Текст книги "Сказки народов мира"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
У одного отца было три сына, уже взрослых. Двое старших; такие щеголи, что кто их ни встретит, только присвистнет. А младший – лежебока и неряха, знай себе на печи да в золе валялся. Его так и прозвали: «Грязнуха вечный – житель запечный».
И было у отца поле, овсом засеянное. Каждую божью ночь какой-то негодяй в том овсе катался, мял его и топтал, так что смотреть было жалко, – ну, хуже быть не может. И хозяин никак не мог узнать, кто той беде причина.
– Вот ужо доберусь до тебя, кто бы ты ни был, – сказал он как-то и велел сыновьям ехать в поле вора сторожить.
– Вы только его поймайте да хорошенько поколотите, чтобы отбить у него охоту так безобразничать. Это будет ему наука.
Два старших сына стали собираться, будто на край света: коней, собаку, дубины – чего только с собой не берут! Мать пирогов напекла, мяса нажарила-натушила и той снедью набила им в дорогу сумки до отказа, так что те чуть не лопались.
– Вы, – говорит, – детки, поешьте там в овсе как следует, а то как бы вам с голоду не помереть.
А они еще вина взяли, чтоб было чем еду запивать, и поехали в поле.
Ну, а Житель запечный, он как? Отпер он потихоньку ящик в столе, взял оттуда сухариков, положил их в холщовый мешочек и пошел в поле. А мать еще лопатой из кухни его выгнала, когда он ее о чем-то попросил.
Вот старшие два брата приехали в поле, развели костер, коней рядом привязали; пироги и мясо поели, вино выпили, да и собаке не только мяса, а пирогов и вина дали.
– Веселись и ты с нами, – говорят. – Ешь, пей, пока жива!
Крепко напоили пса. Потом головушки опустили, в овес-повалились, и собака рядом с ними. Если б кто у них по куску мяса вырезать вздумал, и то не проснулись бы. А Жителя запечного – того к себе и не подпустили. Наш увалень-лежебока взобрался на дикую яблоню и стал там корочки грызть, а когда ему пить захотелось, сорвал себе яблочко и сосать стал.
В полночь прискакали три волшебных коня, и один прямо-к яблоне – давай листья щипать. Тут Житель запечный – прыг! – сел к нему на спину, за недоуздок ухватился, да и держит что есть мочи. Как пустился конь скакать, – с борозды на борозду, с межи на межу, с полосы на полосу мечется. Летал-летал – все Жителя запечного скинуть хотел. Но тот больно крепко держался. Наконец устал конь, да и видит, что всадник его не отпустит.
– Вижу, ты удалой удалец, – говорит. – Возьми себе этот недоуздок. Как им тряхнешь, так – что захочешь – получишь.
Тот так и сделал: взял недоуздок и пошел домой.
Наутро глядят – весь овес потоптан. Рассердился отец на сыновей, что никого они не устерегли.
– Может, ты видел? – спрашивает Жителя запечного.
– Ну, что я мог видеть? – ворчит тот себе под нос. – Я ведь спал…
На вторую ночь опять стали караулить. Старшие братья набрали с собой пирогов, мяса жареного, а Житель запечный взял сухариков. Ели они, пили и напились. А он на дереве грызет себе сухари, да кислые яблочки. В полночь прискакали два волшебных коня, и один из них прямо к яблоне – листья щипать. А Житель запечный – прыг! – и уж у него на спине. Принялся тот с борозды на борозду, с межи на межу, с полосы на полосу скакать. Да Житель запечный не отпустил его. И говорит конь:
– Отпусти меня, а себе возьми мой недоуздок: как им тряхнешь, так – что захочешь – получишь!
Житель запечный недоуздок взял и ушел.
На третью ночь опять их посылают. Старшие, как прежде, взяли много всякой снеди, потом набили себе брюхо, словно гуси зоб, налились вином, как бочки, и заснули. А Житель запечный опять одни сухари да кислые яблокчи грызет и глаз не смыкает.
В полночь прилетел уж один только конь, и – шасть под яблоню! А Житель запечный с дерева – гоп! – прямо на него и давай на нем по бороздам, да по межам, да по овсам скакать, пока тот ему свой неуздок не отдал.
– Что хочешь, – говорит, – получишь, коли недоуздком тряхнешь. Только отпусти меня.
Житель запечный недоуздок взял и пошел себе восвояси.
Рано утром братья-пьянчуги со стыдом домой воротились. Отец видит: ничего не поделаешь! И велел овес на сено косить.
* * *
Раз, – по какой такой причине, неизвестно, – вышел от короля указ, что он дочь свою за того замуж выдаст, кто на скаку с облака золотой перстень на золотом шнурке сорвет. Разнеслась об этом весть во все концы; и братья Жителя запечного собираться стали.
– А ты, Житель запечный, верно, не поедешь? – спрашивают.
– Нет, нет, я тоже еду, – ответил он и стал рядом с ними.
Оседлали они коней, нарядились. А он сел на большую пеструю свинью и пустился в путь – перстень снимать.
Ну, посмеялись тут братья и весь честной народ вдосталь.
А Житель запечный тряхнул за гумном недоуздком.
– Что угодно пану? – послышался голос.
– Ничего не надо, только медную одежду и медного коня!
Тотчас явились и медный конь и медная одежда. Нарядился он и поскакал во дворец.
А перед дворцом полным-полно знатных господ – все на конях. Каждому хотелось перстень достать, но ни у кого не выходило. И братья Жителя запечного скакали даром: перстень остался висеть.
Вдруг прилетел, словно на облаке, юноша на медном коне, взвился в воздух, схватил золотой перстень со шнурком, королевне головой кивнул – и прочь умчался.
Тут стали про него разузнавать, расспрашивать, писать о нем во все края. Но так медного молодца и не отыскали.
Тогда вышел другой указ, что королевну отдадут замуж за того, кто с еще более высокого с облака на скаку золотое яблочко сорвет. Опять братья к нему, начали его дразнить:
– Поедешь, Грязнуха? Опять на пестрой свинье?
А он ничего, только плечом повел.
– Конечно, поеду. Почему ж мне не ехать? – отвечает.
И когда они, разодевшись, сели на коней, он за ними на той же пестрой свинье в путь тронулся. А за ним – толпа ребят, и народ на него пальцем показывает.
Но только он – уже за гумном – один остался, как вынул из сумки недоуздок и тряхнул им.
– Что угодно пану? – раздался голос.
– Ничего не надо, только серебряного коня и серебряную одежду! – приказал он.
Тотчас все явилось, и он переоделся.
А перед королевским дворцом опять полно знатных и нарядных господ. Все скакали понапрасну. Вдруг примчался яркий, как молния, молодец в серебряной одежде, на серебряном коне, так что все вздрогнули при этаком чуде. Взвился к яблочку, оглянулся на королевну и вместе с яблочком исчез. Все на него рот разинув, уставились – не в обиду будь сказано – как баран на новые ворота; а потом уж, сколько ни расспрашивали, серебряный молодец как в воду канул.
Наконец в третий раз король указ издал, чтобы все съезжались, и кто с самого высокого облака на скаку золотой платок достанет, тому он и дочь и все свое королевство отдаст.
Тут понабралось-понаехало панов, что деревьев в лесу. И Грязнухины братья в дорогу пустились. А Грязнуха вечный – житель запечный проехал верхом на свинье – людям на смех – по всей деревне до самого гумна и там тряхнул недоуздком.
– Что угодно пану?
– Ничего не надо, кроме золотого коня и золотой одежды!
Надел он золотую одежду, и такое сияние пошло вокруг – ярче солнца! Сел на волшебного золотого коня и помчался ко дворцу… Там никто и подумать не мог о том, чтобы скакать так высоко. Вдруг бурей пронесся золотой молодец на коне, взвился к облаку, схватил платок и умчался, как птица.
Тут король промолвил:
– Где бы он ни был, а должен я его найти!
И дал приказ все города, деревни, замки, дома, кухни, печки, дворы, гумна и закрома, всюду-всюду все углы обшарить и найти его. А Грязнуха вечный сидел дома за печью в том самом виде, как утром с печи слез, – в одних портках и рубахе да в старой изодранной шапке, так что прямо пугалом огородным выглядел. Но добычу при себе держал: золотой платок и золотое яблочко он спрятал в шапку, а золотой перстень укрыл в золе, в горячих угольях, на веревочке, к пальцу привязанной, и, подергивая веревочку, играл с ним, как дитя.
Пришли посланные короля к тому дому и спрашивают сыновей. Подошли и к Жителю запечному, да и говорят ему на смех:
– Не ты ли это был, Грязнуха?
– Вы про что? Как я на свинье-то ездил? – спросил он, да таким смешным тягучим голосом.
– Ну, что за удалец! – сказал один из старших братьев. – В такой молодецкой гусарской шапке только индюшек пасти!
И для потехи надвинул ему шапку на лоб. Выпали оттуда вдруг яблочко и платок. Хотел Житель запечный поскорей шапку поправить, да и выдернул за веревочку перстень из пепла. Тут паны тотчас его узнали. И все диву дались, как такой недотепа писаным красавцем мог стать.
Но Грязнуха вечный – житель запечный показал, как это могло быть. Подтянулся он, тряхнул недоуздком.
– Что угодно пану?
– Золотую одежду и золотого коня!
Тотчас появилось и то и другое. Оделся он, вскочил в седло и одним духом прискакал в королевский дворец. Там его ласково встретили, выдали за него королевну, сыграли свадьбу. И живут они оба до сих пор, коли не померли.
НА ВСЕХ НЕ УГОДИШЬТо, о чем мы расскажем, случилось очень давно в одной маленькой деревушке возле Татр, откуда видно и Герлаховку, где так хорошо полотно белят. Лет пятьдесят тому, назад поехал хожельский мельник на ярмарку в Соботы купить себе кой-чего для дома: мельница его была далеко от деревни, возле леса, потому что в деревне нет такого ручья, который мог бы мельничное колесо вертеть; там только из родничка маленький ручеек на восток, к «швабам» бежит: ручеек тот, вместе с другими водами, доходит до Черного моря. А из другого родника ручей бежит лугами на запад, к Сторожам, от Сторожей к Попрадову паду, а оттуда до самого Ледяного моря на севере.
Мельник взял с собой сына, лет тринадцати-четырнадцати мальчика, и посадил его на осла. Мальчик ехал впереди; осел был старый и медленно переставлял под ним ноги, а мельник, тоже уже старый мужик, потихоньку шел сзади, опираясь на палку.
Так вышли они на большую дорогу. И попался им навстречу какой-то шутник. Увидал он, как они еле-еле шагают, и кричит:.
– Славное дело! Осел с мальчишкой впереди, а старик сзади плетется…
Мельник ничего не ответил, но, когда насмешник скрылся, прошел вперед и повел осла за собой. Только сделали они несколько шагов, – навстречу им сильно подвыпивший крестьянин. Хлопнул себя по бедрам, заржал:
– Ха-ха-ха! Вот так комедия! Один осел другого ведет. Этого молодца надо долой с осла: пускай бежит, а сидеть старик должен. Счастливый вам путь, господа, тому и другому!
И повалился возле дороги, да и остался там лежать. А мельник с сыном продолжали свой путь. Потом мельник сказал:
– Слезай, сынок! Я что-то устал.
И сел на осла; так они почти до самого города добрались.
Только стали спускаться под гору, догнали их женщины, которые тоже на ярмарку шли. Одна пожалела мальчика бедненького за то, что ему приходится пешком идти, другая – осла, что он должен мельника на себе тащить, так что колени подгибаются. Мельнику крепко досталось. Мельник все терпел, только головой качал, но скоро слез с осла и повел его порожняком за собой.
Потом встретился им гусар, который сильно шпорил коня.
– Ну, таких дураков – дьявол вас возьми совсем – я в жизни не видал: иметь осла и пешком идти. Уж не знаю, то ли тебя, усатого, то ли обоих вас за ослов считать?
Ругнулся еще раза два – да и след простыл.
– Сядем вместе на осла, сынок, ни черта ведь с ним не сделается.
Посадил мельник парнишку впереди и сам на осла вскарабкался. Осел теперь еле ноги волочил, а с ярмарки уже целая толпа народу возвращалась. Вся долина смехом огласилась, когда люди увидели, как наши всадники гарцуют.
– Далеко ли путь держите? – спросил один из встречных.
– Видно, из Иерусалима в Эммаус перебираетесь? – крикнул другой.
– Не скорей ли будет пешком? – заметил третий.
– Так у вас осел на дороге сдохнет. Коли хотите, чтоб он жив остался, сами его на руки возьмите, – издевался четвертый.
И прошли, не слушая, что бормочет себе под нос мельник. Вдруг у осла ноги подкосились.
– Ей-ей, тятя, сейчас он сдохнет, – сказал паренек – Давай слезем, чтобы нам хоть как-нибудь без беды в город попасть. А то ярмарка кончится, пока мы дотащимся.
В конце концов осел лег, и они уже никак не могли его с места сдвинуть.
– Видно, в самом деле придется нам его, как тот говорил, себе на плечи взвалить, чтобы хоть до города добраться.
– Не беда, дотащим!
Парень вынул из сумки веревку, связал ослу ноги, продел дубину, и взяли они его на плечи. Упарились оба, но тащили, пока ноги двигались.
Как раз шли из Попрадова туда же на ярмарку вербовщики в армию. Увидев мельника и мальчика с ослом на плечах, вербовщики обступили их и дернули плясовую. Сбежалось множество народа, и загремел такой смех, что струны чуть не полопались.
– Таких дураков, как вы, мне еще встречать не приходилось, – объявил капрал. – Да я бы лучше его вон туда в воду бросил, чем так тащить. Все равно он у вас до вечера не протянет.
Не выдержал мельник, мигнул парню. Кинули они осла в воду – в ту лужу, которая из Попрада на дорогу выступала, потому что под мостом ей мало места было. И пошли в город купить, что нужно. А осел очнулся, отдохнул, напился воды, попасся на травке и совсем ожил. Вернувшись из города, отец с сыном положили на него мешок с покупками, и он как ни в чем не бывало донес тот мешок до дому. Но уж ни отец, ни сын больше на осла не садились.
СТАРЫЙ БОДРИК И ВОЛКУ одного пастуха была собака по имени Бодрик. Много лет подряд и днем и ночью стерег Бодрик овец хозяина, да так хорошо, что волки подойти к загону не смели. Но что ж делать, коли Бодрик состарился, охромел и все зубы потерял?
– Старая собака только на свалку годна, – решил пастух. – Зачем кормить дряхлого пса, от которого никакой пользы?
Достал он себе молодую собачку, приласкал ее и пустил в загон.
Лежит старый Бодрик голодный на мусорной куче и горюет, что с ним так поступили. Настала ночь. Молодая собака вошла в шалаш и легла на постланном войлоке. А старый Бодрик спал чутким сном. И на этот раз он заметил волка. Хотел через плетень перепрыгнуть, да не мог: ноги ослабли, либо слишком голоден был. Печально улегся он, подумав: «Коли я уже совсем ни на что не годен, пусть меня волк съест».
И не стал лаять.
Утром пришел пастух овец доить, а одной не хватает. И подумал он: «Эх, кабы старый Бодрик стерег, не унес бы волк овцы!»
Подозвал он старого Бодрика, приласкал его и накормил хорошенько. А старый Бодрик так и закружился около его ног, так и запрыгал от радости. Вечером не лег он ни на мусорной куче, ни в шалаше, а стал ходить вокруг загона: он знал, что куда волк раз приходил, туда опять придет. И волк на самом деле пришел, не ожидая опасности. Но на этот раз ему пришлось иметь дело с Бодриком.
– Чего тебе здесь надо? – спросил волка верный пес.
– Чего надо? Овцу надо! – ответил волк.
– Не дам, мерзавец! – зарычал Бодрик.
– А ты дай, мы ее с тобой разделим. Ведь хозяин тебя не кормит.
– У меня с волком один дележ: не допускать волчий грабеж! – возразил старый Бодрик. – Вчера хозяин не накормил меня, я был голоден и слаб; оттого-то тебе нетрудно было овцу утащить. Зато сегодня он хорошо меня накормил, я опять сил набрался и не дам тебе овцы.
– Ну коли не дашь, будем с тобой на поединке драться. Знаешь, что это такое? – рассердился волк.
– Что ж, коли тебе охота на поединке драться пришла, я готов. Вот только отстою на карауле у загона и сейчас же прибегу в лес. Там и подеремся, – ответил Бодрик.
Волк, зарычав, побежал в лес помощь скликать; он решил на этот раз со старым Бодриком покончить. Отыскал медведя с лисой и уговорился, что они ему помогут.
Бодрик хорошо знал волчий обычай. Он пошел в лес не один, а взял с собой супоросную свинью и старого кота. Это были давнишние его боевые товарищи. И сам-то он прихрамывал на одну ногу, да и они были уж не молоды. Но это были испытанные, верные друзья.
При виде их троих медведь с лисой страшно перепугались.
– Смотрите, братцы, – сказал медведь, – смотрите, как тот, передний, все время нагибается. Верно, камни собирает, хочет побить нас.
Собака просто хромала, а медведь подумал, что она каждый раз, как наклонится, так камень поднимет.
– Смотрите, смотрите! – воскликнула лиса. – А другой-то так и рубит саблей на обе стороны.
Кот обмахивался хвостом, а лиса подумала, что это сабля сверкает.
Когда же до них донеслось хрюканье свиньи, они по голосу узнали, что она супоросная, а в таком положении свинья шутить не любит. Да и им самим было не до шуток: медведь забрался на дерево, а лиса спряталась в кусты.
Вошли приятели в лес, кот весело замурлыкал:
– Мур-мур-мур!
А лисе послышалось: «Вор, вор, вор!» Она подумала, что это он про нее. Не стала она дожидаться, когда он на нее бросится, выскочила из кустов и убежала.
Супоросная свинья захрюкала под тем деревом, на котором медведь сидел:
– Хрю-хрю-хрю!
А медведю послышалось: «Сдеру, сдеру, сдеру!» «Видно, она знает, что я наверху сижу, – подумал он, – и хочет корни подрыть, чтобы стащить меня отсюда». Она и в самом деле принялась упорно рыться своим рылом в корнях. Он не стал мешкать, соскочил с дерева, да и был таков.
Волк, видя, что он остался один, тоже удрал и был доволен уж тем, что шкуру целой унес.
А старый Бодрик залился лаем на весь лес. Он радовался, что товарищи помогли ему и прогнали хищников далеко-далеко. После этого ему жилось у хозяина хорошо до самой смерти.
МЕДВЕДЬ И КОМАРВстретились раз медведь с комаром. Медведь и говорит:
– Ты, комар, садишься на всякие живые создания и насасываешься крови досыта. Скажи мне, чья кровь самая сладкая?
– Самая сладкая кровь – человеческая, – ответил тот.
Ладно. Собрался медведь за человеческой кровью. Встречает он мальчика:
– Стой! Ты человек или нет?
– Я буду человеком, – ответил тот и гордо вытянулся, словно хотел тут же сравняться ростом со взрослыми.
– Ну, тянись, тянись, – проворчал медведь. – Какой мне прок от того, что еще только будет?
Пошел дальше, встретил нищего старика.
– Стой! Ты человек или нет?
– Я был человеком, – прошамкал старик и согнулся, чтобы не так в глаза бросаться.
– Ну, гнись, гнись, – проворчал медведь. – Какой мне прок от того, что было?
Шел-шел, встретил гусара.
– Стой! Ты кто?
– Человек, и с головой на плечах, – прогремел гусар и пришпорил коня.
Медведь за ним по пятам – все ближе и ближе. Вдруг гусар обернулся, выставил прямо на медведя палаш да пырнул его так, что кровь захлестала. Медведь видит: шутки плохи! – и наутек. Гусар не поленился, скинул ружье с плеча и выстрелил вдогонку.
Опять сошлись медведь с комаром.
– Ты, комар, может и прав, что человеческая кровь самая сладкая. Только мне она не по вкусу.
– Что так? – засмеялся комар.
– Да потому, что с человеком шутки плохи. Я только побежал за ним, а он как выпустит против меня язык, да такой длинный, что за целую сажень меня достал, и такой острый, что вонзил мне его до самой кости. Я уж решил в покое его оставить, а он обернулся, плюнул мне вслед и – трах! – послал сверкающую молнию да угодил мне прямо в бок, так что я чуть не помер от боли. До сих пор у меня под кожей свербит.
Юркий комар затрясся от смеха над неповоротливым медведем, – чуть не лопнул. Впрочем, этого не могло случиться: ведь он не жирный, хоть и сосет кровь всех живых созданий.
КУМ МАТЕЙ И КУМ ИРЖИКак-то в праздник собрался кум Матей навестить своего друга, кума Иржи. Неподалеку от дома кума Иржи повстречал он его сынишку.
– Что твой отец делает? – спрашивает.
– Да вот только что собирался обедать, а когда увидел, что за гумнами вы идете, встал из-за стола и велел все кушанья убрать.
– А что так?
– Отец говорит, что вы у нас много бы съели, так лучше пусть мама все спрячет.
– И куда же она все попрятала?
– Гуся в печукру, окорок на печь, колбасы с капустой на шесток, пироги в шкаф, а два жбана пива под лавку.
Кум Матей не стал больше расспрашивать мальчика, усмехнулся и пошел своей дорогой.
– Здорово, кум, – приветствовал его Иржи, когда гость перешагнул через порог. – Вот жаль, что не пришел ты на минутку раньше: мог бы с нами пообедать. А мы только-только из-за стола. И, как нарочно, сегодня у нас ничего от обеда не осталось. Не знаю, чем тебя и угостить.
– Никак не мог я, милый кум, раньше придти. В пути за держался. Понимаешь, приключилось со мной по дороге чудо.
– А что такое?
– Иду это я за гумнами, смотрю – ползет в траве большущая змея. Ну, думаю, надо убить. Убил, посмотрел потом – ну и удивительная змея попалась! Голова огромная, не меньше того окорока, что у вас на печи лежит. Сама толстая, вроде гуся, который у вас в печурке спрятан, и длинная, как колбасы, свернутые вон на том шестке. И что же ты думаешь: мясо у нее оказалось белое-белое. Точь-в-точь как сдобные пироги, запертые у вас в шкафу. А крови из той змеи вытекло столько, сколько пива в двух жбанах, что там под лавкой стоят.
Хорошо все Матей разузнал!
Стыдно стало куму Иржи своей жадности. Велел он жене все на стол ставить и гостя потчевать.