Текст книги "Тихий омут"

Автор книги: Найджел Маккрери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

– Тебе лучше? – донесся из кухни голос Юнис.

Дэйзи сидела в полупустой передней дома Юнис с зажатой в руках чашкой с чаем. Ее подташнивало. Единственное, что представало перед ее внутренним взором, было кладбище.

Церковный двор и надгробие.

Надгробие с именем Мэдлин Поул.

– Даже… не знаю, – пробормотала Дэйзи. Ей показалось, что ее собственный голос прозвучал откуда-то издалека. Или, возможно, из далекого прошлого. Что-то случилось с ушами: все звуки были приглушенными, далекими и неотчетливыми. Руки дрожали.

– Может, вызвать доктора?

– Нет. – Она проглотила слюну, чтобы избавиться от неприятного ощущения в ушах, но оно не уходило. – Нет, со мной все будет в порядке. Думаю, мне просто напекло голову.

Дэйзи не хотела думать о Мэдлин Поул, но теперь, увидев это имя на надгробии, поняла, что ничего с собой поделать не может. У нее кружилась голова, и было трудно дышать – точно так же, как в ее представлении ощущал себя пес Юнис, Джаспер, у которого была напичкана ядом еда. Непрошеные, нежеланные, в ее мысленном взоре появлялись лица. Лица и имена.

Много имен.

До Дэйзи Уилсон была Вайолет Чэмберс, до Вайолет Чэмберс была Энни Моберли, до Энни Моберли была Элайс Коннелл, до Элайс Коннелл была Джейн Уинтерботтом, до Джейн Уинтерботтом была Дейдр Финчэм, до Дейдр Финчэм была Элиз Уайлдерстен, до Элиз Уайлдерстен была Рона Макинтайр, а до Роны Макинтайр был кто-то, чье имя теперь оказалось затерянным в прошлом, и другие до нее – уже лишь тени во мраке. Но раньше всех, в самом начале, была Мэдлин Поул.

Дэйзи сидела в передней Юнис и слегка покачивалась. Чай выплескивался в блюдце, а из блюдца на пол, но она этого не замечала. Прошлое, давно отброшенное, не отпускало ее от себя.

– Дэйзи? – Юнис стояла возле нее. – Дорогая, что случилось? – Она взяла из рук Дэйзи чашку с блюдцем и поставила на стол.

– Я когда-то здесь жила, – тихо проговорила Дэйзи. – Я совсем забыла, но в детстве я здесь жила. У отца был дом возле Нейза, и я ходила в школу в городе. Я подумала: что-то не так, когда вернулась сюда. Я все же узнала некоторые дома, улицы, пирс и церковь. Но многое изменилось. Такое впечатление, что я вижу город таким, каким он был, и в то же время таким, какой он есть сейчас. Если я наклоню голову или прищурю глаза, то даже могу увидеть их оба одновременно. Разве не странно?

– Дэйзи, я думаю, тебе нужно прилечь. Давай отведу тебя наверх, в свободную комнату. Ты можешь остаться на ночь у меня.

Юнис отвела Дэйзи наверх и усадила на односпальную кровать с белыми простынями и бледно-голубым пуховым одеялом. Дэйзи была настолько потерянной, что не могла понять, что происходит. Юнис сняла с Дэйзи туфли и уложила ее в постель.

– Поспи немного, – сказала она. – Когда проснешься, тебе будет лучше.

– Моя сумочка… – пробормотала Дэйзи.

– Я принесу. – Юнис спустилась вниз и через несколько секунд вернулась с сумочкой Дэйзи. Положила ее на стул возле кровати, задвинула шторы и ушла.

Дэйзи потянулась и схватила сумочку. Открыв ее, стала рыться внутри, пока не нашла то, что искала. А потом, прижав секатор к груди, опустила голову на подушку и уснула.

И ей приснилась Мэдлин Поул и летний сад из далекого-далекого прошлого…

На зеленой лужайке все еще оставались следы похожей на ржавчину крови, хотя сестер и братьев Мэдлин уже давно увезли. Их уносили обмякших и беспомощных, с безвольно висящими руками. Руками, которые казались странно деформированными.

Она понимала, что больше не увидит их. Хоть они и выглядели так, словно спят, их глаза были открыты и смотрели вверх на яркое-яркое солнце. Еще их глаза были сухими. Сухими и широко открытыми.

Былинки травы слиплись от крови. Это напомнило Мэдлин, как то же самое бывало с ее волосами, когда на них попадал сок с деревьев в саду: они становились клейкими и жесткими, и их невозможно было расчесать. Она не понимала, как они собираются очистить сад. Может, будут ждать дождя. Похоже, никого не заботит сад. Все теснятся вокруг матери и бабушки или просто молча стоят.

Мэдлин притаилась в тени куста, трогая красные ягоды. Ядовитые ягоды. Время от времени она бросала взгляды туда, где мать рыдала на груди соседки. Люди разбрелись по саду, они словно не вполне понимали, что делают здесь. И никто не обращал на нее внимания.

В стороне, на плетеном стуле у стола, сидела ее бабушка. Один полицейский разместился рядом с ней, другой стоял у нее за спиной. Сидящий с ней полицейский задавал вопросы, но бабушка не отвечала. Лишь накручивала на пальцы кончик своего кардигана, отчего на ткани образовывались маленькие спиральки. Ее лицо походило на маску, под которой скрывалось что-то дикое.

Бабушка сделала что-то плохое. Мэдлин знала это, однако не понимала, что именно. Бабушка часто делала плохие вещи. Она била Мэдлин и ее братьев и сестер, когда мать была на работе. Перед матерью Мэдлин она притворялась, что не делает этого, но она лгала. Иногда она выворачивала им руки за спину или стегала хворостиной, а потом кричала, что если они пожалуются матери, то она сделает еще больнее. И вот теперь она это сделала, хотя они ничего не рассказывали ни единой живой душе.

Мэдлин сорвала с куста горсть ягод и медленно размяла их в ладони. Между пальцев потек сок, красный и вязкий. Он начал капать на траву, склеивая былинки.

Мэдлин бросила взгляд туда, где был приготовлен стол для чая. Чашки, забытые и одинокие, выглядели неприлично ярко на накрахмаленной белой скатерти.

Она посмотрела на свои перепачканные ладони.

«Возможно, бабушке захочется попить», – подумала она.

День сменился ночью, и сны скользили один за другим, словно глубоководные рыбы, которые по пути поднимали муть с морского дна. Но по мере того как ночь проходила, муть постепенно оседала, а рыбы прятались среди камней и пучков водорослей. К тому времени, когда солнце взошло и просунуло свои лучи-пальцы в щель между шторами, Дэйзи Уилсон позабыла, кем была, и помнила лишь то, кто она сейчас.

Юнис принесла чашку чая, когда Дэйзи еще была в постели.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Слабой, как котенок. Что случилось?

– У тебя было что-то вроде приступа. Видимо, переутомление во время прогулки к церкви и солнце. Для тебя это было слишком. Бедняжка.

– Похоже, ты права. – Дэйзи попыталась вспомнить, что произошло накануне, но попытка встревожила ее.

– Ты сможешь позавтракать? – спросила Юнис.

– Подкармливай простуду и заставляй голодать лихорадку, – ответила Дэйзи. – Может, только чашку чая и кусочек тоста без масла. Прости, что стала для тебя обузой.

– Никакой не обузой, – возразила Юнис, спеша к двери. – Приятно, что рядом кто-то есть. Мне и в самом деле здесь одиноко. – Она остановилась и оглянулась: – Я не стану сегодня открывать Центр искусств и ремесел. Думаю, тебе нужно отдохнуть.

– Чепуха, – отозвалась Дэйзи. – Господь укрощает ветер для постриженного ягненка. Я уверена, день будет тихим, и хлопоты по дому дадут мне время прийти в себя. – Она мгновение помедлила. – Возможно, утром я бы полежала здесь немного, а потом, попозже, приду к тебе в сарай. Мне пока еще немного нездоровится.

После завтрака Юнис открыла Центр искусств и ремесел, а Дэйзи, убедившись сначала, что Юнис не является помехой, занялась обследованием содержимого ее спальни и гостевой комнаты. Она уже давно заподозрила, что Юнис ведет дневник – по ее опыту, у всех людей, связанных с искусством, есть дневники, – и она нашла его через несколько минут в ящике прикроватного шкафчика. На самом деле нашла их, так как за все годы дневников набралось много. Полистав самый свежий, Дэйзи поняла: это фактически все, что ей нужно, помимо финансовых бумаг, в сарае. Здесь было все, о чем Юнис думала, переживала и во что верила. Всякое воспоминание было сохранено, как цветок между страницами книги. Теперь ей не нужно тратить время на вытягивание информации из Юнис – она вся у нее имеется. Все, что представляла собой Юнис, теперь доступно для Дэйзи.

Это означало, что в действительности нет причин больше сохранять Юнис жизнь.

Решив про себя все, Дэйзи вышла из дома Юнис – он скоро станет ее домом – и направилась через двор в сарай, приютивший Центр искусств и ремесел. У нее еще немного кружилась голова, но ей предстояла работа, и не было смысла валяться в постели. Нужно увеличить дозу молотых абрикосовых ядрышек, которую она подсыплет в еду Джасперу, и посмотреть, как скоро он сдохнет. Таким образом она сможет рассчитать точную дозу для убийства Юнис.

Джаспера не стало через три дня.

В течение двух дней он задыхался и бился в судорогах, а Дэйзи постоянно увеличивала дозу ядовитого порошка, который подсыпала ему в еду. Наутро третьего дня он лежал в своей корзинке в сарае, не желая или не в состоянии пошевелить лапой.

– Бедняжка, – пробормотала Юнис, наклонившись, чтобы погладить его по голове. – Бедняжечка. Мы вызовем ветеринара, обязательно вызовем.

– Позволь, я это сделаю. – Дэйзи подошла к телефону и изобразила, будто нажимает кнопки одной рукой, в то время как ее другая рука вытащила шнур из гнезда под дном телефона. – Алло? – произнесла она в молчащую трубку. – Это ветеринарная клиника Тендрин? Мне нужно срочно записаться на прием с собакой, она задыхается. – Дэйзи для большего эффекта сделала паузу. – Это чрезвычайно срочно, да. Ничего не получится до завтра? Совсем ничего? – Она вздохнула. – Хорошо. Мы привезем его завтра. Кличка Джаспер. Простите… да, понятно. Имя владельца Юнис Коулмэн. К-О-У-Л-М-Э-Н. Да, спасибо. – Положив трубку, она повернулась к Юнис, сделав печальное лицо: – Они не принимают заказы до завтрашнего дня. Предлагают держать Джаспера в тепле и давать побольше жидкости.

На глаза Юнис навернулись слезы.

– Не знаю, что я буду делать без Джаспера. Он для меня все.

– Всему свое время под небесами, – смиренно отозвалась Дэйзи. – Если пришло время Джаспера, мы можем лишь утешать его и быть рядом. А когда его не станет, я буду твоей постоянной спутницей.

«До тех пор, пока не настанет твой черед умирать, задыхаться в параличе», – подумала Дэйзи, но оставила эту мысль при себе.

Дыхание Джаспера становилось все слабее. В какой-то момент в то утро, пока Юнис хлопотала в поисках одеял, чтобы его укутать, пес испустил последний вздох.

В отличие от него Дэйзи вздохнула с облегчением. Она всем сердцем возненавидела этого маленького монстра. Как говорится, у всякой собаки свой день, и день этого конкретного пса наступил. И теперь Дэйзи прекрасно известно, сколько нужно толченых косточек абрикоса, чтобы убить Юнис. Судя по тому, как тихо только что ушел Джаспер, смерть не будет грязной. Никакой рвоты, никакого поноса – нечего убирать. После проблем, с которыми Дэйзи столкнулась в прошлый раз, она была довольна.

Юнис безутешно рыдала над тельцем Джаспера. Как и надеялась Дэйзи, смерть собаки так опечалила его хозяйку, что это поставит ее в еще большую зависимость от единственного оставшегося рядом человека. От Дэйзи.

Дэйзи вынесла трупик Джаспера в деревянной коробке. Она пообещала Юнис отвезти пса к ветеринарам и убедиться там, что Джаспер получит достойное погребение. На самом же деле Дэйзи, уходя, собиралась забросить коробку за ближайший забор. Она так же мало хотела заниматься собакой теперь, когда она сдохла, как и тогда, когда она была жива.

Остаток дня Юнис провела в постели. Дэйзи закрыла центр и вернулась в дом. Пока Юнис спала, Дэйзи успела обшарить ящики шкафов и просмотреть фотографии. Все будет приспособлено к делу.

Позднее она заглянула к Юнис. Женщина еще спала, издавая носом звуки, как пузыри, прорывающиеся сквозь жидкую грязь. Дэйзи немного посидела на стуле возле кровати, наблюдая за лицом Юнис: запоминая каждую морщинку, пору, каждую прядь волос и родинки. Во сне мышцы Юнис утратили упругость, сила тяготения так оттягивала мягкие ткани, что казалось, плоть медленно сползает с черепа на подушку. Лицо было сухим и чересчур напудренным. Кожа вокруг накрашенных губ была изборождена тысячами вертикальных трещинок толщиной в волос, напоминающих порезы миниатюрной бритвой. Признак старости. Признак того, что плоть начинает сдаваться.

Дэйзи потратила некоторое время, пытаясь придать своим губам форму губ Юнис; они чуть приоткрыты, нижняя губа с загнутыми вниз уголками выпячена вперед. Она вовсе и не думала, что постепенно начнет походить на Юнис, взяв себе ее имя, скорее, хотела запечатлеть в памяти лицо этой женщины, пока еще могла. Теперь, когда она собиралась стать Юнис, когда она становилась Юнис, ей хотелось отличаться от Дэйзи, от Вайолет и всех тех, кто был до них. А лучше всего для этого, как она обнаружила, держать лицо в памяти и никогда не смотреться в зеркала.

Некоторое время спустя она встала со стула и направилась на кухню. Кофеварка, злобно умостившаяся на мраморной рабочей поверхности, пугала, но нужно было подчинить ее себе. Она подозревала, что молотые ядра косточек абрикоса горьки на вкус, и его нужно каким-то образом замаскировать. Крепкий кофе показался хорошим выбором.

Собравшись с духом, она подошла к прибору и для пробы потянула на себя стеклянный кувшин, стоящий на круглой металлической нагревательной пластине. Он подался на удивление легко. Приободрившись, Дэйзи осмотрела воронкообразное образование над местом, куда ставится кувшин. Наверху находился клапан, под которым, если его открыть, было видно отверстие, куда, видимо, наливают воду. Ниже была пристроена изогнутая секция, которая повернулась, когда Дэйзи потянула за торчащий рычажок, открыв сетчатый пластиковый фильтр, еще влажный после того, как Юнис мыла его. Значит, вода сверху, молотый кофе в фильтре, кувшин внизу.

Повеселев после того, как поняла принцип работы кофеварки, Дэйзи набрала в кувшин воды и налила ее в верхнюю часть аппарата. Открыв несколько дверок шкафа, она нашла банку белого фаянса с пробковой крышкой, в которой оказался молотый кофе и пластмассовая ложечка. Прежде чем засыпать кофе в фильтр, она достала из сумочки склянку, которую прихватила с собой. Ложка кофе, ложка перемолотых абрикосовых косточек, потом ложка кофе и опять ложка перемолотых абрикосовых косточек. Фильтр наполнился наполовину. Дэйзи не знала, сколько кофейного порошка нужно положить, чтобы получить чашку крепкого кофе, и потому добавила еще по ложке того и другого – просто наудачу. Она не сразу отыскала выключатель на основании кофеварки. Когда надавила на него, выключатель загорелся желтым. Через несколько секунд она услышала где-то внутри шипение пара, за которым последовало успокаивающее «буль, буль, буль». Кофе побежал в кувшин тонкой струйкой. Кофе и кое-что еще.

Кухня начала наполняться густым, резким ароматом свежего кофе, подбитым чем-то более сухим и горьким. Дэйзи втянула его в себя и быстро отскочила. Ей и в голову не приходило, но что, если пары абрикосовых ядрышек смертельны? Нелепее не придумаешь – погибнуть от собственного яда!

Дэйзи постояла в передней, дожидаясь, пока кофе вскипит. Когда она убедилась, что из аппарата больше ничего не выделяется, то вернулась на кухню, задержав на всякий случай дыхание, и открыла окно. За несколько минут любые пары точно должно выдуть наружу.

Дэйзи сняла кувшин с нагревательного диска, смахнув последнюю каплю с расположенной выше фильтрующей системы. Капля упала на горячую пластину, пошипела секунду-другую, оставляя на поверхности пятно высохшего осадка.

На поверхности кофе плавала маслянистая пленка, тусклыми радужными разводами отражая падающий из кухонного окна свет. Дэйзи поболтала кувшин в надежде смешать ее, но пленка лишь плеснулась по кругу, словно что-то живое.

Дэйзи налила для Юнис кружку кофе – кружку, а не чашку, так как хотела, чтобы доза была как можно больше. Она подумала было о том, чтобы добавить в кофе молока, однако ей не хотелось еще сильнее разбавлять яд. Юнис по-разному пила кофе – иногда с молоком, иногда без, в зависимости от того, как себя чувствовала. Она всегда пила кофе с сахаром, поэтому Дэйзи старательно размешала в кружке две ложки с горкой.

Поставив кружку с кофе на поднос, Дэйзи уже собралась нести его наверх, как ей в голову пришла мысль. Бисквиты! Если Юнис с кофе съест бисквит, он устранит любое послевкусие, которое может остаться от абрикосовых косточек.

Когда она вошла в комнату, Юнис сидела на постели.

– Ты просто чудо, – улыбнулась она Дэйзи. – Я действительно не представляю, что бы делала без тебя. Теперь, когда не стало Джаспера, я не знаю, как буду жить. Он давал мне силы держаться.

– Оставь все мне, – отозвалась Дэйзи. – Позволь мне быть твоими силами. Ну-ка выпей кофе и поспи немного. Я зайду к тебе позже.

Дэйзи немного понаблюдала за ней, но Юнис лишь откинулась на изголовье кровати и закрыла глаза. Дэйзи не хотелось настаивать, чтобы она пила кофе; теперь, хорошо узнав Юнис, она понимала, что эта женщина заупрямится, если почувствует, что ей приказывают. Она сама должна захотеть выпить кофе.

Дэйзи оставила ее в покое и побрела в спальню, где Юнис держала одежду, вывешенную на металлической перекладине, которую когда-то раскрасила в цыганской манере – красные и желтые цветы на глянцевом черном фоне. На стене напротив висело зеркало в полный рост. Дэйзи провела рукой по блузкам с жабо, длинным юбкам, кафтанам, которые считала «богемной» одеждой. Хотя придется привыкать. Когда она станет Юнис Коулмэн, то должна будет носить что-то вроде этого. Не затем, чтобы кто-то принял ее за Юнис, а потому что она собиралась стать Юнис, а та носит не такую одежду, как Дэйзи, не так двигается и говорит.

Через полчаса Дэйзи пошла проведать Юнис. Женщина снова спала, тяжело дыша. Кружка была пустой.

Подчиняясь внезапному порыву, Дэйзи вернулась в спальню. Выбрав на вешалке кое-что из одежды, которая, как она решила, ей подойдет, Дэйзи приложила ее к себе и посмотрела в зеркало.

Она взглянула на дверь. Это рискованно, но ей захотелось увидеть, как она выглядит. Захотелось порепетировать роль Юнис.

Она быстро переоделась. Чуть великовато, но можно ушить. И кроме того, артистические натуры носят просторную одежду, не так ли?

Дэйзи чувствовала себя в чужой одежде неуютно, пока Юнис еще в доме. Она тихонько прошла через лестничную площадку и заглянула в дверь лишь для того, чтобы посмотреть, как действует яд.

Кровать была пуста.

Дэйзи влетела в комнату, бросила взгляд на другую сторону кровати на тот случай, если Юнис упала, но там никого не было. Юнис исчезла.

Внизу зазвонил дверной звонок.

Глава 18

В кабинете главного детектива-суперинтенданта Роуза Марк Лэпсли пристально вглядывался в мягкие карие глаза Мартина Гехерти. Лицо Гехерти было спокойным, почти безучастным, когда он смотрел на Лэпсли.

Гехерти вел себя так, словно кабинет Роуза принадлежал ему. Возможно, если учитывать его более высокий статус, так оно и есть. Похоже, Роуз не собирался поддержать своего подчиненного. Лэпсли, не в первый раз за службу, оказался предоставленным самому себе.

– Мы не оставляем вам выбора, главный детектив-инспектор Лэпсли, – с удивительной мягкостью произнес Гехерти. – Вы можете прекратить расследование сейчас, по собственной воле, или же вас заставят. Однако в любом случае мы берем дело в свои руки и намерены отыскать Мэдлин Поул сами.

– А почему вы думаете, что можете заставить меня прекратить расследование? – спросил Лэпсли, хотя уже знал ответ.

– Вы и без того известны своей нестабильностью в связи с состоянием вашей нервной системы. Мы можем сделать так, чтобы вас отстранили по медицинским показаниям. Любая найденная вами улика просто… исчезнет. Куда-нибудь запропастится. Такое постоянно случается.

Лэпсли подошел к окну и выглянул наружу. Далеко внизу черный «лексус» по-прежнему нетерпеливо пускал дым из выхлопной трубы.

– Это ведь вы сделали так, что меня выбрали для этого дела?

– Мы. Наши психологи составили список основных элементов всех преступлений, которые скорее всего могла совершить Мэдлин Поул. Исходя из ее биографии и психического состояния они сочли, что она скорее всего будет убивать пожилых женщин, напоминающих ей злую бабку, возможно, травить их при помощи чего-то естественного происхождения вроде ягод или грибов, учитывая в первую очередь то, как она убила свою бабку. Они также просчитали, что она, видимо, станет каким-то образом калечить их, возможно, отрезать пальцы – нанося им такое же увечье, какое бабка нанесла ее братьям и сестрам. Была большая вероятность того, что она будет менять имена – убегать все дальше и дальше от того ребенка, который видел все эти ужасные вещи, а также от осознания того, что она сама каким-то жутким образом повторяет преступления своей бабки. Исходя из этой картинки мы ввели ваше имя в полицейский компьютер, чтобы выяснить, не встречалось ли в вашей практике преступление, которое имело хотя бы один из перечисленных признаков. Мы хотели, чтобы вас поставили во главе расследования.

– Почему? Чтобы иметь возможность отнять его у меня в последний момент?

– Нет. Потому что у вас был наибольший шанс найти ее для нас. Вы ведь встречались с Мэдлин Поул. Беседовали с ней.

– Ваши психологи тоже.

Гехерти пожал плечами:

– Но они не могли принять участие в расследовании, не раскрывая карты. Вы были единственным, который мог искать Мэдлин Поул, не зная, что мы тоже ищем ее.

– И несмотря на это, вы постоянно пытались остановить меня… забирая людей, осложняя работу. Или вы хотели, чтобы я ее нашел, или не хотели.

– Мы хотели, чтобы вы ее нашли, но только вы. Нам не нужно было, чтобы все правоохранительные органы оказались там, где она прячется. Вам пришлось идти по узкой тропке – иметь ровно столько сил и средств, чтобы найти ее, но не подойти к ней раньше нас.

– Это безумие, – спокойно проговорил Лэпсли.

– Добро пожаловать в мой мир.

Лэпсли отвернулся от окна и посмотрел на Гехерти:

– Скользкий путь, не так ли? Вы начинаете с того, что тайно готовите убийц к возвращению в ничего не подозревающее общество, затем вам приходится прикрывать их преступления, когда они возвращаются на круги своя, а потом… Что же потом? Вы уже сфабриковали их смерть и создали им новые личности, так что вы уже не можете снова арестовать и отдать их под суд. Это раскроет вашу игру. Вам приходится убивать и их тоже, ради того, чтобы информация о программе реабилитации заключенных не выплыла наружу? Это так? Это справедливо?

Гехерти дернул плечом.

– К счастью, так далеко еще не заходило. Есть места, куда мы их помещаем, если они возвращаются к прошлому. Правительство США с удовольствием разрешает нам добавить одну или две строки к регистрационным спискам одной из находящихся у них на содержании полуофициальных тюрем. К примеру, пока мы смотрим сквозь пальцы на посадку в наших аэропортах для дозаправки их самолетов с чрезвычайным грузом. Это… удобно.

– И порочно.

– Нет, – терпеливо проговорил он. – Порочно то, что они делают. А то, что мы делаем, – это прагматично. Если бы стало известно, что мы намеренно освобождаем убийц под новыми именами, сфальсифицировав их смерть, то это привело бы к отставке правительства. Нынешний министр и бывшие госсекретари за последние двадцать лет были бы вызваны для ответа в Центральный лондонский суд. Вы не представляете последствия – и политические, и общественные. Такое нельзя допустить.

– «Пусть восторжествует правосудие, хотя бы небеса пали на землю», – тихо процитировал Лэпсли.

Гехерти поджал губы: первый знак сильного волнения, который Лэпсли увидел на его лице.

– Я изучал классическую литературу в Оксфорде, главный детектив-инспектор Лэпсли. Я тоже могу подобрать цитату к любой ситуации или мнению. И вы тратите время, которое я мог бы направить на поиски Мэдлин Поул.

– А как же те тринадцать женщин, которых она уже убила? И как быть с женщиной, за которой она, возможно, сейчас охотится? Разве они ничего не заслуживают?

Гехерти двинул головой, словно отгоняя муху.

– Они мертвы, и у них нет родных или близких. Не осталось заинтересованных лиц, и Мэдлин Поул за совершенное будет наказана нами. Что еще?

– Уже то, что вы задаете этот вопрос, доказывает, что у вас нет полномочий на него отвечать, – усмехнулся Лэпсли.

Гехерти опустил руку в карман пиджака и вытащил лист бумаги, сложенный дважды в длинный прямоугольник.

– Это адресованное вам письмо главного детектива-суперинтенданта Роуза. В нем вы отстраняетесь от ведения этого дела.

– Оно не имеет силы, пока я его не прочел, – ответил Лэпсли, повернулся и вышел из офиса.

– Не глупите, – бросил Гехерти. – Если мне придется выйти за вами, там найдется дюжина свидетелей, готовых подтвердить, что я вручил вам письмо.

– Первый шаг всегда самый трудный, – ответил Лэпсли и захлопнул за собой дверь кабинета. Повернувшись, он быстро запер дверь ключом, который ранее одолжил у помощницы Роуза.

Ручка двери дернулась – Гехерти попытался открыть ее, потом дернулась еще раз, но уже сильнее. Лэпсли слышал, как застонал замок, когда Гехерти навалился на дверь всем телом. Он не ругался, не кричал, а лишь молча старался сломать замок.

Помощница начальника полиции Роуза, открыв рот, наблюдала за происходящим из-за своего стола.

– Я не знаю, как он проник в здание, – изобразил искренность Лэпсли, – но нужно, чтобы он оставался там, пока не приедут санитары из психиатрической больницы. – Он потянулся, поднял трубку ее телефона и нажал на кнопку, которая, как он знал, должна соединить его с кабинетом Роуза. За запертой дверью, которая яростно сотрясалась, зазвонил телефон. – Пусть звонит, пока он не ответит, – продолжал Лэпсли, – а потом просто положите трубку на стол. Я хочу, чтобы эта линия была заблокирована. – Заметив недоумение в глазах помощницы, добавил: – Он известен своей привычкой делать непристойные звонки с телефонов важных персон. Постарайтесь не слушать… это лишь расстроит вас. Я иду за помощью.

Он быстро вышел, унося с собой ключ.

Когда он оказался в фойе, из лифта вышла Эмма Брэдбери.

– Босс, я как раз вас ищу.

– Что случилось?

– Запрашиваемые вами списки одиноких пожилых женщин в прибрежных районах Эссекса приходят из всех гостиниц, контор по недвижимости и прочих мест, куда направлялись запросы. Они приходят по факсу, по электронной почте, их диктуют по телефону. Я попросила одного из констеблей сверять их с именами убитых женщин. Одно совпало сразу – Дэйзи Уилсон. Она, как оказалось, сняла квартиру в Лейстон-бай-Нейз пару месяцев назад, несмотря на то что лежит на полке в морге доктора Катералл.

Лэпсли кивнул:

– Это место, где она выросла. Там все и началось. Что заставило ее вернуться?

У Эммы был такой вид, словно он только что вынул из шляпы кролика.

– Откуда вы знаете, что она там выросла?

– Нет времени объяснять. Я сейчас же туда еду. Сбросьте мне адрес, подчистите здесь все и приезжайте ко мне в Лейстон-бай-Нейз. И никому не говорите, куда я уехал и зачем.

Когда Эмма Брэдбери ушла, Лэпсли поспешил прямо к своей машине. Он рассчитывал, что у него не более пяти минут на то, чтобы покинуть парковку, прежде чем Гехерти сумеет выбраться из кабинета Роуза или же сам Роуз вернется и прикажет выломать дверь. Дойдя до машины, он выбросил ключ от кабинета Роуза, запустил двигатель и выехал с парковки.

Следующие пятнадцать минут его мобильник звонил восемь или девять раз, но он не обращал на него внимания. В конце концов, когда он находился на автостраде А12 и ехал на восток, телефон звякнул, сообщая о принятой эсэмэске, и Лэпсли почувствовал вкус горького шоколада. Это должна быть Эмма Брэдбери с адресом Дэйзи Уилсон. Или же главный детектив-суперинтендант Роуз с приказом о его отстранении. Как бы там ни было, он продолжал ехать дальше. Проверить сообщение можно позже, когда он будет ближе к цели. Пока он считает себя на службе, ему нужно найти Мэдлин Поул.

Во время езды он постоянно смотрел в зеркало заднего вида, почти ожидая увидеть черный «лексус», но погони не было. Его мысли метались от Мартина Гехерти, который, есть надежда, все еще заперт в кабинете Роуза, и Мэдлин Поул, беседа с которой состоялась у него много лет назад.

Лэпсли едва мог вспомнить ее. Он тогда работал в магистратуре над дипломом по криминальной психологии, получив отпуск в полиции, в котором доказывал, что существуют определенные ключевые черты преступной личности, которые можно выявить простыми вопросами. Он беседовал со многими преступниками, пытаясь определить, кто они такие. Ему помогала его синестезия, хотя он не признался в этом. Имелись определенные основные вкусовые ощущения, которые появлялись у него, когда он слышал голоса преступников, вроде базовых тонов в духах.

Мэдлин Поул была маленькой и вежливой, как он помнил, но ей не нравилось говорить о том, что произошло в тот день во время детского чая. Ее психическое состояние определили как пограничное с тридцатью двумя баллами по исправленной шкале Хэйра. Он помнит, как она предложила ему чай, хотя в допросной комнате на столе ничего не было. Когда он сказал «да», просто чтобы посмотреть, что будет, она налила ему в невидимую чашку из невидимого чайника, затем добавила туда невидимого молока и невидимого сахара. Он неотрывно наблюдал за ней, ожидая, что она поймет, что делает, однако Мэдлин продолжала спектакль и даже спросила, почему он не пьет.

Когда Лэпсли прочел в газете, что она умерла от сердечного приступа, то почувствовал одновременно облегчение и печаль. Облегчение оттого, что во время беседы с ней понял: она никогда не сможет жить в обществе нормальной жизнью. Печаль – потому что она была дружелюбна и коммуникабельна. И потому что предложила ему чай.

– Все мертвы, кто должен быть жив, – прошептал он, – а те, кто жив, должны быть мертвы.

Колчестер появился впереди и проплыл мимо, а машина продолжала свой путь. Лэпсли миновал указатели на Клэктон и Фринтон. Машина мчалась с минимальным отклонением от прямой линии. Местность была плоской и словно раскрашенной разноцветными полосами: коричневыми полосами вспаханной земли, зелеными – полей, оставленных под пар, и ярко-желтыми – цветущего рапса. Небо ближе к горизонту было темно-синим, в нем отражался невидимый океан. Он проезжал мимо тракторов, обгоняя их на ровных участках дороги, когда впереди не было машин. Промелькнули указатели на Уолтон-на-Нейз с рекламой спортивного центра, причала и пляжа. Впереди остался один лишь Лейстон: конец суши, конец пути.

Лэпсли остановил машину в «кармане» на шоссе и проверил мобильник. Звонки проигнорировал, сообщение от Эммы посмотрел. Это был адрес в Лейстон-бай-Нейз и предупреждение:

Вселенная здесь рушится – не отвечайте на звонки.

Автомобиль миновал вокзал и двинулся вниз по холму в сторону центра города. Внезапно справа от него не стало ничего, кроме низкой каменной стены и сурового моря, однако потом снова стали появляться дома, и Лэпсли въехал в город мимо чайной, бинго-холла и ресторана морской кухни. Он ехал по Хай-стрит, где мясные и хлебные лавки, а также газетные киоски чередовались с салонами тату и магазинчиками, торгующими надувными кругами, пляжными мячами и сахарной ватой. Он тормозил на светофорах и слышал, как под колесами хрустит песок.