Текст книги "Корабль призраков: Исландские истории о привидениях"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

4. ПОГИБШИЕ ДАЮТ ЗНАТЬ О СЕБЕ

Братья с хутора Рейнистадир

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Осенью 1780 года Хатльдоур Бьяртнасон, который управлял монастырскими землями [32]32
  Разумеется, в лютеранской Исландии в XVIII веке уже не было действующих монастырей; бывшие монастырские земли принадлежали государству (обычно на них располагалась усадьба сислуманна и пр.), но названия мест «такой-то монастырь» до наших дней сохранились в исландской топонимике.


[Закрыть]в Рейнистадире, послал своего двадцатилетнего сына по имени Бьяртни и ещё одного человека, Йоуна по прозвищу Норвежец, на юг покупать овец, потому что в тот год на севере страны пало много скота. Позже, той же осенью, Хатльдоур отправил на юг и своего младшего сына, мальчика одиннадцати лет по имени Эйнар, а с ним человека по имени Сигурд, чтобы они помогли остальным гнать купленный скот домой. Говорят, что Эйнару не хотелось пускаться в путь, и он сказал, что домой не вернётся. А ещё говорят, отец настоял, чтобы он поехал: ведь, хотя Рейнистадир был богатым хутором, Хатльдоур рассчитывал, что юному покупателю его друзья непременно отдадут овцу-другую даром. Рассказывают, что, когда они покупали скот на юге и востоке, Бьяртни – а именно он хлопотал обо всём для товарищей – как-то раз вошёл в кузницу, где один пастор ковал железо. Бьяртни взял у него кусок железа и сказал:

 
Спору нету: это сталь.
У попа струмент хорош!
 

На это пастор рассердился; его работница как раз ждала от него ребёнка, и он подумал: не иначе как Бьяртни узнал об этом и теперь укоряет его. И пастор ответил в гневе:

 
Мне души твоей не жаль:
Смерть в горах ты обретёшь!
 

Слова пастора оказались пророческими: поздней осенью четверо товарищей со скотом собрались в горы и, как их ни отговаривали друзья и знакомые, решили отправиться домой на север через Кьяларнес, словно сами стремились навстречу гибели. Им нашли проводника по имени Йоун. Но они так никуда и не выбрались и все погибли в горах вместе со скотом и всем своим имуществом.

Прошла зима, а от братьев всё нет вестей. Но в Рейнистадире неладное почуяли только тогда, когда сестре этих братьев, по имени Бьёрг Хатльдоурсдоттир, приснилось, что Бьяртни пришёл к ней и сказал такую вису:

 
Нас никто бы не сыскал
Нынче под снегами.
Трое суток тосковал
Бьяртни над телами.
 

С наступлением весны один путник отправился на юг через горы и обнаружил палатку товарищей, а в ней мёртвые тела, очевидно братьев и ещё двоих людей. Потом палатку нашли другие путники, но они увидели в ней только двоих мертвецов, и, когда из Рейнистадира приехали забирать тела, их тоже оказалось только два: тела Сигурда и Йоуна-проводника. После долгих поисков много севернее от этого места в горах нашли одну руку Йоуна Норвежца, его седло, перерезанные подпруги и коня с перерезанным горлом. Тогда все решили, что он, как самый смелый из товарищей, попытался продолжить путь на север, но отчаялся выйти к жилью и сам зарезал своего коня, чтобы не мучить его понапрасну. Но от самих братьев не нашлось ни клочка, ни волоска и даже ни одной вещи из тех, что были у них с собой. После этих безрезультатных поисков их сестре снова приснилось, что Бьяртни пришёл к ней и сказал:

 
Вот лежим мы, скорчившись в ущелье,
А прежде спали под шатром;
Там были все мы впятером.
 

Услышав эту вису, все заподозрили, что путник, который проезжал по этой дороге весной, снял с мертвецов всё ценное, а сами тела вытащил из палатки и где-нибудь спрятал. Тогда начали расследование и возбудили судебное дело, но всё напрасно. Сведения о пропаже тела пытались добыть любой ценой – и тогда пригласили колдуна, подумали: может, у него получится. Он обосновался в сарае в Рейнистадире. Ему привиделось, что тела братьев на лавовом поле, в ложбине, завалены камнями и сверху привалена большая каменная плита, а под ней лежит записка с рунами; колдун сказал, что тела не найдутся, пока эта записка не исчезнет. Дома всё привиделось ему отчетливо, и он снарядился в путь, но по дороге видение померкло, и когда он прибыл в то место, где были спрятаны тела, то ничего не смог отыскать.

Тела наконец нашлись около 1845 года на лавовом поле Кьялхрёйн, под каменной плитой, как и говорил колдун. По другим рассказам, Бьяртни приснился матери братьев – Рагнхейд, и приведённые здесь висы он говорил ей; этой версии придерживается доктор Мауэр, а я придерживаюсь рассказа пастора Скули, выросшего в Скагафьорде. [Прим. Йоуна Ауртнасона.]

Преподобный Торлаук Тораринссон

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

В ночь после того, как пастор Торлаук Тораринссон утонул в реке Хёргау, одной его знакомой девушке приснилось, что он пришёл к ней и говорит:

 
Смерть меня пояла,
Смерти остро жало.
Смерть горька и сладостна
И всё же не безрадостна
Тем, кто верует в Христа,
Кто без страха ждет Суда.
 

Крестьянин с Зелёной Моховины

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Большая Зелёная Моховина – это название одного из заброшенных хуторов, которые были в Северной Муласисле в поселении под названием Острова. В XVII веке постройки на Зелёной Моховине ещё стояли, и у развалин много лет косили сено. Колодезь с водой на этом хуторе в зимнее время становился негодным, и воду приходилось таскать из реки Лагарфльот; тогда она текла по другому руслу, гораздо ближе к хутору, и всё же тропа до неё была длинная. Однажды в сильный буран хозяин Зелёной Моховины отправился на Лагарфльот за водой и не вернулся. А ночью под окном его жены кто-то сказал такую вису:

 
Мраз убил, метель укрыла,
Замер дух в дороге.
Обречён – кто вышел вон
В пургу
без подмоги.
 

После этого людям часто являлся призрак этого бонда, и тогда хутор Зелёная Моховина был заброшен.

«Как ни хорони концов, а наружу выйдут»

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Как-то раз на одном кладбище при пасторской усадьбе рыли могилу. Тогда выкопали много старых костей, среди них череп, пронзённый насквозь вязальной спицей. Этот череп пастор до следующего церковного праздника хранил у себя. Когда началось богослужение, он подождал, пока весь народ соберётся в церкви, а потом прикрепил череп над входом. После службы пастор первым вышел в сопровождении дьячка и стал наблюдать за выходящими. Ничего не случилось, и они решили проверить, не остался ли кто-нибудь внутри. Там оказалась одна древняя старуха, она сгорбилась за дверью, и выйти её пришлось заставлять силком. Из черепа на её головной убор капнули три капли крови. Тогда она сказала: «Как ни хорони концов, а наружу выйдут». Она призналась, что когда-то лишила своего мужа жизни, вогнав ему в голову вязальную спицу. Тогда она была молода, вышла за него не по своей воле и прожила с ним недолго. Она похоронила его сама, никто этого не видел. Потом она вышла замуж за другого, который тоже умер. Говорят, эту старуху утопили: так тогда карали матерей-детоубийц.

«У меня мёрзнут ноги, малыш»

(Sigurður Nordal, 1971)

Торлаук Йоунссон, дядя повивальной бабки Торунн Гисладоттир, которая рассказала мне эту историю, в 1869 году пропал без вести на пути из Скафтауртунги в Рангаурветлир. Его останки нашли только четырнадцать лет спустя. Жители Рангаурветлира обнаружили их в горах и опознали по серебряным пуговицам и монетам.

Ночью, до того как жители Рангаурветлира привезли останки с гор и вести об их находке ещё не дошли в долину, дочери Торлаука – Рагнхильде – приснилось, будто отец явился к ней и сказал: «Сегодня я отправлюсь на погост, малыш». («Малыш» было его обычное ласковое обращение к дочери.) В ночь после того, как останки похоронили, ей снова приснился отец. Он подошёл к ней во сне и сказал: «У меня мёрзнут ноги, малыш». Она видела этот сон несколько раз. После она велела поискать в том месте, где обнаружили останки. Там нашлись кости от пальцев ног. Их тоже похоронили, и больше Рагнхильд таких снов не видела.

«Слёз не лей…»

(Gríma hin nýja, 1965)

После смерти Бьяртни Йоунссона с хутора Хрёйнхольт его жене однажды приснилось, что он пришёл к ней и сказал такие стихи:

 
Слёз не лей; пусть в этот час
Скорбь твоя растает.
Сам Господь Всевышний нас
В вечности венчает.
 

Две женщины услышали во сне одни и те же стихи

(Gríma hin nýja, 1965)

Один человек замёрз насмерть на границе между землями, принадлежащими двум хуторам. На следующую ночь женщинам на обоих хуторах приснилось, что он явился им и сказал такие стихи:

 
Велика Господня слава,
Мука крестная кровава.
Щедрая Христа рука
Примет в небо бедняка.
 

Призрак просит дать ребёнку своё имя

(Gríma hin nýja, 1965)

Сигрид Йоунсдоттир, хозяйка хутора Хьятлир, жена Йоуна Финссона, управителя хреппа, в 1869 году увидела во сне, что к ней явился писатель Йоун Тороддсен [33]33
  Йоун Тороддсен (1818–1868) – писатель и поэт, автор первых в исландской литературе романов современного типа («Парень и девушка» (1850), «Мужчина и женщина» (опубл. 1876). Йоун Тороддсен долгое время был сислуманном в своих родных местах, на Бардарстрёнде, а после – в Боргарфьорде.


[Закрыть]и попросился на ночлег; а он обычно останавливался у них на хуторе в бытность свою сислуманном в Страднасисле, когда ехал на тинг. Сигрид сказала, что, к сожалению, не может впустить его. А он ответил: «Можешь, если захочешь». Это он сказал с обидой в голосе. Тут она проснулась, и сон оборвался.

Когда это произошло, Сигрид была беременна, и 8 февраля 1870 года она разрешилась мальчиком. Она подумала, что призрак Йоуна просил её дать ребёнку своё имя, – и назвала мальчика Гвюдйоуном. [34]34
  В имени «Гвюдйоун» (Guðjón) первый компонент созвучен исландскому слову «guð» – «Бог». В данном случае это должно означать, что имя для ребёнка было выбрано сверхъестественными силами. (На самом деле этот компонент в именах – фонетическая вариация слова «gunnr» – «битва». Ср. имя «Guðrún» в тексте «Дьякон с Тёмной реки».)


[Закрыть]

Корабль призраков

(Sigurður Nordal, 1971)

Много лет тому назад близ гор Эйафьётль произошло кораблекрушение. На том судне было всего четырнадцать человек. Трое забрались на киль и стали звать на помощь, ведь на взморье стояло много народу (крушение случилось у самой пристани). Но прибой был таким сильным, что подплыть к утопающим было невозможно. А когда все моряки погибли, корабль сам собой развернулся и поплыл к причалу, как будто его кто-то вёл. Так он и стоял на взморье, и никто его не трогал до следующей зимы: тогда его отволокли по льду через Хольтсоус до Каменной пещеры. Но больше в море на нём ходить не смели: люди его чурались. Когда его поставили на лёд у пещеры, пастухи с Камней (так называется ближайший к пещере хутор) стерегли под горой овец. Они видели, что, пока корабль перетаскивали, за ним следом шёл погибший экипаж и все моряки были мрачны и угрюмы. Потом корабль так и стоял в низине по другую сторону пещеры. Через некоторое время там проезжал из Рангаурветлира крестьянин по имени Торкель, с хутора Рейнистадир. Он держал путь на восток через Эйафьётль. Дело было зимним вечером, а Торкель ехал мимо пещеры, поскольку дорога проходила именно там. С запада в пещеру стекает маленький ручеёк. Когда Торкель переехал через ручей, ему повстречался незнакомец и сказал: «Иди к нам, приятель, помоги вытащить судно на берег!» Торкель ничего не заподозрил, так как с дороги корабль не был виден, и согласился. Больше незнакомец ничего не добавил, просто повернулся и поманил Торкеля за собой. Торкель поехал за ним и по пути всё удивлялся, что его конь всё время храпит и не желает идти за тем человеком. И вот они дошли до низины, где стоял корабль, и Торкель видит: вокруг корабля стоят тринадцать человек самого разбойничьего вида. И только тут Торкель вспомнил кораблекрушение под Эйафьётлем той осенью и, как ему показалось, узнал утонувших моряков. Тогда его охватил ужас, и он стеганул коня плёткой. Конь рванулся из низины что есть духу, а Торкель услышал, как призраки тем временем поют такую песню:

 
Судно сохнет за горой.
Сумрачна округа.
Прочь живой летит стрелой.
Несть для мёртвых друга!
Несть для мёртвых друга!
 

Торкель запомнил эту песню. Он скакал что есть мочи и к вечеру прибыл в Камни. После этого Торкель никогда не ездил по той дороге в одиночку и всегда брал кого-нибудь в провожатые, и не только ночью, но даже днём. Корабль изрубили на дрова, а до того в нём часто слышались грохот и скрип, особенно по вечерам.

5. ЖАЛОБЫ УМЕРШИХ

Йоун Побродяга [35]35
  Этот сюжет вошёл в исландскую поэзию: в 1898 году выдающийся поэт Стефаун Г. Стефанссон сочинил по его мотивам стихотворение.


[Закрыть]

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Жил человек по имени Йоун, по прозвищу Побродяга. Он был чудаковат, и односельчане его недолюбливали. Его считали злым на язык, и всё ему было трын-трава.

Когда Йоун умер, могильщики сыграли с ним такую шутку: положили его в могилу головой на север, ногами на юг. [36]36
  В протестантской традиции принято класть покойника в могилу головой к западу (в отличие от католической и православной, в которых покойники лежат головой к востоку). Йоуна Побродягу в данной быличке хоронят таким образом, который исключает всякую ориентацию относительно сакральной стороны света (так как пространственная ось «север – юг» в христианской традиции не наделена никаким ценностным смыслом); аутсайдер Йоун Побродяга даже после смерти оказывается вне принципов, по которым живёт общество).


[Закрыть]Похоронили его у церковных хоров (на кладбище в Мули). С тех пор Йоун каждую ночь являлся могильщикам и произносил такую вису:

 
У хоров земля студёна.
Там приют бродяги Йоуна.
Все повёрнуты на запад,
Кроме Йоуна,
Кроме Йоуна.
 

Он не отставал от них, пока его не перезахоронили как всех: головой на запад, ногами на восток.

Другие говорят, что эта виса слышалась из могилы Йоуна на кладбище.

Про этого Йоуна рассказывают много разного; преподобный Скули Гисласон утверждает, что его звали Йоун Отребье, потому что он был совсем беспутный. Подозревали даже, что он сам порешил себя, потому-то его и похоронили у хоров без отпевания и положили в могилу головой на север. Однажды приходскому священнику, который не присутствовал на этих похоронах, приснилось, будто Йоун явился ему и сказал:

 
У стены земля студёна.
Тут приют Отребья Йоуна.
Головой лежат на запад
Все-все, кроме Йоуна.
У стены земля студёна.
 

На следующий день священник велел выкопать его и перезахоронить правильно. Больше Йоун его не тревожил.

На западе страны существует предание об этом моём тёзке: будто бы у него была злая жена, которая велела похоронить его описанным образом, чтобы осрамить его и после смерти. О Йоуне есть также ещё один рассказ: будто бы его положили в могилу таким образом не из-за злого умысла, а лишь потому, что, когда его засыпали землёй, разыгралась непогода и хоронившие поторопились наскоро зарыть покойника.

Могила на кладбище в Скридюклёйстюре

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Одного человека звали Йоун Эйнарссон. Какое-то время он нанимался работником в Скридюклёйстюре (Монастырь на Оползнях), в долине Фльоутсдаль (Речной долине). Потом он уехал оттуда и умер в Вальтьовсстаде лет примерно шестнадцать назад (в 1860 году). Когда он был работником на монастырских землях, ему во сне как-то раз явился человек; он сказал, что его могила в южном углу кладбища, и попросил Йоуна выкопать его и повернуть гроб с севера на юг, в отличие от всех других, потому что он, мол, не должен лежать так же, как другие покойники. Тут Йоун просыпается и видит, как этот человек уходит. Йоун не придал сну значения и вскоре опять задремал. И вновь ему снится тот же самый человек, только лицо у него более мрачное, чем в прошлый раз, и он снова просит непременно похоронить его иначе, чем других. Тут Йоун просыпается и опять видит, как покойник уходит. Йоун вновь ложится спать и в третий раз видит во сне того же человека. На этот раз лицо у него сердитое и он говорит: «Если не сделаешь по-моему – тебе несдобровать!» Тут Йоун снова просыпается и опять видит, как он отходит от его кровати. Йоун решил на следующий же день раскопать могилу, о которой тот сказал ему. После этого он лег спать и проспал до утра. Встав поутру, он взял заступ, пошёл на кладбище и вскрыл указанную могилу; там он обнаружил останки и развернул их иначе, чем всех: с севера на юг; затем аккуратно закопал гроб и положил сверху могильную плиту. Это единственная могила на кладбище при монастыре, которая повёрнута таким образом. С тех пор этот покойник больше никого не тревожил.

Надгробие Кьяртана Оулавссона

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Кьяртан Оулавссон [37]37
  Кьяртан Оулавссон – персонаж «Саги о Людях из Лаксдаля». На кладбище в Борге, недалеко от города Боргарнес, по сей день существует могила с рунической надписью, которую считают захоронением Кьяртана.


[Закрыть]похоронен в Борге на Болотах. Его могила расположена перпендикулярно хорам церкви и повёрнута с севера на юг. Её глубина – четыре локтя. На могиле лежит большой камень с рунами. Это толстая глыба липарита, чуть-чуть короче самой могилы. Руны на ней плохо видны, какие-то из них вообще невозможно прочесть. Та часть надписи, которую удалось разобрать, гласит: «Здесь покоится муж Кьяртан Оулавссон». Камень расколот на куски; говорят, это дело рук одного бонда из Борга.

Как-то летом этот бонд налаживал кузницу перед сенокосом, и ему нужны были подходящие камни для очага. Он расколол надгробие с могилы Кьяртана на куски и из них выложил очаг. Под вечер бонд лёг спать. Он спал один в каморке над входом, а его работник – в бадстове. Ночью работнику приснилось, что к нему явился человек высокого роста и могучий и произнёс: «Завтра с утра хозяин собирается с тобой поговорить». Утром работник проснулся, вспомнил свой сон, но не придал ему значения. Прошло несколько часов. Работник думает: «Что-то хозяин всё никак не идёт» – и сам отправляется за ним. А бонд лежит в своей постели. Работник спрашивает его: «Ты не спишь?» – «Не сплю, – отвечает хозяин, а потом говорит: – Знаешь, ночью мне приснилось, будто ко мне зашёл человек. Он был высокого роста, могучий, хорошо сложённый и пригожий. Одет он был в тёмное, а лица я не разглядел. И он сказал мне: „Худо ты вчера поступил, что забрал моё надгробие и разбил на куски. Ведь это была единственная память о моём имени; эту память ты мне не вернёшь, и за это тебя ждёт жестокая месть. Завтра же положи осколки обратно на могилу так, как они лежали. А за то, что ты разбил моё надгробие, – не гулять тебе по земле здоровыми ногами!“ Сказав это, он дотронулся до моей одежды – и тогда я проснулся и света белого невзвидел от боли; и мне почудилось, будто этот человек спускается из моей каморки вниз. Я так думаю, – сказал бонд, – что это был Кьяртан. Возьми его камень и положи куски на могилу, как было». Работник так и сделал. По рассказам, этот бонд не выздоровел и на всю жизнь остался калекой.

Кетиль, пастор из Хусавика

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

На севере был один пастор по имени Кетиль, сын Йоуна, и жил он в Хусавике. [38]38
  Кетиль Йоунсон (1728–1775) – пастор в Хусавике (на севере Исландии).


[Закрыть]Он велел выкапывать на кладбище гробы из старых могил под тем предлогом, будто там стало слишком тесно, а эти гробы только зря занимают место, потому что все останки внутри их уже истлели.

Однажды три старухи сидели на кухне в пасторской усадьбе и жгли гробы. Из очага выскочила искра и попала на одну старуху; её одежда загорелась, а потом и одежда другой старухи, так как они сидели вплотную друг к другу. Огонь охватил их так быстро, что они сгорели до того, как подоспевшие люди потушили пожар. Ночью пастору во сне явился человек и сказал; «У тебя не получится освободить место на кладбище, сколько бы ты ни рушил наши могилы; сейчас, чтобы отомстить за нас, я убил у тебя трёх старух, и они займут на кладбище много места. И я буду убивать дальше, если ты не прекратишь это занятие!» Человек ушёл, а пастор проснулся и с тех пор больше не выкапывал на кладбище гробы.

«Отдай мою кость, Гунна!»

(Jón Árnason, 1956–1961, 1)

В деревнях было принято зимой брать с собой в хлев огонь. Обычно это светильник, который назывался плошка, он выглядит так: тонкий плоский сосуд с ручкой, сужающейся на конце, которая втыкалась в какую-нибудь щель в стене, чтобы плошка давала свет, пока человек делает свою работу в хлеву. В плошке лежит фитиль и горит ворвань. В хлев её вносят уже зажжённой, под специальным колпаком, который называется светильцеи похож на деревянный домик с остроконечной крышей. С одной стороны в самом низу в нём проделано маленькое низенькое отверстие, в него просовывают плошку и так вносят в хлев.

Как-то зимой одна батрачка по имени Гвюдрун, ходившая за скотом в пасторской усадьбе, потеряла или сломала свою плошку. Тогда она приспособила вместо неё обломок черепа, который нашла на кладбище, и зажигала огонь в нём. Всю зиму до самого Рождества и дальше ничего не происходило. А в канун Нового года эта скотница внесла в хлев огонь в обломке черепа, как вдруг от окошка хлева её кто-то позвал и сказал: «Отдай мою кость, Гунна!» Гвюдрун не послушалась, а схватила этот обломок прямо с огнём, кинула на пол, наступила на него и говорит: «Сам возьми, окаянный!»

По другим рассказам, Гвюдрун только бросила обломок черепа туда, откуда раздавался голос, а не наступала на него. Как бы оно ни было, после этого с ней ничего не случилось.

Череп

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Однажды на кладбище рыли могилу и выкопали человеческие останки. Их, как водится, снова закопали вместе с гробом. А ночью жене бонда, на земле которого были церковь и кладбище, приснилось, что к ней пришла женщина и сказала:

 
Беспокойно я брожу.
Тут беда большая:
Я нигде не нахожу
Череп мой, родная!
 

Потом женщина велела поискать, и череп нашёлся за кладбищем; его утащили туда собаки, пока кости лежали на земле, и никто этого не заметил. Женщина похоронила череп и после жила счастливо.

«Мои челюсти!»

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

В одном приходе был пастор. Все старые кости, выкопанные на кладбище при рытье могил, он всегда велел подбирать и сжигать. Однажды, как водится, на кладбище были похороны и, когда копали могилу, извлекли останки. По пасторскому наказу их тотчас же собрала кухарка. Но кости отсырели: когда их выкапывали, пошёл то ли дождь, то ли снег. Кухарка не смогла сжечь их сразу и положила на камни очага для просушки. Однажды, пока они лежали там, кухарка стряпала после захода солнца и вдруг услышала возле очага тихий голосок: «Мои челюсти, мои челюсти!» Эти слова она услышала и во второй раз. Тогда она принялась разглядывать кости, лежавшие вокруг очага, чтобы выяснить, что это может быть, но челюстей среди них не обнаружила. Тут она в третий раз услышала, как кто-то говорит, ещё более жалобным голоском, чем прежде: «Ах, мои челюсти, мои челюсти!» Она стала искать внимательнее и нашла две стиснутые челюсти ребёнка: они соскользнули в щель между камнями очага и почти уже загорелись. Она догадалась, что призрак ребёнка, которому принадлежат челюсти, не хочет, чтобы они сгорели. Тогда она берёт эти челюсти, заворачивает в тряпицу, относит на кладбище и кладёт в свежевырытую могилу. После этого никаких привидений в усадьбе больше не было.

Шапка призрака

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

В одной усадьбе при церкви жили среди прочих мальчик-подросток и девушка. Мальчик имел обыкновение пугать девушку, но она уже привыкла и ничего не боялась, а если и замечала что-нибудь необычное, то считала всё это проделками парнишки.

Однажды постирали бельё, а среди него было много белых ночных шапочек, какие тогда носили повсеместно. Вечером девушке велели пойти на кладбище и забрать бельё, развешанное там для просушки. Она пришла на кладбище и принялась снимать бельё с верёвок. Она уже почти закончила, как вдруг видит, что на одной могиле сидит белое привидение. Она подумала, что это, наверное, мальчишка пугает её. Девушка подбегает к привидению, срывает с него шапку (она решила, что мальчик взял одну из ночных шапочек) со словами: «На этот раз тебе меня не напугать!» И ушла с бельём в дом. Мальчик в это время сидел там. Стали разбирать бельё. Одна шапочка оказалась лишней, а внутри она была испачкана землёй. Тогда девушка испугалась. На следующее утро привидение сидело на могиле, и никто не знал, как быть, потому что вернуть ему шапку не решался ни один, – и тогда послали по округе спросить совета. В той долине жил старик, и он сказал: «Чтобы не было худа, пусть девушка сама возвратит привидению шапочку и молча наденет её на него прилюдно». Девушку заставили надеть шапку на привидение; она сделала это скрепя сердце, а после сказала: «Ну, ты доволен?» В ответ призрак ударил её и произнёс: «Да, а ты довольна?» И с этими словами он провалился в могилу. От удара девушка упала, люди подбежали и подняли её, но она была уже мертва. Мальчика наказали за то, что он подшучивал над ней, поскольку рассудили, что все беды пошли от него, и он оставил привычку пугать людей. На этом рассказ кончается.

«Нос мой старый не порочь!»

(Jón Árnason, 1956–1961, I)

Однажды на кладбище копали могилу. Поблизости случился один человек – весельчак и задира. И как раз в тот миг из земли вырыли большой череп. Этот человек некоторое время рассматривал его и всё потешался над тем, какой у покойника при жизни был большой нос, потому что носовой хрящ был огромного размера и изогнутый. Могильщики не смеялись вместе с ним, поэтому он вскоре оставил череп и ушёл прочь. На следующую ночь к нему во сне явилась женщина могучего телосложения, с длинным крючковатым носом и сказала:

 
Нос мой старый не порочь!
Не сама себя творила
Славная силой Эмблы дочь. [39]39
  Эмбла – в скандинавской мифологии первая в мире женщина, сотворённая богами Одином, Хёдуром и Локи из лозы. (Само это имя означает «лоза».)
  (Употребление перифраза «дочь Эмблы» в значении «женщина» – поэтическая вольность переводчика, такое выражение встречается в исландской поэзии только в XX веке. В подлиннике женщина-призрак употребляет редкий скальдический кеннинг женщины.)


[Закрыть]
 

«Ты забыл мою кружку»

(Sigurður Nordal, 1971)

Амтман Бьяртни Тораренсен имел обычай устраивать для своих домочадцев по два пира в год: один на Рождество, другой – в день, когда на его хуторе заканчивалась уборка сена. Тогда амтман и домочадцы сидели за одним столом. Там были в изобилии и еда, и выпивка, и весёлые разговоры. Говорят, женщинам тогда следовало остерегаться, чтобы их не напоили допьяна. На этих пирах работнику по имени Клаус наливали вволю хмельного в его кружку, которую называли «Клаусова кружка». В неё, говорят, входила целая бутыль. Клаус уже давно служил у амтмана: он переехал с ним на север страны, когда тот заступил на свою должность в 1833 году. Должно быть, Клаус забавлял амтмана. Он был страшный пьяница. Рассказывали, что он иногда клянчил выпивку в Рейкьявике, читая стишки, которые амтман сочинял про него.

И вот настал день окончания сенокоса, и под вечер амтман отправился в Акюрейри и взял с собой Клауса и ещё кого-то из домочадцев. А ночью они пустились в обратный путь.

На следующее утро погода выдалась хорошая. В эти дни работники должны были косить заливной луг. В то утро Клаус встал, как всегда, рано, хотя накануне вечером хорошо залил за воротник. Он взял свою косу и пошёл на луг. Он немного покосил, положил косу, сказал, что ему плохо и у него болит голова, и прилёг на кочку. Другие нескоро пришли проведать его. Разбудить Клауса не удалось, как его ни трясли. Тогда косцы отправились домой и сообщили об этом амтману. Бьяртни тотчас послал за Олавом Тораренсеном, врачом с Хова. Он сразу приехал, осмотрел Клауса и сказал, что тот скончался. Он объяснил, что с ним случился апоплексический удар, оттого что ноги у него были в холоде и от вчерашней попойки. Амтман велел несколько ночей бдеть над покойником, а потом устроил ему похороны честь по чести.

И вот настало Рождество. Амтман, как всегда, закатил пир, а после люди разошлись спать. Амтман продремал некоторое время, и тут к нему явился Клаус и говорит: «Сегодня ты забыл мою кружку». Амтман проснулся, встал и оделся. И тут он слышит, что в соседней комнате его писарь ещё не лёг. Амтман позвал его и велел сходить за свечой. Писарь быстро исполнил поручение и вернулся. Тогда амтман достал бутыль водки, Клаусову кружку и рюмку и попросил писаря пойти с ним на кладбище. Они встали у могилы Клауса. Амтман берёт кружку, трижды наполняет её и выливает в трещину или дырку в надгробии, сам пропускает рюмку и говорит: «Вот наши кружки, Клаус!» После этого амтман с писарем пошли домой спать. Больше Клаус амтману не снился.

Писарь спросил амтмана, почему он так сделал, и тот поведал ему обо всём. А писарь рассказал эту историю другим через много лет.

Покойник приходит к своим костям

(Ólafur Davíðsson, I)

Когда преподобный Йоун Хатльгримссон Бакман (умер в 1845 году), пастор в Клёйстюрхоуле (Монастырском холме), учился в школе, однажды между школярами возник спор о том, могут ли умершие возвращаться к своим костям. Одни считали, что могут, другие – нет. Через некоторое время на кладбище были похороны, и школяры решили не упускать случая проверить, кто из них прав. Они взяли выкопанную при рытье могилы кость – ключицу – и под вечер подложили под голову одному мужичку, спавшему у дверей в той же комнате, что и некоторые из них. Мужик не знал о том, что затевают школяры. Ночью почти все юноши бодрствовали: им было любопытно посмотреть, что будет. Едва мужик заснул, как начал сильно метаться, бился изо всех сил и внезапно проснулся. Школяры сказали ему, что он спал беспокойно. Он ответил: а как же, мол, иначе, ведь ему приснилось, что в дверях стоит человек. Он был мрачен и угрюм и указывал на свою ключицу. Под конец он начал угрожать ему – и тогда мужик проснулся. Школяры сочли, что их спор разрешён. На следующий день они закопали кость на кладбище, и после этого её обладатель больше не объявлялся.

Больничный призрак

(Ólafur Davíðsson, I)

Давным-давно в больнице в Рейкьявике умер какой-то француз. Труп вскрыли. Вскоре после его похорон одна девушка стирала бельё в подвале больницы поздно вечером. Когда пробило двенадцать, к ней пришёл человек, немного постоял возле её корыта и вновь вышел. Через некоторое время он снова вошёл, опять немного постоял и вышел. Этот человек был рослый, черноволосый. Так продолжалось до четырёх часов утра. Тогда человек вышел и уже не вернулся, но девушка до смерти напугалась. Она обрадовалась, когда рассвело и все начали вставать. Девушка рассказала, что произошло ночью, и все решили, что к ней, наверное, приходил француз: его лёгкие обнаружились на подоконнике в подвале – их забыли положить в гроб вместе с телом. Потом их зарыли, и после этого француз больше не являлся.

Приснившиеся стихи

(Gríma hin nýja, 1965)

Когда в долине Баурдардаль в 1833 году возводили новые постройки на хуторе Сандвик (Песчаная бухта), Эрленд Стюрлусон работал на стройке вместе с другими людьми. Однажды ночью, вскоре после того, как начали копать землю под фундамент, к нему во сне пришёл рослый человек. Он сказал эти строфы, а потом исчез:

 
Новоселья заждались
Под непрочным кровом:
Старый Сандвик собрались
Отстраивать снова.
 

 
Но надгробье надо мной
Пусть лежит покуда.
Кто нарушит мой покой —
Не избегнет худа.
 

 
Но если в месте вы ином
Обитать решите, —
Ставьте смело там свой дом,
Счастливо живите.
 

На следующий день рабочие наткнулись на большую плоскую скалу, не докопав до глубины, намеченной для фундамента. Из-за этого сна они решили не трогать камень и так и не взглянули, что же скрывается под ним. Мы не знаем, объявлялись ли в Сандвике какие-нибудь привидения до или после этого случая. Брат Эрленда, Хатльдоур, жил в Сандвике семь лет (1835–1842), и человек, пришедший во сне, скорее всего хотел сделать предупреждение потомкам будущего хозяина.

Однажды Эрленду Стюрлусону приснилось, что он стоит возле какого-то камня на туне близ реки Рёйдарау (Красной реки). Там он увидел сундук, а на нём были написаны такие стихи:

 
Море приняло мальца.
Он в волнах обрел жильё.
Спрятал здесь, на дне ларца,
Он сокровище своё.
 

Больше никаких рассказов, связанных с этими стихами, нет.

(Эрленд Стюрлусон, который рассказал нам эти сны, в своё время широко славился своим умением сочинять стихи. Он происходил из многочисленного рода Стурлы в Тингэйарсисле, родился на хуторе Фльоутбакки (Холм у реки) 4 октября 1790 года, а умер в Гёйталёнде 17 июня 1866 года. От него пошёл многочисленный род. – По рассказу Эрленда Сигурдссона, хозяина хутора Бреттингстадира. Рукопись Конрада Эрлендссона, учителя.)