Текст книги "Особое назначение (сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

...Милицейский "газик" подкатил к общежитию. Оперативники поднялись на третий этаж. Вот и комната No 40. Постучали.

– Войдите! – раздался голос за дверью.

Оперативникам повезло: кроме Хабарова, в его комнате находился еще один парень. Это и был тот человек, которого Зверовский называл Николаем. Нашли и вещи, о которых рассказал Зверовский.

В ходе следствия выяснилось, что Николай – это кличка, а его настоящее имя Анатолий Каламейцев, восемнадцати лет, нигде не работает.

Теперь в распоряжении работников милиции было уже трое подозреваемых. Сопоставляя их показания, анализируя полученные данные, следователь и работники уголовного розыска провели цепочку еще к одному сообщнику. Им оказался Георгий Перменов, работавший арматурщиком в СУ-3 треста "Джамбулхимстрой". Он жил вместе с Хабаровым и, конечно же, не мог не знать, чем занимались завсегдатаи этой комнаты.

Вскоре были задержаны Артем Брайнингер, ученик 10-го класса, и Георгий Перменов.

Допросы подозреваемых, свидетелей, потерпевших, дактилоскопические и трасологические экспертизы, выявление пострадавших, мест сбыта краденых вещей, опознание изъятых предметов бывшими владельцами – все эти и многие другие вопросы требовали своего разрешения.

Вначале Зверовский признавал только восемь краж, умалчивая о других, и надо было доказать, что он совершил их гораздо больше. На помощь следователю пришли опытные криминалисты.

Например, в квартире Суюншалиевой во время кражи на кувшине был оставлен след пальца. Дактилоскопической экспертизой было установлено, что отпечаток на кувшине оставлен Зверовским, и ни кем иным.

В другом случае потребовалось доказать, кому принадлежит след обуви, оставленный в квартире Тумабековой. В результате трасологической экспертизы было установлено, что след также оставил Зверовский.

Так, шаг за шагом упорно распутывался клубок преступной деятельности воровской шайки. Одновременно надо было установить степень вины каждого участника краж.

В руки следователя попали две записки, перехваченные у задержанных. В одной из них на клочке бумажки дается "директива":

"Артем, все вали на Пончика. Я ему это так не оставлю. Зачем Жорик хочет сознаться по 76? Не надо. И кто пойдет у вас свидетелем?

С приветом, Стас".

Для следователя это бесценная находка. Во-первых, кто такой Пончик? Очевидно, речь идет о Зверовском. Он знал больше других и во многом сознался. Его поведение не нравится Стасу...

"...Зачем Жорик хочет сознаться по 76?"... Значит, кроме квартирных краж, были и другие – хищение социалистической собственности?" – размышлял следователь. Что это за кражи?

И снова упорные поиски.

В результате выясняется, что Перменов вместе с Брайнингером в марте 1968 года похитили электропроигрыватель в школе имени Ленина.

В ходе следствия все яснее и яснее становится картина безрадостной, так называемой легкой жизни мелких воришек.

Дружки собирались на квартире Хабарова, устраивали попойки и, одурманенные алкоголем, трусливо озираясь, расходились по домам. А ночью их преследовали кошмарные сны, им снились погони, тюремные решетки. Ничего хорошего не приносило и пробуждение. Каждый день они с содроганием думали о неминуемой расплате.

Как непохоже их жалкое существование на жизнь честных тружеников!

И снова мысли следователя возвращаются к Зверовскому. Что заставило этого молодого парня стать вором, вести паразитический образ жизни?

Осужденный на три года за квартирные кражи, он, казалось, одумался, хорошо работал в трудовой колонии и был досрочно освобожден. Почему же не учел суровый урок и вновь свернул на путь преступлений? Кто виноват? Только ли он сам?

Эти вопросы не давали покоя следователю, который продолжал свою кропотливую работу.

Выйдя на свободу, Владимир поступил было в 9-й класс вечерней школы. Намерение получить среднее образование можно только приветствовать. Но мать его, Анна Прокопьевна Тептюк, решила, что не стоит ее сыну "терять" время. Ведь и так он уже два года потерял, отбывая наказание.

Она быстро разузнала, что и как, и договорилась с кем следует, чтобы у сына приняли экзамены экстерном, в объеме полной средней школы. И Владимир без особого труда и напряжения, без тревог и волнений буквально за несколько дней прошел курс наук за три года и получил аттестат зрелости.

Ободренная успехом, А.Тептюк решила не останавливаться на достигнутом. Она уже обдумывала планы штурма новых рубежей на пути своего дитяти в мир науки. Очередной рубеж – это, конечно, институт. Но какой? Облюбовали Джамбулский гидромелиоративно-строительный. Во-первых, там работает отчим, во-вторых, не надо никуда ехать. Мальчик будет жить дома, в семье, всегда на глазах.

Но действовать надо было наверняка – конкурс в институт большой, а знаний у сына маловато. Трудовой стаж! Вот где спасение.

Всякими правдами и неправдами предприимчивая мамаша достала трудовую книжку, сама подделала в ней подписи, скрепила их гербовой печатью и сочинила производственную характеристику на свое чадо. Так появился на свет липовый монтажник.

Фиктивную трудовую книжку и характеристику Зверовский представил в приемную комиссию. Воспользовавшись преимущественным правом приема, он стал студентом.

Видимо, здесь и кроются ответы на те вопросы, которые так волновали следователя. И в самом деле, с легкой руки своей матери Зверовский без особого труда сдает экзамены за среднюю школу, получает аттестат зрелости, обзаводится фиктивной трудовой книжкой. Все легко и просто.

Не навело ли это его на мысль: а стоит ли трудиться вообще? Не лучше ли добывать деньги без труда и вести "красивую" жизнь?

Особенно возмутило следователя поразительное равнодушие людей, окружавших Зверовского и его дружков, их безответственное отношение к своему долгу. Преступники собирались в общежитии, устраивали попойки, приносили в комнату Хабарова ворованные вещи. И все это делалось на глазах коменданта, воспитателя, вахтеров общежития. И никто из них даже не заикнулся о подозрительном поведении молодых людей.

Когда оперативникам понадобилась справка о посещении Зверовским занятий в институте, в деканате дали такую справку. В ней черным по белому было написано, что Владимир аккуратно посещает все лекции. А ведь кражи совершались только днем, в то время, когда в институте шли занятия.

Воры нашли и постоянный "рынок сбыта" краденых вещей. Одна за другой проходят перед следователем Манзура Давлетова, Хабыра Иргешева – буфетчицы столовой No 3, Мафрат Турдыева и Магдалина Эммануйлиди, тоже работники торговли. Эти дамы за бесценок скупали у воровской шайки похищенное и напутствовали их словами: "Приносите еще!". Все они предстали перед судом.

С.АСКИНАДЗЕ

ДЕЛА МАЙОРА ГАРИНА

Черный портфель

1

В заявлении профессора Вознесенского, написанном мелким почерком нервничающего человека (с помарками и зачеркиваниями), было указано, что его черный портфель с деньгами и рукописью украли прямо в купе поезда No 89, следовавшего по маршруту Барнаул – Днепропетровск.

Кроме Вознесенского, в купе ехал только один человек – Петр Алексеев, который говорил профессору, что направляется в областной город, где учится в медицинском институте. Однако не доезжая несколько остановок до этого города, юноша неожиданно сошел на станции Дубово. Когда профессор приехал домой и раскрыл чемодан, то обнаружил, что исчез портфель с рукописью и деньгами. Денег было тысяча пятьсот рублей.

– Вот заявление профессора.

Лейтенант Никитин протянул Николаю Петровичу Гарину лист бумаги, исписанный угловатым неровным почерком.

Майор одел очки, пробежал глазами заявление и пожал широкими плечами:

– Гм... Слишком категорично. Портфель-то хранился в чемодане...

– Дежурил нынешней ночью как раз я, Николай Петрович. И профессор, хоть и нервничал, а все подробно рассказал. На станции Дубово он вышел проводить свою дочь Ольгу, которая ехала вместе с ним, но вдруг решила навестить подругу. Обе они учатся в нашем мединституте.

– То есть там же, где и студент Алексеев?

– Да.

– А где задержали Алексеева?

– Там же, на станции Дубово. Профессор описал его внешность. Еще в вагоне он заметил шрам на щеке Алексеева, обратил внимание на его пестрые вязаные рукавицы, лежавшие в багажной сетке. По этим приметам парень был опознан в зале ожидания. Он так и не уходил со станции, все сидел на скамье невдалеке от входа.

– Итак, его задержали, хотя прошло часа два, судя по тому, что профессор успел приехать домой, раскрыть чемодан и явиться со своим заявлением в милицию. Потом, пока дежурный позвонил на станцию... Дело, вероятно, было ночью.

– Да. И как раз у Алексеева нашли в узелке черный портфель с деньгами. Правда, денег было чуть меньше, но все же порядочно, особенно для студента. Их было тысяча двести. Рукописи в портфеле не было.

– Значит, триста рублей кому-то переданы, а рукопись выброшена. В станционном буфете триста рублей в два часа ночи при всем желании не прокутить... Но давайте сюда портфель.

Лейтенант достал из письменного стола небольшой черный портфель. Николай Петрович осмотрел портфель снаружи и, подойдя к окну, осветил подкладку. Когда он мельком обернулся к Никитину, лейтенант понял, что означает его взгляд.

– Пятно, Николай Петрович?

– Пятно. Обыкновенное чернильное пятно. Чернила, простые, не для авторучки. И знаете, кто хозяин портфеля? Обыкновенный школьник, скорей всего деревенский парнишка. Наши городские теперь не ставят в портфель пузырек с чернилами... Носили вы в сумке пузырек с чернилами, товарищ лейтенант?

Никитин засмеялся:

– Угадали, товарищ майор.

– Угадал, потому что сам лет пять носил пузырек в своей холщевой сумке. Вот где сомнения, дорогой мой помощник. Будет профессор ставить в портфель пузырек с чернилами?

2

В десять тридцать в кабинет майора вошел грузный мужчина лет пятидесяти, поздоровался и напряженно сдвинул густые клочковатые брови.

– Товарищ Вознесенский, – сказал майор, – давайте познакомимся. Меня зовут Николай Петрович Гарин.

– Константин Семенович, – профессор привстал и несколько церемонно поклонился.

Майор глянул на каракулевую шапку, крепко зажатую в большой руке профессора:

– Разденетесь?

– Не стоит, я очень спешу. Лекция. Суть дела вы уже знаете, товарищ майор?

– Я хотел бы уточнить некоторые детали, связанные с похищением портфеля с деньгами...

– И с рукописью! – быстро вставил профессор. – Если бы речь шла только о деньгах, то еще терпимо. Но рукопись... Конечно, и денег жалко. Деньги, собственно говоря, не все мои, даже большей частью не мои, а брата. Брат у меня в совхозе агрономией заправляет. Перевел мне тысячу рублей на пианино, сын у него в музыкальном училище, талантливый юноша, ничего не скажешь... Остальные деньги – мои.

– И все находились в портфеле?

– Все. Ехал я из Петровска, а этот городок, как вы знаете, в пяти часах езды отсюда, так что на аккредитив класть не было смысла. Вот я и положил деньги в портфель, а портфель в чемодан, с которого не спускал глаз.

– Что же вы всю ночь не спали? Поезд из Петровска отходит в час ночи, через Дубово проходит в два, в наш город прибывает под утро.

– От Петровска до Дубово я не спал, а проехав Дубово, положил чемодан внутрь своего плацкартного места и спал до конца пути. Но в это время ехал я в купе совершенно один. Алексеев в Дубово слез.

– А ваша дочь?

– Тоже в Дубово сошла. В купе нашем сначала было только одно свободное место, так Оля в соседнем устроилась. Когда на второй остановке двое из моих соседей вышли, остался лишь этот Алексеев.

– При нем вы выходили из купе?

– Выходил в туалет. И когда Олю провожал на станции, тоже вышел первым. Алексеев оставался один в купе. Потом, смотрю, неожиданно и он показался. Даже не попрощался. А уверял, что едет со мной до конечной. Ясно, что этот тип украл портфель, когда я выходил в Дубово проститься с Олей.

– Вы долго жили в Петровске?

– Месяц и десять дней. Там у меня домишко, еще от покойных родителей остался. В эту зиму я заканчивал монографию о новых кормовых культурах в нашей области и...

– Вы были один в доме?

– Э... Один. Убирала, правда, соседка-старушка. Потом, когда начались каникулы, приехала Оля. У нее в Петровске куча знакомых.

– И не мешали они вам?

Профессор достал носовой платок и сердито высморкался.

– Ни в коем случае. Я так и сказал: встречайся с друзьями в кино, на катке, где хочешь. Но мне не мешай, милая, вот так. Правда, есть у ней закадычная подружка, та раза три у нас бывала.

– И вы ее хорошо знали?

– Не очень. Знал, что зовут Катя. Фамилия... вроде бы Коровина. Работает в Госбанке счетоводом. Вместе с Олей ходила на танцульки. Надеюсь, что мой портфель украла не она, и к чему склонять здесь ее имя – не пойму, товарищ майор.

Майор, не ответив, достал из стола портфель.

– Ваш?

– Мой. Почти новый. Подарила мне его супруга на именины. Я с ним почти не ходил.

– Вот как! А может быть, ваши племянники, внучата им пользовались?

Профессор всплеснул руками:

– При чем тут внучата?! Во-первых, Оле еще рано замуж. Во-вторых, портфель все время лежал на книжном шкафу и пылился, никто к нему не прикоснулся. Шут его знает, как он мне при отъезде под руку подвернулся!

– А вы уверены, что, когда вы ехали из Петровска, портфель лежал в чемодане?

– Еще бы! Я сам его положил туда!

– Кто находился в вашем доме перед отъездом?

– Я и Оля. Больше никого. За несколько часов до отъезда я сходил в дежурный магазин за покупками, а Оля в это время прибирала квартиру...

Вмешался Никитин:

– Скажите, Константин Семенович, а чемодан вы укладывали перед самым отъездом?

Гарин понял вопрос и одобрительно посмотрел на лейтенанта.

– Нет, не перед отъездом, – с усмешкой ответил профессор. – Кажется, после обеда... впрочем, не помню.

Майор встал, протянул руку:

– До свиданья, профессор, благодарим вас. Пока все.

3

Сержант показался в дверях в тот момент, когда майора вызвал начальник, и в кабинете оставался один Никитин.

Уходя, майор сказал:

– Вот сержант, который на станции задержал Алексеева.

Молодцеватый парень в новенькой, туго подпоясанной шинели четко приложил к шапке руку:

– Сержант Соболь.

Никитин указал на стул:

– Здравствуйте. Это вы задержали Петра Алексеева и нашли в его вещах портфель с деньгами?

– Так точно.

– В момент задержания пытался уйти?

– Нет, только ругался, товарищ лейтенант, – расплывшись в улыбке, сказал Соболь. – Уж больно не хотел в отделение. Я подошел, а он книгу читает. Сбоку, на скамье, лежал узелок с вещами и те самые пестрые рукавицы, которые были в приметах.

– Вы узнали его по рукавицам и шраму?

– Не только, товарищ лейтенант, по этому. Нельзя сказать, чтобы парень очень приметный был, но все же я его раньше заприметил...

– Когда раньше?

– Как только он с барнаульского сошел. Я как раз стоял на перроне. Напротив меня остановился пятый вагон. Вышел проводник, затем какой-то высокий толстый гражданин и девушка. Они далеко от вагона не отходили, а остановились и стали разговаривать. Видимо, гражданин провожал девушку, так как пальто на нем было не надето, а только накинуто на плечи. Через минуту или две появился и этот парень. Сначала зашел за угол вокзала, закурил, потом два раза выглянул из-за угла и скрылся. И вдруг опять выглянул.

– А люди у вагона видели его?

– Гражданин стоял спиной к нему, а девушка заметила и как будто кивнула. Гражданин, может, и заметил, но вида не подал.

Никитин записал показания сержанта и попросил продолжать рассказ.

– Когда гражданин попрощался с девушкой и ушел, парень вышел из-за угла, приблизился к девушке. Та что-то сердито говорила ему, а он молчал. Потом тоже ответил сердито, раздраженно. Вскоре они направились к выходу в город.

– Слов не расслышали?

– Нет. Думал, обыкновенный разговор, какой между молодыми бывает. Сегодня дружат, завтра ругаются... Только смотрю: через полчаса этот парень опять на вокзале торчит. Получив указание, я задержал его...

Сержант замолчал. Никитин тоже ничего не говорил, задумавшись над рассказом. Почему Алексеев неожиданно сошел с поезда? Почему он не подошел к Ольге Вознесенской, когда она стояла с отцом у вагона? О чем они спорили? Возможно, о деньгах. Затем Алексеев передал девушке триста рублей, а остальные оставил себе. Чушь какая-то... Будет дочь профессора воровать у отца деньги? Нет, определенно чушь. А куда триста рублей из портфеля делись? И как портфель исчез из закрытого чемодана?

– Ключ от чемодана у Алексеева не обнаружен?

– Никак нет. У задержанного был с собой узелок с бельем, упакованный в хозяйственную сетку. Там же, в сетке, лежал этот портфель с деньгами и две книги. Ни чемодана, никаких ключей от чемодана у него не было.

– Хорошо. Можете идти, товарищ сержант.

Вскоре вернулся майор и велел привести Алексеева.

Бледный юноша с шапкой вьющихся волос и сердитыми зеленоватыми глазами заговорил нервно, отрывисто. На вопросы отвечал коротко. Всякое отношение к хищению портфеля с деньгами и рукописью о кормовых культурах студент отрицал.

– Откуда же у вас деньги? – спросил Никитин (допрос майор поручил ему).

– Деньги мои, я их заработал.

– Где?

– Не все равно где?.. Ну, на вывозке зерна в совхозе. Работал три месяца, шофером работал...

– Хорошо, проверим... Вы что-нибудь купить собирались, раз везли такую сумму с собой?

– Может, и собирался, не знаю. К чему эти вопросы? Никакого мне нет дела до профессора кормовых культур и его портфеля!

"А до его дочери?" – хотел спросить Никитин, но не спросил. Майор предупредил, что о знакомстве Алексеева с Ольгой упоминать не следует. Алексеев не взят под стражу и в случае надобности сразу может сообщить девушке о том, что про нее спрашивали.

Черный портфель опять лег на стол.

– Ваш?

– Мой.

– А Вознесенский утверждает, что его... Выходит, что никто не похищал черного портфеля, портфель сам выскочил из чемодана и попал в вашу сетку? Так, что ли?

Алексеев еще больше побледнел и нервно пригладил волнистые волосы:

– Ничего я не знаю! Не знаю, почему Вознесенский считает портфель своим! Понимаете – не знаю!

Вмешался майор. Спокойно погладил черную глянцевитую кожу:

– Портфель почти новый... Не волнуйтесь, Алексеев. Никто вас зря не обидит. А раз такая заваруха получилась, приходится разбираться. Давно у вас этот портфель? Ведь он почти новый. Вот и у профессора был новый, почти не ношенный.

– Этот портфель я выменял у одного паренька в вагоне. Еще до того, как сел в наше купе Вознесенский. Я на каникулы в Барнаул ездил к мамаше. У меня был другой портфель, пареньку он понравился, ну мы и махнулись. Я завернул этот чертов портфель в газету и положил в сетку рядом с бельем.

– Где сейчас этот паренек?

– Не знаю. Он слез недалеко от Барнаула.

– Его фамилия, имя?

– Имя – Игорь. Фамилию не знаю...

Никитин посмотрел в окно, за которым медленно падал густой пушистый снег. "Так чей это портфель? – думал он. – Вроде бы все улики говорят за то, что кражу совершил этот бледный худощавый парень".

Однако майор Гарин не соглашался с мнением Никитина. После допроса Алексеева он долго расхаживал из угла в угол.

– Я все-таки считаю, что Алексеев не при чем. Судите сами: вор, совершив кражу, дожидается на станции, когда его спокойно заберут, что и сделал Соболь. Портфель он, действительно, выменял у школьника, если вспомнить наши рассуждения о чернильном пятне на подкладке. Вот так... Да интуиция мне подсказывает, что парень честный человек. А интуиция, хотя и не относится к криминалистической технике, тоже кое-что значит.

– А как по-вашему, Николай Петрович, почему Алексеев неожиданно сошел на станции Дубово?

– Нет, не потому, что вытащил портфель и решил скрыться. Я так представляю себе картину: парень видит, что дочь Вознесенского, которая тоже ехала в этом вагоне, вдруг сходит на промежуточной станции. Вот она стоит у вагона, прощается с отцом. Еще несколько минут, поезд уйдет, и на полуосвещенном перроне девушка останется одна. Какое решение может принять влюбленный парнишка, поссорившийся с девушкой и ищущий случая помириться? Была у вас такая ситуация? У меня лично была... Девушка все равно вышла за другого, но сейчас это уже лишь воспоминание... И Алексеев, видимо, моментально принимает решение. Встреча. Но конфликт не исчерпан. Упреки... Студент остается, чтобы сесть в следующий поезд.

– Кто же украл портфель?

– В вагоне – никто. Вот почему хочется применить метод исключения, хотя мы им не часто пользуемся.

"Метод исключения... Розыск, вопреки имеющимся фактам. Что предложит майор?"

Пока лейтенант размышлял, Гарин подошел к вешалке, стал надевать шинель (сегодня он пришел на работу в форме). Видимо, решение уже было принято. Так и есть:

– Выезжаем в Петровск, поищем в доме профессора.

За окном вагона тянулась белая степь, убегали назад телеграфные столбы, сосны, зеленеющие на горизонте.

Гарин сидел в углу, шелестя газетой. Рядом перелистывала журнал Оля Вознесенская. Никитин лежал на второй полке, думая об этой двадцатилетней красивой студентке, одетой в дорогую меховую шубку.

"Могла бы и не пудриться, не подводить свои глазки. И так хороша".

Оля оказалась не очень молчаливой особой. И офицерам, и другим пассажирам рассказывала об отце, о его работе. Немножко гордилась им. И через полчаса весь вагон знал, что украден портфель с научной рукописью профессора Вознесенского.

Гарин положил на столик газету и нахмурился.

– Оля, вы всем рассказываете о рукописи? Или только попутчикам?

– А что, нельзя? Или это военная тайна?

– Да вы не сердитесь. Просто меня интересует, у кого в руках эта рукопись.

Девушка промолчала. Через несколько минут она перепорхнула в соседнее отделение вагона, откуда слышались смех, бренчание гитары. Ехали с каникул студенты.

Никитин даже немного обиделся на эту девчонку. Возишься с ее портфелем, а она еще и грубит майору. Ну, выдержка у Гарина, конечно, будь здоров... А папаша-то даже поехать не захотел. Проворчал что-то о бессмысленной поездке и едва согласился дочь послать, чтобы дачу открыла.

Дача эта стояла на углу тихой улочки, малолюдной даже в полдень. Когда подошли к кирпичному домику с голубыми ставнями, офицеры обратили внимание на следы, оставленные кем-то на крыльце. Было ясно, что человек сначала прошел по угольной пыли, а потом вступил на крыльцо. Как нарочно.

Ольга Вознесенская отомкнула английский замок и первой вошла в дом. Офицеры задержались у входа.

– Похоже, кто-то нарочно прошелся по угольному порошку, чтобы оставить на крыльце свою "визитную карточку", – Никитин указал на следы.

Майор осматривал замок, наставив лупу.

– Он шел сегодня после полуночи и не видел, что, приближаясь к дому профессора, наступил в пыль, оставшуюся на месте, где разгружали уголь, – не оборачиваясь, сказал майор.

– Именно после полуночи?

– Да. Вчера до полуночи шел снег. Помните? Следы были бы занесены, если бы неизвестный побывал на крыльце раньше, чем снегопад прекратился. А если бы он шел днем, то не испачкался бы.

– Замок как будто в порядке, Николай Петрович...

– Даже не поцарапан. Возможно, неизвестный ни с чем возвратился восвояси? Но нет! В доме тоже следы, – шепнул майор, открывая дверь в прихожую.

В доме было полутемно. Лучи дневного света лежали на крашеном полу, просачиваясь сквозь щели рассохшихся ставней. Никитин поднял с пола полуобгорелую спичку. Майор положил ее на круглый столик в прихожей. На столике чернела коробка телефона.

– Какой-то непрошеный гость боялся включить электричество, чтобы не выдать своего присутствия. Ставни рассохлись, в них щели: огонь будет виден издалека. Кстати, откройте их.

– Может, вызвать местных работников? – предложил лейтенант.

– Не надо, мы пока сами. Обойдем комнаты, ничего не трогая, как всегда...

– А вот еще, Николай Петрович. Замок-то цел. Неизвестный, значит, ключ имел. Что же ему помешало днем зайти?

– Да, логично, тем более, что переулок малолюдный. Но ему, видимо, мешали строители напротив...

Никитин открыл ставни и вернулся в дом. В доме было три комнаты, кухня и мезонин. В прихожей, кроме вешалки со старой одеждой и телефона на столике, ничего не было. В спальне стояла старинная кровать с никелированными шарами с непокрытым пружинным матрацем. Раскрытый платяной шкаф и пара венских стульев дополняли обстановку. В кабинете профессора возвышался стеллаж, плотно забитый книгами. Стоял кожаный диван, тоже старинный, с высокой прямой спинкой. На диване, не снимая шубку, сидела Ольга Вознесенская и со скучающей миной чистила маникюрными ножницами ногти.

– Скажите, в доме все цело?

Майор посмотрел на девушку.

– А что? – она подняла голову, бегло обвела взглядом комнату. – Как будто все на месте. Одежды в квартире нет, а старая рухлядь никого не интересует... Нет, ничего не взято!

Никитин заглянул в подцветочник без цветка и быстро обернулся к майору. Перехватив его взгляд, девушка пояснила:

– Цветок засох. Весной посадим на его место новый.

Никитин указал майору на серую кучку, готовую взлететь от малейшего дуновенья.

– Соберите пепел, – сказал Николай Петрович. – Судя по его количеству, папиросу выкурили до конца. Кто-то нервничал, торопился. Поищите окурок.

Никитин, закурив сигарету, попросил пепельницу.

– Право, не знаю, есть ли, – Ольга пожала плечами, но поднялась с дивана. – Папа не курит и не любит, чтобы в доме курили... Все же, как будто, пепельница где-то была.

Она вышла.

Лейтенант заглянул в подцветочник, за диван. Окурок белел между тумбами письменного стола.

– "Прибой", – сказал лейтенант, отряхивая пыль с колен.

Майор, присев на корточки, посветил фонариком:

– Пыли на полу почти нет. Следовательно, пол действительно мыли в субботу. Окурок брошен после того, как пол был вымыт. В субботу, в день отъезда Вознесенских из Петровска, в этом доме был мужчина, курящий "Прибой". Сходите, Леонид Иванович, в банк к этой Кате Коровиной, к подружке Ольги. Она наверняка что-нибудь скажет.

Вошла Ольга с красивой бронзовой пепельницей:

– Вот... Все-таки некоторым гостям отец разрешал курить в своем кабинете.

Никитин вернулся из банка через полчаса. Кивнув майору, вызвал его на крыльцо:

– Был в банке, только не у Коровиной, а у Ковровой Кати. Профессор перепутал фамилии.

– Ну, конечно, раз речь шла не о кормовых культурах... – улыбнулся майор. – Что же она рассказала?

– Многое. У Вознесенской есть один знакомый в Петровске, летчик какой-то. Только он, по мнению Ковровой, не летчик, а так... мелкий трепач. Ну, в общем, говорит, доверия не вызывает. В субботу Коврова видела его возле дома Вознесенских.

Они вернулись в кабинет. Девушка стояла у окна, задумчиво водя пальцем по стеклу, разрисованному морозными цветами.

– Есть у вас тут знакомый, Оля... – заговорил майор.

Девушка удивленно обернулась, округлила голубые глаза.

– При профессоре он не бывал в этом доме, но в субботу все-таки заглянул. Верно? Помните, ваш отец отлучался в магазин после обеда?

– Помню...

Ольга теребила в руке платочек.

– А сами вы покидали комнату, в которой стоял собранный в дорогу чемодан?

– Я выходила, кажется, к телефону... Да, папа звонил, советовался насчет покупок. Звонил из магазина, по-моему...

– И кто в этот момент был в квартире?

– Был... мой знакомый. Его зовут Сергей...

Глаза Ольги стали вдруг растерянными, щеки порозовели.

– Где стоял чемодан, уложенный в дорогу вашим отцом?

– Вот здесь, на стуле.

– А этому летчику вы говорили о рукописи отца?

– Говорила, – лицо девушки опять сделалось удрученным. – Он знал, что мой отец профессор. Что ж тут особенного?

– Вы показали ему монографию?

– Ну, показала.

– То есть вынули ее из портфеля, дали почитать или посмотреть, потом спрятали снова в портфель? Только я не понимаю: ведь портфель, по словам профессора, был заперт?

– Ключ лежал на столе. Я открыла портфель и показала рукопись Сергею. Он посмотрел заглавие и вернул мне рукопись. Правда, он заметил, что, будучи летчиком, плохо разбирается в изложенном материале, но все же папу похвалил. Потом я спрятала рукопись, закрыла портфель и положила его в чемодан.

– А ключ от портфеля?

– Положила к себе в жакет.

– Ключ от чемодана?

– Чемодан был не заперт. Папа его закрыл позже, придя из магазина.

– Прекрасно. Благодарим вас, Оля, – майор взглянул на часы. – Пять часов, уже темнеет. Где живет ваш знакомый?

– На Тульской, рядом с ателье мод. Но зачем вам его адрес... Право, вы ошибаетесь в Сергее.

– Возможно, но об этом поговорим после. Извините.

Когда офицеры вышли на крыльцо, сумерки еще более сгустились, и следов уже не было видно.

Майор заговорил сразу:

– Когда Вознесенская открывала портфель, жулик увидел в нем пачки денег. Вскоре затрещал в прихожей телефон, отец звонил Ольге из магазина. Та вышла. Сергей вынул из чемодана портфель. Чемодан был открыт, а портфель на замке, ключ же у девушки в кармане. Как быть? Вынуть из портфеля деньги невозможно: он заперт. Выйти с портфелем из кабинета, минуя прихожую, где у телефона стоит Вознесенская, тоже нельзя. А что можно? Можно спрятать портфель в доме, например, за диваном, а ночью взять его. Все-таки вор волновался, когда в кабинет вернулась Ольга. Стоял у окна и курил. Вытянул целую папиросу, до самого мундштука.

– А где он нашел ключ от наружной двери?

– Когда сегодня утром Вознесенский провожал дочь, он сказал: "Смотри, Оленька, не потеряй свой ключ, а то мой ты где-то посеяла..."

Никитин ухмыльнулся:

– Так и сказал – посеяла?

– Так и сказал... Впрочем, мы уже пришли. Оказывается, это совсем близко.

4

Черный портфель лежал на кровати "летчика". Сам он в тапочках и в брюках со свисающими подтяжками обескураженно переступал с ноги на ногу. Денег в портфеле не оказалось, но рукопись о кормовых культурах покоилась в том же отделении портфеля, куда ее сунул профессор.

Это обстоятельство отрезало "летчику" путь к отступлению. Возвращая деньги, извлеченные, по его словам, из "заначки", он извинился:

– Все в порядке, но, простите, истратил пятьдесят рублей непредвиденные расходы. Купил вот "корочки", – жулик извлек из-под кровати пару полуботинок. – Пять бутылок "московской" тоже деньги стоят... А писанину, как видите, сохранил в целости, из уважения к науке. Хотел отправить папаше моей знакомой бандеролью, но не успел. Вы помешали.

"Летчик" взглянул на майора, покосился на милиционера и двух понятых, явившихся с работниками следствия, и у него вдруг отпало желание шутить.

– Учтите, гражданин начальник... Деньги возвращаю по собственной инициативе. Надеюсь, суд учтет...

– Не бойся, лишнее не получишь, – сказал милиционер, стоявший у двери.

Солнечным летним днем из кабины старенького "Запорожца" Никитина окликнул загорелый худощавый парень:

– Могу подвезти по старой дружбе, товарищ лейтенант!