Текст книги "Алайна. Уроки благодарности и лжи (СИ)"

Автор книги: Наташа Фаолини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Хоть я и вышла немного раньше, Рэн всё равно уже был готов и ждал меня около оговорённого места. Он принарядился: строгий по фасону чёрный камзол расшит белыми узорами, под ним – белоснежная рубашка. Сапоги до колен сверкали едва ли не ярче, чем его довольная улыбка.

Или нет… Не ярче.

Мы перешли площадь наискось и углубились во дворы. Некоторые из немногочисленных прохожих приветствовали жандарма, на меня же смотрели настороженно. Рэн улыбался и кивал им, словно всё шло, как надо. Он вообще в любой непонятной ситуации улыбался.

Калиса, которую я представила себе чем-то вроде нашей земной церкви, оказалась совсем не тем, что я ожидала. Это оказалась небольшая площадка, расположенная на полукруглом выступе скалы над рекой. На ней находился алтарь из камня, на котором лежал ещё один камень размером намного меньше. На вид он сильно походил на мой переговорный артефакт, и я заподозрила, что этот камень не так прост, как показался мне на первый взгляд.

За алтарём стоял мужчина. Он совсем не был похож на духовное лицо или представителя управления палатины – просто мужчина, в обычных холщовых штанах и просторной рубахе; волосы золотой копной, да васильковые глаза. Но, подойдя ближе, Рэн почтительно ему поклонился. Я повторила его поклон.

– Вы удивляете меня, жандарм, – глаза мужчины смеялись, хотя его губ улыбка не тронула. – Не помню, чтобы вы упоминали, что ваша избранница – Дочь Земли.

– Не уверен, что это имеет значение, – немного раздражённо ответил Рэн.

– Верно, – мужчина посерьезнел. – Не имеет. Тем более, я вижу, что этот брак будет необычайно благоприятным. Плодовитым.

Плодовитым? Что это может значить ещё, если не брать во внимание самое прямое значение этого слова?

Мужчина тем временем затянул песню на незнакомом мне языке. Рэнуард сжал мою руку. От волнения его лицо превратилось в каменную маску. Он ждёт? Чего именно?

Абсолютно чистое небо прочертила молния и ударила в алтарь перед нами. От неожиданности и сильного испуга я отпрянула, но Лейбурн даже не шелохнулся, и сам удержал меня.

Артефакт, лежащий на алтаре до этого, раскололся и явил нам своё красное нутро. Лицо жандарма приобрело странное выражение: что-то среднее между удивлением и откровенной радостью.

– Я был прав, – довольно произнёс мужчина, проводивший обряд. – Красный… Ваши души соединены. Примите мои поздравления.

34

Ритуал сочетания душ прошёл намного быстрее, чем я предполагала, но это было как раз то, что мне было нужно: никакой спешки, никаких гостей.

Мой новоиспечённый муж достал из кармана браслет, очень тонкий, на вид – белого золота. На одинаковом расстоянии друг от друга на украшении расположилось пять разноцветных камней.

– Это обручальный браслет, – пояснил Рэн, надевая его на моё запястье. – Будь готова к тому, что Ольгерд сразу узнает его.

– Теперь уже это не важно, – зло ответила я, предвкушая выражение лица первого мужа и его реакцию на то, что я завела ещё одного супруга. – Он уже ничего не сможет нам сделать.

– Мой дом находиться недалеко от ратуши. Не настолько недалеко, как жандармерия, конечно, – он нервно рассмеялся, явно волнуясь. – Я буду только рад, если ты поселишься у меня на постоянной основе.

– Я не могу оставить Эстерситу, – мгновенный ответ. – По крайней мере, до того, как получу на руки документ, подтверждающий факт удочерения. Боюсь, что-то может случиться, если я оставлю её надолго одну.

– Например? – хмуро переспросил Рэн. Он был заметно недоволен тем, что его первая брачная ночь пройдёт не так, как он задумал.

– Боюсь, что явятся приютские. Или Ольгерд узнает, что она живёт в моей усадьбе, и выгонит её.

– В моём доме хватит места для вас двоих.

Я грустно улыбнулась.

– Но не в твоём сердце.

Он смутился, тем самым признавая, что я права. Ему с самого начала не понравилась моя идея приютить Эстер, и не нравилась по сей день.

– Рэн! – я подошла ближе, заглянув в лицо. Он не отвёл взгляда; его медово-янтарные глаза были строги. – Я понимаю тебя; чужой ребёнок тебе не нужен. За последние несколько дней в твоей жизни случилось много нового, как и в моей. Но я даже представлять не хочу, что пришлось пережить одинокому, похищенному ребёнку. Я не смогла её оставить. Я просто возненавидела бы себя.

– Мне нужна ты, – спокойно ответил он. – Всё остальное – вторично.

Он поцеловал мои ладони.

– Я хочу найти её родных прежде, чем вернуться на Землю, – призналась я ему и увидела, как вспыхнули красным его уши. – Она была украдена из богатой семьи, и, скорее всего, кто-то из её родителей был магом.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно спросил супруг.

Я наспех пересказала ему всё подозрения насчет Эстерситы: она совсем не удивилась наличию ванной в моей усадьбе и узнала пенные порошки, кроме того, обмолвилась, что мама её учила буквам. Рэн призадумался.

– Я могу пробить по базе старые дела о похищении детей, – предложил он. – Возможно, найду что-то похожее.

– На большее я и надеяться не смею, – я улыбнулась и привстала на носочки, чтобы быстро чмокнуть его в щёку, но план провалился.

Рэн перехватил мою руку и тут же прижал меня за талию ближе к себе. Едва лишь прикоснувшись к его губам я поняла, что так, как он, меня ещё никто не целовал. Жарко, страстно – да, но не так.

Мой второй супруг разительно отличался от первого. Если Ольгерд сжигал меня своей страстью, то Рэн был, как тёплое солнце, как та самая пресловутая гавань, в которой так хорошо и спокойно. От поцелуев Ольгерда мне нужна была передышка; целоваться же с Рэном можно было бесконечно, настолько сладким и вкусным был этот поцелуй. Я в тот же момент разделила его желание и всем сердцем захотела переехать к нему.

Но не могла.

– Ого! – я заставила себя отпрянуть от него. – Вы умеете удивлять, господин Лейбурн.

Он улыбнулся – от поцелуя его губы стали чуть краснее.

– Рад этому, госпожа Лейбурн-Валениора. Могу я надеяться на ваше приглашение сегодня вечером?

– Уже вечер! – я рассмеялась. Он снова подошел ближе, взял мою руку.

– А если… Немного позднее? – его красноречивый взгляд прожигал насквозь. Супруг поцеловал мою открытую ладонь и тут же повторил поцелуй чуть выше, у запястья.

От этих крошечных, невинных ласк сердце сладко заныло, заставив трепетать в предвкушении чудесной ночи, которая может состояться, а может и нет.

– Да, – робко произнесла я. – Приходи ко мне, Рэн.

Мы распрощались у моей усадьбы, перед этим нацеловавшись в сени раскидистого дерева, словно два влюблённых школьника. У меня было чувство, что я ношу в сердце горящую тайну, и эта секретность придавала ещё больше пикантности нашим уже официальным отношениям.

Все в доме заметили мой браслет, но никто не подал виду, что что-то изменилось. Госпожа Лейлия смотрела на него в упор, наверное, минуту, прежде чем спросить меня, голодна ли я. Мы перекинулись несколькими дежурными фразами, и она отбыла на кухню отдавать распоряжения подать ужин; я же поднялась в мансарду к Эстер.

Девочка читала книгу, лежа на кровати на животе и болтая ногами. Услышав звук открывающейся двери, она тут же села и увидела меня.

– Айна! – её лицо осветилось улыбкой. Кто-то – наверное, Порцианна, заплёл ей косички. – Госпожа Лейлия принесла мне книгу. Я пытаюсь читать, но получается очень медленно и сложно.

– Ты умница, – я присела рядом и погладила девочку по голове. Дал о себе знать и укол совести: я ничем не смогла разнообразить досуг Эстер, даже до книги не додумалась. – Завтра утром нас ждёт проверка на артефакте совместимости, но после неё мы можем прогуляться и купить тебе игрушку. Как ты на это смотришь?

– Замечательно смотрю! – засияла Эстерсита. – Ты так добра ко мне! – Она тут же бросилась меня обнимать, чем растрогала меня неимоверно.

Мы с Эстер пригласили Порцианну отужинать с нами. Управляющая сначала сопротивлялась, но всё же сдалась и присоединилась к нам. Она неохотно вступала в разговор, но первые шаги уже были сделаны, и я заметила, что госпожа Лейлия даже как-то подобрела.

После ужина, уложив спать Эстер, я отправилась в свою комнату. Ночной визит Рэна будоражил сознание, и я собиралась основательно к нему подготовиться.

35

Уф! Здесь не было и толики того богатства, что я имела на Земле, а именно: моря ароматных лосьонов для тела и бальзамов для волос, потому моя надежда превратиться в воздушную феечку таяла на глазах. Я наспех искупалась при помощи одинокого куска мыла, затем – отмокла в ванной, усыпанной всевозможными пенными порошками. Они пахли так сильно, что у меня аж защипало в носу. Отлично! Цветочный запах точно должен продержаться на моей коже какое-то время.

Дальше мне пригодилась мазь, которую мне втихаря сунула Марина, намекнув, что это что-то вроде крема для депиляции. Несколько движений рукой, минута ожидания, и вуаля – кожа шелковистая, как лепесток самого нежного цветка.

Выйдя из ванной, замотала волосы в полотенце и скользнула в свой халат-облако. Задумалась: у меня не было никаких изящных нарядов вроде пеньюара или чулок, какими я смогла бы сразить Рэна. Только платья, закрывающие всё, что только можно. Загадав себе обязательно приобрести несколько соблазнительных вещей, облачилась в платье из тонкой ткани, перещупав перед этим едва ли не все вещи в гардеробной. Ткань походила на лён и немного просвечивала на свету. Отличная замена пеньюару; главное, чтобы никто из домашних меня в нём не увидел.

При мысли, как красивый мужчина с горящими глазами цвета золота снимает с меня это нехитрое платьице, кожу покрыли мурашки, и я блаженно прикрыла глаза. Я знаю его всего несколько дней, но он уже вызывает в моем сердце такие чувства, которые Ольгерд не смог вызвать за несколько месяцев.

Хотя он умел вызывать другие чувства…

Рэна нужно встретить. Хм… Наверное, я слишком рано приоделась для ночи. Хотя, можно ведь накинуть наверх платье-плащ.

Так я и сделала. В гардеробной нашлось несколько подобных нарядов, и я выбрала плащ глубокого синего цвета, после чего, быстро накинув его, выбежала на улицу встречать супруга.

Уже стемнело. На небосвод взошла луна, и своим бледным светом осветила дорожку, по которой жандарм приближался к дому. Через его плечо была перекинута сумка. В руках муж нёс огромный букет цветов.

– Какие красивые! – я приняла в руки неожиданный подарок, и его скромный поцелуй в щеку, столь многообещающий, что сердце пропустило несколько ударов.

– Слышал, что землянки любят, когда им дарят цветы, – довольно ответил Рэн. Я радостно отметила, что он просто не может оторвать от меня взгляда. – У тебя мокрые волосы. Пойдём в дом.

Я робко взяла его за руку и повела за собой; супруг послушно шёл следом. Подозреваю, он чувствовал себя так же неловко, как и я, втайне предвкушая грядущую ночь.

– Сколько стульев в твоих покоях? – спросил он, едва мы вошли в прихожую.

– Один, – честно ответила я.

Рэн настоял, чтобы по пути в мою комнату мы захватили ещё один, и я согласилась, гадая, что же он задумал. Заодно поставили цветы в вазу в столовой.

Ответ оказался проще, чем я думала: из своей сумки жандарм достал бутылку с тёмной жидкостью, и два изящных бокала на тонких ножках.

– Это обручальное вино, – пояснил Рэн, заметив мой подозрительный взгляд. – Молодожёны должны распить бутылку перед их первой ночью. Таким образом она пройдёт для них мягче и приятнее.

– Это свадебная традиция? – спросила я, вспомнив, что Ольгерд тоже приходил ко мне после свадьбы с подобным реквизитом.

– Да, – просто ответил он, поставив бокалы на стол и разливая в них вино. Он словно бы совсем не переживал. – Мне что-то жарковато. Я сниму мундир, ты не против?

– Нет, – язык одеревенел, но я выдавила из себя согласие. – Я бы тоже избавилась от этого плаща.

Рэн снял мундир, пристроив его на спинке стула; я одним движением расстегнула несколько пуговок, и платье-плащ соскользнуло, явив миру моё полупрозрачное платье. Несколько мгновений мы глядели друг на друга: под мундиром Рэна оказалась бордовая рубашка, которую отлично оттеняли тёмные брюки. Его извечная прядка вновь упала ему на лицо, и я ступила шаг вперёд, желая её поправить, но супруг вдруг приказал:

– Не подходи! – его голос звучал хрипло и взволнованно. – Пожалуйста, Айна! Мы должны сперва выпить вино. Если ты подойдёшь ближе… – он замолк.

Я поняла: если я подойду ближе, наша ночь начнётся раньше. Но мне, как и ему, хотелось растянуть подольше этого миг сладкого ожидания, и я послушалась.

– Хорошо. Стою тут, видишь? – я улыбнулась, заметив, как он поедает глазами каждый изгиб моего тела.

Мы сели друг напротив друг около стола, и Рэн поднял бокал.

– На Земле, насколько я знаю, говорят небольшую речь, перед тем, как выпить, – он наконец-то оторвал взгляд от моей груди и посмотрел в моё лицо.

– Да, это называется «тост». Мы обычно говорим, за что собираемся выпить. За здоровье, или, например, за любовь.

– Я бы хотел выпить за тебя, – внезапно сказал он. – За чудесную жену, которую я сегодня обрёл.

Мои щёки загорелись, хотя мы ещё не выпили ни глотка. Рэн поднёс бокал ко рту, и одним махом осушил его. Я надпила несколько маленьких глоточков. Почти сразу в голове приятно защекотало.

– Ты не стесняешь меня в комплиментах, – становилось жарче. Что за вино он принёс?‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Как я могу? – он усмехнулся и едва заметно откинулся на спинку стула. – Я уже говорил тебе, заполучить в жёны землянку – несбыточная мечта большинства каллахарийцев, в чьё число до недавнего времени я входил. Но знаешь… Землянка – как эфемерно и расплывчато это понятие. Другое дело, когда ты видишь её собственными глазами: волшебную, тонкую, её смех звенит звонче колокольчика. Она так не похожа на здешних женщин! Но, кроме того, она необычайно добрая и неожиданно немного более смышлёная, чем ты ожидал.

Это всё обо мне! Я никогда не слышала подобных слов от мужчины…

– …И я до сих пор не могу поверить, что у меня получилось. Что красивейшая и желаннейшая женщина сидит передо мной в почти прозрачном платье и жаждет моего внимания и ласки, которую я боюсь ей подарить, потому, что больше всего на свете страшусь спугнуть её, отвернуть от себя.

У меня пересохло во рту, и я надпила ещё из своего бокала.

– Может, тебе помочь? – прошептала я. – Подтолкнуть тебя?

36

– Можешь, – шепнул он в ответ. – Помоги мне, Айна.

Какой чувственности был исполнен этот момент! Я наклонилась вперёд и едва ощутимо коснулась его щеки тыльной стороной ладони. Рэн прикрыл глаза; его губы были маняще приоткрыты. Страшное дело – он волновался едва ли не больше чем я!

– Давай ещё выпьем, – предложила я. Супруг посмотрел на меня затуманенным, но осуждающим взором.

– Хорошо, – нехотя произнёс он.

Разлив вино по бокалам, он попросил:

– Расскажи мне, как происходит первая брачная ночь на Земле.

Мне пришлось призадуматься.

– На усмотрение молодоженов, – хмыкнула я. – Обычно пары разбирают причёску невесты, и считают деньги, которые им подарили.

– А как же единение? – он поставил пустой бокал на стол.

– Зачастую, жених и невеста настолько устают за утомительный день свадьбы, что на близость уже нет сил.

– Это кощунственно, – покачал головой Рэн, не отрывая от меня глаз. – Совершенно неправильная первая ночь. Мы не будем им уподобляться.

– Не будем, – снова прошептала я, от волнения, словно потеряв голос.

Он встал. Я, помедлив, тоже. Воздух между нами был раскалён, напряжение возросло до предела. Я часто и мелко дышала; жандарм – в упор смотрел на верх моего платья. Я опустила взгляд и поняла: пуговки на вороте расстегнулись, явив взору супруга аппетитную ложбинку, от которой он не мог оторвать глаз.

Он ступил вперёд; я, сделав чудовищное усилие над собой, отошла.

– А как же обручальное вино?

– К чёрту! – выдохнул он, тут же хватая меня в свои объятия.

Мы оказались на кровати тут же, практически в одно движение. Ворот моего платья тут же был оттянут вниз, насколько это возможно, его содержимое – тщательно исследовано.

– Как ты пахнешь! – прошептал он, прокладывая дорожку из поцелуев между моими грудями, и тут же целуя их тоже. – Только от этого мы избавимся.

Он схватил подол моего платья и осторожно потянул наверх. Я вскинула руки, помогая ему снять наряд.

– Оказывается, ты можешь быть послушной, – удивился он, избавляясь от собственных рубашки и брюк.

– Только если очень захочется, – я довольно откинулась на подушки, ловя его жадные взгляды на моем теле, и также разглядывая его.

Я знала, что имею хорошую фигуру, но я ради неё много лет работала в зале. Но как мог умудриться Рэн, здесь, в мире без какого-либо понятия спорта, обзавестись таким шикарным телом? Его широкие плечи я приметила ещё в первый день, но даже не догадывалась, насколько они подкачены. Весь он был поджарый, сильный, и кожа, блестевшая от пота, выглядела столь манящей, что моё сладкое ожидание тут же превратилось в мучительное терпение.

– Рэн! – заныла я, но он только довольно улыбнулся, прикрыв глаза.

– Подожди спешить… У нас вся ночь в запасе. Сотни ночей… – его шепот звучал словно бы отдалённо, настолько мой мозг был затуманен этой сладкой истомой.

Он наклонился надо мной: всё моё тело запылало жаром. Он не спешил, как это любил делать Ольгерд; нет, Рэн поступал мягче, более изощрённо. Его губы мягко касались моей шеи, опускались к груди, а оттуда – ещё ниже, к животу. Руки осторожно и нежно исследовали каждый изгиб, каждый сантиметр моего тела.

– Как ты… – я задыхалась, – как ты можешь это терпеть?

– Я терпел гораздо дольше, – хриплый смех. – А сейчас… Сейчас я не терплю, а наслаждаюсь.

Пальцы, коснувшиеся моей промежности, были так осторожны и теплы, что я сначала и не поняла, что происходит – сознание просто затопило волной удовольствия.

– Рэн! – голос сорвался на крик, и это же привело меня в чувство.

Супруг смерил меня укоризненным взглядом.

– Ты можешь всех перебудить, Айна, – он поцеловал ложбинку внизу живота. – Но кричишь ты очень сексуально…

Когда его язык повторил действия пальцев, я едва не закричала снова – остановила сама себя нечеловеческим усилием воли. От чудовищного удовольствия я просто не знала, куда деться: хватала руками и сминала простыни; обеими руками держала его волосы; стонала и повторяла:

– Рэн… Рэн! Рэн… – как заклинание, от которого удовольствие только усиливалось. – Подожди, Рэн… Я не хочу так заканчивать… Я хочу ощутить тебя, Рэн…

Он молчал, поднимаясь поцелуями выше, следуя моей прихоти. Наши губы соединились в тот момент, когда я ощутила мягкое прикосновение там, где только что его язык едва не отправил меня в бессознательное состояние. Каким же горячим, каким же страстным был этот мужчина, и в то же время – каким жестоким!

Его движения были медленны, словно ему нравилось дразнить, мучить меня. Он не вошёл одним резким движением, как это делал Ольгерд, нет; он продвигался внутри медленно, и с каждым его толчком на моём лице расцветало блаженство. Напряжение отступило, оставив место чистейшему, ничем не разбавленному удовольствию. Моя рука соскользнула с его плеч и безвольно упала на кровать: настолько сильным и острым было удовлетворение от него внутри, настолько я сосредоточилась на этих ощущениях, что больше ни на что не хватало сил.

Он замедлился; я встревоженно открыла глаза.

– Нет, только не сейчас! Почему ты остановился?

– Мне слишком хорошо, – задыхался он. – Настолько, словно я сейчас умру от удовольствия.

– Глупый, для того секс и существует! – я согнула ногу в коленке и легко подтолкнула его к себе ещё ближе. – Умри от удовольствия вместе со мной, Рэн…

37

Изнеможенные, мы уснули лишь под утро, и я была настолько обессилена, что, казалось, пролежала до утра в одной позе – всё тело ныло, и отзывалось приятной болью на каждое движение.

Когда я открыла глаза, Рэн уже не спал – он полулежал на боку, разглядывая меня, частично раскрытую, при свете дня.

– Ты прекрасна, что ночью, что днём, Айна, – он наклонился и запечатлел на моих губах долгий поцелуй. – Доброе утро.

– Привет, – я потянулась, разминая тело. – Как спалось?

– Я не спал, – ответил Рэн, снова наклоняясь, чтобы прильнуть губами к родинке на моей ключице. – Не хотел упустить ни мгновения рядом с тобой.

– Рэн, интим интимом, а спать нужно, – огорчилась я, понимая, что сегодня жандарм будет уставший целый день, а день это важный.

– Это не просто интим, – медленно выговорил он. – Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– О чём я говорю? О сексе, которым мы с тобой занялись этой ночью? Разве ты говоришь не о нём же? – рассмеялась я.

– О нём, но скорее всего, мы с тобой на него по-разному смотрим.

– Почему ты так подумал? – я насторожилась, не понимая, что он хочет сказать.

– Тебе всегда так хорошо от ласк мужчины? – вопрос в лоб, от которого я немного смутилась.

– Это зависит от мужчины, – решила честно ответить я. – Если хочешь знать, ты всё сделал очень хорошо. Правда, просто Очень Хорошо. Заметно, что у тебя хороший опыт в любовных делах.

– Я знаю множество женщин, которые так не думают, – мрачно усмехнулся супруг, поглаживая кончиками пальцев мою грудь. – Видишь ли, каллахарийки… они в плане близости намного более пресные, чем вы, землянки. Тебе секс приносит удовольствие, по тебе видно, что ты его любишь. От одного твоего крошечного стона я, только кончив, начинал заново. Ты даже не представляешь, как вид удовлетворённой тебя заводит меня.

– А что со здешними? – удивилась я. – Они, ну…? Им не так приятно?

– Им всё равно, – равнодушно произнёс Рэн. – Они просто лежат, почти не реагируют. Ты же вся какая-то волшебная… Стонешь, где тебя не потрогай.

– Это всё твоё вино! – я зарделась; щеки вспыхнули. – Это оно так повлияло…

– Неееет, – лениво протянул муж, целуя меня в шею. – Это ты, и это потрясающе. Наша близость стоила тысячи печалей. Я никогда в жизни не ощущал такого желания; не был готов заниматься сексом всю ночь, потому что не было ни разу, чтобы женщина меня так завела – а их, поверь, я некоторое количество… кхм, повидал. С тобой всё какое-то другое: ты заводишь меня одним своим взглядом; твои стоны добавят мужской силы даже тому, у кого её отродясь не было. Ощущения внутри тебя – как взрыв звезды, как удар молнии! Сказать, что ты принесла мне удовольствие – значит оскорбить, потому что тому, что произошло, нет описания. Я теперь лучше понимаю, почему от вас так рвёт крышу каллахарийцам.

– Рэн, – я отвела взгляд. – Если ты не перестанешь, я умру от стыда. Прекрати!

– Нет! – он радостно засмеялся. – Никогда не прекращу! Но сейчас, думаю, нам пора собираться. Позавтракаем, и я проведу вас с Эстер к управлению палатины.

Я собиралась немного дольше, чем обычно, потому, что присутствие в комнате мужчины, который так и норовит потрогать тебя за твои разнообразные выступающие места, совсем не способствует быстрым сборам. Я шлёпала его по руке, но он, смеясь, словно мальчишка, скакал от меня по комнате; отбрасывал свои прядки с лица, завязывая шнурки на штанах. Вешая на плечо свою сумку, выглядел так, будто сорвал джек-пот.

Мы спустились в столовую; Эстерсита уже позавтракала и ждала нас там.

– Доброе утро, Эстер, – поздоровалась я.

Девочка тихо ответила на приветствие.

– Здравствуй, Эстерсита, – услышала я голос Рэна. – У меня для тебя кое-что есть.

– У вас? Для меня? – недоверчиво переспросила она, прекрасно помня, как он был против моей заботы о ней.

– Именно, – он улыбнулся, стараясь сгладить острый угол в этом разговоре.

Присев на стул рядом со мной, Рэн достал из своей сумки что-то в прозрачной коробке, от вида которой у моей подопечной отвисла челюсть. Я присмотрела, и поняла, что в коробке находилась большая розовая бабочка. Она определённо не была живой: её крылья были выполнены из тонкого кружева и трепетали, как настоящие; подрагивали усики-ниточки.

– Она зачарованная, – стал объяснять супруг, но я догадалась, что Эстер прекрасно знает, что это такое – потому она настолько поражена. – Привязывается к тому, кто первый откроет коробку. Она умеет летать и сыпать розовой пыльцой. Я не уверен, но вроде бы девочки такое любят.

– У меня нет денег, чтобы заплатить за неё, – еле слышно ответила Эстерсита.

– Брось, дорогая. Это подарок.

Девочка посмотрела на меня с явным вопросом в глазах. Она сомневалась, можно ли ей принимать этот подарок. Я кивнула.

– Ты можешь доверять Рэнуарду, Эстер. Если он говорит, что это подарок, значит, так и есть.

Она неуверенно приняла коробку из рук Лейбурна, и открыла её. Бабочка тут же взмахнула крыльями, и оказалась у своей новой владелицы на плече.

– Она меня признала! – радостно завизжала Эстерсита. – Порция! Порция! Смотри, что мне господин жандарм подарил! – Эстер тут же умчалась в сторону кухни.

Мы остались наедине, и я не могла оторвать от него взгляда. Я ведь знала, что он против того, чтобы я удочерила Эстер! Но он всё равно делает всё, чтобы мне помочь: и с документами, и с проверкой, и даже сейчас принёс ей подарок, чтобы выстроить с ней хорошие отношения.

Я никогда не была влюблена, но… Кажется, сейчас я, как никогда, близка к этому.

38

Пока мы пробирались узенькими улочками к управлению палатины, Эстер радостно носилась вокруг нас. За нею гналась подаренная Рэном бабочка, усыпая свой путь ярко-розовой пыльцой, которая растворялась на глазах в нескольких сантиметрах от земли. Не знаю, что могло бы сделать мою подопечную счастливее.

– Я дал запрос на проверку вчера, так что к нашему приходу должно быть всё подготовлено, – волновался Рэн. – Я буду рядом. Тебе не о чём переживать, и нечего бояться. Кстати, – он протянул мне небольшой холщовый мешочек. – Твой переговорный артефакт. Теперь он будет светиться голубым и не сможет передавать звук, пока ты не назовёшь в него своё имя.

– О! – обрадовалась я. – Это удобно. Спасибо, Рэн!

Управление палатины представляло собой двухэтажное здание, мрачное и этим похожее на жандармерию. Наша троица вошла в холл, отделанный тёмно зелёными обоями: Эстерсита погрустнела; её бабочка села ей на плечо, и сложила крылья.

К нам вышла женщина в строгом платье, и, глядя на её лицо, я особенно хорошо ощутила разницу между землянками и каллахарийками. Черты её лица каждая по отдельности выглядели вполне себе сносно, но все вместе казались чем-то несуразным, неуместным.

– Алайна Валениора-Лейбурн? – она вопросительно взглянула на меня, а я – на Рэна. Когда он успел подать в управление документы о нашем браке? – Следуйте за мной. И, ради Великой Мираи, следите, чтобы девочка ничего не испортила.

Впервые я увидела, как доброе лицо Эстер исказила злая гримаса. После подобной реплики я бы и сама не прочь тут что-то испортить.

– Эстерсита и без подобных высказываний понимает, что можно делать, а чего – нельзя, – я не хотела, чтобы последнее слово оставалось за этой дамой.

Мы вышли из вестибюля, и я, бросив на мужа последний взгляд, углубилась в коридоры мрачного особняка.

– Эстер гораздо лучше поняла о чём я говорю, чем вы, – подала голос сопровождающая. – Верно, девочка?

Та в ответ на эти многозначительные слова промолчала, лишь сжала мою руку сильнее.

Нас привели в просторную залу, которая вполне могла сойти за бальную. Не менее мрачная, чем остальные, она ощутимо отдавала затхлостью и запустением. Окна занавешены – свет проникал только в немногочисленные щелки, в которые мог пробраться. У дальней стены находили два ветхих стула, между ними – стол, на котором находилось… нечто.

Оно походило на высеченную из камня фигуру женщины, увенчанную головой хищной птицы. Её глаза были закрыты; клюв выглядел устрашающе. Обе руки были разведены в две стороны, и меня посетило нехорошее предчувствие.

– Садитесь, – устало сказала наша провожатая. – Каждая из вас должна вложить свою руку в руку Киллариума.

– И что будет дальше? – я не спешила выполнять указание.

– Он вынесет свой вердикт, – отчеканила женщина.

Мы с Эстерситой настороженно присела по обе стороны от страшного артефакта. Если для меня его вид был просто неприятен, то девочка вся просто скукожилась и закрыла глаза перед тем, как подать свою руку для проверки.

Артефакт со стороны Эстер тут же ожил: открыл один глаз и сжал её руку. Она пискнула и попыталась выдернуть конечность обратно, но Киллариум держал крепко. От испуга я дезориентировалась, и тоже схватила птицу за руку. Тут же открылся её второй глаз.

– Аааааах! – протяжный вздох, совсем не похожий на карканье или любой другой звук, свойственный птице. – Он… Он был наказан!

Несколько низких голосов, от которых у меня пошли мурашки по коже, слились в один. Эстер вдруг выпрямилась; на её лице не было ни кровинки.

– Тот, на чьём лице сложно разглядеть добродетель, не прощён и не благословлён на дочернюю любовь, которая всё равно найдёт его. Его отметина снилась той годами. Это есть причина, по которой в удочерении… отказано.

Руки Киллариума расжались; Эстерсита тут же вскочила с кресла и отбежала на несколько метров.

– Отказано, – эхом отозвалась провожатая. – Я впишу эти данные в ведомость.

– Отказано! – залилась слезами Эстер. – Мне придётся вернуться в приют!

– Отказано, – заторможено повторила я. – Почему?

– Киллариум не обязан разглашать причину, – недовольно пояснила дама. – Его решения не подлежат оспариванию.

– Сколько? – я вперила решительный взгляд в её лицо. – Я предлагаю вам деньги. Назовите суму, и вы её получите.

– Извините? – повысила голос женщина. – Вы пытаетесь меня подкупить?

– Да, – без обиняков ответила я. – Я прошу вас внести в ведомость информацию, что Киллариум дал своё согласие. Кроме нас троих никто не слышал его решения.

– Это невозможно, – я удивилась, услышав в её голосе сочувствие. – Киллариум проходит ежемесячную проверку магами-артефакторами. Они запросто вычислят подлог. Сожалею, но девочку нужно вернуть в приют в течение десяти дней.

Ни живые, ни мертвые, мы вышли на улицу, где нас ждал Рэн, который всё понял, лишь взглянув в наши лица.

– Отказ? – искренне удивился он. – Что же повлияло на решение Киллариума?

– Не знаю, – мне просто хотелось сесть и расплакаться. – Кто-то там был наказан… Короче, эта дурацкая птица нас киданула. – У меня защипало в носу. Эстер беззвучно плакала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Рэн обнял нас обоих одним движением.

– У нас есть десять дней, и я переверну всю Каллахару, но мы добьёмся положительного решения в управлении. – Твёрдо произнёс он. – Скоро придёт ответ на мой запрос о всех, чьи дети были похищены семь-восемь лет назад. Что-то да прояснится.

39

Супруг провёл нас домой и поспешил в жандармерию, оставив меня с Эстер вдвоём. Мы с ней сидели рядом на кровати в моей комнате, и просто не знали о чём говорить.