Текст книги "Черный Ангел"
Автор книги: Ньевес Идальго
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
зал, его воротило от кучи пьяных тел и вони перегара. Незнакомые женщины и мужчины, до смерти упившиеся ромом, были его товарищами. На этих разнузданных гульбищах он чувствовал себя неловко, но и увильнуть от них не мог.
Мигель взял яблоко, прихватил бутылку и вышел на улицу. Он нашел тихое местечко у входа в
порт, прислонился к стене, отгрыз кусок яблока и приложился к горлышку бутылки, сделав несколько торопливых глотков.
Океан был взбудоражен, как и его живот, как воспоминания, которые снова упрямо мучили его. Но
вот где-то вдали появился слабый луч солнца.
Мигель стремительно достиг высот на пиратском поприще. С тех пор, как его обнаружили в море
за несколько миль от Порт-Ройала привязанным к одному из канатов фрегата Бульяна, его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Мигеля подняли на палубу почти бездыханным, и только гораздо позже, очнувшись, он понял, что на борту “Миссионера” разгорелся спор о том, что делать с этим безбилетником.
Отметины Эдгара Колберта, оставшиеся на спине и кистях рук, ясно указывали французам, что об
английском шпионе и речи быть не может. Шрамы спасли ему жизнь; благодаря им, Мигелю удалось избежать участи быть выброшенным обратно в море или быть повешенным на рее. Бульян согласился оставить его на борту, по крайней мере, пока он не очухается, а там будет видно, не отправить ли его прямиком на корм акулам.
Едва Мигель очнулся, его крепко схватили за руки и потащили в капитанскую рубку. Франсуа и
Пьер стали расспрашивать его, и он не упустил случая выплеснуть злость и раздражение, которые сдерживал долгое время. Он без утайки рассказал о своем положении на острове, смерти Диего и чудесном побеге во время атаки.
– Посмотрим, умеешь ли ты делать что-нибудь еще помимо рубки тростника, – решил Бульян. –
Мы потеряли несколько ребят, и твои мускулы нам пригодятся.
Порученная ему работа мало чем отличалась от той, что он выполнял до сих пор. Драить палубу,
содержать в порядке такелаж, помогать коку – таковы были некоторые из его занятий, но где-то через месяц после того, как они покинули Порт-Ройал, Мигелю выпал шанс.
Два корабля пиратской флотилии из четырех были повреждены и ненадолго задержались в порту
на ремонт, а два других на выходе из полосы тумана внезапно столкнулись с двумя английскими галеонами. Увидев неприятельские суда, и растерявшись от неожиданности, они даже не успели толком подготовиться. Вражеские залпы достигли цели, угодив в борт “Миссионера”. Несколько моряков оказались ранены или убиты, а с палубы другого судна англичане уже забрасывали крючья, чтобы взять их на абордаж.
У Мигеля не было времени на долгие раздумья. Английские галеоны были хорошо ему известны –
маневренные суда с низким гальюном и полубаком на единственной палубе. Экипаж галеона был открыт всем ветрам, поскольку фальшборта между ютом и полубаком не было; вместо него, в большинстве случаев, натягивалась сетка, которую укрепляли досками и тюками, и которая легко разрывалась. Несмотря на это, на английских галеонах пушек было больше, чем на их средиземноморских собратьях. Они несли на себе 18-ти или 19-ти фунтовые, достаточно дальнобойные и скорострельные кулеврины. [прим: гальюн – свес в носу парусного судна для установки украшения; полубак – возвышение над верхней палубой в носовой части корабля; ют – кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы; фальшборт – ограждение по краям наружной палубы корабля в виде сплошной стенки с вырезами для стока воды, швартовки и.т.п]
Теперь Мигель был с Бульяном и его людьми, и никто не собирался спрашивать его, почему.
Будучи изгоем, он сделал единственное, что мог, чтобы попытаться спасти жизнь – походя убить нескольких солдат Его Королевского Величества. Он окинул взглядом корабельную артиллерию, выкрикивая команды и показывая, куда нужно идти канонирам. Мигель не знал, но то ли от страха, то ли видя его уверенность, пушкари прислушались к его приказам, и им удалось подбить вражеские суда. Затем, уже во время абордажа, Мигель разжился саблей одного из убитых и дрался локтем к локтю с Бульяном и Леду с такой отвагой, что, возможно, именно благодаря своей храбрости он нанес наибольший урон англичанам.
Он отражал удары нападавших, и одна сабля блестела в его правой руке, а другая на боку; он сражался с таким самозабвением, что даже не чувствовал боли от полученных ран. Им удалось захватить один из вражеских галеонов, а другой был охвачен огнем.
Позднее, когда остальные суда флотилии присоединились к ним, Бульян велел позвать Мигеля в свою каюту. Когда Мигель вошел, он застал там четырех капитанов и Леду, молча смотревших на него. Капитан “Миссионера” подошел к нему:
– Да, парень, по правде говоря, не хотел бы я быть дерущимся с тобой англичанином.
Мигель только что завоевал право стать полноправным членом экипажа. Ему вручили оружие, и он избавился от черной работы. Мигель продемонстрировал всем, что у него светлый ум и неоценимая отвага, когда речь шла об абордаже английских судов или нападении на порты, находящиеся под владением британской короны. Бульян, Леду и остальные три капитана советовались с ним, прежде чем начать какое-то дело.
Вскоре имя Мигеля зазвучало в тех местах, где они бросали якорь, но больше всего доставляло ему удовольствие то, что произносить его начали с определенным страхом.
Мигель поставил лишь одно условие – никогда не принимать лично участие в налетах на корабли, идущие под испанским флагом, но он также и не делал ничего, чтобы помешать другим брать их на абордаж. Время и беды привели Мигеля к заключению, к которому в свое время пришел и Франсуа: он ничего не должен королю, чьи прогнившие законы послужили причиной его бед и неудач, и, как следствие, способствовали смерти брата. Ему нужно было удостовериться в правильности своих мыслей, чтобы, наконец, осуществить свою месть, и он это сделал. С другой стороны, видеть, как тонут некоторые корабли и как расхищаются сокровища, украденные в Новом Свете, было возмещением за его потери и пищей для его ненависти. Он никогда не одобрял тот низменный способ, благодаря которому испанская корона богатела за счет аборигенов, так что с этой стороны его совесть была спокойна. Отнять богатство из их, нагруженных золотом, сундуков было ничем иным, как воровством у грабителя.
Мигель заставил себя прогнать воспоминания и взглянул на корабль, стоявший вдалеке. Испанца
охватила гордость, когда он увидел его изящный контур, убранные паруса и гальюнную фигуру на носу корабля – деревянного черного ангела. Сейчас для Мигеля этот корабль был единственным, действительно представлявшим значение. Это был его корабль с тех пор, как умер где-то в Провиденсе, самом поганом месте Кариб, тот презренный тип, его прежний хозяин. Речь шла о трехмачтовом фрегате, построенном в Англии, носящем имя “Лопатка”, легком, как ветер, и стройном и грациозном, как женщина. Изнутри капитанская каюта тоже была отделана со вкусом – полностью обшитая деревом, с прочной мебелью и изысканными восточными коврами, настоящая роскошь для морского человека. Мигель мало что изменил, разве что набрал экипаж на Мартинике, где решил обзавестись собственными хоромами, и уже начал строить будущий дом.
И, естественно, он сменил кораблю имя.
Теперь фрегат назывался “Черным Ангелом”, и, плавая на нем, Мигель уничтожал англичан, мстя
за смерть Диего и Карлоты. В этой части мира де Торрес становился известным. Он начинал наводить страх, и, возможно, его начинали ненавидеть.
Не отрывая взгляда от фрегата, Мигель подошел к краю причала и остановился. Он стоял,
широко расставив ноги и скрестив руки на груди. В той же позе он обычно стоял на мостике фрегата в открытом море, управляя кораблем.
“Черный Ангел” исполнен гордости, – подумал Мигель. “Ангел” был воистину фрегатом с
большой буквы, тем самым Князем Ада, что нападал на английские суда, чтобы отправить их в преисподнюю. Этот корабль пришелся Мигелю как нельзя кстати, и он обожал его. Вступив во владение фрегатом, Мигель поклялся, что это имя когда-нибудь станут проклинать, и он добился своего.
Чья-то рука легла на плечо Мигеля, и он быстро повернулся, мгновенно выхватив саблю из ножен и изготовившись к бою.
– Разрази тебя гром! – сердито взревел Пьер, живо отскочив назад и удерживая дистанцию между ним и испанцем. – Совсем спятил? Еще чуть-чуть и ты меня проткнешь насквозь!
– Прости. – Мигель вложил клинок обратно в ножны и снова устремил взгляд на корабль. – Больше не подкрадывайся ко мне так неслышно. В другой раз я и впрямь могу не успеть остановиться, и проткну тебя как маслину.
Пьера позабавило это предупреждение. Должно было пройти немало лет, чтобы молниеносная реакция этого чертова сына исчезла. Морской найденыш был проворен, и одинаково ловко обращался с саблей и пистолетом. Испанец был скор, как удар кнута, и опасен, как змея. С момента их знакомства никто не мог одолеть Мигеля в сабельном поединке. Нелегко было драться с ним и в кулачном бою, потому что этот чертов негодяй прыгал из стороны в сторону с такой скоростью, что приблизиться к нему было почти невозможно. В большинстве случаев, когда противнику удавалось стукнуть Мигеля, тот в ответ успевал нанести пару мощных ударов, оглушающих, как молот.
Увидев в первый раз, как дерется Мигель, Пьер расхохотался от удовольствия и сказал, что он похож на уличного акробата. Однако, как правило, в драках Мигель побеждал противника вчистую, не позволяя ему даже коснуться лица. Пьер даже попросил испанца научить его драться. Уроки Мигеля не пропали даром и принесли свои плоды. Теперь Пьер тоже мог похвастать своей ловкостью...
– Он прекрасен, как женщина, верно? – спросил Пьер Мигеля, восхищаясь силуэтом фрегата, в эти минуты купавшегося в слабых лучах восходящего солнца. Мигель посмотрел на него через плечо и улыбнулся.
– Прекраснее любой женщины, – кратко ответил он.
– Будь осторожнее, дружище, смотри, чтобы его у тебя не отняли, – заметил Пьер. – Этот красавец вызывает зависть, как и ты.
– Кто-то по-прежнему желает завладеть им? – пожал плечами Мигель.
– Депардье – самый горячий из его почитателей.
Услышав имя капитана “Дофина”, Мигель насторожился.
– Депардье дурак, – с отвращением ответил он.
– Но дерется хорошо, и знает, как подговорить команду на бунт.
– Что ты имеешь в виду?
– А вот что... – Пьер потеребил мочку правого уха, в котором поблескивала серьга, давнишний подарок какой-то девчонки, и шагнул к Мигелю. – Я тут слышал краем уха... болтовню напившихся в таверне... Поговаривают, он предлагает кое-кому из твоих людей пять процентов от добычи с абордажа, само собой от доли, причитающейся капитану.
Порыв ветра швырнул волосы Мигеля ему в лицо, и тот быстрым движением откинул их назад. В его ухе блеснула серьга. Смуглое красивое лицо Мигеля медленно осветилось едва заметной дьявольской усмешкой, и он неожиданно расхохотался. Пьер не понял, что развеселило испанца, ведь он только что рассказал ему об определенной опасности. Ради всех дельфинов океана! Депардье пытался настроить экипаж Мигеля против него, подстрекал к мятежу, а он воспринял все, как шутку.
Мигель успокаивающе хлопнул Пьера по плечу. Между ними двумя установились прочные узы после того, как Мигель много раз спасал шею француза, и эти узы товарищества были обоюдны. Он знал, что Леду сделает все, чтобы помочь ему, даже рискуя жизнью.
– Не волнуйся, дружище, я это улажу.
– Само собой, и я ничуть не сомневаюсь в этом, но ты не думал убить его?
– Возможно,– загадочно ответил Мигель. – Похоже, у тебя навязчивая идея убрать его.
– Погань он, гнилье. Франсуа тоже не слишком доверяет Депардье, но говорит, что он ему нужен. Мерзавец в любой день предаст нас. Ты убьешь его? – снова спросил Пьер.
– Возможно, – повторил Мигель.
Глава 20
Случай убрать Депардье подвернулся несколько дней спустя после этого разговора, но вопреки всем предсказаниям Мигель не захотел воспользоваться им.
Бульян пригласил четырех своих капитанов и их мастеров в свое поместье на севере Мартиники, неподалеку от земель, купленных Мигелем де Торресом. В общей сложности было десять человек. Это было похоже на сборище соратников с единственной целью – пару дней развлечься и отдохнуть от гвадалупской суеты, где команда продолжала спускать свои деньги, но Мигель догадывался, что речь шла о чем-то еще, и не ошибся. [прим: мастер – эксперт и главный советник капитана по всем вопросам морской практики, кроме боевой]
После сытного, роскошного ужина, приготовленного Хулиетой, кухаркой и ключницей Бульяна, неопределенного возраста и скверного характера коренной островитянкой цвета кофе с молоком, принесли чарки, и Франсуа объявил собравшимся, почему они здесь.
– Если наши парни и дальше продолжат тратить деньги, как делают это сейчас, то скоро нам снова придется выйти в море.
После долгих месяцев, проведенных на корабельных палубах, перспектива нового плавания не воодушевила собравшихся.
– По мне, так я начинаю ценить это поместье с его удобствами, но вот ребята, едва опустеют их мешки, потребуют выхода в море, и я хочу знать, на кого мне рассчитывать.
– Мы всегда идем за тобой, Франсуа, но почему бы не подождать еще несколько дней? – поинтересовался капитан “Дельфина”, высокий и тонкий, как тростинка тип, с лицом, изрытым оспой, откликающийся на прозвище капитан Краб.
– Я с вами, – подал свой голос Барбоса, португалец, на чьем попечении был “Святой Базилио”.
– А ты, Адриэн?
– По мне, так мы можем поднять паруса прямо на рассвете, – Депардье пожал плечами и посмотрел на Мигеля, который, казалось, не следил за разговором, погрузившись в свой собственный мир и вертя в руках чарку. – Что скажешь ты, испанец?
Мигель поднял взгляд.
– У меня пока нет дома, – ответил он, – и мне многого не хватает, чтобы подготовить земли к посадкам, так что на Мартинике меня ничто не держит. Как проголосуете, то мне и подойдет.
– Ладно, дело за тобой, Пьер. Скажи им, что знаешь, – обратился Бульян к своему помощнику и правой руке.
Мнение француза пользовалось большим уважением, хотя он был всего лишь боцманом. Прочие пираты его ранга могли только высказать свое мнение, но не голосовать, так что Леду были предоставлены определенные привилегии.
– Три судна под английским флагом вышли из Порт-Ройала курсом на Старый Свет, – Пьер помолчал немного, наполнив глаза одних интересом, а других алчностью. – Древесина, сахар, кофе и какао, а в дополнение к ним многочисленные собранные налоги, которые направятся прямиком в сундуки Его Милейшего Величества.
– Сдается мне, это лакомый кусочек, – капитан “Дофина” воспринял новость, как манну небесную.
– Потому-то, друзья мои, я вас и собрал. Возможно, нам придется выйти им навстречу, перехватим их... и вуаля!
Название Порт-Ройал перевернуло в Мигеле все его нутро, но он ничего не сказал, предоставив другим углубиться в споры о целесообразности как можно раньше отдать швартовы. В конце концов, капитаны порешили дать команде еще парочку дней на развлечения, и Мигель нехотя согласился. До этого момента он и сам склонялся к тому, чтобы продлить свое пребывание на Мартинике, и понаблюдать, как идут работы над будущим домом и на землях, хотя и не говорил об этом. Однако последнее обстоятельство все в корне изменило. В его душе снова появился запал мести, который он не мог и не хотел игнорировать. Как-никак, человек, расторопно и с умом управлявший его собственностью, доводился служанке Бульяна свойственником, и Мигель полностью доверял ему. К тому же охотиться на англичан было более заманчивым и захватывающим, нежели заниматься землей и хозяйством.
Согласовав план действий, все выпили еще по чарке. Депардье отдал боцману какой-то приказ, и тот ушел выполнять распоряжения капитана.
– Сегодня вечером у меня тоже есть для вас кое-что неожиданное, – загадочно произнес француз.
Вскоре вернулся доверенный посланец, таща за собой напуганного, тощего мальчишку с веревкой на шее. Войдя в гостиную, он рывком дернул веревку, и мальчишка упал на колени. Мигель с огромной досадой отметил, что у парнишки рассечена кожа. Мальчишка не издал ни единого стона, но по его впалым щекам катились от боли слезы.
– Я нашел его возле таверны. Этот оборвыш говорит по-французски, но он не француз, – сообщил Депардье. – Я, пожалуй, поклялся бы, что он англичанин, и расскажет нам много интересного.
Мигель терпеть не мог жестокость и произвол по отношению к безоружным существам, которые он испытал на собственной шкуре. Это было ему глубоко противно, и вызывало отвращение, с другой стороны, это демонстрировало черствую душу Адриэна. Стоя на коленях и трясясь от страха, парнишка не отрывал взгляд от пола.
– Какую важность может представлять для нас этот салажонок, будь он хоть от самого дьявола? – жестко спросил Мигель. – Или мы теперь боимся сосунков?
Депардье напрягся и повернулся к де Торресу, взбешенный насмешливым тоном Мигеля.
– Я никого не боюсь, испанец, но я пришел к выводу, что этот мальчишка – шпион.
– Что за чушь! Шпион? Чей? Разве что мальчишка на побегушках у той шлюхи, с которой ты спал вчера. Может, ты не заплатил ей за услуги?
Адриэн подскочил, как на пружинах, собираясь ответить на дерзкий вызов, но Леду встал между ними.
– Я не желаю драк в моем доме, господа, – заметил Бульян.
– Да это же малец совсем, – сказал португалец.
– Оставь его, приятель, пусть себе идет, – вмешался третий, – он же просто малыш.
Но Депардье не отступал. Он люто ненавидел всех англичан, и слепо верил, что этот сопляк был кем-то вроде осведомителя. Мигель силился понять, что увидел Депардье в этом мальчишке, что так его взбесило. Не оставалось никаких сомнений, Депардье был фанатиком. И он был опасен.
– А ну давай, говори, свинья! – Депардье потянул за веревку, болтавшуюся на шее парнишки. – Признавайся, мерзавец, кто послал тебя шпионить.
Мигель сжал кулаки, и медленно подошел к французу. Пьер заметил движение Мигеля и, усмехнувшись, отошел в сторону, заметив дьявольский блеск в глазах испанца. Он не сомневался в смерти Адриэна.
Почти все косо смотрели на ослепленного злобой Депардье, но вмешиваться не могли, если хотели соблюсти порядок. Франсуа решил, что если дело зайдет слишком далеко, он сам вырвет мальчишку из когтей Депардье, несмотря на последствия.
– Но, что, господин?.. Что ты хочешь... узнать?
Француз вцепился в драную рубашонку, закрывавшую тощее тело парнишки, поднял его на две пяди от земли, хлестнул по лицу, а затем отпустил. Рубашонка окончательно разорвалась, и Мигель бросив быстрый взгляд на парнишку, увидел отметины, исполосовавшие его костлявую спину.
Мигель встал между Депардье и мальчишкой, помешав французу пнуть мальчишку ногой. В нем проснулось дикое желание покончить раз и навсегда с этим злобным мерзавцем, но он находился в доме Франсуа, и это обстоятельство помешало ему дать волю накопившемуся гневу.
– Ты английский подданный? – спросил Мигель пацаненка, встав перед Депардье.
Мальчишка с уважением посмотрел на него. Теперь с ним разговаривал не грязный, безобразный и угрюмый тип, а видный мужчина в обтягивающих черных бриджах, такого же цвета рубашке с воланами и сапогах с высокими голенищами. Парнишка отрицательно мотнул головой, потому что слова застряли в горле.
– Ты не англичанин?
– Нет, господин, – с трудом выдавил парнишка. – Точнее... мой отец родом из Дувра, а мать была бельгийкой.
– Ну, что я вам говорил? – бахвалился Депардье.
– А где они сейчас?
– Померли... от лихорадки, – мальчишка вытер нос тыльной стороной руки, – тому уж месяца четыре, господин.
– Сколько тебе лет? – поинтересовался Мигель теперь уже на чисто французском языке.
– Почти четырнадцать, господин.
– Что значит почти?
– До четырнадцати мне не хватает всего десяти месяцев, – ответил мальчишка, гордо выпятив грудь.
Мигелю пришелся по душе этот горделивый жест, но он не подал виду.
– Молокосос, – бросил он мальчишке и грозно повернулся к Депардье, – молокосос, чье тело еще не выросло для того, чтобы охаживать его плетью.
– Он – мой пленник, и я делаю с ним, что хочу. Говорю тебе, он – англичанин! От него разит на тысячу миль!
– Я бы сказал, что это от тебя разит, – насмешливо обронил Мигель.
– Я родился в Бельгии, – отважился пояснить паренек, снова привлекая к себе внимание. – Родители померли на корабле, и капитан Марсель Гриньо до недавнего времени заботился обо мне.
– Гриньо! – сквозь зубы процедил Депардье. – Этот мозгляк, который тюленя не отличит от лягушки, и который, к тому же, мертв!
– Значит, мы не можем спросить его, так? – продолжил Мигель со своим обычным спокойствием.
Леду и остальные, молча, наблюдали за этой сценой. Ни один из присутствующих не захотел открыто выступить против этого душевнобольного человека, вклинившись между ним и его пленником, потому что каждый капитан отстаивал свою независимость, и то, что он делал в промежутках между сражениями в открытом море, было его личным делом. Но, по существу, они злились оттого, что де Торрес поставил его на место.
– Оно ни к чему кого-то там расспрашивать! – примирительно сказал Адриэн. – Мальчишка – мой, и кончено. Я приволок его, чтобы мы немного развлеклись, но... – он хитро усмехнулся, – если он так волнует нашего юного и чувствительного испанского капитана, то... – Депардье обошел Мигеля, сжал в руках веревку и дернул парнишку, чтобы увести его, прежде чем испанец поймет его саркастичный намек, но стальная рука вцепилась в его игрушку.
– Я покупаю его!
Француз откинул голову назад и расхохотался Мигелю в лицо.
– Он не продается. Я тут задолжал одному гвадалупскому типу, любителю молокососов.
Вспышка черной ярости сверкнула в зрачках Мигеля, а его слова прозвучали в ушах Пьера ангельским небесным пением:
– Тогда сразимся за парнишку.
Услышав эти слова, Адриэн подрастерял часть своего апломба и выпустил из лап добычу, которая тут же отступила назад и забилась в угол. Адриэн прищурился и долго смотрел на Мигеля, выпятив вперед нижнюю губу и размышляя о брошенном ему вызове. Предложение драться было для него наилучшей и долгожданной возможностью осуществить мечты. Мигель тоже не внушал ему доверия. Депардье завидовал Мигелю. Тому, что испанец был таким, каким был; тому, что, сколотил великолепный экипаж, приведя на свой фрегат отребье, и превратил корабль в самый лучший из пяти кораблей их флотилии; тому, что завоевывал женщин одним лишь своим присутствием. И тому, что он был капитаном “Черного Ангела”! И теперь испанец преподносил ему корабль прямо на блюде.
– Драться за это никудышное отребье, испанец, было бы глупо, но мы могли бы подраться за нечто более стоящее, – предложил Депардье.
– Карты на стол.
– Если ты проиграешь, “Черный Ангел” мой.
Став на секунду серьезным, Мигель разразился смехом.
– Разрази меня гром, приплыли! – вскричал он. – Вот проклятье, не больше не меньше, как “Черный Ангел”!
– Не хочешь потерять корабль, забудь о мальчишке.
Лицо Мигеля сразу посуровело. Он ничего не сказал и направился к двери. Мужчины молча переглядывались, спрашивая себя, неужели стальной испанец отказался драться. А Депардье похвалялся перед ними... пока не услышал:
– Начнем! Не всю же ночь терять.
Адриэн ринулся к двери, и все остальные пошли за ним.
– Огня сюда, живо! – приказал Бульян.
Слуги бросились расставлять факелы, и вскоре во внутреннем дворике стало так же светло, как в гостиной. Соперники молча изучали друг друга, остальные встали вокруг и, приняв чью-то сторону, еще до начала дуэли принялись подбадривать дуэлянтов одобрительными криками. На стороне Депардье были два человека – его верный товарищ, да еще один мастер с борта португальского корабля. Остальные поддерживали испанца. В стороне остался только Франсуа, который не любил встревать в стычки капитанов, а вот Леду горел желанием видеть Адриэна нанизанным на шпагу.
От плотного кольца зрителей отделился один высоченный пират. В силу своего большого роста он отлично видел происходящее и на расстоянии. Богатырского телосложения и угрюмого вида мужчина, почти не открывавший рта с тех пор, как они ступили в поместье, приобнял мальчишку за плечи и прижал к себе. Арман Бризе, боцман и первый помощник Мигеля, знал наверняка, кто победит в этой стычке. Парнишка еще крепче прижался к Бризе, услышав свист вытащенных из ножен шпаг.
– Не бойся, сынок, если капитан не покончит с этой мерзкой свиньей, я сам разделаюсь с ним – пират ласково потрепал мальчугана по грязным волосам.
Противники встали в позицию, изготовившись к бою. Оба опасливо и настороженно двигались по кругу, а затем скрестили клинки.
Мальчишка широко отрытыми глазами следил за боем, крепко вцепившись в полы камзола Бризе. Движения француза были мастерскими, но несколько вялыми; он был неповоротлив из-за своей грузности. Его противник в черном, напротив, был легок, быстр и уверен в себе. Арман тоже смотрел на ловкие, кошачьи движения своего капитана. Это было все равно, что наблюдать за кошкой, играющей с мышью. Мигель атаковал и отступал, нанося удары направо и налево, вверх и вниз, а потом снова вверх...
От каждого удара летели искры. Сторонники и того, и другого подбадривали обоих, но ни один из них, казалось, не слышал криков, полностью сосредоточившись только на противнике.
Депардье нанес ужасающе сильный удар. Мигель с большим трудом парировал его, поскользнувшись на каменных плитах двора, и тогда француз усилил мощь атаки, уверенный в том, что душа Мигеля находится уже на острие его рапиры, а самое главное, “Черный Ангел” теперь его. Однако Депардье ошибся, потому что испанец не только вмиг восстановил равновесие, но и ответил серией молниеносных ударов, заставивших француза отступить.
Мигель знал, что его главным преимуществом была скорость, и собирался загнать противника. Он заставит попотеть этого сукина сына, нагонит на него страху. Мигель забавлялся, продлевая этот бой, и даже позволяя Адриэну вернуть себе определенное преимущество. Так они и продолжали попеременно атаковать, пока Мигелю не наскучила эта забава. Когда он устал играть, ему хватило всего трех резких, уверенных и точных ударов, чтобы шпага Депардье взмыла в воздух и приземлилась у ног Армана, который лениво и невозмутимо подобрал ее.
Капитан Депардье отступил на шаг. Он тяжело дышал, как жертвенный боров, а его противник, казалось, всего лишь репетировал. Никогда прежде он не разоружал противника так точно и чисто.
Острие шпаги Мигеля коснулось горла Депардье, и тот перестал дышать. Страх пронзил его до мозга костей.
– Ну что, Адриэн, этого достаточно? – твердо, но спокойно спросил испанец.
Депардье не осмелился даже моргнуть, и только еле слышно проблеял что-то, соглашаясь с испанцем, и не решаясь шевельнуть ни единым мускулом. Мигель вложил шпагу в ножны, взглядом отыскал мальчишку и порадовался, что тот стоял рядом с боцманом. Он жестом подозвал его к себе, и парнишка живо подбежал к нему. Радостный блеск его огромных глаз был достаточным вознаграждением для Мигеля.
– Как тебя зовут, парень?
– Тимми, мой капитан. Тимми Бенсон.
– Ступай в порт, в таверну “Голубая акула”, найди человека по имени Свенсон и скажи ему, что ты пришел от меня. Он укажет, где ты будешь жить, и накормит тебя, а также хорошенько вымоет, потому что от тебя воняет. С этой минуты, парень, ты – юнга “Черного Ангела”.
На лице мальчишки был написан восторг, а на губах появилась широкая улыбка. Он выпрямился, расправил плечи, поднес правую руку к виску и задорно выпалил:
– Да, мой капитан.
– И пусть он купит тебе одежду, – крикнул Мигель вслед убегавшему Томми.
Людской круг распался, все возвращались в гостиную. Пьер подошел к испанцу, не веря тому, что тот только что сделал.
– Ты дашь ему уйти? Мне кажется, ты напрасно дрался.
– Ошибаешься, Леду, – Мигель пожал плечами, – когда Тимми поднимется на борт моего фрегата и будет находиться там, это будет напоминать Депардье, кто там главный. Забавно... – Он повернулся, чтобы посмотреть на пепельно-серое лицо Адриэна, осознавшего свое унижение, – мои люди верны мне... Даже если какая-то мразь пытается подкупить их, чтобы они взбунтовались против меня. Так будет, потому что вместо обещанных ничтожных пяти процентов капитанской доли... я даю им десять, – обронил Мигель.
Глава 21
Перегнувшись через борт, Келли дышала соленым ветерком, трепавшим ее волосы. Она устремила
взор на бескрайнюю ширь морских вод, темных, таинственных и пугающих в эти часы. Ее завораживал белопенный, колышущийся на черной ряби океана, след, оставшийся за кормой корабля. Келли испытывала определенный страх при мысли о том, сколько миль лежит между нею и землей, но бескрайний бархатный небосвод, осыпанный мириадами ярко сверкающих, словно подмигивающих ей звезд, приглушал ее испуг.
Девушку охватывало бесконечное счастье – она возвращалась в Англию. Да, она возвращалась
домой, и ее сердце было переполнено счастьем.
Слишком много времени и множество вещей остались позади: плантация, дядя, мстительно-
злобный и неуравновешенный кузен, рабы. Жестокость и унижения, которые она хотела, но не могла искоренить.
Девушка радовалась, проезжая верхом по землям “Подающей надежды” и сожалела о том, что ей придется покинуть Каприза, но она так скучала по дому, что колющая душу боль от расставания с лошадью смягчалась воспоминаниями о буйной зелени английских полей. Она могла бы взять жеребца с собой, но ни на одном из трех кораблей для него не нашлось места в трюмах, заваленных товарами.
Голоса матросов среди корабельной суеты звучали в ушах Келли сладостной мелодией, потому
что они приближали ее к семье. Девушка почти полностью отбыла срок ссылки, назначенный отцом, и так истосковалась по родным, что позабыла о своих разногласиях и спорах с ним. Ей просто очень сильно хотелось обнять их всех.
Когда от отца пришло письмо, в котором говорилось, чтобы она села на один из английских
кораблей, прибывших в Порт-Ройал, и отплывавших обратно через две недели, Келли от радости едва не сошла с ума. Отец добавлял также, что они скучали по ней, и с радостью и надеждой ждали ее возвращения, но о ее жалобах и недовольстве даже не упоминалось, что сильно интриговало Келли. Она написала в Англию множество писем, и в каждом из них возмущалась тем, что творилось в “Подающей надежды”, а отец даже не упомянул об этом. Как такое было возможно? Почему всегда в своих ответах он пропускал мимо ушей ее жалобы? И почему письма, которые она получала от брата, всегда были без обратного адреса, и в них тоже не было отклика на ее просьбы? Загадкой для Келли было и то, что отец принял решение позволить ей вернуться только после того, как прочитал письмо, которое она отправила Джеймсу больше года назад. Брат собственноручно написал ей, что путешествовал по Европе, а письмо ему передали, когда он вернулся в Англию. Словом, Джеймс был в неведении происходящих дел, но... отец?
