Текст книги "Черная шляпа (СИ)"

Автор книги: Николь Беккер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Песня о потерянной любви

Она сидела на диване, болтая ногами в полосатых гетрах. А он подбежал к ней и показал листок бумаги.

– Смотри, я твой портрет нарисовал! – улыбнулся Вечность, – На мой взгляд, самый лучший…

– Опять ты за своё, – захохотала Травница, – Не так портреты рисуют. Давай, покажу. Смотри и запоминай: кружочек, глазки, брови, нос, рот, волосы… Н-да, больше похоже на обезьянку.

– Нормально, – сказал Вечность.

Он сел на диван и принялся рисовать. От усердия даже высунул язык. Спустя минуту скомкал листок и швырнул о стену.

– Опять! – в сердцах закричал он, – Задумываю одно, а выходит другое. Поэтому девченки меня шугаются! Надоело…

– Ничего, научишься, – миролюбиво сказала Травница.

Она закашлялась. Вечность постучал по её спине.

– Жесть какая, – сказала Травница утробным голосом, – Только и делаю, что кашляю. Скоро всё внутренности выкашляю. Горло болит!

– Мне это не нравится, – нахмурился Вечность, – Мне это очень не нравится.

– Да всё будет в порядке, – беззаботно махнула рукой Травница, – Сколько раз болела… Хотя я ни разу так сильно не болела.

– Вот видишь! – возмутился Блейн, – А ещё говоришь…

Он накинулся её, повалив на кожанный диван.

– Ах, что ты делаешь, бесстыдник? – шутливо шлёпнула его Травница.

Он принялся целовать её в щеки и шею.

– Я не хочу с тобой расставаться, – прошептал Вечность, – Я так не хочу тебя терять. Ты первая, к кому я не боюсь прикасаться. Понимаешь? Первая! И, возможно, единственная…

– Всё будет в порядке, – заверила его Травница.

– Я убью Отступницу, слышишь? – не обращая на неё внимания, продолжил Вечность, – Я из неё фарш сделаю!

Травница оттолкнула его и внимательно заглянула в его лицо. Улыбка сползла с её лица.

– Пообещай, что перестанешь её ненавидеть, – твёрдо сказала она.

– Пообещай не умирать, – сказал Вечность.

– Тогда… – дрогнувшим голосом сказала Травница, – Пообещай, что хотя бы не тронешь её.

– Хорошо, – сказал Вечность, – Обещаю.

Они скрепили клятву на мизинцах.

– Знаешь, как японцы клянутся? – спросил Вечность.

– Нет, – сказала Травница.

– Пусть я проглочу тысячу игл, если солгу, – сказал Вечность.

– Ограничимся тысячью леденцов, – улыбнулась Травница.

На календаре было 15 января.

– Ай-ай-ай, – сказал Вечность, – И не стыдно тебе?

– Что? – постаралась я напустить на себя невинный вид.

– Воровать сны, – осклабился Вечность, – Хороша новенькая! Ведьма, каких ещё поискать, любительница подглядывать, так ещё и воровка!

– Я не хотела, – честно сказала я, – Просто я думала о вас ночью. Это было так странно. Пока я отлеживалась у себя в конуре, тут такие страсти кипели.

– И хорошо, что отсиделась, – проворчал Вечность, – Жуткая была эпидемия. Дело тут не в количестве. Просто…

– Просто она унесла жизнь твоей возлюбленной, – сказала я, – Вот и всё. А ты от отчаяния переключаешься на ненависть.

– Это так, – согласился Вечность, – Я ненавидел Отступницу за то, что та нас заразила. Ненавидел Королеву за то, что та решила придти к ней в гости. Ненавидел Халатов, не сумевших её спасти. Ненавидел её родителей за то, что те даже как следует возмущаться не стали и решили замять шум, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но больше всего я ненавидел себя. За то, что меня даже не было рядом в момент её смерти. Даже во сне. Я только забрал часть её боли. Мог бы и больше. Но слишком испугался. Боль была слишком сильная.

Меня вдруг осенило. Да так осенило, что я аж подпрыгнула.

– Заболеть должна была только она, – высказала я свою догадку, – А ты разделил с ней свою болезнь.

– Если бы Королева не оборонила свой платок, она бы переболела ангиной. А я бы ходил с соплями и кашлем. Но Королева у нас жестокая. Поэтому я решил разделить с ней болезнь. Пневмония на двоих, знаешь ли. Травница сказала, что я дурак.

– Правильно сказала, – рассердилась я, – Чего удумал? Помирать вместе с ней?

– Да. Если понадобится, – сказал Вечность, – Но не понадобилось. Она ушла одна.

– Ты идиот, – сказал Кит, – Ты просто решил заразиться от неё, чтобы умереть в один день, как в сказке. Думаешь, ты бы спас её, а? Нихрена бы ты её не спас, чувак.

– Если бы Королева была такой, какой ты её описываешь, то она бы предложила нам обменяться участями.

– Ну уж нет, – нахмурился Кит, – Даже не думай об этом. Травница бы никогда не простила тебе такое.

– А что, так можно? – спросила я.

– Можно, – поморщился Кит, – Но нежелательно. Королева и это ей предлагала, но Травница ответила категорическим отказом. Даже договорить не дала. И Грань пересекать не захотела.

– Бросить его решила, – проворчала я.

– Он справится, – сказал Кит, – Она знала, что он сильнее, чем кажется. Безалаберный, глупый, доверчивый, но точно не слабый.

– Эй, хватит обсуждать меня так, словно меня тут нет! – возмутился Вечность, – И не сильный я. Слабак.

– Сильный, – сказал Кит, – Иначе бы не стал Знающим.

Вечность потупил взор.

– Может быть, – прошептал он, – И если бы я мог выбирать, я бы променял Грань на неё.

А скоро к нам попала Габи. Сначала её продержали в отделении для буйных, потом подселили к Мариам и ещё одной девочке, с которой я познакомилась следующим образом…

Я в одиночестве собирала цветы на заднем дворе. Среди веток деревьев чирикали птицы. За забором виднелся серый асфальт дороги, гремящий под колесами машин. Проехал какой-то тип на мотоцикле, помахал мне рукой. Из-за шлема я не видела его лица.

– Почему я, собственно, должна торчать тут? Это бесит, знаешь ли. Я абсолютно здорова!

– Радуйся, что ты не в отделении для особо буйных! А ваще, можешь попросить переселить в одиночную! Если они свободны…

– Ну уж нет. Что б я там совсем рехнулась в одиночестве?

В сад вышла Габриэль в сопровождении какой-то девочки с коричневом пиджаке. Она мне сразу не понравилось.

– А ты что, местный псих? – спросила незнакомка.

– Голоса в голове приказывают убить тебя, – сказала я, – Я ведь и послушаться их могу.

– Очень смешно, – сморщилась девочка, – Я Элис, и я ненавижу это место.

– Класс, – сказала я, – А я пить хочу. Габи, принеси мне сок.

– Сама принеси, – возмутилась Габи, – Я те официантка, что ли?

– Ну да, – осклабилась я.

Впрочем, заставлять её я не стала. Пошла в кухню и на полпути вспомнила кое что.

– Эй, Ромео!

Ромео выходил из палаты психотерапевта, будучи явно не в духе.

– Чего тебе? – грубо спросил он.

– Из наблюдательной палаты же можно выйти?

– Ну… Да. Типа того.

– Из наблюдательной палаты же можно выходить в сопровождении медперсонала? Да? Я вроде читала!

– Он не хочет, – прошипел Ромео, – Ты видела, в каком он состоянии был? У него пожрать сил нет, не то что выходить!

– Тогда почему они его там держат? – спросила я, – И это врачи называются?

– А что еще сделать? – развел руками Ромео, – С нами он видит кошмары. Короче, не хочу я об этом говорить…

Я зашагала от него прочь. Зашла на кухню, попросила у столовых работниц воды. Шла со стаканом воды по коридору и ловила на себе жадные взгляды пациентов. Потом меня поймала Ласка и затащила к себе в кабинет.

– Ну что? – спросила она, – Как с кошмарами и галлюцинациями?

– Снятся, – сказала я, – И затягивают.

– Ты пьёшь лекарства?

– Да. Но они не помогают.

– Не всегда лекарства помогают, – вздохнула Ласка, – Надо искать причину. С семьей как отношения? Не было насилия?

– Нет. Родители у меня хорошие, тихие мирные старички. Они мне даже слова поперек не говорили.

– А внимания много уделяли? Может, они от тебя отдалялись?

– Нет, всё было нормально. Они ласковые. Кстати, и ужастики я тоже не смотрела и не читала.

– А из родни никто не болел?

– Не знаю, не доводилось спрашивать. Как вы вообще себе это представляете? "Мам, а среди твоих предков случайно не было шизиков?"

– Смейся сколько хочешь, но это очень важно. Так, ладно… Всё это очень странно. В любом случае, у тебя на сегодня назначено МРТ. Надеюсь, ты не забыла?

– Нет. На 12.00. Я помню.

– Вот и отлично. Я пропишу тебе антипсихотики потяжелее и снотворное. Судя по синякам под глазами, ты давно нормально не спала. А здоровый сон очень важен.

Я взяла направление и пошла в кабинет МРТ. Шляпу пришлось снять, что мне очень не понравилось. В ушах загудело, но я решила не обращать внимания. Меня немного помучали, залезли в мою голову, подозвали к монитору. Мне стало не по себе, когда я увидела свой мозг. Впрочем, врач сказал, что всё в порядке и повреждений не наблюдается. Что-то начиркал в бумажке, сказал, что сам отнесет. Я вздохнула и вышла.

– Ну как? – спросила Ласка, выглядывая из кабинета.

– Все нормально, – сказала я, – Но я же говорила, что головой не ударялась. Врач сам принесет.

– Кстати, ты стакан с водой забыла.

Она протянула мне стакан. Я взяла его и продолжила свой путь в строну крыльца. Удивлялась всю дорогу, почему мне не стало хреново после того, как я сняла шляпу. Видимо, ненадолго это было. А может…

– Вода!!!

– Водичка!!!

– Ты наша спасительница, Клэр, по гроб жизни буду тебе обязан!

Ребята сидели на крыльце, обмахиваясь газетами. Габриэль нахлобучила себе на голову сомбреро, Ромео сидел в цветастой панамке. Грег, Саймон и Эрик мазались кремом для загара. Зои читала утреннюю газету 10-летней давности. Причем за тот же день, что и сегодня.

– Чтобы стать достойными сего напитка, вы должны пройти испытания, – сказала я.

– Какие? – заинтересовался Эрик, – Рыцарский турнир? Ну, сейчас я всех вас уделаю, сосунки!

– Нет, – сказала я, – Давайте наперегонки к тому дереву, – Я указала на самое дальнее дерево.

– Так нечестно, – обиделась Зои, – Ты же победишь.

– Неа, – ухмыльнулась я, – Я бежать не буду. Башка раскалывается.

У меня действительно болела голова. И живот. В бессилии я села на ступеньки. Ко мне подошел Ромео и приложил руку ко лбу.

– Сильно болит? – заботливо спросил он.

– Да, – процедила я.

Всё перед глазами плыло. Я едва удерживалась, чтобы не упасть.

– Да что за черт?! – в сердцах вскричала я, – На мне же шляпа.

– Ты её снимала? – спросил Ромео.

– Да, – закричала я, – А как мне ещё сделать МРТ?! Что, тот тип получше способ не мог придумать?!

– Дура! – заорал Ромео, – Тебе же сказано было не снимать её! Это единственный способ, другого нет! Чем ты вообще думаешь?!

Его голос потонул в гуле машин. Каких машин? Множество шестеренок… Очень, очень много шестеренок.

Нет меня. И не должно быть. Что такое "я"?

Я растворяюсь в окружающем. Я растворяюсь в звездах и пылаю из последних сил перед тем, как остыть. Метеором падаю и сгораю, чтобы люди могли ненадолго оторваться от своих дел и завороженно взглянуть на небо. Я кричу, но никто меня не слышит, потому что я слишком высоко.

Я и скала, которую точит океан, кровавой пеной ударяясь о меня.

Я и раскаленная пустыня, когда-то бывшая плдородной саванной, по которой ходили горделивые львы и изящные антилопы.

А меня нет. Хотя, кто я? Что я? Как меня зовут? Как звучит мой голос?

– А ну вставай давай, идиотка, а то халаты прибегут и уволокут в реанимацию!

Меня бьют по щекам. Больно. Ромео схватил меня за ворот.

– Как тебя зовут? – строго спросил он.

– Я…

Как меня зовут?..

– Клэр тебя зовут. Ну-ка ещё раз, как тебя зовут?

– Клэр…

Меня зовут Клэр?..

– Что ты любишь?

Я не знаю… Клэр. Это имя мне не о чем не говорит. Просто набор звуков. Причудливое сочетание. Но я не ощущаю себя Кэр. Я вообще себя ни кем не ощущаю.

– Как с тем мальчонкой, – побледнела Мариам, – Но у неё не могло быть этого синдрома. Ведь так, Ромео?

– Что ты любишь, Клэр? – продолжил наседать на меня Ромео, – Ты любишь осень, кошек, музыку. Тащишься от Бритни Спирз.

– Я люблю осень… – прохрипела я.

Начала вспоминать. Да, я люблю осень…

Ромео поплотнее надвинул на меня шляпу.

– Спой, – приказал он.

– Что спеть? – опешила я.

– Бритни, – сказал Ромео, – Любую её песню.

Мариам сзади него начала петь. Я стала подпевать. Потом вырвалась из рук Ромео и принялась танцевать. Ромео удовлетворенно смотрел на нас.

– Хорошо, что я вовремя успел, – сказал Ромео, – Тебя погружает всё глубже с каждым разом. Поэтому не смей снимать шляпу.

– Халаты заставят, – сказала я.

– А ты укуси их, – посоветовал Ромео.

Песня о превращении

Слёзами и кровью умою луну.

Потом и прахом омою я небо.

Раскаленною магмой обмою я землю.

Пеплом и пылью искупаю ветра.

– Не пой, пожалуйста, не пой. Помолчи хоть одну ночь. Я совсем обессилена.

– Освободи меня.

– Никогда.

Она тонет, причем тонет очень долго. Её тело тяжело, словно налилось свинцом. тонет затихшаяипесня в темных водах грязного пруда посреди ночи. Даже если бы она вырвалась на поверхность и закричала, её бы никто не услышал: вокруг никого нет и не предвидется. Наткнулась на холодный ключ и ногу свело судорогой. Теперь она даже бултыхаться не может. Безвольная тушка, вечно идущая ко дну.

Вскакиваю. Шляпа на месте.

– Так, видимо, о сновидениях придется забыть, – бормочу я, – Мне надоело.

Бросаюсь к окну. За окном июль и фиолетовые сумерки. Форточка открыта, в комнату врывается теплый ветер, приносящий запах горелой травы. Скоро расцветет. И, кажется, пойдёт дождь.

– Скучно, – сказала я.

– Точно, – пробормотала Зои, – Тебя Мелодия убьет утром.

– За что? – опешила я.

– Ну, ты у неё сон украла, судя по твоим возгласам.

– Значит, у меня сноговорение… – проворчала я, – Отлично.

– Ой, а я вообще иногда кувыркаюсь с пеной, – хмыкнула Зои.

– А как я выгляжу во время приступа? – спросила я.

– Темнеешь, – охотно пояснила Зои, – Чудовищем становишься. И рычишь.

– Как Ворон?

– Ну… Надеюсь, у тебя до такого не дойдёт.

Июль – это замечательное время, когда к нам явилось стихийное бедствие по имени Элли. Почему стихийное? Да потому что сначала делает, а потом думает. И заболтает даже стену. Своей сумасбродностью и простотой она внесла иллюзию радости в наше гиблое место. Рядом с ней и я чувствовала себя светлой. Как оказалось, это было роковой ошибкой, но это была моя вина, а не её.

Элли – кудряшки и брови домиком, родинка под глазом и зубастая улыбка большого рта. Пышные бедра и тонкие ручонки. Юркие движения и поражающая способность очаровывать всех вокруг. Как будто это она Ворожея, а не я.

До её прибытия Вечность видел сон о том, как к нам придет муза возрождения, и в её следах прорастут цветы. Если Мелодия – муза песни и вдохновения, то Поступь – муза весны, и в отличии от Мелодии она целая.

Как только я увидела Элли, то сразу поняла, что она Поступь. Муза возрождения и весны, надежда на исцеления и вечный май. Радость и девичий смех, врачевательница разбитых сердец и солнечный свет. Теплая и родная. Когда с ней говоришь, то кажется, что знаешь её много лет. Даже асоциальные элементы её не боятся и тянутся к ней. Она не внушает ни страха, ни отвращения. Таким доверяешь сокровенные тайны и вручаешь свою жизнь.

Я ей сказала это, а она сначала не поверила. Но я поняла, что в глубине души она это знала. А я знала, что это её ищет Ворон. Это с ней он связан красной нитью судьбы и она делится с ним хорошими снами.

– Как-как ты сказала? Поступь? – удивленно переспросил Ворон.

– Поступь, – с нежностью повторил он, – Наконец-то я её нашел. Жаль только, что в клетке заперт и слабею.

– А сны тебе на что? – нетерпеливо спросила я, – Пригласи её сюда.

– А она примет приглашение? – задумчиво спросил Ворон.

– Примет, – кивнула я, – Поверь, примет.

И она приняла. И я, когда навещала Ворона, замечала, что он стал счастливей. А мне становилось грустно при мысли о том, что ей придется разбить своё сердце, чтобы выпустить его черную кровь.

– Я хочу пройти Инициацию, – заявила я.

– Уверена? – спросил Кит.

– Конечно, – закивала я, – Кошмары больше меня не мучают.

– Честно скажу, я не знаю, что будет, – сказал Кит, – Ещё не было Знающего с черной кровью. Про вас мы вообще мало чего знаем. Даже Дарящий.

– А что будет? – спросила я, – Как думаешь, что будет со мной во время Инициации?

– То, что ты не умрёшь, я тебе гарантирую, – заверил меня Кит, – Королева вытащит тебя, если что. Но если вдруг что-то пойдет не так, не строй из себя героиню и прерви Инициацию, а то пострадаешь.

– Хорошо, – сказала я, – Обещаю.

– Ночью приходи в сад, – сказал Кит, – Мы с Вечностью отведём тебя.

Я с трудом дождалась ночи. Стараясь, чтобы никто не заметил и не стал задавать лишних вопросов, я выскользнула из комнаты и бросилась в сад.

Сад дышал сыростью, мокрой травой, зеленью и ароматом цветов. Он пел голосом птиц и шелестящих кустов, стрекотом кузнечиков и журчанием воды. Я сняла тапочки и пошла босиком. Мокрая трава касалась моих ног, покрытых мозолями, и успокаивала их своей прохладой.

Меня ждали Вечность и Кит. Оба не по годам мудрые, у одного глаза сияли золотом и солнцем, у другого – тьмой южных ночей. Один бледен, как луна, другой смугл. Вечность улыбался, Кит оставался серьёзным.

– Идём, – коротко бросил Кит.

– Не бойся, – сказал Вечность, – Я подстрахую тебя.

– Королева и сама справится, – буркнул Кит, – Прекрати уже относиться к ней как к монстру.

– Если ты прекратишь ненавидеть Отступницу, – ответил Вечность.

– Чья бы корова мычала, – хмыкнул Кит.

– Хватит, – прервала я их.

В подвал вела лестница. Темная, темная лестница. Веяло холодом и сыростью. Но я продолжала спускаться. Сверху стояли Кит и Вечность, провожая меня взглядами. Я сделала последний шаг, отделяющий меня от неизвестности…

Обрастаю черной шерстью и когтистыми крыльями, крыки не дают закрыть рот, глаза наливаются кровью. Тяжело дышать от собственной вони, волны жара исходят от тела. пытаюсь что-то сказать, но рычу. И это всё, что я могу. Я – чудовище.

Какого это – быть летучей мышью? Ты незряч, и видишь мир через эхо. Что такое свет? Что такое "видеть"? Непонятно. Да и зачем?

Я летучая мышь? О, я нечто хуже. Но я тоже слепа, и тоже не знаю, что такое свет.

Меня выворачивает наизнанку. То, что должно быть скрыто во мне, вываливается наружу. А то, что должно быть напоказ, скрывается в моих глубинах. Я словно и живу наоборот, как житель Зазеркалья. Я Бармаглот?

Я вырастаю и становлюсь размером с косчическую даль. В моей шкуре светят звёзды. Но я не космос, увы – я могу лишь вырывать когтями звёзды. Я просто жалкий монстр, чудовище, исткаемое кровью. И пламя собственной ярости жжет меня. Я начинаю выделять пар. Пусть я сгорю, но тогда я лучше сожгу всё вокруг. Сожгу всех!

Направляюсь туда, куда меня тянет больше всего. И вижу ту, кого ненавижу. О да, муза весны. Я воспеваю смерть – она воспевает жизнь. Я ненависть – она любовь. Я ярость – она радость. Она так непохожа на меня. И она сильнее меня. Ненавижу. Ненавижу!!!

Её тонкий голос прорывается сквозь толстую пелену моего сознания. И достигает девчонку, сидящую внутри меня.

Клэр. Девчонка в шляпе, любящая воровать сны и гулять в саду. Девочка в черной шляпе, которая не умеет краситься. Девочка, которая чем-то на неё похожа. тоже любит жизнь. И эта девочка разрывает меня на части, вылупляется из меня, словно из яйца. Но я мигом засасываю её снова. Мы боремся – день и ночь, глубина и высь. Терзаем друг друга в долгой схватке, и сдержать нас способна лишь Клетка. Халаты, поящие ядом, бессильны – они глушат, но не побеждают.

Но Клэр сильнее. Её ведет тонкий голос музы. Она наносит последний удар, и я исчезаю. Ты победила, Клэр.

Глоток воздуха. Слюни, стекающие по щеке. Перед глазами – окно в решетку. Чувствую себя Вороном.

Халаты спрашивают о самочуствии.

– Прекрасно, – улыбаюсь я, – Я чувствую себя такой свободной. Стало легче.

Они не верят и держат меня ещё какое-то время. Я послушно жру их еду, глотаю их лекарства и отвечаю на вопросы. Клетка кажется мне не страшной, а невыносимо скучной. А потом меня выпускают. И встречает меня, разумеется Элли.

Я шла по коридору, и она, увидевменя издалека, бросилась ко мне и повила на моей шее.

– Вау, тебя выпустили! А тут столько всего произошло! Ты не представляешь! Во-первых, Габи на меня набросилась! Жуть какая-то! Ну, Ласка её успокоила. Надеюсь, её вылечат! Жалко девчушку! Бедняга… Мы поможем ей. Я помогу. А ты поможешь? Мы подарим ей самые теплые воспоминания.

Я рассмеялась и одновременно расплакалась. Что за девчушка эта Элли! Жалко было отдавать её Брайану. Но я ему доверяла. Он не из тех, кто топчет цветы.

– Ты чего? – перепугалась Элли, – Это всё из-за клетки, да? Она всегда так действует на людей! Кошмар…

– Да я просто, – сказала я, вытирая слёзы, – Я от радости. Конечно, мы подарим ей лучшие воспоминания. Я рада, что ты, как я, её понимаешь.

И каждый из нас дал ей чуточку своего тепла. Вечность дал ей шум прибоя и ночную флейту, Кит – цветущие кусты, южную ночь и пальмы, Ковыль – бескрайние поля, выжженую траву и топот конских копыт. Троица – ловцы снов, млечный путь и песни индейцев, а Отступница – водопад, тюленей и прыжки дельфинов. Элли отдала ей всё, что могла – солнечный цвет и прикосновение лепесков, аромат сирени и шорох травы, веселый смех и песни у костра. А я отдала ей золотой свет осени, изогнутую тень кошки, обрывки мелодий и треск пламени в камине.

Жаль, что радио давно сломалось. Если бы она под него просыпалась, то её утро было бы самым счастливым. Так что мы решили выступать вместо радио. Вместо песен мы поведали ей секреты. И она была благодарным слушателем.

– Не знаю, что вы сделали, но вы определенно гении, – сказала как-то нам Ласка, – Она больше не пристает ни к кому. Так, дежурная привычка.

– Просто ей нужны были друзья, – сказал Блейн, – Она была очень одинокой девочкой и хотела близости. А это – единственная близость, на которую она была способна.

– Может, и так, – удивленно подняла брови Ласка, – Я не смотрела на проблему в таком ключе. Иногда стоит поучиться у пациентов.

Мы рассмеялись.

Конечно, это были чудесные деньки. Мы веселились изо всех сил, нутром чувствуя, что скоро расстанемся.

Всё решил тот пожар. Я знала, что Ромео был упрямцем. Знала, что он не прощает. Блейн может дать второй шанс, и третий, и сотый. А Ромео – только один.

Пожар сжег их дружбу. Даже Элли была бессильна. Даже я. Хотя, куда мне?

– Дура! Он подверг вас всех опасности. Элли чуть не сломала спину и хотела взять всю вину на себя.

Он пил молоко прямо из пакетика. На нём были лишь шорты, и мокрый торс блестел на солнце, отливая бронзой.

– Но не сломала, – улыбнулась я, – Блейн импульсивен. В этом они похожи.

– У Элли хоть мозги на месте, – пробурчал Ромео, – Знаю, это незаметно с первого взгляда.

– Но ты всё-таки прости его, – сказала я.

– Я не бросаю слов на ветер, – жестко сказал Ромео.

Его глаза сузились до двух щелочек. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Но это длилось лишь несколько секунд.

– Я так и не извинился, – смущенно сказал Ромео.

Я готова была поклясться, что он покраснел!

– За что? – недоуменно спросила я.

– Я не помешал тебе тогда, – сказал Ромео, – Ну… Тогда. Не думал, что всё настолько будет плохо. Понадеялся на Королеву. Я идиот.

– Всё нормально, – сказала я, – Я справилась.

– Знаешь, она сказала тебе не мешать, если тебе приспичит. Она сказала, что ты очень сильная. А я, дурак, её послушал. На тебя было страшно взглянуть. Ты на человека не была похожа, не то, что на себя.

– Но я победила, – сказала я.

– Я знаю, – кивнул Ромео, – но могла бы не победить. Так что больше не суйся. В следующий раз я тебя остановлю, даже если Королева собственной персоной вцепится в меня.