Текст книги "Бои у Хасана - Партийно-политическая работа в боевой обстановке (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

В полку широко развернулось социалистическое соревнование на лучшие показатели в боевой и политической подготовке. Хотя о предстоящем бое никто ничего не знал, но по обстановке каждый чувствовал близость серьезных событий.

Перед выступлением на марш царил необычайный подъем.

Никто не хотел оставаться на зимних квартирах для охраны казарм и хозяйства. Многие освобожденные от занятий и больные настаивали на том, чтобы их вернули в строй.

Ночью, по тревоге, полк вышел на сборный пункт для выступления в район боевых действий. После дневных занятий отдыхать не пришлось, однако бойцы выступили бодрыми и веселыми.

Марш был форсированным и совершался по тяжелой дороге под дождем. За все время марша мы не имели ни одного проступка. Бойцы строго соблюдали маршевую дисциплину. Все бойцы и командиры добросовестно несли полевую службу и добровольно вызывались на нее, несмотря на усталость. Об отдыхе никто и думать не хотел.

Физически слабым товарищам оказывалась всемерная помощь. Все были охвачены одним стремлением – как можно скорее дойти до границы и вступить в бой.

От бухты экспедиции пулеметы и боеприпасы несли на себе, и приходилось буквально сдерживать порыв бойцов и командиров, чтобы сохранить их силы для боя.

Бойцы боялись опоздать к месту боя. Приходилось разъяснять им, что мы не опоздаем и придем в район боевых действий вовремя, по приказу. Несмотря на тяжелые условия дороги, марш в двести с лишним километров был пройден в течение пяти дней, без единого отставшего, без единой аварии и без чрезвычайных происшествий.

Приближаясь к цели нашего марша, мы встретили первых раненых. Эти встречи еще сильнее зажгли у каждого из нас чувство ненависти к врагу. Бойцы, сжимая кулаки, говорили:

"За каждого нашего убитого и раненого бойца враг поплатится десятками".

На марше многие бойцы и командиры подали заявления о вступлении в партию и комсомол. В успешном выполнении марша исключительную роль сыграло социалистическое соревнование.

5 августа мы с комиссаром были вызваны к командиру соединения. Часть расположилась на отдых поздно. Но, узнав, что мы получаем задачу, бойцы и командиры немедленно все поднялись. Когда мы с комиссаром вернулись в полк, то нашли его в полном боевом снаряжении, готовым вступить в бой.

Занимая исходное положение, часть на перевале через сопку попала под артиллерийский огонь противника. Он не вызвал среди бойцов ни малейшей паники, ни тени трусости и не нанес нам никакого поражения благодаря образцовому выполнению четких распоряжений.

По прибытии в назначенное место многие командиры и бойцы обращались с просьбой послать их в разведку или боевое охранение.

Наступление было назначено на 6 августа.

В ночь с 5 на 6 августа почти никто не спал: все ждали рассвета, чтобы пойти в наступление. Боевое охранение несло службу исключительно четко и внимательно.

6-го утром бойцы осаждали командиров и политработников вопросами:

– Скоро ли пойдем в наступление?

Пришлось разъяснить, что до приказа ничего нельзя предпринимать, иначе будет нарушен общий план действий.

Наконец, был получен долгожданный приказ начать наступление. Части поднялись с возгласами: "За Сталинскую Конституцию!", "За родного Сталина!", "За счастливую жизнь!"

Под этими лозунгами прошли все атаки, закончившиеся тем, что над высотой Заозерной снова гордо зареяло красное знамя.

Разгоряченных боем людей, неудержимо рвавшихся вперед, приходилось сдерживать, чтобы не нарушить границу. И это удалось только благодаря тому, что наши части воспитаны в духе настоящей большевистской дисциплины.

В процессе всего наступления весь командно-политический состав шел впереди, увлекая за собой бойцов. В боях еще больше вырос авторитет коммунистов и комсомольцев, показывавших чудеса отваги на самых опасных участках. Не случайно в течение всего боя не прекращалась подача заявлений о приеме в партию и комсомол.

Характерный штрих. Для того чтобы послать кого-нибудь в тыл для выполнения той или иной работы, приходилось отдавать жесткий приказ, ибо никто не желал оставить фронта. Все стремились идти в атаку. Это лишний раз говорит о высоком политико-моральном состоянии наших бойцов и командиров, о их беспредельной преданности партии Ленина – Сталина.

Отсекр бюро ВЛКСМ И. Спицын

Первая встреча с врагом

День был солнечный. Стояла тишина. Все подразделения занимались нормальной учебой.

В 17.00 по плану было назначено расширенное заседание бюро, на которое приглашались комсорги, заместители политруков, члены президиумов комсомольских организаций и группорги. Заседание посвящалось подготовке к двадцатой годовщине ленинско-сталинского комсомола.

Я сделал информацию. После утверждения плана практической работы слово взял член бюро тов. Строколист. Полк наш стоял рядом с границей. На сопках последние дни стало неспокойно. Поэтому в своем выступлении Строколист подчеркнул, что наша задача быть всегда в состоянии мобилизационной готовности, чтобы по первому зову нашей партии и правительства выступить на защиту границ нашей любимой социалистической родины.

– Отдадим все свои, силы, всю энергию, а если потребуется, и жизнь за укрепление наших границ, – горячо говорил тов. Строколист, – и разгромим врага – это будет лучшим подарком матери-родине...

На заседание бюро пришел командир полка майор Соленов. В наступившей тишине раздался его спокойный энергичный голос:

– Товарищи комсомольцы! Тревога! По своим подразделениям!

Заседание было прервано. Охваченные негодованием и ненавистью к японским провокаторам, комсомольские активисты мгновенно разошлись по своим подразделениям.

В 21.00 подразделения получили задачу, куда и в каком направлении двигаться.

Я собрал комсомольцев батальона, которым командовал тов. Красавин, разъяснил им содержание переговоров товарища Литвинова с Сигемицу и показал на карте, где и куда мы будем двигаться. В 23.00 мы вышли. Темно так, что не видно даже рядом стоящего человека. Слышу далекий крик:

– Стой!

Я вернулся и увидел, что красноармеец в темноте заехал с санитарной линейкой в канаву, и там с ней возятся комсомольцы Шульгин и Позгоро. Я им помог вытащить санитарную линейку. Комсомолец Шульгин взялся вести ее сам. Двинулись дальше.

Под утро мы подошли к бухте. Командир батальона Красавин отдал приказание двигаться вперед. Младшие лейтенанты-комсомольцы товарищи Свириденко и Есиков командуют своими взводами.

– Вперед, за мной!

Бросились форсировать бухту.

В 8.00 пошел сильный дождь, но, несмотря на усталость, наши бойцы шли вперед без всякого уныния.

Мы получили приказ остановиться правее заставы Ханси.

В 11.00 дождь кончился. Бойцы разожгли костры и стали сушиться. На возвышенности у костра, в кругу бойцов сушит свои портянки лейтенант-комсомолец Муха. Вместе со своим взводом он распевает песню:

"Если завтра война, если враг нападет,

Если темная сила нагрянет,

Как один человек, весь советский народ

За свободную родину встанет!.."

Неподалеку младший командир взвода комсорг тов. Федосов проверяет оружие у бойцов:

– Товарищи, – говорит он, – чаще смотрите за своим оружием. От соленой воды оружие быстро ржавеет.

Получили приказ ночевать здесь. Бойцы быстро натянули плащ-палатки. У подошвы высоты образовался лагерь. Утомленные, не спавшие около суток бойцы легли отдыхать. В лагере наступила тишина.

На рассвете получили приказ двигаться.

В утренней тишине слышны были далекие выстрелы – шел бой между японцами и нашими частями. День был тихий, ясный. Солнечные лучи обогревали нас и сушили нам дорогу.

К 11.00 мы заняли исходное положение. Вскоре нам была поставлена боевая задача. Мы узнали, что наш один батальон уже дрался с японцами.

Я собрал всех комсомольцев в густой траве, служившей укрытием, довел до них задачу боя и рассказал, что наши товарищи уже дрались с японцами. Комсомольцы, все как один, заявили, что японцы будут уничтожены.

По разбитой дороге санитарная линейка везла раненых бойцов на заставу. Один из раненых красноармейцев крикнул нам:

– Бейте, товарищи, самураев и за меня!

– Мы будем их бить и за вас и за то, что они опоганили пядь нашей земли, – ответили мы и еще лучше стали готовиться к бою.

Бойцы приводили в порядок оружие, очищали его от воды и грязи, проверяли гранаты.

Комиссар полка тов. Бондаренко перед атакой распределил нас. Я пошел в бой с 1-м батальоном, отсекр партбюро тов. Машляк пошел со 2-м батальоном, а комиссар – с 3-м.

Перед наступлением мы с командиром роты тов. Шустровым и политруком Синицыным провели летучий митинг и призвали бойцов к беспощадному уничтожению японских самураев. После митинга пулеметчики со станками и пулеметами на плечах, неся в руках пулеметные коробки, стали продвигаться ближе к противнику через озеро.

2 августа, в 17.00, мы бросились в атаку на врага. Сплошной свист пуль, гул снарядов. Но наших бойцов ничто не страшило.

Лейтенант-комсомолец Глотов под сильным обстрелом повел свой взвод вперед. Продвигаясь ползком к противнику, я встретился с тов. Глотовым. Он шепотом сказал мне:

– Товарищ отсекр, лучшей наш подарок матери-родине – выбить японцев с Заозерной высоты.

Я ему ответил:

– Верно.

Вскоре мы продвинулись совсем близко к противнику, к самой Пулеметной сопке. Враг, боясь рукопашного боя, отступил.

Комсомолец тов. Антонов со своей ротой все время разведывал местность и. расположение противника.

Наступила темнота. Орудийная и пулеметная стрельба противника прекратилась. Я пошел в разведку. Слышу голос:

– Стой! Кто идет?

Подходит комсомолец младший лейтенант тов. Конопкин. В самые трудные минуты боя он находился со своим взводом в разведке.

– Товарищ отсекр, – говорит тов. Коиошмин, – ранен мой боевой друг тов. Свириденко...

В это время подползает тов. Свиридеико.

– Я ранен легко. Из боя не уйду.

И мы двинулись в атаку.

Впереди всех шло пулеметное подразделение, которым командовал коммунист Артем Шустров. Переходя от одного пулемета к другому, он нередко сам залегал у пулеметного расчета и посылал по врагу одну очередь за другой.

Ряды противника дрогнули. Самураи побежали, но не уйти им от меткого огня пулеметчиков! Шустров бросается вперед преследовать врага. Бойцы за ним. В этот момент всеобщего порыва вражеская пуля пронзила грудь Шустрова. Умирая, он призывал бойцов идти вперед.

Артем Шустров, скромный, жизнерадостный и беспредельно преданный коммунистической партии, пользовался большим авторитетом и уважением. Красноармейцы любили его, как родного отца, учились у него, брали с него пример.

Во время сражения на поле боя бойцы писали на клочках бумаги заявления о приеме их в ряды Ленинского комсомола. Только в" одной батарее было подано одиннадцать заявлений. Во взводе, где комсоргом тов. Беженаров, таких заявлений было девять. Все они полны негодования, гнева и ненависти к японским самураям. Тов. Истомин, например, в своем заявлении пишет:

"Я хочу бить японских самураев, проучить зарвавшихся империалистов и обязуюсь это выполнить".

А вот заявление тов. Сандакова:

"Прошу комсомольскую организацию принять меня в комсомол. Я хочу победить японцев и стать членом Ленинского комсомола".

Бои продолжались. Атаки наши становились все яростнее и закончились тем, что противник был разбит наголову.

Во время боевых операций политическая активность масс сильно поднялась. В ряды комсомола мы приняли триста семьдесят человек, тогда как за весь 1937 год было принято лишь сто двадцать семь человек.

В боях пали смертью храбрых члены нашего полкового бюро ВЛКСМ товарищи Гласов, Строколист и Перезнатков.

Батальонный комиссар И. Куракин

На передовых позициях

В первые дни августа выдались исключительно хорошие. Жаркое солнце гнало тень с пыльной дороги, пропахшей бензиновой гарью.

С каждым новым изгибом дороги перед глазами открывались один причудливее другого виды на горные долины, покрытые богатым растительным ковром с зеркальными речками и ручьями, стремительно бежавшими между каменными грядами. Живописная дорога! Хороши покрытые пышной зеленью сопки у Барабаша и Славянки! Чудесны звездные теплые ночи в прохладных, после дневного зноя, долинах. Уставшее за дневной переход тело просит отдыха, и полянка у ручья заманчиво зовет растянуться на траве и полной грудью вдыхать слегка влажный от росы чистый воздух гор.

Третий день полк совершает марш. Командиры и политработники только догадываются о цели такого спешного марша. О событиях, разыгравшихся на высоте Заозерной, официально никому ничего не известно. Я получил задание начальника политотдела дивизии работать в полку. Год тому назад я исполнял должность инструктора пропаганды этого полка и затем был выдвинут на должность инструктора политотдела. Поэтому командный состав и политработников полка я хорошо знал, да и меня там многие знали. Я был очень доволен, что попал именно в эту часть.

На берегу бухты полк расположился на дневку. Здесь задача марша была уже доведена до каждого бойца, и в ротах чувствовалось большое оживление. Несмотря да усталость, красноармейцы с большим рвением ухаживали за конями и до позднего вечера проверяли оружие, повозки, артиллерийские упряжки.

За день многое сделали и работники партполитаппарата.

Все готовились вступить в бой с японскими бандитами, все горели страстным желанием скорее столкнуться с врагом. Накануне в полку были проведены совещание начсостава и комсомольское собрание. На том и на другом собраниях командиры и бойцы необычайно горячо обсуждали вопросы, связанные с боеготовностью полка.

Весь день вместе с молодым комиссаром полка тов. Гузановым я работал в подразделениях. Побеседовал с красноармейцами в 1-м батальоне, побывал на совещании санитарных инструкторов, выступил на митинге в разведывательной роте. Всюду чувствовался невиданный подъем среди красноармейцев.

Когда над нашими головами пролетали отряды самолетов, бойцы провожали их восторженными возгласами. В беседах с красноармейцами политруки разъясняли наше преимущество в области техники. Почти в каждой роте выпускались боевые листки. Настроение у всех было приподнятое.

Вечером началось партийное собрание, но довести его до конца не удалось: последовал приказ о немедленном выступлении на погрузку для переправы через бухту.

Перед выступлением во время беседы с комиссаром к нам подошли два политрука.

– Товарищ комиссар, разрешите доложить? Клуб сдал. Разрешите работать в роте? – рапортует начальник клуба политрук тов. Гребенченко.

– Товарищ комиссар! Клуб не принял. Разрешите работать в роте? докладывает новый начальник клуба политрук тов. Колесников.

Совещаемся с Гузановым: как быть. У товарищей большое желание идти в бой. В полку не хватает нескольких политруков. Клуб тоже нужен. Сочли целесообразным послать обоих в роты. Гузанов отдает им приказание принять роты. Оба сияющие уходят. Впоследствии и Гребенченко, и Колесников со своими обязанностями в бою блестяще справились.

Так в напряженной подготовке к бою прошла последняя дневка полка возле бухты. До района боев остался всего один переход.

Ночью во время переправы и весь день во время перехода я имел достаточно времени, чтобы побеседовать с политруками, замполитруками и комсоргами. Я старался помочь партполитработникам полка держать весь личный состав в курсе событий, происходивших в районе озера Хасан. В последний раз перед боем проверял расстановку политработников, принимал меры для ликвидации некомплектности, имевшейся в некоторых подразделениях.

Сведения о происходящих событиях мне один раз удалось получить лично от комкора тов. Штерна, который проезжал мимо колонн полка, и второй раз от возвращавшегося из района боев старшего лейтенанта.

На коротких привалах я проводил небольшие беседы с бойцами, отвечая на их многочисленные вопросы. Последний этап перехода я провел в разведывательной роте. Шагая впереди роты вместе с командиром-коммунистом Суховым и политруком Катковым, я рассказывал им о беседе с тов. Штерном, расспрашивал о состоянии работы, делился опытом других подразделений. На одном из привалов я сделал информацию всему составу роты на основании сведений, полученных в беседе с тов. Штерном.

5 августа полк вышел к исходному положению для наступления. Этот день будет долго памятен в моей, жизни.

Утро было ослепительно солнечное. Замаскированные у дороги, наши батареи посылают японцам снаряд за снарядом. Четко работают артиллеристы Красноармейцы восхищенно переговариваются, проходя мимо батарей. Теперь уже ни у кого нет сомнения в том, что идет бой, и скоро нам самим придется столкнуться с врагом и показать свое умение защищать любимую родину.

Пройдя половину пути до назначенного в приказе пункта, люди, артиллерийские запряжки и пулеметные тачанки сгрудились на склонах высоты, через гребень которой необходимо было перевалить по едва наезженной дороге. За гребнем же изредка разрывались вражеские снаряды. Лишь только показались на гребне высоты первые повозки и люди, артиллерийский огонь со стороны противника усилился. Шрапнельные снаряды разрывались рядом, но красноармейцы не обращали на них внимания. Помогая коням, держась за колеса, дышла или просто упершись в задки запряжек, бойцы перекатывали их одну за другой через гребень. Полк без потерь, занял исходное положение для наступления в непосредственной близости к противнику.

Остаток дня накануне боя был использован для оборудования позиций, организации охранения, знакомства с местностью и разведки противника. После тщательной проверки охранения мы договорились с Гузановым действовать так: я должен наблюдать за действиями головного 1-го батальона. Он же и секретарь партбюро наблюдают за ходом наступления, находясь во 2-м батальоне.

Ночь с 5 на 6 августа показалась очень короткой. Спать почти совершенно не пришлось. Чуть забрезжил утренний рассвет, на высоте закипела работа. Часов в пять утра грянули первые выстрелы. Это наши пулеметчики нащупали впереди движение противника.

Часам к десяти получили приветствие политотдела по поводу боевого крещения полка. Ознакомили с приветствием красноармейцев. Решили организовать социалистическое соревнование между ротами и взводами. Создали редколлегию, чтобы перед наступлением выпустить газету. Оказалось, что бумага и все принадлежности для газеты были в клубной повозке, оставшейся в ближайшем тылу. Был единственный выход – написать стенгазету на обороте топографической карты. Немного поколебавшись, я отдал старый лист карты отсекру комсомольского бюро тов. Вавилову, который был назначен редактором газеты. Тут же придумали и название газеты – "Атака". Условились, что читать ее будет подразделение, которое первым войдет на вершину сопки Заозерной.

После этого вместе с комиссаром Гузановым наметили несколько коротких лозунгов, с которыми ознакомили политруков. Лозунги сыграли очень большую роль во время боя. Идя впереди наступающих, коммунисты, комсомольцы и беспартийные бойцы и командиры бросали короткие пламенные призывы, воодушевлявшие бойцов на героические подвиги.

Накануне выступления полка командование им принял старший лейтенант коммунист тов. Кулагин, до этого он некоторое время работал начальником штаба. Это очень энергичный и настойчивый командир, преданный делу партии большевик. Однако то обстоятельство, что он только что принял на себя командование полком и до этого никогда не командовал крупным подразделением, обеспокоило и меня, и комиссара полка Гузанова. Во время марша и боевых действий оба мы старались помогать тов. Кулагину советом, а где необходимо, и личным вмешательством е дела того или иного подразделения, но отнюдь не подменяя руководства командира. Справедливость требует отметить, что тов. Кулагин чутко прислушивался к нашим замечаниям и немедленно реагировал на них.

В одну из последних ночевок перед боем я предложил тов. Кулагину сходить и проверить службу сторожевого охранения. Охранение в эту ночь несла рота 1-го батальона, которой командовал молодой командир лейтенант Портянкин.

Ночь была темная. Луну заволокли свинцовые облака. Слегка накрапывал дождь. В кустах можно было потерять из виду человека буквально в 2-3 шагах. Мы двигались вдоль телефонного кабеля, карабкаясь по каменным глыбам и раздирая руки и лицо о колючий кустарник. Мы шли так, пока, наконец, не добрались до вершины сопки. В темноте мы подошли настолько близко к охраняющей роте, что я чуть не наступил на мирно спавшего в траве старшину. Разбудили командиров. Подняли на ноги всю роту, и оказалось, что лейтенант Портянкин организовал охранение совершенно неправильно. Не проинструктировав как следует бойцов, он выставил два поста, даже без подчасков, и всю роту положил спать. Вышло так, что охранение, по способу Портянкина, охраняло мирный сон самих себя, а не обеспечивало отдых полка.

Пришлось снимать и заново организовывать сторожевое охранение, Эта проверка показала неблагополучие в полку с караульной службой в! полевых условиях. Дневка полка на другой день была использована для тщательной отработки несения полевой караульной службы. Бойцы в, этот день говорили по адресу роты, которой командовал лейтенант Портянкин:

– Разини.

Стыдно было бойцам и командирам роты Портянкина за свою оплошность, но урок был хороший.

В одну из последующих ночей полевой караул роты Портянкина по всем правилам заставил меня и отсекра партбюро поднять руки вверх, так как мы забыли, идя из штаба в батальон, спросить у начштаба пропуск. Так накануне боев был исправлен этот досадный недостаток в боевой подготовке полка.

Таким же образом, благодаря чуткому отношению со стороны тов. Кулагина к замечаниям политработников, удалось до боев устранить ряд недостатков и в других подразделениях. Согласованные действия всех звеньев партполитаппарата полка, штаба я командиров подразделений дали возможность использовать марш для полной проверки боеготовности полка и устранения ряда больших и малых недочетов, в боевой подготовке.

Часов в 12 дня 6 августа я решил пробраться с командного пункта в 1-ю стрелковую роту и вместе с ней идти в наступление. С этого момента началась для меня подлинная школа, которая стоила всей моей предшествующей учебы.

Прежде всего я получил хороший урок военного дела. Подмявшись к перевалу, чтобы пройти в расположение батальона, я должен был преодолеть открытую площадку метров в 100-1 50. Решаю ползти. Давно, еще в 1929 году, в полковой школе мне приходилось немного ползать. Дополз до половины площадки и попал под беглый артиллерийский огонь противника. Около двадцати шрапнельных и осколочных снарядов разорвалось на площадке, где, плотно прижавшись к земле, лежали я и еще один боец. Укрыться было негде. Место ровное. Один снаряд разорвался метрах в двух-трех. Меня засыпало землей и слегка контузило. Как в тумане, почти инстинктивно, решил перекатиться в воронку. В этот момент на несколько секунд прекратился обстрел.

Боец, застигнутый вместе со мной артиллерийским шквалом, позвал меня в укрытие. Поколебавшись 2-3 секунды, отбежал вместе с ним назад шагов десять-пятнадцать. Залегли в двух рядом расположенных щелях и только успели укрыться в них, как снаряд угодил в самый край щели, где сидел красноармеец. Его засыпало землей. Я отделался незначительными царапинами.

Через 5-6 минут артиллерия противника была подавлена мощным огневым шквалом наших батарей. Откапывая бойца, который, к счастью, остался цел и невредим, я думал о своей непростительной ошибке. Как же я не догадался, что артиллерии противника легче обстрелять площадку! Кроме того, раз ты уже попал под артиллерийский огонь, надо продвигаться только вперед. Так будет и менее опасно и не произойдет задержки в, выполнении задачи.

Это было мое первое знакомство с артиллерией противника. Я побеседовал об этом случае с бойцами и высказал свои соображения о том, как надо вести себя под артиллерийским огнем противника, чтобы с меньшими потерями выполнить задачу по разгрому японских самураев.

Перед атакой была сильная артиллерийская подготовка; кроме того, авиация совершила налет на укрепленные позиции противника. По сигналу точно в назначенное время роты двинулись через болотистый перешеек на Безымянную высоту, откуда противник, засевший в окопах, вел интенсивный пулеметный огонь. Впереди наступающих с винтовкой наперевес шел политрук Гребенченко. Он оторвался от роты шагов на сто вперед с немногочисленной группой бойцов. Остальные несколько задержались, форсируя проток на пути продвижения батальона. Догоняю Гребенченко и на ходу замечаю ему, что отрываться от роты нельзя. Не знаю, слышал он меня или нет в пылу наступления под огнем противника, только рота подтянулась, и взводы дружно, один за другим, пошли на высоту.

Тороплюсь скорее достигнуть вершины высоты, оттуда можно будет увидеть, как развернулся весь полк. Добравшись до вершины, мы сразу попали в сферу действия пулеметного огня с другой сопки, на которой был отчетливо виден укрепленный окоп противника. Воздух наполнился гудением моторов: это с правого фланга двинулись к границе наши танки, а в воздухе появились десятки самолетов.

Ну, смелые летчики! Как бесстрашно устремились они на врага! Впереди послышался грохот. Высоты Заозерная и Безымянная окутались дымом.

– Вот это подарок японским самураям привезли наши самолеты! – сказал боец, лежавший неподалеку от меня.

Как только на вершине Безымянной рассеялся дым от разрыва бомб, показался наш первый танк, за ним – целая вереница танков с грозно наведенными пушками. Один танк подошел близко к окопу, развернулся в лощине и открыл на ходу убийственный огонь. Один, два, три снаряда послал танк во вражеский окоп и вдруг остановился. Замолкла пушка. Что случилось?

Японцы устремились к танку.

Кричу изо всех сил, чтобы наши пулеметы открыли по ним огонь. Боюсь, как бы японцы не зажгли застрявшую в трясине машину с подбитой башней. Сам начинаю расстреливать обойму за обоймой по самураям. Стрельба продолжалась недолго. Японцы поспешили укрыться в окопе, унеся с собою двух убитых или раненых.

При первых атаках окоп нам взять не удалось. Лишь часть подразделений упорной атакой продвинулась с флангов. Спустились в ложбину, в кукурузное поле, чтобы привести себя в порядок для новой атаки.

Позади, в 2-3 метрах, приподнявшись на руках, меня окликает лейтенант Лотарев. Он оторвался от своего пулеметного взвода.

– Товарищ старший политрук, я оторвался от взвода. Пулеметик бы мне. Где мне найти пулемет? – волнуясь, спрашивает он.

Объясняю ему, что взвод его недалеко ведет огонь со склона высоты. Предлагаю ему винтовку и патроны, сам остаюсь с пистолетом. В карманах у меня еще две гранаты. Хватит. Не успел он отползти с винтовкой и пяти шагов, как снова окликает меня. Останавливаюсь, спрашиваю, в чем дело.

– Товарищ старший политрук, я ранен в грудь. Как мне быть?

Спрашиваю:

– Сможете ли вы проползти пятьдесят метров назад?

– Смогу.

– Тогда ползите назад. За кустом санитарный инструктор. Он вам окажет первую помощь. Винтовку оставьте мне.

Все это говорилось спокойно. Ни тени страха не было на лице раненого молодого командира. Он пополз обратно. Проводив его взглядам до кустов, ползу вперед, к кукурузному полю. В голове настойчиво сверлит мысль, что я должен быть там, где основная масса бойцов. Поэтому я тороплюсь. После боя я узнал, что стало с лейтенантом Лотаревым. Оказывается, ранение было легким. Получив первую помощь, он вооружился гранатой и снова бросился вперед. В этот же день он был еще раз ранен в. плечо и только после второго ранения был эвакуирован в тыл.

Уже сумерки начали окутывать склоны сопок. Косые солнечные лучи скользили из-за гор по вершинам, ярко освещая их. На кукурузном поле сосредоточивались бойцы и командиры.

Капитан Гаврилов тут же набросал план атаки высоты, у подножия которой мы находились.

Разъяснили красноармейцам, что мы находимся на территории противника и сейчас очень удобный момент для осуществления указания наркома обороны товарища Ворошилова – разгромить врага на территории той страны, откуда он пришел. Сообщение о том, что советская граница осталась позади и часть вашей земли очищена от проникшего на нее врага, вызвало большой энтузиазм. Батальон двинулся в. атаку.

Сумерки надвигались быстро. Промелькнула мысль – с наступлением темноты можно будет без выстрела подползти к окопу, забросать японцев гранатами и дружной атакой разгромить и уничтожить их.

Некоторые бойцы находились близко от окопа и своими глазами видели, что это фундаментальное сооружение, и его простой атакой не так легко взять. Тут же командиры намечали различные планы взятия укрепления: одни предлагали разрушить его артиллерией, другие – взорвать его путем подкопа. Мешает чортов окоп!

Хочу сам убедиться, в чем дело, что за сооружение противника на горе. Кстати, два танкиста из экипажа застрявшего танка просили помочь вынести тяжело раненого водителя. Собралась группа из пяти бойцов, двух танкистов, меня и начальника штаба батальона старшего лейтенанта Трофимова. Поползли вперед, скрываясь в высокой траве и в складках местности.

Спокойно добрались до танка и организовали охрану операции по выноске раненого водителя.

За большим камнем в воронке от авиабомбы, в 8-10 метрах от окопа, мы остались со старшим лейтенантом Трофимовым. Уже стало темно. На козырьке окопа два раза показались фигуры японцев; тов. Трофимов мастерски снял их выстрелами из винтовки, израсходовав последние патроны. Гранаты были израсходованы сразу же, как только мы подошли к окопу. Остались одни пистолеты.

Танкисты уже унесли раненого, а наши все не подходят. Еще несколько минут – и в тростнике, внизу, кто-то начал выкликать меня по фамилии. Слышу голос инструктора пропаганды полка политрука Айнутдинова. На крик два "Гочкиса" японцев сразу дали очередь. Мы смолки. Когда японцы прекратили стрельбу, наступила мертвая тишина. Нигде не было слышно ни звука. На небе полная луна вышла из-за облаков и ровным светом залила вершины сопок и покатое плато, спускавшееся к спокойной глади озера Хасан.

Мы с Трофимовым несколько минут раздумывали, как поступить дальше. Решили ползти обратно и организовать людей, чтобы захватить японский окоп. Мы тщательно рассмотрели укрепление и убедились, что перед нами укрепленный глубокий окоп с козырьком из камня. Поползли обратно. Надо было постоянно наблюдать за окопом, чтобы при каждой новой пулеметной очереди быстро выбрать бугорок для укрытия. Японцы обнаружили нас и до самого оврага сопровождали пулеметным огнем.

Спустившись в глубокий овраг, мы поднялись с земли и скоро отыскали подразделения, готовившиеся к новой комбинированной атаке совместно с танками. Тут встретили полковника Васильева и начальника политотдела Климова. Я доложил о своих наблюдениях и принял участие в подготовке к ночному бою.