Текст книги "Особое назначение (сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Поляков не виновен.

– Что? Выстрел без нажима на спусковой крючок, Николай Петрович?

– Да. В пистолете имеется неисправность, о которой не знал даже его владелец, так как пользовался оружием очень давно. Пистолет лежал в комоде, под стопкой белья, то есть не был даже смазан. Головка разобщителя, удерживающая кожух затвора от смещения назад, к курку, изношена. Медведев взмахнул пистолетом и ударил им Полякова. Кожух скользнул назад, ударник наткнулся на курок и своим бойком наколол капсюль патрона. Все это произошло в считанные доли секунды. Прогремел выстрел. Пуля продырявила рукав и воротник на пиджаке Медведева и пробила левую щеку...

В.КОПЕЛИОВИЧ,

Н.ШАПЧЕНКО

ШЕСТАЯ ФОТОГРАФИЯ

День был воскресный, июльское солнце палило немилосердно, и на берегах Алматинки творилось что-то невообразимое. Загорелые спины и плечи, темные очки, зонтики, газетные шляпы, – казалось, вся Алма-Ата высыпала к этой говорливой речушке, вода которой даже в такой зной оставалась приятно прохладной. Здесь читали романы, резались в шахматы и "подкидного", строили "персональные" запруды и просто отдыхали, облепив раскаленные камни.

В пляжной толчее ничем не выделялась группа молодых людей, примостившихся у самой воды. Время от времени один из них поворачивал бутылки с пивом, лежащие на отмели в тени, и присыпал их мокрым песком.

– Почти остыли, – парень весело тряхнул головой, подмигнул. – Еще немножко, и можно будет... А пока я, пожалуй, ополоснусь. – Скользя по каменистому дну, он дошел до середины, лег и подставил плечи под холодные струи. Через минуту выскочил на берег, сделал стойку на руках и, чувствуя на себе любопытные взгляды, направился так к своим. Он, по-видимому, любил производить эффекты.

Потом, когда бутылки опустели, кто-то из приятелей сказал вполголоса:

– Вась, а Вась... Обрати внимание, слева от тебя девчонка в голубом купальнике... Знаешь, как смотрела на тебя, когда шел на руках. Подсядем, может?

Василий небрежно повернулся, смахнул со лба смоляной чуб и равнодушно бросил:

– Нет, не Рио-де-Жанейро. Типичное не то.

На него взглянули удивленно, а он, не вдаваясь в пояснения, молча достал из кармана пиджака фотокарточку-"визитку" и с видом явного превосходства протянул ее товарищам. Приветливое, слегка склоненное к плечу девичье лицо светилось безмятежной улыбкой. Черные локоны подчеркивали его белизну, в лукавом прищуре глаз сверкали искорки, а нежная округлость щек и точка-родинка в уголке над губой придавали лицу выражение милое и трогательное. Да, Васька считался заправским сердцеедом, но на сей раз, трое друзей, рассматривающих фотографию, могли бы поклясться в этом, – он превзошел самого себя.

– Кто такая? – не отрывая восхищенного взгляда от "визитки", спросил один.

– Аллочка. Аспирантка, – ответил Василий, и в тоне, каким это было произнесено, чувствовалось, что ему до чертиков надоели поклонницы из научного мира, и он их терпит только потому, что от чрезмерного внимания аспиранток и диссертанток буквально негде укрыться.

– Ну, а как у тебя с ней... в смысле... взаимоотношений? поинтересовался другой и подгреб к груди горячий песок.

– Какие там взаимоотношения, – Василий обреченно махнул рукой. Замучила она меня своими звонками. Только приду в мастерскую: "Медынин, к телефону!" Так и бегаю весь день туда и обратно... Да вот, можете прочитать, – он перевернул фотографию и ткнул пальцем в надпись, не оставляющую никаких сомнений в искренности чувств аспирантки: "Дорогому Васюте. Люби меня, как я тебя. Твоя Аллочка".

Парни понимающе переглянулись и единодушно выразили желание увидеться с ней вечером на танцах.

– Аспирантка она, некогда ей.

– Ну и что же, что аспирантка?! Что, для них воскресений не существует?

– Это для нас с тобой, Боренька, воскресенье, – назидательно ответил Василий. – Куда захотели, туда и пошли, что захотели, то и сделали. А у ней – колбы, опыты, кислород, углерод, аш два о. Вот так!

– Да и я, пожалуй, не приду в парк, у меня вечером другое мероприятие, – закончил он, вытряхнул из сандалий камешки и натянул носки.

"Мероприятие", действительно, состоялось, и окончилось оно для обладателя фотографии неожиданно и горько. Обезумевший от выпитой водки, он стремглав выскочил на широкую автомобильную магистраль и бросился наперерез мчавшемуся мотоциклу. Водитель едва остановил машину и, не успев сообразить, в чем дело, покачнулся от удара в лицо. В то же мгновение Василия ослепил яркий свет фар, надрывно заскрежетали тормоза, и чьи-то тяжелые кулаки опрокинули его на асфальт. Как в полусне, до него доносились ругань, шум, крики:

– Саня, ну как, жив?

– Братцы, да он пьян в дрезину!

– Пьян не пьян, давай сюда в кузов!

Сильно пахнуло бензином, машина тронулась, и Василий больше ничего не слышал и не ощущал.

Проснулся он сразу и, еще не оглядевшись, понял, что находится в вытрезвителе. Тонкий холодящий матрац и легкое одеяло серого цвета наводили на невеселые размышления. "Как же это я очутился здесь? Почему? Вечером у Леньчика на хате был выпивон... Пили здорово... Леньчик гонял магнитофон без конца какую-то одну и ту же песню, которая всем надоела, а Нинка все подливала и подливала в мой стакан... Потом плясал..." На этом воспоминание обрывалось, и как Василий ни напрягал память, дальнейшие события вечера восстановить он не мог.

"Сволочь все-таки Леньчик. То из него кружку пива не выжмешь, а то – на тебе – расщедрился – упоил до зеленых чертей", – подумал он, и на слабых, словно набитых ватой ногах, пошел к огороженному деревянным барьером столу дежурного, где уже двое мужчин ожидали документы и одежду.

– Фамилия? Имя? Место работы? – женщина в форме сержанта милиции записала ответы в толстый журнал и протянула Василию номерок: – Получите вещи.

– Нет, нет, Татьяна Павловна, этого не отпускайте, – запротестовал вошедший со двора старшина и пояснил: – Вчера из райотдела предупредили его с возвратом.

У Василия закружилась голова, он понял, что по-глупому влип в какую-то нехорошую историю.

* * *

Юрий Николаевич Вольский, следователь, к которому попало заявление Александра Буренкова, меньше всего рассчитывал при его расследовании столкнуться с какими-нибудь неожиданностями. Все было яснее ясного. Хулиганство в состоянии сильного опьянения, более десяти очевидцев. Сейчас Медынин даст показания, потом опросить свидетелей, и дело можно передавать в суд. А там пусть решают...

– Рассказывай, Медынин, дальше. Что же произошло потом? – Юрий Николаевич взглянул в осунувшееся лицо Василия и, не получив ответа, повторил: – Рассказывай, рассказывай – не в молчанки играем.

– Больше я ничего не помню, – уныло проговорил Василий и опустил голову.

– Не помнишь? Не беда; можно напомнить. – Следователь протянул лист бумаги, в верхней части которого крупно выделялось: "Заявление". – Почитай, может прояснится.

Глаза Медынина медленно скользили по строчкам:

"18 июля, в десятом часу вечера, наша бригада монтажников возвращалась с объекта к себе в поселок. Я ехал впереди на своем мотоцикле, а ребята за мной на грузовой, приспособленной для перевозки людей, машине. На Ташкентской, не доезжая Сейфуллина, на дорогу выбежал парень. Он остановил мотоцикл и ударил меня по лицу. Потом подошла наша машина с ребятами, и этого парня в нетрезвом виде мы доставили в милицию.

Просим вас принять меры, чтобы подобных безобразий больше не повторялось. Бригадир Буренков".

– Законно. Все правильно, все как есть! – с готовностью подтвердил Медынин. – Любую бумагу подпишу, так оно и было. Хорошо еще, чего другого не случилось. Я пьяный – дурной. Однажды – хватило же ума! – выпивши, на цепную собаку пошел. Так она, знаете...

– Довольно, довольно, – прервал поток воспоминаний Юрий Николаевич. Это не относится к делу. Скажите лучше, как вы до такой жизни докатились. Девушка, небось, ничего не знает? Кстати, кто она?

– Аспирантка, – неуверенно ответил Василий, глядя на фотографию в руках следователя.

"Странно", – удивленно подумал тот, пробежав еще раз глазами безграмотную, пошловато-претенциозную надпись на обратной стороне карточки.

– Где она учится?

– В Харькове где-то, – неопределенно пожал плечами Василий. – Точно не знаю, не интересовался.

– Не интересовался? С фотографией не расстаешься, а не узнал даже, где учится?

– Некогда было. Мы с ней и встречались-то без году неделю, когда она зимой на каникулы приезжала. – Медынин отвечал раздраженно, всем своим видом показывая, что ему неприятны эти вопросы. Юрий Николаевич, казалось, не замечал нервозности парня и, как ни в чем не бывало, попросил его назвать фамилию аспирантки.

– Семенова, – не задумываясь, ответил Василий и повторил игриво: Аллочка Семенова.

"Придется проверить. Что-то здесь не все гладко", – подумал следователь и закончил допрос. По фирменному штампу на фотографии он без труда установил фотоателье, где был сделан снимок, и, рассчитывая успеть до перерыва, быстро зашагал к автобусной остановке.

В залитой солнцем студии стояла тишина. Мастер – мужчина лет пятидесяти пяти, сутуловатый, подвижный, со спокойным, тронутым временем лицом, возвращая удостоверение, с любопытством взглянул на Вольского.

– Судя по штампу, она сделана у вас. Не так ли? – Юрий Николаевич протянул фотографию. – Посмотрите, пожалуйста.

– Я и без штампа узнаю свою работу, – после недолгой паузы ответил мастер. В тоне, каким он говорил, послышалась нотка самодовольства: Конечно же, это моя ретушь. Обратите внимание, как проработаны ресницы! Уверяю вас, в Алма-Ате такой ретуши вы больше не найдете.

– Хорошо, действительно, хорошо, – одобрительно закивал Вольский. – Ну, а сколько времени вам понадобится для того, чтобы разыскать корешок ее квитанции?

– Сколько времени? Это будет зависеть от того, как скоро мы найдем негатив. – Он еще раз взял фотографию и, повертев ее в руках, задумался. Лицо как будто бы знакомое... По-моему, она зимой приходила.

– Да, скорее всего зимой, – подтвердил следователь. – Платье с глухим воротником.

– Поищу, – и мастер ушел в лабораторию.

Ждать Вольскому пришлось недолго. Через полчаса он уже изучал корешок квитанции. Беглые пометки карандашом лаконично подтверждали, что девушка посетила ателье 14 февраля, уплатила вперед за шесть фотографий, живет она на улице Грушовой, и фамилия ее Мостакова. "Не Семенова! Значит, Медынин давал неверные показания? А может быть, он говорил искренне... Не исключено, что аспирантка, уезжая, специально выписала квитанцию на имя подруги, чтобы та могла получить фотографии после ее отъезда... Но опять же эта надпись на обороте... Нужно проверять и проверять". Путь на Грушовую был не близок, и Юрий Николаевич вызвал служебный мотоцикл...

В тихом институтском вестибюле Вольский появился за несколько минут до конца лекции. Наскоро пробежав глазами расписание занятий на факультете, он поднялся на второй этаж и остановился возле аудитории No 34. Сейчас раздастся звонок, студенты выйдут в коридор, и кто-нибудь из них покажет ему Люсю Мостакову. Но обращаться за помощью не пришлось. С шумом распахнулись двери, и среди третьекурсников, выходящих из аудитории, следователь без труда узнал "аспирантку".

– Интересно, как же вы меня разыскали? Собака взяла след? Или в ход были пущены другие методы? – Брови девушки удивленно взметнулись, и в глазах проскользнула задористая смешинка. Настроение у Люси было явно ироническое.

– Ни то и ни другое, просто ваша сестра сообщила время лекций, по-деловому сухо ответил Юрий Николаевич, давая понять, что у него нет никакого желания ввязываться в словесный турнир. – Да суть не в этом. Меня интересует, целы ли у вас ваши фотографии, сделанные зимой в фотоателье?

– Фотографии?! А зачем они вам?

– Пока я ничего вам сказать не могу. Со временем узнаете. А пока ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

– Три фотокарточки до сих пор у меня, а три остальные я раздарила подругам с курса. Вот и все – их было всего шесть.

– Подруги учатся в вашей группе?

– Да, – кивнула головой Люся. – Вот одна из них. Ася, подойди...

– Нет, нет, не надо, – остановил девушку Юрий Николаевич. – Мы сделаем по-другому. Завтра к десяти часам утра вы принесете все фотографии в милицию. Надеюсь, вам будет не очень трудно взять их на какой-нибудь час у ваших знакомых.

– Ну, так я вас жду, – сказал он, прощаясь. – Спросите следователя Вольского. Всего хорошего.

Резкий продолжительный звонок разнесся по коридорам и лестничным площадкам. Шум в аудиториях стих, легкими хлопками закрылись двери за преподавателями, и в институте снова наступила тишина.

К десяти утра, как и было обусловлено, Мостакова пришла в, милицию. Сев на предложенный Вольским стул, она раскрыла сумочку и вынула из нее конверт с фотографиями.

– Здесь их только пять... Одной не хватает, – смущенно проговорила она. – Вчера я совсем упустила из вида, вернее, забыла просто, что одну карточку отправила в Ташкент тете. Остальные все здесь... перед вами.

– В Ташкенте, значит? – переспросил Юрий Николаевич. – Это точно? Вспомните лучше.

– Чего же тут вспоминать! Из ателье я сразу пошла на почтамт и отправила ее заказным письмом.

– Тогда вам остается только поверить, что я побывал в гостях у вашей тети и заполучил от нее ваш подарок. – Следователь достал из ящика стола недостающую фотографию и положил ее перед девушкой. – Вот теперь комплект полностью. Вы довольны?

Мостакова молчала. Она сидела растерянная, не зная, что отвечать и как вести себя дальше.

– Я обязан вас предупредить, что, согласно статье 187 и 193 Уголовного кодекса Казахской ССР, лица, дающие неверные показания или уклоняющиеся от дачи показаний, привлекаются к уголовной ответственности. – Юрий Николаевич внимательно посмотрел на Мостакову. – Итак, уточните, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы лишились одной из своих фотографий.

– У меня ее украли, – чуть слышно ответила девушка.

– Расскажите, как это произошло.

– Раздели возле Пугасова моста. Сняли пальто и отобрали сумочку. Там была мелочь на трамвай и эта фотокарточка...

– Когда?

– Двадцать шестого февраля.

– Вы заявили о случившемся в милицию?

Люся отрицательно качнула головой: "Нет, не заявляла".

Для Вольского этот ответ не был неожиданным. За годы работы он не раз сталкивался с подобными ситуациями и знал, что потерпевшие не всегда обращаются к милиции за помощью, если преступление совершено при компрометирующих их обстоятельствах. Ну, а почему же не заявила Мостакова? Что помешало ей сообщить о происшествии? Нервничая, она рассказала...

Родители категорически запретили Люсе встречаться с компанией "сомнительных", как они выражались, молодых людей. Однако девушка не разделяла это мнение и зачастую, нарушая родительское "вето", проводила время в обществе своих сверстников, где ей было весело и интересно. Однажды под предлогом того, что идет на институтский вечер, она отправилась к своим друзьям, и в поздний час на обратном пути домой ее ограбили. Трое парней в надвинутых на глаза кепках сняли пальто и забрали сумочку.

Дома, конечно, был переполох. Все в один голос спрашивали, что и как, но Люся, пуще всего опасаясь родительского гнева за продолжавшееся знакомство, решила скрыть истину. Она объяснила, что пальто украли с вешалки в институте, и домой пришлось добираться на такси.

– Но ты, надеюсь, заявила об этом, куда следует? – взволнованно крикнула мать.

– Что ты, мама... На кого же заявлять. Ведь на вешалке дежурили наши же студенты. Будет просто стыдно, если их заставят платить мне из стипендии...

Ответ, по-видимому, удовлетворил домочадцев, и постепенно этот печальный эпизод перестал служить темой семейных пересудов.

– Припомните, куда пошли неизвестные с вашими вещами, – попросил Юрий Николаевич.

– Они побежали в сторону парка, – уже спокойно сказала Люся.

Установив интересовавшие его детали, следователь спросил девушку, не смогла бы она опознать кого-либо из грабителей.

– Возможно, и смогла бы, – ответила она после недолгого раздумья. Один – такой высокий, чернявый, что-то замешкался возле меня, стоял, улыбался, пока ему не крикнули.

– Одну минуточку, вы не помните, что они крикнули?

– Точно не помню: или "Васька, поторопись", или "Чего ты там застрял, Васька?" – одним словом, они звали его к себе.

– Благодарю вас, – Юрий Николаевич чуть заметно улыбнулся и попросил Люсю переждать десять-пятнадцать минут в соседней комнате. Когда она снова вошла в кабинет Вольского, там было людно. Возле стола следователя сидели две женщины (как позже она узнала – понятые), а у окна – лицом к двери молодые люди. Их было четверо – все одного роста и примерно одного возраста. Взглянув на них, Мостакова уверенно подошла к крайнему справа, остановилась на мгновение, словно перепроверяя свою память, и произнесла:

– Послушайте, ведь мы же с вами знакомы! Помните встречу на Пугасовом мосту?..

Допрос был коротким. Медынин рассказал обо всем. В тот же день к вечеру были задержаны и соучастники преступления. Одним из них оказался "Леньчик", на квартире которого воскресным вечером происходила шумная пьянка, положившая начало этой истории.

"ПОГОРЕЛЕЦ"

Посетитель был возмущен. В тоне, которым он говорил с начальником областного управления милиции, сквозило неприкрытое раздражение.

– Ну, когда же это кончится?! Полтора месяца прошло, а сдвигов никаких. Я сейчас ночую на чужих диванах, жена – также. Понимаете, мне это надоело! Трест квартиру не даст, пока не кончится расследование, а расследование, можно сказать, еще не начиналось.

"Действительно, возмутительный случай", – подумал начальник управления, и в тот же день расследование было поручено оперуполномоченному отдела дознания лейтенанту Владимиру Потапову. Недавний выпускник милицейской школы, толковый криминалист, он на этот раз особенно не рассчитывал на успех. Полуторамесячная давность преступления, а также не давшие никаких результатов предшествующие поиски не обнадеживали. Потапов и прежде слышал об этой странной краже, закончившейся поджогом квартиры, и вот теперь нежданно-негаданно это бесперспективное дело свалилось на него, как снег на голову.

В райотделе милиции он внимательно ознакомился с заявлением пострадавшего. В нем Валерий Павлович Кожухаров – экономист-плановик строительного треста подробно рассказывал о своих злоключениях.

Утром ему предстояло выехать в недолгую командировку. В девятом часу, как и было условлено, за ним зашла трестовская машина. Пользуясь этой возможностью, Валерий Павлович отвез на работу жену и уехал в район. А несколькими часами позже ему по телефону сообщили, что произошла большая неприятность и нужно немедленно возвращаться домой...

В списке вещей, погибших от огня или похищенных во время бандитского налета, пострадавший упомянул облигации трехпроцентного займа, приобретенные на весьма солидную сумму за годы его работы на Севере.

Протокол осмотра места происшествия, подшитый в этой же голубой папке, утверждал, что все три двери квартиры – на застекленную веранду, в кухню и в комнату были открыты; причем замки двух первых не повреждены, а последний английский – вырублен. В кухне на полу обнаружен топор. Протокол сухо и точно воспроизводил состояние квартиры Кожухаровых вскоре после того, как пожарники, прибывшие по сигналу соседей пострадавших, потушили огонь.

Кроме этих документов, Потапов ознакомился с заключением пожарно-технической экспертизы, но оно ничего нового не добавило к тем скудным сведениям, которыми располагал следователь. Чувствовалось, что комиссия была собрана наспех, и то ли по халатности, то ли из-за недостаточной квалификации своих членов, ни к какому определенному выводу не пришла.

"Не густо, не густо", – подумал Потапов и, закрыв папку, пошел посоветоваться к начальнику отдела майору Зимину.

– Виктор Андреевич, мне кажется, следует повторно провести пожарно-техническую экспертизу, – начал Потапов, вопросительно взглянув на майора. – Ведь, пока мы не установили причину пожара, трудно что-либо предполагать...

Зимин сдвинул ладонью в сторону папки с бумагами и дружелюбно, как старому знакомому, ответил:

– Действуйте, Володя, действуйте... Если что-нибудь понадобится, обращайтесь. Сделаем!

– За этим я и пришел, – улыбнулся Потапов. – Дайте, пожалуйста, указание, чтобы к завтрашнему утру собрали экспертов, а сегодня вечером мне нужно увидеться с Кожухаровым. Пусть его пригласят в милицию часам к шести, к тому времени я уже осмотрю его квартиру.

* * *

В длинном доме барачного типа разыскать квартиру Кожухарова было нетрудно. Потапов еще с улицы определил, что она находится в торцевой части здания. Облупившаяся штукатурка, закопченные, местами обгоревшие рамы с выбитыми стеклами красноречиво свидетельствовали о происшедшем. В комнатах гулял ветерок, и часть пола возле окон белела свежим снежком. Двери в квартире не закрывались, их жестко схватила наледь, образовавшаяся после тушения пожара.

Потапов тоскливо оглядел свисающие клочьями обои, обвисшие на стенах концы электропроводов и принялся обследовать замки. Здесь также не обнаружилось ничего нового. Следователь еще раз внимательно осмотрел комнаты и вышел во двор.

"Нужно рисковать слишком многим, чтобы отважиться грабить эту квартиру днем", – отметил он про себя, обратив внимание на соседний барак, окна которого выходили к крылечку Кожухаровых. Это был единственный вывод Потапова после осмотра места происшествия.

В милиции его уже ждал потерпевший.

– Ну, нашли что-нибудь новенькое? – осведомился Валерий Павлович. Он старательно протер очки и с видимым интересом уставился взглядом в лицо лейтенанта. Тот сухо ответил, что пока ничего сказать не может, и попросил Кожухарова повторить со всеми подробностями показания, которые он прежде изложил в райотделе милиции.

– ...Около банка жена вышла из машины, а я поехал дальше, по делам. Потом...

– Одну минуточку, – прервал его Потапов, быстро записывая показания, скажите, в котором часу ваша жена вышла из машины?

– Около девяти. Примерно без пяти девять.

– А когда вы прибыли на место?

– В десять, наверное... Я не обратил внимания, но, наверное, в десять. Судите сами, по асфальту полсотни километров... Больше часа на езду не требуется.

– Значит, вы ехали без задержек со скоростью пятидесяти километров в час, нигде не останавливались и никуда не заезжали. Так я вас понял?

– Совершенно верно, – закивал головой Кожухаров. – Все было именно так.

Затем следователь установил время, когда пострадавший услышал известие о поджоге и когда вернулся домой. Кожухаров чувствовал, что его ответы удовлетворяют лейтенанта, и показания давал охотно. Он рассказал, что у них с супругой было по ключу от наружной двери и комнаты, а ключ от двери, ведущей в кухню, был общий, и они прятали его возле умывальника.

– Так и получилось. Они как-то сумели открыть внешний замок; разыскали на веранде ключ от кухни, а последнюю дверь взломали. Черт меня дернул оставить на виду топор, – Валерий Павлович сокрушенно вздохнул и подписал листы протокола.

* * *

Утром следующего дня на место происшествия прибыли эксперты. Четверо специалистов – инженер-строитель, двое электриков и химик вместе с лейтенантом Потаповым осторожно скалывали наледь с обгоревшего пола, осматривали стены, электропроводку. Вывод не вызывал разногласий: пожар возник в двух метрах от ближайшего отвода электросети, там, где, как было известно, прежде стоял книжный шкаф. А это для Потапова уже кое-что значило. Теперь предположение о случайном возникновении пожара, совпавшем во времени с кражей или начавшемся вскоре после нее, отпадало. Оставалось другое: поджог совершен теми, кто побывал в квартире за полтора часа, прошедшие между отъездом хозяев и вызовом пожарной команды. Значит, это дело преступников. Нелепо, странно... Ничего подобного Потапов не встречал ни в своей практике, ни в практике товарищей, ни в учебниках криминалистики. Расследование осложнилось и заключением технической экспертизы, утверждавшей, что замок наружной двери был открыт либо ключом подлинным, либо точной копией подлинного ключа. Все это, вместе взятое, вызывало сомнения в самом факте ограбления квартиры, и следователь, не теряя времени, решил поговорить с майором Зиминым.

– Выручайте, Виктор Андреевич, голова кругом идет. – Потапов пожал протянутую руку и подсел к столу.

– Видите ли, Виктор Андреевич, уж больно мне удачливый мошенник попался. Представьте, ему везет от начала и до конца.

– Прояснилось? – добродушно улыбнулся майор, принимая шутливый тон Потапова. – Рассказывай.

– Картина выглядит примерно так. Он или они благополучно выкрадывают у Кожухарова ключ, делают себе точно такой же, и также благополучно возвращают оригинал владельцу. Затем средь бела дня незамеченными проникают на веранду, немедленно находят спрятанный там ключ от двери в кухню и случайно подвернувшимся топором вырубают английский замок. Затем прихватывают на пять тысяч рублей облигаций и в довершение всего устраивают фейерверк. Чем не версия?

Ирония, с которой говорил следователь, была понятна: уж слишком много счастливых случайностей сопутствовало преступникам во время кражи.

Беседа затянулась. Вдвоем они еще раз проанализировали выводы Потапова, сопоставили факты, вновь просмотрели заключения экспертов. Концы с концами явно не сходились, особенно настораживал финал этой истории. И Зимин и Потапов были совершенно уверены, что никто из преступников не станет поджигать обворованную квартиру хотя бы потому, что пожар, вернее вызванная им тревога, позволит в кратчайшее время установить факт кражи.

– Я бы вам посоветовал, Володя, заняться проверкой личности самого Кожухарова. Возможно, это инсценировка кражи. Такое случается...

– По-видимому, так, – ответил следователь, – я сегодня же переговорю с его соседями, а заодно опять загляну в эту злополучную квартиру.

И снова Потапов ходит по знакомым выстывшим помещениям с обгорелыми рамами, с оборванными обоями на стенах. Снова, как и в первый раз во время экспертизы, плотно прикрыл дверь в комнату. Сквозь отверстие, зияющее на месте вырубленного замка, в полутемную кухоньку пробивается свет. "Вырублено ровно, топором. Да, топором... Но почему же на косяке тогда нет никаких следов?!" Неожиданная догадка настораживает Потапова, он распахивает настежь дверь и снова осматривает косяк: ни одной царапины. "Как это он умудрился? Да просто: замок вырубали при открытой двери, иначе на косяке непременно бы остались следы".

После этого открытия лейтенант больше не сомневался в причастности Кожухарова к преступлению ("Кому из воров придет фантазия вырубать замок в открытой двери!") и был уверен, что дополнительное расследование прольет свет на более чем странное поведение хозяина квартиры. Так и произошло. Из допросов соседей "потерпевшего" Потапов узнал, что Кожухаров очень недружно жил с женой, часто скандалил и не раз открыто говорил о своем намерении развестись в недалеком будущем.

Очевидно, собираясь развестись с женой, Кожухаров ни в коем случае не хотел расставаться с половиной сбережений, накопленных с ней за время совместной жизни. Вот он и решил инсценировать кражу и пожар.

Теперь, казалось, все встало на свои места, и все же Потапов, будучи внутренне убежден в правильности своих выводов, не спешил заканчивать дело. Следовало проверить еще и алиби Кожухарова, утверждавшего, что во время происшествия он находился в командировке. Если его показания подтвердятся, значит, всей строгой системе умозаключений придет конец, и нужно будет начинать все сызнова.

К счастью, начинать все сначала следователю не пришлось. Трестовский шофер, отвозивший Кожухарова в командировку, без труда вспомнил все события того утра.

– Как только мы отъехали от банка, – рассказал он на допросе, – Валерий Павлович хватился каких-то документов и велел вернуться домой. Там он пробыл, примерно, с полчаса, а потом вышел, и мы уехали...

Это было последнее показание, изобличающее Кожухарова в преступлении. Он сознался. Потапов выяснил и причину казалось бы странного поведения "погорельца", без конца жаловавшегося на медлительность расследования. Этим он стремился отвести от себя всякие подозрения, считая, что "сработал чисто".

В.ШАМАРДИН

"ЧИТАЯ О ВАШЕЙ РАБОТЕ..."

Обширны и многообразны служебные обязанности работников милиции. Постовой взмахом полосатого жезла, управляющий уличным ритмом на оживленном перекрестке словно дирижер – оркестром. Сержант с лицом усталым и сосредоточенным и с тяжелой кобурой на поясе, неподвижно замерший у телефона в тесной дежурке, готовый по первому сигналу броситься на помощь попавшим в беду, на поиск преступника. Женщина в милицейском кителе, с материнской улыбкой вручающая в зале, убранном ради торжественного случая цветами, паспорта 16-летним гражданам СССР. Майор-криминалист в белом больничном халате, пристально изучающий под микроскопом одному ему понятные следы на осколке стекла, только что доставленном с места происшествия.

Это – милиция. Мы привыкли связывать с милицейской профессией трель свистка на перекрестке вслед пьяному лихачу и головокружительные погони, бессонные ночи поиска и рискованные схватки с преступниками.

И это в общем-то верно, хотя, надо заметить, эти привычные и знакомые всем чисто внешние признаки "особой профессии" далеко не исчерпывают ее содержания.

В Министерство внутренних дел республики, в органы милиции на местах приходят сотни писем со словами благодарности. Пишут рабочие и колхозники, студенты, учителя, врачи, пишут жители Казахстана и гости нашей республики все, кому довелось воочию убедиться, сколь глубоко правдивы и искренни слова поэта:

"Трудящихся щит

милиция

всегда на своем посту".

* * *

Около полудня в подъезд многоэтажного дома, воровато озираясь, скользнула неприметная личность в потертом пиджаке и штиблетах. Через несколько минут дверь одной из квартир отворилась, пропустив неизвестного в темную прихожую...

А вечером пришла с работы хозяйка квартиры. Отворив дверь, она едва не упала без чувств: в доме все было перевернуто вверх дном...

Жительница Алма-Аты Н.Ланцева позвонила в милицию. О том, что было дальше, она рассказала в письме, которое спустя несколько дней после событий направила в МВД республики.

"...Приехали работники милиции, – пишет Н.Ланцева. – Вместе с ними я стала проверять, что пропало. Вспомнила, что в шифоньере лежал кошелек, а в нем деньги, золотые часы, кольца. Они-то и исчезли".

Дело о краже передали старшему инспектору уголовного розыска Калининского РОВД Я.Андрейко. Утром он пришел, успокоил меня: не волнуйтесь, мол, найдем преступника и вещи вам возвратим.