Текст книги "Подари мне белые сны"
Автор книги: Ника Муратова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11
Гуров приступил к ремонту дома. Картинки комнат на компьютере выглядели очень привлекательно, но Киру все время преследовал страх, что в реальности все будет не так. Она так и видела перед собой сцену, как она входит в готовый дом, а там все совершенно по-другому. Это пугало ее, но вместе с тем наполняло теребящим душу напряженным ожиданием.
В какой-то момент она поняла, что устала разрываться между Алексом, домом, работой и дополнительными поручениями Зелотова. Она выпросила у начальства двухнедельный отпуск за свой счет и принялась ходить с Гуровым по магазинам – Каширский двор, магазины «ОБИ», «Леруа Мерлен» и им подобные стали чуть ли вторым домом для них, подбирающих материалы для дома-мечты. Они так и называли его – «Мечта в Апрелевке».
– Не очень оригинально, но зато в точку, – смеялась Кира.
– Хватит нам с тобой и того, что мы сами оригинальны. А «Мечте» все еще будут завидовать, вот увидишь. Это будет моим шедевром.
– Нашим шедевром, – поправила Кира.
– Нашим, нашим, – улыбнулся Алекс.
Ему нравилось это слово в устах Киры – «нашим». Она стала все чаще употреблять «мы», «у нас». Она перестала оглядываться на реакцию прохожих. Перестала рассказывать, как осторожничают с оценкой их отношений родители. Объективно, со стороны можно было только смутно заподозрить разницу в их возрасте. Но Кирины комплексы поначалу раздували эту разницу до чудовищных размеров. Словно ему было шестнадцать, а ей – все пятьдесят. С каждым днем, с каждой неделей она вытравливала эту доминанту из своих мыслей и отдавалась чувству. Она никогда не произносила слова любви. Было много нежности, много чувственности, но о любви обычно говорил только Алекс. Она же только улыбалась и повторяла, что с некоторых пор понятие «любовь» потеряло для нее свое очарование.
– Слишком много смысла мы вкладываем в это понятие, думаем, оно защитит нас от всех катаклизмов природы и коварности судьбы. На самом деле ничто не в силах защитить двоих людей, по непонятной причине решивших связать себя друг с другом. По такой же непонятной причине они могут расстаться в один прекрасный день, и все будут удивляться: что случилось? А ничего не случилось. Просто клей, связывающий их, высох. И половинки распались.
– Ты слишком категорична, – возражал Алекс. – Ты просто боишься слова «всегда». Оно тебя пугает. А ведь я не требую от тебя обещаний. Просто позволь любить тебя, и все. Не отворачивай щеку, которую я целую.
– Ты прав. Меня вообще пугают сочетания со словами «всегда» и «никогда». Так же, как и «вся жизнь». Это ведь страшные слова, если вдуматься. Они напоминают о смерти, о конечности нашего существования. «Буду любить тебя всю жизнь», – с иронией произнесла она и поежилась. – Бр-р-р. Ужас.
– Ну конечно! Может, тебе больше по нраву «любить друг друга до утра»? Это тебя пугает меньше?
– Ты знаешь, да. Потому что есть в этом дух свободы. С утра можно продолжить свою любовь, а можно все прекратить. Никаких обещаний, особенно тех, которые ты не можешь выполнить. Скажем, я могу обещать не обманывать тебя в любви, но никто не может обещать любить вечно. Ни один человек не в силах контролировать длительность своей любви, все знают об этом, но почему-то вновь и вновь произносят клятвы в вечной любви. Потому что откровенность в этом случае не каждому понравится. Вот и врут, покупая время.
– Сильно же ты обожглась на этом, – заметил Гуров.
– Да, сильно. И с тех пор не загадываю наперед.
Алекс ничего не ответил. Он не был согласен с ней. Ему казалось, что его любовь – навсегда, что он может обещать это. Гарантировать. Кира лишь смеялась в ответ, что гарантирована в этой жизни только смерть. Все остальное непредсказуемо.
Они были вместе и проживали каждый день так, словно завтра не было. Только дом и его ремонт напоминали о том, что будущее все-таки есть, оно реально, оно ощутимо, его можно потрогать здесь, в меняющемся на глазах старом доме. Этот дом и был будущим Киры – он делался для ее «завтра».
За время отпуска Кира все же иногда ездила по рабочим делам – Валерий Маркович не давал ей расслабиться. Регистрация была готова, и теперь Кира должна была постепенно набирать кадры и составлять реестр консультантов. Занимаясь этим во время отпуска, она открыла для себя прелесть свободного графика работы. Когда не надо вставать каждый день в шесть утра и бежать на работу, возвращаться затемно и остаток вечера отходить от проблем на работе. Когда можно плавно распределить свои дела на весь день и не спеша все успеть. Она провела лишь несколько переговоров, но уже могла сказать, что ей это нравится.
Она составила анкеты для клиентов, подыскивающих консультантов, и для самих консультантов. Составила реестр расценок, адресов, специальностей и графика востребованности консультантов. Нонна сказала, что Кира прирожденный работник отдела кадров, только никогда не реализовывала себя в этом.
– Скажи спасибо Зелотову, что он ткнул тебя носом в то, чем тебе нравится заниматься.
– Да я еще только начинаю и, возможно, скоро переложу все это на плечи ассистентов. Когда выйду на работу, времени не будет.
– А жаль. У тебя получается, и ты выглядишь довольной.
– Мало ли что. Не все золото, что блестит. Это может только казаться таким привлекательным делом, а потом окажется тягомотиной, из которой я не буду знать, как поскорее выбраться.
– Что-то мне подсказывает, что этого не произойдет, – улыбнулась Нонна улыбкой всезнающей Сикстинской Мадонны. – Кстати, как там твой друг поживает?
– Хорошо поживает.
– У тебя поживает?
– Иногда. В основном у себя. Я не могу обеспечить ему такой уход, как его старая няня, – засмеялась она. – Скорее, это я к нему частенько заскакиваю на ужин, приготовленный ею. А на ночь идем ко мне, дабы не смущать пожилую женщину. Вот так и устроились.
– Красота! – прищелкнула языком Нонна. – Кто бы мог подумать, что ты когда-нибудь…
– Откажусь от дурости жить «как надо»?
– Нет, влюбишься.
– А кто сказал, что я влюблена?
– Ты все еще настаиваешь, что нет?
– Не знаю. Ни на чем я не настаиваю. Не задавай вопросы, на которые я не могу ответить.
И это не было кокетством со стороны Киры. Она не лукавила – она действительно не знала, как назвать их с Алексом отношения. А потому просто не спрашивала себя об этом.
Глава 12
Камешки, о которые спотыкаешься, попадаются на дороге всегда неожиданно. Потому и спотыкаешься. В одно прекрасное утро Кира Доронина сидела на краю ванной у себя дома и ошеломленно взирала на тест с двумя полосками.
«Две полоски говорят о том, что результат положительный. Вы беременны», – гласила инструкция.
«Господи, ну надо же так проколоться!» – в отчаянии думала Кира, перечитывая инструкцию в десятый раз. Может, ложно положительный? Может, тест старый, неисправный, что угодно, только не беременность! Куда мне сейчас беременность? На работе стабильность, с Зелотовым дела начинают набирать обороты вовсю… Да это все и не главное. Главное – отец ребенка. Алекс. У меня ведь с ним нет никакого будущего. Ну какой из него отец? Да и какая из нас семья, в принципе? Дурдом какой-то». Кира ощутила, как ее лоб покрылся капельками пота, хотя в комнате было отнюдь не жарко.
С другой стороны – возраст. Ей уже почти тридцать два года. Это, конечно, не конец детородного возраста, но уже перевалило далеко за золотую середину. Но оставлять этого ребенка – глупость. Нет ни одного «за». Кроме самого ребенка, который не виноват в тупости непредусмотрительных родителей, понадеявшихся на ненадежные методы защиты. Аборт? Скорее всего. Но на это надо еще решиться. Сто раз подумать. Страхи, обычные для женщины, думающей об аборте, заполнили ее голову. А вдруг что-то пойдет не так? А вдруг она больше никогда не сможет иметь детей? А вдруг это единственный шанс в ее жизни родить ребенка? Ну и пусть от Алекса, если что – она и сама его вырастит, не бомжиха, в конце концов, да и родители помогут. Сколько на свете матерей-одиночек и ничего, живут. А вдруг у них все получится? Вдруг, вдруг, вдруг…
Главное – ни в коем случае не говорить об этом Македонскому. Он тут же нафантазирует себе их уютное семейное гнездышко и Киру в качестве мамочки-домохозяйки. Нет-нет, ему нельзя об этом знать. Должно быть, срок совсем маленький. У нее есть еще время подумать. Она должна все взвесить и рассчитать. Она не позволит думать, что хочет привязать его к себе, что сделала это нарочно. А ведь он может так подумать. Что с него возьмешь – мужик, хоть и молодой еще, но все равно мужик. А они всегда пугаются детей, думают, что дети отнимут у них и женщину, и свободу. С чего она это взяла – сама толком не могла объяснить. Но ей непременно хотелось думать, что Алекс может испугаться, а потому говорить ему она ничего не будет. Когда хочешь во что-то верить, стоит только повторить себе это сто раз, и уже начинаешь думать, что истина рядом. Алекс должен быть свободен от нее, твердила она себе. Как птица. Птица может устать и сесть на землю отдохнуть или напиться воды, но ее нельзя привязывать к земле птенцами. Это неправильно. Птице нужна свобода.
В итоге Кира о своей новости не сказала не только Алексу, но и вообще никому. И хотя она старалась изо всех сил держаться, все равно и на работе, и Алекс заметили, что она не в себе, выглядит усталой и нервной. Машка приставала с расспросами о здоровье и недвусмысленно вздыхала, что «молодой мужик – это сила». Кира только усмехалась. Действительно «сила» – много времени не понадобилось, чтобы ребенка сварганить.
Алекс же воспринял ее состояние как очередной всплеск мыслей о побеге. Иногда на Киру все еще находили мысли о том, что лучше им резко, прямо сейчас расстаться и помнить друг о друге только хорошее, чем довести отношения до мерзких ссор и подозрений и все испортить. Сейчас он решил, что наступила одна из таких стадий сомнений, и потому Кира такая нервная.
Кира и правда вела себя с Алексом довольно резко. Она словно нарочито хотела оттолкнуть его от себя, хотела облегчить себе решение об аборте. Чем внимательнее он к ней будет относиться, чем больше любви будет излучать, тем слабее будет ее сопротивление. Она и сейчас-то уже почти сломалась, привыкла к нему, открылась новым отношениям, привязалась, готова была даже жить с ним вместе, одним домом. Но ребенок – это гораздо более серьезный шаг, чем просто жить вместе. Ребенок – это сильнее штампа в паспорте, сильнее обещаний и обязательств. Он свяжет и ее, и его будущее. Кира не считала себя готовой к этому. Она приняла решение. Не в пользу Алекса.
Когда он пригласил ее сходить в ночной клуб развеяться, она согласилась. Решение оставить его преобразовалось в план действий. Алексу надо сделать больно, так больно, что он уйдет сам. Только так она сможет оттолкнуть его. Только так он поверит, что она ему не нужна. Это происходило с ней скорее инстинктивно, она хотела этим оградить и саму себя от возможной боли. Люди всегда склонны оправдывать свои жестокие поступки благовидными намерениями. Дорога в ад вымощена камнями добрых намерений. Кажется, именно так говорят.
На ужин в клубе она одевалась особенно тщательно. Выбрала свое самое любимое приглушенно-красное платье, которое так шло к ее темно-каштановым волосам. Она повернулась перед зеркалом, пристально посмотрев на себя в профиль. Живота еще конечно же не было видно. Пульсирующий пузырек был слишком мал, чтобы о нем догадались окружающие. Тем лучше.
Платье мягко облегало ее женственные линии. Она довольно провела рукой по бедрам и поглядела в зеркало на свою открытую спину. Погода для этого платья была еще прохладноватой, но Кира, как и любая женщина, знала, что платье – это намного больше, чем просто кусок ткани, прикрывающий обнаженное тело. Платье – это часть ощущения себя, самомнения, это весомый кусок в самооценке, способный творить чудеса. В платье, которое идет тебе и придает уверенность, невозможно простудиться. Зато можно надеть теплый костюм, в котором ощущаешь себя грымзой времен гестапо, и будь спокойна – на следующий день свалишься если не с простудой, то с отравлением или спазмами в голове.
Кира прибавила к наряду атласные красные туфли на высоких каблуках, накинула плащ и вышла к Алексу, заехавшему за ней, с видом завоевательницы вселенной.
– Ты просто восхитительно выглядишь!
– Как-то неуверенно ты это говоришь, – улыбнулась она.
– Почему, уверенно. Ты очаровательна.
Алекс солгал. Его действительно немного напугал ее вид. Слишком красивая, слишком уверенная в себе и как-то воинственно настроенная. Пропала мягкость, свойственная ей обычно, вместо этого движения приобрели резкость и отточенность, присущие женщинам-вамп. Это было совершенно не в стиле Киры, которую он знал. И эти внезапные перемены пугали и настораживали его.
По дороге в клуб они практически не разговаривали. Кира смотрела в окно, Алекс – на Киру, пытаясь угадать по мимике ее лица, о чем она думает. Он держал ее за руку, она руки не отнимала, но все ее тело отстранилось от него, создав невидимую преграду.
В клубе на Киру оборачивались абсолютно все мужские и женские головы. Она не была одета лучше всех или сексуальнее всех, она просто так держалась, что невольно притягивала взгляды.
– Ты сегодня производишь настоящий фурор, – сказал Алекс, усевшись на диван около столика.
– Ты ревнуешь?
– Да. У меня ощущение, что ты пришла провести вечер не со мной, а со всей публикой клуба.
– Какие глупости ты говоришь.
Она оглянулась со скучающим видом. Из темноты перед ней нарисовался кто-то из ее знакомых, поздоровался и предложил сигарету. Она отказалась, но встала и завязала с ним пустячный разговор, отвлекшись от Гурова. К ним подошли еще двое.
Алекс вдруг почувствовал себя неуверенно. Рядом со своими знакомыми она была в своей стихии, как рыба в воде, а рядом с ним, как ему все время казалось, она чувствовала неловкость положения. Кира смеялась, и Алексу показалось, что она флиртует. В итоге один из подошедших пригласил ее на танец.
– Я потанцую, – бросила Кира Гурову и, смеясь, позволила пригласившему обнять себя за талию.
Поначалу Гуров просто злился. Это так непохоже на Киру. Бросить его, едва они вошли. Да еще так бестактно. Что с ней творится? Что вообще происходит? Или просто раньше он не замечал, что она такая? Обманывал себя иллюзией, что она стала принадлежать ему, что у них нормальные отношения, а на самом деле он служил ей лишь игрушкой? А теперь он ей надоел, и она решила переключиться на более интересных ей мужчин?
Кира тем временем уже танцевала с другим. А Алекс принялся потихоньку напиваться. Когда она вновь вернулась за столик, она увидела его глаза. Взгляд, от которого ей стало не по себе.
– Хорошо проводишь время? – спросил он как можно спокойнее.
– Да, отлично. Почему бы и тебе не потанцевать?
Музыка просто превосходная.
– С кем ты мне предлагаешь потанцевать? Явно не с тобой – ты у нас сегодня все время занята.
– А кроме меня здесь нет других девушек?
– Я пришел сюда провести вечер с тобой, а не с другими девушками. В отличие от тебя.
– Не разыгрывай из себя Отелло, дорогой мой.
Кира осушила бокал минеральной воды и пригубила вина. Надо бы поменьше смотреть в его глаза. Тогда легче будет играть начатую роль. Как он переживает, бедняга Македонский. Вот уж удар ниже пояса. Это несправедливо. А что справедливо? Справедливо протянуть агонию и выгнать его потом? Справедливо, что она комплексует из-за его и своего возраста и никак не может избавиться от этого? Справедливо, что она беременна и теперь должна решать, что ей делать? Рисковать своим здоровьем, своим будущим из-за их глупой неосторожности? Если начать рассуждать о справедливости, то ее в мире просто нет. Счастье и благополучие одних чаще всего покупается ценой несчастья других. Взять хотя бы ее экс-мужа. Разрушил ее жизнь, а теперь счастлив со своей Кристиной у черта на куличиках. А родители? Столько лет покупали мнимое семейное благополучие за счет утаивания от Киры правды о смерти брата. В итоге вырастили ее в панцире комплексов, от которого до сих пор еще остались ощутимые по весу чешуйки. Все существует только за счет баланса. Никуда от этого не денешься.
Кира допила вино и стала оглядываться по сторонам. Самой, что ли, пригласить кого-нибудь, для полноты картины? Надо выпить еще. Чтобы совесть не так громко вопила.
Тут у нее глаза буквально округлились от удивления. В клуб вошел Лева собственной персоной. Что-то везет ей на совпадения! То они его с Алексом в ресторане встретили, теперь здесь. Впрочем, он как раз явился весьма кстати. Она увидела, что Македонский тоже заметил Леву. Лева был не один, привел с собой молодую девицу с длинными ногами и пышными золотистыми волосами. Вылитая кукла Барби. И где он только таких находит?
Кира нетерпеливо ерзала на диване, ожидая, когда же Лева заметит ее.
– Если ты пойдешь танцевать с ним, я уйду, – сказал Алекс, ломая очередную зубочистку. На столе уже образовалась внушительная кучка из их останков.
– С каких пор ты решил, что можешь указывать мне – общаться мне с моими друзьями или нет?
– Это не просто друг. Это твой бывший любовник. А может, не бывший? Может, ты и сейчас с ним встречаешься?
– Это что – допрос?
– Можешь не отвечать, если тебе нечего сказать. Но к нему ты не пойдешь.
– Да? А дышать мне можно, мой господин? Какие еще будут указания?
– Да делай что тебе вздумается! – Алекс кинул зубочистку на стол. – Можешь пересесть к нему за столик и продолжить вечер с ним в обнимку, если так не терпится. Я все равно ухожу. Ты можешь остаться, мешать не буду.
– Знаешь что, это уже слишком! Прибереги свое ребячество для других барышень, я уже выросла из возраста сопливых разборок. Я устала от твоей дурацкой ревности!
Она демонстративно встала и направилась к Леве. Тот наконец заметил ее и удивленно привстал навстречу. Церемонно поздоровался (видимо, на девицу были определенные планы), пригласил присесть.
Алекс минуты две наблюдал за ними, потом позвал официанта и попросил счет.
Расплачиваясь, он заметил, что Кира все-таки вытащила Леву танцевать. Он направился к выходу, расталкивая прокуренную толпу. Уже у самого выхода он услышал, как по клубу пронесся всеобщий возглас то ли удивления, то ли ужаса. Это остановило его. Кто-то взвизгнул: «Помогите!» Алекс бросился назад, к танцующим. Музыка не прекращалась, но толпа расступилась. В центре освобожденного пространства стоял Лева и беспомощно озирался по сторонам. На руках у него в буквальном смысле повисла Кира. Даже в слабом свете можно было заметить, что она бледна как полотно. Он бросился к ним.
– Что ты с ней сделал? – заорал Алекс на Леву. Почему-то это было первое, что пришло в голову.
– С ума сошел? Я сам не знаю, что случилось…
Лева выглядел так беспомощно, что Алекс сразу поверил ему. Он осторожно взял Киру из его рук и почувствовал влагу на ее платье. Руки Левы, так же, как и его, были в крови.
– Врача! – заорал Алекс, ощущая себя как в плохом сне. – Вызовите врача!!!
У Киры кровотечение, причем сильное. Он совершенно не соображал, что могло случиться с только что весело смеющейся, танцующей Кирой. Она была так бледна и неподвижна, что на какое-то мгновение он решил, что она мертва.
– Мы вызвали «скорую», они сейчас приедут, – сказал кто-то за его спиной.
– Может, мне ее на машине отвезти в больницу? – спросил Лева.
– Не стоит. Лучше «скорая». Там есть все оборудование.
Алекс не различал, кто что говорит. Он потерял ощущение реальности. Перед глазами была только Кира и расплывающееся на глазах пятно крови. Он раскачивался с ней на коленях, словно убаюкивал ребенка. Он был уверен, что она умирала. Он молил Бога, чтобы этого не случилось. Кровотечение не останавливалось, Кира из бледной превращалась в белую, артерия на тонкой шее пульсировала так слабо, что Алекс не знал, сколько она еще так продержится.
Алекс не знал, сколько прошло времени, прежде чем приехали врачи.
– В машину нельзя, – отрезала врач, захлопывая перед его носом дверь «скорой».
– Я поеду с вами.
– Нельзя, я же сказала.
– Я ее муж и поеду с ней.
– Муж? – недоверчиво переспросила врач, взглянув ему в лицо.
– Да.
– Ну тогда садитесь.
В машине она стала задавать ему вопросы о Кирином возрасте, не болела ли та в последнее время, не была ли беременна…
– Беременна? – до него с трудом доходили ее вопросы. – Нет. Не знаю. Наверное, нет.
– Она могла скрыть от вас это?
– Я не знаю, – с отчаянием в голосе сказал Алекс.
– Разберемся, – вздохнула врач. – У нее шок. Думаю, потребуется много крови для переливания. Вы сможете сдать кровь? Так легче будет получить донорскую кровь из банка крови.
– Смогу, конечно. Но я… я выпил.
– Не имеет значения. Главное, чтобы был здоров. Вы ведь ей не муж? – помолчав, спросила она.
– Нет, – сознался Алекс. Какое уже это имело значение? Не выбросят же они его из машины.
Врач промолчала. Переживает. Значит, имеет право быть рядом.
В больнице его отправили в комнату для сдачи крови, а Киру – в приемный покой для обследования. Когда Алекс закончил сдавать кровь, Киру уже увезли.
– Ее оперируют. Внематочная беременность. Разорвалась, вот кровищи столько и натекло, – с сожалением в голосе рассказал молоденький дежурный врач в приемке. – Она не знала, что беременна?
– Не знаю.
– Вам придется подождать здесь. В реанимацию вас все равно после операции не пустят, так что увидите ее только завтра.
В это время в приемный покой вошел другой врач, с тяжелыми мешками под уставшими глазами.
– Муж?
Алекс кивнул, не решаясь спросить, что случилось.
– Аркадий Борисович. Дежурный по реанимации. Она еще в операционной, и боюсь, что у нас проблема с кровью. Она потеряла гораздо больше, чем мы предполагали.
– Но я же сдал кровь. Надо еще?
– Не в этом дело. В банке крови нет нужной. А у вас другая группа.
– И что же вы будете делать?
– Не я, а вы, молодой человек. Вы сейчас пойдете по знакомым искать первую положительную группу крови. Звоните всем, кому можете, и когда найдете – везите их сюда. Чем быстрее, тем лучше. Мы пока будем вливать заменители, но при ее кровопотере все равно нужна кровь. Вам все ясно?
– Да…
– Тогда чего вы здесь стоите? Начинайте искать!
Врач ушел. Он заметно нервничал, что говорило о том, что Кира в очень тяжелом состоянии. Алекс беспомощно смотрел ему вслед. Что он будет делать? Кому звонить? О самом простом решении – позвонить Кириным родителям – он не подумал. Вместо этого он стал вспоминать всех своих знакомых и не мог даже предположить, кого можно сейчас вытащить среди ночи и уговорить сдать кровь. У него было не так много друзей, близких друзей, на кого можно было положиться в такой момент. Все его друзья остались в том прошлом, которое он решил выбросить за борт.
Алекс вышел из больницы, взял такси и поехал в сторону родного когда-то вокзала. Тогда все разгромили, все разбежались в разные стороны. Но он знал, что обитатели подвальной студии не из тех, кто будет искать нормальной жизни. Большинству из них было просто некуда идти. Скорее всего, они отсиделись по углам, зализали раны, расплатились с долгами и вновь вернулись на старое насиженное место. Возможно, кто-то стал новым лидером, нашелся новый покровитель, а может, они просто существуют в хаотичном беспорядке подвальной богемы.
Таксист с любопытством посмотрел, куда направился Алекс. Он затребовал с него двойную таксу за то, что обещал ждать его в сомнительном переулке. Алекс спустился вниз по ступенькам старого здания и остановился около закрытой двери. Дверь с трудом поддалась, но за ней оказалась тишина и пустота. Судя по спертому воздуху, здесь давно никто не жил. Алекс вздохнул. И что теперь?
– Куда теперь?
Таксист уперся взглядом в руль, постукивая по нему пальцами.
– Никуда. Ждите меня здесь. Я скоро приду.
Алекс кружил по соседним улицам около часу. Он останавливал всех попадающихся на пути бродяжек и спрашивал их, где найти знакомых ему ребят. Он знал, на каком языке с ними разговаривать и как себя с ними вести. Поначалу они грубо отмахивались от лощеного парня в дорогой одежде, а потом вступали в разговор и рассказывали кто что знал. Они посылали его по цепочке от одного к другому, и вскоре он уже знал, куда переселились его бывшие друзья.
Через три часа он вновь появился в приемном покое.
– И где вас так долго носило? – накинулся на него Аркадий Борисович. – Я же сказал, кровь нужна срочно. Я уж думал, вы не приедете!
Алекс молча посторонился, и за его спиной открылась весьма впечатляющая картина. Человек десять мужчин разного возраста, одетых в потрепанного вида одежду, с длинными волосами и не очень опрятными заспанными лицами стояли там с вызывающим видом. Кто-то курил, кто-то матерился, а кто-то просто переминался с ноги на ногу, с опаской разглядывая помещение.
– Это что еще такое? – опешил врач. – Кто привел эту толпу?
– Это кровь.
– Кровь? Они что… все первой группы?
– Нет. Вернее, они не знают своей группы, но, думаю, среди них кто-нибудь да найдется с нужной группой. Если нет, привезу еще.
– И откуда вы сумели набрать такое количество людей?
– Это уже не ваши проблемы. Берите кровь, вы ведь сами сказали – срочно.
Среди тех, кого привел Алекс, двое оказались с первой положительной группой крови. Их обследовали экспресс-тестами на инфекции и взяли у каждого по флакону крови. Алекс продолжал сидеть в приемном покое, ожидая новостей. Он не заметил, как задремал на стуле.
– Операция прошла успешно, – дежурный врач тронул его за плечо. – Ее уже перевезли в реанимацию. Если ночь пройдет спокойно, то завтра ее переведут в палату. Утром сможете навестить. Идите домой, не имеет смысла здесь сидеть. Оставьте нам свой номер телефона, если что понадобится – мы позвоним.
– Нет, я буду сидеть здесь. Пока она не откроет глаза, я не уеду. Вы ведь не пустите меня к ней, не так ли?
Он спросил на всякий случай. Он знал, что в реанимацию никого не пускают.
Аркадий Борисович посмотрел на его осунувшееся лицо. Парень в сыновья ему годится, а вызывает такое уважение.
– Переживаешь? Можешь уже успокоиться, все будет нормально. – Аркадий Борисович потрепал его по плечу и закурил сигарету. – Ты сегодня, я смотрю, пол-Москвы объездил в поисках крови. Молодец. Уважаю.
Алекс молчал.
– Куришь? – Врач протянул ему пачку сигарет.
– Спасибо.
Гуров тоже закурил, глядя себе под ноги.
– А черт с ним, – вдруг произнес Аркадий Борисович. – Всяких блатных пускаем, почему бы тебя не пустить. Сейчас халат тебе найду и бахилы и проведу. Только утром до прихода смены улизнешь оттуда, договорились?
Алекс пожал врачу руку. Остались еще нормальные мужики в больничных стенах!
Аркадий Борисович принес белое обмундирование и провел Гурова в реанимацию.
– Можешь посидеть рядом с ней, пока она приходит в себя. Хотя до утра она все равно будет спать, ты ее не буди, пусть отдохнет как следует. Ей много сил потребуется для восстановления.
Алекс кивнул и тяжело опустился на стул рядом с бледной Кирой, укрытой белой простыней. В ее вену медленно капала кровь, она дышала очень тихо, и ее грудь едва заметно поднималась и опускалась под простыней. Алекс взял ее за руку, она не отреагировала. Как сказали врачи, кризис прошел, и теперь она будет приходить в себя. «Операция прошла успешно», – звучало в его ушах. Это означало, что ребенок, прикрепившийся не там, где полагается, разорвал ей маточную трубу, и теперь трубу просто убрали оттуда, снизив шансы Киры забеременеть в два раза. Ребенок, который чуть не убил свою мать. Кира носила ребенка. Знали ли она о беременности? Скорее всего, да. Наверное, этим и объясняется ее странное поведение в последнее время. Ее нервозность, внезапные капризы. Но зачем она так вела себя сегодня? Зачем пыталась сделать ему больно, обидеть?
Алекс смотрел на ее закрытые глаза и пытался угадать, что за мысли кружили в этой голове. Зачем, Кира? Почему? И вдруг он все понял. Все оказалось проще простого. Это же ясно, как солнечный день! Ребенок – не его. Вот и все решение. Не его! Она хотела вынудить его бросить ее, потому что знала, что ребенок, комочек, который она носит в себе, зачат от другого. Гуров закрыл лицо руками и застонал. Господи… Неужели все так плохо? Их отношения, его любовь, его вера в нее – все пшик? Она спала с другим мужчиной. С кем? С этим шутом Левой? Да какая теперь разница. Он так и слышал, как она будет говорить ему, что имеет право делать то, что захочет, что не принадлежит ему. И будет права. Он ей никто. Да, оказалось, что он для нее – никто, пустое место, прохожий. Между ними ничего больше не может быть. Все уничтожено. Так же, как и этот ребенок.
– Ты добилась своего, Кира. Можешь радоваться и жить дальше без меня, как ты и хотела, – прошептал он около ее лица.
Она слегка приоткрыла глаза, но тут же их закрыла. Подошла медсестра, измерила давление и пульс.
– Тебе пора, скоро придет утренняя смена и надает мне по мозгам. – Аркадий Борисович указал на часы, стрелка которых подходила к семи утра. – Она скоро проснется. С ней все будет в порядке, поверь опытному реаниматологу.
Алекс послушно встал, вышел из реанимации, снял халат и поехал домой. Только сейчас он сообразил, что надо позвонить Кириным родителям. Он никогда с ними не общался, но Кира как-то давала ему их телефон, на всякий случай. Было еще очень рано, и Кирина мама спросонья не сразу сообразила, кто звонит. А когда узнала, что случилось, то стала задавать бесчисленные вопросы, на которые Алекс не хотел отвечать.
– Я и сам толком ничего не знаю. Знаю лишь, что пришлось оперировать и что сейчас уже все в порядке.
Он и не хотел ничего объяснять. Пусть сами узнают причину операции, в больнице скажут. Пусть узнают это не от него. В конце концов, он в этой истории – лишь случайно оказавшийся рядом знакомый. Интересно, а ее мама знает, что у Киры был другой мужчина? Или они подумают, что это Алекс виноват в страданиях их дочери? Хорошо, что они не знакомы лично. Меньше вопросов, меньше неловкости. С него хватит.
Груня еще спала. На столе стояли с вечера оставленные булочки, прикрытые ситцевым полотенчиком. Она все еще думает, что он маленький мальчик. Хорошо, что хоть кто-то заботится о нем, верен ему в своей любви. Неужели только старые няни на это способны? От кого угодно он ожидал такого предательства, но только не от Киры. Она казалась пропитанной порядочностью, он так ценил в ней ее прямоту, откровенность, как же она решилась на такое? О чем она только думала?
Он скинул ботинки и лег на кровать, положив руки под голову. Усталость скосила его, и он уснул. А когда проснулся, оказалось, что уже почти полдень. Первым делом он позвонил в больницу и узнал, что у Киры все идет хорошо. Ее разрешили перевести из реанимации, и дела идет на поправку. Однако Алекс не пошел навещать ее. Он не знал, как сможет посмотреть ей в глаза, как сможет задать ей мучавшие его вопросы. Заставлять ее объясняться было бы унизительно. Да и ей наверняка нельзя волноваться.
