я ослышался? А кто сказал, что «просто умираю».
– Я сказала. Но я не хочу утонуть. Хотя и говорят, что эта смерть – одна из лучших. Интересно, откуда это может быть известно?
Том засмеялся.
– Вы много думаете, правда?
– Да, что-то там в голове вечно крутится. Никакого покоя.
– Иногда это мешает?
– Да.
– Как, например, сейчас. – Том видел по ее лицу, что она не поняла его. Тогда он показал на дом. – Вот мы стоим здесь, дождь льет как из ведра, а вы думаете: как скверно, нет воды.
Энни бросила на Тома насмешливый взгляд и взяла из его рук стакан.
– Понимаю. Вы хотите сказать, что я из-за леса не вижу деревьев.
Том улыбнулся и пожал плечами, а Энни протянула стакан в темноту. Прикосновение холодных струй к ее обнаженной руке было почему-то почти болезненным. Шум дождя стер все другие звуки – и казалось, что в мире существуют только они двое. Пока наполнялся стакан, Том и Энни не сводили друг с друга глаз, пытаясь под шутливостью спрятать истинные чувства. Стакан наполнился быстро – быстрее, чем они хотели.
Энни сначала протянула стакан Тому, но он только покачал головой, продолжая смотреть на нее. И она тоже, пока пила, не отрывала от него глаз. Вода была прохладной и чистой – и настолько этой своей кристальной чистотой не походила на реальность, что Энни захотелось плакать.
