Текст книги "Особое назначение (сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Я думаю, что они скачут на колодцы Кешкентай-Дала. Там четыре кудука и в них много хорошей воды, можно напоить всех лошадей, и своих и краденых. Пожалуй, они зарежут кобылиц и будут бешбармачить, а потом крепко спать. Ты знаешь, когда едят бешбармак, караульные не выдерживают и тоже едут к котлам.

В этом высказывании проводника был и ответ на вопрос командира, и деликатно выраженный намек на то, как и когда следует навязать банде бой.

– Ну, а недалеко от Кешкентай-Далы есть еще колодцы?

– Как же, есть два колодца в урочище Бзау! Это место находится правей кешкентай-далинских кудуков.

– На каком расстоянии?

Мангыбай замолчал, соображая. Пожалуй, единственное, в чем он испытывал затруднение, это определение расстояний. Собственно, он точно знал, сколько требуется времени, чтобы добраться до того или иного места, но как это объяснить Петрову? Понятие километр он представлял довольно смутно. После ряда недоразумений Петров и проводник условились, что за единицу измерения они будут брать известное им обоим расстояние от Форта Шевченко до рыбацкого села Баутина (3 километра). Этой единицей измерения Мангыбай сейчас и воспользовался.

– От Кешкентай-Далы до Бзау столько надо ехать, сколько четыре раза от Форта до Баутина!

Выходит, двенадцать километров?

По мере оценки обстановки складывалось решение. Вначале надо было убедиться, что Айдаров расположился ночевать в Кешкентай-Дале, затем скрытно занять Бзау и перед рассветом атаковать, покончив с бандой одним ударом.

– Сколько осталось до Кешкентай-Далы?

– Пять раз от Форта до Баутина...

Это значит, два с половиной часа езды.

Кони притомились, и все чаще приходилось давать им отдых.

Наступило время для высылки вперед усиленного головного дозора. Отделение, ведомое Мангыбаем, поскакало в сторону колодцев. Вскоре разъезд скрылся за сопками.

Солнце уже сползло за горизонт. С быстро остывающих песков повеяло прохладой, от которой к утру будешь стучать зубами. Наступила ночь.

Петров принял меры предосторожности и подозвал помощников. Во время совещания слева послышался конский топот. Затем донесся властный окрик бокового дозора и, наконец, показались два быстро приближающихся всадника. Дозорный сопровождал джигита на взмыленной лошади.

– Кто командир Петров? – спросил джигит, подъезжая.

Когда Петров ответил, парень подъехал к нему вплотную, спрыгнул с седла, пошарил в верхней части густого конского хвоста и подал Василию Ивановичу нечто вроде небольшой куколки из темной материи.

"Надежный способ перевозки донесений", – подумал Петров.

Лоскут темной материи обматывал скатанный в трубку приказ Жанабаева. Выяснилось, что связной больше суток разыскивал Петрова.

Жанабаев, оказывается, точно узнал от своего разведчика, что Айдаров еще неделю назад объявил своим головорезам об отдыхе у колодцев Кешкентай-Дала, Чекисты, сказал он, не скоро туда доберутся – заходом в безводные пески он сбил их со следа. У колодцев Айдаров собирался дать отдых людям, дождаться какого-то важного человека, который должен приехать из больших Кара-Кумов со стороны Туркмении.

Жанабаев скрытно занял колодцы Бзау, готовится атаковать банду на рассвете и приказывает одновременно выступить и Петрову.

В конце приказа излагалась краткая диспозиция: группе Петрова расположиться в четырех километрах от колодцев, в лощине, которую укажет связной, и скрытно, не разводя костров, ждать до 3 часов 30 минут. В 3.30 выступить на исходный рубеж и по сигналу красной ракеты атаковать банду в конном строю.

Взводные, командиры отделений и помощник Петрова инспектор уголовного розыска Рыскул Назиров восприняли приказ как нечто должное, само собой разумеющееся. В нем не заключалось чего-либо неожиданного. Вся группа ходом событий была подготовлена к тому, чтобы сегодня разгромить банду. Конечно, ночевать без воды и ужина скучновато, зато завтра все кончится. Можно будет вернуться в Форт и Баутино, заняться своей основной работой.

...Лощина хорошо скрывала спешившуюся группу. С интервалом в 3-5 метров бойцы, охваченные дремотой, прилегли на склонах. Их кони, привязанные на длинные корды, бродили по дну лощины. Свободный конец корды каждый кавалерист крепко привязал к руке.

По гребню расположилось боевое охранение, несколько впереди – парные секреты. Все продумано и подготовлено. Теперь Петров сидел на земле, положив голову на колени. Сознание временами проваливалось, наплывали и исчезали видения.

Резко качнулось в сторону уставшее тело. Рука сама выпрямилась и уперлась в песок. Разом оборвались видения. Сон как рукой сняло. Петров стал напряженно вслушиваться. Степь молчала. Должны были уже вернуться Назиров и Мангыбай. Полтора часа назад они уехали на разведку в сторону колодцев. Их сопровождало шесть бойцов. Наконец он уловил легкое шуршание, и на гребне появились силуэты всадников. Разведка вернулась. Впереди – все спокойно. До колодцев бойцы не доехали примерно полкилометра. Слыхали ржанье лошадей, выкрики, видели слабо вспыхивающее за ближней сопкой зарево костра. Словом, банда на месте...

Наконец светящаяся стрелка часов поползла к цифре, указанной в приказе. Нужно много дней провести в походах, хорошо сработаться, узнать до мелочей друг друга, чтобы, как говорят военные, разобраться, не мешкая, в темноте, привести себя и коня в готовность, занять свое место без шума и суеты.

Отданы команды. Несколько минут сборов – и колонна тронулась.

Бойцы строго соблюдали приказ – "не курить, не разговаривать, пресекать ржание коней!" Каждый понимал, чем позднее вражеские часовые заметят отряд, тем больше шансов захватить врасплох противника, который численностью значительно превосходит обе небольшие опергруппы и к тому же находится в обороне.

Петров все время сверяет направление по компасу и звездам. У Мангыбая нет компаса, да он в нем и не нуждается. Он уверенно ведет по звездам, по приметам местности и еще по каким-то признакам, известным только ему.

Между тем стало светать. Черное небо постепенно серело, потускнели звезды. Стали различимы всадники, резче очерчивались вершины гребней. Еще полчаса, – и на востоке протянется алая полоска зари.

Впереди – тишина. Совсем немного осталось от колодцев.

"Уж не ушла ли банда?" – встревожился Петров.

– Вон за той сопкой – колодец! – шепнул ему Мангыбай.

– Хорошо. Отъезжай назад! – вполголоса приказал Петров.

В тот же миг вздрогнули всадники, захрапели и заметались кони. Хвостатый шар красной ракеты взвился к звездам и, на секунду задержавшись, ринулся вниз, рассыпая искры.

– Винтовки на руку! Шашки вон! – нараспев, по-кавалерийски скомандовал Петров.

– Р-равнение на меня: марш-ма-арш!

Дружно рванулись вперед кони, пригнулись к гривам лошадей всадники, потные от напряжения руки крепко сжимают тяжелые казацкие шашки.

Минута. Другая. Третья. Лавина конников вылетела на гребень и покатилась под уклон, в круглую котловину, на дне которой темнеют кучки лошадей и пятна спящих. Краснеют остатки костров.

Слева на соединение под углом скачет цепочка всадников Жанабаева.

Атаку басмачи заметили поздно. Заметались, беспорядочно отстреливаясь. Бандиты сбивались в кучки, поднимали руки, размахивали белыми тряпками, со страхом взирая на клинки окружающих их всадников.

Не все решили сдаваться. Группа из десятка басмачей пробивалась к лошадям. Паля из винтовок и револьверов, они достигли цели. Торопливо развязали путы, подтянули подпруги и вскарабкались в седла. Но бойцы Жанабаева подоспели вовремя. Короткая схватка – и все кончено. Байское ядро банды перестало существовать. Ее главарь Айдаров в первые же минуты был убит в схватке.

Сражение выиграли почти без потерь.

Сложено в кучу бандитское оружие. Чего здесь только нет! Несколько заграничных винтовок, ржавые казачьи шашки, русские трехлинейки. Это оружие уральских белоказаков, остатки которых прошли в девятнадцатом году до Форта от самого Гурьева, занятого Красной Армией. В лютую зимнюю стужу двигался обоз белоказачьего генерала Толстова. Гибли казаки от тифа и морозов. Весной кочевники находили винтовки, шашки, револьверы, цинковые ящики с патронами.

Петров молча разглядывал пленных, которые испуганно жались друг к другу. Через два-три дня большинство из них, обманутых и запуганных баями и муллами, разъедутся по своим аулам. И долго еще суждено им проклинать Айдарова и благодарить людей с красными петлицами на воротниках, освободивших их от байских пут.

– Петров!

Оклик Жанабаева вывел чекиста из задумчивости.

Петров подошел к начальнику, разговаривавшему с двумя оборванными басмачами.

– Вот какое дело, Василий Иванович! Одного из главарей мы проворонили! Нет сына Айдарова – Идриса. Вот они уверяют, что Идрису удалось сбежать. Они видели, как он ускакал. Идрис – опасный тип, и его надо поймать, достать из-под земли. Уверен, что вы лучше других это сделаете! Отберите себе людей и в погоню.

Приказ не привел Петрова в восторг. После боя хотелось немного отдохнуть. Но ничего не поделаешь. Надо перестраиваться и думать только о выполнении приказа. Сын бывшего главаря банды опасен, наверняка он не будет сидеть сложа руки и может "обрасти" новыми головорезами. Он должен быть пойман! Чем скорее, тем лучше, и это зависит от Петрова.

Охотников в погоню за Идрисом Бисембаевым нашлось более чем достаточно, но Петров отобрал пятерых. Пришлось уступить настояниям Назирова, категорически потребовавшего у Жанабаева и Петрова включить его в группу преследования.

Василий Иванович не мыслил себе погони без участия Мангыбая, с которым в последнее время почти не расставался. Пока чекист размышлял, удобно ли тревожить пожилого уставшего человека, Мангыбай начал собираться, вытряс хуржуны, заново уложил в них свои пожитки и продукты, залил водой и закупорил трехлитровую бутыль. И в тот момент, когда Петров уже решил ехать с другим проводником, Мангыбай подошел к нему с просьбой взять себе под седло одного из трофейных жеребцов.

– А зачем тебе сейчас лошадь, твоя отдохнет пару дней, и все будет в порядке.

– Зачем ждать два дня? Идрис исчезнет тогда. Его надо быстро догнать! Ты едешь, и я с тобой еду. Давай мне нового коня!

Петров был растроган. Он готов был расцеловать проводника, но степной этикет считает неприличным сентиментальности в отношениях мужчин.

Обязанности по сборам распределились сами собой. Назиров, подбирая основных и запасных коней, готовил оружие, патроны, запасался водой, пайками, а Петров и Мангыбай выясняли и уточняли нужные им сведения. Их можно было получить только от пленных бандитов. Никто из них не подумал укрывать айдаровского щенка, которого они дружно ненавидели. С каким зазнайством он держал себя в банде, глумился над старшими по возрасту.

С их помощью словесный портрет Идриса получился довольно полным и точным, и при встрече, даже случайной, в степи опознать его было нетрудно.

На след идрисовской лошади вышли сразу же. На целине отчетливо виднелись следы попарно выбрасываемых копыт.

– Скакал галопом! – определил Петров, начавший постигать искусство следопыта.

– Молодец! – похвалил Мангыбай, когда командир поделился с ним своими выводами. – Скоро я тебе не нужен буду, один сможешь по степи гулять!..

...Третьи сутки продолжается изнурительная погоня. Идрису не более двадцати пяти лет, но хитрит он, как старый конокрад. Движется не по прямой, а зигзагами, делает петли по десять, пятнадцать километров.

Давно исчезли следы того коня, по которым начиналось преследование. Бандит бросил его вечером первого дня во встречном кочевье и заменил свежим, отнятым у пастухов. Таким же путем сменил второго, третьего, пятого. Люди, пасшие в степи скот, еще не знали о конце банды и почитали за благо не связываться с этим человеком.

Уже на седьмой лошади скачет Идрис, но запутать преследующих ему пока не удалось. Как только он ни хитрил! Кружил по затоптанным скотом пастбищам, около пятнадцати километров вел за собой верблюда, который затаптывал следы его коня. И все напрасно. Мангыбай разгадывал все его фокусы. Однако Мангыбаю пришлось туго, когда пересекали неширокий хребет малорослых гор. Здесь каменные отложения выпирали наружу, и Идрис старался ехать по камням. Наивный человек! Единственно, чего он достиг, это осложнил работу проводника. Мангыбаю приходилось слезать с коня и, почти касаясь щекой каменных плит, искать следы копыт идрисовского скакуна.

Применял басмач и более хитрые приемы, позаимствованные у профессиональных контрабандистов. Однажды следы идрисовского коня завели погоню в странные пески. Странные потому, что они представляли собой сравнительно небольшой остров среди сероземов. Точно сказочный великан принес в огромном мешке песок и высыпал его в степи.

Между барханчиками рос кустарник до метра высотой, с жесткими, колючими стеблями и шершавыми листьями, цвета заношенного хаки.

– О-о, – протянул Мангыбай, – здесь колодцы должны быть с хорошей водой. Травка растет, кустики растут, значит, внизу вода близко! Идрис сюда не зря скакал!

– Ты стой у следа, – приказал он одному бойцу, – а я поеду кудук искать!

Через несколько минут колодец нашелся. Вода была холодная, вкусная. Пили и умывались люди, шумно втягивали влагу кони.

Но за радостным подъемом последовало разочарование. В нескольких десятках метров от колодца след идрисовского коня исчез.

– Я тут ни при чем, – оправдывался боец, хотя его никто и не обвинял. Мне Мангыбай велел след караулить, и я стоял, хорошо караулил. Там где я стоял, следы есть, а вперед поехали, и они пропали!

Мангыбай всерьез забеспокоился, закружил на своем жеребце по барханам. Вдруг он стал хохотать.

– Ай, хитрый собака! – кричал он весело. – Ай, собака!

В тоне и жестикуляции проводника чувствовалось и восхищение изобретательностью врага, и радость, что ему удалось разгадать его уловку.

Все поскакали к Мангыбаю, который щелкал языком и хлопал себя по коленям.

– Смотри, что сделал этот сын лисицы!

По песку тянулась полоса шириной сантиметров тридцать-пятьдесят, состоящая из неровных продольных царапин, не имеющих конца.

– Вон он что делал! – и Мангыбай указал в сторону обломанных веточек и ямок туда, где кустики были вырваны с корнем. Петров вспомнил, что где-то читал о заметании следов нарушителями границы. Кто познакомил Идриса с такими приемами? Есть над чем подумать чекистам.

Что же все-таки сделал бандит? Он наломал кустарник, связал стебли в пучок, а конец веревки, вероятно, привязал к седлу. Получилось некое подобие метлы без черенка. Бегущая лошадь волокла за собой метлу, которая царапала землю и заравнивала следы копыт. Расчет простой – следы копыт исчезли, а ветерок засыпет бороздки, и погоня останется с носом!

Все посмеялись над незадачливым изобретателем, но вместе с тем и забеспокоились. Первым высказался Назиров.

– Скоро кончатся четвертые сутки, как мы гонимся за Идрисом, а он по-прежнему насторожен. Неужели знает, что за ним погоня? Каким образом, кто его информирует?

– Не думаю, – ответил Петров, – Идрис опережает нас примерно на два перехода. Обогнать нас вряд ли кто мог. У Идриса чувствуется хорошая выучка. Надо выяснить, кто стоит за всей этой бандой.

– Нужно еще быстрей ехать, командир, – вмешался Мангыбай. – Теперь я знаю, Идрис скачет в Сарыкамыш, а там мы его не поймаем.

Петров вчера пришел к выводу, что бандит наверняка стремится к затерявшемуся в пустыне озеру Сарыкамыш. В этом районе летом много кочевок, среди которых легко исчезнуть бесследно. За Сарыкамышем начинаются обжитые места, десятки дорог. Не так уж далеко до Хивы, Ташауза, Нукуса, Ургенча и других городов поймы Аму-Дарьи. Если беглец доберется до озера, то погоню можно считать безрезультатной.

Однако Петров и Назиров надеялись на то, что бандит обязательно допустит какую-либо оплошность и тем самым облегчит их задачу.

И они не ошиблись...

С детства Идрис привык к седлу, но четырехдневная, почти беспрерывная скачка обессилила, утомила его. Он мчался, гонимый страхом погони. С каждой возвышенности Идрис осматривал горизонт. Далекие кусты и камни готов был принять за выслеживающих его чекистов. Только бы уйти, только бы запутать свои следы! Басмач делал в этом отношении все возможное, вспоминая рассказы отцовских друзей о том, как они угоняли табуны и путали следы, уходя за кордон или возвращаясь оттуда.

До желанного Сарыкамыша не так уж далеко. Горизонт чист. Если даже и есть погоня, то она, конечно, сбита с толку. Так думал Идрис, подъезжая к неизвестному аулу, в центре которого возвышалось несколько юрт, крытых новыми кошмами.

От детей, возившихся у родничка, он узнал, что перед ним кочевка бая Кудайбергена, и она движется тоже к Сарыкамышу. Услыхав имя бая, Идрис вскрикнул от радости. О Кудайбергене он слышал раньше от отца. Этот в прошлом крупный скотовладелец умел держать в руках своих родичей. Второй год правдами и неправдами Кудайберген увиливает от налогов и конфискации, кочует в таких местах, куда руки районных властей не могут дотянуться.

Басмач стеганул усталого коня и смело поехал к самой большой юрте.

Сидевшие у очагов женщины с испугом смотрели на запыленного путника, голые ребятишки бежали с дороги за юрты и из-под прикрытия разглядывали незнакомца с карабином за плечами. Разношерстные собаки исступленно бросались на Идриса.

От бандита не укрылись настороженные взгляды мужчин, лица которых мелькали за дверями юрт. Никто не выходил к нему навстречу. Соблюдая обычай вежливости, Идрис подъехал к белой юрте с тыльной стороны и смиренно остановился, не слезая с коня.

– Выйди, сын, и узнай, какого гостя нам послал аллах! – донесся до него скрипучий голос из юрты.

– Ассалям алейкум! – приветствовал Идрис вышедшего к нему мужчину средних лет.

– Алейкум ассалям, – ответил мужчина. Заправленная в широкие штаны белая рубашка его на животе выпирала углом.

"Наверное, держит там на всякий случай "шолаак-мултук"*, – решил Идрис и протянул встречающему две руки.

______________

* винтовочный обрез.

Последовало рукопожатие. Идрису сделалось не по себе от настороженного и не очень дружелюбного взгляда будущего хозяина. Но как этот хозяин изменился, как заулыбался и как рысцой заспешил в юрту, когда узнал, что гость – сын главаря банды Бисембая.

Кудайберген оказал гостю почетный прием. Встретил у входа в юрту, посадил его, грязного и пыльного, на текинский ковер и подбросил подушки в бледно-розовых наволочках.

– Эй, кто там! – крикнул Кудайберген. – Режьте барашка! Согрейте воды! Приготовьте дорогому гостю чистую одежду!

Бай отлично знал обычаи гостеприимства, и только когда гость (с трудом скрывавший, как он голоден) выпил несколько пиалок чая и насытился баурсаками, был задан вопрос: куда и зачем джигит держит путь? Идрис придал лицу выражение значительности.

– Отец, – соврал он, – велел мне ехать в Хорезм и встретиться с одним человеком. Он должен передать отцу много денег и пулемет.

– О-о! – протянул бай уважительно. – Когда тебе, джигит, надо быть в Хорезме?

– Не скоро, через месяц.

– Ну, тогда хорошо, – обрадовался Кудайберген возможности выслужиться, – ты поживешь у меня, отдохнешь. Потом я тебя доставлю в Сарыкамыш, а там много дорог к Хорезму.

Именно такого приглашения ждал Идрис, но, получив его, скрыл радость и поблагодарил хозяина неторопливо, с достоинством. В этот момент Идриса охватило то самое состояние успокоенности, на которое и рассчитывали чекисты.

Идрис с наслаждением развалился на одеялах в отведенной ему юрте, выковыривая застрявшее в зубах мясо. Басмач думал уже не о чекистах, а о том, как удобней договориться с миловидной вдовушкой, заботам которой догадливый Кудайберген вверил гостя.

А в это время недалеко от аула Петров и Назиров расспрашивали кудайбергенского пастуха, как быстрей и незаметней оказаться у байской юрты.

Увидев всадников в военной форме, пастух вначале бросился бежать, но Назиров догнал его и преградил путь.

– Кого ты боишься, товарищ? – спросил он, – Разве это твое стадо? Если бы у тебя было столько овец, ты не ходил бы в рваной рубашке и босиком. Мы из ГПУ, защитники бедноты и батраков. Скажи, кто завел тебя и твою семью в такую даль и куда движется ваш аул? Чей это аул?

Назиров знал наверняка, что в здешних местах нет колхозных кочевий, но зато они могут быть облюбованы перекрасившимся баем.

Пастух вначале отмалчивался, но затем накопившиеся обиды прорвались. Да, он дальний родственник Кудайбергену. Раньше Кудайберген был бай, а Сейчас он имеет документ учителя. Где он взял такой документ? Точно пастух не знает, но был слух, что такую справку дал "писарь"*. Свой скот Кудайберген распределил между бедными родственниками и взял клятву, что они до поры до времени сохранят овец, лошадей и верблюдов, а когда настанут лучшие времена – вернут сполна.

______________

* то есть секретарь аулсовета.

– Какой же вам расчет возиться с байским скотом, раз его надо будет возвращать? – спросил Петров.

– Скот действительно надо вернуть, но половину-то приплода Кудайберген нам дарит!

– Ты и другие бедняки сделали неправильно, что не послушали уполномоченных Советской власти и пошли, как верблюды, привязанные к хвосту байского коня. Заведет он вас знаете куда? Но, об этом после поговорим... Приезжал сегодня кто-нибудь к баю?

– Да, да, – закивал головой пастух, – сегодня утром приехал джигит с винтовкой на рыжей лошади. Наверное, издалека ехал: грязный и конь мокрый. Говорят, его прислал какой-то важный человек.

– Покажи нам, товарищ, самый близкий и скрытый путь к байской юрте.

Пастух ловко вскарабкался на круп назировского коня и велел ехать по лощине. Через некоторое время он спрыгнул и пополз на откос, жестом маня за собой Назирова.

С пригорка аул был отлично виден. До крайних юрт было не больше трехсот метров.

– Смотри, – сказал провожатый Назирову, – видишь белую юрту? Там Кудайберген. А вот справа серая юрта с белым боком... Видишь? В ней приезжий. Ну, я возвращаюсь.

Пастух сполз с откоса и побежал к отаре...

Душевное успокоение, сытный обед и жаркие объятия женщины повергли Идриса в глубокий сон. А когда он, наконец, пришел в себя, его руки были крепко связаны, юрта полна военных, рядом с ним сидел перепуганный Кудайберген. Он беспрерывно оглаживал дрожащей рукой бороденку, приговаривая: "Ой-аллай, ой-аллай!"

Кудайберген подлежал аресту по нескольким статьям уголовного кодекса, в том числе за незаконное хранение винтовки и обреза с патронами. Назиров нашел во время обыска мешочек с царскими золотыми и целый хуржун бумажных ассигнаций – царских, колчаковских и даже толстовских, отпечатанных на туалетной бумаге.

– Для чего вы их храните? – спросил Назиров.

– Как знать, – неопределенно хмыкнул Кудайберген.

"Ну, вот теперь, кажется все, – облегченно вздохнул Петров, – если не считать, что с этими двумя типами мы должны добраться до ближайшего райуполномоченного ОГПУ..."

А это нелегко. Большей глуши трудно себе представить. Кудайберген знал, где можно вольготно себя чувствовать! Вокруг на сотни километров полупустыня. Много дней надо ехать верхом, чтобы попасть на базу Жанабаева или в Форт Шевченко. Пожалуй, ближе будет пойма Аму-Дарьи.

Пока Назиров договаривался со скотоводами об откочевке в ближайший колхоз, Петров допрашивал Идриса. Бандит еще не освоился со своим положением, не знал, как с ним поступят, и смертельно трусил.

– Я все расскажу, – скулил Идрис, – все расскажу и всех покажу. Только не губите меня. Я маленький человек – бала, я только выполнял волю отца.

Присев на корточки, Петров торопливо записывает.

...Нависла угроза над родом знатных степных баев Айдаровых. Народ конфискует скот. Нет, Айдаровы так просто не сдадутся! Есть свои люди в Кара-Калпакии, в Туркмении. Они помогут укрыть скот и, в случае неудачи, перегнать стада в Иран. Какая неудача имелась в виду? Отец надеялся, что должны произойти перемены к лучшему для нас. Он часто говорил, что мы знатные роды, призваны управлять Мангышлаком, а власть голодранцев падет... Айдаров тайно перегнал скот на юг, туда же нехожеными тропами отправилась байская семья. Сейчас она где-то в Кара-Калпакии. Идрис рассчитывал добраться до Аму-Дарьи, найти семью, а там решить, как быть дальше. Кроме того, он надеялся на помощь человека из Хорезма, которого собирался отыскать. Человек этот, приезжавший из Хорезма, долго говорил с отцом с глазу на глаз и ночью уехал. Кто он – отец не сказал, но Идрис знает, как его отыскать, и, если хочет начальник, он найдет таинственного гостя. После отъезда хорезмца Айдаров воспрянул духом, осмелел. "Не все пропало, дети мои! – говорил он близким родственникам. – В других странах нас жалеют и поддерживают. Если не победим, уйдем всем родом в Персию. Там нас примут, как родных..."

...В ожидании лучших времен Айдаров с сыном и некоторыми другими баями укрылись во впадине Барра-Кельмес. Отсюда совершались налеты на колхозы, фактории, караваны.

...Откуда отец брал оружие? Где он достал английские скорострелки? Не знаю, не могу сказать...

"Ничего, скажешь, все скажешь со временем", – усмехнулся Петров, заканчивая последнюю страницу объемистого протокола допроса...

Настало время решать, что делать дальше.

Поздно вечером состоялось оперативное совещание. Назиров и Петров решили посоветоваться со всеми бойцами.

– Давайте подумаем, куда лучше выходить: возвращаться в Форт или двигаться в сторону городка Куня-Ургенч, то есть добираться до ближайшего райуполномоченного ОПТУ? Судя по карте, до Куня-Ургенча километров двести. Из местных жителей туда никто не ездил. До Форта вдвое больше, и дорога сплошная пустыня. Впереди же у нас – селения, и с водой здесь лучше.

– А что Мангыбай скажет? – спросил в заключение Петров.

Проводник сидел в глубокой задумчивости. Наконец он, не спеша, заговорил.

– В этих местах я тоже никогда не был и к большой реке не ездил. Сюда я привел вас по следу Идриса. По-моему, надо идти на Куня-Ургенч. Командир прав – это надежный путь. Я найду дорогу и на Сарыкамыш и на Куня-Ургенч, но надо бы помощника из здешних людей.

Помощником к Мангыбаю взяли Ермека, того пастуха, который помог отряду захватить Идриса.

Вначале Ермек; как и все сородичи, заявил, что не знает пути к реке, но позднее подошел к Назирову и, смущенно улыбаясь, сказал, что "наврал с испугу".

Узнав, что их не собираются расстреливать на месте и повезут на суд, Идрис и Кудайберген успокоились, последний даже просился в проводники.

– Вот правильно, – смеялся Мангыбай, – меня отправьте домой, а этого кабана возьмите в поводыри. Он вас выведет!

...Путь к Куня-Ургенчу был однообразным и напряженным. Арестованные, видимо, ни на минуту не оставляли мысли о побеге, не спали ночами, воровато озирались днем. Но возможности к побегу не представлялось. Петров и его товарищи вздохнули облегченно лишь тогда, когда надзиратель Куня-Ургенчского домзака вынул ключ из замка камеры, за дверью которой остались опасные арестанты.

Куня-Ургенч принес заслуженный отдых всем, кроме Петрова и Назирова. Как только Идрис попал в тюремные условия, допрашивать его стало значительно трудней. Поняв, что с ним поступают по закону, бандит осмелел, на допросах с ухмылкой ссылался на плохую память и даже начал дерзить. Петров не показывал виду, что его задевает наглость байского сынка, и однажды спокойно и обстоятельно перечислил четыре пункта статьи пятьдесят восьмой уголовного кодекса, под которые подпали преступные действия обвиняемого.

– А как наказывает закон? – спросил подследственный.

– Расстрел с конфискацией имущества, если, конечно, не найдется смягчающих обстоятельств.

– А в моем деле есть смягчающие обстоятельства?

– Это дело суда, – сухо ответил Петров, – лично я смягчающих обстоятельств не вижу.

Идрис побледнел, соскользнул со стула и пополз к Петрову на коленях, прося сделать ему снисхождение...

Наконец пришел ответ на телеграмму, посланную в день приезда в Куня-Ургенч. Передали приказ – арестованных отправить по этапу, отряду возвращаться домой. Домой! Наконец-то!

Это были долгие дни вынужденного отдыха. Путь назад был не менее длинным и сложным, чем из дома в здешние места. Сейчас потребовалось бы несколько часов полета, а тогда... Вначале плыли вверх по Аму-Дарье на пароходике – странном плавучем сооружении, походившем на самоходную баржу. Затем поездом добирались до Ташкента. Потом были Кзыл-Орда, Казалинск, Аральск, Актюбинск, шумный Оренбург с мосток через быстрый Урал, степной Бузулук с домами из толстых бревен и, наконец, Самара!

Снова – пароход. Совсем не такой, как аму-дарьинский. Белый, стройный красавец с лесенками и удобными палубами. Только очень много здесь нарядного народа! Днем Петров с товарищами отсиживались в каютах, стыдясь показываться на палубе в своем выгоревшем, исполосованном ремнями обмундировании. Зато ночью они с наслаждением вдыхали влажный волжский воздух.

Наконец, шумная, арбузно-рыбная Астрахань.

С волнением Петров и Назиров шли по трапу, переброшенному с дебаркадера на морской пароход "Подарок 1 Мая". Последний этап пути! Последние сутки долгой, долгой разлуки с близкими!

Через сутки пароход вошел в устье Урала. На плоских берегах рыбаки натужно вытягивают невода, поплавки которых качаются на мелкой речной волне. Гигантские полукружья неводов мешают пароходу. Капитан то и дело дергает ручку звонка и кричит в трубку: "Тихай!", а то и "Стоп!". И кажется, не будет конца этому путешествию.

Но вот он, последний изгиб реки. Из штанги у пароходной трубы вырывается клуб пара, и мощный рев гудка оглушает пассажиров. "Встречайте!" – ревет гудок.

И их встречают.

Не стесняясь людей, повисает на шее Петрова жена. Она покрывает поцелуями почерневшее за разлуку лицо мужа.

Мангыбай терпеливо стоит сзади. Он смущен. Зачем целовать мужа на глазах чужих людей? Конечно, эта красивая женщина соскучилась, она достойна уважения потому, что любит мужа, но проявляй свою любовь в тысячу раз больше, только не здесь! Так воспитан Мангыбай. Сдержанности его учил отец, так же воспитывает он своих сыновей, дочерей и сноху.

...К берегам родного Мангышлака Мангыбай и пять добровольцев отплывали на моторной рыбнице. Провожая его, Петров испытывал такое чувство, будто он навсегда теряет дорогого и близкого человека. Впрочем, так и оно случилось: чекист и проводник виделись действительно в последний раз. Вскоре Петрова перевели на север Казахстана, и больше встретиться им не довелось.

Но Василий Иванович на всю жизнь сохранил в своем сердце образ этого чудесного человека, а опыт Мангыбая помог Петрову позже раскрыть не одно преступление.

НА ДАЛЬНЕЙ ЗИМОВКЕ

Разговор начальника окружного отдела ОГПУ И.Ф.Калашникова с Петровым состоялся поздно вечером.