Текст книги "Лев (в сокращении)"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Он живет по адресу 12-355, Двенадцатая улица Брайтона, Брайтон-Бич, там же, где половина нью-йоркских русских. Квартира 16А. Уже почти три года, – добавил Дик.

– О’кей.

Борис выбрал район, где бывшие кагэбэшники собирались за бутылкой водки и вспоминали старые добрые деньки, когда они были молоды и ненавидимы.

– Я не смог получить от ФБР номер его мобильного или домашнего, только рабочий. И еще… Борис владеет и управляет ночным клубом. Называется «Светлана». Находится прямо на прогулочной дорожке пляжа у Третьей улицы Брайтона.

– О’кей… И это заведение принадлежит Борису?

– Ну, с этими русскими, кто там разберет, какие у него теневые партнеры? Все это русская мафия, верно?

– Возможно. А возможно, ЦРУ дало ему ссуду.

– Да? Ну, дай мне знать, как обернется дело.

– О’кей. Я твой должник.

Этаж повышенной безопасности в Бельвью сочетает худшие черты двух плохих мест – больницы и тюрьмы. Мое имя было в списке допущенных посетителей, и по своему удостоверению я прошел контрольный пункт безопасности с минимальными трудностями. С другой стороны, Асад Халил в эту дверь не войдет.

Асад Халил вообще не должен знать, что миссис Кори жива, чувствует себя хорошо и находится здесь. Тем не менее мне было интересно, проверят ли его нью-йоркские друзья официальное сообщение о смерти Кейт. Я сделал мысленную заметку сказать Уолшу, что надо получить и зарегистрировать подложное свидетельство о смерти. Теперь, сидя у постели Кейт, я сказал ей, что она должна остаться в больнице, но она уже знала об этом.

Я заметил, что мой игрушечный лев повешен за шею на шнуре оконных жалюзи, и спросил:

– Психологический тест ты еще не проходила?

– Постараюсь попасть в психушку, чтобы мы смогли быть вместе.

Мы поболтали, потом Кейт сказала:

– Я чувствую себя здесь такой бесполезной.

Я попробовал ободрить ее:

– Ты, может быть, единственный человек на планете, который дал отпор Халилу и выжил, чтобы рассказать об этом.

– Почему он не… пытался убить и тебя тоже?

Кейт явно начала раздумывать обо всем этом, и я сказал:

– У него руки были заняты тобой.

Она посмотрела на меня:

– Я думаю, он хотел, чтобы ты увидел, как я умираю.

Чтобы отвлечь ее от неприятной темы и успокоить, я сказал, что теперь, куда бы я ни пошел, меня все время окружают люди из ОГБТ и в доме они тоже дежурят.

Зашел санитар и оставил меню обеда. Кейт отметила что-то, передала меню мне и предложила:

– Возьми что-нибудь.

Однако я отказался: не люблю тюремно-больничной кухни. Мы посмотрели телевизор и поговорили, пока ей не принесли еду.

Я бы пробыл с Кейт еще, но она сказала, что устала, поэтому я поцеловал ее на прощание и сказал:

– Постарайся отдохнуть.

– А что я еще могу здесь делать?

– Подумай, что может замышлять Халил.

– Я думаю. Куда ты сейчас поедешь? – спросила она.

– В то единственное место, куда можно. Домой.

– Хорошо. – Она улыбнулась и сказала: – По клубам не ходи.

Забавно, что она сказала именно это.

– Будь осторожен, Джон. – Она сжала мою руку. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже. Завтра с утра увидимся.

Я вышел из палаты и задержался поболтать с охраной, приставленной к Кейт, в лице дамы по имени Минди. Она осознавала, что нападавший на Кейт – не обычный тупой уголовник, и поклялась, что мимо Минди Джейкобс не пройдет даже Конан-варвар. Я пожелал ей спокойной ночи и спустился на лифте в вестибюль, где меня поджидал мой эскорт – все те же полицейские Кен Джексон и Эд Риган, которым, наверное, я надоел так же, как и они мне. Через пятнадцать минут я был дома.

В холле сидел сторож, очень похожий на детектива Луиса Рамоса, разносчика бубликов. Я подошел к столу, за которым Альфред читал газету. Отложив ее, он поинтересовался:

– Как миссис Кори?

– Гораздо лучше, спасибо. Я забыл взять у вас ключи от машины.

– Они у меня здесь. – Он выдвинул ящик и извлек мои ключи.

– Мне нужно забрать кое-какие вещи, – сказал я. – Так что, если вы не против, я возьму на время ключ от грузового лифта.

– Да, сэр. – Он достал еще один ключ и положил на стол. Я забрал все ключи и прошел к пассажирским лифтам.

Выйти отсюда, не проходя через холл, можно и по пожарным лестницам, но на каждой лестничной клетке были камеры слежения, а монитор стоял на столе у швейцара. Грузовой же лифт не просматривался и мог экспрессом идти в подземный гараж.

Я поднялся в свою квартиру, где меня ждал выбранный заранее костюм для похода в русский ночной клуб.

Я достал темно-серый костюм и серый галстук, которые обычно надевал на свадьбы и похороны, добавил шелковую рубашку и бриллиантовые запонки. Обулся в итальянские ботинки и дополнил комплект кевларовым бронежилетом, забыв на сей раз микрофон и следящее устройство. Я закончил одеваться, не забыв свой «глок», и осмотрел себя в зеркале. Русская мафия? Итальянская мафия?

Я положил в карман пиджака фотографию Асада Халила, вышел из квартиры и направился к грузовому лифту в дальнем углу моего тридцать четвертого этажа. Я вызвал его и нажал кнопку «гараж».

Вышел я в подземном гараже. Пока все хорошо.

Или я в ловушке, и выход из гаража под наблюдением спецопераций? Понятно, что, если я выйду на парковку или вырулю отсюда на своем зеленом джипе на Семьдесят вторую улицу, меня сцапают и упекут. Я подошел к окошечку сторожа и обнаружил за ним немолодого джентльмена. Он смотрел телевизор – игру «Метс». Я сказал:

– Извините. Мне нужно ехать.

Он оторвался от телевизора и спросил:

– Какой ваш номер?

– Мне не нужна моя машина, мне нужно ехать.

– Я думаю, вы обратились не по адресу.

– Я дам вам пятьдесят баксов, если вы меня отвезете к перекрестку Шестьдесят восьмой и Лексингтон. Мне назначено у проктолога.

Он посмотрел на меня и спросил:

– А пешком?

– Геморрой. Ну пожалуйста – как вас зовут?

– Люди называют Гомп.

– О’кей, Гомп. Шестьдесят баксов.

– У меня нет машины.

– У вас две сотни машин. Выберите одну, – продолжал убеждать я. – Вы можете дослушать игру по радио.

Гомп оглядел меня – шелковую рубашку и остальное – и решил, что я человек, которому можно доверять, или же мафия.

– О’кей. Но мы должны ехать быстро.

Я бросил на конторку три двадцатки, и он быстро их подхватил, потом выбрал ключ с панели, сказав:

– Этот парень не использовал машину два месяца.

Через несколько минут я сидел на пассажирском сиденье «лексуса» новой модели, а Гомп выруливал из гаража.

– Иногда я делаю это для стариков, – признался он. – Эй, что вы там делаете?

– Ботинки завязываю.

Продолжая прятаться за приборным щитком, я почувствовал, как мы свернули на Семьдесят вторую улицу. Когда мы остановились на светофоре на Третьей авеню, я посмотрел в боковое зеркало и не увидел ни одной машины.

– Вы живете в нашем доме? – спросил Гомп.

– Нет. Я живу на Восточной Восемьдесят четвертой, – ответил я и протянул ему руку. – Том Уолш.

– Рад познакомиться, Том. – Гомп пожал мне руку.

Зажегся зеленый, и он покатил по Семьдесят второй, включив по радио игру «Метс».

– Вы за «Метс» болеете или за «Янки»?

– За «Метс», – соврал я.

Гомп представлял собой прямо-таки олицетворение старого Нью-Йорка – акцент и все такое, и я вздохнул по былым дням.

На углу Лексингтон и Шестьдесят восьмой улицы я сказал:

– Выйду здесь.

Он прижал машину к тротуару:

– Когда надо будет еще куда-нибудь ехать, Том, найдете меня в гараже.

– Спасибо. Может быть, завтра. К урологу.

Я вышел из машины и спустился по лестнице на станцию метро «Лексингтон-авеню». Сверившись со схемой метро, я обнаружил, что в Брайтон-Бич идет поезд «Б», и нашел свою платформу.

Подошел поезд, я зашел, вышел, потом зашел еще раз, когда двери уже закрывались. Видел это как-то в кино.

Я вышел на остановке «Оушен-паркуэй» и спустился по лестнице на Брайтон-Бич-авеню. После всех моих приключений-побегов Борис просто обязан был оказаться в живых и находиться в этом своем ночном клубе.

Я не был на Брайтон-Бич лет пятнадцать, да и тогда лишь пару раз с полицейским русского происхождения по имени Иван. Из всех этнических кварталов Нью-Йорка этот был, пожалуй, самым любопытным. Я пошел на восток по Брайтон-Бич-авеню, оценивая ее взглядом. Много людей, много машин, много жизни на улице. Парень продавал русскую икру с лотка на тротуаре по десять баксов унция. Дешево. Ни накладных расходов, ни посредников. Ну и никакого холодильника тоже.

Дойдя до Брайтуотер-Корт, я увидел громадное старое кирпичное здание со светящейся вывеской «Светлана». Я пошел по тротуару и оказался на летней террасе, на которую выходили двери «Светланы». Перед ночным клубом висело облако серого дыма, окутавшего столики, кресла и множество курящих мужчин и женщин. Приятно вдохнуть чистого соленого воздуха.

Я подошел к ограждению, взглянул на пляж и Атлантический океан. Было уже больше десяти вечера, но на пляже еще был народ, люди ходили и сидели и при этом, я уверен, пили кое-что чистенькое из матушки-России. Ночь обещала быть ясной и звездной, на востоке всходила половинка луны.

Я снял обручальное кольцо – не затем, чтобы подкатывать к девушкам в баре, изображая холостяка; просто в нашем деле лучше не афишировать персональную информацию. Я еще раз огляделся, чтобы убедиться, что хвоста нет, и через летнюю террасу направился под красную неоновую вывеску с надписью: «Светлана».

Это была забавная смесь роскоши старой России и ночного клуба в Вегасе, придуманная человеком, много раз посмотревшим «Доктора Живаго» и «Казино Рояль». В глубине зала был большой подковообразный бар с видом на океан, но куда интереснее было смотреть на завсегдатаев. Я прошел между столиками к стойке и протиснулся между мясистым парнем в переливающемся костюме и крашеной блондинкой в коктейльном платье, словно бы позаимствованном у собственной дочери.

Не думаю, что я похож на русского, но бармен сказал мне что-то по-русски – или это было по-бруклински? Это звучало примерно как: «Ваканигетча?» Я знаю шесть русских слов и использовал два из них:

– Столичная, пожалуйста.

Он ушел, а я осмотрелся. Помимо блестящих костюмов, здесь были парни в расстегнутых рубашках, с золотыми цепями на шее, и женщины, у которых колец было больше, чем пальцев. Говорили преимущественно по-русски. Мне принесли «Столичную», и я использовал свое третье русское слово:

– Спасибо.

За стеклянной перегородкой открывалась обширная ресторанная зона, и практически каждый столик был занят. Борис процветает. Или процветал, пока Халил не отрезал ему голову.

В дальнем конце ресторана была сцена, на ней играл квартет. На танцполе кружились пары, старые и молодые, а вокруг стояли старые дамы и притопывали, насколько позволяли протезы в шейке бедра. Как человек, которого учили наблюдать за людьми, исключительно из добросовестности должен отметить, что наличествовало также очень много хорошеньких девушек.

Дама рядом со мной, которая лет пятнадцать назад тоже была горячей русской девчонкой, заинтересовалась новеньким. Я почувствовал, как усиливается исходящий от нее запах сирени, и она сказала с сильным акцентом:

– Вы не русский.

– Что меня выдало?

– Ваш русский язык ужасен.

Твой английский тоже не блещет, дорогуша.

– Часто сюда приходите?

– Да, конечно. – Затем она продемонстрировала правильное произношение слов «спасибо», «пожалуйста» и «Столичная» и заставила меня повторить.

Видимо, у меня не получилось, и она предложила:

– Возможно, еще одна водка вам поможет.

Мы посмеялись и познакомились. Ее звали Вероника, и она происходила из Канзаса. Нет, из Курска. Я назвался Томом Уолшем. Я заказал еще по одной. Она пила коньяк, который русские очень любят – как не любить, по двадцать-то баксов за рюмку? И я даже не мог записать это в счет служебных расходов.

Однако, вспоминая известный афоризм Ницше, самый распространенный вид человеческой глупости – это забыть, что ты должен сделать. И я сказал:

– Мне нужно встретиться с одним человеком, так что пока.

– И не потанцуем? – надулась Вероника.

– Я с удовольствием. Если вы не уйдете. – Я повернулся к бармену. – Еще один коньяк для дамы – на мой счет.

Вероника подняла бокал и сказала по-русски:

– Спасибо.

Я расплатился наличными и прошел в ресторан. Здесь вкусно пахло, и мой пустой желудок возроптал. Я подошел к метрдотелю – джентльмену в черном костюме. Секунду посмотрев на меня, он понял, что я иностранец, и заговорил по-английски:

– Чем могу помочь?

– Я хочу видеть мистера Корсакова, – ответил я.

Кажется, он удивился:

– Он ждет вас?

Ну что ж, Борис жив, и он здесь. Я ответил:

– Я его старый друг, – и протянул свою визитную карточку. Полагаю, ему не понравилось то, что он там прочел – «Оперативная группа по борьбе с терроризмом», и я сказал: – Я здесь неофициально. Пожалуйста, отнесите это мистеру Корсакову, я подожду.

Он поколебался, но ушел в заднюю часть ресторана и исчез за красной портьерой.

Я оглядел ресторанную зону. Стена позади сцены с музыкантами возвышалась на двадцать футов – двумя ярусами, и по центру верхнего, под потолком, в огромном зеркале отражались огни хрустальной люстры. Наверняка это зеркало двустороннее, и кто-то, сидя за ним, видит весь ресторан. Возможно, там кабинет Бориса – и я помахал рукой.

На сцену вышли три певицы, все как на подбор высокие блондинки и, конечно, очень красивые. Мое внимание было настолько поглощено ими, что я не заметил, как подошел метрдотель. С ним был белобрысый, стриженный ежиком парень, одетый в костюм свободного покроя, подходящий только для тяжелоатлета. Метрдотель сказал:

– Это Виктор. Он отведет вас к мистеру Корсакову.

Я двинулся вслед за Виктором через ресторанный зал. Он отодвинул красную портьеру, и я оказался в коридоре с запертой стальной дверью, которую Виктор открыл ключом. Мы вошли в комнатку с двумя креслами, еще одной стальной дверью и лифтом. Единственное, что привлекло мое внимание, – вращающаяся видеокамера на потолке.

Другим ключом Виктор открыл двери лифта и жестом пригласил меня внутрь. Когда мы поехали, я спросил его:

– Так вы здесь шеф по десертам?

Он продолжал смотреть прямо перед собой, но улыбнулся. Немного юмора очень помогает для наведения мостов через пропасть между людьми. К тому же он понимал по-английски.

Двери лифта открылись в такую же прихожую, как внизу, включая камеру наблюдения и стальную дверь – эта была с глазком, снабженным широкоугольной линзой. Виктор нажал на кнопку, и через пару секунд засов отодвинули и дверь открылась.

В проеме стоял Борис.

– Рад видеть вас живым, – сказал он.

– А я – вас.

Глава 7

Борис подвел меня к мягчайшему креслу и сам сел напротив в такое же. На нем был черный костюм европейского кроя и шелковая рубашка с распахнутым воротом. Похоже, он до сих пор в неплохой форме, хотя и не так худ и силен, как я помнил.

Борис налил водки в две хрустальные рюмки, поднял свою и сказал по-английски:

– Ваше здоровье.

Его английский был почти безупречен; наверняка с тех пор, как я видел его в последний раз, он выучил много новых слов, таких как «налоговая декларация», «оборотный капитал» и так далее.

– На здоровье, – ответил я по-русски, что, как мне казалось, означает «ваше здоровье». Или «я тебя люблю»?

Затем Борис сказал что-то Виктору, тот пошел к двери, но открыл ее не раньше, чем посмотрел в глазок. Может быть, для русского ночного клуба это нормальная предосторожность? Или все-таки паранойя? Виктор ушел, и Борис закрыл за ним дверь.

Я встал и посмотрел в двустороннее зеркало на полстены, через которое был виден практически весь ресторан и бар. Вероника сидела все там же. На задней стене ресторана, в окнах, как в рамах картин, виднелись пляж и океан. Неплохо, Борис. Получше, черт возьми, чем в Ливии!

– Вам понравилось шоу? – спросил Борис. Наверняка он наблюдал за мной, когда я стоял у стойки метрдотеля.

– Вы поставили отличное шоу, – ответил я.

– Спасибо.

Я оглядел просторную комнату, заполненную всякой русской дребеденью – фарфоровыми вазочками, серебряными самоварами и множеством русских матрешек.

– Вы отлично устроились, – сказал я.

– Много работы, много хлопот, – ответил он. – Сюда постоянно приходят разные инспекции – пожарная, здравоохранение, алкоголь; я должен общаться с мошенниками-поставщиками, с работниками, которые воруют…

– Убейте их.

Он улыбнулся:

– Да, порой я скучаю по своей прежней работе в России.

– Там мало платили.

– Но власть опьяняет.

– Еще бы. А вы не скучаете по своей прежней работе в Ливии?

Он покачал головой.

– Нисколько.

Меня не волновало, чем Борис зарабатывал на хлеб в Советском Союзе. Но то, что он продался чужому государству и учил таких, как Халил, меня волновало. Я уверен, он жалел об этом, но сделанного не воротишь.

Раз уж я встал, то воспользовался возможностью пройтись по комнате и посмотреть все это добро. Борис рассказывал об иконах, шкатулках, фарфоре и остальных своих сокровищах.

– Это все антиквариат, и очень ценный, – сказал он.

– Вот почему у вас такая мощная система безопасности.

– Ну да, правильно. – Он заметил мой насмешливый взгляд и добавил: – Но, конечно, самая большая ценность здесь – это я. В этом бизнесе легко наживаешь себе врагов, – с улыбкой пояснил он.

– Как и в прежнем вашем бизнесе, – заметил я.

– И в вашем, мистер Кори.

– Может быть, нам обоим стоит поискать другое занятие.

Он засмеялся, а я продолжал обход комнаты. На стене висел старый советский плакат – карикатура на Дядю Сэма с мешком денег в одной руке и атомной бомбой в другой. Он стоял на глобусе, широко расставив ноги, как бы распространившись на весь мир, и бедные народы всего мира тянули шеи из-под его ботинок. Советский Союз – СССР – был окружен американскими ракетами, нацеленными на отчизну.

– Некоторые мои друзья-американцы до сих пор считают этот плакат оскорбительным для себя.

– Не понимаю почему.

– Холодная война закончилась, – напомнил он. – Вы победили. Эти плакаты дорогие. Этот обошелся мне в две тысячи.

– Для успешного предпринимателя это не деньги, – заметил я.

Он не стал спорить.

– Да, теперь я и есть та самая капиталистическая свинья с мешком денег. Странно распорядилась судьба. – Он закурил сигарету и предложил мне, но я отказался. – Как вы меня нашли?

– Борис, я работаю на ФБР.

– Да, конечно, но мои друзья из Лэнгли уверяют, что информация обо мне является секретной.

– Вы не поверите, но ЦРУ часто лжет.

Мы оба улыбнулись. Потом он снова стал серьезным.

– Любая информация обо мне предоставляется по специальному запросу, если это действительно необходимо. Так что же у вас за необходимость во мне, мистер Кори?

– Зовите меня Джоном, – сменил я тему и тактику. – Ох, я пью на голодный желудок.

Он, чуть поколебавшись, ответил:

– Ох, я совсем забыл о гостеприимстве.

– Нет-нет, это мне следовало бы что-нибудь прикупить. Не беспокойтесь, давайте закажем какую-нибудь пиццу.

Он направился к телефону, стоявшему на столике у стены.

– Какое беспокойство? Это же ресторан, если вы заметили.

– В самом деле.

Борис имел вкус к сарказму, что свидетельствует об уме и душевном здоровье, как я часто объяснял своей жене.

Он сказал что-то в трубку по-русски; я расслышал слово «закуски», значение которого когда-то объяснил мне мой приятель Иван. Повесив трубку, он обратился ко мне:

– Садитесь, пожалуйста.

Я сел, и оба мы слегка расслабились, прихлебывая водку и наслаждаясь последними мгновениями, пока я не перешел к делу.

– Все забываю спросить, как поживает та милая девушка, что была тогда с вами, – сказал Борис.

В нашем деле, как я уже говорил, нельзя раскрывать никаких сведений о себе, поэтому я ответил:

– Мы по-прежнему вместе работаем, у нее все отлично.

– Передавайте ей, пожалуйста, привет от меня.

– Передам. – Я подумал, что пора вбрасывать мяч на поле, и спросил: – С вами не связывались ваши друзья из Лэнгли?

– Вы пришли ко мне с официальным поручением?

– Да.

– Тогда мне следовало бы попросить вас уйти и позвонить моему адвокату.

– Вы сможете это сделать в любой момент, как только захотите. Это же не Советский Союз.

– Скажите, почему я должен с вами разговаривать? – спросил он, не обращая внимания на мой выпад.

– Потому что ваш гражданский долг – помочь в расследовании преступления.

– Какого преступления?

– Убийства.

– Какого убийства? – спросил он.

– Возможно, что и вашего. Асад Халил вернулся.

За это требовалось выпить, и он налил себе.

– Вы удивлены? – спросил я.

– Ничуть.

Прозвучало начало мелодии – Чайковский? – и Борис подошел к двери и посмотрел в глазок. Затем открыл, и официант вкатил столик, уставленный едой, а Виктор прикрывал его с тыла.

Виктор запер дверь, а Борис, словно забыв о плохих новостях, которые я принес, занялся официантом, указывая ему, как расставить хрусталь, разложить салфетки и серебро.

– Пересядьте сюда, пожалуйста, – сказал мне Борис.

Я пересел, а Борис проводил официанта с Виктором к двери, закрыл ее за ними, запер и уселся напротив меня.

– Вам нравится русская кухня? – спросил он.

– Кому ж не нравится?

– Вот копченый палтус, – стал объяснять он. – Вот маринованная селедочка, а это копченый угорь. А вот и самое главное – «свинья в попоне». – На самом деле это были жирные сосиски – «колбаса» – завернутые в какое-то особое пышное тесто и поджаренные. Я положил себе на тарелку несколько штук вместе с другими закусками.

Пока мы ели, Борис спросил:

– Откуда вы знаете, что он вернулся?

– Он убил несколько человек, – ответил я.

– Кого?

– Я не имею права вам ответить, но я бы сказал, он закончил то, чего не доделал в прошлый раз.

Борис перестал жевать.

– Поймите, я не готовил его для какого-то особого задания. Я просто учил его действовать в западном мире.

– И убивать.

Он помолчал.

– Ну… да, убивать. Но если бы в ЦРУ считали, что я знал о намерении Халила убивать американских летчиков, вряд ли меня забрали бы из Ливии. Вряд ли меня вообще оставили бы в живых.

На это мне было нечего ответить.

– Я думаю, ЦРУ проинформировало вас о том, что сделал Халил три года назад.

– Не в полной мере. Мне незачем было это знать.

– Но тогда вы мне сказали, что знали об убийстве летчиков.

– Да… об этом мне рассказали.

– Правильно. – Этими вопросами я вовсе не стремился докопаться до какой-нибудь правды; я просто хотел, чтобы он начал защищаться, чего и достиг. Я отодвинул тарелку в сторону. – Халил прилетел в страну примерно неделю назад. Убил последнего из пилотов, участвовавших в ливийском рейде, отличного мужика по имени Чип, и еще несколько человек. Вот откуда мы узнали, что он здесь. Собственно, именно здесь, в этом городе.

Борис перестал жевать.

– И мне пришло в голову, что Халил захочет свести с вами кое-какие счеты. Если я не прав, скажите, я встану и уйду.

Борис налил мне минеральной воды, и я продолжал:

– Честно говоря, я не ожидал увидеть вас живым.

Он кивнул и ответил:

– Я тоже удивился, что вы еще живы.

– Вам повезло, что я еще жив. Послушайте, я знаю, что мы оба в его списке, поэтому нам следует поговорить.

Борис кивнул:

– И ваша подруга, вероятно, тоже в опасности.

– Вероятно. Но – сообщаю сверх необходимую вам информацию – сейчас она находится в более безопасном месте, чем вы. Так что остаемся мы с вами, – обрадовал я его.

– Можете сегодня заночевать на этом диване, – пошутил он.

– Вам тоже придется остаться здесь. Жена поймет.

– Уверяю вас, не поймет. – Он немного подумал. – В сущности, завтра она может улететь в Москву.

– Неплохая мысль.

Борис налил себе коньяку и мне тоже.

– Подозреваю, у вас есть план получше, чем прятаться.

– Есть. Мой план состоит в том, чтобы использовать вас как приманку для захвата Халила.

Он не ответил. Потом спросил:

– У вас есть точные сведения, что он знает, где я?

– Нет. Но давайте считать, что знает. У него было три года на то, чтобы найти вас. Плюс у него в Америке есть друзья.

Борис кивнул, улыбнулся и сообщил:

– Мое имя упоминалось в публикациях, посвященных ресторанному делу и русскому эмигрантскому сообществу.

– Надеюсь, без фотографии?

Он пожал плечами.

– С фотографией, конечно. Это часть моего бизнеса.

– А это ваше настоящее имя?

– Настоящее. В ЦРУ меня убеждали сменить имя, но это единственное, что осталось у меня от прошлой жизни.

– Понятно. Так что предположим, что Халил знает: вы теперь – владелец «Светланы», у вас есть жена и квартира на Двадцатой улице Брайтона. Можете сбежать, но можете сидеть здесь и ждать его, и мои люди будут ждать его вместе с вами.

– Что ж, я подумаю об этом. А пока вам и вашей организации надо подумать, как еще его можно захватить или убить.

– Мне кажется, вы знаете его лучше, чем федералы, – сказал я.

Он помолчал.

– Его будет очень трудно найти. Но он сам вас найдет.

– Борис, это я знаю. Но вопрос в том, как мне его найти!

Борис вернулся в кресло и закурил следующую сигарету. Уставившись в некую точку в пространстве, он заговорил:

– При всех своих грехах Советский Союз никогда не недооценивал американцев. Халил же, наоборот, принадлежит культуре, которая недооценивает Запад, особенно американцев. Возможно, здесь его слабое место. Его называют Львом за мужество, хитрость, стремительность и умение чуять опасность. Но что касается последнего, он часто пропускает признаки опасности из-за своего убеждения, что он силен – физически, умственно и морально, – а его противники слабы, глупы и продажны. – Он посмотрел на меня и добавил: – Однажды я предостерег его, но повторять предупреждения не стал.

Он помолчал, размышляя.

– У Халила был учитель, старик по имени Малик, такой своего рода мистик. Малик убедил Халила, что на нем лежит благословение – будто бы он имеет особую силу и шестое чувство, подсказывающее, где опасность и когда приближается добыча. Конечно, это чушь, но Халил поверил и, следовательно, начал делать глупости. Кажется, пока его глупости сходят ему с рук, но рано или поздно везенье изменит.

«Вряд ли ты это увидишь», – подумал я и сказал:

– Может быть.

Борис взмахнул сигаретой.

– Он был прекрасным учеником – схватывал все на лету. И мотивировка у него была очень сильная, но в основе его мотивировки лежала ненависть. – Он взглянул на меня. – А ненависть искажает суждения. Под этим, мистер Кори, я имею в виду то, что он не воспользуется возможностью спокойно прострелить вам голову с двухсот ярдов. Он нападет на вас более личностно, что ли, так, как нападает лев: зубами и когтями. Ему нужно почувствовать вкус вашей крови. И так же, как кошка играет с мышью, он зачастую, прежде чем убить свою жертву, играет с ней. Для него это важно. Так что, если вы выживете после первого нападения, вы имеете шанс нанести ответный удар.

Ну, кроме мистика Малика, во всем этом не было для меня ничего нового. Но всегда приятно найти подтверждение собственным мыслям.

– Что ж, нам остается только сложить лапки и ждать.

Он улыбнулся и польстил мне, сказав:

– Я чувствую, вы сможете удержать ситуацию под контролем, если она обострится. И я тоже, – добавил он.

Может, не надо было прекращать занятия в тренажерном зале? Я вернулся к своему прежнему предложению:

– Другой способ убить льва – оставить в ловушке приманку.

Он, по-видимому, успел обдумать это мое предложение:

– Да. Если вы хотите взять льва живым, вы помещаете в клетку козленка, и, как только лев входит, дверь захлопывается. Лев в ловушке, но козленок съеден. Если вам сгодится и мертвый лев, вы привязываете козленка к дереву, и, как только он начинает есть козленка, стреляете. В любом случае козленок мертв.

– Хорошо сказано. Но мы обеспечим вашу безопасность.

Он не был в этом уверен.

– Попробуйте без меня.

– Ладно. Я дам вам знать, как получилось.

– Да, если сможете. – Однако он все-таки добавил: – Это интересная мысль и, возможно, единственный способ захватить или убить его. Но, Джон, если вы расставите для него ловушку, он может сделать то же самое для вас.

– Правильно. Я помню об этом. Если вы не хотите быть собственно приманкой, мы все равно можем придумать для вас какую-нибудь программу защиты.

Он опять помолчал, поразмышлял.

– Вы знаете, здесь я в безопасности, и я не собираюсь отсюда уходить, пока Халила не убьют, не захватят или он не улетит… так что я не уверен, что нуждаюсь в вашей защите.

В подтексте было, решил я, что Борис не хочет привлекать к «Светлане» внимание полиции и ФБР по разным причинам, как законным, так и не очень. Еще мне пришло в голову, что Борис пришел к тем же выводам, что и я, и захотел убить Асада Халила без вмешательства полиции и ФБР. Я подозревал, что Борис хотел убить Асада Халила, потому что тот знал о нем что-то такое, что не вполне соответствовало показаниям, которые он дал ЦРУ три года назад. Борис был бы не первым перебежчиком, которого выслали назад в родную страну.

– Ладно, Борис, – сказал я. – Я знаю, о чем вы думаете. Если кто и может захватить или убить Халила, так это вы. Но не будьте слишком самонадеянны. Халил провел эти три года отнюдь не в ночном клубе, попивая водку.

Это его задело, как я и рассчитывал. Он подался ко мне и сказал:

– У меня нет страха перед этим человеком. Я научил его всему, что он знает и умеет, и хорошо будет преподать ему этот последний урок.

– Что ж, я передам ваш отказ от защиты. Это ваше право – отказаться от защиты полиции, и, разумеется, соглашаться быть приманкой вы не обязаны, это дело сугубо добровольное. Но если вам удастся взять его живым, позвоните мне первому.

– Если хотите.

Борис стал неразговорчив – мне пора было уходить. Теперь я должен доложить об этой встрече Уолшу и Пареси. Можно и не афишировать того, как далеко я зашел, – копы и агенты часто что-то делают, не докладываясь боссу. Но если о подобных вещах не докладывать немедленно, могут возникнуть проблемы.

А с другой стороны… Никто ведь не знает, что я здесь. То есть я хочу сказать, Уолш очень ясно дал понять, что мои обязанности ограниченны. А мы с Борисом, похоже, солидарны в том, что Халил должен быть не задержан, а убит.

Борис задумался. Наконец он поднял на меня взгляд и сказал:

– Дайте мне неделю. И себе тоже. Я думаю, через неделю один из нас решит эту проблему наилучшим образом.

Конечно, я ответил:

– Дело не в нас. Существуют еще закон, правосудие.

Он опять покачал головой:

– Нет, именно в нас.

Я не хотел продолжения этой темы, поэтому сменил ее.

– У вас есть моя карточка, – сказал я, поднимаясь. – Мне нужны номера ваших телефонов.

Он вытащил из внутреннего кармана свою карточку и ручку, написал что-то и протянул карточку мне со словами:

– Держите меня в курсе.

Я же вынул из кармана фотографию Халила, отдал ему и сказал:

– Размножьте и раздайте своим людям.

– Спасибо. – Он поднялся, подошел к телефону, нажал кнопку и сказал что-то по-русски.

Короткая музыкальная фраза – Чайковский, – и Борис подходит к двери, смотрит в глазок, отпирает дверь. За мной пришел Виктор. Направляясь к двери, я сказал Борису: