Текст книги "Пусти к себе свет (ЛП)"

Автор книги: Ник Уилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 86

Теперь я все вижу

В четверг вечером мы с Ишмаэлем поехали в Эмори – в «Уолмарт», куда он был записан на прием к окулисту. Жаль, конечно, было расстраивать Сэма, но я не собирался платить непомерные деньги магазинам вроде «Ленз Крафтерс», когда в «Уолмарте» были более разумные цены.

– А после того, как тебе подберут очки, мы пойдем за покупками, – сказал я, когда мы зашли в магазин. – И ты, если захочешь, сможешь потратить свои карманные деньги.

– Правда?

– Скоро Хэллоуин, и нам надо найти тебе хэллоуинский костюм. Кем ты…

– Капитаном Америкой! Можно?

– Конечно.

– Правда?

– А почему нет? Ты будешь отличным Капитаном Америкой.

– Мама никогда не водила меня за конфетами, – сказал он, поджав губы.

– Не волнуйся. Мы обязательно сходим.

– Обещаешься?

– Обещаю, малыш. Насобираем столько конфет, что ты не будешь знать, что с ними делать.

– Скорей бы!

Окулистом оказалась добрая пожилая женщина, которая обследовала его и резюмировала, что это чудо – то, что он в принципе различает хоть что-то, не говоря уже о том, чтобы читать в классе начальной школы с доски.

– Но мы в один момент это исправим, – пообещала она.

– А мне точно надо очки? – спросил Ишмаэль, с несчастным видом повернувшись ко мне.

– Ты должен хорошо видеть.

– Но в школе надо мной будут смеяться.

– Не будут. А если кто и станет смеяться, то из зависти, потому что у них нет таких классных очков, как у тебя.

– Правда?

– Да.

– Я бы порекомендовала вам пластмассовую оправу, – сказала женщина-окулист. – У нас сейчас акция: покупаешь одну пару и вторую получаешь бесплатно. Мистер Генри, у вас есть страховка?

Я ответил, что нет.

– Мы постараемся дать вам максимально низкую цену.

Мы с Ишмаэлем побродили по кабинету, рассматривая оправы, и в конце концов он по какой-то причине остановил выбор на недорогой черной оправе в стиле Бадди Холли, которая придавала ему умный вид и вдобавок делала похожим на восходящую рок-звезду.

– Нравится? – спросил я.

Он оглядел себя в зеркале, повертел головой. Потом поднял глаза на меня и усмехнулся.

По правде говоря, он выглядел очаровательно.

– Мы закажем очки и в течение недели вам позвоним, – сказала женщина-окулист.

– Скажешь «спасибо»? – предложил я Ишмаэлю.

– Спасибо, – сказал он.

– Не за что, молодой человек. Слушайся своего папочку, хорошо?

– Он мой младший брат, – признал я.

– О. Ваша мама была слишком занята, чтобы привести его?

– Вроде того, – сказал я.

– Ну что вы за душечка, – сказала она.

 

Глава 87

Письма редактору

– Вот ведь дерьмо, – сказал из-за стола Сэм. Он читал еженедельные «Новости Винегар-Бенда». Газета пришла еще в среду, но Сэм не разворачивал ее до воскресенья.

– Что там? – спросил я.

– Письма редактору. – Он состроил гримасу. – Целая страница посланий насчет алкоголя. Идиоты они, если хочешь знать мнение.

Он расправил газету и начал читать:

– «У вас есть сын, дочь, внук, внучка, племянник, племянница или другие юные родственники, которых вы любите? Если да, то я умоляю, я заклинаю вас проголосовать против торговли спиртным. Почему? Подумайте, что спиртное сделает с их юными, нежными, драгоценными умами.»

Сэм вздохнул.

– Так что оно сделает? – спросил я.

– Притупит их мышление. Сделает безрассудными. Толкнет на поступки, которые в обычном состоянии они бы не совершили. Приведет к катастрофам, которые покалечат, разрушат и уничтожат их драгоценные невинные жизни. Ты разобьешь сердце матери и отцу. Ты станешь позором общества. Ты навлечешь на своих драгоценных родных и на наше драгоценное богобоязненное сообщество Божий гнев – о, ну что за херня!

– Не выражайся при детях, пожалуйста.

– Ну, мне очень жаль, что нас слушают драгоценные Ишины ушки, но это полная хрень. Такое ощущение, будто писал гребаный второклассник.

– Ты сказал плохое слово! – Иши нахмурился и направил на него осуждающий взгляд.

– Извини, солнышко, просто иногда твой дядя Сэм начинает немного злиться. Если б эти болваны…

– Твои болваны, – заметил я.

– Прошу прощения?

– Они же баптисты.

– Я не баптист.

– Тебя воспитали баптистом, и твои родители до сих пор ходят в их церковь.

– И что?

– Ну, пока эту церковь поддерживают люди вроде твоих мамы с папой…

– Они не поддерживают ее.

– Тогда зачем они туда ходят?

– Это полезно для бизнеса.

– Ясно.

– Если они начнут возмущаться, то в момент потеряют половину клиентов.

– Понятно.

– Вот только не надо тут мне, Генри Гуд.

– Я просто спросил.

– Мы, по крайней мере, не увольняем людей за то, что они геи.

– Что такое «геи»? – спросил Ишмаэль.

– Гей – это мальчик, которому нравятся мальчики, – объяснил Сэм.

– Мне нравятся мальчики, – сказал Ишмаэль.

– Я имел в виду, не по-дружески и так далее.

– О.

– Ты поймешь, когда станешь постарше. Большинству мальчиков нравятся девочки, они хотят встречаться с девочками и жениться на них, но есть и другие мальчики – которые предпочли бы жениться на мальчике.

– О.

– Не маловат он для таких тем? – спросил я.

– Он должен знать, как устроен мир. Правда, Иши?

Ишмаэль очень серьезно кивнул.

– В общем, одни мальчики, когда вырастают, хотят жениться на девочках, а другие мальчики хотят жениться на мальчиках. Вот и все. Ничего такого тут нет. Вот как мы с твоим дядей Хеном.

– Тебе не нравятся девочки?

– Конечно, нравятся, – сказал Сэм, – но жениться на них я не хочу. Я хочу жениться на мальчике.

– Почему?

– Потому что люблю его.

– Почему?

– Ну, потому что одним нравятся девочки, а другим мальчики. Вот и все. Ковбоец, все люди разные. И это нормально. Нам ведь необязательно быть одинаковыми, согласись?

– А я гей?

– Почему ты спросил?

– Ну, я же тоже люблю дядю Хена. Это значит, я тоже гей?

– О нет, малыш, – с улыбкой ответил Сэм. – Когда ты станешь постарше, то узнаешь о сексе, о поцелуях, о том, как заниматься любовью, и всем таком прочем.

– Фу!

– Противно, да? Но когда ты влюблен, это приятно. Вот погоди, скоро ты вырастешь, встретишь симпатичную девочку, и твое сердце забьется, как птичка, и ты захочешь поцеловать ее…

– Гадость!

– И ты скажешь ей, что она твое солнышко, твоя зайка, твой сладкий цветочек, а она улыбнется, и тебе захочется одного: думать о ней, целоваться с ней, быть с ней, взять ее в жены и завести с ней семью.

– Только не мне, – поклялся Ишмаэль.

– Вот увидишь, ковбоец.

– Ни за что, дядя Сэм. Я не стану целоваться с девчонками.

– И не надо пока. Сейчас тебе еще рано. Но однажды, когда ты станешь постарше, ты поймешь, что я прав. А теперь скажи своему дяде Хену поторопиться с ужином, потому что мы голодные мужики и хотим есть. Да?

– Да, – с энтузиазмом откликнулся он.

– Дайте нам нашу еду, – провозгласил Сэм, хлопая ладонями по столу. – Дайте нам нашу еду!

Ишмаэль тоже принялся колотить по столу.

– О, да заткнитесь вы оба, – сказал я.

 

Глава 88

Мне нужна правда

В понедельник утром я собрался и поехал в следственный изолятор округа Монро, чтобы нанести визит Саре.

– Они поговаривают о сделке, – с гордостью сообщила мне Сара.

– О сделке?

– Они хотят знать о ребятах, с которыми я ездила в Алабаму. Если я добьюсь сделки, то, возможно, не сяду.

– О.

– Ты разве не рад за меня?

Я представил, как Ишмаэль снова живет со своей матерью, и ничего не ответил.

– Смотрю, ты не в настроении, – сказала она, закатывая глаза.

– Я пришел поговорить насчет Иши.

– А что с ним?

– Сара, мне нужно знать, кто был отцом.

– Я тебе уже говорила.

– Ты намекнула. Но прямо не говорила. Это был папа?

Вздохнув, она отвернулась и вытерла губы ладонью.

– Мне надо знать, – повторил я.

– Хен, я уже все сказала. И больше обсуждать это не хочу.

– Он правда сделал это, или ты все придумала, чтобы тебе посочувствовали?

На этих словах ее голова быстро развернулась ко мне.

– Посочувствовали? – выплюнула она. – Меня трахал мой папочка, и ты думаешь, я хочу, чтобы мне посочувствовали?

– Мне надо знать правду.

– А по нему, что ли, не видно?

– Ты можешь взять и сказать прямо?

– Сказать что?

– От кого он.

– Папа меня изнасиловал. Трахнул меня. Он пришел ко мне в комнату, лег в кровать, задрал мне ночнушку и засунул в мою вагину свой член. Тебе достаточно, Хен, или надо еще? Ты знал, что пенис у папы был всего четыре дюйма длиной? Неудивительно, что мама вечно была в плохом настроении.

– И потому ты убила его?

– У меня есть алиби.

– Калкинс так не считает.

– Да что он знает, этот говнюк?

– Он знает, что у тебя нет алиби.

– Я ничего не делала, так что какая, ко всем чертям, разница?

– Вы с папой поссорились? Ты приходила к ним в дом?

– Прекращай. Не твое это дело.

– Если ты убила папу – мое.

– Это не тебя изнасиловали!

– У нас есть только твое слово и все.

– Этот мудак разрушил мою мудацкую жизнь. Он получил по заслугам.

– Значит, это сделала ты?

Она прикусила язык и уставилась на меня подозрительным взглядом, словно вдруг поняла, что я пытаюсь вынудить ее проболтаться.

– Хватит, Хен. Не твое это дело. Все уже в прошлом.

– Калкинс так не считает.

– Да какая разница, что считает этот ублюдок?

– Дело еще не закрыто.

– Раз так, то пускай найдет гребаного свидетеля.

– Уже нашел.

Она замолчала, в ее глазах появилось сомнение.

– О чем ты болтаешь? – спросила она, когда я не стал продолжать.

– С тобой был Иши. В тот день.

Я ткнул наугад – помня о гильзе и об окровавленной тряпке, которые мы нашли в обувной коробке у Сары в шкафу. Может, это и была та самая пропавшая гильза, о которой рассказывал Калкинс?

Сомнение в ее взгляде сменилось страхом. После долгого молчания она – встревоженная, помрачневшая – поднялась.

– Да пошел ты, Хен, – сказала она. – Иди на хер вместе со всей этой проклятой семейкой.

– Так вот, насчет сделки, – ровным голосом сказал я.

– Что?

– Калкинс сказал, что если ты не выложишь правду, то сделки не будет.

– Хен, я не стану признаваться в убийстве собственного отца. Я не настолько глупа.

– Ну, значит сядешь в тюрьму.

– Это мы еще поглядим. О, и кстати, спасибо, говна ты кусок, за то, что отсудил у меня опеку над моим гребаным сыном.

Она развернулась и ушла прочь.

 

Глава 89

Семя сомнения

На улице Калкинс, увидев меня, выбрался из машины.

– Сделал, что я просил? – начал он сразу.

– Попытался.

– Она сказала тебе, кто был отцом?

– Мой отец. Так она говорит.

– Ты сказал, что у меня есть свидетель?

Я кивнул.

– А она?

– Испугалась. По ней было видно. Но вы же знаете, Ишмаэль ничего не запомнил. Ему было тогда всего три.

– Не имеет значения, Хен. Главное, что она верит в то, что у нас есть свидетель. Заронить семя сомнения – это все, что мне нужно.

– Как-то все это неправильно, – сказал я.

– Только не жмись тут мне.

– Она ведь моя сестра.

– А еще она убийца твоего папы. Не забывай это, Хен. Если хочешь оставить того мальчонку себе, делай, что я говорю.

– Тот мальчонка – мой младший брат, и его у меня не отнимут. Я – его единственная родня.

– Хочешь, чтобы я рассказал судье о той ночи, когда я приезжал к вам домой?

Я нахмурился.

– Хен, думаешь, он не заинтересуется тем, что ты сделал?

– Я был расстроен!

– Расстроен? Да ты с катушек слетел.

– Я ничего плохого не сделал.

– Вряд ли судья согласится с тобой. Мы не пишем рапорты о подобных случаях не без причины.

– Чтобы потом было чем шантажировать?

– Если придется, – просто ответил он. – Это секрет. Кому-то ведь надо хранить городские секреты, разве не так? Никогда не знаешь, когда они пригодятся.

– Я ничего плохого той ночью не сделал.

– Вопрос не в том, сделал ли ты что-то плохое. Вопрос в том, вменяем ли ты. И как у тебя дела со стабильностью и душевным здоровьем. Если ты думаешь, что растить детей можно в любом психическом состоянии, то ты обманываешь себя.

Я молчал.

– Мой рот на замке. Но ты должен мне подсобить. Это все, о чем я прошу. Хен, я не стану сильно давить на тебя. Ты парень хороший. И всегда был таким. Никогда никаких проблем с тобой не было и вряд ли когда-нибудь будет. Но на мне висит нераскрытое дело, и, Богом клянусь, тем способом или иным, с тобой или без тебя, но я докопаюсь до правды. Я твоему папе многим обязан.

Я вздохнул тяжелее, чем собирался.

– Хорошо? – спросил он и в эдаком приятельском духе положил руку мне на плечо.

– Я попытаюсь.

 

Глава 90

Я не дрессировщик дебилов

– Твое имя попало на Стену Позора, – с улыбкой сказала Дебби, когда в среду днем я заступил на свою смену во «Всегда экономь». – Не ожидала, что они подадут эту историю именно так.

– Я тоже, – признался я.

Она имела в виду статью Марка Фусберга о том, как совет церкви Святого Спаса «уволил» музыканта-гомосексуалиста. Фусберг поместил ее на вторую страницу, где выходила местная «криминальная» хроника. В Бенде ее называли Стеной Позора.

– Марк сказал, ты не хочешь давать комментарии.

– Не хочу.

– Почему?

– А что мне сказать? Умоляю, разрешите мне играть на гитарке на ваших миленьких мессах?

– Хен, ты должен дать им отпор!

– Кому? Всей католической церкви?

– Той ведьме из приходского совета. Мисс Стелле. Так и тянет отсыпать ей пару ласковых, и в следующий раз, когда она положит ребрышки на мою ленту, я, наверное, не сдержусь.

– Это бессмысленно.

– С таким подходом ничего не изменится.

– Дебби, я не дрессировщик дебилов. Нянчиться с ними, пока они преодолевают приступы фанатизма и предрассудков, – с этим, прошу, не ко мне. Да и что ты предлагаешь сказать? «Извините, что вам приходится слушать, как какой-то педик играет на гитаре…»

– Не называй себя так.

– Ну а кто я?

– Ты гей. Есть, знаешь ли, разница. Ты должен с ними бороться.

– Я не первый, кого за это уволили. И не последний.

– Но это неправильно.

– Как будто бы мне там платили.

– Неважно.

– Я правда не хочу это обсуждать.

– Привыкай, приятель. Сегодня все только об этом и говорят. У тебя в нашем городе много друзей и союзников. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой так обращались. Бетси, моя подруга, она заходила недавно… сказала, что они с радостью пригласят тебя играть во Всех Святых в Тупело.

– Это епископальная церковь.

– И что? Суть в том, что не все церкви такие, как твоя.

– «Моя» церковь была очень добра ко мне много лет. Дело не в ней, а в одной женщине, которая посещает ее и, так уж совпало, является президентом совета. Она получила то, что хотела. Что тут сказать? Молодец.

– Она выставила приход кучкой фанатиков. И, кстати, тоже никак не прокомментировала историю Марка. Только подтвердила, что да, совет попросил тебя не играть больше на мессах. Вот бред.

– Меня удивляет, что она не настояла на своем сто лет назад.

– Хен, ты должен бороться.

– Ты знаешь, что я не борец.

– Ну и что? Ты должен расчехлить пистолеты.

– И пасть за правое дело?

– Если придется.

– Дебби, спасибо тебе за заботу, но из-за этой статьи я уже потерял трех клиентов и позволить себе потерять кого-то еще не могу.

– Ты о стрижке газонов?

Я кивнул.

– Что случилось?

– Утром мне позвонили три человека и сказали, что я им больше не нужен. Что уже осень, что у них все нормально, и чтобы я больше не приходил. Обычно я работал у них до самого ноября. Ничего больше они не добавили, но причина ясна.

– Господи, Хен!

– Ну, а если я открою рот – если начну «бороться» и через газету назову мисс Стеллу занудной пиздой, которая страдает от недотраха, – то потеряю еще больше клиентов. А мне нужно думать об Иши. Мисс Стелла уже скандалила в ДСЗ насчет того, что он у меня, и прямо сейчас мне такое дерьмо ни к чему.

– Тебе не могут запретить заботиться о собственном брате.

– Могут. Вполне.

– Полный идиотизм.

– Не то слово.

– Пусть только попробуют. Этот малыш обожает тебя. Если им кажется, что в сиротском приюте ему будет лучше, то, прости мой французский, они полные мудаки.

– Все это замечательно, Дебби, но я гей, и у меня меньше прав, чем у всех остальных.

– Чушь собачья.

– Не чушь, а реальность. Я на своем горьком опыте убедился, что если лезть в кастрюлю с дерьмом, то в итоге именно ты и будешь облизывать ложку.

– Знаю, – сказала она. – Но это неправильно. И жутко несправедливо.

– О том-то и речь, разве нет?

 

Глава 91

Вы заварили эту кашу, не я

Сразу после пяти, когда Иши, который всю мою смену раскладывал по пакетам продукты, сел за уроки, в магазин заявилась мисс Стелла. Выцепив взглядом меня, она направилась прямиком в нашу сторону.

У работы кассира есть одна отличительная особенность: он не может покинуть свой пост. Я хотел. Уж поверьте.

Дебби за соседней кассой, оглянувшись, нахмурилась.

Ишмаэль – в очках, которые я забрал этим утром, – почувствовав мой дискомфорт, поднял глаза на меня.

– Генри, – сказала мисс Стелла, остановившись около моей кассы и коротко взглянув на Ишмаэля.

Я ничего не ответил.

– Тебе не следовало вот так полоскать грязное белье церкви, – сказала она тихо и резко.

– Прошу прощения?

– Тебе не следовало идти и жаловаться в газету.

– Мисс Стелла, я никуда не ходил.

– Но кто-то же это сделал.

– Ну, да.

– Генри, так вещи не делаются. У нас мы решаем их в частном порядке, а не полощем, как Джерри Спрингер, на публике. (имеется в виду «Шоу Джерри Спрингера», аналог российского «Пусть говорят» – прим. пер.)

– А я здесь при чем?

– Это ты рассказал им.

– Не припоминаю такого. Я помню, как Марк Фусберг заехал сюда и попросил прокомментировать эту историю, а я отказался. Конец. Уж не знаю, о чем вы, но в газету ходил кто-то другой.

– После всего, что ты сделал, ты будешь стоять здесь и врать мне в лицо? Совсем стыд потерял, Генри Гуд?

– Я не ходил в газету. И не звонил им. И не просил никого позвонить. Я не имею к этому ни малейшего отношения.

– Они выставили меня круглой дурой.

– Может, потому, что вы дура и есть?

– Прошу прощения?

– Не так давно люди, подобные вам, оправдывали цитатами из Писания рабство. Такие люди никогда не меняются, и вы тоже никогда не изменитесь.

– Я просто пытаюсь следовать учению Церкви.

– Рад за вас.

– Я поступила правильно.

– Аминь!

– Не глумись надо мной!

– Если честно, мисс Стелла, я не хочу разговаривать с вами. Так почему бы вам не уйти? Или, не знаю, идите покупайте ваши продукты, или что вы там собираетесь сделать, но только перестаньте меня донимать. Вы заварили эту кашу, не я.

– Такие, как ты, – зло сказала она и наставила на меня трясущийся палец, – всегда тянут за собой вниз и всех остальных.

– Ну, вам-то опускаться недалеко, разве нет? – отпарировал я.

– Ты в точности как мой брат Хойт, – заявила она. – Сколько раз мы возили его в Мемфис на шоковую терапию, чтобы излечить от этой… болезни. Но в итоге он все равно покончил с собой, потому что плевать он хотел на всех, кроме себя. Ему было плевать, что мы любили его и, чтобы спасти его, перепробовали все, что могли. Ему было плевать на то, что он разбил маме сердце. И уж конечно ему было плевать на меня и на все, через что я прошла ради него. И ты точно такой же – тоже со смехом катишься в ад, не замечая, что делаешь сам с собой и со своими родными. Надеюсь, ты прозреешь до того, как будет чересчур поздно.

– Могу сказать то же самое вам.

– Я, в отличие от тебя, не больна.

– Я не болен, мисс Стелла. Я гей. Это не заболевание. И не психическое расстройство. Меня нельзя вылечить шоковой терапией или чем-то еще. Думайте, что хотите, но я не перестану быть геем, потому что таким меня сделал Господь. Если вы этого не понимаете, это ваши проблемы, а не мои.

– Господь не делал тебя таким.

Я молчал.

Она буквально дымилась.

– Ты сам выбрал свой путь, – с нажимом сказала она, тыкая в мою сторону пальцем. – И сам потащил за собой этого невинного мальчика. Такого я у себя в церкви не потерплю. Я не затем жертвовала свое время и деньги, спасая ее, чтобы мою церковь уничтожили такие люди, как ты.

В этот момент появился Сэм. Я узнал его шаги по кафелю пола, пока он бежал через отдел консервированных овощей.

Он взял мисс Стеллу под локоть.

– Мисс Стелла, боюсь, мне придется…

– Убери от меня свои руки, Сэм Рейкстро. Я знакома с твоим отцом, и так он со своими клиентами не обращается.

– Мне придется…

– Не волнуйся, я ухожу. И ноги моей больше в этом магазине не будет. – Она развернулась и размашистым шагом ушла.

– Хен, ты в порядке? – спросил Сэм.

Меня колотило.

– Дядя Хен, что случилось? – спросил Ишмаэль. Его голос был полон тревоги.

– Ничего, мой хороший. – Я обнял его, потом чмокнул в макушку.

– И она еще рассуждает о ненормальности. Кто бы говорил, – заметила Дебби.

– То, как она вела себя… это было на грани дискриминации, – сказал Сэм. – Если она придет сюда еще раз, я вызову копов.

– Никого ты не вызовешь, – сказал я.

– Я не стану терпеть такое дерьмо, – заявил он.

– Ей страшно, – проговорил я. – Она даже не обо мне говорила, а о своем брате.

– Я и не знал, что у нее есть брат.

– Я тоже. Но это многое объясняет.

– И что же такое оно объясняет? – вопросил Сэм.

– Уверен, если ты хорошенько подумаешь, то догадаешься сам.