Текст книги "Тихий омут"

Автор книги: Найджел Маккрери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Вайолет взглянула на Дэйзи. С той минуты как последний раз смотрела на нее, с Дэйзи, которую она некогда называла «дорогая», произошло нечто таинственное и необратимое. То, что раньше было обвисшей кожей, теперь превратилось просто в оболочку старого черепа. То, что было глазами, перед которыми прошла история длиной в восемьдесят с лишним лет, стало пустыми пуговицами, на которые уже начала осаждаться пыль. Ничего не осталось. Снова свершилось чудо: то, что прежде было женщиной по имени Дэйзи, которая любила, теряла и жила, теперь превратилось просто… в ничто. Кожа, кости да клок волос. И все, что принадлежало ей, теперь было собственностью Вайолет. Очень скоро все это станет просто деньгами.

«Разумеется, все нужно проделать осторожно. Постепенно. Чтобы ничего не вызывало подозрений. Но через несколько месяцев все это будет моим. Как только я приберусь в доме.

Потому что всякое путешествие начинается с первого шага».

Глава 2

Когда у Марка Лэпсли заверещал мобильный телефон, звук, как ему показалось, имел вкус шоколада. Черного шоколада, горьковатого на языке и терпкого на зубах.

За окном его спальни было еще темно, но птицы уже начали чирикать, а в воздухе разливалась свежесть, и это подсказало ему, что вот-вот наступит рассвет. Он некоторое время дремал, и ему снились дни, когда его дом был полон жизни и смеха, поэтому шок от внезапного звука и внезапный прилив вкуса во рту не очень встревожили. Он словно ожидал звонка. Весь день у него во рту был легкий привкус клубники – знак, что должно произойти что-то незапланированное.

Судя по звуку мобильника, пришло сообщение. Если бы это был звонок, то вызов прозвучал бы в виде отрывка из первого концерта Бруха для скрипки и Марк почувствовал бы скорее привкус кофе «мокко». Он дал себе несколько минут, чтобы полностью отойти от сна, прежде чем протянуть руку и взять мобильник с тумбочки.

«Пжлста, позвоните ДС Брэдбери» высветилось на дисплее, дальше шел номер мобильного телефона.

Прежде чем набрать номер детектива-сержанта Брэдбери, кто бы он ни был, Лэпсли прошаркал в ванную комнату и включил на полную силу душ. Увидев свое отражение в зеркале над раковиной, он поморщился. В своем воображении он был лет на двадцать пять моложе, волосы не были седыми, а живот не выпирал. Отражение постоянно застигало врасплох; единственной причиной, по которой он не взял отвертку и не снял его навсегда, было то, что бриться тогда стало бы практически невозможно.

– Алло? – Голос был женский, имевший привкус одновременно желтого и зеленого лимона, произношение чистое.

– Детектив-сержант Брэдбери? Это главный детектив-инспектор Лэпсли. – Он вернулся в спальню, чтобы шипение душевой насадки не перекрывало ее голос. – Чем могу быть полезен?

– Автомобильная авария, сэр, – коротко сообщила она.

– Автомобильная авария? – Он втянул в себя воздух. – Сержант, я в бессрочном отпуске по болезни. По вопросам расследований мне больше не звонят.

Голос стал осторожным.

– Понятно, сэр. Но кое-что, связанное с местом происшествия, когда оно было осмотрено, заставило компьютер выдать ваше имя. Когда я пыталась отыскать ваш номер, мне было сказано, что вы в отпуске по болезни, но не сказали почему, и когда я дозвонилась до суперинтенданта Роуза, он дал разрешение связаться с вами.

– О'кей, что там с этой аварией, из-за чего компьютер выдал мое имя?

– Лучше я не стану говорить, сэр. Это… особое дело.

– Намекните по крайней мере.

– В машине один человек – водитель, – других автомобилей нет, но когда первые люди прибыли на место происшествия, они обнаружили два тела. Одно из них было телом водителя. Второе находилось там в течение некоторого времени.

Интересно. Ради этого его вполне стоило будить.

– И?

– И состояние второго тела явно указывает на связь с одним старым делом, которым вы занимались.

– С моим старым делом? – Он быстро настроил память на прошлое, выискивая странное, что-нибудь из ряда вон выходящее в своей карьере, но ничего не надумал. Никаких серийных убийц, все еще находящихся на свободе, никаких причудливых сект, ничего. – А что показалось странным?

– Сэр, я бы действительно предпочла не говорить. Было бы проще, если бы вы сами приехали.

– Где вы находитесь?

Последовала пауза. Из ванной комнаты выплывал пар, и Лэпсли представил себе, как детектив-сержант озирается в темноте, пытаясь определиться с местоположением.

– У дороги В1018, идущей от Уитхема в Брейнтри, есть проселок, отходящий на Фолкборн… вам он известен?

– Пересекает реку? – Он заставил себя вспомнить, когда в последний раз ехал той дорогой, на обед, который закончился ссорой и очередной одинокой ночью, так давно, что на самом деле он и не старался запомнить. – Возле паба «Мурхен»?

– Именно. Мы на дороге примерно в пяти милях от того паба.

– Буду через час, – сказал он.

– Вы без труда нас найдете, – отозвалась она. – Ищите груду металла, которая прежде была «порше».

«И, – подумал Лэпсли, – в ее голосе прозвучала печаль при мысли о разбитой вдребезги высококлассной машине».

Он быстро принял душ. Его мозг лихорадочно работал, вспоминая основные моменты карьеры, но ничего относящегося к делу не находил. К тому моменту как он оделся, небо окрасилось розовым цветом, а птицы почувствовали себя намного увереннее. Он сидел в машине и выруливал от дома самое большее через двадцать пять минут после получения сообщения.

Автомобиль почти неслышно проезжал по проселкам, все дальше от коттеджа Лэпсли неподалеку от Саффрон-Уолден, в сторону Уитхема, и от дела, которое уже закончено, и осталась только неизбежная подчистка.

Лэпсли не стал включать радио или CD-проигрыватель. Он никогда не слушал музыку, когда вел машину: никогда не знаешь, какие вкусы, а порой и запахи могут внезапно отвлечь внимание, если заиграет какая-то особая мелодия. Еще до того, как ему был поставлен диагноз, когда он считал, что все могут ощущать звуки на вкус, а не только он и горстка людей во всем мире, Лэпсли едва не погиб в машине: одна из песен «Битлз» вдруг заполнила ему рот гниющим мясом.

Жизнь – просто калейдоскоп неожиданных ощущений, когда у тебя синестезия.

Солнце поднималось над горизонтом, устилая поля длинными тенями. Он ехал быстро, но аккуратно, рассчитывая движение на длинных отрезках дороги, проходящей через населенные пункты, таким образом, чтобы при подъезде к светофорам на них загорался зеленый свет, а затем добавлял газ на объездах и кольцевых дорогах, чтобы наверстать время. Минуты пролетали одна задругой, дома оставались позади, их сменяли лесные пейзажи.

Он отрешенно вел машину, стараясь не думать о том, что ожидает его на месте происшествия.

Странно, что ему позвонили в первую очередь. Лэпсли полгода назад был отправлен в специальный домашний отпуск по медицинским показаниям – сразу после того, как неожиданно обострилась его синестезия, и жена с детьми была вынуждена уехать из дома, так как постоянный шум сводил его с ума. Они пока поддерживали контакт, но Лэпсли постепенно привыкал к тому, что они уже не будут нормальной семьей. Со служебной точки зрения он находился в подвешенном состоянии: читал доклады и был в курсе происходящего в мире постоянно меняющейся полицейской практики, время от времени наведывался в управление в Хелмсфорде, но никогда не посещал места происшествий и не вел расследований. До сегодняшнего дня.

Это дело, видимо, как-то связано с его прежней карьерой, но с чем именно? Нельзя сказать, что он всегда занимался чем-то особо важным. Придя в полицию с дипломом психолога, он некоторое время работал в Северном Лондоне, прежде чем уехать на повышение в Ливерпуль, а затем снова спустился южнее, в Эссекс. Несколько лет проработал в Ассоциации старших офицеров полиции, где занимался усовершенствованием классификации матерых преступников, потом два года учился в магистратуре по специальности «криминальная психология». Позади не было чего-то выдающегося.

Вскоре после моста через Брэйн и примерно через час после выезда из коттеджа Лэпсли свернул на дорогу, на которой, похоже, и случилась авария. Деревья сплетали ветви над машиной, а встающее за спиной солнце отбрасывало на дорогу густую тень.

Где-то ярдах в ста перед некрутым поворотом путь ему преградили полосатые ограждения. Сквозь деревья сочился яркий белый свет. Констебль с блокнотом с достоинством расправил плечи и направился к нему – его силуэт отчетливо прорисовывался на фоне фальшивого белого рассвета, – качая головой. Лэпсли остановил машину и опустил стекло.

– Инспектор Лэпсли, – сказал он, протягивая служебное удостоверение.

Полицейский взглянул на удостоверение, затем на Лэпсли. Он нахмурился.

– Видимо, вам следовало бы его обновить, сэр, – заявил он. – Фотография немного… устарела.

Лэпсли посмотрел на удостоверение в его руках. О'кей, волосы у него больше не каштановые и на фотографии их немного больше, чем в реальности, но если не считать размера воротничка рубашки, он не думал, что выглядит настолько не похожим на себя.

Однако вероятно, фотография сделана, когда этот полицейский бегал где-нибудь по детской площадке.

– А мне так нравится, – буркнул он.

Полицейский записал его имя и номер машины в блокнот.

– Отодвинуть для вас ограждение? – спросил он.

– Не беспокойтесь. Я оставлю машину на обочине и пройдусь пешком.

Обнаружить место аварии было нетрудно, оно находилось сразу за изгибом дороги. Криминалистическая бригада установила на треногах дуговые лампы, которые, несмотря на подбирающийся день, заливали пятачок резким слепящим светом. Лэпсли немного постоял, осматриваясь.

Запах бензина и горелой резины еще висел в воздухе. Двойной тормозной след, переплетающийся на дороге, показывал место, где машина затормозила, пошла юзом и завертелась, словно на сумасшедшей ярмарочной карусели. Лэпсли мог только представлять ужас, охвативший водителя, крутившего руль то в одну, то в другую сторону, будучи уверенным, что это не поможет и он, вероятно, обречен. Судя по следам, машина на большой скорости неслась по проселку, прежде чем впереди показался изгиб дороги. Что произошло? Может, внимание водителя отвлекла какая-нибудь домашняя сладость или телефонный звонок? Может, у него фары были настроены так, что он увидел поворот, когда уже было поздно? Или он попросту был пьян? Это установит вскрытие, но Лэпсли не мог не задавать себе эти вопросы. В один момент жив, в другой – мертв. Факты можно объяснить, а вот что творилось в голове водителя? Об этом всегда можно лишь догадываться.

Он допустил ошибку, сказав одному коллеге во время расследования автомобильной аварии, случившейся недавно:

– Что последним мелькнуло у водителя в голове?

Тот человек просто тупо посмотрел на него.

– Осколки лобового стекла, – пробормотал он и ушел.

Следы расплавленной резины заканчивались в том месте, где начинался изгиб дороги. Каменный бордюр отделял бетон от неровной поверхности, покрытой листьями, крошечными резными папоротниками и кустами. Машина явно ударилась в бордюр боком, и удар подбросил ее в воздух, снова закрутив, на этот раз вокруг продольной оси. Так что когда машина врезалась в деревья, она почти наверняка уже была вверх колесами. Два ствола были расщеплены на высоте примерно десяти футов от земли. Машина – или то, что от нее осталось, – лежала под ними, смятая, словно обертка от шоколадки.

Еще одно заграждение было установлено ярдах в пятидесяти вниз по дороге. Возле него, рядом с полицейским «Пежо-406», раскрашенным желтыми и синими шашечками – полицейские по всей стране в шутку называли их «баттенбургскими цветами», – стояли санитарная машина, запыленный «мондео» и микроавтобус. На нем, похоже, приехала криминалистическая бригада. Два фельдшера болтали с полицейским в форме. Они свою работу сделали, если им вообще было что делать, кроме как констатировать, что водитель погиб на месте.

Прямо у дороги, в нескольких футах от останков машины, была установлена палатка. Стоящие за ней дуговые лампы заставляли ее светиться. Внутри по ее бокам плясали громадные тени людей: согнутые фигуры с огромными руками двигались вместе и порознь, словно в странном ритуальном танце.

Все это было очень знакомым и все же, после отхода от дел, каким-то чужим. Даже странным.

Он вынул из кармана пиджака мобильник и после минутного раздумья набрал номер, который, как он думал, ему не вспомнить.

– Полиция Эссекса, чем могу служить?

– Суперинтенданта Роуза, пожалуйста.

– Соединяю.

Через несколько секунд послышался новый голос:

– Кабинет начальника криминальной полиции главного суперинтенданта Роуза.

– Это главный детектив-инспектор Лэпсли. Можно поговорить с суперинтендантом?

– Он еще не приехал. Могу я спросить, о чем вы хотите поговорить?

– Как оказалось, меня вытащили из отпуска по приказу суперинтенданта. Хотелось бы знать почему.

Голос на другом конце линии стал на мгновение приглушенным, словно помощница Роуза прикрыла трубку рукой и спрашивала, что ответить. Через мгновение она снова была на проводе.

– Я могу попросить суперинтенданта перезвонить вам позже. У него есть ваш номер?

– Я бы не удивился, – раздраженно бросил Лэпсли и отключился.

Засунув мобильник в карман, Лэпсли подошел к палатке и отодвинул клапан входа. Внутри было достаточно просторно, чтобы вместить свадебный прием или конкурс овощеводов. Криминалистическая бригада – все в желтой спецодежде, – разделившись на две группы, занималась фотографированием и осмотром местности в поисках вешдоков. С ними была женщина. Она беседовала со всеми сразу. Волосы короткие, торчат в стороны; макияж подчеркивает остроту скул. Дыхание изо рта вылетало в холодный утренний воздух, словно сигаретный дым. Когда она увидела Лэпсли, то замолчала и направилась к нему.

– Детектив-сержант Брэдбери? – спросил он.

– Доброе утро, сэр, – ответила она.

Лимон, как и по мобильнику, но теперь с привкусом грейпфрута. Ее костюм явно сшит на заказ, но выглядел так, будто она в нем спала, когда ей позвонили.

– Простите, что пришлось так рано вытаскивать вас из кровати.

– Не проблема. Я даже рад снова оказаться в седле. Отпуск через какое-то время надоедает.

Брэдбери сгорала от желания спросить, почему его отправили в домашний отпуск – такой емкий термин означает, что кому-то платят, чтобы он сидел дома, но не уточняет почему, – но была или слишком вежливой, или слишком осторожной, чтобы попытаться. Чтобы заполнить паузу в разговоре и помня высказанное Брэдбери по телефону сожаление по поводу гибели классного авто, Лэпсли кивнул в сторону машины за палаткой.

– Жаль было услышать о вашей утрате, – пошутил он.

Она вздохнула:

– «Порше». Великолепный аппарат. Списан к чертовой матери. Вдребезги.

– Судя по следам, его понесло при входе в поворот. Удар о бордюр поднял машину в воздух, а удар о деревья добил окончательно.

– Думаю, все именно так и было. Ничто не указывает на участие другой машины. Разумеется, машину обследуют, но пока нет причин предполагать механическую неисправность. – Она печально покачала головой: – Некоторые люди просто не заслуживают хороших машин.

Лэпсли посмотрел туда, где двумя группками стояли члены криминалистической бригады.

– Что с водителем?

– Вылез через боковое окно и отполз в заросли. Там мы его и обнаружили.

– Он был мертв?

– Как дуврский палтус на доске у торговца рыбой.

– А что с ним было?

Эмма Брэдбери улыбнулась, показав мелкие белые зубы:

– Видимо, оказался самым крупным неудачником в истории. Даже на той скорости, с которой он ехал, ремень безопасности и подушка должны были спасти ему жизнь, но обломанная ветка дерева пробила окно со стороны водителя и проткнула ему шею. Он, пока полз, истек кровью. – Она указала на группку криминалистов слева: – Он там. Ждем, когда появится судебный врач. Она явно задерживается.

– Нам известно, кто водитель?

Эмма покопалась в карманах и вытащила прозрачный пакет для вешдоков с кошельком внутри.

– Имя – Сазэрлэнд. Наверняка бизнесмен. Лет сорок пять, живет сразу за Хелмсфордом. Похоже, мог возвращаться домой после поздней встречи или что-то в этом роде. Я послала известить его жену.

Поздняя встреча. Торопливый обед в «Литтл шеф» или в «Бифитер» перед долгой дорогой домой, когда слепят встречные фары. Лэпсли хорошо помнил это. Давным-давно кто-то, примостившись в домашнем халате у телевизора, ждал, когда он появится. Кто-то, кому было бы не все равно, если бы он попал в аварию. Давным-давно.

Он встряхнулся и огляделся:

– Если здесь не было другой машины, то кто позвонил в полицию?

Эмма усмехнулась:

– Какая-то парочка, припарковавшаяся неподалеку, чтобы поиграть в машине в кроликов, услышала удар и звук бьющегося стекла.

– Значит, земля действительно содрогнулась под ними, – тихо проговорил Лэпсли.

– Они подъехали, конечно, предварительно приведя в порядок одежду, и, увидев, что произошло, позвонили. Полицейские взяли у них показания и отпустили домой.

Лэпсли переключил внимание на другую группу криминалистов, сгрудившихся над чем-то, лежащим на земле.

– А действительная причина, по которой вы разбудили меня и заставили тащиться в такую даль? Из-за чего мое имя всплыло в компьютере?

– Из-за второго трупа, который полицейские нашли рядом с водителем, когда проверяли, дышит ли тот еще.

– По телефону вы говорили, что что-то связано с его состоянием?

– Думаю, мы имеем дело с «Рассветом мертвецов».

Он кивнул:

– Ладно, давайте посмотрим.

Они вместе пошли к этой группе. Мелкие прутья и ветки хрустели под ногами, и Лэпсли не мог сказать с уверенностью, был ли ударивший в нос кислый запах связан со звуками или хрустом, или с тем и другим. Рассвет уже перешел в утро, и клочок неба, виднеющийся через клапан входа в палатку, был ясным и голубым. Он чувствовал повсюду вокруг себя вкус птиц и зверей.

Они прошли мимо первой группы криминалистов, и Лэпсли не мог не взглянуть на лежащее на земле тело: мужчину, измятого, как и его машина, в темном костюме, блестевшем от застывшей жидкости. Списан к чертовой матери, если воспользоваться словами Эммы.

Вторая группа сгрудилась у чего-то на земле, недалеко от первого трупа. Когда Лэпсли подошел, все будто напряглись, словно не желая делиться своей находкой.

– Главный инспектор Лэпсли, – твердо сказал он. – Что тут у вас?

Руководитель криминалистической группы встал, вытирая обтянутые перчатками руки о спецодежду. Лэпсли доводилось встречаться с ним на других преступлениях несколько лет назад: маленький человечек лет пятидесяти пяти, с выпирающим из-под одежды брюшком и с торчащей строго вверх челкой седых волос.

– У нас тут мертвое тело, – проговорил тот со сбивающим столку сильным ирландским акцентом (последние слова для Лэпсли прозвучали как «мирное дело»). Вкус у его голоса был таким, каким, по представлению Лэпсли, должен быть вкус вина из ежевики: терпким и тонким.

– Нет связи с аварией?

– Есть, но не в том смысле, какой вы придаете этому слову. Взгляните.

Там, высовываясь из кучи земли, папоротников и листьев, лежал труп. И это был настоящий труп. Он больше походил на скелет, к которому что-то добавили, чем на тело, у которого что-то поубавили. Все лицо состояло из острых скул и пустых глазниц, голова была повернута на сторону, а челюсть отвалилась, словно в жуткой молчаливой агонии. Сохранившаяся кое-где кожа была такой же унылой и серой, как и волосы, рассредоточенные по черепу. Вытянутые за спину руки трупа были столь же тонки и сухи, как прутики, лежащие вокруг них. Пальцы, та их часть, что была видна Лэпсли, намертво вцепились в лесной суглинок.

А самое странное было то, что тело находилось в покрытом грязью полиэтилене, завернутом так, что образовались два больших крыла, по одному у каждого плеча.

Почти не замечая шуток, которыми обменивались члены криминалистической бригады, Лэпсли опустился на колени рядом с трупом, стараясь не потревожить ничего, что еще не потревожено. Конечно, все трупы кажутся старыми, но этот выглядел так, словно на самом деле был трупом старого человека. Нижняя часть все еще в земле, пленкой плотно обернуты таз и ноги, но торс торчит под наклоном градусов в тридцать. Такое впечатление, что руки держат на себе вес тела. Но это всего лишь иллюзия, поскольку руки свисают назад и костяшки пальцев лежат на земле. Хотя материя, из которой сшита одежда, покоробилась и выцвела от времени, похоже, труп одет в блузу, кардиган и обтягивающие брюки из темного материала.

Он подался вперед, чтобы взглянуть на затылочную часть черепа. Трудно определить без прощупывания, но по виду – есть следы повреждения. Виной тому могут быть хищники, но нельзя исключать и насилие. Какова бы ни была причина, это точно подозрительная смерть. По опыту Лэпсли, люди не заворачиваются в пленку, прежде чем спокойно лечь и умереть.

Не трогая прутья и грязный полиэтилен, Лэпсли тщательно осмотрел все вокруг места, где касались руки трупа. Тело было наполовину закопано в чем-то вроде канавы. Канаву почему-то разворошили – земля вокруг взрыхлена, а папоротники частично вырваны, – и тело вылезло наверх, будто мотылек из куколки. Пальцы врыты в землю и…

Стоп. На почве под пальцами слой детрита – листьев, которые, как и труп, превратились в скелеты, – и некоторые из них, похоже, лежат под пальцами, как будто они…

Лэпсли наклонился пониже. Запах влаги и разложения ударил в нос. Но странно, он почувствовал во рту вкус чего-то, имеющего утонченный аромат, вроде личи.

Точно! Части пальцев не было, примерно от второй фаланги. На первый взгляд пальцы врыты в землю, но он понял, что они лежат на листьях.

В голове пронеслись обрывки воспоминаний. Не было ли у него однажды с кем-то разговора о похожем деле? Не писал ли он что-то об этом? В том, что это не дело из его полицейской практики, а что-то еще, он уверен. Что-то прошедшее вскользь.

– Именно поэтому вы мне позвонили? – спросил он детектива-сержанта Брэдбери, стоящую у него за спиной. – Пальцы? Похоже, что их отрезали.

– Я обратила на них внимание, как только увидела тело, – отозвалась она. – Когда сообщила эту деталь по радио, дежурный офицер ввел ее в компьютер. Как только он напечатал эту информацию, тут же всплыла табличка с вашим именем. Вам, видимо, прежде доводилось сталкиваться с таким… с телом с отрезанными пальцами.

– Насколько помню – нет. Во всяком случае, не с телом…

И все-таки в этом что-то было. Вкус личи и смутное воспоминание, как кто-то рассказывал ему об отсутствующих пальцах.

Он намеренно проигнорировал воспоминание. Об этом можно позаботиться позднее. А пока он снова на работе, впервые за долгое время, и у него здесь и сейчас имеется труп, о котором и нужно думать, а не о чем-то смутном из прошлого. Труп, который вылез из земли, словно одержимый неугомонным духом.

Но что его потревожило? Что заставило землю родить на свет божий своего мертвеца?

Голова Лэпсли начала поворачиваться в сторону обломков машины за палаткой еще до того, как сознание сформулировало очевидный вывод.

Он сел на пятки.

– Ты, видно, шутишь, – пробормотал он себе под нос.

– Мы никогда не шутим, – отозвался руководитель криминалистической бригады, подходя к нему.

– Вы на полном серьезе будете рассказывать мне, что тело в полиэтиленовой пленке зарыто неизвестно когда и ничто его не тревожит, пока не появляется машина и не выдергивает его из земли?

– Мы ничего не станем рассказывать вам – серьезно или нет, – пока не соберем все улики, сфотографируем место происшествия и изучим все материалы в лаборатории. – Главный криминалист покачал головой, губы сложились в усмешку. – Но если бы я был любителем поспорить – а я такой, – то поспорил бы на хорошего скакуна, что окончательное заключение таким и будет. Как ни странно, но я полагаю, что во время автомобильной аварии оказалась раскопанной жертва убийства.

«И это, – подумал Лэпсли, – может объяснить повреждение на затылочной части черепа».

Он оглянулся туда, где другая группа криминалистов пыталась уложить погибшего бизнесмена в большой виниловый мешок и при этом чересчур не кантовать.

– За нами благодарственная речь, – сказал он трупу. Это было своего рода последнее прости, когда «он» превращалось в «оно», человек становился вещью, которую будут перетаскивать, вскрывать, разглядывать. – Если бы не вы, мы бы никогда не нашли ее. Кто бы она ни была. – Он встал и обратился к руководителю бригады: – А вы?

– Барроуз, – отозвался тот. – Шон Барроуз.

– Что ж, Шон, думаю, вам предстоит хлопотный день. Я распоряжусь, чтобы вам прислали рулетики из бекона и кофе.

– Это, – мужчина откровенно вздохнул, – было бы очень кстати.

Эмма Брэдбери стояла в сторонке. Переводя взгляд с Лэпсли на Барроуза, она улыбалась.

– Что теперь?

– А теперь будем беседовать с теми, кто первым сообщил об аварии.

Они выбрались из палатки и вернулись к дороге. Когда прошли линию деревьев, Эмма посмотрела на оставленные машиной следы:

– Посмотрите на это. Видите более темные и более светлые линии на рисунке протектора?

Лэпсли вгляделся. Она права, действительно отдельные полосы, казалось, въелись в поверхность дороги, а между ними была ясно видна структура дороги.

– В чем причина?

– Система блокировки тормозов, – мрачно ответила она. – Автоматически включает и отключает тормоза, чтобы обеспечить сцепление с дорогой. В этой машине было наворочено все, что можно, а этот ублюдок ее угробил.

Пройдя дальше, они нашли полицейского в форме, который по-прежнему болтал с фельдшерами.

– Простите, сэр, – сказал он, когда фельдшера поспешно улетучились, – можно ли уже передвинуть машину и открыть проезд? Не то чтобы дорога особо загружена в это время суток, но здесь нет удобного объезда.

Лэпсли немного подумал. На его взгляд, авария – второстепенное событие. Труп старухи заинтриговал его значительно сильнее.

– Пусть машину перевезут в гараж, чтобы там могли проверить тормоза и все остальное. Когда автомобиля не будет, скажите местным властям, чтобы огородили примерно пятьдесят футов с одной стороны дороги рядом с деревьями и установили временные светофоры с другой.

– Вы уверены, что это необходимо, сэр? – донесся сбоку голос Эммы.

– Нет, – ответил он твердо. – Как говорил мой прежний суперинтендант: когда одолевают сомнения – подстрахуйся. – Он переключил внимание на молодого полицейского: – Ваше имя?

– Хенсон, – сообщила Эмма. – Я уже беседовала с ним.

– Вы первым прибыли на место аварии, Хенсон? – спросил он, не обратив внимания на слова Эммы.

– Да, – ответил полицейский. – Я и полицейский Роде. Он поставлен у другого барьера. Того, через который вы проходили.

– Так что насчет этой дороги? Здесь часто случаются аварии?

Хенсон пожал плечами:

– Это не особо страшное место, но поворот может оказаться неожиданностью, если быть невнимательным. Нас вызывают сюда раза два в год. – Он на мгновение задумался. – Последний раз, кажется, перед Рождеством… месяцев пять-шесть назад. Может, немного больше.

– Когда вы были здесь в последний раз, вам не доводилось видеть взрыхленных участков земли? Чего-нибудь, что походило бы на то, что здесь что-то закапывали?

Хенсон покачал головой:

– Ничего такого, я уверен.

– Спасибо, – кивнул Лэпсли. – Возможно, свяжемся позднее.

Полицейский снова направился к фельдшерам. Лэпсли посмотрел на дорогу: сначала в одну, потом в другую сторону. С места, где он стоял, в центре поворота, ему было видно в обоих направлениях: на большом протяжении переплетающиеся ветви деревьев по обеим сторонам дороги образовывали туннель.

«Неплохой вид, если он для тебя последний».

Эмма взглянула на дорогу, в направлении оставленной машины.

– Что ж, если это все, босс…

– В первую очередь мы должны установить, кто она, – стал размышлять вслух Лэпсли, не слушая сержанта. – К этому мы можем подойти с двух сторон. При обследовании тела есть вероятность, что обнаружится сумочка, рецепт, клочок бумаги, сезонный автобусный билет или что-то, где будет ее адрес и имя. Сумочки рядом с телом я не видел, но, возможно, она окажется где-нибудь в траве. Я переговорю с криминалистами и патологоанатомом, а вы займетесь другим. Раз у нас есть примерный возраст и вероятные временные рамки смерти, я бы хотел, чтобы вы проверили списки пропавших людей и выудили что-нибудь подходящее. Если повезет, мы сузим поиски. А потом, когда узнаем, как она умерла, начнем объединять факты.

– Перспективка, – пробормотала себе под нос Эмма. – Послушайте, сэр, я бы хотела отъехать, если вы не против. Я здесь с трех часов утра, и мне хотелось бы принять душ и переодеться.

– О'кей, – уступил Лэпсли, – дуйте. Я поторчу здесь и подожду, когда появится патологоанатом. Пора бы ему уже быть.

– Ей, сэр. Оказывается, местный патологоанатом – женщина, Джейн Катералл. Я ей дважды звонила, но не дозвонилась. Криминалисты говорят, она всегда опаздывает на место преступления.

– Я узнаю у них ее номер телефона и попытаюсь еще раз. Вы можете идти. Позвоните мне потом.

Эмма благодарно кивнула.

Лэпсли смотрел, как она идет. Женщинам в полиции непросто: большую часть времени им приходится быть больше парнями, чем сами парни в спаянном «мужском клубе» полиции. Эмма не исключение, но Лэпсли подозревал, что в душе она ранима, как школьница. Надо постараться, чтобы она поняла: он ценит ее не за красивые глаза. И возможно, придется объяснить, почему он долгое время не работал в полиции – время, которому положил конец ее звонок.

Он понял, что идет следом за Эммой, еще до того, как принял осознанное решение сдвинуться с места. Сейчас, видимо, самое время наводить мосты.

Она дошла до своего «мондео» на несколько секунд раньше, чем он. Когда Лэпсли подходил, подбирая слова признательности, он услышал, как сержант с кем-то разговаривает. Сначала решил, что она звонит по мобильнику, но потом Эмма отодвинулась в сторону, Лэпсли понял, что она обращается к кому-то в автомобиле, к кому-то, кто тер глаза так, словно только что проснулся.

– Я могу отвезти тебя назад… – проговорила она и увидела Лэпсли. Взгляд ее стал растерянным. Она беспомощно заозиралась, будто искала, куда бежать. – Сэр… вы еще что-то хотели? – Эмма подвинулась, чтобы прикрыть от Лэпсли своего пассажира.

Лэпсли сделал шаг в сторону, однако спутник Эммы отвернулся, и потому через открытое боковое окно ему удалось увидеть лишь ухо с маленькой золотой серьгой и взъерошенную гриву волос.

– Можно с вами переговорить? – Все хвалебные слова вылетели из головы.

Эмма «отлепилась» от машины и обошла Лэпсли, так что он волей-неволей должен был смотреть в сторону, противоположную авто.

– Вы ночью захватили кого-то с собой. – Это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Сэр.

– Это место преступления. Мы профессионалы, выполняем свою работу. Вы же не возите с собой зевак. Что происходит?