Текст книги "Двойной кошмар"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

   Оправляя свои белые одеяния и придав лицам торжественность, к камню приблизились судьи. Вперед выбрался старый судья, вручивший Ромке свой венок. Он опирался на руку распорядителя в волчьей шкуре. Стало видно, что он уже очень стар. Редкие волосы пушком одуванчика обрамляли сухое, тёмное лицо. Глаза смотрели рассеянно, должно быть, старый поэт различал лишь смутные силуэты людей.

   Старик шепнул что-то распорядителю на ухо, и тот торжественно объявил:

   – Братья! Победитель состязания певцов и поэтов заслуженно получил свой венок. Поэма, которую он прочёл нам, вложена в его уста богами, и будет считаться нашим общим достоянием. Со своей стороны, мы выполним обещание, данное перед началом состязания, и вручим победителю жирного барана. Соперник поэта Рома, Громкоголос, опозорил себя в наших глазах и оскорбил богиню. Поэтому мы лишаем его права принимать участие в состязаниях в этом году. Но он – свободный человек и слуга царя. Пусть Ром выясняет с ним отношения, как хочет, это его дело. Нас оно не касается.

   – Трусы! – выкрикнул от повозки парень, который распутывал верёвки на рабах. – Боитесь царского пса!

   – Замолчи! – с достоинством ответил распорядитель в волчьей шкуре. – Ты ещё молод, чтобы учить стариков, что им делать.

   – Вот он, связанный, как баран, перед вами! – крикнул парень. – А вы его даже сейчас боитесь. Жалкие трусы.

   Он протолкался к камню, и взглянул на Ромку:

   – Возьми меня с собой, храбрый поэт Ром. Мне надоело пасти коз, которые смелее их хозяев.

   Ромка посмотрел на него. Парень стоял перед ним и восторженно глазел на него, на лавровый венок на Ромкиных волосах, на связанного, сидящего возле его ног толстяка Громкоголоса. Парень вблизи оказался огненно-рыжим. То, что Роман издали принял за шапочку растамана, изрядно поношенную, оказалось шапкой красных кудряшек, больше приличных для пуделя, чем для человека. На лице парня, загорелом, с орлиным носом, блестели серые узкие глаза.

   – Я собираюсь отнять своего брата Рэма у самого царя, – медленно сказал Ромка. Он только сейчас понял, что Громкоголос – слуга того самого человека, который отнял трон у своего брата, и сел на него незаконно. И этот человек, очевидно, запер дочь в темницу, велев бросить её сыновей-близнецов в реку. Его дед.

   Часть вторая

   Глава 23

   – Подарок царю! – тонким голосом пропел пухлый раб в богато расшитой набедренной повязке.

   Над повязкой колыхался тщательно выбритый розовый живот. В руке раба блестел новенький меч с широким лезвием. В лезвие можно было смотреться, как в зеркало. Очевидно, в других целях его не использовали. В другой руке была зажата верёвка. Конец верёвки тугой петлёй обвивал шею Рэма.

   – Стой, где стоишь, – дворцовый стражник ткнул тупым концом копья в мраморный пол. Глухо звякнул металл на конце древка.

   Из-за колонн, окружавших дворик с бассейном, показался тощий, носатый человечек в нарядной простынке и золочёных сандалиях. Пухлый раб дёрнул верёвку, заставив Рэма подойти ближе.

   Нарядный человечек оглядел пленника:

   – Наш господин уже отдыхает с новой наложницей. Но я скажу ему о вашем подарке.

   Человечек ещё раз обвёл взглядом Рэма, и ушёл, смешно семеня ногами в расшитых туфлях.

   Рэм остался стоять на мраморных плитах возле пухлого раба. Верёвка давила шею, ноги в потрёпанных сандалиях горели огнём.

   Всю дорогу до города он тащился за хвостом пегой лошади, на которой восседал доверенный раб Громкоголоса. Следом шагал здоровенный вояка в шлеме и кожаном доспехе, подталкивая пленника копьём в спину, если тот начинал загребать ногами и поднимать пыль.

   Солнце над дорогой палило немилосердно, лошадка трусила с ленцой откормленного животного, которого никогда не били ничем, кроме хворостины. Так что когда впереди показались первые дома, солдат уже сам поднимал сандалиями пыль, опираясь на копьё, как на палку, и только костерил вполголоса ленивого раба, не уточняя, кого именно. Жирный всадник дремал, надвинув на глаза шапочку из белой ткани, и не обращал внимания на брань вояки.

   Город оказался большой деревней, с выстроенными как попало домами из серого камня, рыночной площадью, храмом с колоннами и царским дворцом. Такой дворец в родном городе Ромки в лучшем случае сгодился бы под особняк, построенный свихнувшимся на античности архитектором. Но по сравнению с домиками горожан, больше похожими на гаражи, здание, и правда, выглядело внушительно.

   Из-за колонны опять вынырнул человечек в ярких туфлях:

   – Мой господин желает видеть свой подарок. Проходите!

   Пухлый раб дёрнул верёвку и последовал за человечком. Рэм пошёл за ним. Упитанное, как у тюленя, тело его поводыря колыхалось совсем рядом, подрагивая складками кожи при каждом шаге. Рэм представил, с каким сочным звуком эта туша шлёпнется на каменный пол. Всю дорогу до города его мучил соблазн отнять копьё у стражника и ткнуть жирного раба мордой в пыль.

   Но руки были связаны, и рисковать попусту Рэм не хотел. Тем более они двигались туда, куда ему самому хотелось попасть – в город, о котором им с Ромкой прожужжали все уши. "Это не они меня ведут" – решил Рэм, сделав вид, что не заметил очередного тычка копьём в зад. – "Это я позволяю им меня вести".

   – Идите за мной, – человечек повёл их вдоль бассейна.

   Бассейн, квадратный, с разноцветной плиткой на дне, украшали четыре статуи по углам. Они были сделаны из светлого, полированного камня, и изображали девиц разной степени стыдливости. В воде резвились настоящие девушки, Рэм только мельком глянул на них, и едва не свалился с мокрого края бассейна.

   – Нимфы отдыхают, – пробормотал Рэм, с трудом восстановив равновесие.

   Жирный раб, заметив его взгляд, фыркнул:

   – Знаешь, почему тебя повели этим путём, мальчишка?

   – Так короче? – предположил Рэм, косясь на одну из девиц, подплывшую поближе, и высунувшуюся из воды по пояс. Девица посмотрела на него и хихикнула. По её мокрой шее и груди стекала вода.

   – Потому что сделать ты всё равно ничего не успеешь, – хихикнул в тон девице толстяк. – Здесь живут только евнухи.

   Жирный раб фыркнул, сделав пальцами недвусмысленный жест, будто щёлкал ножницами. Рэм демонстративно покосился на его набедренную повязку и тоже фыркнул. Толстяк порозовел и дёрнул верёвку:

   – Пошевеливайся!

   Они миновали бассейн и прошли в комнату без потолка. Солнечный свет очерчивал золотистый прямоугольник на каменном полу, и сиял искрами на пятнистой шкуре неведомого животного, расстеленной посредине.

   Тощий провожатый в нарядной простынке, кряхтя, опустился на колени и стукнул лбом в пол. Жирный раб последовал его примеру, дёрнув за верёвку. Рэм едва успел упасть коленками на мраморный пол, чтобы избежать удушения.

   Человек, возлежавший на пятнистой шкуре, лениво перекатился на бок и взглянул на коленопреклонённую троицу. На Рэма смотрели узкие глаза на заросшем курчавой бородой лице. Глаза эти, в кровянистых прожилках, окружённые припухшими веками, вызвали в памяти Рэма старый анекдот: "Где ты хранишь свои сбережения? В мешках. А где мешки? Да вот, под глазами!"

   Царь пошарил возле себя, нашёл кубок и протянул, не глядя. Из угла комнаты выступил упитанный раб и налил в кубок вина. Господин медленно выпил, двигая кадыком на волосатой шее, отбросил кубок и хрипло сказал:

   – Что за подарок Громкоголос прислал мне сегодня? Этот мальчик грязен, как свинья!

   – Мой господин торопился обрадовать своего царя, и велел нам привести юношу как можно скорее, – затараторил пухлый раб, не поднимаясь с колен. – Мы не осмелились перечить, и сразу отправились во дворец...

   – Надо было окунуть его по дороге в бассейн, – хмыкнул царь, вновь принимаясь шарить рукой по ковру в поисках кубка. – А то я под пылью не вижу его лица.

   Раб не ответил, уткнувшись лбом в каменный пол. В освещённом солнцем квадрате мелькнула девичья рука, подобрала откатившийся кубок и подвинула ближе к шарящим по пятнистой шкуре пальцам царя. Царь неожиданно ловко поймал робкую ладонь и притянул к себе. Девица пискнула.

   – Мой господин, – негромко сказали из темноты. – Я всё ещё здесь.

   – Клянусь бородой бога, ты ещё здесь, Ястреб! – царь оттолкнул девицу. – Почему ты всегда не вовремя?

   – Я жду ваших распоряжений, господин, – ровно ответил голос.

   Рэм вгляделся в тень у стены. Там стоял, сложив руки на груди, человек длинном плаще, перетянутом широким поясом. У пояса висел короткий меч.

   – Напомни, с чем ты пришёл, – поморщился господин, потерев морщинистый лоб. Покрасневшие глаза его совсем утонули в набухших веках.

   "Склеротические изменения сосудов головного мозга" – холодно отметил про себя Рэм. – "Алкоголизм, со всеми вытекающими".

   – Мой господин, – ответил человек, названный Ястребом. – Ваш брат опять жалуется на произвол Громкоголоса. Ваш царственный брат говорит, что люди этого достойного человека разграбили и сожгли его деревню, и увели овец вместе с пастухами. Он требует извинений и компенсации ущерба.

   Царь тихо засмеялся. Отёр заслезившиеся глаза, осушил кубок и швырнул его в угол комнаты.

   – Клянусь ляжками богини, это неслыханно! Разве люди брата не убили моих пастухов совсем недавно? Это был наш ответ на разбойное нападение!

   – Боюсь, ваш брат считает этот ответ слишком резким, мой господин, – невозмутимо ответил Ястреб.

   – Хорошо, – царь махнул рукой. – Компенсация, говоришь?

   Он повёл глазами по комнате и остановился взглядом на Рэме:

   – Отдай моему брату этого мальчишку.

   Ястреб оглядел Рэма:

   – Всего один юноша, мой господин? Ваш брат будет недоволен.

   – Это дар Громкоголоса. Он стоит стада овец, мальчишка достаточно хорош для этого. А если мой царственный брат опять будет недоволен, скажи ему, что царь здесь я, а не он.

   Господин сипло засмеялся, притянул к себе девицу и повалил на шкуру. Человек по имени Ястреб минуту молча смотрел на своего царя, потом отвернулся. Обогнул комнату, стараясь не наступать на янтарный прямоугольник солнечного света, приблизился к стоящим на коленях людям. Взглянул на пухлого раба:

   – Сними верёвку с юноши, раб.

   Толстяк торопливо ослабил петлю на шее Рэма.

   – Развяжи ему руки.

   Раб суетливо развязал руки Рэма, пальцы его дрожали.

   – Господин, – проблеял толстяк, держа в руках ненужную верёвку. – Не надо было снимать путы. Этот мальчишка опасен. Он может напасть на вас!

   – Молчать, – тихо сказал господин. – Я отрежу тебе язык, трусливая скотина. Как смеешь ты говорить мне об опасности?

   Толстяк уткнулся лбом в пол.

   – Встань с колен, мальчик, – не глядя на раба, сказал Ястреб. – Ты идёшь со мной.

   Глава 24

   Ястреб, не глядя, отвесил короткий поклон в сторону пятнистой шкуры. Царь уже забыл своего советника и занялся новой наложницей. Со шкуры доносились повизгивание девицы и пьяное бормотание.

   Ястреб развернулся и вышел из царской опочивальни. Широким шагом миновал бассейн с плещущимися наядами.

   Рэм шёл за ним. Радость от снятой с шеи верёвки на время заглушила прочие мысли. Они пошли длинным коридором, где на стене, освещённой прорезями окон, красовались мозаики со сценами сражений. Почти на каждой мозаичной картине мускулистый чернобородый человек на коне, подозрительно похожий на царя, в одиночку поражал толпы тщедушных врагов. Под копытами боевого скакуна лежали рядами фигурки уже убитых человечков.

   В коридоре Рэм огляделся. Радость немного утихла, и он всерьёз прикинул возможность побега. Ястреб шёл впереди, словно не сомневаясь, что пленник следует за ним. Рэм окинул взглядом его высокую фигуру, перетянутую в талии ремнём. На бедре покачивался короткий меч в ножнах. Если заломить руку этому царскому прихвостню, быстро выхватить у него меч из ножен, и заставить незаметно вывести себя из дворца... Но что-то в походке идущего впереди явно сказало ему: с этим человеком не стоит связываться. Большинство встреченных им с Ромкой людей в этом странном мире казались типичными дикарями, и выглядели при этом так, словно непрерывно занимались всеми видами спорта сразу.

   Ястреб со спины напоминал Рэму какого-то известного спортсмена, и он с полминуты пытался вспомнить, кого именно. Коридор с мозаикой на стенах закончился, Ястреб обернулся, взглянув на Рэма, и тот вспомнил. Ну конечно, чемпион страны по фехтованию на саблях. Фамилия ещё такая... кровожадная, что ли. Нет, с таким лучше не связываться.

   Они прошли под арочным сводом во двор, и Рэм окончательно оставил мысли о побеге. На залитом солнечным светом прямоугольнике, ограждённом каменными стенами, стоял десяток человек, ожидавших своего господина. Двое, самые рослые, были в обшитых металлическими бляшками кожаных доспехах и с мечами на боку.

   Здесь же, под присмотром раба, стоял рыжий конь в нарядной сбруе. Завидев Ястреба, жеребец повернул изящную голову с белой полоской на лбу и тонко заржал, приветствуя хозяина. Тот взобрался на коня, продемонстрировав ловкость, завидную для немолодого уже человека – по виду Ястребу было никак не меньше сорока – и тронул рыжие бока пятками.

   Четверо из сопровождения побежали впереди коня хозяина, остальные пристроились по бокам и сзади. Двое дюжих парней в кожаных безрукавках зажали Рэма с обеих сторон, и повели за хозяином.

   Дорога, у самого дворца мощёная каменной плиткой, мельчавшей по мере удаления от царского жилища, вывела небольшой отряд к городскому рынку. Вокруг рынка теснились домики местных жителей, больше похожие на сараи. Над домиками, у противоположного края площади возвышалось здание серого камня с конической крышей и массивными стенами.

   Здание было восьмиугольной формы и имело единственный вход в виде арки. К входу вели три широкие ступени. Ступени были пусты, ни одного человека не поднималось и не спускалось по ним, словно здание окружал невидимый барьер.

   Посредине рыночной площади возвышался деревянный помост, на котором стояло несколько человек под присмотром надсмотрщика с кнутом. Вокруг помоста прохаживались покупатели, разглядывая живой товар. На площади шла бойкая торговля.

   Резкий запах рыбы, гниющих овощей и чего-то пряного ударил Рэму в нос. Шум стоял оглушительный, продавцы и покупатели торговались с упоением, истошно вопя, размахивая руками и призывая в свидетели богов и богинь.

   Рыжий жеребец Ястреба нетерпеливо пританцовывал, порываясь прибавить шагу, пока рабы прокладывали дорогу своему господину через толпу. Рэм, зажатый между дюжими стражами, ничего не видел, кроме конского хвоста, да каменных плит под ногами. Они поравнялись с деревянным помостом и снова остановились.

   – Кому нужен хозяин? – зычным голосом выкрикнули над ухом Рэма, и он взглянул вверх.

   По краю помоста прохаживался крепкий, загорелый мужичок в потрёпанной набедренной повязке и босиком. Коричневая его лысина, обрамлённая редкими кудряшками, лоснилась от пота. Мужичок остановился и ткнул пальцем в толпу:

   – Вот ты, почтенный. Тебе точно нужен хозяин!

   Почтенный, бородач в богато расшитом плаще с узорчатым поясом на пухлом животе, остановился и воззрился на лысого.

   – А что ты умеешь делать, раб?

   – Я умею руководить людьми, – живо отозвался загорелый мужичок. Он уселся на край помоста напротив покупателя, свесив босые ноги. – Кто возьмёт меня к себе в дом, не прогадает!

   Надсмотрщик рядом усмехнулся, помахивая кнутом.

   – Что ты ещё можешь, кроме болтовни? – спросил пухлый бородач. Он приподнялся на цыпочки, разглядывая мужичка. – Ну-ка, повернись кругом, я посмотрю на тебя!

   – На прилавке как не лежи, всё равно купят, – резонно ответил раб, почёсывая лысину. – Зачем тебе на меня смотреть? Ты меня лучше послушай! Не рыбу ведь покупаешь.

   Надсмотрщик подошёл, щёлкнул кнутом, мужичок взвизгнул и резво поднялся на ноги. В толпе засмеялись.

   – Ты читать-то хоть умеешь, болтун? – спросил пузатый покупатель. Его с двух сторон поддерживали под локти мальчики-рабы, и ещё двое крепких рабов стояли позади, оберегая хозяина от случайных толчков.

   – Читать? – возмущённо воскликнул мужичок. – Я поэт, философ, читаю на языке благородных ахтеев и туруша, пишу книги и учу риторике! Он ещё спрашивает, умею ли я читать!

   – Тогда покажи, что ты умеешь! – сказал бородач. – За тебя просят хорошую цену. Я должен убедиться.

   – Ладно, я докажу, – неожиданно мирно согласился философ. – Вот тебе вопрос: если у тебя с головы упал один волосок, ты стал от этого лысым?

   – Нет, – удивлённо ответил бородач.

   – А два волоска?

   – Тоже нет.

   – Тогда если ты лысеешь по волоску, откуда берётся лысина?

   Покупатель пожал плечами:

   – Это загадка для детей.

   – Ладно, тогда спрошу так: вот лежит бобовое зерно, – мужичок выудил из складок набедренной повязки зёрнышко, положил на ладонь и показал толпе. – Маленькое зёрнышко. Если к нему прибавить ещё одно, будет ли это кучкой?

   – Нет, не будет.

   – Тогда, если маленькое зерно ничего не значит, сколько нужно, чтобы они стали кучей?

   Народ на площади, собравшийся поглазеть на развлечение, засмеялся. Бородач запустил руку в волосы и стал чесаться.

   – Рубль кучка, в кучке три штучки, – фыркнул Рэм.

   Бородатый покупатель зло покосился на него и громко сказал:

   – Спроси что-нибудь поумнее, раб. А то я решу, что ты годишься только в педагоги.

   – Хорошо, невежда! – лысый философ топнул ногой. Над помостом поднялось облачко пыли. – Вот тебе поумнее: все люди лгут. Стало быть, и я лгу. Правду я сейчас сказал, или нет?

   – Нет, конечно, – уверенно ответил бородач.

   – Стало быть, я сейчас не солгал, и все люди говорят правду?

   Зрители засмеялись. Бородач покраснел, мучительно отыскивая ответ.

   – Я жду ответа на поставленный мной вопрос! – победно сказал лысый мужичок, раздувшись от гордости. – Солнце ещё высоко.

   – Не мучайтесь, этот вопрос не имеет ответа, – сказал Рэм, глядя, как бородач дёргает себя за волосы с риском облысеть. – И он это знает.

   – Помолчи, мальчишка! – крикнул с помоста философ. – Человеку даны два уха и один рот, чтобы молчать и слушать!

   Надсмотрщик хлестнул кнутом по доскам рядом с босыми пятками. Философ подпрыгнул, толпа засвистела. Бородач щёлкнул пальцами, подзывая раба с мешком:

   – Я покупаю тебя, учёный муж. Моим детям нужен учитель философии.

   – Ты сделал правильный выбор, – отозвался лысый, подбоченившись и гордо озирая толпу.

   Пузатый бородач отсчитал деньги торговцу. Философ торопливо слез с помоста и пристроился возле нового хозяина. Тот задумчиво взвесил в руке мешочек с монетами, и повернулся к Ястребу, который придержал коня, ожидая вместе с остальными, чем закончится торг:

   – Скажи, почтенный муж, что за благородный юноша рядом с тобой? Он умён и хорош собой...

   – Мальчик не продаётся, – ответил Ястреб.

   Он ударил коня пятками, жеребец заплясал, зеваки шарахнулись в стороны.

   – Жаль, – бородач обвёл Рэма внимательным взглядом. – Я бы купил.

   Рыжий конь резво тронул с места, толпа раздалась, освободив дорогу. Маленький отряд, в хвосте которого плёлся Рэм, пересёк площадь.

   У края площади, за которым начинался заросший кудрявой травой луг, Ястреб соскочил с коня и бросил поводья рабу. Решительно двинулся к массивному зданию серого камня, что одиноко возвышалось над низкими домишками горожан. Оправил плащ, ладонью пригладил волосы, и неторопливо поднялся к арочному входу. Охранники, что вели Рэма, втащили парня по ступеням наверх и подтолкнули его следом за хозяином.

   От каменной арки входа тянуло холодом, ни одного огня не горело внутри здания, и Рэму вдруг стало зябко. Высокая фигура царского советника уже скрылась в темноте, стражник толкнул парня в спину, и тот ступил под арку.

   Холод плит пола леденил ноги сквозь тонкие подошвы сандалий, в лицо тянуло сквозняком. Ястреб уверенно шагал впереди, словно проделывал этот путь не раз. Коридор внезапно повернул, и Рэм заторопился вслед советнику, ориентируясь на звук шагов в густой темноте. Кто знает, какие тут ловушки расставлены для незваных гостей? Не зря же вокруг здания никого не ходит. Охраны нет, а ни на ступенях никто не сидит, ни рядом не шляется, хотя рынок так и кишит народом.

   Коридор опять повернул. Должно быть, они шли вокруг здания.

   – Это лабиринт, что ли? – тихо спросил Рэм. Голос его прозвучал гулко, отразившись в невидимых нишах.

   – Молчи, – отозвался Ястреб. – Это священное место.

   – Ага, – пробормотал себе под нос Рэм. – С Минотавром. Ему ещё детей скармливали.

   – Каким Минотавром? – спросил Ястреб. – Тем, что был отцом бабушки нашей царицы, или тем, который разбил аборигенов в прошлом году?

   – Мать твоя царица, – парень споткнулся на ровном месте, и машинально ухватился за стену. Руку обожгло холодом. – Как это в прошлом году?

   – Минотавр никогда не ел детей, – строго сказал Ястреб. Он остановился, и Рэм наткнулся на него в темноте. – Он приносил их в жертву.

   Жёсткая рука советника нашарила плечо Рэма и сжала его:

   – Мы пришли. Молчи, и делай то, что тебе скажут, мальчик. Сейчас ты увидишь своего хозяина.

   Глава 25

   Ястреб потянул пленника за собой. Они повернули вправо, и в раме кромешной тьмы засиял огненный овал. Свет мигал и переливался всеми оттёнками пламени. Рэм заморгал, ослеплённый внезапным блеском, но царский советник не дал ему времени, чтобы протереть глаза, и потащил вперёд.

   Прозревший после непроглядной тьмы коридора Рэм увидел, что Ястреб идёт с закрытыми глазами. Очевидно, путь в каменном лабиринте был знаком советнику до мелочей.

   Вблизи пятно приобрело форму арки – это был сводчатый проём в стене. Они шагнули, пригнувшись под низким сводом, и очутились в просторном зале. Стены зала терялись в темноте, ярко освещён был только участок напротив входа. Посверкивали огоньками крапинки слюды в каменных плитах пола, блестел, как облитый маслом, прямоугольник алтаря.

   Алтарная плита, уложенная на поперечины гранёных столбиков высотой до пояса среднего человека, была пуста. Столбики восьмиугольной формы слегка утолщались в середине, что создавало эффект напрягшейся от тяжести руки. По сторонам плиты возвышались металлические стойки, напомнившие Рэму вешалки для шляп. Витой металл стержня завершался коническими чашами – одной посередине, и несколькими поменьше, по краям.

   В каждой чаше горел фитиль, пропитанный маслом. Трепещущий свет огоньков отражался в полированном металле.

   Ястреб остановился, не дойдя нескольких шагов до алтаря. Отпустил плечо Рэма и склонил голову:

   – Господин.

   Что-то прошелестело. Позади алтаря шевельнулась тень. Качнулись огоньки в светильниках, и тень увеличилась, распластавшись по полу диковинной птицей.

   – С чем ты пришёл ко мне, Ястреб? – спросил хрипловатый, низкий голос.

   Рэм, который не собирался кланяться, увидел, как из полумрака выступил силуэт крылатого существа. Странная фигура подступила ближе, качнулась вперёд, взмахнула крыльями. В сиянии масляных ламп она казалась снежно-белой, в глубоких складках её одежд багровела тьма, и Рэм вдруг понял, что это просто человек, закутанный в белый плащ. Руки человека были воздеты вверх и в стороны, а красные полосы на ткани рукавов-крыльев казались маховыми перьями большой хищной птицы.

   – Ваш венценосный брат прислал ответ, господин, – ответил Ястреб.

   – Говори.

   – Мне велели передать вам этого юношу, – советник указал на стоящего рядом Рэма. – Вот он.

   Человек в белом одеянии двинулся вокруг алтаря. Длинный плащ скрадывал движения, и казалось, что тот плывёт над полом.

   – Всего один мальчик? – человек откинул капюшон, и Рэм увидел лицо старика. Узкие, в складках тяжёлых век, глаза смотрели рассеянно, словно человек плохо видел. – Это всё, что мой брат пожелал мне дать?

   – Ваш брат сказал, что этот мальчик стоит стада овец.

   – Ты верный раб своего господина, Ястреб, – человек в плаще посмотрел на Рэма. – Подойди ко мне, юноша.

   Рэм шагнул вперёд. Фитили в полированных светильниках еле слышно потрескивали. Тёплый воздух дрожал над алтарём, оранжевый свет переливался вслед колыханиям воздуха, и каменная плита казалась живой. Душный запах ароматических масел щекотал горло и оседал на языке приторно-горькой плёнкой.

   Теперь алтарь стал виден во всех подробностях. Плита, уложенная на гранёные столбики, не была идеально гладкой. Посередине и ближе к краю её покрывали царапины разной длины, а по периметру плиту обегала глубокая канавка. Канавка прерывалась с одного угла, и хвостик её сбегал вниз, где в полу чернела дыра, очевидно, сток для жидкости.

   – Посмотри на меня, юноша, – глухо сказал человек-птица.

   Рэм оторвал взгляд от канавки. Такая же штука, только в десятки раз меньше имелась на кухне его матери. Или то была мать Ромки? Разделочная доска с точно такой же канавкой по краю. Даже царапины, вроде тех, от кухонного ножа, которым мать резала кур, исчертили гладкую каменную поверхность.

   Он поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от шрамов на камне, и увидел то, что до этого скрывалось в тени: из стены позади алтаря торчали штыри, расположенные через равные промежутки. Некоторые были пусты, а на трёх, прямо над головой старика в плаще, висели страшно оскаленные маски. Лица людей, с разинутыми или скорбно сжатыми ртами. Клочьями нечёсаной пакли вокруг застывших в вечной гримасе масок топорщились волосы.

   – Кто это? – едва выговорил Рэм. Вместо голоса из перехваченного горла вырвалось воронье карканье, но старик его понял.

   – Это жертвы. Добыча бога.

   – Вы приносите богу добычу? Как охотничий пёс?

   Человек в белом плаще обернулся и посмотрел на стену, где висели маски:

   – Я всего лишь его служитель. Боги сами выбирают свою добычу.

   – Они сам вам об этом сказал? – зло спросил Рэм. В аромате медленно горящего в фитилях масла он чувствовал теперь сладкий запах разложения.

   – Бог говорит со мной, – старик шагнул вплотную и заглянул в глаза пленнику. – Он приходит ко мне ночью и говорит странные вещи. Тогда я просыпаюсь, и начинаю гадать, что это значит.

   Он указал на сморщенные головы:

   – Иногда без гадания на внутренностях не обойтись. Если сон сулит войну или смерть, я должен прибегнуть к высшей жертве.

   Рэм теперь видел глаза старика так близко, что его отражение в расширенных зрачках стало чётким, как на картинке. Должно быть, дед давно свихнулся в своём лабиринте, среди отрезанных голов и дымящих масляных ламп. Что он туда подмешивает?

   – Вы и мне собираетесь выпустить кишки? – голова от аромата масляных ламп стала пустой и звонкой. Каждое слово эхом отдавалось в ушах.

   – Не знаю, – жрец неведомого бога моргнул, склонил голову набок, разглядывая пленника. – Я ещё не решил.

   – Ага, вскрытие покажет, – проворчал Рэм. – И молодая не узнает, какой танкиста был конец. Эх, мать моя женщина...

   – Какая мать? – растерянно спросил старик. – Что ты говоришь, мальчик? Твои слова мне непонятны.

   – Это слова бога, – злорадно сообщил Рэм. – Их без жертвы не понять.

   – С тобой говорит бог? – жрец отшатнулся.

   – Если любопытно, можешь выпустить мне кишки на алтаре, – хмыкнул Рэм.

   Страх куда-то ушёл, в опустевшей голове стоял лёгкий звон. Рэм подвигал плечами. Тело казалось невесомым, как во сне. Сейчас он мог бы взять меч у стоящего рядом Ястреба так же легко, как отобрать конфету у ребёнка.

   – Но тогда я уже ничего не смогу тебе рассказать. О моей матери, о боге, который нас сюда послал. Эх, и как далеко послал-то...

   Рэм опять ухмыльнулся. Зрение странно расширилось, и сейчас он видел весь зал целиком. От ярко освещённого алтаря до укрытых во тьме углов, где притаились мохнатые пауки. Фигуры жреца в белом плаще и замершего сзади и чуть сбоку Ястреба отдалились, и Рэм наблюдал их со стороны, словно парил над ними в воздухе.

   – Говори, – потребовал жрец. – Расскажи мне о твоём боге.

   Рука его нырнула в складки широкого плаща и вернулась со странно изогнутым жезлом. Это была изогнутая буквой "S" палка толщиной в запястье ребёнка. На одном, вытянутом конце буквы блестел металл наконечника, заострённого до игольной остроты. Металл иглы серебристо блестел, и видно было, что его часто и тщательно полировали.

   – Бог явился моей матери из пепла прогоревшего очага. Он не назвал ей своего имени, но она приняла его, как мужа.

   Рэм услышал, как рядом судорожно вздохнул Ястреб. Старик в белом плаще поднял руку с изогнутым жезлом, и Рэм приготовился отобрать у жреца его оружие. Игольчатое жало глянуло ему в глаза, металл острия блеснул серебром.

   – Когда моя мать родила, её отец велел забрать у неё родившихся близнецов, и бросить их в реку...

   – Подожди, – слабым голосом прервал его жрец. Рука его, прижавшая жезл к груди, дрожала. – Ты сказал, вас велели бросить в реку?

   – Да. Нас положили в корыто и отнесли к реке. Но мы не утонули. Нас вынесло на берег, и мы лежали там одни.

   – Как же вы не умерли? Ведь брошенные младенцы обречены на смерть, – глухо спросил Ястреб.

   – К нам прибежала волчица, и согрела нас. Она была мягкая и пушистая, – Рэм вспомнил Альму, как она забиралась к нему на одеяло, когда думала, что он спит, и прижималась мохнатым боком к его ногам. – Она кормила нас своим молоком. Потом ещё дятлы всякие летали, гусениц приносили.

   Он даже не соврал, ведь Ромка вправду ел гусениц. И, может быть, её выронил с высоты какой-нибудь зазевавшийся дятел.

   – Вас воспитала волчица? – жрец, не отрываясь, смотрел в глаза пленника. Лицо его стало похожим на засушенную маску, что висела за его спиной на стене.

   – Я помню, как мы бегали по лесу, и искали пристанища, – честно ответил Рэм. – Мы убили разбойника, который грабил людей, и разогнали грабителей, которые хотели отнять овец у хозяина.

   – Подожди, – глаза старика расширились от удивления. – Так это вы убили людей Громкоголоса, когда они пытались увести стадо?

   Рэм пожал плечами:

   – Они начали первыми. Я не хотел никого убивать.

   – Как звали вашу мать? – Ястреб обошёл своего пленника и заглянул ему в лицо. – Как её имя?

   Старик кивнул, жадно глядя на Рэма. Рука его, сжимавшая жезл, побелела.

   – Мы не знаем. Нам никто этого не сказал. Ведь её отец до сих пор хочет нашей смерти. Если он найдёт нас, то убьёт.

   Ястреб положил ладонь на пояс. Пальцы его охватили рукоять меча. Рэм увидел, как зрачки советника расширились, и тут же сузились до чёрной точки.

   Старый жрец поднял руку с жезлом и медленно описал в воздухе круг. Всмотрелся в центр получившейся фигуры, в которой оказалось лицо Рэма: