Текст книги "Витязь в кошачьей шкуре (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Самоуправа горела. К ней со всех сторон сбегались люди. Кричали, гремели ведрами. Выстраивались цепочкой, заливая огонь. Вдалеке звенела колоколом пожарная машина.
– Что… здесь… – спросил Василий, становясь в общую цепь и передавая дальше отекающей водой ведро. Огонь зашипел, сныкиваясь под подоконник. Но корма для него было много – все бумаги самоуправы, вещдоки и детективные дела.
– Севериныч жив?
– Жив, – отозвались. – Только дыму наглотался. Под вишней лежит, – вместе с очередным ведром передали весть.
Василий пошатываясь отправил воду дальше. Трава была взрытой. Земля раскисла и покачивалась под ногами.
– И волка спасли. Волк там же, – добавили коротко и доброжелательно.
Оттеснив толпу, пожарные от бочки разматывали рукав. Ведра выливались в окна следом. Пожар издали в ночи казался праздничным. Вырывались языки огня, шипели угольки.
– А чего загорелось? – флегматичный мужик облизал цигарку, но так и не закурил. – Так то ли змей пролетел, то ли красного петуха подкинули.
– Ага, счас! Видно, Лушка вьюшку закрыла не вовремя, – вмешалась незнакомая тетка, обмотанная светлым платком до шеи. – Вечно в работе вся… Вот и полыхнуло!
– Не бреши!
Баба фыркнула.
– А гуторят, при доможилах пожаров не быват… – старуха-соседка шуганула малолеток, что пытались подобраться к огню. Шумно вздохнула: – Ой бяда-бяда. На войну с Кощеем, попомните мое слово!
К рассвету пожар унялся. Тлела обугленная самоуправа, по краю неба тлел слабенький, в серых тучах, рассвет. Тучи были похожи на кошачьи хвосты. А Василий опять утратил человеческий облик. Но больше беспокоился за Севериныча. Тот лежал весь подкопченный, как и его контора. Часть волос и роскошная борода обгорели, а руки и ноги были обмотаны растрепанными, не слишком чистыми бинтами из тряпок.
Но когда доможил открыл глаза, то был собран и слегка ехиден, как обычно. Выслушал отчет Василия. Свистнул волку. Тот очнулся и офигело озирался по сторонам, тихонько подвывая и попутно осознавая масштаб трагедии. Хотя и будка, и цепь с проволокой уцелели.
– За Лушей отправитесь в Навь, – приказал Севериныч твердо. – Я без души, как всякий домовой, мне туда ходу нет. Буду дом родной восстанавливать. А вы – спасайте ценного сотрудника.
Отвел их подальше от людей:
– Не спасете – я вам лично хвосты откручу, – и грозно взмахнул перебинтованными руками. Поскреб щеку. Морщась, огладил остатки бороды.
– В общем, начнете поход с Василисы.
– Но она ж…
– Она мой агент на боевом задании.
Севериныч ухмыльнулся.
– Добровольно шпионить за Кощеем пошла. Ну и… – помялся он. – Ради его библиотеки. Премудрая ж… Ты, – посмотрел домовой на волка, – босым через Калинов мост не беги. Дормидонт там под кустом две пары сапог оставил. Влезешь как-нибудь, растоптанные оне.
Видно было, что сотрудников Северинычу отпускать тяжело, душа не на месте, раны опять же, болят. Но старик хорохорился и бодрился.
– А ты, – он поглядел на Василия, – или на нем вон верхом, или по перилам перейдешь. Найдете Василису – кланяйтесь ей от меня. А, слово заветное… «Тетеха, недотепа, где годовой отчет⁈» А она отзыв: «Входящие проверь!»
Севериныч закряхтел:
– Тьфу, не запомните!
И призвал перо с чернильницей и бумагу.
Пока перо записывало пароль, люди добрые снаряжали путешественников в дорогу. Несли еду, питье и теплые вещи. Часть Севериныч отодвигал, оставляя для бедных. Часть складывал в узел. Навьючил волка и в пояс поклонился мохнатым:
– В добрый путь.
И долго махал забинтованной рукой, глотая слезы, хотя и велел им обоим не оглядываться. Волк позволил Василию усесться верхом, и до Калинова моста домчал с ветерком. Принюхался, отыскал под кустом сапоги. Сафьяновые. Две пары. С горем пополам и с помощью баюна обулся.
Вцепившись в шкуру серого когтями и распушив хвост, Василий въехал в Навь. Оставалось всего ничего – найти Лушу. И спасти.
Глава 17
Кощеев замок возвышался грудой камней и казался пыльным, неприютным и пустым. Слуги гостей не встречали. Их вообще видно не было. Стражи не было тоже. Только во дворе девушка в малахитовом платье выбивала палкой цветастый, с огромными розами, половичок.
Волк с баюном уставились на нее. Она вздребеднула густыми ресницами, двумя бирюзовыми озерами просияли огромные глаза.
– Лягушка!
Баюн стукнул волка лапой. Но красавица уже услышала. Широко улыбнулась, приклоняя голову к плечу:
– Между прочим, царевна. Василиса, – и, переложив палку, протянула для пожатия крепкую ладонь.
– Ты нас понимаешь? – уронил челюсть Василий. Даже сперва забыл, что заветное слово надо вручить. И отзыв проверить заодно. Но чуть погодя все сделал правильно. Тезка отозвалась без запинки:
– Входящие проверь!
И громко рассмеялась:
– А почему нет? Я сама наполовину зверь. Есть хотите?
Волк умильно застучал по земле хвостом-поленом.
– Нельзя в Нави есть! – строгим шепотом одернул его баюн.
– Смотря что и сколько, – расхохоталась лягушка (и, на минутку, лучший шпион Севериныча), вдругорядь показывая мелкие белые зубки. – И где. Не бойтесь, идите за мной. Да не оглядывайтесь так. Нет дома Кощея. Он Лушу дальше повез, чтобы лучше спрятать.
– А ты откуда знаешь? – спросил Василий непримиримо.
Василиса пожала плечами:
– Так я ж Премудрая!
– А почему больше в витрине не сидишь?
Она рассмеялась:
– О! Это история длинная. Я вам другим разом ее расскажу. А сейчас времени терять некогда.
И распахнула полукруглую дверцу на кухню.
В кухне дым стоял коромыслом. Все шкворчало, парилось и пахло так, что у Василия живот подвело. Но он решил держаться. И волку наказал.
А еще показалось баюну, что у плит и духовок управляются прозрачные пеньки с ручками-веточками и огромными глазами. Он даже головой потряс.
– Не кажется – не кажется, – засмеялась Василиса. – Мамки-няньки мои, кикиморы домовые.
Отодвинула доску с присыпанным мукой комом теста на каравай и раскрыла на столе большую книгу с красивыми буквицами заглавий.
– Кулинарная?
– Можно и так сказать, – свет Витальевна захихикала. – Ты не представляешь, сколько полезного можно узнать, прикидываясь дурой.
И кивнула головой на изукрашенный лентами и цветными нитками веник, поставленный у порога прутьями вверх. Василий попытался припомнить, где читал о таком, но уж слишком волновался за пропавшую Лушу, чтобы думать о чем-нибудь постороннем.
– Та-ак… – Василиса расстелила посреди кухни большой плат. – Чтобы пройти Навь и Лушу твой найти, нам нужны подарки тех, кому вы помогли.
Василий задумчиво поскреб лапой плитки пола:
– Мы расследовали…
– А не помогали? – сушила зубки Василиса. Издевается она, что ли?
– Ну, сапоги… – волк охотно продемонстрировал сафьяновую обувь. – От обокраденного Дормидонта.
– Вот, – сделала такой жест красавица, словно поправляла на переносице очки. И взмахнула рукавами. Поднялась мучная пыль. Баюн с волком зачихали.
А на плат упали из воздуха позолоченная ежиная иголка, топор-самосек и пара молодильных вишен.
– А говорили… – Василиса закусила кончик вороной с прозеленью косы, чтобы вовсе уж не смеяться. – Угощайтесь пирогами. Остальное я сама принесу. От меня.
– А мы тебе разве… – осторожно начал Василий.
– Еще как спасли! От бахвальства и самоуверенности.
И звонко шлепая туфельками по полу, унеслась.
Василий заметил, что ведет она себя совсем не так, как тогда, у Смородины и золотой кареты, когда зачаровала Вертлюжинских мужиков.
Вернулась свет Витальевна скоро. Уложила на тот же плат запечатанный горшок, подписанный «масло», свернутое нарядное платье, бусы, зеркальце и коробку.
– С косметикой, – пояснила она. – Яга своей Гулишне отродясь не дарила. А с дарами та будет уступчивей. И поможет. Вишни тоже для нее, пусть станет юной красавицей. Как распорядиться топором-самосеком и ежиной иголкой, поймете сами.
Вася сел, упираясь на лапы, и глянул на хохотушку искоса:
– А ты не сердишься, что мы тебя тогда Кощею вернули?
Лягушка громко фыркнула:
– Так работа моя здесь. И в библиотеке не все книги читаны. Пока жених-царевич подрастет, как раз успею.
– А в этой твоей… кулинарной книге не написано, как мне человеком стать? – хрипло мяукнул Василий.
– Не-а.
Василиса скорехонько завязала плат узлом и навьючила на волка. А прежде того смазала его и Василия вонючей мазью – чтобы живые не выдавали себя запахом в царстве мертвецов.
Достала из складок юбки золотой клубок. Василий пирогов не ел, терпел, но тут не вынес. Накинулся и стал гонять клубок по углам, запутываясь в нитках. Ну еле отобрали!
– Он не для того, – внушала Василиса. – Он дорогу вам будет указывать до хором Яги!
И бросила золотой клубок за порог. Тот стал разматываться, блестя золотой ниткой в траве. А Василий на волке поскакал следом. И даже упасть не боялся уже. Приноровился.
Лягушка долго махала им вслед платочком с порога, жалостливо всхлипнула и отбросила подальше мудрую книгу, та покатилась с горы, махая страницами:
– Зазнобу свою ты спасешь. Но чтобы тебе снова человеком стать, надо умереть. Это неправильно-о!!!
Но Василий с волком были уже далеко и ее не услышали.
…Эх, зря они отказались от Василисиных пирогов. Поспешали за золотым клубком с утра до вечера и с вечера до утра. И за все это время маковой росинки у них во рту не побывало.
Пришлось грызть и кислые яблочки с говорящей яблони, и зачерствевшие ржаные пироги, испеченные стоящей в чаще печкой. Спасибо, пироги хоть в угли обратиться не успели, пока печка ждала, чтоб их вынули.
Вкуснее всего оказались кисель с молоком. Волк похлебал из реки и брезгливо отвернулся. А Василий пробовал то одно, то другое… и вовсе бы там застрял, не подхвати за шкирку верный товарищ и под обиженное мяуканье не утащи через переправу.
Василий орал так жалобно, что волк ненадолго остановился, чтобы вразумить его лапой к тишине. Но баюн всего-то хотел прочитать воткнутую в кисельный берег табличку. Он уже ожидал страшного: что облысеет и помрет через день без противоядия. Но табличка красивым округлым почерком извещала: «Попей моего кисельку – шесть часов гарантированной беседы с любым без переводчика». Реклама, блин!
Без переводчика⁈
Василий завопил, подпрыгнул от счастья и опять оседлал серого. Часа два или три они шли на рысях без роздыху. И вот наконец среди мертвого леса показались хоромы Яги. Мрачно пялились с кольев позеленевшие черепа. На ветру злобно скрипели петлями запертые на засов ворота.
Похоже, сегодня был неприемный день.
«Пяточки ворот подмажьте маслицем… – прозвучал в голове баюна Василисин голос. – Иначе они вас задавят».
Нет, ну какие все «добрые» в этой Нави!
Василий прикинул высоту ворот. Такие, пожалуй, не перескочишь с разбега. Ну разве со страху, как в прошлый раз. Но вот тот осиновый сук очень удобно нависает. Вскарабкаться, пробежаться по нему и сигануть…
И стал распечатывать масло.
Перемазались они знатно. Большая часть оказалась на шерсти. Но и воротам досталось. Волк трудился внизу. Баюн полз по воротам, стараясь вниз не смотреть, впиваясь когтями, и промазывал все щели и металлические элементы, до которых мог дотянуться. Ворота перестали зловеще скрипеть и блаженно вздыхали:
«Яга на нас дегтю жалела, а вы с маселком! Добро пожаловать…»
И со вздохом распахнулись настежь. Василий вереща проехался на створке и сиганул вниз. Волк стеснительно вошел. Двор был пуст.
Баюн уселся, вылизывая лапу и мрачно пялясь на тот столб, где томился, прикованный цепью. По двору тянуло дымком – похоже, Гулишна топила баню.
Баюн, вильнув хвостом волку, побежал туда.
Служанка бабы Яги, напевая, мыла в корыте огромную пятнистую жабу. Мылила мыльным корнем, терла мочалкой… Жаба терпела безропотно, лишь мигала золотыми глазищами.
– По здорову вам, красны девицы! – поклонился Василий.
Обе подпрыгнули. Жаба сиганула под лавку, Гулишна замахнулась мочалкой.
– А! Это ты, приблуда…
– Я с подарками, – Василий указал на тот узел, что специально для Гулишны собрала Василиса. Та развернула на лавке плат. Увидела платье, зеркальце и косметику и стала от полноты чувств жмякать Василия. Тот мужественно терпел.
– Сколько служу – Яга мне передника не даривала, а ты целое платье притащил!
И полезла в обновку. Василий сумел вздохнуть и лихорадочно облизывал намятые бока.
– А это вот зачем? – Гулишна покатала в пальцах вяленую вишенку.
– А это чтоб ты не старилась. И краса твоя девичья прибавлялась, – ляпнул Василий.
Гулишна кинула вишенку в рот и смолола. Молодец Василиса, что не сунула в узел целую горсть. А то квакала бы тут жаба младенцу. А служанка Яги уже разглядывала себя в зеркальце. Поплевав в краску, наводила кармином губы и сурьмила брови.
– Вот уважили! Ох, уважили! – млея от счастья, приговаривала она. – Чем я отдариться могу? Обязанной быть не привыкла.
– Кощей девушку Лушу не привозил сюда?
Гулишна пожала покатыми плечами:
– Привез на седле сонную. Да не удержал.
Василий чуть не задохнулся от счастья:
– Бежала?
Служанка сморщила вздернутый нос:
– Как же! Пока Кощей раны зализывал, Яга ее в оборот взяла да и спрятала.
Досталось все же Кощею! Баюн с лязгом выбросил и втянул жемчужные когти. Он громко, с присвистом дышал, прямо сейчас готовый драться.
– По одной из дорог увезла, что за указательным камнем, – зыркнула черными глазищами. – Не спрашивай, по какой. Некогда мне. Да и небезопасно подглядывать.
– Спасибо.
Василий поднялся, чтобы идти.
– Погодь! Надоела мне хозяйка – мочи нет! Уйти думаю. Ты котик справный, – размечталась Гулишна. – Ходили бы с тобой по ярманкам. Ты бы на гусельках тренькал. А я бы пела…
И затянула проникновенным контральто:
– Догорай, догорай, моя лучина…
– Никаких ярмарок! – прервал ее вокализы кот, боясь, что действие волшебного киселя скоро сойдет на нет и Гуля Гулишна снова перестанет его понимать. – Яга где?
– Где-где? В… горнице с Кощеем. Бизьнес у них. Эй, стой! – ухватила его за хвост. – Спой хоть на прощание! Плясать хочется – мочи нет. А не то Яге скажусь!
Встала, поддергивая грудь в вырезе алого платья. Взмахнула платком, дожидаясь традиционной плясовой.
Но Василий выбрал другое. И начал хриплым полушепотом, постепенно поднимаясь на крещендо.
Баюн пел не свое: такой драйв он бы просто не выдал. Но и слова и мелодия бурлили в Василии и были ему созвучны. И стук сердца девушки, одетой в алое, разбивал витрину музея, а горячие пальцы прожигали стекло. И не чужой незнакомец выходил к ней, переступая осколки. А он сам. Чтобы вести ее в танце – не рукой, так рокочущим голосом. И они взлетали к небу и падали, и гремели колеса кареты, а кони дробили подковами мостовую. И Василий, ведя даму в танце, прижимался к щеке щекой.
Гулишна рухнула на скамью:
– Хва-атит!.. Ох, роздыху мне!
Подхватила жабу и поочередно прижала к щекам, чтобы остудить.
– Иди уже, бай-юн. Пусть все у вас сложится!
Выходя на широкий двор, Василий чувствовал себя последней сволочью, потому что вел танец не с Лушей, а с посторонней теткой. Ну, пусть не танец, пусть просто пел для нее. И не из-за свинства, а чтобы не застрять в застенках – потому что Лушу надо было спасать. И все равно он чувствовал себя предателем.
– Скучная ты натура, Василий, – отметил его состояние серый волк, прогнув спину и перебирая лапами. Хвост так и лупил по бокам. – И чего смурной такой?
– Из-за Гулишны.
– А что? Я бы к такой подкатил, – волк сладострастно прикрыл синие глаза.
– Я те подкачу! Ноги повыдергаю! – рассеянно отозвался Василий и полез по вертикальной стене высоких хором, впиваясь когтями – внизу тяжко дернулась одна из курьих ног. Василий вцепился в бревна и застыл под наличником, обратившись в слух.
– Что-то изба сегодня неспокойна, – Кощей подошел к оконцу, пытаясь выглянуть за наличник. Рука оказалась слишком близко к росянке в горшке на подоконнике. Та попыталась тяпнуть Кощея за палец. Не смогла. Но руку злыдень отдернул и от окна отскочил.
Волк подкатился под стену и разлегся, цветом сливаясь с землей. Проворчал курьим ножкам:
– Дернетесь – съем!
Обдал вонью из пасти. Курьи ноги хотели пнуть наглеца, но решили не конфликтовать. Волк пах Гулишной и дымом. Еще учинит пожар. Или вовсе зажарит на ужин. А от Гулишны им не раз всерьез прилетало метлой, с ней не забалуешь.
– Гостей нет – вот и скучает. А у меня старт-ап новый. Вот организую все, как следоват…
– Ты, бабка, совсем ума лишилась с этим своим бизнесом? – возопил Кощей, мигом забивая на обеспокоенность курьих ног. – Куда Лушу дела⁈
Старуха пожала костлявыми плечами:
– А почему нет? Проходимость высокая. Едят-пьют, что подам, не брезгуя. Банька, опять же: русская, турецкая, сауна… А товар… а сам же все знаешь про товар, откель мы его берем. Тем более когда скотина усатая эта деру дала – крутиться приходится.
Вопрос о девице она проигнорировала.
– У тебя уже небось все чулки кончились, в которые ты деньги топчешь, – прошипел Кощей.
– А ты не завидуй! Лучше новые подари.
– Фильдеперсовые! – бросил Кощей что-то непонятное. Бабка, держась за бока, захохотала.
И перешла к делу. А Василий слушал.
– … а та дорога, где женату быть, совсем затравела. Ну я и пустила слух, что ждет женихов на той стороне богатырка Синеглазка. Спит смертным сном. А кто поцелуем в уста сахарные ее разбудит, тот сможет на ней жениться. И не просто так – кому девка без приданого интересна? А еще проложит от своего дворца до дома жениха золотую дорогу, чтобы по ней сваты, а после свадебный поезд проехали.
Кощей забегал по горнице, утратив величие. Загребая плащом половицы и сжимая кулаки. Спасибо что не на старухином горле.
А та токовала, ничего не замечая:
– Ну, являться к невесте, хоть и спящей, без подарка некузяво. Платьишко привезти надобно, туфельки, фату вышитую. Корону. Ключ али колечко обручальное. Бельишко опять же, чулочки… Пояс, бусики, шкатулу яхонтов самоцветных, – тут у старухи закончились пальцы. – Понимаешь, какие возможности для дополнительного бизнеса открываются? Я уже с заказом на ювелирку к подгорным гномам послала. И посадила в амбаре мастериц платья свадебные шить-вышивать и чулочки вязать.
Она хихикнула.
– Да женишки, особенно, дети царские, как о золотой дороге услыхали, так локтями отпинываются и в очередь становятся. Скоро поедут с дарами…
– Бабка!!! – простонал Кощей, стуча себя кулаком по лбу. Василий, приподняв уши и глаза над подоконником и выглядывая из-за маскирующей росянки, еще и удивился, отчего звонкого звука не слыхать – как от пустого горшка.
– Да не страдай ты так! – меленько, гнусно захихикала бабка. – Их поцелуи ее не разбудят. А товар я назад за полцены приму и следующим перепродам.
– Яга! – пальцы Кощея затрещали. – Прикрывай лавочку! Не позволю я свою невесту другим целовать!
– А-а… – восторженно возопила бабка. – Так даже лучше! Вызывай их на смертный бой и складируй там! Можешь в статуи превращать! Мне тогда товар выкупать не придется.
– Яга!!!
– Чиво рычишь? – она перестала носиться по горнице и уселась в резное креслице, вытянув вперед костяную ногу. – Все одно не твоя она невеста и не тебе ее будить.
– А если он дознается, где она?
– Кто? Певец этот недоделанный? Ну, схватим и опять на себя работать заставим, труса несчастного, обжору сарделечного.
Вот тут Василию стало по-настоящему обидно. Но он мысли эти отогнал – ради Луши.
Росянка вскинула листики с пузырями сладкого сока и заглотала комара. Баюн ей был не интересен.
– Не хочу рисковать! Я ее перепрячу. А там… найду, как разбудить, – проскрипел Кощей.
– А неустойка мне? Ты представляешь, сколько прибыли мы теряем из-за твоей… любви?
– Чего ты хочешь⁈ – проревел Кощей.
– Как войной на Явь пойдешь – хочу добычи ровно половину.
Бабка вытянула из воздуха пергамент и острое железное перо.
– Подписывай.
Кощей проколол палец и подмахнул не читая.
Пергамент с пером таким же дивным образом растворились в воздухе. Старуха подперла щеку рукой:
– Слушай сюда!
Кощей приблизил ухо к ее устам. Но Василий был настороже, а кошачий слух, позволяющий слышать мышку в норке, помог разобрать и хриплый бабкин шепот. Оставалось только на ус мотать. А усы у баюна были замечательные.
– Натоптанной дорогой, какой царевичи с Ваньками идут, ты не ходи, – поучала бабка Кощея. – Выбери тропку неторную, затравелую. И потихоньку-полегоньку до золотых хором дойдешь. В ворота не колоти, приотвори створку правую да в щель пролезай. Не толстяк, не застрянешь.
Яга фыркнула.
– Будут сперва девки-чернавки вдоль коридора на кроватях почивать. Не заглядывайся на них больше пяти минут. И уж не трогай тем более. А то проснутся – глаза тебе выцарапают. В сад зайдешь. Там деревья особенные: одна ветка серебряная, другая золотая. Их касаться не вздумай. Зазвенят – беды не оберешься. Набежит стража и открутит тебе голову. А что не открутит – в погреба закует. И если воды тебе двенадцать ведер какой дурак не подаст – там и высохнешь, как щепка, – поучала Яга. – А спустись к срубу под ракитовым кустом – отражению волшебного колодца, где ты Лушку в плен взял, – и сорви там разрыв-травы.
– Чего?
– Кубышкин корень, – бабка постучала себя по лбу, отмечая интеллектуальный уровень Кощея. – Стукнешь им по камню – пещера откроется. Иди храбро мимо стражей до подземного озера. А дальше по воде…
Кощей как-то нехорошо молчал. Потом коротко бросил:
– Дальше я знаю.
– Целовать ее не вздумай! – бросила бабка вдогон. – Или все колдовство прахом пойдет!
