Текст книги "Знак Коза Ностры.. Стамбульское решение (ЛП)"

Автор книги: Ник Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

   «Американер», – ответил Картер, убедившись, что «люгер» в его руке хорошо виден в луче лунного света из открытой двери.

   Глаза сузились. «Полицай?»

   «Нейн».

   «Тогда что это?» – потребовал он ответа, указывая на пистолет.

   «В следующий раз, когда вы с друзьями побежите, по озеру будет плыть еще один кусок контрабанды».

   «Кто?»

   «Я.»

   * * *

   В течение следующих двух часов Картер многое узнал о человеке в лачуге и его причастности к нелегальному экспорту. Он сказал, что его зовут Фридрих Швецлер, хотя его окрестили Ференц Баласса. Он был венгром, бежавшим во время восстания 1956 года. Он пересек границу здесь на лодке, планируя отправиться на запад, во Францию ​​или, может быть, даже в Соединенные Штаты, но непредвиденные обстоятельства вынудили его бросить жену и маленького ребенка. дочь позади, и у него не хватило духу ехать дальше Восточной Австрии. Итак, он остался здесь, устроился официантом в отель в Бруке и занялся контрабандой. Его жена с тех пор умерла, а у его дочери появились собственные дети. Контрабанда позволила ему поддерживать связь с ней и ее семьей. Его агентом на другой стороне был его зять.

   Он сказал Картеру, что они ввозили контрабандой не только ящики с вином и востребованную западную одежду. Были и политические предметы; Через его руки прошли западные газеты, запрещенные рукописи, даже части произведений Солженицына.

   Пока они разговаривали, туман снаружи рассеялся, но Шветцлер сказал, что лунный свет делает слишком опасным попытку перехода сегодня вечером, и его зять не придет. Завтра вечером будет безопаснее. Картер был удручен. В его воображении «Восточный экспресс» ушел в ночь, отделяя друг от друга еще милю за каждую задерживающуюся минуту.

   Той ночью он спал на полу крохотной квартирки Шветцлера в центре Брука, а утром стоял в очереди у телефонной станции в ожидании звонка за границу.

   Он чувствовал себя намного лучше, чем прошлой ночью, хотя спал очень непостоянно. День выдался ясным и ясным, и прогноз погоды предполагал, что к вечеру будут понижаться температуры и туман, а это означало, что зять обязательно появится. Наконец он снял форму шеф-повара, которая после его сражений и нескольких миль болот превратилась в лохмотья, и вместо этого надел одежду, которую одолжил ему Швецлер: толстые вельветовые брюки, черный шерстяной свитер и крестьянскую одежду. кепка, придававшая ему лукавый, деревенский вид. И вот теперь, когда улицы начали заполняться, и рабочие, проходившие мимо него по пути на работу, стали появляться женщины в черных бабушках и пальто, толкая свои тележки на рынок. Картер тут же слился и начал чувствовать, к своему собственному удивлению, что он действительно здесь.

   Телефонная станция открылась ровно в восемь, и Картер присоединился к толпе, дал оператору номер сейфа в Вашингтоне, а затем удалился в угол, чтобы дождаться установления связи. В одолженной одежде никто не обращал на него внимания, и через несколько минут он уже сидел в будке, слушая нетерпеливый голос Дэвида Хока.

   "Наша уловка с Синтией

  не продержалась с Кобелевым и двух минут. Он сразу понял, что она не его дочь, и теперь он хочет вернуть Татьяну, иначе он убьет Синтию. Нам нужно какое-то убежище где-нибудь по пути следования поезда на случай, если нам придется обменяться. И мне нужна Татьяна по эту сторону Атлантики. Возможно, мне придется немного повесить ее под его носом, чтобы увести от него Синтию ».

   «Это будет не так просто, Ник», – проворчал Хоук.

   Картер промолчал. У него было плохое предчувствие.

   «У нас нет девушки. Она сбежала. Сегодня днем».

   «Ей помогли?»

   «Нет. Она явно не калека». Хоук быстро объяснил, что произошло, в больнице, а затем позже.

   «Почему ее не остановили, сэр?» – спросил Картер. Все это начинало идти очень плохо.

   Хоук глубоко вздохнул. «На самом деле, мы мало что могли с этим поделать. Мы скрыли тот факт, что именно она пыталась убить президента. Мы держали ее в больнице. Сейчас мы вряд ли могли об этом сказать». Ястреб на мгновение замолчал. «На кону стояла большая репутация. Мы не хотели еще одного Уотергейта, когда вокруг нас и президента была пресса. Это было бы катастрофой. Я не думаю, что они хотели, чтобы она была в ее собственном посольстве. Но они ее забрали ". Снова наступила тишина. „В конце концов, она стала шпионом-дезертиром, который изменил свое мнение. Никаких волн“.

   «Делает здесь немного труднее».

   «С этим ничего нельзя было поделать, Ник. Ничего».

   «Она все еще в своем посольстве?»

   «Мы так не думаем. Манвилль думает, что она отправилась в путь переодетой. Вероятно, на самолете на Кубу. Оттуда…?»

   «Да, сэр», – сказал Картер. «Это означает, что она будет в пути сюда».

   «Я назначаю вам помощь. Лейтенант-коммандер Дж. Г. Стюарт. Военно-морская разведка».

   «Никогда не слышал этого имени».

   «Средиземноморский флот. Восточноевропейский эксперт».

   «Какая процедура контактов?»

   «Обо всем позаботились, Ник. У тебя пассивная роль. Ты знаешь, когда придет время. А пока удачи».

   «Спасибо», – сказал Картер. Он повесил трубку, заплатил оператору за столом и вышел. Почему-то солнечный свет не казался таким ярким и обнадеживающим, как десять минут назад.

   10

   Остаток утра Картер провел в кафе на тротуаре, примыкающем к отелю. В октябре он был практически безлюден, большинство туристов либо разошлись по домам, либо перебрались в Альпы в ожидании снега для катания на лыжах; и хотя в тени было прохладно, Картеру удалось согреться, потягивая горячий кофе и съев яблочный штрудель, пока он корпел над парижскими газетами.

   В полдень на обувной фабрике внизу раздался свисток, и через несколько минут кафе заполнилось секретаршами с болезненными лицами и прыщавыми почтовыми служащими, жаждущими насладиться благоприятным поворотом погоды. Они дружелюбно разговаривали и шутили до часу, а затем все исчезли так же внезапно, как и пришли, оставив Картера одного выпить свой шестой или седьмой кофе и просмотреть найденный официантом выпуск The New York Times недельной давности. для него в холле. Он листал переднюю часть, когда случайно взглянул и заметил, что не все молодые люди ушли. Симпатичная девушка в обтягивающих дизайнерских джинсах и американской лыжной куртке сидела за три или четыре столика от него, глядя на него. Он быстро вернулся к чтению, но не раньше, чем он принял во внимание прекрасный каштановый оттенок ее волос, ее широкие глаза цвета морской волны и, в особенности, ее загорелую кожу.

   Он прочел еще полдюжины абзацев, не переваривая ни одного из них, когда услышал, как ее стул царапается об тротуар. Подняв глаза, он увидел, что она стоит над ним. Парка расстегнута, обнажая красивый изгиб под застегнутым свитером. На ней было написано «проститутка».

   «Не возражаешь, если я сяду?» – спросила она уличным немцем.

   «Macht nichts», – пожал он плечами. Он перевернул страницу и изучил заголовки. Он быстро поднял глаза и обнаружил, что она снова смотрит на него.

   «Мне интересно, что ты за человек».

   «Боюсь, что слишком занята для развлечений и игр. Может быть, в другой раз».

   «Как ты думаешь, что я?» – возмутилась она, но с оттенком изумления, как будто то, что он имел в виду, было настолько необычным, что нельзя было поверить.

   «Я не думаю, что вы хотите, чтобы я вам сказал. Позвольте мне просто сказать, что у меня сегодня нет денег на ваши услуги».

   Ее рот от удивления открылся, затем облако гнева скатилось из-за зеленых глаз. «Schweinhund…» – начала она говорить, но он был впереди нее, уже встав и сложил газету под мышкой.

   Это не значит, что ты некрасивая, – продолжил он, – или что мне может не понравиться в другой раз, но не сегодня.

   Если это была попытка сгладить ситуацию, она с треском провалилась. Смесь удивления и гнева продолжала нарастать на лице девушки, пока не стало казаться, что она потеряла способность говорить. «Ч-что? Ч-что это?» она заикается

  Виды перевода

  Перевод текстов

  Исходный текст

  5000 / 5000

  Результаты перевода

  эред.

   Картер не удосужился ответить. Он повернулся к ней спиной, пересек кафе, оплатил счет в баре и вышел из отеля через парадную дверь.

   Он пошел прямо в квартиру Шветцлера. Швецлер сидел в кресле, на столе рядом с ним были разложены оружейное масло, тряпки и обломки револьвера.

   «Сегодня туман», – сказал он, весело приветствуя Картера. Он взглянул на ствол, чтобы убедиться, что он чистый. «Так оно и есть. Днем солнце. Потом ночью воздух остывает и туман. Климат, подходящий для контрабандистов, да? А воздух сегодня сырой. Должен быть густой».

   Картер подошел к окну и откинул штору. На улице в противоположном углу девушка старалась смотреть сначала в одну сторону, потом в другую. Очевидно, она потеряла его, когда он свернул с главной улицы.

   «Фридрих», – позвал он его. «Знаю ее?»

   Шветцлер посмотрел через плечо Картера. «Нет», – сказал он после минутного изучения. «Но я бы хотел, даже в моем возрасте. Она агент?»

   «Я не знаю.»

   Они наблюдали, как девушка пожала плечами и пошла обратно по переулку. «Если это не так, – сказал Картер, – я просто упустил одну из лучших возможностей в своей жизни».

   Туман был всем, что обещал Шветцлер. Он висел в воздухе, как занавеска, мешая пешеходам и замедляя автомобильное движение до ползания. Они проехали по озерной дороге, пока она не превратилась в дорожку для телеги, и потеряли ее из виду даже при высоком свете. Шветцлер припарковался, и остаток расстояния они прошли пешком.

   Ялик был пришвартован к единственной свае в море тростника, полностью скрывавшем его из виду. Картер был поражен, что его спутник смог его найти.

   «Мы делаем это два, а иногда и три раза в неделю в более сильном тумане, чем этот», – пояснил он. Сегодня легко. Обычно у меня есть тяжелые коробки. "

   Они сели в лодку, и Шветцлер начал грести. В тумане ночь, казалось, смыкалась вокруг них, и лишь изредка слышалось блеяние туманного рога на северо-западе, чтобы ориентироваться.

   «Как ты находишь во всем этом хижину?» – спросил Картер.

   «Я слышу это. Волны играют мелодию на сваях. Слушайте!» Он поднял палец для тишины. Вот оно! »Он повернулся на несколько градусов вправо и продолжил грести.

   Даже с гидролокатором Швецлера им потребовалось полчаса, чтобы добраться до хижины. Оказавшись там, они подождали еще полтора часа, прежде чем услышали первое медленное пыхтение дизельного двигателя, неуклонно приближающегося.

   «Привет! Wer ist da?» позвал голос.

   «Почему он говорит по-немецки?» – подозрительно спросил Картер, хватая Шветцлера за руку.

   «Что вы хотите, чтобы он говорил в этих водах? По-венгерски? Привет!» Шветцлер перезвонил.

   Неуклюжий корпус рыбацкой лодки появился из тумана и уткнулся носом в причал. Единственный ее обитатель, молодой человек в черном свитере и фуражке с матросскими часами, перекинул веревку, и Шветцлер закрепил ее.

   «Николас, это мой зять, Эмо Вадас», – сказал Шветцлер, когда молодой человек ступил на причал.

   «Эмо, это Николас Картер. Он…»

   – Эйн Американер, – закончил Вадас, пожимая Картеру руку.

   «Неужели это так очевидно?»

   «Нет, но каждый пограничник от Братиславы до Сомбатхей ищет вас. У них есть приказ стрелять на поражение».

   «Где ты это услышал?» потребовал Шветцлер.

   «Они говорят об этом на востоке, вплоть до Дьёра».

   «Кобелев», – сказал Картер, обращаясь к Шветцлеру.

   «Но я не понимаю. Зачем ему нужна твоя смерть, когда ему еще предстоит вести переговоры за свою дочь?»

   «Его дочь сбежала. Она, вероятно, сейчас идет к нему».

   «Тогда ваше положение очень серьезное», – сказал Шветцлер, покачивая головой.

   «Не так серьезно, как девочка, которую он держит в плену».

   «Как вы думаете, она еще жива?»

   «Может быть. Кобелев не в лучших отношениях со своей базой. Возможно, ему еще не сказали. Может, он полагает, что теперь, когда у меня появилась возможность передать его требования своему начальству, я расходный материал. Он давно хотел, чтобы я умер. "

   «Тогда мне жаль тебя, мой друг. На тебя охотятся. Как человек, на которого в свое время тоже охотились, я знаю, что это такое».

   «Это пустые разговоры», – нетерпеливо вставил Вадас. «И это не приближает нас к Венгрии. Мы должны двигаться сейчас. Сторожевые катера сегодня сдвоены».

   Трое мужчин быстро принялись за работу, опустошая хижину от ее содержимого: ящиков французских вин, рулонов яркой ткани, коробок духов и других предметов роскоши, а также стопки западной одежды, включая джинсовые куртки и синие джинсы. Они спрятали контрабанду на нижней палубе, люди, которых Шветцлер торжественно, понимающе пожал Картеру руку, и сошел с планширя на причал. Дизель ожил, и Шветцлер сбросил швартовку на палубу. Картер наблюдал с мостика, как Шветцлер однажды махнул рукой; когда лодка отошла, его быстро поглотил туман.

  Молодой капитан повернул штурвал влево и направился к открытой воде. «Эта лодка не предназначена для скорости, поэтому я так понимаю, вы используете туман в качестве экрана, а не пытаетесь их убежать, не так ли?» – крикнул Картер через двигатель.

   Вадас кивнул, не отрывая глаз от лобового стекла. Картер с тревогой смотрел на кажущуюся непроницаемой преграду серо-белого тумана.

   «Вопрос в том, как ты ориентируешься в этом гороховом супе? Как тебе не сесть на мель?»

   Вадас внезапно заглушил двигатель и поднял палец. Через воду послышался слабый звон колокольчика. «Их размещают везде, где есть опасность», – сказал Вадас. «Все они звучат немного по-разному. Если кто-то их хорошо знает, они приведут человека прямо к озеру».

   «Хорошо, что они были музыкальной семьей, – подумал Картер, – иначе ему пришлось бы переплыть это озеро на лодке». Он повернулся и пошел на нижнюю палубу. Там он нашел узкую скамейку и сел, взяв со стола карты восточногерманский рыболовный каталог, но он не стал его читать. Он просто держал ее на коленях и смотрел в пространство, гадая, как у Синтии дела, и не пришла ли она в сознание, и думал, что, возможно, было бы лучше, если бы она этого не сделала.

   Двигатель остановился, пока Вадас выслушивал буй. Картер слушал вместе с ним. Вадас снова завел двигатель и несколько минут повернул вправо, затем свернул влево. При такой скорости их прогресс был неустойчивым. Картер с некоторым удовлетворением подумал, так что даже если бы пограничник был снабжен гидроакустической аппаратурой, старый траулер все равно было бы трудно перехватить.

   Нежное движение лодки сделало его сонным. Он откинул голову на бастион и закрыл глаза. Еще одна остановка, еще один момент прислушивания, а затем начать снова. Камбуз и его окружение начали перемещаться в бессознательную часть его разума, смешиваясь с другими образами, когда двигатель снова остановился, и на этот раз колокол не прозвучал. Вместо этого гул другого, гораздо более мощного двигателя, отражался в тумане, становясь все громче.

   Картер резко проснулся и поспешил к мосту. Вадас отвернулся от руля, когда Картер вбежал в каюту. Двести ярдов и близко. Вадас отключил электричество, погрузив кабину в темноту, за исключением лучей света, струящегося из прохода снизу. Картер бросился вниз по лестнице и стал копать, пока не нажал на выключатель. Было темно как смоль только на секунду, когда в иллюминатор проник яркий свет. Шум приближающегося двигателя достиг пика, и старый траулер начал сильно раскачиваться. Картер оценил расстояние в двадцать пять ярдов.

   Огни быстро погасли, затем шум двигателя уменьшился, и он ушел вдаль. Картер медленно шел по реке. «Не могу поверить, что они нас не видели», – сказал он.

   «Туман», – сказал Вадас. «Будьте готовы. Будут другие».

   Следующие четверть часа они медленно продвигались вперед в полной темноте, затем снова остановились и прислушались. В тишине их окружала ночь, черная и влажная. Сама атмосфера в салоне превратилась в туман. Он проник сквозь одежду Картера, и его влажность заполнила его ноздри. Вдали буй звенел, как похоронный звон.

   «Забавно, – сказал Вадас. „Я бы поклялся, что это должно было быть по правому борту, а не по левому борту“. Он поспешно повернул штурвал на правый борт, когда Картер внезапно понял, что это было направление, откуда сторожевой катер приближался.

   «Привет!» он крикнул. «Может, они поменяли…»

   Он так и не закончил предложение. Оглушительный визг, словно миллион чаек, ныряющих одновременно, пронесся по каюте, и палуба безумно качнулась, выбив Вадаса из равновесия и ударившись головой о панель управления. Он перекатился на фальшборт, затем на окно, которое разбилось. На мгновение он повис у оконной рамы, черная вода хлынула под ним, затем он выскользнул и исчез.

   Картер ухватился за кресло пилота и вцепился в него, стараясь не соскользнуть с пола и не последовать за Вадасом. Он висел за руки, казалось, много минут, хотя на самом деле это могло быть не больше одной или двух, затем сумел врезаться ногой в переборку рядом с трапом и перевернулся. Под ним волны черной воды плескались в окнах каюты, хлынув в дыру, через которую исчез Вадас.

   Он сполз по стене трапа, которая теперь стала полом, и обнаружил, что нижняя палуба в худшем состоянии, чем каюта.Острый камень пробил корпус, и вода непрерывно текла внутрь.

   Они сели на мель, хотя было невозможно сказать, возле берега или на каком-то выступе скалы посреди озера.

   Лодка внезапно заскрипела, как открывающаяся дверь на ржавых петлях, и его насест в трапе сдвинулся еще на десять градусов от вертикали. Она была на грани раскрутки.

   Если бы его поймали здесь, он бы утонул.

   Он поспешил обратно в каюту и осторожно опустился на лестничную конструкцию оконной рамы, стараясь ступить только там, где поперечины были приварены к верху и низу. Затем, используя пятку своего ботинка, он выбил стекло до краев.

   Он быстро оглядел каюту, гадая, есть ли что-нибудь полезное, что он мог бы взять. Но не было времени, и под этим сумасшедшим углом в темноте рыться в шкафчиках было почти невозможно.

   Он поднял руки над головой и прыгнул. Его накрыла холодная вода, логическое продолжение тумана. Он начал плавать еще до того, как достиг поверхности, подтягиваясь вперед, не обращая внимания на то, куда он шел, пока траулер не накрыл волной, соскользнув с камней.

   Затем он ходил по воде, что казалось вечностью, еще одним куском обломков среди растущей популяции обломков, пока, наконец, кусок корпуса, достаточно большой, чтобы поддерживать его, проплыл мимо, и он влез на него.

   * * *

   При дневном свете Картер съежился в своей импровизированной спасательной шлюпке, угрюмо подперев колени под подбородком. Ночью туман рассеялся, и хотя теперь он мог видеть, где лодка вонзилась – каменистый массив земли, который, как он чувствовал, не имел смысла находиться посреди озера, – он зашел слишком далеко, чтобы доплыть до него. Он сидел, покачиваясь и дрожа, угрюмо смотрел на волны, вздымающиеся и упавшие на бескрайнюю пустую гладь воды.

   Мысль о Синтии постоянно возникала у него в голове. Она стала для него значить больше, чем просто товарищ, попавший в беду, или даже женщина, которую он когда-то любил, которая находилась в опасности и нуждалась в нем, хотя одного из этих факторов было бы достаточно, чтобы заставить его выдержать адский огонь. добраться до нее. Она начинала олицетворять весь долг Кобелева, и чем больше он думал об этом, тем больше он казался.

   Вадас был мертв. Он никогда не всплывал после падения из лодки. Однажды ночью Картер обнаружил что-то, похожее на комок одежды, плавающий с несколькими досками на воде. Он проткнул его куском сломанного поручня и перевернул. Это был Вадас, его пустые глаза смотрели в белые глазницы, на лбу у него была розовая рана, которую он разбил о панель управления лодки. Таким образом, число погибших с момента начала операции против Кобелева достигло десяти.

   Это было больше, чем просто утраченные жизни невинных людей или даже политические последствия того, что такой человек, как Кобелев, пришел к власти среди врагов Америки. Это было больше, чем сорванное задание в России. Его желание смерти Кобелева распространялось на всю его карьеру агента. Этот человек олицетворял все, против чего Картер боролся; он отрицал все, что Картер рисковал своей жизнью раз за разом, чтобы сохранить. Если он снова потерпит неудачу и Кобелев будет жив, он подаст в отставку, что бы ни сказал Хоук. Успех так много значил для него, и все же, когда он сидел и смотрел, как волны плещутся по краям его крошечного плота, он никогда не чувствовал себя так далеко от достижения своей цели.

   Он вытащил щепку из оборванного угла своей маленькой лодки и рассеянно швырнул ее в воду. Он приземлился в нескольких футах и ​​стриженый упорно. Некоторое время он наблюдал за ним, затем заметил на горизонте другой объект, примерно такого же размера, как щепа, но двигающийся и постепенно увеличивающийся в размерах. Через несколько минут послышался слабый рев подвесного мотора.

   Это была открытая лодка, за рулем которой стояла женщина. Она неслась прямо за ним. Через минуту или две он узнал в ней девушку из кафе, на авансы которой он отказался накануне.

   «Будь я проклят…» – сказал он наполовину.

   Она выключила мотор в нескольких ярдах от него, и лодка замерла в нескольких дюймах от его ног. «Садись», – резко сказала она на чистом американском английском.

   «Что, черт возьми…?»

   «Просто садись. У нас мало времени».

   Картер перевернул ногу и лишь перенес свой вес с секции корпуса на лодку, когда она запустила мотор, в результате чего он упал на дно. Он был вовремя, чтобы увидеть, как его крошечный островок спасения ускользает вдаль.

   «Кто ты, черт возьми?» он спросил.

   «Зовут Стюарт. Роберта. Капитан-лейтенант младшего звена. Военно-морская разведка».

   «Вы?»

   «Правильно.»

   «Я предполагал, что ты…»

   «Мужчина. Я знаю. Все так думают. Ну, я нет».

   «Нет, – сказал он немного слабо, – я думаю, что нет. Но как ты узнал, что я буду здесь?»

   «Я следила за вами после той небольшой встречи, которая у нас была вчера в кафе отеля. Вы оказались в квартале от квартиры Фридриха Швецлера, местного контрабандиста. Его операция здесь – что-то вроде шутки. Пограничники терпят это, потому что им жаль его, но я знаю одного из гвардейцев, шут по имени Франко. Он сказал мне, что если Шветцлер когда-нибудь станет амбициозным,

   им придется потопить его лодку Потом о вас дошли слухи, и они закрыли границу. Думаю, это имел в виду и Шветцлера. Вчера вечером я разговаривал с Франко в кафе, и он сказал мне, что он был на фарватере, переместив один из сигнальных буев на мелководье. Когда он подумал, что это подействует на Шветцлера, он так сильно рассмеялся, что чуть не подавился вином. Все знают, как Шветцлер спускается по озеру. Во всяком случае, когда человек Швецлера не появился в кафе в обычное время, я подумал, что он здесь. Ты с ним ".

   – Хорошо,но он утонул, – торжественно сказал Картер.

   «Я знаю его жену. Бедная Мардья».

   После минутного молчания, пока они размышляли о горе вдовы, Картеру пришло в голову, что он должен извиниться за то, что сказал Роберте накануне. Но мысль прошла. «Откуда ты знаешь так много о том, что здесь происходит?» – сказал он вместо этого.

   «Я преподаю английский и венгерский детям из советской дипломатической миссии в Будапеште… и играю в кошки-мышки с местным КГБ».

   «Ой?» – сказал он, проявляя интерес. «Я полагаю, они знают о побеге Татьяны Кобелевой».

   «Татьяна Храбрая?» Девушка засмеялась. «Дети делают из нее героиню. Они сравнивают ее с Элизой, убегающей от гончих».

   Картер посмотрел на нее, пытаясь найти политическую и литературную связь.

   «Разве вы не знали, что„ Хижина дяди Тома “обязательна для чтения для воспитанных советских детей? Саймон Легри – прототип капиталистической свиньи».

   «Это интересная интерпретация», – вздохнул он.

   «Вчера они изобрели новую игру», – продолжила она. «Одна из них – Татьяна, а другие дети играют американских солдат. Они гоняются друг за другом по всему школьному двору».

   «Значит, молчание отсутствует», – сказал Картер. «Но знает ли он?»

   «Кобелев? Абсолютно нет. Ходят слухи, что Татьяна категорически запретила кому-либо связываться с поездом с новостями о том, что она свободна. Что-то о желании увидеть выражение шока на лице мужчины, когда она наконец появится. Мы не знаем. кого она собирается удивить ".

   «Меня», – сказал Картер. «В любом случае это дает нам немного времени. Где сейчас поезд?»

   «Задержался в Дьёре».

   «Дьер? Это должно было быть в Будапеште».

   «По какой-то причине он снял его с главной магистрали в Дьёре. Он должен что-то иметь в виду. Он пригласил венгерский цирк прийти и развлечься во время задержки».

   «Дьер», – сказал Картер. Казалось, это намекает на что-то недосягаемое. Затем внезапно он понял, что это было. «Мы должны немедленно добраться до Дьёра».

   Роберта толкнула педаль акселератора как можно дальше, и маленькая лодка скользнула по воде с приличной скоростью. В течение двадцати минут они добрались до венгерского берега, забрали машину Стюарт, потрепанный Fiat, достаточно скромный по западным стандартам, но невозможный для школьной учительницы в Венгрии, если бы не тот факт, что она работала на Советы, и мчалась по дороге. главная магистральная дорога в Будапешт через Дьёр. Она ехала, пока Картер говорил.

   «Все разведывательное сообщество США изучает Кобелева с тех пор, как он начал выходить из рядов КГБ. Его методология, его связи, его планы – даже его самые сокровенные личные привычки – сопоставляются, анализируются, а затем передаются в пул информации. доступ к которым есть у всех служб ". Роберта взглянула на Картера. „Я сделал это хобби“, – сказал он. „Я часами изучал материал. Я знаю каждую точку на каждой странице. Бабушка Кобелева по материнской линии была венгеркой. Ее последнее известное местонахождение – государственный жилищный проект в Дьёре“.

   «Подожди минутку», – сказала Роберта, на мгновение оторвав глаза от дороги. «Вы действительно не думаете, что Кобелев собирается прервать свой рывок домой, чтобы отдать дань уважения бабушке, не так ли?»

   «Вы его не знаете. Он человек, склонный к драматическим жестам. В России, когда я изображал из себя перебежчика, который хотел пополнить его ряды, он хотел проверить мою лояльность. Он мог сделать это любым количеством способов – ушел в какой-то критический момент он разоблачился, ожидая увидеть, что я сделаю, что-то неуловимое, чтобы заставить меня думать, что я могу убить его и избежать наказания за это. Но что он делает? Он устраивает сложный фехтовальный матч перед всей своей семьей Понимаете? Он похож на тореадора, работающего рядом с рогами. Он процветает на опасности. Кроме того, мы знаем, что бабушка важна для него. Она почти спасла его от властного отца. И мы знаем, что он не был из Советский Союз почти десять лет, так что он не мог видеть ее в последнее время ».

   «Хорошо,» сказала Роберта, ее яркие глаза сверкнули. Перспектива быть причастным к убийству Кобелева явно волновала ее. «Предположим, вы правы насчет бабушки. Что нам тогда делать?»

   «Я кладу ловушку и вскрываю ее».

   «А что я?»

   «Я хочу, чтобы ты был в поезде», – сказал Картер. "Независимо от того, что происходит или не происходит, один из нас должен быть на

  том поезд, когда он уезжает отсюда. Вы понимаете?"

   Она торжественно кивнула, и он протянул руку и чмокнул ее в щеку.

   11

   В переводе с венгерского языка надпись на каменном и грязном участке, который проходила за внутренний двор, гласила: «Жилищный проект Бела Кун. Построен в 1968 году. Народный жилищный коллектив Западной Венгрии». За вывеской стояли шесть бетонных прямоугольников высотой в семь этажей, каждый прямоугольник состоял из множества меньших прямоугольников, каждый меньший прямоугольник с железными перилами балкона, а с каждого балкона в лучах позднего утреннего солнечного света развевалась линия мытья посуды. Было воскресенье, семейный день. Люди толпились по тротуару и прогуливались по улице, смеясь, разговаривая с соседями и толкая детские коляски.

   Картер сидел в «Фиате» Роберты, припаркованном в очереди машин прямо напротив здания «А», его глаза отслеживали движение со всех сторон, ожидая всего необычного.

   Бабушка определенно была здесь – Юдит Конья, девяносто три года, в центре первого этажа – и в тот же день она получила сообщение, в котором между дверью ее квартиры и телефоном был установлен бригадный разговор, потому что она была слишком стара, чтобы доберись до конца зала. Картер знал это благодаря болтливому обслуживающему персоналу, остро ценившему прекрасное венгерское вино, который был не прочь получить несколько бутылок в подарок в обмен на небольшую информацию.

   И все же, хотя вспомнить имя бабушки, а затем найти его в телефонной книге с тысячами венгерских имен – все они стали похожи друг на друга через несколько страниц – было само по себе маленьким триумфом, сам факт того, что она здесь, не был гарантия, что Кобелев приедет. Чем дольше Картер сидел, тем больше он начинал подозревать, что это не так, и что в своем рвении найти брешь в броне Кобелева ему удавалось только тратить больше времени, драгоценных секунд, которые приближали Синтию к неизбежный разбор полетов и казнь глубоко в лоне России-матушки.

   Он сложил газету, которую использовал для прикрытия слежки, и вышел из машины. Болезненное ощущение в животе говорило ему, что все идет не так. Он засунул руки в карманы и решительно направился к маленькому ресторану в конце квартала. Трое стариков, играющих в ultimo на перевернутом ящике, замолчали, когда он проходил мимо, и он понял, что начинает вызывать подозрения в округе, что только усилило его беспокойство.

   Владелец-менеджер, крупный, круглолицый, оживленно беседовал с молодым человеком за задним столиком в пустой комнате. Он взглянул на вошедшего Картера и нетерпеливо махнул рукой. Картер подошел к стойке к телефону. Сегодня утром он звонил в четвертый раз, и ритуал с владельцем превратился в рутину.

   «Он поскользнулся, – сказал он себе, когда его связь прошла; он становился небрежным. Весь квартал знал, что он здесь, чего-то ждет, а это было нехорошо. Если бы у него был хоть какой-то смысл, он бы отказался от всей этой линии действий.

   «Ник?» На линии была Роберта Стюарт.

   «Что-нибудь еще?» – спросил он по-венгерски.

   «Цирк только что вышел. Разве не смешно, как думает Кобелев? Он похитил весь поезд, никого не выпускает, но все же чувствует, что должен развлекать пассажиров. Как будто он извиняется за неудобства. . "