Текст книги "В постели с врагом"

Автор книги: Нэнси Прайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

12

Каждый день Мартин ездил на работу в свою компанию по продаже и обслуживанию компьютеров. Каждый вечер он сидел в маленьком доме в Кейп Код. Он оставил вещи Сейры в шкафу. Мартин прочитал ее дневник. Записи начинались еще до их встречи, когда она получила стипендию от Бостонского университета и приехала из Небраски. Тогда она встречалась со студентом последнего курса университета по имени Крис Петерсон. Кроме того, за ней ухаживал какой-то Расс. «Я собираюсь писать то, что мне интересно, и о том, что нужно изменить в себе», – писала Сейра Мартин заставил себя прочитать все, месяц за месяцем, день за днем, не пропуская ничего из того, что она записывала до встречи с ним. Оказывается, Сейра столько читала! Она делала длинные выписки из книг, о которых он даже не слышал, спорила с авторами, составляла списки действующих лиц, формулировала «основное содержание», выделяла «темы», писала о «литературных периодах». Много места занимали ее воспоминания о брате Джо. «Не объясняется ли наше отрицательное отношение к браку тем, что мама и папа были так несчастливы. Джо обвиняет маму. Он не логичен. Он хочет, чтобы я стала сильной, и в то же время считает, что все беды от того, что мама была слишком сильной Она должна была стать такой. Все эти годы именно ей приходилось растить, учить, наказывать нас. Папу мы почти не видели».

Каждый год она изучала для себя какую-то новую науку. Один год это была география. На следующий год она принималась за негритянскую литературу. Как будто ей не хватало школы. Джо утонул, когда ему было шестнадцать. Сейра не обмолвилась ни словом о том, как это произошло. Она писала о том, как их семья вернулась обратно во Фредсбург в Небраске и осела там, когда отец ушел на пенсию, как она поступила в Бостонский университет, чтобы быть независимой и стать специалистом в библиотечном деле.

По ночам Мартин бродил по дому. Он пил портвейн и шерри прямо из горла и долго смотрел на освещенные окна соседних домов. Мужья, жены, дети. Он уставился в зеркало, висевшее в холле. Однажды, отлетев от его удара, Сейра ударилась о зеркало, и оно разбилось. На новом зеркале уже не было граней и выгравированных цветов. Сейра очень жалела о старом зеркале Когда лучи солнца падали на его грани, они переливались всеми цветами радуги. Они с братом частенько играли со старым зеркалом. В дневнике он прочитал, что Сейре не хватало брата. Мартин пытался найти записи о том, как утонул Джо. Но упоминаний об этом не нашел. Он думал над тем, что ему делать с ее засохшими фиалками. Сейра мечтала о муже и детях и задавалась вопросом, сможет ли она вырастить их так, чтобы они в дальнейшем не испытывали к ней вражды. Она устроилась на временную работу, чтобы платить за учебу в Бостонском университете. «Я хочу стать честной, сильной и доброй». Такая симпатичная, хорошо сложенная блондинка – кто бы мог подумать, что она так озабочена проблемами обмана, лжи? Однажды она приготовила выступление на одну и ту же тему для двух разных семинаров в университете, и это тревожило ее. «Честно ли это», – писала она. Иногда ей приходилось придумывать предлоги, чтобы уклониться от встречи с Крисом, Рассом или еще одним, Фредом Трилином. Она чувствовала себя ужасно от необходимости прибегать ко лжи. Мартин пропускал бесконечные страницы, заполненные выписками из работ разных авторов – Кливера, Малколма X, Пруста и Бубера. Так он добрался до записи о том, как она пошла в церковь и встретила Мартина Берни. Она почувствовала, что это был человек, которому она могла бы открыться, писала Сейра. Он показался ей добрым и понимающим. Он предупреждал ее, если вдруг должен был задержаться. Он хорошо относился, как ей казалось, к ее родителям. У него было хорошее место, и он стремился к продвижению по службе. Ее сердце начинало биться учащенно, когда он подавал ей пальто или когда их руки нечаянно встречались. «Физическая привлекательность очень важна, – писала Сейра. – Она делает брак прочным». Она мечтала выйти за него замуж. Она бы готовила ему то, что он любит. Она бы держала дом в порядке. Он всегда был бы одет во все чистое. Она бы постаралась быть хорошей женой, чтобы он был с ней счастлив. На одной из страниц дневника она написала – Сейра Берни и Сейра Грей Берни, чтобы посмотреть, как это выглядит.

Мартин включил телевизор. Шла программа для полуночников. В рекламном объявлении симпатичные женщины толковали о достоинствах мыла, о том, как помыть пол на кухне и покрыть мастикой мебель. Это как раз то, к чему он всегда стремился – вернуться домой, а там тебя всегда ждет жена Совсем как мама раньше. «Почему считается, что женщины и мужчины должны различаться во взглядах и поступках? – задавалась вопросом Сейра. – Кому это нужно?» А все это ее оригинальничанье. Может, ее сейчас носит где-нибудь по волнам в ее черной пижаме, которая совсем не скрывает ее многочисленные синяки. Мартин схватил обеими руками горшки с засохшими фиалками и принялся вытряхивать их в унитаз, пока туалет не засорился. Тогда он опустился на сиденье и заплакал. Если бы у них был ребенок, то хотя бы частица ее была сейчас с ним. Ей так хотелось ребенка. Он читал всю ночь. Она любила его. Теперь он это видел. Он сидел и всхлипывал, дойдя до описания замечательных дней накануне их свадьбы и медового месяца. «Счастье» – было написано на странице. Вот так, просто – «Счастье».

13

Сейра приняла душ, ополоснула волосы. Первое свидание после трех лет жизни с Мартином, думала она, глядя на себя в старенькое потускневшее зеркало. Однажды, еще до того как они были помолвлены, Мартин сказал ей: «Если ты станешь моей женой, а потом решишь бросить меня, я убью тебя и того, к кому ты уйдешь». «Мартин так романтичен», – сказала она тогда своей соседке по комнате. Она прошлась по дому. Стены спальни были в трещинах, но теперь они хотя бы были чистыми. За шесть неполных дней в Сидер Фоллз она уже наполовину отмыла дом и была счастлива, что у нее есть занятие, счастлива своим одиночеством. Когда у нее появятся деньги, она купит все необходимое для ремонта, а миссис Неппер заплатит за краску. Сейра обрезала черенки листьев фиалки и посадила их в землю. Она улыбнулась, взглянув на ряд горшочков, из которых торчали повернутые в одну сторону мохнатые зеленые ушки. Ей вдруг захотелось услышать мягкий южный говор Карен Фейрчайлд Карен была признанным экспертом по фиалкам, и именно она научила Сейру, как их рассаживать. Сейра вспомнила, как сна, накрывшись подушкой, слушала по телефону голос Джоан в домике на пляже. Сегодня, примерно в это время, Кристин, Карен, Джоан и Мэри встречаются у Кристин. «Они думают, что я умерла. Они поплачут вместе и поговорят о том, как я утонула восемь дней назад». Слезы выступили у нее на глазах. Листья фиалок, казалось, прислушиваются к отзвукам событий последних восьми дней. Ее прежняя жизнь тоже осталась позади, и теперь ей тоже надо заново пускать корни. Она смахнула слезы и решила думать о чем-нибудь приятном. О еде, например. За весь сегодняшний день у нее не было ничего, кроме овсянки на воде и яблока. Когда она напомнила себе, что собирается к Бену Вудворту, ей стало неловка. Вздохнув, она натянула брюки, надела чистую рубашку с длинными рукавами и сунула ноги в сандалии. Настоящий ужин. При мысли о сочном жареном мясе, овощном гарнире, горячих тостах, на которых тает масло, ее рот наполнился слюной. Наконец, она решила перестать думать о бокале, в котором сверкает и пенится вино, о цыплятах, истекающих соком, и занялась своей внешностью. Она смыла губную помаду. Никакого макияжа Только сделать темными брови в тон парику. Она приоткрыла кухонную дверь. Почти совсем стемнело. Пробравшись сквозь кусты сирени, она оказалась у задней двери дома Бена. Никто ее не увидит.

– Входите,– сказал Бен, придерживая дверь кухни.

Сейра быстро прошла через кухню, стараясь не смотреть на миску с салатом и все прочее, что стояло на столе. В доме было прохладно. Влажная кожа Сейры быстро высохла, и голод стал еще острее. Бен принес поднос, на котором стояли бокалы с вином и чипсы. Закусив губу, Сейра взяла бокал и несколько чипсов. Прохлада, бокал белого вина, хруст чипсов – Сейра вздохнула. На мгновение она почувствовала себя в безопасности – неуместное чувство для того, кто сам несет в себе опасность, как скрытую болезнь. Бен принарядился к ужину – светлые брюки и рубашка. Она никогда больше не придет сюда. Бену и в голову не приходило, что от нее может исходить опасность. Мартин хранил оружие на специальной полке. До сих пор револьвер двадцать пятого калибра, орел с хищными когтистыми лапами на рукоятке стоял у нее перед глазами.

Мартин тогда приставил револьвер ей к виску. Щелчок курка до сих пор отдавался в ушах. «Я убью тебя и того, кто будет с тобой, тоже».

– Я надеюсь, вы любите свежие томаты,– сказал Бен.

Сейра ответила, что да, конечно любит. Он опустился рядом с ней на просиженную кушетку, высокий и широкоплечий. Таким должен был стать Джо. У Джо она могла бы укрыться. Если бы это был Джо, ей не пришлось бы отодвигаться на край кушетки.

– Банан вовсю изучает дом, – заметил Бен, – и знает его уже лучше меня самого. – Банан, мурлыкая, потерся о ногу Сейры.

Пока Бен рассказывал о своем детстве неподалеку от Чикаго, она съела все чипсы.

Его отец развозил заказы по адресам, и он единственный из пяти детей смог получить образование, не говоря уж об ученой степени. Кое-кто из его родственников думал, что он так долго учится, потому что бестолковый.

Сейра не спеша потягивала вино и представляла себе, как миссис Неппер объясняет незнакомому мужчине, а этим незнакомцем был Мартин Берни, что Лора недавно ужинала с профессором Вудвортом. «Очень славный молодой человек, живет с ней по соседству».

– Я получал стипендию, летом работал на стройке. Чтобы защититься, мне понадобилось три года, – сказал Бен, разливая вино. Ему очень повезло, объяснил он, что удалось получить такое хорошее место в университете и недорого купить дом. Во-первых, недалеко от университетского городка, а во-вторых, с видом на парк. Он так пока и не женился – никак не может найти избранницу. Вот, правда, за домом он следит не очень внимательно. Сейра потягивала вино, гладила Банана и все ждала, когда он начнет задавать ей самые простые вопросы, на которые она не сможет ответить.

Но Бен ни о чем не спрашивал даже тогда, когда они уселись за старинный дубовый обеденный стол. Посыпанное тертым сыром мясо хорошо зажарилось. В бокалах с красным вином медленно поднимались пузырьки.

Сейра старалась есть не слишком много и не слишком быстро. Так бродячая кошка, попав в дом, ведет себя нерешительно и осторожно, как бы давая понять, что не очень-то и нуждается в крыше над головой и в следующий раз может и не прийти.

К тому времени, когда тарелка опустела, Сейра почувствовала, что в состоянии связно думать и говорить о книгах и пьесах. Очень быстро они ушли от мелких повседневных тем для разговора – спорта, новостей, погоды. Перед ними окрылись совершенно иные просторы мысли, и с изумлением они обнаружили, насколько совпадают их взгляды и мнения.

Старая мойка, в которой Сейра мыла посуду, ничем не отличалась от той, что в ее доме Бен рассуждал о Диккенсе.

– Совсем не много. Вам не кажется? Потому-то он так и театрален.

Он принес шоколадный торт. Сейра старалась не смотреть, как нож кромсает глазированную поверхность торта.

– Николас Никльби? – спросила Сейра. За весь вечер Бен не задал ей ни одного вопроса. Она чувствовала это так же остро, как и собственный голод. – После того, как все сказано и совершено, Диккенс оставляет нас с ощущением, что и для вас все может повернуться к лучшему, если вы будете вести добродетельную жизнь и не потеряете надежду.

– Но жизнь не такова, – заметил Бен.

– Не такова, – согласилась Сейра, впервые обратив внимание на рыжеватые волосы на тыльной стороне ладони Бена, чувствуя, что Бен искоса поглядывает на нее. В воздухе висел густой аромат кофе.

Они отнесли кофе и торт в столовую и сели за стол.

– Феллини пишет о том, что бы он хотел сделать со своими фильмами, – сказала Сейра, с нетерпением ожидая, когда Бен возьмет в руки свою вилку. – Он говорит, что никогда не хотел делать фильмы со счастливым концом, потому что тогда у людей не возникнет стремления изменить свою жизнь. На уровне подсознания счастливый конец способен сыграть с нами злую шутку. Нам начинает казаться, что, как и в фильме, в нашей жизни произойдет поворот к лучшему без усилий с нашей стороны.

Бен видел почти все фильмы Феллини. Она тоже. Они поспорили о том символическом смысле, что Дзампано выкупает Джельсомину у матери и о многих других вещах.

Сейра наконец наелась. От выпитого вина ее клонило ко сну. Она бродила по дому вместе с Беном, который рассказывал ей, что он собирается делать, когда у него появятся деньги. На втором этаже размещались три спальни. На первом этаже, рядом с гостиной, находилась небольшая комната, задуманная, очевидно, как зимний сад. Там он устроил свой кабинет и постоянно работал, за исключением зимних месяцев, когда там становилось прохладно. Осматривая дом, она остро понимала, что Бен Вудворг не задает ни единого вопроса, на который, по его мнению, ей не хотелось бы отвечать.

Сидя в кресле в гостиной с дремлющим котенком на коленях, она пыталась понять природу и пределы сдержанности Бена. Она погладила котенка.

– Если не объявятся хозяева Банана, не могла бы я забрать его или ее себе? Если выяснится, что он ничей?

– Конечно, – ответил Бен – Вот что я вам скажу. Я выясню, не один ли это из котят Грейнжеров. Они их с удовольствием раздают просто так.

– Может быть, пока вы будете наводить справки, ему лучше остаться у вас? – Ей нечем было его кормить и очень не хотелось врать. – У меня там будет все в краске.

– Вы мне скажете, когда краска высохнет. Пока у меня есть две большие банки тунца, и он, похоже, пришелся ему по вкусу.

– Через неделю я начну работать, – сказала Сейра. – Миссис Неппер нашла мне место. Я буду ухаживать за доктором Ченнинг на Клей-стрит. Она попала в ужасную автомобильную катастрофу.

– Хейзл Джордж Ченнинг, – отозвался Бен – Сорок лет преподавала английский в университете. Специалист по Генри Джеймсу. Мы с ней, бывало, спорили, почему он так многословен. Она отстаивала каждое его слово. Стеной стояла за Генри Джеймса.

– При жизни его отстаивали совсем немногие, – заметила Сейра. – Я, пожалуй, пойду домой, раз вы не позволяете мне вымыть посуду, чтобы отплатить за ваше гостеприимство.

– Отплатите мне тем, что еще раз придете ко мне на ужин. Скажем, в воскресенье вечером. То же время, то же место, и Лора Прей раскрывает тайну, почему ужины Бена Вудворта напоминают по вкусу картон.

– Хорошо, – ответила она, потому что работать она начнет только со следующего понедельника, а у нее осталась лишь овсянка, которой едва ли хватит еще на неделю.

– Я хотела спросить вас. Вы для чего-нибудь предназначаете те яблоки, что падают с дерева?

– Эти яблоки? – рассмеялся Бен. – Любой, кто хочет, может их взять. Мне от них одни неудобства. Берите, сколько хотите. А хотите, прямо с дерева.

– Я люблю яблочный мусс, – объяснила Сейра. – Я принесу вам попробовать.

– Отлично. – Бен, ссутулившись, прислонился к кухонной двери. Когда она пожелала ему доброй ночи, он в ответ улыбнулся, как будто впереди у них было еще много времени, и он был счастлив и удовлетворен тем, что пришло с ней и придет снова.

Сейра стояла рядом с ним в дверях и улыбалась ему в темноте. Он не делал попыток прикоснуться к ней, а она не старалась отстраниться от него. Пробираясь через заросли сирени, она улыбнулась. Он тоже улыбался, закрывая дверь кухни и стоя в свете догорающих свечей.

14

После того как прошло больше недели, а тело Сейры так и не было найдено, позвонили родители Мартина и предложили провести заупокойную службу по Сейре. Если не хочет, они могут приехать и помочь все организовать. Службу, очевидно, лучше провести в Монтрозе, где жили их друзья.

Он ответил, что согласен. После телефонного разговора он прошелся по дому и зашел на кухню. И кухня, и мебель из сосны обошлись ему в копеечку. Он взглянул на дневник, который держал в руке Мартин часами продолжал читать его. «Интересно, почему Мартин уделял столько внимания жалюзи. Я должна следить за тем, чтобы они были приспущены на фут. Он очень аккуратен. Я столкнулась с этим, когда мы снимали дом на пляже. Он не пытался снова ударить меня. Постараюсь забыть об этом».

Теперь жалюзи были всегда в этом положении. После работы ему приходилось самому заниматься своим ужином, и он постоянно злился на Сейру, мертвую Сейру.

По субботам он делал закупки и аккуратными рядами расставлял консервные банки в буфете, обязательно в один ряд и этикетками наружу.

«Я стараюсь быть аккуратной, как этого требует Мартин, но почему же вещи важнее для него, чем я. Он ударил меня, потому что предметы не были расставлены по порядку».

Она писала о смерти своего отца и о том, как она ухаживала за своей матерью, когда у той случился удар, и она ослепла, и не могла ходить. Мартин не хотел, чтобы она привезла ее в Массачусетс. Сейра писала, что она может это понять. Но она никогда не говорила ему, как тяжело ей было оставить маму одну.

«Сегодня я забыла подмести в гараже, и Мартин, вернувшись с работы и выпив вина, пнул меня ногой».

Сейра писала и о кухне. Ей не хотелось, чтобы она была красная, а он забыл об этом.

Она писала, как ей порой бывает стыдно.

«Такое впечатление, что висишь только на кончике пальцев, стараясь изо всех сил не сорваться. Я почти физически чувствую, как соскальзывает один палец за другим. В понедельник мне понадобились колготки, но Мартин ставит меня в такое положение, что мне постоянно приходится просить у него деньги. Колготки продаются и в супермаркетах, вот я и спрятала их под покупками в своей тележке. Мартин ничего не заметил, но я-то ведь знаю».

«Я начала лгать. Чтобы он не ударил меня, когда я забыла купить нужный ему журнал, я сказала, что все номера уже кончились. Я солгала лишь для того, чтобы он не ударил меня!»

Она писала о том случае, когда он наступил ей на ногу и сломал палец, но она не думает, что причиной была его ненависть к ней. У него просто были неприятности на работе.

«Я снова солгала. Мы занимались любовью с Мартином, хотя мне и не хотелось. Я пошла на это, потому что боялась. Он этого не понял. Он видит синяки и ссадины у меня на груди и ногах, но он не знает, во что превратилось мое сердце».

«Мне стыдно признаться в этом. Не понятно, почему. Потому, что я лгала, и жульничала, и крала? Потому, что он меня бьет? Должна ли я стыдиться этого?»

«Я солгала Мартину. Я сказала, что мне звонили из городской библиотеки и сказали, что им нужен сотрудник на полставки. Мартину не понравилось бы мое признание, что я сама искала работу. И я не сказала ему об этом сразу. Я сначала приготовила ему на ужин то, что он любит. Потом мы занимались любовью так, как ему нравится. И только после я упомянула об этом. У меня есть работа! Может быть, я перестану чувствовать себя воровкой и проституткой».

Он бил ее. Пил целыми бутылками, а потом набрасывался на нее. А она все записывала. «Я стараюсь быть объективной. Он не меня ненавидит. Это что-то во мне, что отличает меня от него». Иногда последствия побоев не проходили неделями. «Кажется, Мартину стало стыдно, когда он увидел, с каким трудом я хожу».

Маленькая черная книжечка, в которой были спрессованы пять лет жизни изо дня в день, записанные ее мелким, четким почерком, попытки понять, что происходит. «Мне никогда не казалось, что я чем-то отличаюсь от Джо. Но я с самого начала знала, что мальчики не такие, как девочки. Нет. Дело даже не в этом. Они просто не хотели быть такими, как девочки. А я хотела быть похожей на Джо».

И она боялась по-настоящему. Он не признавался себе, но в этой книжечке был весь он, отраженный как в разбитом зеркале. Он снова расколол его недавно ночью и плакал, чувствуя себя одиноким в пустом доме.

«Не знаю, не моя ли в том вина, – писала она. – Но я не вижу другой причины, кроме той, может быть, что я слабее его и не могу оказать ему сопротивления, когда он бьет меня. А что бы он стал делать, если бы у нас был ребенок?»

Потом она в первый раз попыталась убежать от него и отправилась к своей матери в Небраску, хромая, потому что он сломал ей палец на ноге. В первый же уик-энд он помчался за ней, привез ее в дом на Сэнд Хук и там спустил ее с лестницы.

«С самого начала мне нужно было действовать по-мужски, – писала она. Почерк был неразборчивым, потому что рука у нее была в гипсе – Как только начинаешь вести себя по-женски, они именно так начинают воспринимать тебя и считать себя вправе ударить тебя, потому что ты не такая, как они. Если ты готова спать с ними, то ты подстилка, а если нет, то сука. Для мужчин других понятий не существует».

Она писала, как он ударил ее и она слетела вниз по лестнице в их доме на пляже. В результате – разрыв селезенки и перелом запястья, которое так и не срослось правильно, а искривление на десять градусов так и осталось. Она обратилась в приют для женщин, подвергающихся жестокому обращению, но было жалко терять работу в библиотеке, и она вернулась домой. Ни от полиции, ни от суда помощи ожидать не приходилось, они и без того были завалены работой. Вот она и вернулась снова к нему. Он заставил себя разбирать каракули этих дней. Ведь это он сломал ей руку. «Мартина ли я должна ненавидеть или что-то, что заставляет его поступать так, делая мне больно?»

Он прочитал все записи вплоть до того дня, когда она утонула, снова положил их в ящик ее стола, но даже одно воспоминание о них приводило его в бешенство.

– Ты думаешь легко было организовать всю эту жизнь? – кричал он в пустом доме. – Кем надо быть, чтобы изображать восторг в постели! Ты лгунья, ты пренебрегла обещаниями, данными при венчании, ты пыталась сбежать от меня, требовала развода! Попробуй только, сбеги от меня! Надо было бы сломать тебе шею… – И тут он вспомнил, что ее нет в живых.

Его родители приехали и организовали отпевание, а когда он расплакался после церковной службы, его окружили друзья, успокаивали его и похлопывали по спине. Ее друзья и подруги – Кристин Роджер Вейдин, Фейрчайлды, Джоан и Джим Пейджент, Сэм и Мэри О'Брайен – почти не разговаривали с ним. Некоторые из женщин не хотели смотреть на него. Он заметил это и был рад, когда все кончилось.

После церкви родители вернулись вместе с ним в его опустевший дом и решили остаться на ночь. Его отец, все больше напоминавший засохший стручок, в ожидании ужина устроился перед телевизором, наблюдая за ходом футбольного матча. В свою бытность главой административного совета школы он не пропускал ни одного матча и болел до хрипоты.

Мать Мартина занялась уборкой в доме и готовкой. Остановившись в дверях гостиной, она смотрела на мужа, пока он, не почувствовав неловкость, не обернулся к ней.

– Почему бы тебе не побыть немного с Мартином? -. негромко спросила она, улучив паузу в потоке комментариев. Ее голос звучал мягко, совсем как у Сейры, когда она была не уверена, собирается Мартин ударить ее или нет. Сейра писала в своем дневнике, что с ее стороны это тоже было частью игры и лжи, пронизывающей их отношения.

Отец Мартина помолчал.

– Не говори глупостей, Марта. Ты что не видишь, что это финал?

– Но я думала…

– Не стоит, Марта. В этом возрасте тебе уже не стоит начинать думать.

– Но Мартину было бы приятно немного побыть с тобой.

– Черта мне было бы приятно! – заорал Мартин. Его отец оторвался от телевизора, услышав крик Мартина, и, поджав губы, взглянул на него.

– Ну, что же ты, давай! – продолжал орать Мартин. – Скажи маме, что она дура! Ты ведь из года в год ей это говоришь!

– Мартин… – начал отец

– Ты ведь хозяин в доме! – надрывался Мартин. – Ты можешь прийти домой и делать все, что тебе заблагорассудится. Разве это не так, мам? Это нам приходилось вечно врать, жульничать и выкручиваться, чтобы купить мне новую бойскаутовскую форму – помнишь? Или новый велосипед, а, мам? И так все время в каждом доме! Черт!

Сжав губы, отец молчал. Он не желал слышать Мартина так же, как в шестидесятые он не замечал существования хиппи в своем колледже. Мартин может говорить все, что хочет. Он не смотрел ни на Мартина, ни на Марту.

– Он расстроен, – сказала мать – Конечно же, он расстроен.

Она смотрела на Мартина, и на лице ее было выражение, которого он никогда не видел раньше.

– Я не могу одобрить такие выражения. – начал отец.

– Что, если бы нам, тебе и мне, пришлось жить так, как живет мама?– снова закричал Мартин на отца.– Да я бы лучше умер!

Резко повернувшись, Мартин шагнул в кухню. Всхлипывая, он сел за стол, подумав, что он и в самом деле предпочел бы умереть, чем жить такой жизнью, как его мать.