Текст книги "Тихий омут"

Автор книги: Найджел Маккрери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14

Пробыв четыре часа в Доме Смерти, как он стал о нем думать, Марк Лэпсли понял, что с него достаточно. Он вышел на улицу, чувствуя слабость в ногах, словно поучаствовал в кроссе по пересеченной местности. Он даже не мог собраться с мыслями. Эти лица – эти мертвые, сгнившие лица – будут преследовать его вечно.

Во дворе этого сельского дома были припаркованы четыре машины местной полиции и фургон криминалистов. Это был фургон не команды Шона Барроуза (они по-прежнему работали с «вольво»). Однако Лэпсли отзвонил Барроузу на мобильник, чтобы сообщить: речь идет не об одном убийстве, над которым они трудятся сейчас, а о тринадцати. И что «вольво» в данный момент – самая важная улика из всего, чем они располагают, поскольку вполне вероятно, что машину использовали для перевозки тел оттуда, где их убивали, туда, где им было суждено провести остаток своего времени. В Дом Смерти.

Оглянувшись на красный кирпич сельского дома, он увидел сходство с черепом, которого не замечал раньше. Окна на верхнем этаже походили на темные пустые глазницы, крыльцо было зияющим отверстием носа, растрескавшиеся ступени – верхним и нижним рядами зубов, а осыпающаяся кирпичная кладка являла саму кость, источенную временем. Разумеется, это был чистой воды плод воображения – после четырех часов с двенадцатью трупами, застывшими за столом, за своим вечным чаем, все вокруг будет напоминать ему черепа, скелеты и высохшую гниющую плоть.

Эмма Брэдбери отдыхала на капоте его машины, покуривая сигарету.

– Если бы я сделал такое с вашей машиной, – сказал он, – мне бы не поздоровилось.

– Простите, босс. – Она соскочила с капота, бросила сигарету на землю и раздавила ее носком ботинка. – Просто…

– Ага. Я понимаю.

После духоты в доме ветерок, обдувающий лицо, казался прохладным, и он глубоко дышал, втягивая его и стараясь выдавить из себя как можно больше мертвого воздуха проклятого дома. В том воздухе плавало множество частичек, которые испускали трупы по мере того, как постепенно превращались в тлен. Понимая, что какая-то часть их остается во рту, в носу, в легких, что они покрывают его костюм, Лэпсли ощущал себя грязным.

– Мне нужен душ. – Эмма словно прочла его мысли.

– У меня такое же желание, но нам придется пока остаться здесь. Нужно осмотреть весь дом. Нам потребуется подключить команду Шона Барроуза, чтобы они им занялись, как только закончат с «вольво». И если быть откровенным, я не представляю, как Джейн Катералл справится со всеми этими трупами до Рождества. Ей наверняка понадобится помощь.

– Я все еще не могу в это поверить. – Эмма повернулась к дому. – Снаружи не угадаешь, что внутри такой ужас. Наркопритон или бордель всегда выдает внешний вид, если знать, что ищешь, но тут… Можно было ожидать чего-то вроде дома с привидениями, кособокого, с замшелыми стенами, а этот просто выглядит старым. Он похож на дом моей бабушки.

– В тихом омуте черти водятся, – отозвался Лэпсли, оглянувшись на дом.

Как-то получилось, что свежий воздух и солнечный свет стерли замеченную им схожесть дома с черепом. Он снова был просто домом. Обыкновенным сельским домом.

– С ними будет то же, что и с Вайолет Чэмберс, не так ли? – спросила Эмма. – Когда установим личности, то обнаружим, что они не числятся пропавшими. С точки зрения службы социального обеспечения, управления налоговых сборов и министерства здравоохранения и всех остальных они не мертвы. Они по-прежнему ходят где-нибудь в Англии, требуют льгот и получают доходы от имущества. И кто-то там скрывается под их именами.

– Они просто куклы, – согласился Лэпсли. – Ими манипулирует убийца. Но разве это не умнее всего? Если большинство убийц спотыкаются на том, что не могут избавиться от трупов, то для чего увеличивать риск, разбрасывая их вокруг себя? Почему не собрать их в глухом месте, куда никто никогда не сунется, а потом сделать так, чтобы их никто не искал, поддерживая видимость, будто они живы? Гарантирую, что, как и в случае с Вайолет Чэмберс, ни у кого из них не окажется ни родных, ни близких. Все они вели замкнутый образ жизни, были одиноки и незаметны, пока возле них не появился некто. Этот некто стал их другом и примазался к их жизни, затем убил их и взял себе их имена. – Он покачал головой. – Столько людей, и кто бы это ни был, ему приходится создавать видимость, что они живы, потому что деньги все еще капают. Пенсии, плата за аренду, проценты от вкладов… все, что угодно. Непрерывный обман.

– С чего начнем? – вздохнула Эмма.

Лэпсли немного подумал.

– С «вольво» ничего не выйдет, – наконец проговорил он. – Машина привела нас сюда, и внутри ее может оказаться что-то, связывающее ее с некоторыми трупами, но она по-прежнему числится как собственность Вайолет Чэмберс. Думаю, наш убийца просто присвоил ее. Военный трофей. Вероятно, так было с каждой жертвой: забрать у них все полезное, а остальное продать. Если только в машине не окажется следов убийцы, а я считаю, он для этого слишком умен, то это тупик.

– А дом?

– Сходная ситуация. Он окажется принадлежащим одному из тех трупов. Вероятнее всего, тому из них, что находится в доме дольше всех. Как ее звали… Рона Макинтайр? Это будет та, что сидит во главе стола. Закладная на дом выкуплена, и наш убийца следит за тем, чтобы налог городскому совету выплачивался ежегодно. Безукоризненно.

– А мы не можем проследить выплаты налоговых сумм?

Лэпсли пожал плечами:

– Можем и проследим, но, уверяю вас, выплаты будут делаться со счета одной из женщин за тем столом. Это порочный круг. Убийца пользуется каждым из счетов для оплаты по всем другим и снимает при нужде наличность. Он сам никогда ни за что не платит. К нему не ведет ни одна ниточка.

– Вы уверены, что все они женщины, босс? Некоторые из тел настолько разложились, что это трудно определить с помощью внешнего осмотра.

– Пока все связано с женщинами: Вайолет Чэмберс, Рона Макинтайр, женщина, которую видели выходящей из дома Вайолет, более или менее сохранившиеся тела за столом. – Он вздохнул. – Не чувствуете? Яд, тщательность, планирование… и выбор жертв… гарантирую, что убийца тоже женщина.

Эмма огляделась.

– Что теперь?

– А теперь оставим криминалистов заниматься своими делами. Я сделаю несколько звонков, и соберем столько дополнительных дипломированных патологоанатомов, сколько сможем. – Он нахмурился. – Интересно, существует ли собирательное слово для группы патологоанатомов? Мы не можем назвать их «туча патологоанатомов». Это уже используется для ворон. «До зарезу патологов»? – Он покачал головой. – Какая разница? Я хочу, чтобы вы выяснили историю этого дома. Установите, когда в последний раз видели Рону Макинтайр, как она жила, что с ней случилось, не заметили ли кого-нибудь с ней незадолго до того, как ее видели в последний раз. Поговорите со всеми, кто живет поблизости. Сходите в ближайшую деревню, потолкуйте с трактирщиками. В местных магазинах. С кем угодно. Только достаньте мне хоть что-то о Роне Макинтайр.

– А когда я закончу с этим… где-то на следующей неделе?

– Тогда можете отдохнуть.

Эмма посмотрела по сторонам:

– У меня нет машины.

– Попросите кого-нибудь из местных констеблей повозить вас по округе. Это заставит их почувствовать свою полезность. И кто знает… У них может оказаться кое-какая информация об этом доме или о его владелице.

– Кстати, – сказала она, – у меня в этом районе есть приятель. Я ему позвоню.

Дом располагался в лощине: местность постепенно поднималась, темная и давящая с двух сторон, заставляя ощущать своего рода клаустрофобию. Позади него был проселок, по которому Лэпсли приехал, а перед ним… сад.

Лэпсли подошел к забору. Забор был в хорошем состоянии по сравнению с остальными сооружениями на ферме, а растения, насколько ему было видно, не запущены, как поля, которые он проезжал по пути сюда. Похоже, тот, кто наведывался в дом, высаживал здесь не только трупы.

Он прошел через ворота словно сквозь невидимую занавесь. Ароматы растений ударили в нос, словно насыщенные и пьянящие духи. Он чувствовал головокружение, но с радостью их вдыхал, вытесняя из себя вонь старой мертвой плоти смешанным ароматом болотной мяты, дельфиниума, наперстянки, посевного куколя и много еще чего, что он помнил с детства или при попытках Сони высаживать цветочные бордюры в саду. Гортензии и гиацинты, рододендроны и пижма: сад был переполнен запахами и цветами. Там также были кусты и деревья: тис и персик, бирючина, эвкалипт. Маленькие голубые цветы соседствовали с крупными красными, желтые цветы в форме колокольчика нависали над разлапистыми розовыми. Все было хаотично, однако Лэпсли почти угадывал своего рода планомерность. Тут была своя логика, но не та, которую он мог понять. Или хотел понять.

Он минуту постоял с закрытыми глазами, отдаваясь скорее запахам, чем картинкам. Для него это обонятельный эквивалент пребывания в сердце завода с грохочущими вокруг машинами, криками, командами по трансляции и всем остальным, заставляющим его систему обоняния переполняться сигналами синестезии. Если повернуть голову, то почти можно заметить различия. Растения справа от ворот имели в основном цветочный аромат; насаждения слева были более пряными, грубыми и густыми по оттенкам. Прямо перед ним пахло медицинскими травами. И это не был беспорядочный выбор: эти растения были тщательно отобраны, чтобы поведать своего рода историю.

Лэпсли открыл глаза и огляделся. Выбрав низкорослый куст, он присел на корточки и стал его изучать. Часть нижних веток подрезана: следы секатора еще виднелись. Корни обложены компостом. Да, за садом ухаживали, приглядывали регулярно.

Он по наитию двинулся вдоль рядов. Когда доктор Катералл упомянула, что Вайолет Чэмберс была отравлена кохицином, который вырабатывается из растения, известного под названием луговой шафран, Лэпсли нашел его в книге по садоводству, которая осталась после отъезда Сони. Одиночный стебель, выпускающий трех– или четырехфутовые листья, направленные вверх под острым углом. Розовые, белые или пурпурные цветы появляются осенью. Все части растения ядовиты. И оно тут как тут, примостилось между двумя видами растений, которые он не мог определить, – целая грядка лугового шафрана.

Он посмотрел вокруг свежим взглядом, ощущая в животе холод. Двенадцать мертвых тел в доме плюс один труп, найденный в лесу, и как минимум один человек из этих людей отравлен. Не слишком ли будет заподозрить, что все они были отравлены? И какова вероятность того, что все они отравлены ядами, полученными из растений в этом саду?

Дом Смерти, а теперь еще и Сад Смерти. Черт, что противостоит ему здесь? Что за человек мог взяться за выращивание целого сада ядовитых растений? Это еще нужно доказать, но Лэпсли знал, что прав в своих догадках.

– «Сильнейший яд из узнанных в веках, от лаврового Цезаря венка», – процитировал он себе под нос и покачал головой.

Возвращаясь из сада к машине, он заметил, что приехали фургоны забрать трупы в патологоанатомическую лабораторию. Лэпсли проследил взглядом, как вниз по ступеням дома спустили одно из тел, завернутое в зеленый полиэтилен. Видимо, труп был настолько хрупок, что при попытке засунуть в специальный мешок мог возникнуть риск поломать его.

От дома как раз отъезжал красный «ягуар». Лэпсли заметил на пассажирском сиденье Эмму Брэдбери, но не рассмотрел лица водителя. Может, это тот, кто сидел в ее машине, когда они обнаружили в лесу труп Вайолет Чэмберс.

Глядя, как Дом Смерти уменьшается в размерах в зеркале заднего вида его машины, Лэпсли следовал за анатомическим фургоном по извилистым проселочным дорогам, пока тот не выехал на шоссе. Через полчаса они уже были на автомагистрали, которая вела к моргу Джейн Катералл. Фургон ехал неторопливо: не так медленно, как похоронная процессия, но и не нарушая скоростного режима. Казалось, водитель понимает, пусть подсознательно, что смерть нельзя торопить. Или, возможно, боится, что трупы могут развалиться, если он будет слишком сильно давить на газ.

Лэпсли всю дорогу держался за фургоном. Он мог обогнать его и приехать в морг на полчаса раньше, но это ничего бы не дало. К тому же у него было чувство – можно было предположить, что и у водителя фургона тоже, – что трупы в фургоне заслуживают хоть каких-то почестей. Или уж по крайней мере эскорта.

Наконец они выехали на знакомые улицы Брейнтри. Лэпсли притормозил, когда фургон съехал с дороги и повернул на незаметную бетонную дорожку, которая шла вокруг задней части морга. Он припарковался на месте, которое уже считал своим.

Прежде чем он успел позвонить в дверь, ожил его мобильный телефон: первый концерт Бруха для скрипки.

– Лэпсли.

– Мистер Лэпсли! Рад слышать ваш голос!

На задней части языка он ощутил вкус горчицы и уксуса.

– Мистер Макгинли? Я уже начал думать, что вы никогда мне не отзвоните.

Он представил Дома Макгинли таким, каким последний раз его видел: развалившимся за столом, с животом, который натягивает тенниску плавным изгибом, кружкой «Гиннесса» на столе и ухмыляющимся.

– Вы попросили об одолжении, а потом сделали мне одолжение в ответ, прежде чем я успел о чем-нибудь попросить. Я ваш должник, а я не люблю быть чем-то обязан. Я стараюсь разделываться с долгами как можно быстрее.

– Похвально, – улыбнулся Лэпсли. – Так что у вас для меня?

– Вы спрашивали о человеке по имени Гехерти из министерства юстиции.

– Ага. – Лэпсли вернулся мыслями к черному «лексусу», который объявился в лесу, где было обнаружено тело Вайолет Чэмберс, а потом у полицейского управления. Он подумал о двух мужчинах, с которыми столкнулся у дверей кабинета главного суперинтенданта Роуза и которые посмотрели на него так, словно узнали. И еще вспомнил, как был обыскан кабинет доктора Джейн Катералл и скопированы файлы из ее компьютера. – Ага, – повторил он. – Спрашивал, верно. Что вам удалось откопать?

– Я забросил кое-какие удочки и поспрашивал друзей из министерства юстиции. Это было нелегко… Этот парень не любит высовываться. Но в конечном счете мне повезло. Он заместитель директора ПРЗ.

– Это я знаю. Что еще у вас есть?

– ПРЗ расшифровывается как Подразделение по реабилитации заключенных. Это управление, которое присматривает за теми, кто провел долгое время в тюрьмах и кто по разным причинам нуждается по освобождении в осторожном вхождении в общество.

– Я о них никогда не слышал.

– Неудивительно. Это довольно сплоченная компашка. Они себя не рекламируют. Майра Хиндли была одной из их подопечных, пока не умерла от туберкулеза. Они явно готовили ее к освобождению, хотя ряд законников заявляли о том, что она потеряна для общества. В списке и Ян Хантли… тот малый, что убил двух девочек в Сохэме. Еще Ян Брэди и Розмари Уэст. Все тюремные пташки, о которых продолжают писать газеты, являются их подопечными. Задача ПРЗ сделать так, чтобы когда они в конце концов выйдут из тюрьмы, то могли бы вписаться в общество, а «Сан» и «Миррор» не устраивали бы столпотворение на ступеньках их домов уже через десять минут после того, как они окажутся на свободе.

– Прекрасно. – Лэпсли разозлился. – Интересно, кто-нибудь, заканчивая школу, думает: «Я знаю, чем хочу заняться, – я хочу готовить серийных убийц для жизни в обществе, которое ненавидит их до мозга костей»?

– Эй, вам известно, что в конечном итоге мы не все делаем то, что хотели делать? Я собирался стать автослесарем.

– Я тронут. В самом деле. Что еще вам удалось узнать о ПРЗ?

– Они также тратят примерно год до освобождения, обучая своих «клиентов», чтобы те знали, кто премьер-министр и сколько стоит буханка хлеба. Похоже, это они нашли, где жить Максин Карр, и помогли ей обрести новое лицо. И, как я слышал, нового дружка. Вы помните ее, она была девицей Яна Хантли, но вышла намного раньше его. Еще Денис Нильсен… это тот, кто убил пятнадцать своих любовников, потом некоторых из них сварил и спустил в канализацию. Он тоже у них на примете. Он подойдет к досрочно-условному освобождению через год или два: мне кажется, они уже сейчас готовят его.

– Мне неприятно это говорить, Макгинли, но вы превзошли себя.

– Ага, но поможет ли это?

Лэпсли немного подумал. Он не мог разглядеть тут связи с делом, над которым работал.

– Не могу утверждать.

– Тогда позвольте кое-что добавить. Пока я занимался расспросами, до меня дошла пара сплетен. Ничего конкретного, но ходят слухи, будто Майра Хиндли вовсе не умерла от туберкулеза.

– И что, она покончила с собой? Это мне не очень интересно.

– Нет, говорят, она все еще жива и ее выпустили из тюрьмы под вымышленным именем. Судачат, будто дамочка живет где-то в Уэльсе под постоянным наблюдением. Обходится ПРЗ в кругленькую сумму, но это своего рода сделка между министром внутренних дел и органами правосудия. По закону не было причин дольше держать ее в тюрьме, но если бы ее освободили, то поднялась бы буря общественного негодования.

– Программа выполнена, Макгинли. Я ничем вам не обязан, и вы передо мной не в долгу. Понятно?

– Ирония в том, – сказал Макгинли, – что если бы все пошло немного по-другому, если бы вам удалось хоть что-то на меня повесить, то я сам мог бы стать клиентом ПРЗ.

– Трогательная мысль, и я подозреваю, что она ближе к признанию вины, чем любые слова, которые я могу рассчитывать от вас услышать.

– Давайте будем на связи, мистер Лэпсли. Нас ведь таких, знаете, осталось совсем мало.

На этих словах мобильник замолчал.

Лэпсли немного постоял, держа телефон в руке. Теперь ему известно больше, чем раньше, но он понятия не имеет, что все это значит. Если здесь замешано ПРЗ, выходит, в его деле каким-то образом фигурирует заключенный, отбывающий большой срок, которого либо готовят к освобождению, либо, что более вероятно, уже освободили. Но разве это не означает, что убийца является их «клиенткой»? И если так, почему они позволяют ей свободно шляться повсюду, совершая преступления?

– «Где та мудрость, которую мы утратили в знаниях? – пробормотал он, цитируя Элиота. – Где те знания, которые мы потеряли в информации?»

Джейн Катералл в просторном помещении прозекторской наблюдала за размещением трупов. Один из них лежал без покрывала на дальнем металлическом столе. Три других были уложены на стоящих вряд каталках у противоположной стены.

– Сколько еще этих несчастных мне ждать? – спросила доктор Катералл, глядя на Лэпсли из-под нахмуренных бровей.

– По моим оценкам, еще пару фургонов. Предположительно, по четыре трупа на фургон.

– Двенадцать трупов? Если не считать автомобильные катастрофы и пожары в ночных клубах, я не могу представить обстоятельства, при которых сюда могут привезти столько тел одновременно. Да и в этих обоих случаях причина смерти очевидна еще до того, как я приступаю к работе. Видимо, мне придется проводить здесь каждое вскрытие с самого начала.

– Полагаю, мне известно, что вы обнаружите.

Она подняла бровь.

– Прошу вас… не нужно подсказок. Это лишит меня удовольствия.

Лэпсли посмотрел на тело на металлическом столе. В отличие от несчастной Вайолет Чэмберс, чье тело, завернутое в полиэтилен, скорее увяло и высохло, чем разложилось, это по большей части было съедено бактериями и насекомыми, которые оставили лишь покрытый пятнами скелет с прилипшими к нему остатками кожистой плоти. Глаз не было, а череп был покрыт тонкой сухой пленкой кожи, завернувшейся над обесцвеченными зубами, отчего создавалось впечатление, что труп непрерывно плачет.

– Они все в похожем состоянии? – спросила доктор Катералл.

– Если их разместить в правильном порядке, – отозвался Лэпсли, – можно сделать снимок и использовать его для иллюстрации процесса разложения от начала и до конца.

– Значит, смерть наступила в разное время? Видимо, в течение нескольких лет? – Ее лицо сморщилось в улыбке. – Скажу прямо: жду не дождусь, чтобы это увидеть.

Лэпсли с сочувствием посмотрел на нее:

– Вы справитесь?

Она на мгновение показалась несправедливо обиженной.

– Мне ведь придется справиться, да?

Лэпсли нахмурился:

– Я пытался распределить часть трупов по другим моргам, но мне сказали, что больше этим заняться некому.

Доктор Катералл улыбнулась и отвернулась. Следующие несколько часов она одного за другим осматривала поступающие трупы с вниманием и тщательностью, какие демонстрировала в случае с телом Вайолет Чэмберс. Образцы тканей укладывались в пластиковые сосуды, запечатывались в прозрачные конверты и отправлялись на анализ. Делались снимки, зарисовки, которые снабжались пояснениями. Все начинало казаться Лэпсли сном, когда он сидел, наблюдая за ее работой. Бесконечным, повторяющимся сном, в котором произносились те же слова, делались те же надрезы, брались те же образцы тканей, а менялась лишь степень разложения трупа. Были моменты, когда Лэпсли терял ощущение реальности или ненадолго засыпал, из-за чего у него складывалось впечатление, что доктор Катералл проводит одно и то же вскрытие, но тела на столе с каждым разом становятся все более и более разложившимися.

Наконец доктор распорядилась, чтобы увезли последнее тело, и медленно подошла к Лэпсли. Она выглядела утомленной.

«Нет, – подумал он, – на самом деле она выглядит больной».

– Нахожу, что мое тело теперь устает намного быстрее, чем мозг. – В ее голосе звучала неприкрытая усталость. – Столько вскрытий и в таком темпе – неприятное испытание.

– «Ах, человек должен стремиться к большему, чем может получить, или для чего же тогда существует рай?» – спросил Лэпсли.

Доктор Катералл выдавила усталую улыбку:

– Роберт Браунинг. Как хорошо!

– Вам есть что рассказать мне?

– Многое. Правда, большая часть из этого вас не заинтересует. Главное, что вы хотите услышать, – примерное время смерти и ее вероятную причину, и по обоим этим пунктам у меня до обидного мало полезной информации. Примерное время смерти по каждому случаю будет определяться с погрешностью в плюс-минус несколько месяцев. Мне нужно сделать кое-какие расчеты. Однако могу вам сказать, что промежутки между всеми этими смертями не одинаковы.

Он нахмурился:

– Что вы имеете в виду?

– То, что разрыв по времени между самыми ранними смертями составляет больше года, а вот между самыми недавними всего несколько месяцев. Ваш убийца, кем бы он ни был, наносит удары все чаще и чаще. Чтобы ни являлось причиной для убийства, оно не доставляет ему того удовлетворения, какое доставляло раньше. Он начинает торопиться.

– Удовлетворение? – переспросил Лэпсли.

Доктор Катералл взглянула на него:

– О да! Не станешь же убивать двенадцать женщин в течение многих лет в приступе ярости. Это станешь делать, если тебе хочется. Потому что это удовлетворяет некую болезненную потребность. – Она оглянулась на трупы. – Причина каждой смерти не сразу становится очевидной, хотя я по вполне понятным причинам отослала образцы тканей на токсикологическую экспертизу.

– По понятным причинам? – тупо повторил Лэпсли.

Она искоса взглянула на него:

– Вы не стали об этом говорить, но все смерти связаны с гибелью Вайолет Чэмберс, не так ли?

– Я так считаю, – сказал Лэпсли. – А что заставило вас так подумать?

– Все они пожилые женщины, для начала, а отсутствие выраженной причины смерти предполагает, что стоит уделить внимание вероятности отравления. Ну и конечно, пальцы.

– Пальцы?

– Вы не видели? – Доктор Катералл покачала головой: – Как вы невнимательны! Как и в случае с Вайолет Чэмберс, пальцы на правой руке у каждой из жертв отрублены до самых костяшек.