Текст книги "Александровскiе кадеты (СИ)"

Автор книги: Ник Перумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Борька тоже замигал растерянно. Перспектива драться с «первым силачом роты» ему явно не улыбалась.

– Мне чужого не нужно, Воротников, – Федя уже стоял.

– Ну, не нужно, так не нужно, – пожал плечами Севка. – Бывай, Слон. Нитку свою стереги.

И отошёл себе, уминая остатки булки.

Федор сел, ни на кого не глядя.

– Эх, вы, – процедил сквозь зубы. – Думаете, пока он у Ниткина булки да колбасу отбирает, вас не тронет?

Соседи не ответили, дружно уткнувшись в собственные тарелки. Правда, у конопатого Пашки Бушена уши покраснели, но толку-то с того покраснения!..

И только теперь Федя Солонов вдруг понял, что от дверей на них зорко поглядывает Две Мишени. Поглядывает зорко, всё, конечно же, видит, но не вмешивается.

Не вмешивается, однако смотрит с явным осуждением.

* * *

Утром грянул сигнал побудки, и Феде пришлось точно так же стаскивать с кровати спавшего мёртвым сном Ниткина. Оно и понятно – несмотря на все предупреждения, Петя продолжал читать ещё долго после отбоя, закрыв занавески и включив фонарик.

Вот и дочитался.

День начинался как обычно, доносились издалека фабричные гудки; а вот паровозных голосов слышно не было – после взрыва на вокзале поезда пустили в объезд.

На утренней поверке, на завтраке – где второгодник Воротников опять лишил беднягу Ниткина колбасы и Федя, мрачно прожигая Севку взглядом, отдал приятелю свой сыр – всё шло как обычно. Две Мишени, как всегда, подтянутый и спокойный, капитаны Коссарт с Ромашкевичем, правда, казались несколько взволнованными, но мало ли почему они могли волноваться!..

Перед первым уроком – у Солонова и всего первого отделения это была математика того самого Кантора, Иоганна Иоганныча – Константин Сергеевич остановил свою седьмую роту.

Рядом с ним и двумя капитанами вдруг тенью возникла госпожа Шульц. Две Мишени глянул на неё искоса, кашлянул.

– Господа кадеты. Вы знаете – подлое и злодейское покушение совершено бомбистами, врагами…

– Кхм!

– Ирина Ивановна, сударыня, а вам разве не надо —

– С вашего разрешения, господин подполковник, я бы хотела присутствовать.

Ромашкевич с Коссартом глядели на госпожу Шульц, «аки диакон на нехристя», как говаривала бабушка Анна, – но Ирину Ивановну с толку было сбить не так-то просто.

[1] Нашему читателю это знакомо в вольном переложении С.Маршака, «Не было гвоздя – подкова пропала»; однако в описываемое время, само собой, этого переложения не существовало, и подполковник Аристов цитирует кадетам английский оригинал.

[2] Легкий пулемет Мадсена – первый в мире ручной пулемет. Использовался в русской армии с 1905 года, именовался там «ружьё-пулемёт» (реальный исторический факт).

[3] Самозарядная винтовка Мондрагона – одна из первых в мире магазинных винтовок, использовавших для перезарядки автоматику отвода пороховых газов. Имела поворотный затвор (принцип действия тот же, что и у автомата Калашникова). Испытывалась в России в 1903 году (реальный исторический факт).

Глава 4.3

– Так вот, седьмая рота. Ловить нигилистов и прочих злоумышленников – дело не только жандармского корпуса. Но вообще всех верноподданных, в том числе и нас с вами. Почему бомбистам удалось подорвать эшелон с семеновцами? Потому что негодяи сумели пронести и заложить большой вес взрывчатки – японской шимозы, кстати – под самые рельсы. Вес изрядный. За один раз не притащишь. Значит, они её прятали где-то поблизости. Железнодорожная стража проглядела, но, – тут подполковник сделал паузу и отчего-то взглянул на госпожу Шульц, – тут в дело вступаем мы.

Строй седьмой роты весь дружно затаил дыхание.

– Кто лучше нас обшарит все потайные места и местечки? Кто проберется в тоннели и трубы, в подвалы и в старые сараи? Кто залезет на чердаки и крыши, не пропустит голубятни и амбары? – вы, господа кадеты!

– Ура! – не сдержавшись, завопил кто-то из второго отделения.

– Спокойно, господа кадеты, спокойно. Сегодня после занятий отделения будут разбиты на тройки. Будем осматривать местность. Общее командование – я и господа начальники отделений. Будет выдано холодное оружие.

У седьмой роты поистине «в зобу от радости дыханье спёрло».

– Кхм!

– Да-да, холодное оружие, – Две Мишени метнул выразительный взгляд на госпожу Шульц, которую опять разбирал кашель. – Малые сапёрные тесаки. Это большая честь, господа кадеты. Право ношения клинка с гербом корпуса надо заслужить. Пока они ещё не будут именными, пока. Начальником корпуса нам поставлена задача – обследовать старую застройку между дорогой на Малую Загвоздку и кладбищем. Там, господа кадеты, сам нечистый копыто потеряет!.. Сараи, амбары, будки, цыганские брошенные хибары с халупами – всё требует проверки. В случае обнаружения чего бы то ни было подозрительного – ничего не предпринимать, докладывать старшему по команде, то есть мне или отделенным начальника!

Ирина Ивановна глядела на господина подполковника так, словно был он, по меньшей мере, закоренелым двоечником; однако Две Мишени не поддавался.

– Сейчас на корпусном гектографе печатается большой план этой местности. Знаю, господа кадеты, что топографию вы ещё даже не начинали, но… нам в Маньчжурии тоже приходилось очень многому учиться с листа, с колёс, или того хлеще – в бою. А теперь – рота! Слушай мою команду!.. Напра-во!..

На занятия кадеты летели, не чуя под собой ног. И в физический кабинет к господину титулярному советнику Илье Андреевичу Положинцеву ворвались настоящей ордой, с шумом и грохотом.

– Здравствуйте, здравствуйте, господа, – встретил их учитель. – Слышал, слышал – поздравляю первым боевым заданием! Уверен, вы не посрамите славного имени александровских кадетов!..

– Не посрамим!.. – вырвалось у Воротникова.

Илья Андреевич улыбнулся, покивал головой.

– Понимаю, понимаю, вы уже все там. Трудно думать о чём-то, кроме поисков, верно? Но давайте подумаем, как физика может помочь нам в этом?..

И оказалось, что физика-таки и впрямь может. Илья Андреевич рассказывал о вещах невиданных, о том, как особые радиоволны помогают находить подземные пустоты и о том, что он самолично отправится с седьмой ротой, дабы «испытать прототип» прибора, как раз для таких случаев.

Глаза у Пети Ниткина сделались как чайные блюдца. Он аж подпрыгивал на месте, а руку тянул почти что до потолка.

– Вижу, вижу, господин кадет, – снисходительно кивнул господин Положинцев. – Небось хотите помочь?

– Так точно! – пискнул Петя.

– Тогда будете мне помогать, прототип довольно тяжёлый. Нет, таскать его будут фельдфебели, а вот раскладывать антенны по схеме, втыкать в землю, снимать показания – надеюсь, вы мне поможете!

И о вещах сложных Илья Андреевич говорил языком простым и понятным. Показывал в небольшом лотке с водой, как волны отражаются от краёв – «вы все видели это множество раз, но задумывались ли, что точно так же отражаться могут и волны невидимые, те самые, что по радио несут нам человеческую речь?»

Слушали его с открытыми ртами, даже второгодник Воротников, даже «Лэ-эв» Бобровский, забывший, что нужно натягивать гримасу снисходительной скуки; и не заметили, как урок пролетел.

– Домашнего задания сегодня не будет, господа, – объявил напоследок учитель, вызвав бурный восторг у всех, за исключением, разумеется, Пети Ниткина. – Но! Но, любезные сердцу моему господа кадеты, как только поиск ваш будет закончен, мы продолжим занятия механикой. Машина Атвуда, господа, только с виду проста. Но без неё, как и вообще без механики, и всего того разнообразия приборов, что я упоминал, не построить.

* * *

Получать оружие – это серьёзно. Седьмая рота в полном составе выстроилась перед цейхгаузом; усатый фельдфебель Трофим Митрофаныч вызывал строго, по фамилиям, и отвечать требовалось по уставу, ибо Трофим Митрофаныч был сейчас Начальством, к коему надлежало обращаться «господин старший штабс-фельдфебель» и никак иначе.

Кадет за кадетом исчезали в дверях оружейной, появляясь потом с изрядно оттягивающим пояс тесаком.

– Не хватать! Из ножен не вытаскивать! Вот балованна команда, сущие бесенята! Воротников! Я тебя, буйну голову, знаю! А ну, быстро клинок спрятал! А то враз на козлы у меня отправишься!

Козлами именовалась та самая скамейка в подвале, на которой должно было сечь провинившихся.

Севка, против фединых ожиданий, быстренько и без пререканий убрал тесак, вытянулся во фрунт.

– Виноват, господин старший штабс-фельдфебель! Больше не повторится!

– То-то же, что не повторится, – проворчал Трофим Митрофаныч и вдруг показал Воротникову кулак. – Это с их благородиями фокусы твои тебе с рук сходят, а я тебя – ты знаешь – без господского догляду отделаю хуже, чем Господь наш вседержитель черепаху.

Судя по тому, что на губах у Севки не перекатывалась обычная его полупрезрительная ухмылочка, отделать его старый фельдфебель и впрямь мог. Может, даже и отделывал уже – хотя учились они все тут без году неделя.

– А чего это он так – про черепаху-то? – шёпотом удивился Петя. – Замечательное животное, очень интересное! Способно приспособиться к любым условиям!.. Есть черепахи сухопутные, а есть морские. Есть такие, что в пресных прудах живут, а есть…

– Кадет Ниткин! Р-разговорчики в строю!

– И-извините… – пробормотал опять выключившийся из корпусной жизни Петя, за что тут же схлопотал подзатыльник. Несильный, но обидный.

– Какое тебе тут «извините», штрипка штафирская? – рассвирепел фельдфебель. – Ты в славном императорском воинстве или у мамки на антресолях?!

Кадеты вокруг загоготали и Ниткин мучительно покраснел, сообразив, какой допустил промах.

Федя что было сил ущипнул приятеля повыше локтя, и Петя пришёл в чувство. Нет, так же лихо, как Воротников, он не вытянулся, и голос у него дрожал, но всё-таки уставные «виноват, господин старший штабс-фельдфебель» у него получилось ничуть не хуже севкиного.

Внутри было узкое, вдаль уходящее помещение. За высокой деревянной конторкой стоял писарь, скрипел пером; другой фельдфебель, Пётр Макарович, притворно хмурясь, клал на стойку обмотанные ременной портупеей тесаки.

– Кадет Солонов Федор!

– Кадет Солонов Федор, оружие номер Н-28953, – прогудел Макарыч. Писарь старательно выводил цифры в толстенном гроссбухе. – Портупею надень, кадет, а то ремень ниже задницы съедет…

С портупеей через плечо и увесистым тесаком на поясе Федя вышел из цейхгауза, невольно сам переходя на строевой шаг. Совсем, совершенно иное ощущение – тяжесть оружия сделала его словно настоящим рыцарем, и не хватало только прекрасной дамы, чтобы повязать её шарф на руку и поклясться свершать в её честь славные подвиги.

Потом появились Две Мишени, господин Положинцев и госпожа Шульц. Последняя отчего-то бросала на учителя физики весьма неласковые взоры. Следом за Ильёй Алексеевичем двое дюжих унтеров тащили какие-то здоровенные ящики. Петя Ниткин немедля уставился на них, словно Воротников на сдобу.

– Рота, слушай мою команду! Мы выступаем для осмотра назначенной нам местности. По прибытии на место разбиваемся на тройки. Каждый получит большой план участка. За пределы не выходить! Видеть соседа, не терять его из виду!..

Две Мишени говорил ещё какое-то время, объясняя всем и без того понятные вещи. Да любой, кто играл в «казаков-разбойников» или там «колдунов» (ну, ежели по-серьёзному, «на интерес», чтобы проигравшие выигравших на закорках несли и при этом громко, на всю улицу хрюкали) – это знал.

Госпожа Шульц, вновь надевшая широченные шаровары, взирала на всё это крайне неодобрительно. Особенно на болтавшиеся у кадетских ремней тесаки.

…До «назначенной местности» шли строем. Хотя, самокритично признавал Федя, с маршировкой у седьмой роты дело обстояло швах. Ну, те, которые, как и он сам, пришли из военных гимназий, ещё куда ни шло. Но остальные – кто в лес, кто по дрова. Прямо хоть «сено, солома!» командуй.

Две Мишени всё, конечно же, замечал и морщился недовольно. Понятно, корпус позорим, устыдился Фёдор. Хорошо ещё, что шли не центральными улицами – сперва Ингербургской, затем Ольгинской, что вдоль железной дороги – потом свернули влево, прошли перекинутым над путями мостом и оказались на месте.

Петя Ниткин не отходил от загадочных ящиков; господин Положинцев принялся их распаковывать, устраивая что-то вроде носилок, на которых росло причудливо опутанное проводами сооружение.

Это было, конечно, интересно, но куда больше Фёдору хотелось искать всё самому. Он подёргал друга за рукав, но Ниткин даже не повернулся – завороженно глядел на поблёскивающие стекла циферблатов, чёрные эбонитовые ручки и переключатели.

– Не, Федь, я тут, хорошо?

– Ладно, – пригрозил Фёдор. – Вот даст тебе Воротников леща, пока меня нет, узнаешь!..

Но на Петю не подействовала даже эта угроза. Он завороженно следил за руками учителя физики, ловко подсоединявшего один провод за другим.

– Солонов! – вдруг раздалось рядом.

Так. Ле-эв наш Бобровский.

– Чего тебе? – не шибко приветливо бросил Федя.

– Фу быть таким, – наставительно сказал тот. – Мы, можно сказать, тебя позвать хотели, к тройке нашей присоединиться. Господин подполковник сказали, что вчетвером тоже можно.

Они стояли втроем против него, верзила Севка Воротников, лощёный, уверенный в себе Бобровский, и насупленный, недовольный и злой Костя Нифонтов.

Вот уж с кем идти куда бы то ни было он, Фёдор Солонов, никак не намеревался!.. Лучше уж с Петькой.

– Да не дуйся, – вдруг засмеялся Лев. – Если ты из-за Севки, так он тебя очень даже любит, как ты ему тогда дважды заехал.

– Точна! – подтвердил с готовностью Воротников. – Ты, Слон, мастаком держался! Я таких, как ты, с одного удара выносил!..

– Хорош, Сева, – лениво бросил Бобровский и тот враз замолчал. – И Костька тоже не против. Верно ведь, Кость?

– Верно… – пробурчал Нифонтов нехотя.

Видать, в этой компании Лев пользовался непререкаемым авторитетом.

– Так что идем с нами. Вот, я аж карту лишнюю взял, на тебя специально. Гляди, сюда вот пойдём, меж тех халуп, – он показал.

За железной дорогой, вдоль дороги, что к новому кладбищу, небольшие овраги и овражки были сплошь застроены какими-то хибарами, полусгнившими сараями, стояли вросшие в землю забытые телеги. Удивительно, что совсем рядом с нарядным и чистым городком, в получасе ходьбы от императорского дворца, мог появиться – и оставаться – этакий табор.

Две Мишени с капитанами уже отдавал команды. Тройки кадетов дружно порскнули кто куда.

– Идём, – показал Бобровский.

Проём меж двух старых дровяных сараев весь зарос старой дикой малиной и крапивой. Стебли её пожелтели, заматерели, и отцветать, как положено, она явно не собиралась, неусыпно охраняя свой тенистые владения.

Сразу за щелью начинался спуск вниз, в неглубокий овраг.

– Это здесь, – Бобровский ткнул пальцем в план. – И тут даже вон, что-то непонятное внизу обозначено…

– Сперва сараи осмотреть надо, – без особой радости буркнул Федор. Было в этом что-то неправильное, что он – с этой троицей, а Петя Ниткин остался с господином учителем.

– Осмотрим, – кивнул Лев. – Да только я б в сараях ничего не прятал, сараи, они такие – кто-нибудь да зайдет.

– А если это твой сарай? – ревниво встрял Костька. Ему, похоже, не нравилось, что Слон присоединился к их тесной компании.

– Неважно, – отмахнулся Бобровский. – Полезли, господа!

Полезли. Соскользнули вниз по заросшему сухой травой, пожелтевшим репейником склону, и сразу же увидели то, что искали – чёрный полузаплывший зев пещеры.

– Туда! – Лев решительно направился прямо к дыре.

– Э, э, – забеспокоился Нифонтов. – У нас же ни фонаря, ни свечек!

– Это у тебя «ни фонаря, ни свечек»! – передразнил Костю Бобровский. – А у меня всё есть!

Из нагрудного кармана появился новомодный электрический фонарик, плоский, целлулоидный, цвета слоновой кости; на боковой узкой стороне – выпуклая линза.

Лев щёгольским движением нажал кнопку, в темноту упёрся узкий неяркий луч.

– Идём!

И с решительностью, какой Федор никак от него не ожидал, полез в дыру.

Внутри было низко, тесно, темно, сыро и холодно. И плохо пахло. Землёй, гнилью, словно в погребе, который давно не открывали.

– Это под дорогой идёт, – пропыхтел Бобровский, упрямо пробиравшийся первым. – Интересно, кто копал…

– Крéпи нет, – заметил вдруг Нифонтов. – Нечего тут шарить, того и гляди, завалится всё.

– Не завалится. Доселе ж не завалился, – Лев деловито водил лучом туда-сюда.

– И не только крéпи, ничего здесь нет, – Костя держался позади всех.

– Трусишь? – усмехнулся Лев.

– А ты на слабо не бери!

– А я и не беру. Вообще да, идти тут некуда, – пятно света упала на глухую стену, из неё кое-где торчали корни. Вся «пещера» была длинной не больше дюжины шагов.

– Трубу под дорогой начали копать, да бросили, – сказал Федя. Отчего-то ощущалось разочарование, словно в любой дыре-норе под землёй непременно должны были начаться невероятные приключения. – Свети, Бобровский. Чтобы точно знать – тут ничего не прятали.

Бобровский старательно светил, но ничего подозрительного они не заметили,

– Да, – Лев вздохнул. – Скучно тут. То ли дело в Саблино! Там пещеры настоящие. Старые каменоломни. Говорят, ещё петровских времён!.. – и вздохнул снова. – Там интересно. Если как следует поискать, можно и до Белой Стрелы добраться. Я знаю, мне брат рассказывал.

– Белая Стрела?! – разом выпалили и Федя, и Костька и даже Воротников.

– Белая Стрела. Что, не слыхали никогда? Ещё «Загадка Царей» называлось. Неужто никогда?

Ответом ему было лишь сконфуженное молчание.

– Ладно, – смилостивился Бобровский. – Полезли наверх. Так и быть, расскажу.

Но наверху рассказать не получилось – потому что пришлось с остальными обшаривать сараи, балаганы и прочее по дороге от Малой Загвоздки до нового кладбища и церкви Всех Святых при нём.

Трудились, пока не стемнело.

Устали, исцарапались, перемазались, но ничего не нашли. Первое отделение впало в известное уныние; однако тут их нагнал господин Положинцев со своими загадочными кофрами и вместе с ним – сияющий, словно новогодняя ёлка, Петя Ниткин.

– Что загрустили, молодцы-кадеты? – громогласно вопросил учитель физики. – Ничего не нашли? – так это ж отлично! Значит, можно пока не опасаться. А вот мы зато испробовали наши устройства, и, знаете ли, очень, очень многообещающие результаты!.. Не так ли, кадет Ниткин?

– Очень! – пискнул от переполнявших его чувств означенный кадет. – Электрические сигналы!.. От электродов!.. По-электрически!.. Воткнутых в землю!..

– Потом, потом перескажете, господин кадет, – добродушно усмехнулся Илья Андреевич. – Все устали и ужин скоро. Трогай!

– Да, ваш благородия, – отозвался бородатый кучер, в армяке, совершенно не по тёплой погоде.

Подвода с кофрами проехала; Петя Ниткин восседал сзади с видом форейтора императорского экипажа, не меньше.

– Так вот, – проводил его взглядом Бобровский, явно стремясь перетянуть обратно внимание спутников, – Белая стрела, или, точнее, «белые стрелы». Это, братцы, такая штука, что не вдруг и поверишь. Рыли давным-давно на Руси глубокие ходы, из княжьих теремов да из церквей. Чтобы, значит, если враги напали, уйти можно было. – Он обвёл взглядом остальных – слушают ли? Остальные слушали. – Не простые это были ходы. Далеко вели. Не только лишь из подвала соборного, скажем, за крепостные стены. А вот, говорят, – он понизил голос, – что, когда Петербург строили, из дворцов такие ходы тоже прокладывали, высокие, скакать верхом можно!..

– Да откуда ты это взял-то такое? – попытался вставить Федя, но Бобровский нёсся на всех парусах.

– Брат у меня есть, старший, – с важным видом пояснил Лев. – Он у нас спелестологіей занимается.

– Спеле… чем? – выпучил глаза второгодник Воротников.

– Спелестологией, – снисходительно пояснил Бобровский. – Совсем языки забыл, Севка? От греческого «spiliá» – «пещера», и немецкого «stollen» – «штольня».

При всех своих недостатках дураком кадет Бобровский отнюдь не был, с известным сожалением признался себе Фёдор. И вдруг подумал, что у всех вокруг него что-то да есть, их выделяющее – Петька вот за свежий номер «Физика-любителя» душу продаст, Воротников драться умеет, и бокс знает, и французскую борьбу; и даже неприятный тип, надменный и заносчивый Бобровский, оказывается, увлекается пещерами и их тайнами…

Ну ничего, молча посулил Федя. Дайте только до стрельбища добраться…

Стрелял он всегда изрядно.

– Так вот, – продолжал меж тем Лев. – Викентий – брат мой – говорил, что проложили ещё при царе Петре да императрице Елисавете тайные ходы от Петербурга ко пригородам. А чтобы спрятать их, часто работы маскировали под каменоломни. Потому как, – голос его заговорщически понизился, – есть в старых саблинских рудниках одна странная-престранная пещера. От обрыва речного идёт вглубь широкий ход, идёт, да и в стенку упирается. Пара коротких отводов у самого устья, а дальше – ничего!.. Так в настоящих каменоломнях не бывает.

– И что же? – против собственного желания вырвалось у Феди заинтересованное.

– А то же, – назидательно объявил Бобровский, явно довольный собой. – Есть в ней засыпанные от времени колодцы, которые вниз ведут, один – у самого выхода. Были там такие, кто лазил, да мало кто заметил. Колодец, когда засыпает, то сверху, над ним, в потолке, как бы воронка остаётся; по этой воронке брат его и нашёл. Начали они копать… – Лев сделал эффектную паузу. – Копали, значит, копали… наткнулись на старые-престарые крепёж и, эту штуку, значит, которая чтобы вода не насачивалась.

– И-и? – пискнул Костя Нифонтов.

– Чем глубже уходишь, тем больше воды прибывает, – тоном знатока пояснил Лев. Но главное – края у шахты этой были гладкие да ровные, словно по заказу делано, квадрат правильный такой. Зачем в старой каменоломне такие шахты? Не бывает там таких. На планах не отмечено…

– И зачем же? – выдал Воротников.

– Затем, что это спуск, – Лев перешёл на уже едва слышный шёпот. – Спуск в коридор подземный, что под рекой идёт! Брат до него не добрался, правда… но уверен, что там он есть! Про тайный ход государя императора Павла Петровича у нас тут, в Гатчино – все слыхали?

Судя по разинутым ртам господ кадетов – нет, не слыхали.

– Эх, неучи! – смилостивился Бобровский. – Говорят, много из дворца ведет подземных ходов, иные в парк выводят, в искусственные гроты, а иные… – он торжествующе обвёл остальных взглядом, – и куда дальше ведут!

– И к нам в Корпус, – вдруг каким-то не своим голосом выдавил Севка Воротников.

– К нам в Корпус? – остановился Лев. – Ты, Сев, ври, да не завирайся!

– Не вру я! – обиделся тот. – От старшего возраста слышал! Когда они с вокзала явились, оружие сдавали!.. Мол, Корпус на старых фундаментах возвели, стоял тут раньше малый путевой двор с кордегардией, туда из главного дворца ход тянули! И ещё говорили, мол, хорошо бы подвалы в самом городе все осмотреть, все церковные и соборные, оттуда тоже ходы-выходы были, а бомбисты-то все из студентов, народ головастый, могли и там чего запрятать!

– Так чего ж ты молчал, голова садовая?!

– Да я сам только что вспомнил!.. – оправдывался Севка.

– Ладно. Это надо разъяснить.

– Э, погоди, – только сейчас сообразил Фёдор. – Ежели это из самого дворца ходы… так небось и охрана стоит? А сунемся если – так нагорит, что ой, из Корпуса вылетим и охнуть не успеем!

– А мы тихонечко, – усмехнулся Лев. – Да и забыли давно все про эти туннели, думаю. А про ходы под Корпусом это ты, Севка, хорошо вспомнил, молодец.

Воротников немедля расцвёл. Видать, снисходительная похвала Бобровского была для бедняги-второгодника что сладкий мёд.

– В общем, пойдём подвалы обследовать! – заключил Лев. – Только никому ни слова!

– Могила! – тотчас заявил Севка.

– Я вообще не из болтливых, – пожал плечами Фёдор.

Костя Нифонтов метнул на Солонова неприязненный взгляд, но деваться было некуда – тоже кивнул.

– Никому не скажу; вот те крест, – и широко перекрестился.

– А то смотри, проболтаешься – французский списывать не дам! – предупредил Лев.