Текст книги "Черная шляпа (СИ)"

Автор книги: Николь Беккер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Песня о море

– А потом она пошла по длинным катакомбам. И чем дальше она шла, тем ярче разгорались эти огни. Утром они опять пропадут и появятся в осеннюю полуночь, когда тучи затмят небесный свет. Говорят, это звёзды спускаются, чтобы осветить землю. А старики рассказывают, это это множество горящих глаз неведомого зверя, который смотрит и выжидает.

Не знаю, что насчет тех огоньков, но эти явно никому вреда не причинят. Просто крохотные угольки-звездочки, живущие от силу секунд 5, выбрасываемые в небо и летящие к своим небесным двойникам, чтобы затухнуть на полпути.

– И вот она идёт, завороженная этими огнями. Сирены привлекают песней, а огни привлекают светом. Он похож на свет из окон или от бенгальских огней. Но самое главное: сколько бы к ним не приближались, они всегда далеко, хотя вовсе не сдвигаются с места. Потому она шла долго, и натерла мозоли на ногах. В конце конков она обессилела и плюхнулась в сточные воды и утонула в темном омуте.

Ноги укрывает клетчатый плед. Дейл жарит для всех маршмелоу. Герман возится с кофеваркой. Трава мокрая и холодная, а земля мягкая. Вдали – равнина, уходящая в глубокую, испещренную тучами синеву, и деревья, словно нарисованные тушью. Воздух влажен и прохладен, вдали кричит ночная птица и стрекочат кузнечики.

– И в том же самом месте возник такой же огонёк. Позже он присоединился к другим.

Я вздрогнула. Шляпа слегка покосилась.

– Жуть какая! – кричит Риша, – Хватит такие вещи рассказывать, Мира!

– А ты знаешь ещё такие истории? – спрашивает Герман, – Клевые же.

– Да вы в своём уме?! – набросилась на него Риша, – На Клэр лица нет! Да и мне они не нравятся, если хочешь знать моё мнение!

– Может, я не хочу, – осклабился Герман.

– Хватит ссориться, – взмолился Дейл.

– А ты что думаешь? – оживился Герман, – Я уверен, ты просто без ума от этой страшилки!

– Честно говоря, мне вообще не нравятся страшилки, – Дейл окинул присутствующих затравленным взором, судорожно сжимая в руках пяльце, – Может, лучше поговорим о чем-нибудь хорошем? Ну, или споём…

– Агрх, какой ты скучный, – тут же скис Герман, – Такой же кайфолом, как и Риша.

Дейл вжал голову в плечи.

– Перестань на него гнать, Герман, – взбесилась Риша, – Что ещё за "кайфолом"?! Это ты без тормозов! Мы собрались здесь посидеть и отлично провести время, а не пугаться каждого шороха. Если хочешь страшилки – то идите с Мирой и уединитесь где-нибудь. А у этого костра мы будем петь хорошие и веселые песни.

Риша отобрала у Германа гитару и стала наигрывать аккорды и петь. Дейл принялся вышивать, Мира лопала маршмелоу, громко чавкая, Герман добил примус и теперь перед каждым из присутствующих дымилась чашка черного кофе. Вдали загремел гром.

– Это небо вскрикивает от того, что ему приснился кошмар, – сонным голосом сказала я.

– Да? – спросила Мира.

Она встала и задрала голову, помахав небу рукой. Её теплая шапка упала к моим ногам.

– Не бойся, небо! – закричала она, – Всё хорошо!

– Если прислушаться, то можно услышать шум моря, – сказал Дейл как бы самому себе.

– Какой ты всё-таки смешной. Где же у нас море? – язвительно спросил Герман, – У нас красная пустыня с выжженным воздухом. И люди здесь такие же выжженные. Тут морю не место.

– И где же морю место? – спросила Мира.

– У скалистых берегов и белых песочных пляжей, – сказал Герман, – Рядом с мечтающими о парусниках и трубящих в рог после полуночи. Там, где киты и пираты.

– Но ведь всё это невозможно без моря, – пробормотала Мира, – Бессмыслица какая-то получается.

– Какие вы скучные, – сказала я. И прислушалась, – А знаете, я тоже его слышу.

И правда. Вдалеке, скрываясь среди шелеста травы, воя ветра, крика птиц и шума дождя шумел океан, шелестели белогривые волны и бились о скалы. И если принюхаться, то можно почувствовать запах соли и ощутить на своей коже дуновение северного ветра.

– А? Я ничего не слышу! – сказал Герман, – Опять вы придуриваетесь? Море они слышат, с ума сойти…

Мы с Дейлом многозначительно переглянулись. Сразу стало тепло на душе. Словно прошлась босиком по пляжу.

– А ведь было бы здорово, если бы у нас было море, – сказала Риша, – Хотя бы крохотное.

– Ага! И пляж с пальмами, – подхватила Мира, – И пляжный продавец, и коктейли, и кафе-терасса, и буйки, и бананы, катера, парусники, водные лыжи, сёрфинг, дайвинг, и дельфины на фоне заката, и медузы, обжигающие ногу…

– И акулы, кусающие за задницу, – загоготал Герман.

– Кто ещё из нас кайфолом, – хмыкнула Риша.

– Да ну вас, – сказала я, – Я спать.

– Да ты чего? Сейчас же самый кайф, – затормошила меня Мира, – Скоро рассвет будет. Это всегда так!

– Рассвет лучше встречать на вершине горы, – сказала я, – Укрытой пледом, с кленовым сиропом в руках, глядя на простирающиеся внизу лес. Вот там рассвет – само доказательство того, что ты жив. А на здешние рассветы я насмотрелась.

– И много ты на них смотрела? – спросил Дейл.

– Почти каждую ночь, – махнула рукой я, – Всегда ждала его с замиранием сердца как избавление.

Символ наш – рассвет, а гимн – вечерняя песнь соловья.

Откуда я знаю эти строчки? Кто-то нашептал мне их ночью, стоя у изголовья кровати. Или не у изголовья кровати? В любом случае, этот кто-то очень хотел, чтобы я их услышала и запомнила.

– Гляди, уже небо вдали светлеет, – сказала Риша, – Я с самого детства смешивала краски, пытаясь получить такой же цвет. Но у меня ничего не получалось. Всегда какой-то мутный выходил.

– Что поделать, природа не наградила тебя истинным гением художника, – подтрунил над ней Герман.

– Не бывает неталантливых художников, – сказал Дейл, – Бывают просто криворукие. Или уникальные. Но всем нам есть, что сказать и показать.

– Пожалуй, ты меня вдохновил нарисовать картину. Я давно хотел осуществить этот замысел, – с комичной серьёзностью сказал Герман.

– Правда? – обрадовался Дейл.

– Да. Я нарисую сортир и чпокающихся… – начал было Герман, но тут же схлопотал подзатыльник от Риши.

– Хватит ахинею нести, – прошипела она, – Ты хоть когда-нибудь бываешь серьёзным?!

– Чего? – опешил Герман, – Обижаешь! Я?! Да никогда!

Я встала и отошла от других, застегнув отлетевший ремень запога. Вдали занимался рассвет. Запел соловей. Стало светло и тепло. Тучи ушли к другому концу гнеба, туда, где всё ещё ночь. Вдали колыхались деревья. а за ними что? Вот бы превратиться в одну из птиц, прямо сейчас пролетающих у меня над головой, и посмотреть, что там, далеко-далеко, куда не достает мой взор.

Я раскинула руки в стороны и закрыла глаза. Как по команде, поднялся ветер, хлопая плащом, развевая подол юбки и волосы, он огибал моё тело, заставляя кожу покрываться мурашками от холода. Холодный, мокрый осенний ветер, несущий в себе дыхание пока ещё спящей зимы. Я не чувствовала своих ног. Быть может, я уже стала птицей, и если я взмахну своими руками-крыльями, то поднимусь в воздух?

БОЛЬ

Запульсировало в висках. Всё стало красным. Превращение неудачное. Может, я превратилась в пробегающую мимо бродячую собачку? Или…

Сорок ног и размывающаяся граница между светом тенью. Ни глаз, ни ушей, ни кожи, ни волос, только тело-гармошка. А вокруг всё такое огромное и непонятное. Тёплая земля, сладкие корешки, гиганская трава и множество муравьёв, снующих куда-то и не замечающих меня. Они не слышат меня, потому что говорят на языке ароматов. А я не слышу их. Не слыжу и крылатых злобных жуков, и слепых бездумных червей, и мерзких мух. Я не слышу ничего, чувствую только сотрясение земли и смертельную опасность. Надвигается что-то непостижимое, топая ногами и сотрясая воздух. Я бегу. Куда бегу? Ноги путаются. Пытаюсь закричать, но как я могу? Ни зубов, ни я зыка, ни гортани. Только жалкие подобия челюстей. Хитиновая нелепость. Ха! Я всего лишь сороконожка – что же ещё?!

– Ну ты и дебил! И что нам теперь делать?!

– Я-то тут причем?! Сказал же, что ничего ей не давал!

– Ну да, ну да, конечно! Оправдывайся!

– Знаешь что?! Мне уже надоело, что ты мешаешь меня с грязью!

– Кто ж тебе виноват, что ты меня постоянно провоцируешь?!

Я не выдерживаю.

– Заткнитесь! – кричу я.

Они в изумлении уставились на меня. Розовые косички, рваное каре, конский хвост и черные лохмы. На меня обрушивается град вопросов.

– Ты в порядке?

– Что это было?

– Ты что-то приняла?

– Ты идиот! Она ничего не принимает!

– Может, отвести тебя к врачу?

– Ага, в психушку, ещё скажи, сдать!

– Я не…

– Шляпа.

Четыре пары глаз вопросительно уставились на меня.

– Дайте мне мою шляпу.

– Ты в душ тоже ходишь с этой шляпой? – хмыкнул Герман, но всё-таки подал мне её.

– Спасибо, – сказала я, надев её, – Какой сегодня день недели?

– Понедельник, – удивленно сказала Риша, – Ты точно в порядке, Клэр?

– А разве я говорила, что в порядке? – огрызнулась я, – Значит, сегодня в школу…

– То есть ты только что отрубилась с блаженным выражением лица, и первое, что тебя волнует – это школа? – ехидно спросила Мира, скрывая нотки беспокойства.

– Пойдёшь? – спросила Риша.

– Прогуляю, – сказала я, – Нет ни сил, ни желания туда идти.

– Я тебя отмажу, – сказал Дейл.

– Нет уж, – оскалилась я, – Ты пойдёшь со мной.

– Ну, тогда я пошла, – сказала Риша, – Спать хочу ужасно. Если что-то нужно – звони.

– Мне не с чего, – усмехнулась я.

– Тогда приходи, – замялась Риша, – Адрес помнишь? Ну вот… Если что, у меня депрессанты есть. Брат может рецепт палёный достать.

Риша ушла, махнув на прощание рукой. Герман и Мира тоже разбрелись в противоположные стороны.

– Эта компания кажется крепкой, но, если приглядеться, то не такая уж, – заметил Дейл.

– Как и большинство компаний вокруг, – ответила я, – Есть клей, держащий их вместе. В данном случае я этот клей.

– Не надоело? – участливо спросил Дейл.

– Надоело, – нехотя согласилась я.

Мы взялись за руки и пошли по проселочной дороге. Вдали просыпался город в тумане. Горящие осенним цветом деревья и лужи с отражающим и исходящим волнами солнцем. И кошки, греющиеся на теплой поверхности машин и камней, и молодёжь, сидящая на крыше, и ряд аккуратных домов, и птицы, рядком сидящие на проводах. Мост, перекинутый через журчащую речку, девушка в белом, кормящая птиц. Очаровательная блондинка и олицетворение невинного девичества и озортва. Не её ли зовут Талый Снег, Апрель и Семь Часов Утра? Мы встали рядышком, кормя плавающих в воде уточек. Те хлопали крыльями, плескались и крякали, а мы с девушкой смеялись. Дейл стоял в стронке, деликатно помалкивая. Когда я оторвалась от дивного зрелища, чтобы посмотреть на него, девушка исчезла. Показалось, что ли?

Мы сидели на перилах и болтали ногами. Холодный ветер всё пытался сдуть с меня шляпу. Мимо изредка проходили люди, чтобы зайти в сквер, сесть в тени деревьев и почитать книжку. Всё пыталась почитать на улице, но то солнце слепило глаза, то ветер пытался перелистнуть странички. В общем, не судьба.

На улице ходил какой-то загорелый человек и разносил на подносе жареный каштан. Многие подходили, брали, хрустели, смеялись, такие румяные и довольные. Кто-то играл на гармони. Детишки лет 13-ти перекидывались мячом. Две девочки лазали по деревьям. Художник продавал картины. Я купила одну – натюрморт с персиками, апельсинами и вишнёвым соком. Так он и назывался.

– Зачем? – удивился Дейл, когда мы отошли на приличное расстояние.

– Я не в первый раз его вижу и у него редко кто что-либо покупает, – объяснила я, – А мне его жалко, старается ведь.

– Транжиришь? – усмехнулся Дейл, – Учись у гуру.

Мы пошли в палатку с сувенирами и купили браслеты дружбы. Там ещё продавались яркие ниточки, тесемки, подвески и подобные кусочки лета.

– С ума сойти! – сказала я, – Сувениры! Да разве кто-то приезжает сюда? Назовите мне хоть одного такого полоумного туриста!

– Ты, например, – усмехнулся Дейл.

– Справедливо, – сдавленно сказала я.

Потом мы безцельно слонялись по городу, натыкаясь на знакомых, многие из которых в нашей школе и тоже прогуливают занятия. Гуляли по заброшенной железной дороге. Остановка со стеклянной крышей с многолетним слоем листьев и веток, пол, устланный лепестками, и полуразрушенная перрона. Гуляли по рельсам, стараясь не ступать на шпалы, воображали, что нашли заброшенный поезд и даже смогли пробраться внутрь, обнаружив там теплое купе, зашторенные окна и полутемные коридоры.

– Кстати, почему эту железную дорогу не достроили? – спросил Дейл.

– Не знаю, вроде, финансов не хватило, – пожала я плечами, – Да и зачем нам ещё одна? У нас есть одна, которая ведет в город на берегу океана. А остальные пускай на машине сюда добираются.

– Или пешком, – губы Дейла растянулись в широкой улыбке.

– Ну, это уже совсем жестоко, – сказала я.

– Скоро сезон дождей, – вдруг сказал Дейл.

– У нас не тропический климат, – сказала я, – Так что у нас лето, а потом осень, осень и весна…

– Знаю, но звучит красиво, согласись, – сказал Дейл.

– И правда, – кивнула я.

И правда, повторила я про себя, глядя на самолёт, оставляющий после себя белую полоску на фоне ярко-голубого неба.

Песня об одиноких

– Дождь?

– Похоже на то.

Барабанная дробь воды за окном. Склоняющиеся к земле ветви деревьев. спешащие в класс ученики с урока физкультуры – одинаковые белые футболки и черные шорты до середины бедра. Уходящие с крыльца старшеклассники, прячущие от дождя еду.

– Подай сахар.

– У тебя ничего не слипнется? Уже 5 кубик кладешь.

– Ну, я-то буду ртом есть, в отличии от некоторых…

На крыльце стоит блондинка и черлидерша. Черлидерша трясет помпонами. Её черные волосы вьются от воды. Парень пьёт пиво из банки. Другой парень с хвостиком разглядывает блондинку. В сторонке стоит девочка с короткими русыми волосами. Нетрудно догадаться, какие отношения между этими пятью. По крайней мере мне.

– Скорей бы выпуск. Тогда я уеду поступать в Лос-Анжелес.

– Ха-ха! Мечтай дальше!

– Мой папа оплатит! А ты до конца жизни просидишь здесь.

– А вот и нет!

Укрываясь дождевиком, бежит кудрявая девочка и смеётся. У неё джинсовые шорты и резиновые сапоги до колен. За ней бежит мальчик в бежевых бриджах, доедая на ходу буритто.

– Ты слышала историю о Майке?

– Майк?

– Ну… Он в соседней школе учился. И в год выпуска разбился в овраге.

– В том самом?

– Я знала Майкла. Он боялся выпуска, потому что тогда Нелли уедет. И Рейчел и Раймондом тоже.

– Тогда почему он не мог уехать с ними?

– У его родителей нет денег. Их зарплаты едва хватает на то, чтобы прокормить всех. Да и отец против.

– Да уж, обидно…

– Но самое главная причина: он боялся перемен и неизвестности. Он был не из тех, кто бросался в путь по большой дороге. и не из тех, кого незнакомые города встречали с распростертыми объятиями.

– Фига, Эми, ты говоришь, как поэтесса!

– Не перебивай! Дай ей досказать!

– Все знали, что это будет неизбежно. Нелли уедет поступать в консерваторию. Рейчел и Раймонд – на север, посвятить себя судебному делу. Раймонд всегда говорил, что никогда не любил юг. А Майк бы не смог прожить на севере. Он всегда легко простужался и мерз даже при нуле.

– Тоже мне, проблема! А СМС? А скайп? А вайбер?

– Ну ты же понимаешь, что это всё не то… Да и когда это у нас сеть ловила нормально?

– Понимаешь, для него это было большой проблемой. Мир рушился на куски. Рейчел и Раймонд были его первыми и единственными друзьями, которые спасли его от травли и ввели в круг популярных. Без них его ничто не связывало бы с той шайкой. Они общались с ним только ради Рэйчел и Раймонда. А Нелли… Нелли его не защищала, не смешила, не выводила в люди. она была на него похожа – и потому понимала больше остальных.

– Всё-таки жалко парня…

– Ну, люди приходят и уходят. Их надо отпускать. Особенно школьных. Особенно здесь. Потому что школьники могут быть очень сплоченными, но всё, что их связывает – это школа. Когда они выпустятся, то поймут, что у них нет ничего общего. И разойдутся, кто куда. А Майк был консерватором и это его в итоге погубило.

– Может, хватит? Слишком грустная тема для чаепития, вы не находите?

Двор опустел. одиноко болталась на ветру воллейбольная сетка. Зеленело футбольное полу. Стадион намок.

– А я хочу поступать в соседний город.

– Соседний? Ты издеваешься?

– Ну, который к нам ближе всех!

– А че не Нью Йорк?

– Ну, там море… И жареный каштан. И орехи. И булочки.

– Развлекуха для туристов…

– А я кулинаром хочу быть.

– А я в бродячем цирке.

– И перед кем ты будешь выступать? Перед баранами, что ли?

– Ну, не стоит быть такой самокритичной…

– А ты куда хочешь поступать, Клэр?

Я вздрогнула. поправила шляпу. Перекинула ногу на ногу. Отпила горячий чай.

– Хиппи. Разъезжать на тарантайке, не мыться и петь Джона Леннона.

– Очень смешно.

– Это к Джозефу! Он у нас в 60-х застрял.

– Странно, почему не рокеры? Вон, те из шайки Джоанны такие же мрачные и мутные…

– Да она скорее дамочка из 20-го века. Шляпка, длинная юбка, красная помада… Не хватает пальто.

– А почему у нас одни девочки? – спросила я, – Где ботаны?

– В компьютерном клубе. Джо, скотина такая, переманивает всех.

– Нехорошо… Шахматы – это очень интеллектуально.

– Питьё чая и перемывание всем костей тоже, я полагаю?

– А Дэн сделал игру, где можно ходить по школе и раздевать наших девочек… В смысле, просвечивать рентгеном.

– Новый Кларк Кент, блин.

– А мы там есть?

– Ты – нет.

– Вот даже не знаю, радоваться мне или плакать.

– А Клэр есть! Клэр, как тебе такое?

Я фыркаю, давлюсь чаем, вода стекает у меня из носа. Девочки понимающе кивают.

– И этим все сказано, – усмехается капитан клуба и по совместительству главная сплетница. Впрочем, она абсолютно безвредная, только без тормозов совсем.

– А ты чего не пришла? – обращается ко мне типа "интеллектуалка" и скромница, но я спалила её за просмотром тамблера с голыми мальчиками.

– Ну… – замялась я, – Мне хреново было.

– Да? Опять приступ? – сочувствующе спросила капитан, – Может, тебе реально сходить к психотерапевту?

– Ага, или к нашему школьному психологу, – заржала мулатка, которую выгнали из клуба болельщиц.

– Уж он-то проведет над ней терапию, – осклабилась девочка с брекетами, – Ох, какая терапия это будет, инновационная, с внедрением новых технологий лечения!

– Да-да, и таблетки ей надо будет принимать, – поддакнула мулатка, – Только вот это не совсем традиционные препараты будут…

– Хватит уже, извращенки, – покраснела очкастая, – Что за грязные намёки? Просто отвратительно, девочки.

– Какие грязные намеки? – захлопала глазами девочка с брекетами, – Как ты можешь про нас такое говорить? Мы милые невинные девушки, мы даже не знаем, откуда дети берутся!

– Вообще-то их аист приносит, – с умным видом сказала мулатка, – Эх, темнота!

– А что за тема с психологом? – не поняла я.

– Ну, он нарушает частные границы учениц, – нехотя сказала мулатка, – Причем девчонки боятся что-либо сказать начальству.

– Почему, Лия сказала, а директор сказал, что она наговаривает на опытного специалиста, которые с неба не падают и вообще нечего расхаживать разряженной как проститутка, – сказала девочка с брекетами.

– Что, прямо так и сказал? – ахнула я.

– Нет, но смысл был примерно тот же, – пожала плечами девочка с брекетами.

– О, Габи вроде тоже от него пострадала? – оживилась мулатка.

– Да Габи сама ко всем лезет, – махнула рукой девочка с брекетами.

– Кто-кто? – вставила капитан, – Габриэль что ли? А почему я её не видела?

– Потому что ты пялишься только на еду, – проворчала очкастая.

– Габриэль – местная достопримечательность, – пояснила девочка с брекетами, – Не умеет общаться по-другому, крому как приставать. Причем ко всем без разбору.

– Ты ещё не видела, как она себя в начале вела, – сказала очкастая, – Это просто что-то!

Габриэль. О да, я знала её. Причем не так, как они. Потому я встала, стукнув кулаками по столу, и окинула присутствующих сердитым взором.

– Хватит уже, – закричала я, – Мне надоело слышать, как её поносят! Вы же ничего не знаете, почему такое говорите о ней?!

– А что тут знать? – пожала плечами девочка с брекетами, – Приставучая, развратная. Обычная девушка легкого поведения.

– Да пошла ты! – взвизгнула я, – И слышать не хочу твое шепеляние в её сторону! Она пережила насилие!

– Не горячись ты так, – сказала капитан.

– Да что с вами не так?! – не своим голосом заорала я, – Вы видите лишь то, что хотите видеть! Невооруженным взглядом понятно, что это поведение травмированного человека!

– Погоди, насилие? – перебила меня очкастая, – Травмированного? Ты о чём?

– Она пережила насилие в дошкольном возрасте! – кипятилась я, – Причем неоднократное! И от родного человека! Когда она пошла в школу, все вели себя, будто ничего не произошло, а мать даже обвиняла её! А когда она перешла в среднюю школу, он умер. И все говорили о нем, как о хорошем человеке. И это было так! Он кормил бездомных кошек, жалел сирот, защищал других от хулиганов, всегд был готов придти на помощь. Но не для маленькой девочке, которой он разбил сердце! Её всё время спрашивали, почему она не плакала на похоронах…

Капитан шмыгнула носом и внезапно разревелась. Мулатка в шоке смотрела на меня. Девочка с брекетами убежала, опрокинув стул и разлив чай. Очкастая закрыла рот руками. Я тяжело дышала, мои щеки горели, а глаза метали молнии.

– Теперь мне очень стыдно перед ней, – проскрипела мулатка.

Все согласно закивали.

– Надо найти её и извиниться, – сказала мулатка, – Я и предположить не могла, что всё настолько… Ты молодец, что рассказала правду, Клэр.

– С каких это пор единственно правильный поступок считается подвигом? – фыркнула я.

– Для некоторых это подвиг, – сказала мулатка.

– Я тоже извинюсь, – сказала очкастая, – Я ведь была одной из инициаторов её травли. Какая же я…

– Ты ничего не знала, – сказала мулатка, – пойдём.

Они вышли. Я осталась стоять, опустив голову. Шляпа закрыла мне лицо, так что, если бы кто-нибудь вошел, то не увидел бы, что я беззвучно плакала. Но никто не вошел.

– Что там случилось? Почему Габи в кладовой ревет, а очкастая и мулатка её успокаивают?

Дейл разворачивал буритто. Я ела начос, макая их в кетчуп.

– Они помирились. И если что-нибудь вякнешь в сторону Габриэль, то я тебя урою.

– Я и не собирался…

Он взял у меня начос.

– Тогда поделись буритто, – сказала я.

Он сунул мне сверток. Я откусила кусок. Кажется, мистер Лонси наконец-то научился правильно его готовить.

– А что за история? – спросил он.

– Я рассказала им, почему Габи так себя ведет.

– И почему она так себя ведет?

Я пересказала ему её историю. Дейл слушал, и в конце у него в буквальном смысле отвисла челюсть.

– Но это же ужасно! Ей надо немедленно к специалисту! Так нельзя жить!

– И тогда её заклеймят психом, – пожала я плечами.

– Знаешь, если бы я выбрал, жить вот так или быть заклейменным, то я бы выбрал второе.

– Но ведь она не ты.

– Да, точно… Прости.

– Но ты подумай, что врачи смогут сделать? Положат её в больницу, будут пичкать лекарствами и водить на тупые терапии. Всё, что ей нужо – раскаяние того ублюдка и принятие матерью. Но ни того, ни другого не произойдёт.

– Пусть хоть что-нибудь сделают. Вообще, в соседнем городе есть реабилитационный центр. С пляжем, рестораном и понимающим персоналом. Я читал отзывы, очень многим помогало.

– А деньги она откуда возьмет?

– Ну… Можно собрать. Но нужно хоть что-то сделать. Ты же понимаешь, что когда-нибудь она не выдержит? Повторное пережитие травмы никому ещё не помогало.

– Да… Надо. Но как?

– Я знаю одного психиатра… Она сможет ей помочь. Она всегда понимает своих пациентов и относится к ним как к людям. Одна такая на весь персонал. Поищу дома визитку. Или у отца спрошу. Он дожен знать. Или дядя.

Я рассправилась с начос. Он – с буритто. Мы допили колу. Сидя на краю крыши, болтали ногами. Внизу шли, держась за руки, парень и девушка. Парень глядел на неё с нежностью, а она – со скрытой болью.