Текст книги "В постели с врагом"

Автор книги: Нэнси Прайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

28

Сейра, лежа в постели, следила за тенью листьев на стене спальни. Казалось, что ветер несет их в комнату.

Напротив ее окна было окно спальни Бена. Узкая полоска света пробивалась сквозь шторы. Он тоже проснулся еще до восхода солнца.

Сейра повернулась и спрятала голову под подушку. С того дня, когда она впервые увидела, как Бен Вудворт подстригал свою лужайку, прошел месяц. Он был кудрявый, как Джо, грудь покрыта золотистыми волосами, тесные джинсы обтягивали длинные ноги. По тому, как он управлялся с газонокосилкой, было ясно, что ему нравится и этот летний день в Айове, и запах свежескошенной травы.

Она видела его и другим, голым, страдающим, прячущим лицо в коленях.

Сейра наблюдала за трепещущей тенью листьев на стене и вспоминала шок, который она пережила, когда чужие губы прижались к ее губам, а весь мир заслонили чужие глаза. Она вздрогнула, вспомнив, как он прижал ее к стене. Запах вина… Она представила себе, как сжатые кулаки обрушиваются на нее.

Она – ядовитое растение, несущее смерть любому мужчине, который к ней прикоснется.

Бен сказал: «Я ее ненавижу».

Запах и вкус вина. Поцелуи, в которых сквозила ярость. Сейра закрыла подушкой уши и вдруг вспомнила, как Бен тащил ее через ту самую комнату, где они болтали и смеялись. Папоротник, который она принесла из своего сада, легко и печально погладил ее болтающуюся ногу, когда Бен, тяжело ступая и больно сжимая ее, нес ее по лестнице.

Но она ушла от его объятий и из его постели и закрыла за собой двери его дома.

Тогда, в кустах сирени, тяжело дыша после его поцелуев и ощущая еще его руки между ног, она взглянула наверх. Ярко светила луна, та же, что и три недели назад скрывшаяся за тучами над Манхассетом. Она смотрела на нее сейчас сквозь листья сирени. Полоска тумана закрыла луну, и она вся засветилась изнутри.

Залитая лунным светом, Сейра бросилась к дверям своего дома, вбежала внутрь и заперла за собой дверь. Она прижалась к гладкой, недавно выкрашенной стене кухни, ощупывая ее поверхность дрожащими пальцами.

Бен не пришел и не позвонил. Он исчез из ее жизни почти на две недели. Ей больше не угрожали сильные руки, мускулистые ноги, требовательные губы, которые делали больно и не обращали на это внимание.

Сейра села. Она не была уверена, что вообще спала в эту ночь. Ночь выдалась почти осенняя, холодная, с обильной росой.

На клене, росшем у нее во дворе, закричала сова. Ветер, поднявшийся перед рассветом, засыпал лужайки и дорожки опавшими листьями.

Сейра встала, выпила чашку кофе и оделась для пробежки. Хотя солнце еще не взошло, оно уже царило в желтых, оранжевых и золотых стенах. Дверь Сейра оставила открытой. Окна спальни Бена смотрели на нее. Она глубоко вдохнула холодный предрассветный воздух.

Приближалась осень. Стоя на пороге дома, Сейра чувствовала ее запах. Ощущение осени было разлито в воздухе. Еще две-три осени – и она, может быть, станет такой, как другие, и ее не будет трясти от прикосновения мужчины, и она сможет думать о чем-то другом, а не только о том, как бы бежать немедленно.

Шагнув в предрассветную темноту, Сейра почувствовала что-то под ногой. Она нагнулась и подняла небольшой букет. В свете уличного фонаря она увидела, что он был составлен из маленьких белых роз с одной алой в середине.

– Бен, – сказала она про себя.

Бен Неожиданно нахлынувшая волна счастья, казалось, подняла ее над землей. Она ощущала свежий влажный аромат цветов. Холодный осенний ветер принес запахи земли. Сколько же прошло лет с тех пор, когда ей в последний раз дарили цветы?

Бен Сейра положила розы на крыльцо и, поддерживая хороший темп, побежала вниз по бульвару – одна в безмолвном городе.

Бен тогда сказал: «Я ее любил, а она и поцеловать-то себя не позволила Господи, и возненавидел же я ее».

Кошка пробежала вдоль забора и скрылась. Сейра пересекла Мейн-стрит и железнодорожные пути. Внизу у нее под ногами сам с собой деловито беседовал ручей. Какое-то время она слышала его. Потом она миновала здание школы, напротив которого находился муниципальный бассейн. В послеобеденные августовские часы бассейн переливался яркими красками и звенел голосами. Но в начале сентября возобновились занятия, и теперь детишки, глядя на голубую воду, пытались понять, куда же ушло лето.

На бегу она улыбалась. Какая-то птица крикнула в темной листве деревьев. На лице Сейры проступил пот.

Перед глазами вновь появился Мартин. Он лежал один в их постели, закинув руки за голову. Время от времени его глаза открывались и смотрели в ее сторону через разделявшие их мили, как лучи прожектора, неся в себе ненависть. И тогда, испуганная, она старалась держаться в тени и снова видела пистолет двадцать пятого калибра и чувствовала, как пули разрывают ее тело… тело Бена…

Но ведь прошло несколько недель, больше месяца с того момента, когда она, задыхаясь от холода, погружалась в воды океана, а ориентирами ей служили два разбитых фонаря на берегу. Она старалась глубже дышать и успокоиться. Один за другим оставались позади фонарные столбы, стоящие в конусах света. Солнце еще не встало, но муравьи уже бегали по асфальту. Она видела их маленькие тени.

Она пробегала мимо спящих детей. Мужчины и женщины лежали в объятиях друг у друга.

«Это было сурово, – сказал однажды Бен, откинувшись назад и глядя на огонь свечи.– Все студентки прекрасны и все не для меня. Мне казалось, что все они ангелы, существа другой породы и их девизом было: «не тронь меня».

Она может покинуть Бена, оставить его в безопасности и вернуться много лет спустя, когда он будет уже женат и так и не сможет понять, почему она скрылась от него.

Но она может и остаться в Сидер Фоллз, перевести свою мать в приют, что находится в нескольких кварталах от нее на Юниверсити-авеню. Пусть Мартин ненавидит, пусть он только покажется, пусть.

Дрожа, она остановилась как раз перед университетской библиотекой.

Окна библиотеки светились перед ней, свет падал на полки с журналами, картами. Вспотевшая, задыхающаяся, стояла она перед широкими окнами.

Я ХОЧУ ДОБИТЬСЯ МАГИСТЕРСКОЙ СТЕПЕНИ В БИБЛИОГРАФИИ.

Часы на башне пробили четыре утра. Сейра повернулась и побежала по направлению к городу.

Она вышла замуж за Мартина, и все рухнуло.

Она старалась дышать глубоко и ровно. Мартин убежден, что Сейра Берни гниет в воде Или он представляет себе ее труп, лежащий где-то на берегу. Именно труп, если только она не совершила какую-то ошибку, и он все понял (Сейра вспомнила о стихотворении Сильвии Пэт) и теперь ждет, как Медуза у Сильвии Пэт, чтобы превратить в камень все, что есть у нее здесь в Сидер Фоллз. Сильвия как раз и говорит, что теперь она не может чувствовать себя в безопасности ни на минуту, потому что теперь кто-то непрерывно думает о ней.

Сейра побежала быстрее, стараясь сосредоточить все внимание на ароматах покрытых росой садов, на дальнем гудке поезда, на собственном пульсе, который гремел у нее в ушах.

Бен положил розы у ее порога. Она вбежала в дом счастливая, задыхающаяся, вся мокрая от пота.

Букет Бена ждал ее там, где она его оставила. На кухне она обнаружила в нем записку. Она включила свет. Листок бумаги был прикреплен к единственной алой розе. Улыбаясь при мысли о Бене, Сейра взяла в руки записку.

Я ЗНАЮ КТО ТЫ, МОЯ ЛАУРА,

Я НАШЕЛ ТЕБЯ, И НИКОГДА Я

НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ УЙТИ.

Перед ней лежал букет белых роз и, как пятно крови, в середине алая роза.

Холодом повеяло на Сейру. Она метнулась к выключателю и погасила свет. Мысленно она вернулась к самому началу: пистолет Мартина, приставленный к ее виску. Первый раз, когда ей пришла в голову мысль, которую она потом и осуществила. Синяки, на которые в бассейне все обращали внимание. Но там она назвалась другим именем, и никто не смог бы связать ее с утонувшей Сейрой Берни. Разбитые фонари на берегу. Джон Флейшман в качестве свидетеля. Ничего, что бы осталось в их домике на пляже, ничего в их доме на Кейп Код.

У нее перехватило дыхание. Мартин уже здесь, прячется где-то в доме. Теперь здесь так же опасно, как в их собственном доме в Монтрозе. Теперь это ловушка, западня. Она затаилась, стараясь уловить звуки дыхания другого человека.

Сейра стояла совершенно тихо и сжимала в руке розы. Она даже не заперла дверь. Дура. Дура.

Она обливалась холодным потом. Мартин спрятался в спальне, ванной, гостиной или в кабинете. Или он стоит на площадке второго этажа и ждет ее там.

Пуля во мраке – Я ЗНАЮ, КТО ТЫ.

Нырнуть в залив и притвориться, что тебя больше нет – кто простит такое? Конечно, он убьет ее. Только сначала он испугает ее, помучает, поиграет с ней, ничто не может считаться достаточно жестоким, чтобы отплатить ей сполна. И он уверен, что у нее кто-то есть. Он будет рыскать здесь, пока не вычислит Бена и не убьет его тоже.

Ее нервы были напряжены до предела. Она ловила малейший звук.

Тихо. Слишком тихо. Бен утром звонить не станет. Следовательно, Мартин не услышит его голоса. Бен с ней сейчас никак не ассоциируется. Он, вероятно, в безопасности.

В любой момент она была готова броситься к ближайшей двери. Время шло. Мимо проехала машина. Как бы быстро она ни бегала, у него пистолет.

Наконец она сделала шаг. Потом другой. Она осторожно прокралась вдоль стены мимо пустой ванной и замерла у двери в спальню. При уличном свете она увидела, что дверца шкафа приоткрыта. Она не знала, сколько времени простояла так, тихонько поглаживая рукой стену, которую недавно так любовно красила, надеясь, что наконец-то она в безопасности, что здесь она сможет остановиться после своего безумного бегства.

Запела первая птица. Наступал рассвет.

Половица скрипнула у нее под ногой, когда она подошла совсем близко к шкафу. В шкафу никого не было. В тусклом свете уличного фонаря она заглянула под кровать. Там тоже пусто.

Он мог ждать ее в гостиной или в кабинете. А вдруг он притаился на верхней площадке лестницы? Он знал, что она в доме. Под ее ногой время от времени предательски поскрипывали половицы.

С пистолетом в руке Мартин мучил ее своим молчанием. Если он, конечно, был здесь.

Я НАШЕЛ ТЕБЯ И НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ УЙТИ.

Сейра прокралась в свой кабинет. Пусто. Она заглянула в гостиную. Пусто. Дверь подвала была заперта. Ступенька за ступенькой она поднималась по лестнице на второй этаж и была готова в любой момент увидеть прислонившегося к запертой двери Мартина. Но и там никого не было.

Поняв это, Сейра заперла все двери и опустила шторы на всех окнах. Она всхлипнула, вытерла мокрое лицо и обнаружила, что продолжает сжимать в руке смятые цветы и записку. Она зажгла спичку и взглянула на черные печатные буквы.

Спичка погасла. Через щель в шторах она посмотрела в парк. Мартин был там. Там стояла его ненависть. Потная и грязная, она забралась в постель и с головой накрылась простыней. Она снова создала для себя то маленькое пространство, где могла чувствовать себя в безопасности. Дом – это символ безопасности. Но так ли это на самом деле?

Она натянула простыню на лицо, пытаясь сосредоточиться, но Мартин подошел еще ближе, поцеловал родинку между грудями, перевернул ее, чтобы поцеловать родинку на спине. Она видела его круглый лоб, морщины, появлявшиеся, когда он широко раскрывал глаза, так, что они блестели и ресницы начинали трепетать.

Может быть, ей стоит выйти и поискать Мартина? Он прячется где-то в ночи, наблюдает за ней из парка или затаился во дворе. День за днем он будет теперь держать ее без сна, в постоянном страхе. И она не сможет обратиться к кому-либо за помощью. Что она скажет? Она представила себе Бена, лежащего в луже крови, и безответный вопрос в его глазах.

Сейра встала. Она должна найти Мартина, позвать его негромко, пока не рассвело и никто не услышит ее. Она скажет ему, что никогда, никогда больше не оставит его.

Она потерла лоб ладонью и подумала, что с ее стороны было бы очень глупо не забрать вовремя чистое белье из прачечной. Ведь она может вешать полотенце так, чтобы края совпадали. Разве это так трудно? Она не должна забывать опускать его письма в почтовый ящик возле библиотеки. Ко времени его возвращения с работы ей всегда следует быть дома. И нет ничего сложного в том, чтобы складывать его нижние рубашки втрое, а не вдвое. Если она положит достаточно много долларов в его бумажник, он и не заметит никакой пропажи. Если он выпьет только два стакана вина, он не будет агрессивным.

Она бросилась в ванную, и ее вырвало. Ноги у нее дрожали, она была мокрая от пота. Она чувствовала отвратительный привкус ненависти, который был во всем: низком голосе, кулаках. Она никогда не сможет вернуться назад. Она вспомнила молодую женщину с разбитым лицом и двумя плачущими детьми на пороге церковного приюта.

Стоя на коленях перед унитазом, Сейра припомнила, что полицейские вели себя очень вежливо. Все это они видели не раз. «Леди, вы что же думаете, что мы сможем всю ночь сидеть возле вашего дома?»

В памяти возник стол в библиотеке, горшки с цветами, ее имя на табличке, ее папки и тетради. Она не могла бросить свою работу и скрываться в церковном приюте для жертв жестокого обращения. День за днем она ходила в суд. Наконец судебный чиновник сказал ей решительно: «Возвращайтесь к своему мужу».

Сейра умылась и попыталась сосредоточиться. Где мог видеть ее Мартин? Когда она пробиралась через заросли сирени к Бену? Или когда она читала Генри Джеймса доктору Ченнинг? Кого из них убьет Мартин?

Надо собираться и уезжать немедленно, пока не наступил рассвет. В памяти Бена останется худенькая темноволосая особа, не желавшая, чтобы к ней прикасались и любили ее. От злости она снова вспотела. Все идет прахом – ее работа, ее дом с окнами в парк. Она начала укладывать то немногое, что у нее было, в пластиковую сумку. На дне ящика лежала ее черная шелковая пижама. Она снова ощутила аромат алых роз в банке из-под пикулей.

Собираться? Уезжать? С ума она сошла, что ли? Ведь он ждет ее там с пистолетом. Она в западне.

«Цветы, – подумала она, дрожа. – Конечно, он должен был выбрать именно розы». Печатные буквы записки снова и снова звучали у нее в голове. Так кошка играет с мышью. Она вынула пижаму из сумки и чуть снова не заплакала, но сдержалась. Ее глаза были сухи, когда она вешала в шкаф свое единственное платье. Казалось, она уже видела капли своей крови на полу, стенах, на тротуаре. На заднем крыльце послышалось мяуканье Банана. Он просился в дом. Сейра долго стояла перед кухонной дверью.

Когда она наконец открыла ее, глаза котенка зажглись как два светлячка.

Сейра взялась было за ручку двери, но ее рука нащупала что-то мягкое, чего там не должно было быть. Она отдернула руку. Затем она схватила это что-то, захлопнула дверь и, дрожа, остановилась в гостиной – в ее руке был маленький букет свежесорванных маргариток. На карточке, прикрепленной к букету, тем же почерком было написано:

МНЕ СНЯТСЯ ТВОИ БЕДРА,

ТВОЯ ПРЕКРАСНАЯ ГРУДЬ.

БУДЕШЬ ЛИ ТЫ КОГДА-НИБУДЬ МОЕЙ?

Маргаритки поглядывали на нее желтыми глазками. Банан облизал ее соленую от пота лодыжку и посмотрел на нее. Его глаза тоже были желтыми. Сейра засмеялась сквозь слезы и потерла лоб, как бы отгоняя кошмар.

– Я испугалась, – призналась она котенку. Она села за стол и опустила голову на руки. – Я так испугалась. А это, должно быть, Бен.

Перечитывая записку, она покраснела. Банан вскочил ей на колени. Это были просто любовные записки.

Банан топтался у нее на коленях.

– Интересно, ты кошка? – спросила Сейра

Вместо ответа Банан уставился на нее желтыми глазами.

– Если ты кошка, то выбор за тобой, верно? – спросила Сейра. – Ведь если ты не захочешь, ни один кот ничего не сможет сделать. – Она понимала, что несет вздор, и что вызвано это чувством огромного облегчения, которое она испытала.

Банан не обращал на ее слова никакого внимания и принялся распевать свои песни.

– Как я испугалась! – воскликнула Сейра, почесывая Банана за ухом. Ее дом все-таки был ее убежищем.

Отложив сумку, она полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Птицы уже распевали вовсю, но Бен, должно быть, крепко спал в своей кровати орехового дерева.

«Если у тебя кто-то есть, я убью его тоже».

Сейра долго смотрела на сумку с вещами.

И снова голос, полный гнева: «Я ее любил, а она и поцеловать-то себя не позволяла. Господи, как я ее ненавижу».

Надо собираться и уезжать.

«Мне казалось, что они ангелы, что они другой породы».

29

Он сходил с ума. Бен гнал машину, и в открытые окна врывался утренний ветер. Лора. Он погрузился в красный туман любви, выбрался и понял, что его затягивает снова. Так он прожил почти две недели.

Бен ударил кулаком по рулю. Лора позволила поцеловать себя, позволила отнести себя в спальню, а потом вдруг застыла и начала говорить о ненависти. Ненависть. Что ж, в чем-то она права.

Решила «подинамить», хотя есть слова и похуже. А у него идет третья неделя занятий. Скоро придется ставить первые оценки студентам Члены его кафедры следят за тем, как он преподает, они будут составлять длинные бумаги с описанием его методов преподавания, его отношения к делу…

А тут еще газонокосилка поломалась. Раньше у Сирса было отделение в Блек Хок Виллидж, а теперь с ремонтом надо обращаться в Кроссроудз. Правда, у него было время до двух часов, когда начнется заседание кафедры.

К тому же у него началась бессонница.

– Дубина, – вслух сказал Бен. Не надо было ему торопить ее, но на него накатило. Теперь она, конечно, ничего не скажет о себе и не позволит ему…

Дурак несчастный. Лора. Это из-за нее он чувствует себя полным идиотом.

И лужайка перед домом у него выглядит как нескошенное поле Свободное место для парковки оказалось далеко от Сирса, а солнце уже припекало. К приемщику была очередь. Барабаня пальцами по прилавку, он думал, что не стоило ее так торопить. Она плакала. Пусть бы ушла.

Бену было нужно всего лишь починить газонокосилку, но толстый клерк зарегистрировал все, за исключением разве что цвета глаз Бена и девичьей фамилии его матери. Он следил за клерком, записывающим все это, и думал, что ничего не обещал, не делал ей подарков и не возил в Нью-Йорк. Слава Богу, он всего лишь мечтал о ней, а теперь он может просто отойти в сторону и жить, как он прожил две последние недели.

Он решил жить так, как будто ее нет. Наконец он освободился и по солнцепеку побрел к машине. Женщины, которые натягивали на себя завлекательные туалеты и улыбались, а потом говорили: «Нет-нет, не вы», – и ускользали из его жизни. Лора, наверное, потешалась над ним за то, что он попытался через нее свести счеты со всеми другими женщинами.

Светофор горел красным. Он чертыхнулся У нее прекрасная грудь. Черт побери А ведь он мог поехать с ней на рождество в Нью-Йорк. Они бы смотрели иностранные фильмы и ходили в театры. Он представил себе, как бы «ни спорили в номере отеля о режиссуре, игре актеров, о постановке, а потом занимались любовью.

Ты должен обращать на них внимание, они хотят тебя… какой дивный рисунок у ее бедра. Но она плакала, И ее ноги…

Светофор не переключался, наверное, целых пять минут. Он чертыхался, задыхаясь от выхлопных газов. Если бы они поженились, и она по-прежнему хотела бы получить степень магистра в библиотечном деле, он бы не имел ничего против.

Да они и жили бы практически в университетском городке, потому что от его дома до университета рукой подать. Если бы у него была жена, ему не пришлось бы тратить время на тысячу пустяков, которые отрывают его от задуманной книги, а теперь пожалуйста – в доме нет хлеба и надо самому думать об обеде.

Бен свернул на стоянку у магазина и резко затормозил. Ничего она не расскажет ему о себе. Вполне возможно, что она замужем. Это ее спокойно-непринужденное лицо…

У кассы снова пришлось постоять в очереди. Он ссутулился и принялся разглядывать магазин. Как всегда, здесь было полно студентов, потому что до общежитий было всего один или два квартала. Брюнетка в тесно обтягивающих брюках пилила парня, державшего пакет с покупками. Бедняга навалил банки поверх бананов.

Такие женщины, как Лора, всегда найдут себе мужчину. А может, она и жила с кем-то, и он ей просто надоел.

Бен вернулся домой таким голодным, что немедленно решил пожарить себе бутерброды с луком, как учила его Лора, хотя время было не обеденное.

– Идиот проклятый, – повторял он время от времени, одновременно прислушиваясь, не заскрипит ли дверь в ее доме, и следя за тем, чтобы бутерброды не подгорели. Если бы не загар, ее кожа была бы голубоватого оттенка. Вечером он может тихо-спокойно посидеть один дома или провести часок-другой на Холме с Истербруками, или с Грантом Барни и Джо Дуганом. Он не собирается больше забивать себе голову мыслями о Лоре Прей. А может, она вообще предпочитает женщин? Этакая фригидная лесбиянка.

Дверь на заднем крыльце дома Лоры еле скрипнула. Вдруг в следующий момент он прижмет ее к себе. Он смотрел на масло, кипящее на сковородке. Его охватило желание оказаться с ней в постели, ударить ее…

Ненависть. Его трясло от желания, от страха перед тем, что он увидел в себе.

Лора стояла на крыльце. Темная зелень подчеркивала белизну ее рубашки и шорт. Она потерла лоб ладонью. Бессознательный жест, говорящий об уязвимости.

Птицы перекликались в листве, но утреннюю тишину почти ничего не нарушало. Она была почти осязаема.

Она не хотела заниматься любовью. Бен следил за ней в кухонное окно. Из покрытой росой травы появился, тряся лапками, Банан и направился к ней.

Бен выключил плиту и прижался лбом к холодному стеклу. Лора взглянула на мусор, сваленный во дворе: старое сиденье от кресла, проволока, банки, трухлявые бревна, битые кирпичи. Банан скользнул в непроходимые дебри, и теперь только покачивающиеся маргаритки могли сказать, куда он подевался.

Сейра же думала только о том, что и записки, и цветы были от Бена. Он делал то, что обычно делают мужчины. Она вздохнула.

Миссис Неппер сказала ей: «Вы можете делать все, что хотите, с этим безобразием на заднем дворе. Да, вы можете делать, что хотите. С этим безобразием, что хотите».

Сейра прислушалась. Еле слышное, но постепенно все более громкое бряканье банок с мусором и гудение подъемника. Скоро машина, собирающая мусор, появится возле них.

Сейра махнула рукой в сторону кучи мусора.

– Эй, – окликнула она уборщиков мусора, когда машина остановилась у ее ворот. – Вы не могли бы забрать все это хозяйство?

– О чем разговор, – отозвался один из мусорщиков, малорослый мужичонка с торчащими ушами и выбитым передним зубом. – Похоже, вы тут порядком чего накопили. Надо помочь?

Сейра ответила, что да, и потащила одно из сидений от кресла. Он ухватил другое. Был он пожилым, его можно было назвать дедушкой, рубашка его потемнела от пота, но он ловко перекинул сиденье своему напарнику.

Пустые банки, мотки проволоки от забора, сухие сучья, трухлявые деревяшки быстро исчезали в утробе мусорной машины. Когда машина заглотила последнюю порцию банок, Сейра взглянула на освободившийся от хлама двор.

Бен наблюдал за Сейрой. С листьев сирени скатывались капли, оставшиеся от ночного дождя. Каждый побег папоротника, каждая травинка смотрелись отчетливо, как если бы они занимали вполне определенное место на картине, которое им отвел художник.

Теперь на дворе был порядок. Сейра стояла среди худосочной зелени, пробивавшейся к солнцу сквозь груду хлама. Сейра подняла побеги декоративного винограда и других вьющихся растений и закрепила их на заборе.

Она нашла старую лопату на крыльце. Было жарко, пот струился у нее по лицу. Она вообразила, что они опять в новом городе, и они с Джо пытаются навести порядок в очередной развалюхе, а их мать горюет о том, что они оставили на прежнем месте.

Она выполола все сорняки, но оставила цветы – лилии, флоксы. Судя по побегам, к весне здесь вырастет аспарагус.

Бен наблюдал за Лорой. Сорняки, которые она повыдергивала, быстро увядали. Шаг за шагом она продвигалась вперед. Зелень и цветы гибли под ее руками и окончательно умирали под лучами солнца.

Бен отвернулся от окна и огляделся. Кухня показалась ему незнакомой.

Хлопнув дверью, он вышел из дома.

– Похоже, помощь вам не помешает? – сказал он.

Перед глазами Сейры встали черные печатные буквы. Она не смотрела на него. Она видела его сидящего голым на краю кровати со сжатыми кулаками.

– Дикие лилии, – отозвалась она, стараясь поддеть лопатой корни. – Листья очень красивые. Весной цветет небольшими колокольчиками. И при этом пускает корни во всех направлениях, а они крепкие как проволока. Смотрите, что они делают с другими растениями.

– Смотрите, что вы сделали с мальцом из соседнего дома. Он только что из окна не вываливается со своим биноклем.

Она повернулась так быстро, что ее темные волосы взметнулись. Она смотрела на красный дом, что стоял на углу. Кто-то быстро задернул занавеску на окне над клумбой хризантем. Бену показалось, что в ее глазах мелькнули злость и страх. Наклонившись, она снова начала копать землю.

– Миссис Неппер говорила мне, что он странный тип, – сказал Бен. – Он старшекурсник, но каждый день после занятий он запирается у себя з комнате и гоняет музыку. – Как бы в подтверждение его слов из окна красного дома донеслись оглушительные звуки музыки.

Сейра вытянула корни, которые подцепил Бен, стряхнула с них землю и отбросила прочь.

– Миссис Неппер сказала, что я могу делать все, что сочту нужным, – объяснила она немного погодя.

Бен стоял совсем рядом с ней. Он остро чувствовал ее близость. Певец в красном доме во всю разорялся о пламени любви. Сейра выпрямилась и вытерла лоб тыльной стороной ладони. У нее перед глазами стояло залитое слезами лицо Бена.

– Ну и смертоубийство, – сказала она, глядя на кучу вянущей зелени.

– Вот что я вам скажу, – негромко произнес Бен, – как насчет того, чтобы в понедельник поужинать у меня?

Какое-то время она смотрела на него в упор, и ему показалось, что глаза ее светились счастьем. Потом они потухли.

– Я сделала вам больно, сама того не желая, – сказала она. – Я неподходящая компания для кого бы то ни было.

Она отвернулась и посмотрела на окно второго этажа. Оттуда по-прежнему неслась музыка. Ей показалось, или штора шевельнулась снова.

– Спасибо за розы и маргаритки, – сказала Сейра, отходя от него. Его лицо вспыхнуло.

– Розы и маргаритки? – переспросил Бен. – С моего двора? О чем разговор. Берите, сколько хотите.

Лора уставилась на него.

– Спасибо, – сказала она. Она вся была в земле, рубашка выбилась из шорт, и все же она оставалась чрезвычайно хороша.

Музыка гремела вовсю.

– Шумовое загрязнение, – заметил Бен. – Вы только послушайте.

– Пожалуй, пора кончать. Мне надо одеваться и идти на работу. Спасибо за помощь.

Она забрала у него лопату и положила ее на плечо.

– Вы не передумаете в отношении понедельника?

Она улыбнулась и с некоторым колебанием посмотрела на него. Он увидел облегчение в ее глазах.

– Хорошо, я приду, – ответила она, – когда стемнеет.

Бен кивнул и, ухмыльнувшись, потер мозоль на ладони. Музыка гремела, не ослабевая. Сейра поднялась на крыльцо. Солнце заливало ее Котенок прыгал за ней со ступеньки на ступеньку.

Она чуть было не прищемила ему хвост дверью.

Сейра поставила инструмент в угол.

В кухне было еще прохладно. Солнце пробивалось сквозь ажурные листья папоротника на окне.

Букетик маргариток стоял в стакане рядом с мойкой.

Записки были не от Бена.

Записки были не от Мартина.

Кто-то безликий наблюдал за ней, пробирался к ее дому. Сейра схватила маргаритки, швырнула их в ведро и закричала. Банан шарахнулся под плиту.

– Ничего, – успокоила Сейра Банана и себя. Она помыла руки и нашла бумагу и конверты, приготовила себе чашку кофе и принялась писать. Она умела изменять почерк до неузнаваемости. Все шесть конвертов были адресованы ее матери в Крейджи Корт Центр для престарелых.

«Дорогая Хло!

Я давно не давал о себе знать, но это не означает, что я забыл то доброе, что вы сделали для меня, когда я жил в вашей семье.

Сейчас я работаю у профессора, путешествую и занимаюсь исследованиями. У меня появилось много свободного времени, и вы теперь часто будете слышать обо мне.

Может быть, мне удастся как-нибудь приехать к вам. Я помню, что каждый год или два вы переезжали на новое место, и тогда вы, Сейра и Джо приводили в порядок те дома, в которые вы въезжали. Помните, как вы делали ставни для окон из старых досок, когда жили неподалеку от фермы, и там было ужасно много мух? Помните, как вы с Сейрой вручную делали шторы для гостиной?

Это были славные дни. Желаю вам здоровья и счастья. Мне приходится разъезжать повсюду вместе с профессором, так что письма будут приходить к вам из разных мест.

С любовью

Ларри Лей».

Глаза Сейры были полны слез. Ее мать думала, что ее детей уже нет в живых. Она лежала одна в своем приюте, и никто не навещал ее, никто не звонил ей. Автомобиль Бена стоит рядом. В любой момент она могла отправиться в Небраску.

Но надо найти человека, который ухаживал бы за доктором Ченнинг, пока Лора Прей будет в отъезде. Надо подождать.

Она вытерла глаза ладонью. Джо тогда обнаружил у старьевщика театральный занавес из красного бархата и сшил вручную шторы для гостиной, потому что швейной машинки у них не было.

Матери приходилось очень много работать той зимой, когда они жили в трейлере в Южной Дакоте. Мать мыла посуду, стирала белье и умудрялась делать так, что Сейра и Джо ничем не отличались от других учеников в школе. Все это она делала так, что они воспринимали это как игру. Теперь же ей больше не казалось это игрой.

Сейра смотрела на ручку и прислушивалась к трелям кардинала. Она не могла упомянуть о трейлере, ведь ее письмо окажется в чужих руках у того, кто прочтет его матери. Поэтому же она не написала о той развалюхе, в которой они жили в Манхассете. Они жили там бесплатно два года, потому что отец работал сторожем и истопником. Зато она написала о жившем в подвале сверчке, распевавшем почти как канарейка, которому они подкладывали ломтики сырой картошки, и о саде, который был у них. Правда, и здесь она не стала писать, что сад они разбили на свалке.

Джо утонул в бухте Манхассета. Когда она написала его имя, перед ней возникло рыжеволосое видение.

Она не могла писать о том, что, когда у них не было денег, им приходилось жить у родственников. Но она написала о той ночи, когда мать вызвала полицию, потому что им послышались какие-то странные звуки.

«Помнишь, – писала Сейра, – на самом деле это стучали пуговицы на нижнем белье старой тети Дженни, которое ты повесила сушиться».

Иногда она смеялась над своими воспоминаниями. Иногда глаза ее наполнялись слезами при мысли, что ее мать лежит, уставившись незрячими глазами в потолок, а на спинке кровати у нее над головой висит табличка с ее именем. Как правило, женщины, работающие в приюте, были добры к пациентам, но иногда они кричали, главным образом потому, что некоторые старушки были совсем глухие. Они называли их по именам, как будто за их спинами не было прожитой жизни, полной трудов, и, попав в приют, они утратили право на то, чтобы к ним обращались «миссис» или «мисс», или что-то в этом роде.