Текст книги "Особое назначение (сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Таким образом, участок, где совершено преступление, сократился с полутора тысяч до 400 километров.

Шло время, менялась обстановка, корректировался и вновь составлялся план розыска.

Май не принес желанного успеха, хотя кое-кто из большой массы опрошенных людей подтвердил, что пострадавшую действительно звали Шурой и что она появлялась на станциях Агадырь, Сары-Шаган, Чиганак иногда с каким-то стариком, с которым вместе торговали на рынках различными овощами. А откуда она – никто не знал.

В июне старшим лейтенантом Мантровым фотокарточка Шуры была предъявлена бывшему базаркому станции Агадырь Фомину, который узнал ее; по его словам, она приезжала в конце марта или начале апреля на станцию Агадырь и торговала на базаре морковью.

С помощью Фомина и других местных жителей оперативные работники выяснили, что Шура несколько раз останавливалась на квартире Мурзинцевой.

– Да, это действительно так, – подтвердила Мурзинцева.

Весной, после оттепели, у нее на квартире жила примерно с неделю Минаева Шура, которая приезжала из Джамбула со своим мужем – глубоким стариком. Она продавала на базаре морковь. Мурзинцева подробно описала приметы старика, но его фамилию она не знала, а имя – Федя или Петя. Точно не запомнила. Других лиц, имевших отношение к Шуре Минаевой, Мурзинцева назвать не могла. Казалось, была нащупана, наконец, нужная нить. Но... по прописке в городе Джамбуле и его окрестностях Минаева Шура не проживала. Это осложняло поиски. Мурзинцева продолжала настаивать, что фамилия Шуры Минаева и приезжала она со своим мужем именно из Джамбула.

Пришлось искать старца по имени Петя или Федя, руководствуясь описанием, данным Мурзинцевой. И вот, наконец, долгожданная встреча.

...Петру Матвеевичу Зубову шел сто четвертый год. Чуть выше среднего роста, несколько сутуловатый, довольно бодрый дед встретил оперативных работников у калитки. Внешне не было похоже, что ему уже более века. Казалось, что посох, который держал Петр Матвеевич в правой руке, был ему при ходьбе больше помехой, чем помощником.

Сразу о деле разговор начинать было не совсем удобно, тем более, что старик принял оперативных работников не очень дружелюбно, но когда убедился, кто у него в гостях, сам рассказал о многом и предъявил паспорт свой и жены.

С фотографии смотрело довольно молодое лицо, окаймленное вьющимися локонами волос. Видно, при обмене паспорта, как иногда делают женщины, Шура сдала фотокарточку прошлых лет. В паспорте стоял штамп "Бессрочный".

Минаева Александра Ивановна, 1924 года рождения, инвалид II группы, оказалась прописанной в поселке Тюлькубас, где, по словам Зубова, раньше работала на железной дороге. Сейчас она ежемесячно получает пенсию. С Минаевой вместе они живут с февраля, то есть с того дня, когда Шура, будучи в Джамбуле, не решилась поздно ехать домой и попросилась у него переночевать. Из родственников Минаевой Зубов назвал старшую сестру Антонову, которая проживает в Комсомольске-на-Амуре, но они с ней давно никакой переписки не имеют.

Старик опознал свою жену по фотографии и, не дожидаясь других вопросов, встревоженно спросил: "А что случилось?". Узнав о несчастье, Зубов как-то сник, сгорбился, долго ходил по комнате взад и вперед, не находя себе места, а немного успокоившись, стал расспрашивать о подробностях. Губы его дрожали, лицо стало серым. В таком состоянии допрашивать старика было бессмысленно.

Чем был так потрясен Зубов? Неожиданным сообщением о смерти жены или причастностью к убийству? Не его ли видел осмотрщик вагонов на станции Чу в день отъезда Минаевой? Но ведь она уехала одна.

* * *

После похорон своей 76-летней жены Дарьи Захаровны Зубов жил в течение двух лет один. Имел свой домик и небольшой приусадебный участок. В летние месяцы он почти все время проводил в саду. По мере сил ухаживал за деревьями, собирал урожай. На привокзальном рынке продавал свежий урюк, яблоки, а для своих нужд выращивал лук, огурцы и другие овощи. С соседями общался мало, в его домик тоже редко кто заглядывал. Жил он тихо и неприметно.

С приходом в его дом Минаевой к ним стали иногда приезжать какие-то люди, в основном мужчины, но что они привозили, какие вели разговоры, никому из соседей не было известно. Заметным было одно, что Петр Матвеевич с этого момента как-то преобразился, помолодел, стал опрятнее одеваться, но по-прежнему ни с кем не общался. Иногда Шура обращалась к соседям, чтобы взять в долг денег, только и всего.

В один из теплых весенних вечеров Петр Матвеевич даже веселил жену и двух подгулявших гостей игрой на балалайке. Долго потом обсуждали этот "концерт" соседние старухи.

Из ревности или по другим мотивам однажды Зубов учинил скандал, и соседка видела, как он выгнал одного мужчину из дому, слышала, что старик грозился убить Шуру.

Вот все, что узнали оперативные работники о жизни 103-летнего молодожена и его супруги.

Таинственное исчезновение Минаевой, как и ее внезапное появление у Зубова, никого из соседей не удивило и никто этим не заинтересовался.

Однако угрозы Зубова в адрес жены не могли быть сброшены со счета. На допрос его доставили утром. От душевной травмы он полностью еще не оправился и выглядел далеко не так браво, как в день первой встречи с оперативными работниками.

Зубов показал, что действительно в марте у него ночевал знакомый Шуры по имени Коля. Ему лет 35-40, среднего роста, с коротко остриженными волосами. Они познакомились в поезде.

Старик пустил в ход костыль и выгнал непрошенного гостя. На вопрос угрожал ли Зубов Шуре убийством, он ответил утвердительно, пояснив при этом, что просто хотел "припугнуть ее".

При уточнении имени знакомого Минаевой Петр Матвеевич долго вспоминал, но определенного сказать ничего не мог. "Коля или Толя, что-то одно из двух". В свои 103 года Зубов страдал двумя недугами: он плохо слышал и "на погоду" у него болели суставы.

Шофера Петухова и его жену Валентину Петр Матвеевич не знал, и Шура о них ему также ничего не рассказывала.

– Что хотите делайте, а я не убивал, – говорил, уставившись в одну точку, Зубов. – Я как раз приболел в ту пору. А Шура поехала в Чу, оттуда она собиралась повезти свежие овощи в Караганду к празднику, чтобы денег заработать немного. Дал я ей 90 рублей да 40 у нее было.

Соседи подтвердили слова Зубова. Он действительно в конце апреля и начале мая был болен, находился дома и почти не выходил во двор. Одна из соседок даже посылала внука узнать, живой ли дедушка, не надо ли ему в чем помочь. И помогали. Приносили воду, ходили в аптеку и в магазин за продуктами, а о его "квартирантке" никто не спрашивал.

Итак, старик, видимо, не виновен в гибели Минаевой. И вместе с тем у оперативников создалось впечатление, что Петр Матвеевич сказал не все, что-то утаил от следствия. Быть может, очень важное.

* * *

Из множества свидетельских показаний по делу об убийстве Минаевой одно представляло наибольший интерес для оперативных работников. Свидетель Шишилов рассказал, что в конце марта он выезжал на станцию Сары-Шаган, чтобы продать редьку. Там на рынке он познакомился со стариком "Матвеичем", с ним была женщина по имени Шура. Поезд на Чу был ночью, поэтому они договорились держаться вместе, чтобы потом пойти прямо на вокзал, где можно поесть и отдохнуть в ожидании поезда.

Днем на рынке появился какой-то мужчина, на вид ему примерно лет 40, среднего роста, худощавый, светло-русый, одет был в фуфайку и сапоги.

Был он пьян и приставал к женщинам. Увидев Шуру" подошел к ней.

По разговору было видно, что они знакомы, потому что мужчина перестал браниться и даже спросил: "А где твой старик?" В этот момент подошел Матвеич. Он, видимо, тоже знал этого человека и неспроста ринулся на него со своей палкой, как с рогатиной на медведя, со словами: "Чего тебе еще надо? Убирайся отсюда, пока я тебе не накостылял!" И этот мужчина "убрался", а старик с Шурой остались на рынке.

Вечером на вокзале знакомые Шишилова пошли в столовую. Когда примерно через час они вернулись, Матвеич рассказал, что чуть не пострадал из-за Шуры. Этот пьяный снова приставал к ней, требовал деньги, а когда старик за нее заступился, он кинулся драться и даже угрожал ножом. К счастью, мимо проходил военный патруль, и вымогатель удрал.

На этом рассказ оборвался. Шишилов не стал спрашивать Матвеича, что это за человек, да и разговаривать на эту тему было неудобно. Рыночное знакомство их было кратковременным, в поезде же они ехали в разных вагонах.

* * *

Итак, убийца по-прежнему был на свободе. Повторные допросы свидетелей ни к чему не привели.

Молчал Зубов. Он совершенно замкнулся и, кроме одной фразы: "Я Шуру не убивал", не желал ничего говорить. В конце концов майору Куликову удалось расположить к себе старика, разговорить его. Способствовала этому, наверно, и погода. Стало по-летнему тепло, и ревматизм оставил Петра Матвеича в покое. На этот раз Зубов самостоятельно пришел в линейный отдел.

Одно время оперативных работников здоровье Зубова беспокоило больше, чем его самого. 103 года – не шутка, тут пустяковая простуда может вызвать роковой исход. А ведь так важно, чтобы старик заговорил.

Но все обошлось благополучно. Петр Матвеич не только рассказал о некоторых своих знакомых, но и обещал сам помогать в поисках убийцы.

Из знакомых Зубова внимание оперативных работников привлек некий "Брант". Он хвастался старику, будучи у него дома, что ему тюрьма не страшна. Настоящего своего имени "Брант" не называл, говорил, что так лучше, а то у людей, даже у пожилых, язык без костей. "Брант" нигде не работал, ночевал где попало, в разговоре постоянно употреблял воровской жаргон. Иногда занимался спекуляцией, но на что жил, он Зубову не рассказывал. Однажды "Брант" вместе со своим дружком приезжал к старику, когда в его доме уже жила Минаева, и попросил помочь сбыть краденые вещи, которые якобы привез "приезжий", как он называл своего друга. Зубов отказался, тогда "Брант" стал уговаривать Шуру.

Та испугалась и убежала из дому. "Приезжий" кинулся за ней, подумав, что она заявит в милицию, но Шура, боясь расплаты, не собиралась этого делать.

Они допили остаток водки и навеселе отправились неизвестно куда, даже не остались ночевать. "Брант" на прощанье предупредил Зубова: "Ты, старый хрыч, молчи, о чем мы тут толковали. Не вздумай "продать", а не то я тебе язык отрежу".

Старик описал внешность "Бранта" и добавил, что после сары-шаганской встречи он его больше не видел.

На участке от Джамбула до Целинограда весь оперативный состав был ориентирован на поиски "Бранта". Под особый контроль были взяты все места возможного его появления. В розыске принял участие и Зубов, который хорошо знал "Бранта" в лицо. Были обследованы все городские и привокзальные рынки, вокзалы. Оперативные группы сопровождали каждый пассажирский поезд. "Брант" как в воду канул.

Его исчезновение усиливало подозрения в том, что именно он является убийцей.

* * *

От воды веет свежестью летней ночи. Горит костер. На берегу Балхаша трое "рыбаков", наслаждаясь вкусной ухой, ведут степенную беседу с местным жителем – семидесятилетним дядей Степой.

Дядя Степа рассказывает своим слушателям о том, что там, где проходит сейчас линия железной дороги, была вода, и что он хорошо помнит, каким был многоводный Балхаш. Рыбаков тогда можно было перечесть по пальцам. Издалека никто почти не приезжал, а в нашей деревне, она была верстах в тридцати отсюда, только семь дворов ловили рыбу, остальные два пасли скот. "Рыбаки" рассмеялись.

– А много ли людей приезжает теперь? – спрашивает один из рыбаков.

– Да хватит народу, – говорит дядя Степа. – Приезжают из разных городов, привозят зелень, фрукты, а отсюда везут рыбу. Железная дорога помогает. Раньше-то от нас увозили только вяленую и сушеную рыбу, а взамен, кроме соли да сетей, редко кто чего вез.

Дядя Степа рассказал, что чаще всех сюда приезжает "хромой".

– Вроде молодой, а что с ногами, не пойму. Недавно, кажись, здоровый был, нам зелень привозил, а теперь, как волк, ночью появится, рыбу купит и назад. Может, стесняется своих костылей, кто его знает.

Слушатели насторожились, а затем один из них сказал, как бы между прочим.

– У меня бабушка сама себе всякие настои из трав делает, все ноги лечит. Говорит, что помогает.

– О! Смотри! Не перевелись травники. А раньше только травой и лечились. Сам от лихорадки пил полынный настой, больше вроде ничем и не хворал, отозвался дядя Степа. Потом он попросил у молодого "рыбака" адрес бабушки, может, "хромому" поможет ее средство. "Я "хромому" подскажу..." – пообещал он.

* * *

Знакомство с "хромым" состоялось через два дня. По приметам этот человек был похож на "Бранта", но ходил он на костылях, медленно передвигая ноги.

Во время первого разговора с сотрудниками милиции задержанный сообщил, что он проживает в Джамбуле, инвалид, временно нигде не работает. Его привезли в Чу. Сюда же был доставлен Зубов, который сразу опознал "Бранта", но заявил, что раньше он обходился без костылей.

Задержанный назвал свою фамилию: Максименко Анатолий Михайлович. На вопрос, знаком ли он с Минаевой, Максименко без колебаний ответил утвердительно, но причастность к ее убийству категорически отрицал. Когда его попросили рассказать, где он был в момент убийства Минаевой, "хромой" стал давать путаные показания. Он и не подозревал, что в руках следствия уже достаточно неопровержимых улик, вещественных доказательств, изобличающих его в совершенном преступлении. Он не знал, что его настоящая фамилия и имя Брайт Владимир Иосифович – и другие данные из его темной биографии также известны оперативным работникам.

...Свою кличку "Брант" Брайт получил будучи в лагере и, даже избрав себе новую фамилию Максименко, среди преступного мира продолжал оставаться "Брантом". Был неоднократно судим. После освобождения из мест заключения общественно-полезным трудом не занимался, вел бродячий образ жизни, спекулировал, употреблял анашу.

Инвалидность его была ложной – пытался замести следы, но тщетно. "Бранту" казалось, что действовал он осмотрительно и нет никаких доказательств его вины, но он ошибался.

Еще в конце июля житель разъезда Уш-Балык Перфильев, занимаясь ловлей рыбы, недалеко от берега случайно зацепил на крючок какой-то тяжелый предмет. Раздевшись, Перфильев с глубины двух метров вытащил два мешка и какую-то одежду, связанные проволокой. В мешках было что-то мягкое, а к проволоке была прицеплена накладка от железнодорожной колеи, весившая по меньшей мере килограммов двадцать. Он хотел вначале развязать мешки и посмотреть что в них, но потом раздумал. Оставив все как есть на берегу, Перфильев сообщил о находке дежурному по разъезду...

Зубов опознал мешки, которые брала жена с собой. Эксперты дали заключение, что кровь, обнаруженная на мешках и остатках телогрейки, одной группы с кровью Минаевой.

Материал, из которого была сшита телогрейка, имел серый цвет и был одинаков с материалом рукава, обнаруженного в вагоне рядом с трупом.

Допрошенный вторично свидетель Чураков, подвозивший Минаевой лук, вспомнил, как недалеко от станции его окрикнул какой-то мужчина средних лет с нахальными глазами: "Дед! Ну-ка не пыли, тормозни такси!"

Он о чем-то поговорил с этой женщиной и вернулся, а Чуракову посоветовал ишака разрисовать в клеточку. Одет мужчина был в серую телогрейку, какие редко носят местные жители.

Цвет телогрейки и даже личность Максименко-Брайта подтвердила свидетельница Ушакова, та самая женщина, у которой Валентина Петухова взяла бумагу, чтобы написать Шуре свой адрес.

Ушакова постоянно торговала на рынке. И не один раз видела Максименко-Брайта, шатавшегося от стола к столу. А в тот день, Ушакова это хорошо запомнила, "Франт", как она его называла, словно из-под земли вырос около ее стола. Немного покрутился и ушел. На вопрос, что он тут потерял, Брайт ответил полушутя:

"Так, кралю одну, под вид пиковой дамы".

Неопровержимые доказательства заставили Максименко-Брайта сознаться в совершенном преступлении. На суде он подтвердил свои показания, данные следствию.

29 апреля он случайно увидел Минаеву на рынке города Чу. Когда она поехала с двумя мешками лука в сторону станции, он догнал ее и предложил ехать поездом вместе. Минаева не согласилась. Он не стал ее уговаривать, чтобы не привлекать внимания прохожих, а решил сесть в этот же поезд, только в другой вагон.

При отправлении состава со станции Кияхты Максименко-Брайт пересел в полувагон к Минаевой. Он угостил ее оставшейся водкой и попросил чего-нибудь закусить.

Когда миновали станцию Чиганак, Максименко-Брайт стал требовать у Минаевой деньги. Та отказалась отдать их. Тогда преступник пустил в ход нож... Вытащив из кармана своей жертвы около семидесяти рублей, прихватив мешки с луком, окровавленную собственную телогрейку с одним рукавом, убийца на первой же остановке сошел с поезда.

Выездная сессия Джамбулского областного суда в городе Чу, на открытом судебном заседании, рассмотрев материалы уголовного дела по обвинению Максименко-Брайта в умышленном убийстве Минаевой А.И. с целью завладения принадлежащими ей деньгами, с учетом прежних судимостей приговорила его к высшей мере наказания – расстрелу.

А.ИУШИН

В ПОИСКАХ СЕЙФА

Глубокой ночью к двухэтажному зданию конторы Семеновской автобазы подошла грузовая машина. Сидевшие в кабине шофер и пассажир несколько минут не решались открыть дверцы – прислушивались. Кругом ни звука.

– Пора, – полушепотом сказал пассажир, высокий молодой человек, и нажал на ручку дверцы.

Из темноты, словно по сигналу, появились еще трое и присоединились к подъехавшим. Все тихо. Можно действовать.

Высокий вытащил из кармана ключ, осторожно, чтобы не произвести лишнего шума, открыл дверь конторы, и все пятеро исчезли в темном проеме.

Через несколько минут в дверях показались спины двух пятящихся к выходу мужчин, а за ними появилось продолговатое чугунное тело кассового сейфа, который с противоположной стороны держали остальные. Хотя и пятеро было их, но сейф оказался тяжелым. Пришлось возле машины оставить его, передохнуть.

– Ну, давайте... Нечего зря время терять!

Дружно подняли ношу и погрузили в кузов. Шофер поднял борт, а высокий закрыл дверь конторы на ключ и скомандовал:

– Поехали!

Машина то шла по трассе с зажженными огнями, то, свернув в сторону, на длительное время погружалась во тьму, а потом вновь появлялась на шоссе, выбрасывая вперед яркие пучки света.

Под утро грузовик оказался вблизи Акмолинска, в небольшом селении Талапкер. Оттуда он круто повернул направо, в сторону Воздвиженки, и на мосту через Ишим остановился. Здесь приятели расстались.

– Как, други, чисто сработано? – спросил на прощание высокий.

– Еще бы! Концы в воду – и никаких гвоздей.

– Так и задумано было.

* * *

Октябрь в Акмолинской области был морозным, но бесснежным. Прыгая на ухабах, два газика и "Победа" на большой скорости мчались по тракту. Навстречу то и дело попадались автомашины с зерном, следовавшие в сторону акмолинского элеватора, и шоферам волей-неволей приходилось замедлять ход.

Через час машины с оперативными работниками въехали в Семеновку и остановились в центре села, у облупившегося двухэтажного здания с разными пристройками. У подъезда и по всему широкому двору валялись камни, бревна, обрывки проволоки. "Тут не только сейф, самого начальника автобазы Кауренова можно выкрасть, во дворе спрятать и не найдешь", – подумал полковник Шаяхметов.

...Чуть свет первой, как обычно, в контору пришла уборщица. Она убрала комнаты нижнего этажа, в том числе и ту, где находился сейф, и поднялась наверх.

В том же кабинете, где помещалась касса, стоял стол инспектора по кадрам Кастецкого. Явившись утром на работу, он открыл дверь, уселся за свой стол и начал спокойно перебирать лежавшие на столе бумаги, так ничего и не заметив.

Кассир Быстрова немного задержалась. Когда она появилась, у окошечка собралась уже очередь. Накануне она довольно поздно вернулась из банка и зарплату раздать не успела. Быстрова села за свое рабочее место, по привычке достала из сумочки ключ от сейфа и собралась открыть его.

– Иван Михайлович, а где же сейф? – растерянно произнесла она.

– Вы что, Нина Ивановна, а э...

Инспектор хотел сказать "а это что", но так и остался сидеть с открытым ртом, уставившись в пустой угол. Как же это? В нижнем отделении сейфа лежали шоферские права, трудовые книжки сотрудников, документы!

– Нет, наваждение какое-то, – прошептал Кастецкий.

Тут-то и поднялся переполох. Обо всем этом работники милиции узнали из рассказов служащих автобазы. И еще они узнали, что в сейфе хранилось свыше 70 тысяч рублей и что контора ночью не охранялась.

– Какие ротозеи! – только и мог произнести полковник Шаяхметов.

* * *

На нижней части внутренней двери виднелась лишь царапина – задели при выносе сейфа. Снаружи уже притоптанные, но еще заметные четыре вмятины от ножек – здесь его ставили на землю. Потом, видимо, вернулись, осторожно закрыли ключами двери, погрузили сейф в машину и уехали. След протектора машины был также замят прошедшими через него грузовиками, поэтому служебная собака оказалась бесполезной. А каких-либо вещественных доказательств обнаружить не удалось. Короче говоря, следы были заметены.

Ясно, что грабеж совершила группа из 4-5 человек, ибо меньшему количеству людей сейф не вынести. У преступников имелись от дверей ключи, следовательно, они или некоторые из них не один раз заходили в помещение конторы. Кроме того, они хорошо были осведомлены о наличии в сейфе крупной суммы денег, иначе не пошли бы на "дело". Отсюда можно предположить, что грабители – люди местные, тесно связанные с базой, прежде работавшие или работающие здесь.

– Вот с этого и начнем, – сказал полковник на оперативном совещании. Прежде всего, надо выяснить, кто мог знать, что деньги получены и на ночь оставлены в кассе. Необходимо также проверить все автомашины. Наконец, надо выявить лиц, ведущих подозрительный образ жизни.

Тут же между членами оперативной группы были распределены обязанности. Старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Силенко и оперуполномоченный местного райотдела милиции лейтенант Кудайбергенов приступили к предварительному опросу сотрудников базы.

Кассир Нина Быстрова, все еще взволнованная случившимся, рассказывала:

– Когда я в госбанке получала деньги, туда зачем-то дважды заходил Бегунец, шофером у нас работал. С ним мужчина какой-то был. Больше никого из знакомых там не встречала. Потом я села в кабину к нашему шоферу, и мы поехали.

– А кто-нибудь у вас в тот день деньги получал, особенно перед концом занятий?

– Получили, но немногие. А самым последним был Борька Гудовский, за расчетом пришел. В армию его призывают. Он со старшим бухгалтером и в кассу заходил.

– Значит, он видел, что у вас деньги оставались?

– Да.

Показания кассира и других работников давали основания заподозрить Бегунца и Гудовского в причастности к краже сейфа, тем более, что их частенько видывали вместе. И в квартире последнего производится обыск. Обнаружены бланки путевых листов, справки с печатями Семеновской и Кульджинской автобазы, а также ряд других документов.

– Где вы их взяли?

– Достал через ребят.

– Зачем они вам?

– Нужны, стало быть, были.

Гудовского арестовали. Что касается ограбления кассы, то он якобы слышал об этом от шоферов, но кто и как похитил сейф – понятия не имеет. Допрос также не дал положительных результатов.

* * *

Поиски продолжались. И, как это часто бывает, на помощь пришли местные жители. Один из колхозников сообщил работникам уголовного розыска небезынтересный факт.

– На овцеводческой базе нашего колхоза, в третьей бригаде, – рассказал он, – есть два чабана: Постол и Самойленко. Ведут они себя подозрительно. В ту ночь, когда кассу обворовали, на месте их не было. Явились только утром, возбужденные, навеселе. Уж не они ли там того... руки погрели?

Постол и Самойленко были задержаны. На допросе они мялись, отвечали на вопросы неопределенно, сбивчиво и ничего конкретно не говорили.

– Где вы были в ту ночь?

– На 9-ом разъезде.

– Что делали?

– Ничего особенного, выпили, переночевали и домой пошли.

По односложным ответам и поведению задержанных чувствовалось, что они чего-то не договаривают.

Это выяснилось лишь на следующий день. От девушек общежития поступило заявление: в полночь Самойленко и Постол, изрядно выпив, зашли к ним, начали приставать и, наконец, устроили скандал.

– Почему же сразу не признались? – спросили Постола и Самойленко.

– Думали, пройдет.

– Будем привлекать вас к ответственности за мелкое хулиганство. Пока идите.

Постол поднялся со стула, постоял немного и как-то нерешительно вышел. И хотя это не ускользнуло от глаз майора, он не придал этому значения; возникшая было версия рушилась, опять шло все прахом.

Через несколько минут дверь вновь отворилась, и перед майором предстал Постол.

– Знаете, совесть мучает. Я ведь вам не все сказал. Вы на правильный след напали. Знакомая женщина передала мне разговор, который происходил между Гудовским и Бегунцом и который она случайно услышала. Гудовский хвалился, будто знает, кто сейф взял и что ему перепадет "своя доля".

Бегунца еще раз вызвали на допрос.

– Да, – подтвердил он. – Гудовский как-то сказал мне об этом, но я его словам не придал значения.

Однако Гудовский упорствовал и продолжал все отрицать.

* * *

Время шло. Оперативники работали без отдыха. Местность на многие километры была прочесана вдоль и поперек. Однако сейф обнаружить так и не удалось.

Между тем события развертывались своим чередом. В милицию поступило письмо. В нем сообщалось, что в Семеновской автобазе работает шофером Михаил, которого называют просто Мишкой. Ездит он на грузовой машине "ДЮ 03-09". У него есть друг Васька. Ведут себя они подозрительно и живут, похоже, не по средствам.

В то же время (бывают такие совпадения!) двое сотрудников при проверке машин, занятых на вывозке зерна, обратили внимание на грузовик под номером "ДЮ 03-09". Верхняя часть его борта в одном месте была сколота каким-то твердым массивным предметом. Водителя задержали. Им оказался некто Бадзауга Важико.

– Важико. Значит, по русски Василий?

– Да, Василий.

Вскоре разыскали и его друга – разнорабочего автобазы Михаила Кабалия.

...К небольшому деревянному домику Кабалия подкатил газик. Из него вышли майор Силенко и лейтенант Кудайбергенов. Пригласив двух понятых, начали осматривать надворные постройки, затем вошли в дом. Как они ни старались найти какие-нибудь доказательства – все было безуспешно. Оставалось последнее – подполье.

Открыв люк, лейтенант спустился с фонариком под пол. Но и там, кроме груды картофеля и кадок с солониной, ничего не было. Тогда Кудайбергенов стал разрывать картошку. Под самым низом лежал маленький чемодан. Лейтенант извлек его и вылез из ямы.

– Посмотрите, товарищ майор.

В чемодане сверток, а в нем – пачки денег – 12 тысяч рублей. Почти половина в банковской упаковке.

– Где остальные, Кабалия?

– Больше у меня ничего нет.

– Сейф где?

– Не знаю.

Обыск в квартире Бадзауга был безрезультатным. Зная, что у него ничего не найдут, он категорически отверг все предъявленные ему обвинения и перестал отвечать на вопросы.

* * *

Преступники упорствовали. Но работники милиции с неменьшим упорством и настойчивостью продолжали поиски сейфа. Они исследовали все дороги, перекрестки, где могла бы появиться автомашина, и, наконец, попали на мост через Ишим между Талапкером и Воздвиженкой... Со всей тщательностью начали осматривать его. И вдруг на перилах заметили точно такую же вмятину и осколок дерева, что и на борту автомашины.

Взломанный сейф был утоплен в реке.

Следователи лейтенант Мустафин и капитан Мухамедгалиев снова вызвали на допрос Кабалия. Он долго запирался, но, припертый к стенке неопровержимыми фактами и доказательствами, не выдержал и спросил:

– Но как вы все это могли узнать?

– А вы надеялись, что сейф утопите и концы в воду? На сей раз пословица вас подвела.

– Здорово умеете, – протянул он. – Что ж, записывайте. Со мной были Нодари Панцулая, Александр Гуртовский, Важико Бадзауга и Борис Гудовский.

Появились два новых имени: Панцулая и Гуртовский. Первый был через день задержан в Кургальджинском районе, а второго еще в самом начале операции взяли за другое преступление, и он сейчас находился в тюрьме.

Был найден еще один, и последний, соучастник грабительской шайки Лошкарев. У него Панцулая и Гуртовский спрятали свою долю награбленного. Все они признались в совершенно преступлении. В ходе выяснилось, что Бегунец к краже сейфа не причастен.

А.ШТУЛЬБЕРГ,

заместитель начальника отдела

МВД Казахской ССР

ТОВАРИЩ СЛЕДОВАТЕЛЬ

Был воскресный день. Гришка Сомов по кличке "Малый", сидя на жесткой койке, писал письмо, старательно выводя строчки.

Писал не торопясь: куда ему спешить? Думал, вспоминал и опять брался за ручку.

Это второе письмо за день – первое написал матери. Мать он никогда не забывал. Только много ли ей напишешь? Она старая, неграмотная, всегда рада и коротенькой весточке от непутевого сынка: жив, мол, здоров, чего и тебе, мамаша, желаю. Пока сижу, придет время – выйду. Осталось два года, пять месяцев и восемнадцать дней. Работаю нормально, может быть, сбавят срок...

Жене, Нонке, он не писал вообще. Старался забыть, не думать о ней. Надо же: только его, Гришку, посадили, как она, говорят, убежала жить к Бухину, лысому завхозу из ресторана. Хорошо еще, что не расписался с ней Гришка. Не хочет он о ней думать, а нет-нет и вспомнит. Красивая она, Нонка...

Друзей там, на воле, не осталось. Были, правда, приятели, но не такие, как надо. Только и крутились возле Гришки, когда у того рубли водились на водку с пивом да на шашлык. Сам, конечно, виноват. Дружков подбирал возле кабаков. Им он писать не будет.

"И почему меня "Малым" прозвали? – думает Сомов. – Рост – дай боже каждому, метр семьдесят шесть. Вес тоже хороший. Здесь, в колонии, даже поправился, хоть харчи, конечно, не те. Ни тебе шашлыка, ни бифштексов.

Но ведь подумать: два года, шесть месяцев и двенадцать дней в рот горькую не берет, курить бросил, на работе лучше многих других вкалывает, даже портрет его Петро-художник нарисовал в стенгазете. Похожий. А называют "Малым". Наверное, за характер: мягкий он парень, уступчивый. И добрый..."

Лежит на койке Гришка, думает, вспоминает. Пишет человеку, которого должен бы за врага своего лютого считать. И ответы получает. Хорошие ответы, как от отца родного, хоть и молодой он, следователь Аргинбаев, майор милиции.

А Гришка пишет:

"Гражданин следователь, друг Аргинбаев! Никогда не изгладится в моей памяти ваша человечность. Хоть я и бывший ваш пленник, но пишу вам которое уже письмо: этого требует моя совесть. Я всегда вспоминаю вас как доброго, душевного и честного человека и шлю еще и еще раз благодарность за то, что вы меня своевременно арестовали. Ведь могло быть куда хуже..."