Текст книги "Леший. Четвертые врата (СИ)"
Автор книги: Ная Геярова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Ная Геярова
Леший. Четвертые врата
Пролог
Тех, кто страх переборол, кто слишком много знал, я жду их возвращения…
(Кукрыниксы – Страх)
Река бережно и неторопливо несла лодку к берегу. Желто-рыжие деревья, по-осеннему, грустно заглядывали в воду и как будто шептались, под холодящий, даже сквозь пуховую китайскую куртку, ветерок.
– Глухо, – Петро пошарил по карманам, и не найдя зажигалки, полез в рюкзак на корме лодки. Сидящая под ногами лохматая трехцветная собака, без какой-либо определенной породы, но с очень умными глазами посмотрела на мужчину вопросительно.
– Погодь, немного осталось, – попыхивая, раскуривая самокрутную сигарку, сказал Петро. – Тут уж, осталось-то.
Лодка ткнулась носом в илистое дно. Мужчина перепрыгнул через борт и подтянул её к берегу. Пес поднялся широко зевая.
– Вот ужо и почти дома, – перекидывая сигару из одного угла рта в другой, хрипло проговорил Петро.
Закинул рюкзак на плечи и, присвистнув псу, направился вглубь тайги.
В верхушках деревьев отгорали последние белесые лучи закатного солнца.
В тайге темнеет быстро.
Бегущий следом за мужчиной пес тоскливо завыл, с ближайших деревьев взметнулись в небо испуганные птахи.
– Вот, ты черт старый, жути нагоняешь, – со смешком сказал Петро, но шаг ускорил. Неспокойно ему было. Вроде и путь обычный, каждый день проходимый. Однако...
Где-то хрустнула ветка. Пес настороженно вскинул уши и остановился. Петро наоборот ускорил и без того быстрый шаг.
Бывало всяко, он точно знал, что если это то, о чем он подумал, останавливаться нельзя. До входа осталось с километр.
– Жук! – прикрикнул на застывшего позади пса Петро. Пес как будто ожил и бегом бросился за хозяином.
Высокое дерево, за ним поворот вниз по отлогому склону. В обход идти времени нет. Листья под ногами жухлые, влажные. Тяжелые керзачи скользили. Петро хватался за низкие ветки, те, с хрустом, ломались.
Тропинка узкая, появилась среди трех берез. Вот к ним и нужно идти, а там сразу...
Вспышка отбросила Петро в сторону от берез. Залаял, а следом от смертельной боли взвыл Жук.
Петро сжал зубы и пополз. Пара метров до заветных... Вспышка.
– Жук!
Окровавленный пес вскочил, остервенело кинулся в сторону, давая хозяину пару секунд.
Вой.
Березы.
Петро подтянулся.
Вспышка.
Три березы, толчок. Неяркий, принимающий Петро свет. Прощальный вой умирающего Жука. Петро втянул тело за березы. Откинулся на спину. Ну, вот, успел. Жука жалко. Но успел.
Петро попытался встать. Спину ломило, ноги дрожали, но ничего, идти сможет. До сторожки рукой подать. Уже оттуда позвонит.
«Э-эх, как Жука жалко. Добрый был пес, преданный. Никак с десятку лет вместе провели, и надо же... Жалко».
– Аууууу! – вой раздался далеко, волнующе.
«Ребятушки, – прошептал Петро. – Родные!»
Хромая, он поднялся на невысокие ступени и открыл дверь...
Вспышка была только одна. Яркая.
Рюкзак отлетел в сторону. Дверь разнесло в щепки.
– Ауууу! – серые тени влетели в дом. Раздался визг и снова вой.
«Жука, жалко», – последний раз, тоскливо подумал Петро, проваливаясь в темноту, и в предсмертной вспышке увидал склонившуюся над ним волчицу.
Глава 1
Духота. Осенняя. Пахнущая листвой и никак не наступающим дождем. Уж, лучше б шарахнул – проливной, переходящий в снег. Но нет, полмесяца минимум парить будет. Бабье лето.
Плюнуть на всё и пойти купить пивка.
– Леший! Это тебе, что б жизнь мёдом не казалась, – гоготнул, заглядывая в кабинет, и кидая папку на стол, Семен. – Сообразишь на троих, – он подмигнул, бросив насмешливый взгляд на уже две возвышающиеся башнями папки. Тут же перевел взгляд на стопку у стола. – Эх, Леший, трудная и неприступна вавилонская башня! – и снова гоготнул.
Леший.
Это не прозвище даже. Это фамилия. Кондрат Разумович Леший. С такой фамилией, просто грех, если тебя будут звать по имени. Хотя, парочка человек найдётся. И сейчас, в тот самый момент, когда Кондрат косо, недовольно, смотрел на тонкую папку с надписью дело № 25468, один из таких, звонил ему на сотовый.
– Да!
– Кодя, ты совсем ко мне не заходишь, – серьезно, одновременно расстроенно проговорила трубка. – Я скоро забуду, как ты выглядишь!
Леший вздохнул.
– Лика, мы в разводе!
– Кодя, – голос стал настойчивым. – Ты обещал мне помогать, ты не забыл?
Кондрат вздохнул. Обещал. Хотя, иногда, ему очень хотелось забыть о существовании бывшей жены.
– Что случилось?
– Я уезжаю к маме? На месяц-два. Ты же знаешь её отношение к собакам.
– Такое же, как и ко всем живущим...
– Не начинай, – беззлобно перебила бывшая. – Почему, ты вечно ерничаешь?
– Это не ерничество. Твоя мать ненавидит всех, кто дышит. Особенно, если дышит рядом с ней.
– Ты редкостный хам.
– Ну, так не звони мне!
Лика замолчала, но всего на минуту. Потом раздался жалобный вздох.
– Так ты возьмешь, Тайру?
Тайра – хаски, с пристальными синими глазами. По совести, куда умнее собственной хозяйки.
Тайру Лике подарил Кодя в первые месяцы так называемой семейной жизни, которая очень быстро не заладилась. Лика, гордо поджав губы, выставила неудачливого муженька вон. И, чтобы насолить, оставила собаку себе, но, так как ни секунды после дарения не занималась хаски, то и сама встала перед тяжёлым бременем. Но желание насолить было намного сильнее и, превозмогая нежелание нести ответственность перед собакой, Лика начала послушно выгуливать и кормить подарок бывшего. Вот только поездки с собакой, были уже выше её сил. И та, стабильно раз, а то и два в месяц, перекочевывала к Кондрату. Притом не забывала Лика напоминать, что Тайра целиком и полностью принадлежит ей и забирать она её будет, когда захочет. Такое перекидывание несчастного животного туда-сюда, Лешему крайне не нравилось. «Мы в ответе за тех, кого приручили!». Хаски считала хозяином Кондрата, и тяжело переживала постоянные разлуки. Но ругаться с бывшей Кондрату не позволяла гордость. И любимица Тайра оставалась на попечении Лики. Хотя, иногда, Кондрат думал, что далеко не гордость, а эгоизм не позволял забрать собаку себе. В новой, холостой жизни у Лешего совсем не было свободного времени. А Тайра... Он вздохнул. Ну не хотелось ему нести за кого-то ответственность. Тайра, и так часто бывала у него. А вот ответственности за неё не было. Лика то улетала на конференции по выходу на рынок новой косметики, то уезжала на неделю и больше с подругами за город отдохнуть от городской суеты, то к мамушке – которая, органически не переваривала всё, что движется, то просто впадала в депрессию, при которой собака мешала проводить дни в тоскливом бичевании себя.
– Ладно, – ответил Кондрат. – Вечерком или завтра с утра загляну.
– Спасибо, – холодным, размеренным голосом. И гудки. Вот так, ни здрасти, ни спасибо.
Леший швырнул телефонную трубку в стол. Ещё раз покосился на папку, уверенно встал и пошел из кабинета.
Духота.
У ларька с разливным пивом стояла небольшая очередь в три человека, все с отдела.
– Леший! – улыбнулись Степа и Сеня, одновременно протягивая руки Кондрату. Потрясся ладонь, довольно расплылись в улыбке.
– Духота!
– До пятнадцатого обещают очередное потепление, – вставил первый в очереди, уже отходящий с пенящейся кружкой, Митька.
– До пятнадцатого можно кони двинуть, – протянул сторублевку полной продавщице Степа, и тут же, обращаясь к ней: – Два. А вот моя тёща говорит, что снег выпадет скоро, спину у неё ломит. А теща моя еще тот синоптик, никогда не ошибалась. Я склонен верить больше её артриту, чем нашим синоптикам.
– В прошлом году весь сентябрь парило, – Сеня нетерпеливо выглядывал за спину, ожидающему пиво коллеге.
– В прошлом году, я в это время в отпуске на даче копытился, – сдул пену с пива Степа.
– Хорошо, у меня тёщи нет, – возвращая кружку, вклинился Митька.
– Зато у меня гастрита нет, – усмехнулся Степан, и принялся за вторую кружку, уступая место Сене.
– А у меня грыжи, – громко заржал Митька. Семен глянул на него нехорошо, но ответа не нашел и уткнулся обратно в пенное.
– А ты чего смурной, Леший? – через плечо бросил Сеня, ожидая, пока последние капли упадут в кружку.
– Жарко, – недовольно протянул Кондрат. – Завал. Висяков как огурцов.
– Дааа, – протянул Семён, – а ты в банки, в банки, засаливай. Будет чем заняться в зиму! – и громко заржал.
– Брать будете или лясы точить? – продавщица посмотрела на Кондрата ленивыми, заплывшими от жары глазами.
Леший достал мятую пятидесятку и протянул тетке. Продавщица широко зевнула, кинула деньгу в оттопыренный карман когда-то белого фартука, и, сунув кружку в бак, крутанула вентиль.
Позади Лешего начала собираться толпа, парочка ребят из отдела, остальные из соседних офисов.
Духота!
Холодное пиво вернуло размеренность и счастье в жизнь.
Хорошо!
Не выныривать бы. По крайней мере, сегодня.
Девушку он заметил не сразу. Дважды взгляд скользил мимо, поверх кружки с пеной. И только когда уже отдал тару и собрался возвращаться в отдел, обратил на неё внимание. Она стояла в сотне метров от Лешего, облокотившись о дверь вычурно красного БМВ седьмой модели. Хорошая машинка, резвая, и кушает хорошо. Не по зарплате майора районного отдела небольшого городка Яндырь. Однако, если не смотреть на привлекающее глаз авто, девушка и сама была привлекательна. Рыжие волосы вились к плечам. Губы не яркие, полные, сочные. Лицо удивительное, вытянутое, с раскосыми монгольскими глазами. Черты четкие, можно сказать аристократичные, если бы только не пошлая рыжина волос. Девушка стояла, пристально смотря на Кондрата нереально зелеными глазами, обрамленными чересчур черными ресницами. Весь её облик был слишком странным. Монгольское лицо с рыжими волосами и ярко-зелёными глазами. Необычна, красива. Леший улыбнулся ей и даже как-то приосанился. Выправка позволяет, метр восемьдесят пять, поджарого (если не сказать худого) тела, на голове короткий ежик русых волос и водянисто-синие глаза. М-да уж, не красавец! Но, говорят, полицейская, так же как и армейская форма, привлекает женщин.
– Утро добро, хлопцы! – крикнули с крыльца. Кондрат голос начальника узнал и, не оборачиваясь, отдал честь.
Девушка нахмурилась, вздёрнула рыжими волнушками и спряталась в дорогущей машине. Поворотник авто мигнул и машина, вместе с хозяйкой, пересекая двойную сплошную, под сигналы подрезанных, но менее дорогих авто, унеслась.
Кондрат почесал затылок. Если бы тогда, он мог знать, сколько всего в его размеренную жизнь принесет появление сей дамы, то навряд ли смотрел с замиранием вслед, раздумывая каков процент, что такая девушка обратит на разведенного следака внимание. Посему выходило, что не обратит. Ах, как же он ошибался.
Глава 2
Кондрат успел войти и взять в руки первую папку, с самого верха вавилонской башни номер один. Но тесемки развязать не успел.
– Леший, ты свободен? На вызов сгоняешь! – раскрасневшаяся от жары и пива морда Семена всунулась в дверь и тут же пропала.
Леший прихватил толстый ежедневник с заложенными в него чистыми листами, и лениво вышел в коридор.
Очередная драка по бытовухе, кража или соседи рассорились и устроили разборки с вовлечением каждый своей половины. По дороге он заглянул в кабинет участкового, но ни того, ни дознавателя на месте, как обычно, не находилось и Леший, вздохнув от досады направился сам. Ну что ж, всё лучше, чем душный кабинет и нудная писанина.
Выходя, Кондрат зевнул и потянулся. Солнце в самом зените. Парит-то как!
Духота.
Леший потеребил воротник, расстегнул пару верхних пуговиц. Мимолетно подумал о трех вавилонских башнях в кабинете. Последнее время дня не проходило без мелких разборок или уличных разбоев. Жара что ли на людей действует? Что ни день, то соседи поножовщину устроят, то драки между районной молодежью. Не живётся никому спокойно, мозг плавится, серые клетки мечутся в черепной коробке, как в духовом шкафу, вот и бесится народ.
Духота.
Кондрат прошел по полутемному коридору, заглянул в дежурку.
– Чего там?
Семен глянул исподлобья.
– Убийство!
– Убийство?
– Да, в Крайском микроше, семнадцатый, – он сказал это как-то удивленно и отчего-то посмотрел на следователя вопрошающе. – Хороший дом. Респектабельный.
Кондрат кивнул.
Хороший. Респектабельный. И люди там – успешные, все сплошь со связями. Теперь понятно, отчего его вызвали. Вообще-то, можно было бы и не ехать, все равно в центр отдадут.
Уже, наверное, и следаки из главка отираются. Что там районному делать? Если только так, для галочки.
– Адресок черкни?
– Третий, на пятом, Стогина Екатерина.
– Стогина… – повторил Леший в задумчивости, пытаясь вспомнить. В голове крутились масса людей с участка, но Стогина… Хотя, в семнадцатый редко приходилось попадать. Можно сказать, совсем не приходилось. За пять лет работы, раза два. Один: с кражей на третьем этаже, второй – подростки дверь четвертого подъезда подожгли. Оба дела участковые, тот и вел, правда, оба не раскрылись, понятное дело. Но и воспоминаний как-то не оставили ни о доме, ни о жильцах.
Кондрат вышел на улицу, пнул попавший под ноги крупный камешек, тот отскочил к деревцу с вялыми листьями. Давно пора уж коммунальщиков нагоняй давать, скоро по городу желтые листья полетят. Духота, от жары сохнет в горле. Хоть и осень. Но вон, земля, какая сухая. С таким подходом весной и цвести нечему будет.
Тетка с пивом, закрывала бочонок.
– Кончилось! – крикнула, заметив смотрящего на неё Кондрата.
Леший уныло вздохнул. За углом, кажись, ларек. Хоть минералки что ли…
Ларек за углом был. Вот только закрытый. С огромной косой вывеской «Ревизия».
Черт бы их побрал!
Настойчиво и тревожно пиликнул сотовый.
– Да. Да, я. Кто? Капитан Разумов? Уже подхожу.
«Торопыги. Никуда труп не денется. Некуда ему уже деваться».
Отключился.
Мда уж. Здесь не далеко, но идти пешком не хотелось.
Духота.
Кондрат махнул проезжающей мимо машине. Та, благодушно, остановилась.
– До конца квартала, не подбросишь?
Водила, небритый мужичок лет сорока, кивнул. Серьезно так, как будто решается его судьба. Странный сегодня день.
Духота.
Дорога хоть и близкая, но прошла в каком-то тягостном молчании. И только когда машина остановилась, водила как будто проснулся.
– А случилось чего тута?
– Тута, – тоскливо повторил Кондрат, ощутив, что как только подъехали к нужному кварталу, внезапно окончательно испортилось настроение. Странное, тревожное чувство жадно сосало подмышкой. Пришлось вытереть взмокшую шею мятым платком. – Случилось, – и полез из машины.
– Ну и ладно, – до странности спокойно отреагировал водила, кивнул и уехал, стоило Кондрату захлопнуть дверь. Даже не узнал, что произошло. А должен был? Фиг его знает. Наверное, должен был. Ведь любопытство – это нормально. Ненормально спросить, чего случилось и уехать. Хотя кто его знает. Духота.
***
У дома уже скопился народ. Вечно ахающие старушки и тетки с потными лицами, серьезные покачивающие головами мужики. Леший прошел под лентой, перекрывающей ход любопытным, и поднялся на пятый. Дверь в квартиру была открыта. В коридоре прислонившись к стене, стоял полный невысокий мужик, в котором без труда узнавался капитан Разумов – главный следователь центрального управления.
– Значит, вы вошли первым, так? – спросил он устало, и вытер мятым платком со лба пот. Перед ним на полу, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, сидел парень лет тридцати пяти.
– Да, – он даже не ответил, а выдавил с каким-то щенячьим срывающимся хрипом.
– Что дальше?
– Она закричала.
Следак из главка вздохнул.
– Дальше.
– Закричала, закричала... – парень уронил голову в ладони. Плечи затряслись.
– Медиков вызывали? – спросил Кондрат.
– Вызывали, – со вздохом, не оборачиваясь, ответил Разумов. – Смысл то. Вкололи успокоительное. Думаю, толку не будет. Не сегодня точно. А шею уже мылят, – он, наконец, обернулся к Лешему. – Слушай. Ты в свой участок его отвези, а утром допросим.
Кондрат с сомнением посмотрел на подвывающего раскачивающегося парня.
– Может отпустить? Пусть дома отходит.
Разумов хмыкнул, очередной раз протер сжатым в ладони платочком лицо.
– Леший, ты совсем охренел! А ежели это он... её того. Отпустим, и поминай, как звали. Заберешь в отдел... – помолчал, и добавил. – Духота, мочи нет.
– Кипр Иванович, у меня забито все. С понедельника дня не проходит, чтобы толпы гопников, бомжей или пьяньчуг не привели. Куда я его? В кабинет?
Капитан, Разумов Кипр Иванович, свел брови и глянул на Лешего устало, отчужденно. Его б воля, он и паренька этого и Лешего, к чертям… напрочь… с глаз долой. Но шею мылят…
– Да хоть к себе домой, я за… – он что-то хотел сказать, посмотрел на сержантика за спиной Кондрата, вздохнул. – Только, чтобы завтра утром, он был у меня.
– Так и забирали бы к себе сразу, – нахмурился Леший.
– Тяжелый ты, майор, – поморщился Разумов. – Это твой район? Твой. Вот ты и заводи дело, отмечай. Всё как положено. А вот с утра…
– Так с утра, всё равно ж в главк забираете.
– Ты мне мозг не выноси, – Кипр Иванович засунул комком платок в карман. – Забрать заберем. Дом больно видный. Да только и ты своё место знай. Сказано – дело заводи, и этого... – он кивнул на парня. – К себе. Всяко оно может случиться. Потом греха не оберешься. Устанешь рапорты писать. В лучшем случае.
Леший почесал затылок.
– Пройду я тогда. На место...
– Да иди, чего там. Ваш участковый уже был, писульки с него возьмешь. Ну и наши там сейчас шустрят, чего подкинуть. Все в одну кучу соберешь, там разберемся, – и тут же повернувшись в квартиру, гаркнул: – Соловьев!
Из-за спины Кондрата вышел молоденький сержант. Как будто только и ждал.
– Ты присмотри за этим, – кивнул на паренька, сидящего на полу, – пока товарищ Леший здесь осмотрится.
– Есть, – кивнул сержантик.
– Вот и хорошо, а я пойду. Душно. Леший, ты смотри не упусти чего там. А то наши и ваши… Еееха, молодежь, куда смотрит, не знаю. Мне, скорее всего и отдадут дело. Не хочется... а отдадут. – Он тяжелой походкой направился к двери. Леший посмотрел капитану вслед. Разумов Кипр Иванович, старший следователь Яндырского ГУВД. Хороший мужик. Ленивый, правда. Но хороший. И пивка можно с ним, и по душам. И за душу, он, если нужно, может так взять, что тошно станет. Кондрату, слава Богу, пока не приходилось, хоть и наслышан был.
***
В большом зале с недавним ремонтом, явно хорошего дизайнера, были открыты окна. Местный медэксперт стоял на коленях перед трупом.
Молодая женщина лежала с широко открытыми глазами. Без какой-либо предсмертной мимики на лице. Спокойна. Красива настолько, что даже смерть не сделала её лицо отталкивающим, как это бывает. Без видимых следов повреждений или насильственной смерти. На вид лет тридцать пять-сорок. Волосы черные. Ноги длинные, обтянуты джинсами, кофта длинная, шерстяная ниже бедер, с длинным рукавом, что удивительно при нынешней-то погоде. На ступнях закрытые босоножки, плетеные, темно-синие, на плоской подошве. Всё целое. Девушка словно уснула с закрытыми глазами, даже тело лежит в естественной для сна позе. Никакого намека на убийство.
Леший вздохнул. При жизни, скорее всего поклонников у девицы хватало. Но, о замужестве в квартире ничего не говорило. Крупное фото улыбающейся девушки в золотистой рамке. Цветы в вазе – давно завяли, то ли хозяйка была довольно нерадивой, то ли отсутствовала дома длительное время. Ковер белый, высоковорсовый, такой с детьми только стирать да стирать. Диван угловой с десятком подушечек и пуфиков. На широком подлокотнике кружка. Расписная. Кондрат подошел и присел. На кружке изображение зайца, странно улыбающегося в ровный ряд белых острых зубов. Странный заяц и мимика у него злобная, совсем не заячья. Зайка хищник. Хотя это даже не изображение, а фотография. Дикая, возможно, сделанная в фотошопе. Ну да, в природе таких заек-пугаек не существует.
– Пустая, – проговорил Митька, снимая перчатки и отходя от трупа.
– Что?
– Кружка пустая. Я заберу с собой, но могу и так сказать, отпечатков на ней нет. Думаю, она здесь просто для декорации стояла.
Леший пожал плечами. Для декорации слишком нелепое место. Да и неудобно, на подлокотнике, к окну, если идти, обязательно заденешь, на этом и скончается декорация. А заяц все же злобный. Либо откуда-то привезен, либо сделан на заказ. Леший не был ценителем, но отчего-то точно был уверен, такого в обычной посудной лавке не купишь.
– Кто сообщил?
– Соседка. Услышала дикий вопль вон того, – дежурный кивнул на сидящего в приходе парня. – И позвонила. Сказала, что в соседней квартире убивают кого-то. Приехали… – он усмехнулся. – Уже убили.
Кондрат прошел к медэксперту.
– Что с ней? – кивнул на труп.
– Остановка сердца.
– В смысле?
– Точнее скажу позже. Но, видимых повреждений на теле нет.
– То есть, девушка зашла и... умерла от остановки сердца? Убийства не было, так?
Медик Митяй – чистокровный бурят по происхождению, посмотрел на Кондрата внимательно узкими, темными глазами.
– Нет, не так. Девушка вошла в зал, что-то или кого-то увидала, испугалась… умерла. Может и не испугалась, но кричала точно. Есть, конечно, вероятность что найду некие следы, от инъекции или еще чего… Одно скажу точно – убийство было. Еще неизвестно, как и кем, но было.
– А не могло быть, так что и не видела. Возможно, её отравили? Она дотянула до дома. И уже тут в родных пенатах…
– Не стану что-либо объяснять до вскрытия, но учтите, её парень утверждает обратное. А именно, кто-то был в квартире. Погибшая кричала, увидав нечто. И я так понимаю, что и сам друг погибшей видал или успел что-то заметить. Ты его потряси получше. К себе же повезешь? Ну вот, – он хлопнул Лешего по плечу. – А завтра заскочи ко мне, я тебе более точно причину смерти скажу.
– А ты с ним говорил?
Медик усмехнулся.
– По мне, так его бы в дурку на пару деньков, – отчего-то вдруг перейдя на шепот и покосившись на паренька, проговорил Митяй.
– Отчего это?
– История его больно придурковата.
– Что значит, придурковата? – вслед за медиком, шепотом поинтересовался Кондрат и тоже покосился на коридор.
– А ты с ним не говорил?
Леший отрицательно покачал головой.
Митяй вздохнул.
– Ну, вот поговоришь и поймешь. А ко мне заглянешь, завтра к вечеру, – он кивнул дежурному. – Закончил?
Тот кивнул, помахал протоколом.
– Еха, вот так, – вставая, посетовал Митяй – Вроде молоды, а бац… Давай распишусь? Ага. Ну, я пошел. Леший, вечерком, завтра, не забудь. Обязательно вечерком, а то потом… – и подмигнув, направился к скучающим в углу санитарам. Кивнул им и вышел. Облаченные в белые халаты здоровые мужики, подхватили носилки и как будто мешок закинули на него женское тело. Кондрат отвернулся. Не первый год в следствии, а вот бывает иногда. Неприятно, гадко, мерзко от собственной работы и отношения к ней… красивая была эта Стогина… была… при жизни. И парни, наверное, толпами за ней ходили. Один вон теперь в прихожке сидит, слезы кулаком размазывает. Хотя с виду и не парень уж, а мужик. Но трясется, слезы ручьем. Морда смазливая, но слезливая. И где вся крутость подобных красавчиков? Вот Кондрат далеко не красавец, а слезу из него хрен выжмешь. Санитары вышли, вынося тело. Тело… Вот так жила жизнь, была красавицей, а теперь тело… гадко. А ведь и писать теперь везде будут: «тело Стогиной Екатерины». Не Стогина Екатерина, а тело…
Кондрат задумчиво прошел к открытому окну. Толпа внизу все еще стояла и тетки с авоськами и дядьки с умными лицами. Прошли санитары с носилками, кто-то заахал, толпа загудела громче. Прям греческий амфитеатр! Лезут через друг дружку, каждому глянуть хочется, чего там. Тело там… тело гражданки Стогиной Катерины.
На самом горизонте появилась черная туча. Клубистая, сочная. Она медленно, крадучись, перебрала верхушки домов.
«Неужели долбанет, – безрадостно, устало подумал Кондрат. – Ливневый. С грозой».
В подтверждение вдалеке раздался гром.
