Текст книги "Лев (в сокращении)"
Автор книги: Нельсон Демилль
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Жены умеют читать мысли. Или, может быть, я стал слишком предсказуемым.
– Я не буду подвергать себя опасности, – ответил я.
– Вот именно, не подвергай.
Днем я писал и думал, а также строил планы. В здоровом теле здоровый дух, и с телом разобраться легче. Так что в шесть вечера я позвонил своим охранникам и заказал пиццу пеперони, что очень полезно для духа. В семь интерком зажужжал и парень из спецопераций сказал:
– Пицца прибыла.
Я отпер дверь и оставил ее приоткрытой, потом вытащил «глок» и отступил вглубь прихожей. Если пицца будет с анчоусами, убью разносчика. В дверь постучали, потом она открылась, и на пороге с коробкой пиццы возник Винс Пареси. Жаль, что у меня в руках был пистолет, а не фотоаппарат. Пареси заметил, что я убираю пистолет, но комментировать не стал.
– Я подумал, не составить ли тебе компанию, – сказал он. Сказал так, словно это была идея Кейт. Или Уолша. А может, ему самому пришла в голову та же мысль: надо бы присмотреть за Кори.
– Вы очень заботливы, – ответил я.
– Да уж. Вот пицца.
Я взял коробку и заметил у него под мышкой бутылку красного вина.
– Поужинаем на свежем воздухе? – предложил я.
– Тебе не следует выходить на балкон, – напомнил он.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Я вынес пиццу на балкон и поставил на журнальный столик, потом вернулся за штопором, бокалами и бутылкой виски.
Поскольку я настаивал, Винс вышел со мной на балкон, и мы стали есть мою пиццу и пить его вино. Погода была прекрасная, и улица под нами оживала: вечер пятницы, конец недели. Но он не сводил глаз с окрестных домов, и разговор тек как-то вяло. В конце концов он сказал:
– Эти ублюдки могут пристрелить нас обоих.
– Это вряд ли. Если бы Халил хотел убрать меня из снайперской винтовки, он бы давно это сделал. – И я добавил: – Он для меня приготовил что-то другое.
– Я сейчас думаю о себе, – ответил Пареси.
Он налил себе остатки вина и сказал:
– Отдел анализа коммуникаций засек включение телефона Кейт. На семь-восемь секунд, словно кто-то заглянул в записную книжку.
– Откуда шел сигнал?
– Откуда-то между Сорок четвертой и Сорок третьей улицами.
– Понятно… Вы послали туда машины?
– Послали, но сигнал шел из движущегося автомобиля.
– Что ж, по крайней мере мы знаем, что телефон Кейт на Манхэттене.
– Да. – Он кивком указал на город под нами. – Где-то там.
Я смотрел на высившиеся вокруг жилые дома и офисные здания. В каких-то окнах горел свет, какие-то были темны, и я подозревал, что есть там одно окно, из которого тоже пристально смотрят на нас.
– А как идет проверка Семьдесят второй улицы? – спросил я.
Он взглянул на здания.
– На данный момент мы проверили половину квартир и примерно восемьдесят процентов офисов. – И добавил: – Хорошо бы этот сигнал шел с противоположной стороны улицы.
– Они не так глупы. Не надо их недооценивать. И особенно не надо недооценивать Асада Халила.
Позвонила Кейт и очень обрадовалась, обнаружив меня дома и с гостем.
– Вы пили? – спросила она.
– Мы и сейчас пьем.
– Доброй ночи, Джон. Я люблю тебя.
– И я тебя.
Мы с Пареси уговорили полбутылки виски, и ближе к полуночи он ушел домой. А я пошел спать. Ночь прошла спокойно. Но у меня было такое чувство, что вот-вот что-то случится.
В субботу я вызвал служебную машину к десяти и поехал к Кейт в Бельвью. Поскольку она знала, что скоро выпишется, настроение у нее было хорошее.
– Как Том относится к тому, что ты выходишь отсюда?
– Нормально, поскольку я отправляюсь к родителям.
– А он знает, что я собираюсь с тобой?
– Да. И ему это нравится. – А вот это уже интересно. – Я очень серьезно поговорила с Томом, – объяснила она. – Я сказала ему, что, во-первых, он не может держать меня здесь против моей воли, а во-вторых, что в Вашингтоне могут и не одобрить то, что он использует тебя – агента на контракте – как приманку для захвата террориста.
– Подожди. Я ведь добровольно согласился. – Я подумал, что жить и работать было как-то проще, пока я не женился.
– Том считает, что это ни к чему не приведет, – сообщила она далее. И вот он, решающий довод: – Если с тобой что-то случится в городе и окажется, что половина группы наружного наблюдения следила за нашей квартирой, а половина – за тобой, Тому предстоят неприятные объяснения в Вашингтоне.
Кейт – женщина умная. Она умеет обращаться с Уолшем куда лучше, чем я.
– Джон, сотни людей, здесь и по всему миру, разыскивают сейчас Асада Халила. Его найдут и без твоей помощи. – А дальше еще хуже: – И еще я позвонила твоим родителям и сказала, что мы приедем к ним во Флориду, после того как съездим к моим родителям. Нам надо уехать на два месяца. Административная ссылка.
– Два месяца? С родителями? Одолжи мне, пожалуйста, револьвер!
Она взяла меня за руку и посмотрела на меня.
– Ты просто зациклился на этом деле, а это нездорово. Тебе нужно отвлечься. Уехать.
Я не ответил.
– Том хочет, чтобы до понедельника я оставалась в больнице. Он считает, что здесь мне безопаснее, и не хочет, чтобы меня здесь навещали, чтобы весть о том, что я жива, не дошла до кого не надо. – Она сменила кнут на пряник. – Джон, я люблю тебя. Ты спас мне жизнь, и я сейчас пытаюсь отплатить тебе тем же.
Я не уловил логической связи, но сказал:
– Ладно. В понедельник едем в Индианаполис.
– Миннеаполис, Джон. В Миннесоте.
– Да, конечно. Ладно, я пошел.
– Мне гораздо спокойнее, когда я знаю, что ты не пойдешь сегодня в ночное.
– Мне тоже.
– И еще до отъезда ты должен позвонить Тому и рассказать о Борисе.
– Есть, мэм.
– До вечера.
Мы поцеловались, и я ушел. Что ж, мой босс и моя жена разбили меня наголову. Это обидно. До момента, когда я отправлюсь в ссылку, оставалось меньше двух суток. За это время мне нужно завершить один сюжет – или два.
Вернувшись домой, я позвонил Тому Уолшу, но по субботам Том не отвечал на рабочие звонки – по крайней мере на мои. Я оставил сообщение с убедительными аргументами в пользу продолжения операции или, по крайней мере, разрешения мне работать в офисе по этому делу. Если бы он снял трубку, я рассказал бы ему и о Борисе. Ладно, расскажу во вторник, когда кончится срок, отведенный Борису.
Немного позже, когда я уже готовился к вечернему визиту в Бельвью, домашний телефон зазвонил, и на определителе высветилось: «номер не определяется».
Я снял трубку:
– Кори.
Молчание. Но я знал, кто это.
– Это я. Асад Халил.
– Я ждал твоего звонка, – спокойно сказал я.
– Знаю, что ждал. Я нашел твой номер в телефоне твоей жены и звоню, чтобы выразить соболезнования по поводу ее смерти.
– Это действительно печально.
– И смерти твоего друга и коллеги мистера Хайсама.
– Кроме того, ты убил его жену и дочь. Какой ты после этого мужчина?
– Не понимаю вопроса.
– Ты будешь гореть в аду.
– Нет, это ты будешь гореть в аду. А я буду вечно жить в раю.
Я не ответил. Молчание тянулось, на заднем плане я слышал шум уличного транспорта. Потом он сказал:
– Три года назад я обещал вернуться, и видишь, я сдержал обещание. Если я обещаю кого-то убить, то убиваю.
Я опять не ответил.
– В прошлый раз, когда я был здесь, ты имел что мне сказать. Что ж, я понимаю, ты скорбишь о потере жены, от этого люди становятся менее разговорчивыми. А также менее заносчивыми и агрессивными.
И снова я не ответил; молчание тянулось и тянулось.
Отдел анализа коммуникаций мои звонки не прослушивал, но мониторил мой номер и мог отследить все входящие. Словно поняв, о чем я думаю, он сказал:
– Я еду в машине, а этот телефон выброшу в окошко. У меня много телефонов, мистер Кори. Так вы меня не выследите.
– Значит, выслежу иначе. И убью. Обещаю.
– У тебя не хватит ума найти меня. И не хватит мужества убить меня. А вот я найду и убью тебя.
– Ты знаешь, где я живу, и знаешь, где я работаю. Если бы ты не был трусом, ты бы уже попробовал. Но ты убиваешь беззащитных женщин и своих соотечественников, которые тебе доверяют.
Он ничего не ответил; я подумал даже, что связь прервалась, но шум транспорта по-прежнему слышался на заднем плане.
Наконец он заговорил:
– Разве ты думал, что я трус, когда мы прыгали с самолета?
– Да ты чуть не обгадился от ужаса, когда я выпустил в тебя несколько пуль.
Этот выпад он оставил без ответа.
– Я сказал, что убью эту шлюху, и убил. А ты смотрел, как она умирает и кровь хлещет из перерезанного горла, как у ягненка.
Я глубоко вздохнул и сказал:
– Хватит. Нам надо встретиться…
– К сожалению, в этот раз мы не сможем встретиться. Однако обещаю, что я вернусь. И убью тебя.
– Нам надо встретиться и покончить с этим. Сейчас я выйду один…
– Перестань. Я не идиот. Когда мы встретимся, выбирать время и место буду я, и тогда уж я буду уверен, что ты один.
– Дурак, не упускай шанса убить меня сейчас.
– Сам дурак, мистер Кори, если ты думаешь, что я убью тебя сразу, как твою жену. Для тебя я придумал кое-что поинтереснее. Сначала я отрежу тебе гениталии и скормлю собакам. Потом я срежу твое лицо. Я сниму его с черепа, как делает «Талибан» в Афганистане. Вот что я с тобой сделаю, мистер Кори.
– Подожди-ка. Я хочу еще раз напомнить тебе, что твоя мать была шлюхой и трахалась с вашим великим лидером, который, как ты знаешь, убил твоего отца, чтобы удобнее было трахаться с твоей матерью.
Он тяжело дышал, и я решил, что он на меня немного обиделся.
– Мы еще встретимся. До свидания, мистер Кори, – сказал он наконец.
Телефон замолчал. Что ж, хорошо поговорили. Без экивоков.
Теперь я должен был бы позвонить Уолшу или Пареси, но я вместо этого набрал номер «Светланы», чтобы узнать, не закрыт ли клуб в связи со смертью владельца.
Мне ответил мужской голос с русским акцентом, а в трубке слышалась музыка и громкие голоса. Я попросил к телефону мистера Корсакова, и мужчина ответил, что сейчас он занят, но я могу оставить сообщение. Я сказал: «Попросите его перезвонить мистеру Кори. Это важно».
Я повесил трубку. Значит, Борис еще жив. Но Борис, подумал я, для него главный предатель, и только когда он умрет, придет черед Джона Кори. В конечном итоге Асад Халил никуда не денется, пока не сделает того, зачем он сюда приехал. Так что мне остается только ждать, когда он сделает следующий шаг.
В воскресенье утром мои стражи из Отдела спецопераций предложили, если я хочу, сопроводить меня в церковь, но я предпочел посмотреть кусочек мессы из Святого Патрика по телевизору, в халате. В полдень я поехал в Бельвью. Кейт была весела, как заключенные накануне освобождения из тюрьмы.
– Ты вещи уложил? – спросила она.
– Уложил, все готово, – ответил я. Нет, конечно.
Поскольку было воскресенье, в отделении было множество священников, которые предлагали святое причастие тем, кто нуждался в этом более всего: убийцам, насильникам, наркодилерам и другим уголовникам, пригодным для спасения, – всем, кроме политиков, у которых душа, которую можно было бы спасти, отсутствует.
Я остался на воскресный обед, который был положительно неплох, особенно кусочек фуа-гра. Мой визит завершился на высокой горьковато-сладкой ноте.
– Ты очень храбрый, Джон, – сказала Кейт, – я понимаю, ты не хочешь оставлять решение этой проблемы другим. Но если с тобой что-то случится… моя жизнь кончена. Так что подумай обо мне. О нас.
Если со мной что-то случится, моя жизнь тоже будет кончена. Но этого я говорить не стал, а ответил в том же сентиментальном духе:
– Впереди у нас долгая и счастливая жизнь. – Если только я не умру от скуки на семейном обеде у Мэйфилдов.
Я оставил Кейт в прекрасном расположении духа – ее духа, не моего, и вышел в вестибюль, где меня ждал шофер. Его звали Престон Тайлер – не знаю, достиг ли он совершеннолетия, чтобы получить законные права. Но это не важно. Когда мы выехали на шоссе, он спросил:
– Капитан Пареси до вас дозвонился?
– Нет.
Я проверил свой мобильный и обнаружил там новое сообщение, которое гласило: «Есть новости. Позвони».
Я позвонил.
– Что случилось?
– Мы нашли конспиративную квартиру, – ответил он.
– Где?
– Там, где и предполагали, – на противоположной стороне улицы.
Мы? А я думал, это моя идея.
– Сегодня утром, в десять восемнадцать, – продолжал Пареси, – в командный центр поступил анонимный звонок от мужчины, который заметил подозрительное оживление вокруг одной квартиры в доме номер 320 по Восточной Семьдесят второй улице. Ты где сейчас?
– Минутах в пяти езды.
– Хорошо. Я на месте. Квартира 2712.
Я велел Престону:
– Подбрось меня к дому 320 по Восточной Семьдесят второй, это между Первой и Второй авеню.
Это было красивое довоенное здание этажей в тридцать. Миллион раз я проходил мимо него, и мне почему-то никогда не приходило в голову, что где-то в квартире 2712 могут обосноваться террористы.
Я вошел в вестибюль – швейцар впустил меня – и в по-старинному роскошном вестибюле увидел четырех детективов нью-йоркской полиции. На случай если вдруг придут съемщики-террористы. Мы предъявили друг другу удостоверения. Потом один из них проводил меня в квартиру 2712. Он даже нажал для меня звонок, и дверь открыл капитан Пареси.
– Вытирайте ноги, – сказал он.
Шутка состояла в том, что в квартире было чудовищно грязно и воняло прямо с порога. Пареси был здесь один, он спросил:
– Ну как там Кейт?
– Здорова и счастлива.
– Это хорошо. Деревенский воздух пойдет вам на пользу.
Я решил отложить эту тему и спросил:
– Так что у нас здесь?
– Грязная квартира, как видишь. Однокомнатная студия, арендованная на два года Восточной экспортной корпорацией со штаб-квартирой в Бейруте, Ливан.
– И мы ни разу не видели, чтобы плохие парни сюда входили? – спросил я.
– Нет. Этой конспиративной квартиры нет в нашем списке.
– А что говорит швейцар? – спросил я.
– Говорит, здесь живут три или четыре парня, по виду иностранцы, и он их видел недели две-три назад. Их не видно, не слышно, они очень тихие.
– Не совпадает с показаниями информатора про подозрительных людей, постоянно входящих и выходящих, – заметил я.
– Не совпадает, – согласился он.
Я осмотрел квартиру, в которой была миниатюрная кухонька и две двери – одна в ванную, другая в кладовку, сейчас пустую. Из мебели здесь были только три сильно потертых кресла, четыре неприятного вида матраца и большой телевизор на дешевой стойке.
– Здесь еще осталась кое-какая еда, но ни одежды, ни других вещей. Похоже, отсюда съехали, – сказал Пареси.
– Ну да. А нет ли верблюжьего молока в холодильнике? – спросил я.
– Нет, но еда в основном средиземноморская.
– Когда приедут эксперты? – спросил я.
– Скоро. Я жду ордера на обыск. – Он пояснил: – Мы вошли на основании неотложных обстоятельств, с отмычкой, по подозрению в пребывании здесь мертвого или умирающего.
В наши дни ордер на обыск обязателен, даже если квартиру снимает Главное управление пустыни Аль-Каиды.
Я огляделся еще раз – в квартире не было ничего, что заставило бы считать ее чем-то кроме ночлежки для нелегальных иммигрантов. Я обошел матрацы и открыл одно из двух окон. Посмотрел налево и увидел собственный дом и даже собственный балкон. Так близко, что снайпер легко мог бы выбить бокал с коктейлем у меня из руки.
– Отсюда, – сказал Пареси.
Я подошел к другому окну, посмотрел на широкий крашеный наружный подоконник. В середине было пятно без пыли.
– А сюда они ставили ведерко для шампанского, – догадался я.
– Ага. И провода от ведерка шли к телевизору.
Мы подошли к телевизору дорогой новой модели, и, хотя от него не тянулось никаких проводов, в самом телевизоре был разъем для подключения видеокамеры. Джон Кори реалити-шоу.
– Значит, эти ребята смотрели, как мы ели пиццу и пили вино, – сказал Пареси.
– Да. – И решили ничего не предпринимать. Потому что у Халила другие планы. И еще они наблюдали, как по нескольку раз в день я сажусь в машину, правда, не знаю, проехали ли хоть раз за мной до Бельвью.
Пареси размышлял:
– Значит, мы имеем трех-четырех ребят иностранного вида, кушающих средиземноморскую еду, и так случилось, что окна их квартиры выходят на твой дом, при том, что мы знаем: Асад Халил хочет тебя убить. Так можем ли мы предположить, что люди, которые здесь жили, арабские террористы и они за тобой следили? Или это совпадение?
– Это совпадение, – согласился я, – как-то очень уж подозрительно. И вот еще совпадение: анонимный звонок поступил как раз тогда, когда эти ребята съехали. Следовательно – вот здесь, пожалуйста, внимательнее, – аноним – это один из ребят Халила.
– И теперь мы должны думать, что Халил и его приятели вернулись в свою родную пустыню?
– Правильно. Или что-то задумали.
Тут-то и следовало рассказать капитану Пареси, что я недавно говорил с Халилом по телефону. А также доложить о встрече с Борисом Корсаковым. Но если я сейчас это сделаю, то меня немедленно отстранят от дела за то, что не доложил своевременно. А так у меня остаются почти сутки до начала ссылки.
Через несколько минут прибыл детектив ОГБТ с ордером на обыск, а вслед за ним команда экспертов, которая и выставила всех посторонних.
Уже в вестибюле, внизу, Пареси сказал мне:
– Знаешь, Джон, Халил, наверное, и впрямь уехал. Так что не страдай по поводу отпуска.
– Я уверен, что это уловка, чтобы заставить нас потерять бдительность и прекратить охоту на него, – ответил я.
На это он ничего не ответил, просто протянул мне руку.
– Удачной тебе поездки. Остаемся на связи. – И он добавил: – Увидимся через пару месяцев.
Снова вернувшись к себе, с воскресным бокалом «Кровавой Мэри» в руке я вышел на балкон. Они ведь съехали, правильно? Но глупая уловка часто служит прикрытием крупного обмана.
Асад Халил проехал полмира, чтобы вычеркнуть имена в своем списке, а моего имени он еще не вычеркнул. Имени Бориса тоже.
И что там с грандиозным финалом, чего нам ожидать? Он уже отравил источники водоснабжения? Или где-нибудь уже тикает бомба?
Тот случай, когда молчание оглушает.
Я посмотрел на окно, из которого на меня смотрели в последние две или три недели. Где эти гады? И где Асад Халил?
Потом я собирал чемодан. Время летело незаметно, и я подумал, не позвонить ли Борису еще раз – если он еще жив, значит, Халил пока не начал свою завершающую операцию.
Борис не ответил по мобильному – но вместо него не ответил ни Асад Халил, ни детектив по расследованию убийств, – и я попросил метрдотеля передать, чтобы он позвонил мне. На сей раз я добавил: срочно.
В шесть вечера я вызвал машину, чтобы ехать в Бельвью.
Глава 9
Асад Халил сидел в такси напротив «Светланы». На его мобильный пришло сообщение. Халил прочел его и вышел из такси, бросив шоферу-ливийцу: «Жди здесь».
Халил, в костюме и галстуке, с наклеенными усами и в очках, вошел в ночной клуб с парадного входа. Метрдотель поздоровался с ним и спросил по-русски, заказан ли у него столик. На неплохом русском, которому он научился от Бориса, Халил ответил, что хочет лишь выпить в баре. Метрдотель принял его за уроженца одной из бывших советских среднеазиатских республик – за казаха или, может быть, за узбека. Их метрдотель не любил, но трудно завернуть человека, который хочет всего лишь посидеть в баре и посмотреть представление, поэтому он молча указал на открытую дверь и обратил все свое внимание на вновь прибывшую группу. Халил вошел в дверь и прошел по коридору, который привел его в большой ресторан.
Халил никогда здесь не был, он изучал это место по фотографиям и описаниям, которые получил несколько дней назад от единоверца-мусульманина по имени Владимир, обрусевшего чеченца, которому месяц назад велели устроиться сюда на работу.
В этот воскресный вечер в шесть часов ресторан был наполовину пуст. Халил почти целую минуту стоял у входа, чтобы охранник обратил на него внимание. Потом неторопливо прошел через весь зал к красной портьере на задней стене и, отодвинув ее, проник в короткий коридорчик, который упирался в запертую дверь.
Почти тотчас же он услышал за собой шаги, охранник сказал «Стой!» сначала по-английски, а потом повторил по-русски и взял Халила за плечо. И тут Халил извернулся и вонзил длинный разделочный нож прямо ему в горло, перерезав трахею. Охранник сполз по стенке на пол. Тогда Халил вытащил нож из горла и стал обшаривать карманы умирающего. Он забрал кольцо с ключами, «кольт» 45-го калибра и радиотелефон.
Халил выглянул из-за красной портьеры. Никто не спешил за ними. Тогда он взвалил умирающего на плечо, подошел к запертой двери, попробовал один ключ, другой, третий – и дверь открылась. Он оказался в тесном помещении с лифтом и еще одной дверью – Владимир сказал, что она ведет на лестницу. Владимир также сообщил, что другой телохранитель, Виктор, сейчас сидит наверху в приемной, рядом с кабинетом Бориса, а Борис ожидает даму.
Халил запер за собой дверь в коридор, открыл стальную дверь на лестницу, сбросил почти мертвого охранника на ступени и взбежал на самый верх, не забыв запереть за собой дверь на лестницу.
Наверху была еще одна дверь. Левой рукой повернув ключ в замке, а в правой держа свой длинный разделочный нож, Халил распахнул ее и ворвался в небольшую комнату.
Виктор вскочил на ноги и сунул руку под пиджак, но Халил уже прыгнул на него. Крепко обхватив охранника левой рукой, Халил своим длинным ножом вспорол ему живот, чтобы тот не мог вытащить пистолет. Затем быстро вытащив нож и заведя его за спину Виктору, он вонзил лезвие ему в спину, пробив диафрагму и лишив возможности произнести хоть звук.
Дыхание Виктора стало затрудненным и хриплым, его кровь заливала Халила. Потом его тело выгнулось, задергалось в агонии и обмякло. Халил опустил мертвеца в кресло и вытащил из его плечевой кобуры пистолет, отметив, что это тоже «кольт» 45-го калибра. Пистолет он сунул под ремень, рядом с точно таким же, снятым с другого мертвого охранника.
Халил посмотрел на часы. С момента, когда он вошел в ночной клуб, прошло всего девять минут. Он набрал номер мобильного Владимира.
Борис Корсаков сидел в кресле с рюмкой коньяка в одной руке и сигаретой в другой и читал местный русскоязычный еженедельник. Помощник официанта Владимир очень медленно сервировал стол на двоих: охлажденная черная икра и шампанское. Дама должна приехать в половине седьмого, сейчас уже четверть седьмого, а этот бестолковый официант, похоже, совсем не знает, что делать и как, и страшно нервничает.
– Вы еще не закончили? – спросил Борис по-русски.
– Уже заканчиваю.
Русское имя, язык и привычки с самого рождения были навязаны Владимиру русскими, оккупировавшими Чечню, и он всем сердцем ненавидел их, особенно вот этого бывшего кагэбэшника, который сидит к нему спиной, курит, пьет и отдает ему приказания. В кармане у него завибрировал мобильный. Пора.
Борис положил газету и сказал:
– Оставьте все как есть, идите, – и встал, чтобы выпроводить официанта.
Но Владимир вдруг подскочил к двери и схватился за засов.
– Стой, – закричал Борис. – Идиот! Отойди от двери!
Владимир отодвинул засов и отступил. Дверь распахнулась, вошел Асад Халил с пистолетом в руке и задвинул засов. Борис застыл, уставившись на мужчину, стоявшего меньше чем в двадцати футах от него. Несмотря на усы, очки и другую прическу, он понял, кто это. Он также заметил, что темный костюм и белая рубашка визитера залиты свежей кровью.
Халил снял очки, отклеил усы и сказал по-русски:
– Разве вы не рады видеть своего лучшего ученика?
Борис глубоко вздохнул и ответил по-английски:
– Твой русский по-прежнему отвратителен, так же как и вонь изо рта и от тела.
Халил не ответил на это.
– Я вам советую достать пистолет, чтобы я был вынужден подарить вам быструю смерть. Но если вы предпочитаете прожить на несколько минут дольше, мы обменяемся несколькими словами, и вы будете умирать долго и мучительно. Выбирайте.
Борис перешел на русский и грязно выругался.
Халил улыбнулся.
– И где ваши друзья из ЦРУ? Они вас использовали, как проститутку, вы и есть проститутка, и они послали вас сюда, к другим проституткам и пьяным свиньям. Что, не защищают они вас?
Глаза Бориса метались по комнате, ища путь к спасению.
– Чему я тебя учил? – сказал он. – Убивай быстро.
– Я люблю поговорить.
– Уверяю тебя, твои жертвы этого не любят.
Казалось, Халил разозлился.
– Я целый год вынужден был слушать, как вы оскорбляете меня, мою страну и мою веру, – сказал Халил. – А сейчас? Посмотрите на себя. Кто вы? У кого из нас пистолет? Не у вас. И кто кого перехитрил? Надо аккуратней нанимать людей. Владимир – чеченец, и он бы мне заплатил, если бы я позволил ему перерезать вам глотку. А еще да будет вам известно, что два ваших охранника уже дожидаются вас в аду.
Борис лихорадочно думал. Эту девушку, Таню, приведет сюда охранник, и он заметит… что-нибудь. Труп. Кровь на полу…
Халил, казалось, читал мысли своего бывшего учителя.
– Владимир позвонил вниз и велел от вашего имени отослать девушку. Так что вы не будете пить шампанское и закусывать икрой, и блудить не будете, потому что я отрежу вам яйца.
Борис не отвечал, напрягая мозг в поисках выхода. В конце концов он признал, что единственное, что он может сделать, это достать пистолет. Это или спасет его, или… все закончится быстро. Он смотрел на Халила, дожидаясь, чтобы тот отвлекся хоть на мгновение, но видел только черные глаза Халила, уставившиеся прямо на него, и черное дуло пистолета, нацеленное на него.
Халил снова словно бы прочел мысли Бориса.
– Сделайте что-нибудь. Будьте мужчиной.
Борис глубоко вздохнул и мысленно полез под пиджак за пистолетом: поднырнуть в сторону, упасть, перекатиться, выстрелить. Но понял, что, сколько ни подныривай и не перекатывайся, Халил сначала выстрелит, чтобы ранить его, а потом прикончит, причем так изобретательно, что Борису даже не хотелось думать об этом.
Он кашлянул и доверительно сказал:
– Здание под наблюдением полиции и ФБР.
– Они не более компетентны, чем ваши придурки охранники.
– Ты не выйдешь живым из этого здания.
– Это вы не выйдете живым из этого здания.
Все это время Халил не отходил далеко от двери, и вдруг он шагнул назад и прижал к ней ухо.
– Кто-то идет, – сказал он Борису.
Борис вдохнул и приготовился выхватить пистолет.
– Ослышался, – улыбнулся Халил. И рассмеялся.
Борис выкрикнул несколько полузабытых арабских ругательств и добавил по-английски:
– Ублюдок! Кусок дерьма! Сын шлюхи!
Халил целил в солнечное сплетение, и Борис увидел, как рука его дрогнула от ярости. Борис ждал пули, надеясь, что Халил либо промажет, либо попадет ему в сердце.
Но Халил вытащил из-под пиджака разделочный нож, которым уже убил двух охранников, отвел руку назад и метнул в Бориса. Нож вонзился в ковер у его ног. Борис вздрогнул. Он понял, что будет дальше.
– Можете взять нож – в обмен на ваш пистолет, – сказал Халил.
Борис молча смотрел на него.
– Вы решили не доставать пистолет, и взамен я предлагаю вам этот нож, – сказал Халил. – Это очень щедро с моей стороны, хотя для вас и болезненнее. Вы тренировались с ножом после нашей последней встречи? – Он улыбнулся. – Или только с ножом и вилкой?
Борис оценивал ситуацию, которая свелась к выбору из двух возможностей – лезть за пистолетом, в надежде быстро получить пулю в голову или в сердце, или согласиться драться на ножах.
– Сегодня вы неспособны к принятию решений. Я сделаю это за вас. – Халил пригнулся и стал в позицию для стрельбы.
– Нет! – крикнул Борис, подняв руки, а потом медленно опустил левую и отодвинул полу пиджака, открыв кобуру на поясе.
Взяв пистолет за рукоятку большим и указательным пальцами, Борис вытащил его из кобуры и бросил на ковер под ноги Халилу.
Шагнув вперед, Халил взял оружие – браунинг, вытащил магазин и бросил в хрустальную вазу с черной икрой.
– Мне хватит вашего слова, что у вас нет второго пистолета, но все-таки покажите.
Борис кивнул, приподнял обе штанины, показывая, что ножной кобуры нет, и вывернул карманы. Потом медленно снял пиджак и повернулся кругом.
– Я удивлен, что вы не следуете собственному совету насчет второго пистолета.
– Если бы у меня и был второй пистолет, я все равно предпочел бы перерезать тебе горло, – сказал Борис.
– Я предпочел бы то же самое, – улыбнулся Халил.
Он вынул из-за пояса два «кольта» 45-го калибра, вытащил магазины и сунул в ведерко со льдом для шампанского. Из собственного «глока» он тоже вынул обойму и положил пистолет на стол, на салфетку. Потом вытащил из-за пояса короткий тяжелый охотничий нож, метнул, целясь в пол, и нож вонзился в ковер.
– Вы готовы? – спросил он, взглянув на Бориса.
Не отвечая, Борис снял галстук, ботинки, носки и обернул пиджак вокруг левой руки.
Халил одобрительно улыбнулся и сделал то же самое.
Мужчины пристально смотрели друг на друга, их разделяло футов пятнадцать, из пола перед каждым торчало по ножу.
В первый раз с момента появления Халила Борису показалось, что у него есть шанс убить его.
Они стояли, глядя друг на друга и выжидая.
Начал Борис; он бросился на Халила, схватив нож.
Халил наклонился, схватил свой нож и, перекатившись вправо, упруго вскочил, пригнулся и стал в оборонительную позицию, заслоняясь обмотанной пиджаком рукой и широко расставив ноги.
Борис на миг застыл, развернулся и пошел на Халила.
Халил стоял в той же позиции, и Борис сделал ложный выпад вправо, потом влево, шагнул вперед, назад, повторил. Насколько он помнил, главным недостатком Халила была нетерпеливость, что приводило к импульсивным, безрассудным выпадам. Но Борис понял, что теперь Халил явно знает, когда следует нападать, а когда обороняться.
Борис изменил тактику и отпрыгнул назад, увеличив расстояние между ними. Халил оставил оборону и пошел прямо на Бориса, и они закружили друг против друга в центре просторной комнаты.
Наблюдая за Халилом, Борис видел, что ливиец гораздо проворнее него и находится в значительно лучшей форме, но ему казалось, что он сильнее физически.
Халил опять пригнулся, расставив полусогнутые ноги и держа обмотанную пиджаком руку горизонтально, и Борис подумал, что он начинает нервничать.
Поверив в это, он сделал мгновенный выпад, рассчитывая заставить Халила отступить и раскрыться, но вместо этого Халил неожиданно подался вперед, встретил Бориса на полпути, и, поднырнув под его нож и обмотанную руку, нанес ему удар снизу под ребро. Борис удивленно вскрикнул от боли и обрушил удар на опущенную голову Халила. Они отпрыгнули друг от друга, ни один не стал продолжать атаку.
– Очень хорошо, – кивнув, сказал Халил.
Борис осторожно ощупал рану – точечное проникающее ранение, если и глубокое, то не слишком кровоточащее и не смертельное. Но он понял также, что этого боя ему не выиграть – он уже стал задыхаться и слабеть от полученного ранения. Он признал, что Халил лучше владеет ножом и обладает необходимой волей и мужеством для схватки. Борис не был уверен, что у него самого они остались.