Текст книги "Знак Коза Ностры.. Стамбульское решение (ЛП)"

Автор книги: Ник Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

   «Он зол. Я просто надеюсь, что его эгоизм докажет его гибель», – сказал Картер.

   «Значит, с твоей стороны тоже ничего нового?» – спросила она с легкой тревогой в голосе.

   «Ничего.»

   «Слушай, Ник, я думал. Кобелев не знает меня. У него выстроилась в очередь целая кучка цветочниц, ожидающих посадки. Я могла бы легко получить один из этих костюмов…»

   «Абсолютно нет», – сказал Картер, прерывая ее.

   «Но Ник…»

   «Нет, командир. Я передумал. Вы не должны пытаться сесть на этот поезд. Ясно?»

   «Да, сэр», – сказала она после долгого колебания.

   «Я не хочу больше слышать подобные разговоры. Я прихожу к выводу, что Кобелев все еще на борту и не собирается… подождите минутку».

   В стеклянном витрине ресторана неожиданно появился обтекаемый силуэт черного лимузина Зил советского производства с дипломатическими номерами.

   «Я думаю, что понял. Я вернусь к тебе». Картер повесил трубку и вышел за дверь. Лимузин медленно двигался по улице, останавливаясь через каждые несколько домов.

   Картер поспешно вернулся к «фиату». Люгер находился в бардачке. Он достал его, вытащил обойму из рукоятки и начал набивать патронами, которые были у него в кармане. Эти патроны, наряду со всеми другими принадлежностями для огнестрельного оружия, были запрещены для частных граждан Венгрии, и их обнаружение рано утром в воскресенье было данью, казалось бы, бесконечным связям Роберты по эту сторону границы.

   Лимузин резко остановился перед зданием «А», когда Картер закончил заряжать пистолет. Он сунул его в кобуру, которую все еще носил на пояснице, затем вышел из машины и быстро пошел в противоположном направлении.

   Достигнув середины квартала, он перешел и двинулся обратно с другой стороны. Двое мужчин вышли из лимузина и стояли, засунув руки глубоко в карманы плащей. Они посмотрели вверх и вниз по тротуару. «Обычная команда головорезов КГБ», – подумал Картер. Мгновение спустя с заднего сиденья вылез мужчина с гривой белоснежных волос. Это был Кобелев.

   На углу Картер нырнул направо и помчался через футбольное поле к задней части здания «Б». Задняя дверь была приоткрыта. Он проскользнул внутрь и поспешил вниз по лестнице в подвал.

   Обычно он бы устроил это в соответствии с классическим снайперским подходом: найдите место с отличным обзором цели, дождитесь, пока он окажется в вашем поле зрения, и выстрелите. Процент эвакуации стремительно растет даже при небольшом опережении преследователей в пятьсот ярдов. В целом это предпочтительный способ работы, и он провел половину утра, желая, чтобы Клист был рядом со своей штативной винтовкой. Но это не так, и осталась только Вильгельмина. И хотя он знал все его недостатки, от курка до того, как он имел тенденцию тянуть влево, когда в патронах было слишком много пороха – что он смог почувствовать при втором выстреле – он не доверял Люгеру. на расстояниях более ста ярдов. Даже пятьдесят давили. Чтобы быть абсолютно уверенным, что Кобелев упал и остался стоять, ему нужно было подойти поближе, достаточно близко, чтобы почувствовать запах ожога плоти.

   В одном конце подвала была дверь с надписью КОТЕЛЬ. Он тоже был открыт, Картер вошел и включил свет. Он был здесь раньше с обслуживающим персоналом, и именно тогда он заметил кое-что особенное в конструкции этих зданий. В интересах экономии Народное жилищное управление выбрало только одну систему центрального отопления. В подвале здания «B» был построен массивный котел, достаточно большой, чтобы нагревать радиаторы и обеспечивать горячую воду для каждого блока в проекте. Это означало, что где-то в земле между этими зданиями проходили воздуховоды, достаточно большие, чтобы вмещать всю необходимую сантехнику, и достаточно большие, чтобы человек мог пройти через них в случае, если что-то потребуется отремонтировать.

   Котельная была двухэтажной, котел посередине занимал почти каждый дюйм. Вдоль ее дна пламя плясало в решетках четырех больших дверок печи. Именно здесь Картер впервые нашел обслуживающего персонала. Его уже не было, его тачка и лопата стояли в углу.

   Подиум окружал комнату на втором уровне, ведущую к двери, которая стояла рядом с туннелем, по которому велись трубы. Картер перепрыгнул через перила, побежал вверх по лестнице и вниз по дорожке, но когда он подошел к двери, она была заперта. Вынув бумажник, он выдавил из шва узкий шиловидный кусок металла и вставил его в замок. Через несколько секунд дверь распахнулась, выпустив поток палящего горячего воздуха.

   Он нащупал выключатель, но не нашел ничего, кроме грубого цемента. Ремонтники, очевидно, несли фонари. Он положил одну руку на перила. Было жарко. Он вошел внутрь, ощупывая путь по узкой дорожке между трубами и стеной туннеля, другой рукой придерживая стену.

   Что-то трясло в глубине его разума. Кобелев. Как мог этот человек совершить такую ​​грандиозную ошибку, как выйти из поезда?

   Двенадцать

   На другой стороне служебного туннеля Картер оказался в подвальном помещении. Она была ниже и больше котельной, освещенная серией узких окон на уровне земли. У дальней стены стояли умывальники. Половина площади была отдана под припаркованные велосипеды.

   Он вынул «люгер» и прикрутил глушитель, а затем направился вверх по грубой лестнице, сделанной из двух на четыре. Наверху он приоткрыл тонкую фанерную дверь и выглянул в коридор. Единственная линия люминесцентных ламп освещала непримечательные молочно-белые стены и поломанный линолеум. Вдоль одной стены, на высоте человеческого бедра, тянулась грязная полоса руки, а в углу лежал перевернутый трехколесный велосипед. Доказательства наличия детей, но детей не было, даже не слышно их голоса. Все было тихо. Слишком тихо.

   «Они очистили здание, – подумал Картер. Сказали всем оставаться дома или уходить.

   Он выскользнул в коридор, большим пальцем оторвав предохранитель «Люгера». Квартира старухи была бы мертвой точкой на стороне, выходящей на улицу. Он осторожно двинулся в том направлении, на цыпочках, чтобы не царапать пол ботинками.

   Он прошел менее пятидесяти футов, когда впереди открылась дверь, и в коридор вышли двое молодых людей. Картер быстро нырнул в

  первую доступную нишу и прижался к стене среди швабр и ведер.

   «Когда мужчина со временем ломает кости и растягивает мышцы, вы должны предположить, что он делает что-то не так», – говорил один из них. «Либо его техника плохая, либо он просто неуклюжий. Янош может быть величайшим вратарем в мире, но он никому не годится, если не играет».

   «Футбол, – подумал Картер. По крайней мере, они не охранники.

   Голоса приблизились. Сердце Картера забилось быстрее. Свежие капли пота выступили у него на лбу. Он прижался к стене, затем, глядя вниз, он с ужасом заметил, что толкнул швабру и ведро на ее край, и оно вот-вот упадет на пол. Он схватил ее за ручку швабры и опустил на ногу, чтобы было тихо, как сказал третий голос откуда-то позади двух мужчин. «Стоп.»

   Две пары шагов внезапно остановились, и еще одна пара пошла к ним на значительное расстояние по коридору. «Это здание опечатано в целях государственной безопасности», – сказал голос.

   Картер выглянул из-за угла и увидел, что это один из головорезов из лимузина.

   «Но мы – члены комитета по техническому обслуживанию. У нас есть работа», – возразил молодой человек, высказавший свое мнение о Яноше, футбольном вратарском.

   «Это не продлится долго», – сказал сотрудник КГБ. «А пока мы хотели бы, чтобы все оставались дома и держали эти помещения пустыми». В его венгерском языке был сильный русский акцент. Скорее всего, он был прикомандирован к советскому посольству, и они с другом приехали сегодня утром из Будапешта. Но где был другой?

   «Государственная безопасность», – проворчал первый молодой человек. «Так они сказали, когда убили моего отца».

   «У всех нас есть болезненные воспоминания о жертвах, к которым призывает нас государство», – сказал сотрудник КГБ. «Сегодня это небольшая жертва. Проведите несколько часов дома, почитайте газету, все, что вам нравится. Давайте не будем мешать угли, которые лучше оставить остывать».

   Было невозможно сказать, убедила ли их разумность тона мужчины или знакомая выпуклость в кармане его плаща, которая не ускользнула от внимания Картера, но все трое повернулись и, не сказав больше ни слова, пошли по коридору. в направлении, откуда они пришли, оставив Картера одного в коридоре. Мгновение спустя свет погас, и коридор погрузился в темноту, и лишь небольшое количество света исходило из крайних дверей.

   Он подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что они действительно ушли, затем снова начал двигаться, осторожно, но быстро, в направлении квартиры Юдит Коньи. Скорость, с которой человек Кобелева перехватил двоих в холле, была тревожной. Очевидно, они не только запрещали людям входить в здание, но и внимательно следили за внутренним пространством, вероятно, через небольшие окна с проволочной сеткой в ​​обоих концах зала.

   Он двинулся вперед, прислонившись спиной к стене, отбрасывая небольшую тень, пока не достиг того, что он считал наиболее вероятной дверью. На ней не было имени, ничего, что отличало бы ее от любой другой двери, выходящей в холл, за исключением того, что она находилась там, где, как он считал, должна располагаться ее квартира, исходя из того, что ему сказал обслуживающий персонал, а внизу косяка были небольшие отметины , из-за ударов стальных подножек инвалидной коляски, когда она недостаточно коротка.

   Дверь не заперта. Он прошел, низко и сбоку, «Люгер» в обеих руках нацелился на две фигуры по другую сторону очень темной комнаты. Один из них столкнулся с ним в старомодном плетеном инвалидном кресле, которое использовалось во время Первой мировой войны, женщина благородного вида с чертами лица, словно вырезанными из камня. Ее глаза были закрыты, ее голова была подведена под внимательным углом, как будто она слушала, хотя то, что она слушала, было непонятно, за исключением того, что это было не в этой комнате или, возможно, даже в этом мире. На стене позади нее сбоку висело распятие в старинном венгерском народном стиле. Мириады вотивных свечей мерцали на столе перед ним, обеспечивая то немногое света, которое было.

   Другая фигура встала перед ней на колени, словно молясь, пальто в гусиные лапки перекинулось через его широкую спину, а воротник – соломенной белоснежной шерстью. Кобелев!

   Он выстрелил дважды, выстрелы ударили Кобелева вперед и влево. Глаза старухи распахнулись, сустав указательного пальца левой руки прижался ко рту.

   Картер медленно встал и подошел к ней, держа пистолет растянувшимся на полу телом. В том, как он упал, было что-то очень необычное.

   Он перевернул ее носком ботинка. Лицо представляло собой чистую розовую ткань, сшитую в общих пропорциях человеческого лица. На мгновение он задумался, откуда взялся манекен. Они определенно не привезли его из лимузина.

   Шум заставил его обернуться. Это был один из тех звуков, от которых кровь охлаждается на несколько градусов, но при этом мозг не регистрируется полностью, как, например, треск змеи под ногами или рев двигателя, который слишком близко для комфорта. Только в этом случае он был более приглушенным: простой молоток по металлу отведен назад и цилиндр встал на место.

   Он двинулся вправо, когда из-за двери вырвался беззвучный язык огня. Что-то острое и чрезвычайно точное, вроде иглы с механическим приводом, ударило его в левое плечо и заставило его удариться о стену, опрокинув столы и погасив свечи, погрузив комнату во тьму.

   Второй выстрел с глушителем сверкнул из того же места, что и первый, расколол край стола и отлетел в стену в футе или около того над головой Картера. Картер выстрелил туда, где видел свет. Пуля взвизгнула, стекло звякнуло, и что-то тяжелое упало на пол.

   Воцарилась мертвая тишина в течение десяти бесконечных секунд, затем очень низкий, мучительный стон человека от боли, ровный, как дыхание, как рыскание ржавой ставни на ветру.

   «Юрий?» – спросила старуха темноту.

   Ответа не было.

   «Юрий?»

   Картер поднялся на ноги, его плечо пульсировало устойчивой горячей болью, а пальцы стали липкими от крови. Он взял свечу, зажег ее и поднял. Пламя ожило, и интерьер комнаты стал тускло виден. Узкая кровать была запихнута в угол, деревенский стол рядом с ней служил тумбочкой, а над ним на стене висели религиозные изображения всех мастей. Слева был дверной проем, который, как предположил Картер, вел в какую-то ванную комнату. Стоны исходили изнутри.

   Он подошел со свечой. Лежащий на полу с опорой на голову одной рукой, накинутой на унитаз, был одним из приспешников Кобелева. Его левый глаз представлял собой почерневшую дыру, из которой сочилась кровь. Другой глаз тупо уставился в пол.

   Картер резко повернулся и вернулся через комнату к старухе. «Кто был он?» – прошипел он ей по-русски.

   «Вы убили его?» – с трепетом спросила она.

   «Он умер.»

   «Его послал мой внук. Он сказал мне, что мне нужна защита. Мужчина шел убить меня. Зачем тебе убивать такую ​​старуху, как я?» Когда она говорила, ее голова тряслась от страха или от старости. Картер не мог сказать.

   «Ваш внук солгал, – сказал Картер. Его плечо ужасно болело.» Другой мужчина, – продолжил он, – тот, что снаружи. Ты его знаешь?"

   «Я не знаю…»

   «Позвони ему. Сейчас». Он начал подталкивать ее инвалидную коляску к двери.

   «В этом нет необходимости. Ты не русский».

   Он пододвинул «люгер» на расстояние нескольких дюймов от ее лица. «Ты чувствуешь это?»

   Ее руки порхали над стволом Вильгельмины, как бабочки в пятнах печени. «Это пистолет».

   «Это не вопрос выбора. Ты сделаешь, как я говорю, или я тебя убью».

   «Мне девяносто три года. Почему ты думаешь, что я боюсь умереть?»

   «Все боятся умереть. Все».

   Ее сухие морщинистые губы расплылись в крошечной улыбке. «Дай мне мою трость». Она указала на изогнутую трость, прислоненную к краю кровати. Картер принес его.

   Сунув «люгер» обратно в кобуру, он взял ее за руку, легкую, как сухая ветка, и подтолкнул вперед. Когда он это сделал, его взгляд остановился на полу, на пустых чертах манекена.

   «Если бы они не взяли с собой манекен, – подумал он, начиная логическую последовательность, которая была прервана ранее, – люди, должно быть, он был здесь с самого начала».

   Теперь она стояла прямо, опираясь на трость. «Расчистите мне путь», – резко сказала она. Страх пропал из ее голоса.

   Картер отодвинул стол и счистил битое стекло и свечи.

   А если он был здесь все время, значит, она об этом знала ...

   Она внезапно пошатнулась, и он пришел ей на помощь, держа ее за локоть и плечо своей единственной здоровой рукой, и они пошли вместе, она делала крошечные шаги за раз, а он направлял, подпирал ее.

   И если она знала об этом, значит, она в этом замешана; и вся эта чушь о том, что ее жизнь находится в опасности, – это чушь собачья ...

   Одновременно с этой последней мыслью раздался любопытный звук металла, скользящего по металлу, и он смутно осознал, что она внезапно стала сильнее в его хватке. Внезапно она отстранилась от него, и какое-то мгновение он смотрел в изумлении, пораженный тем, как хорошо она стояла без его помощи. В то же мгновение он увидел над ее головой вспышку, подобную свету, исходящему от лезвия, и внезапно понял, что трость исчезла. Он отскочил назад, едва успев, чтобы не попасться ее первым толчком. Меч задел нижнюю часть живота и проделал продолговатый разрез на рубашке. Он схватил ее за запястье, повернул, и лезвие с грохотом упало на пол. Он грубо подтолкнул ее к двери, которую приоткрыл на несколько дюймов.

   Он прижал «люгер» к ее спине, когда она высунула голову и крикнула в коридор. «Товарищ Тремлофф!» Ждали несколько секунд. «Громче». – настаивал Картер. «Товарищ Тремлофф!»

   Дверь в конце коридора со щелчком открылась, затем захлопнулась, и по линолеуму быстро послышались шаги. «Да, мадам Конья?»

   «Пригласите его», – прошептал Картер.

   «Одна из свечей упала на пол, и я боюсь пожара. Товарищ, – сказала она.

   «Где Юрий? Разве он не может помочь?»

   Он так и не получил ответа. Говоря это, он вошел в дверь, обнажив длинный розовый овал черепа для ожидающего приклада Картера. Картер качнулся, и мужчина тяжело рухнул на пол. Картер перевернул его и вытащил револьвер из кобуры под мышкой. Это был Грац-Буйра, идентичный тому, который он снял с другого лакея по имени Мандаладов в туалете аэропорта в Фениксе. «Должно быть, ружье дня в частной армии Кобелева», – пробормотал он, но ему пришла в голову мысль, что он не видел этого человека в поезде, а это означало, что он, вероятно, находился здесь, в Венгрии, еще одном звене в обширной сети Кобелева, которая казалось, достигал повсюду.

   «Теперь ты будешь бегать, как собака, спасать свою шкуру, но уже слишком поздно», – сказала старуха над ним.

   «Моя кожа и чужая», – ответил он.

   «Мой внук убьет тебя», – решительно сказала она.

   «Один из нас умрет, это несомненно».

   «Он будет охотиться на тебя на всех континентах после того, что ты сделал с моей бедной правнучкой».

   «У меня нет времени спорить», – сказал Картер, разряжая автомат большого русского и кладя в карман снаряды. Он отбросил пистолет в сторону.

   «Покалечить девушку в расцвете сил, прежде чем она успела родить детей…»

   Картер проигнорировал ее. Он оглядел комнату. Это была не более чем тщательно продуманная ловушка. Он прошел мимо старухи и поспешил к двери.

   «Она была прекрасна», – кричала она ему вслед, и ее слова звучали в узком зале. «Сливки русской мужественности искали ее в каждой столице мира, и теперь она должна жить в инвалидной коляске, как высушенная, бессильная старуха!»

   Снаружи он быстро подошел к «фиату» и забрался в него. Когда он запустил двигатель, на капоте появилась яркая серебряная трещина.

   Обернувшись, Картер увидел другого телохранителя Кобелева, присевшего на корточки у входа в здание, его пистолет был выставлен перед ним, а бледный призрак бочкового дыма исчез через его плечо.

   Картер выстрелил. Машина рванулась вперед, и второй выстрел промазал.

   Он сбил стрелявшего, стоя на акселераторе. Задние колеса безумно буксовали, и он задел киоск на противоположной стороне улицы. У маленького двигателя было больше мощности, чем он думал. К тому времени, как он выровнялся и перешел на третью передачу, скорость была около шестидесяти.

   Переулки пролетали с головокружительной скоростью. Он лихорадочно осматривал каждого, пытаясь найти вероятный маршрут к вокзалу, но каждый из них был забит конными экипажами и телегами. Как будто все венгерское крестьянство приехало в город с воскресным визитом.

   Он добрался до перекрестка, отмеченного международным знаком «Стоп», проигнорировал его, повернул колесо влево единственной здоровой рукой и чуть не пропустил группу пешеходов перед кафе. Фургон военного типа свернул, чтобы избежать столкновения, и его несколько пассажиров уставились на него из окон.

   Он проехал еще три квартала, заметил вероятный переулок, свернул в него и остановился. Опустив окно, он с тревогой прислушался. Ничего. Просто моторчик тикает под капотом. Он прислушивался еще тридцать секунд, дольше, чем он осмеливался, и по-прежнему ничего. Ни сирен, ни крика двигателей в погоне. Он снова завел машину, включил передачу и поехал по улице гораздо медленнее.

   Он потерял дорогу к вокзалу. У него было ощущение, что он ехал дальше в том направлении, в котором он ехал, когда он впервые покинул жилищный проект, но он не был уверен, и было слишком опасно возвращаться туда, чтобы увидеть. Ему просто нужно будет идти по менее используемым проселочным дорогам и переулкам и надеяться, что он скоро наткнется на них.

   Он превратился в узкую улицу, но вскоре превратился в колею, которая исчезла на чьем-то огороде. Другую улицу перекрыла крестьянская повозка, прицепленная к упрямой рабочей лошади. Хозяин лошади, сварливый старик без зубов, казалось, не торопился его двинуть, и потребовалось несколько минут, чтобы гудеть, прежде чем двое других мужчин, очевидно родственников, вышли из одного из зданий и среди множества криков и жестов: наконец убедил старожила расчистить путь.

   Пройдя полдюжины кварталов назад, он повернул за угол и внезапно оказался там. Он заехал на парковку в нескольких сотнях ярдов от входа на станцию, вылез из машины и вошел в кафе через дорогу. Роберте предстояло поджидать его за столиком у окна. Место, однако, было безлюдным.

  Сзади вышел невысокий здоровенный мужчина в фартуке.

   «Здесь была девушка, – сказал Картер.

   Мужчина остановился как вкопанный и уставился на Картера с открытым ртом.

   «Девушка», – сказал Картер, глядя через плечо на улицу и на станцию, за которой ждал Восточный экспресс. Но сейчас он выходил. Он уходил!

   Черный седан резко остановился на противоположной стороне улицы. Дверь распахнулась, из нее вышла молодая женщина и бросилась по вокзалу, преследуя уходящий поезд.

   Кто-то в поезде открыл дверь, и руки потянулись, чтобы помочь бегущей женщине подняться на борт.

   Но даже с того места, где стоял Картер, нельзя было спутать эту изящную, атлетичную молодую фигуру. Это была Татьяна Кобелева, полностью выздоровевшая.

   Тринадцать

   Пейзажи обрушились на него через лобовое стекло «Фиата» – калейдоскоп форм и цветов без определения. Он прищурился, глядя на солнце, вцепившись здоровой рукой в ​​руль, отчаянно борясь за то, чтобы остаться в сознании. Боль больше не была сосредоточена в его плече. Это распространилось по всему его телу, и с каждым ударом его сердца казалось, что все его существо пульсирует.

   Плоские однообразные поля за пределами Дьёра уступили место округлым гребням Задунайских гор, и движение становилось все труднее. Дорога упала на триста или четыреста футов за полмили, затем почти так же быстро поднялась по коротким неожиданным поворотам. Картер не раз просыпался и обнаруживал, что находится не по ту сторону белой линии, и другая машина приближалась к нему.

   Он знал, что ему нужно лечение, и ему нужно как можно скорее. Он проигнорировал ужасную боль в ребрах после боя с Шурином, и в конце концов она утихла. С треснувшими ребрами ничего нельзя было поделать, кроме как заклеить их лентой и дать зажить. Другое дело – пулевое ранение.

   И все же всякий раз, когда он думал о боли, а это происходило каждые несколько секунд, его нога только сильнее давила на педаль газа.

   Он потерял из виду поезд на запутанных переулках Дьёра, но несколько раз передвигал его на равнинах, его штабеля выплевывала черный угольный дым, когда он мчался по рельсам под полным напором пара. Иногда, проводя параллель с этим, его раздражала мысль, что Синтия и Роберта находятся всего в нескольких сотнях футов от них, но до них невозможно добраться. Его тоже раздражало то, что Кобелев и его дочь снова были вместе, и ничто не мешало ему убить Синтию и даже Роберту в любое время, когда он хотел.

   Он снова потерял след поезда, когда он поднимался в горы, и к настоящему времени не видел его почти тридцать минут. Он полагал, что его единственная надежда – каким-то чудом встретить поезд в Будапеште в девяноста километрах от него. Это прекратилось бы, если бы только уголь и вода, а он должен был быть там, когда это произошло.

   В тысячный раз он потер глаза и заставил себя остаться в сознании и забыть о боли, и в тысячный раз его тело ответило постоянным гудением, «белым шумом» раскаленного ощущения. Белая линия начала отступать перед капюшоном. Вскоре он оказался правее, чем левее. Автомобиль бросился на него с противоположной стороны, предупреждая его гудок. В последнюю минуту он повернул руль, и оно пролетело мимо, его гневный вой постепенно стихал за его спиной.

   На этот раз это было слишком близко для комфорта. Он прижался к плечу и остановился, его суставы побелели на руле, а сердце бешено колотилось в груди. Он ничего не мог поделать, никак не мог получить помощь. Он заставлял свой разум использовать любую возможность – от звонка Хоуку и отправления ополчения до отказа прямо здесь и сейчас и свернувшегося калачиком, чтобы умереть, но ничего не было жизнеспособным. В конце концов, остался только один курс – делать то, что он делал. Он завел двигатель и выехал на асфальт, гадая, проснется ли он вовремя в следующий раз.

   Через несколько минут, несмотря на его решимость, его веки начали опускаться, а затем закрываться. Через несколько секунд он услышал стук в правое переднее крыло, как будто кто-то ударил его молотком. Он проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть валуны на обочине дороги достаточно близко в пассажирском окне, чтобы различить зерна в камне. Он попытался отодвинуться, но удар о гранитную стену выдернул руль из его руки. Автомобиль зацепил особенно большой выступ, развернулся и внезапно остановился, швыряя Картера в дверное плечо первым. Боль взорвалась в руке, как осколочная граната. Он едва не заснул, пока его не настигла черная ночь.

   * * *

   Старая крестьянка с дымящимся тазом с водой в руках проницательно посмотрела на него с расстояния менее фута, затем повернулась и перешагнула через белую комнату с низким потолком к мальчику, сидевшему у грубой дровяной печи. Она вылила воду из тазика в раковину и, не глядя на мальчика, сказала ему: «Позови доктора. Американец не спит».

   <.

   Менее чем через минуту мальчик вернулся со смуглым мужчиной лет пятидесяти, с густыми усами цвета соли и перца, закрывающими верхнюю губу, и закатанными рукавами рубашки. Его глаза окружали очки в проволочной оправе, поверх которых он пристально посмотрел на Картера. «Как ты себя чувствуешь?» – спросил он по-английски. «Ты американец?»

   «Плохо», – сказал Картер, игнорируя второй вопрос.

   «Тебе было тяжело. Прошлой ночью я вынул это из твоего плеча». Он поднял комок свинца, покрытый кровью.

   «Прошлой ночью? Какой сегодня день?»

   «Понедельник.»

   «Святой Христос!» – сказал Картер, начиная вставать.

   «Легче», – сказал доктор, крепко держа его за руку и плечо. «Ты пока не в той форме, чтобы куда нибудь идти. У тебя будет открыта рана, если ты будешь настаивать».

   «Вы не понимаете! Я должен быть в Будапеште! Я должен был быть там вчера!»

   Картер изо всех сил пытался вырваться из-под контроля доктора, и это усилие разрушило его плечо.

   «Иди!» – крикнул доктор мальчику, который смотрел прямо за дверь. «Скажи коменданту, что я не могу его удержать».

   Картер напрягся еще несколько минут, затем в изнеможении упал на кровать. «Все равно они уже ушли», – пробормотал он.

   «Ты совершенно прав, мой друг», – сказал низкий культурный голос. И Картер, и доктор обернулись. В дверном проеме стоял высокий, элегантно стройный мужчина в синей саржевой форме Венгерской народной армии. По крайней мере, она была похожа на форму другой венгерской армии, которую видел Картер; разница была в том, что этот не подходил как мешок. Он был специально разработан, чтобы разгладить каждую выпуклость и морщинку. По золоту на его плечах Картер догадался, что это полковник или выше.

   «Дайте ему встать, доктор, если он хочет сесть».

   Врач отпустил его, и Картер болезненно принял положение, при котором он мог опереться спиной на белую стену.

   «Врач сказал мне, что у вас замечательные способности к восстановлению», – сказал комендант, подходя ближе. «Теперь я вижу, что он был прав. Замечательно. Не хотите ли вы сигарету?» Он протянул золотой портсигар, наполненный темно-коричневыми сигаретами, в которых Картер узнал, что они произведены в России. Картер взял одну, затем комендант вынул одну себе, сильно постучал ею по футляру и зажег. Он зажег «Картер», затем придвинул стул и сел.

   «Где я?» – спросил Картер.

   «В горах примерно на полпути между Будапештом и Дьёром. Деревня называется Диосд. Один из местных крестьян нашел вас после несчастного случая, когда он возвращался домой с родов. Он собирался отвезти вас в больницу в Будапеште. но он узнал пулевое ранение, когда увидел его, и решил, что у вас какие-то проблемы, поэтому он привез вас сюда ".

   «Некоторое одолжение», – кисло сказал Картер.

   Комендант улыбнулся. «Вы не должны обвинять крестьянина в моем присутствии. У него не было выбора в этом. Кроме того, я боюсь, вы переоцениваете эффективность своей безопасности. Мы следили за вашими передвижениями с тех пор, как вы уехали из Дьёра. Мы бы нашли вас после того, как вы не смогли пройти через наш последний контрольно-пропускной пункт, в любом случае. И в конце концов, все не так уж плохо, не так ли? Ваша рана обработана, и вскоре вам будет предоставлен бесплатный транспорт обратно до австрийской границы ».

   «Мне нужно закончить работу в Будапеште».

   «Доктор, не могли бы вы нас на минутку покинуть?» – спросил комендант.

   Доктор приподнял бровь, затем, не говоря ни слова, подошел к раковине, собрал несколько инструментов, лежащих на подносе рядом с ней, и вышел за дверь.

   Когда он ушел, комендант придвинул стул на несколько футов ближе к кровати. «Я думаю, вам следует знать, – сказал он конфиденциальным тоном, – мое начальство считает вас не более чем обычным убийцей и хотело бы, чтобы вас застрелили. И они послали бы меня сюда, чтобы сделать именно это, если бы это было не так». Это касается самих Советов. Ни один из них, похоже, не в состоянии определить, где находится товарищ Кобелев в иерархии. Они боятся служить его делу и боятся не делать этого. Они очень сбиты с толку, и пока они остаются таковыми, мы Венгры целуем руки вам обоим. Кобелев сейчас уезжает из страны, а вы нетрудоспособны. В конце концов, все идет хорошо, не так ли? "

   «Нет», – решительно сказал Картер. «В поезде находятся две женщины, американские граждане, и мое правительство очень обидится, если будет причинен какой-либо вред…»

   «Ах!» – резко воскликнул комендант. «У вас здесь нет прав. Вы все въехали в страну нелегально. Все, кроме мисс Стюарт, которая, как мне сказали, является ее настоящим именем, а она всего лишь шпион, маскирующийся под венгерскую школьную учительницу. Вы все нежелательные иностранцы, а я буду рад избавиться от вас! " Он акцентировал это последнее заявление, щелкнув пепел

  от сигареты на безупречный деревянный пол, и на несколько минут разговор закончился.

   Они курили. Комендант смотрел на Картера, но Картер проигнорировал его и уставился в пол. Он думал о Синтии и Роберте и о своих уменьшающихся шансах на их спасение.

   «Знаешь, – сказал наконец комендант, – дело не в том, что я тебя недолюбливаю, друг мой. Ты впечатляющий человек, и я должен восхищаться твоей подготовкой. Например, твой венгерский очень хороший, почти без акцента. И вы прошли долгий путь, несмотря на огромные трудности. Врач сказал мне, что у вас недавно сломано несколько ребер. Ваша способность к восстановлению поразительна. Но у меня есть работа ».